Текст книги "Выдумщик"

Гутман, однако, ситуацию прояснить не смог – наоборот, запутал ее еще больше. По его словам выходило, что толчок ко всей теме дала какая-то Мишуткина прошмандовка – то ли Люся, то ли Люда, которая невесть где надыбала какие-то копии документов и приволокла их Плейшнеру как раз при Моисее Лазаревиче…

Антибиотик аж за голову схватился:

– Ну, Моисей, ну… Кочаны заклинило? С блядями серьезный бизнес забодяжить решили?! Ну вы позорники… А я теперь вашу дристню расхлебывать должен?

Гутман трясся и божился, что тема чистой была – случайно, мол, выскочила… Виктор Палыч махнул рукой и начал вызванивать Черепа, чтобы отдать ему распоряжение на розыск этой Люси-Люды… Однако явившийся вскорости Череп привез еще одну непонятку – оказывается, после смерти Ващанова, но еще до похищения Плейшнера кто-то замочил некоего Гришина, заместителя гендиректора «ТКК», бывшего комитетовского майора. Тут у Виктора Палыча совсем мозги набекрень пошли – ясное дело, из-за чего конторские так борзанули с Плейшнером – как тут не обуреть, ежели их людей валить начали… Но кто «сделал» этого Гришина? И зачем? Мишутка? Он бы на такой шаг без санкции Антибиотика не пошел… Не должен был, по крайней мере, пойти…

– Ну, и что ты обо всей этой канители думаешь? – спросил Виктор Палыч своего начальника «контрразведки».

Череп пожал плечами:

– Я предполагаю, что смерти Ващанова и Гришина, а также последующий захват Некрасова – звенья одной цепи. Все эти события так или иначе связаны с партией «Абсолюта»… Если Некрасова грамотно обработали, то… В сложившейся ситуации мы можем получить серьезный конфликт с трудно прогнозируемыми последствиями…

– Ну, и?.. – сжал челюсти Антибиотик. – Ты договаривай… Что делать-то дальше? Как мыслишь?

Череп покачал головой:

– Принимать решение вам… С моей точки зрения – обострение нам невыгодно… Я бы пожертвовал этой водкой… Или – хотя бы ее частью… Тогда можно было бы начать переговоры.

– За своих хлопочешь? – Виктор Палыч ощерился. – Вот так вот сразу – возьми и отдай нажитое? Фасон уроним…

Бывший подполковник КГБ спокойно ответил:

– Я лишь стараюсь учитывать реальные возможности противника. А они достаточно широки…

Антибиотик задумался, поцыкал зубом, наконец кивнул:

– В конце концов, пойло это можно и по-умному вернуть. Предъявы-то никто никому не делал пока… Плейшнер… Его все равно менять надо было, он мышей ловить перестал… Гена – упокой его душу, Господи – тоже как чирей на залупе цвел, раздражал мусорскую массу да знал много… А с корешами твоими бывшими не грех было бы и поближе завязаться вместо того, чтобы подляны друг другу строить… Серьезные люди всегда договориться могут… Ладно, тут обмозговать все надо как следует… И расклад просечь пошире нужно… Ты вот что – шкурку эту сыщи, Люсю-Люду, растряси ее до матки. И с Гришиным этим – тоже прояснить тему требуется… Может, и впрямь на ком из них косяк[28]28
  Косяк – здесь: убийство (жарг.).


[Закрыть] висит – так того поганца сыскать… Чтоб было, на чем торг держать…

Череп немедленно приступил к реализации полученных указаний, а Виктор Палыч вызвал к себе Валеру Ледогорова, дабы передать ему «грядку» Плейшнера со всеми оставшимися после Мишутки делами. Валеру Бабуина старик почти любил (если он вообще был способен кого-то любить); по крайней мере доверял ему многое.

Ледогорову было поручено навести ревизию в хозяйстве Плейшнера; ему же Виктор Палыч передал и Гутмана, наказав беречь Моисея Лазаревича как родного папу, поскольку без старого еврея могли забуксовать многие дела. А пока разборка с комитетчиками не закончилась, еврея могли выкрасть так же, как и Мишутку. Валеру, естественно, пришлось ввести в курс дела и по всей этой тухлой водочной запутке… Бабуин «закусил» все на лету – Антибиотик даже удивлялся порой, откуда в башке у бывшего боксера столько мозгов неотбитых осталось…

Убийцу Гришина – некоего отмороженного бычка Леху Толстого – Череп высчитал и взял очень быстро. Парня сдала его же баба – продавщица из ночного киоска, неподалеку от которого Гришин и погиб… Эту барышню, надо сказать, допрашивали и в милиции, но там она ничего не сказала, в отказняк пошла… Ну а люди Черепа расспросили ее построже, они ведь не были погонами да законами скованы…

Леху с его Ниночкой вывернули наизнанку – и Череп лично убедился в том, что смерть Гришина никак не была связана со злополучным «Абсолютом»… Леху до поры посадили в персональный загородный «зинданчик» Антибиотика – в бетонный бункер, оборудованный в одном загородном доме. Голова Толстикова могла понадобиться для переговоров с комитетчиками. Ну а ларечница Нина исчезла навсегда, ее утопили в озере Долгом – на всякий случай, чтобы не сболтнула потом чего-нибудь.

Хуже дела обстояли с розыском Людмилы Карасевой – любимой проститутки Плейшнера по кличке Медалистка… Вот ведь как в жизни все бывает – Череп-то изначально полагал, что как раз проститутку будет найти намного легче, чем убийцу Гришина, а вышло все наоборот… Медалистка исчезла непонятно куда. Тряхнули ее подружек – те показали, что на Милку вроде какое-то наследство свалилось чуть ли не с неба, она и собралась в другой город переезжать, даже «отвальную» на прощание устроила. Между прочим, «отвальная» эта состоялась за три дня до кражи контейнеров с «Абсолютом». Но вот что интересно – ребята Черепа навестили квартирку, которую снимала Медалистка, и обнаружили там полнейший кавардак, будто кто-то рылся во всех вещах, искал что-то… Нашли они и документы Карасевой, а также билет на поезд до Москвы, а сама девица будто в воду канула… Не могла же она уехать, бросив все свое барахло – все тряпки-побрякушки? К ней на родину, в Череповец, на всякий случай были посланы двое парней – они вернулись ни с чем, но Череп не сомневался, что в конце концов он найдет и Медалистку, так же, как вычислил Леху Толстого. Череп умел искать.

Возможно, вся эта история с водкой и завершилась бы куда более спокойно для многих ее участников, но…

Двадцатого мая 1994 года неизвестные совершили дерзкую попытку ликвидировать самого Антибиотика. Его «Волга» (сделанная по специальному заказу), сопровождаемая джипом «Чероки», двигалась по направлению к загородной резиденции в Репине. Стоял замечательный мирный майский вечер, и вдруг – на тебе! – два гранатометных выстрела, а потом прицельные очереди из двух, опять-таки, автоматов… Благодаря специальному переоборудованию «Волги» сам Антибиотик пострадал не очень сильно – стукнулся лицом о лобовое стекло, набил шишку… А вот водителю повезло меньше – он с разрешения Виктора Палыча ехал с опущенным со своей стороны стеклом, туда и залетела пуля, пробившая бедолаге плечо насквозь… Хорошо, шофер оказался молодцом – несмотря на рану, дал по газам и выскочил из сектора обстрела… С джипом дела обстояли хуже – вялая попытка ответить киллерам огнем успеха не имела, а экипаж «Чероки» был выведен из строя в полном составе – двое погибших, трое раненых. Раненым (правда, не очень тяжело – в предплечье) оказался и сам Череп, следовавший в этот раз за «Волгой» Виктора Палыча в джипе. Старик почему-то не выносил, чтобы с ним в машине находились другие пассажиры, – исключения он иногда составлял лишь для девиц, которых любил покатать, а иногда и «пользовал» прямо в машине…

Покушавшихся, естественно, задержать не удалось – потом только в лесу обнаружили две брошенных «мухи» да два «калаша»… Почерк нападавших, по мнению многих, как-то очень сильно ассоциировался со спецслужбами.

Антибиотик разъярился так, что его чуть «кондратий» не хватил. Его, Виктора Палыча Говорова, человека, за которым стояли не просто большие, очень большие деньги (в некоторых городах бюджеты намного меньше), хотели тупо отправить в небытие какие-то отставные козлы – и из-за чего? Из-за вшивого миллиона с небольшим долларов?!! И ведь даже предъяву не сделали, падлы!

С такими придурками Антибиотик ну никак не мог уже вступать ни в какие переговоры… И не ответить на наглость он не мог. В этом мире так: не ответили на пощечину сразу – завтра о тебя все ноги вытрут…

Поскольку никакого сомнения в том, кто стоял за нападением на шоссе, у Виктора Палыча не было – он принял жесткое решение в отношении руководителя фирмы «ТКК» подполковника КГБ в отставке Дмитрия Максимовича Бурцева. Осторожные возражения Черепа Антибиотик даже слушать не стал – раскричался по-стариковски, разнервничался… А ведь Череп дельные мысли высказывал: не упираться в одну только комитетовскую версию… Видать, стало притупляться все-таки с возрастом чутье у Антибиотика, не проинтуичил он, что на самом-то деле вовсе не комитетчики засаду на дороге устроили.

(А на дороге-то, кстати, работали два бывших офицера-десантника, выгнанные в разное время из армии за какие-то грехи. Они даже не знали, кого пытались гасить, – обоих их высвистал из Рязани Валера Ледогоров, он и наводку дал втемную… Дело в том, что Бабуина уже давно достал Виктор Палыч с его занудными проповедями, с его контролем и паханскими замашками. Валера считал, что старик, конечно, сделал много, но – возраст есть возраст, пора и на покой, пора дорогу молодым открывать… К сожалению, Антибиотик принадлежал к той породе зловредных стариков, которые уходят на покой лишь вперед ногами… Ледогоров давно бы шлепнул Виктора Палыча, но опасался Черепа с его «контрразведкой», опасался, что заговор будет раскрыт… А тут, когда подвернулась шикарная возможность «повесить косяк» на «комитетчиков», – Валера не удержался… И ведь почти получилось все. Но «почти», как известно, не считается…)

А Виктор Палыч так разозлился на комитетчиков, что даже ликвидацию Бурцева решил не поручать Черепу, – в его преданности старик не сомневался, но вот решил Антибиотик скапризничать, показать таким образом Черепу свое неудовольствие… Виктор Палыч вызвал в Питер своего личного исполнителя – человека, проверенного неоднократно, о котором в окружении Антибиотика не знал вообще никто.

До майора Назарова информация о покушении на Антибиотика дошла 22 мая – и Аркадий Сергеевич ей даже не удивился… Он уже утратил способность удивляться чему-либо – последнее время ему казалось, что всех, кто был в той или иной мере причастен к событиям вокруг «водочного контракта», затянуло в какую-то безумную карусель, которая сама решает, когда «сбросить с круга» очередного седока. А седоки – они, будучи не в силах остановить дьявольский аттракцион, совершают одни только ошибки… Иногда Назарову, который не мог постичь внутреннюю логику событий последнего месяца, казалось, что он сошел с ума, иногда – что он единственный нормальный в сумасшедшем доме…

Нет, Аркадий Сергеевич еще продолжал по инерции работать, он даже пытался с помощью своих источников вычислить возможные маршруты движения контейнеров с водкой от Пыталова. Но Назаров уже чувствовал, что свою партию он проиграл, – проиграл с самого начала, когда еще только знакомил Олафсона с Бурцевым… Да, его судьба решилась тогда. А потом… Потом было лишь барахтанье, которое могло только немного затормозить окончательное засасывание в огромную безжалостно-равнодушную воронку.

Узнав о попытке ликвидации Антибиотика, Аркадий Сергеевич пожал плечами и даже не стал выходить на разговор с Бурцевым… Что он мог изменить, этот разговор?

А кровавая карусель продолжала набирать обороты.

Двадцать пятого мая, средь бела дня в Летнем саду неизвестный произвел прицельный выстрел из пистолета ТТ в голову Дмитрия Максимовича Бурцева, скончавшегося от полученного ранения на месте… Правда, киллеру тоже не повезло: Бурцев в Летнем саду должен был встретиться со своим доверенным лицом – сотрудником уголовного розыска, этот офицер успел заметить убийцу и даже выстрелил в него несколько раз, но преступнику удалось оторваться, его на набережной Фонтанки ждала белая «девятка»…

Смерть Дмитрия Максимовича не решала проблем Назарова – наоборот, она делала положение майора еще более безнадежным. Аркадий Сергеевич был убежден в том, что его контора уже очень плотно занимается выяснением обстоятельств гибели двух своих бывших сотрудников, занимается скрытно, на оперативном уровне… В определенных случаях контора обходилась без процессуальных тонкостей, и Назаров это знал… А раз так – то рано или поздно «собственная безопасность» откопает подробности водочного контракта и выяснит роль Аркадия Сергеевича в этой сделке… И все… Скорее всего, ему, Назарову, предложат уволиться по-тихому, если на тот момент политическая конъюнктура не потребует разоблачения «коррупционера в рядах ФСК»… Но даже если уволят по-тихому – куда потом идти? Бурцев – мертв, фирма «ТКК» – агонизирует, и кто возьмет паленого майора?

Двадцать шестого мая Назаров отправил семью на дачу, коротко сказав жене:

– Так надо.

Супруга, давно приученная не задавать лишних вопросов, уехала, быстро собрав дочку… При прощании Аркадий Сергеевич старался не смотреть в лицо жене, изо всех сил сдерживавшей слезы, – она не понимала, что творится с мужем, но по-женски чувствовала беду.

А 27 мая, как раз накануне похорон Бурцева, Назарову удалось, наконец, дозвониться до журналиста Серегина – он вернулся из Швеции двадцать первого, но все это время майор никак не мог застать его в редакции… Собственно говоря, Аркадий Сергеевич звонил Серегину уже просто по инерции – по привычке доводить начатое дело до конца… Назарова трудно было чем-то удивить, но когда Серегин взял трубку – майор испытал шок, потому что сразу узнал голос… Этот голос принадлежал анониму, позвонившему Аркадию Сергеевичу в день прибытия партии «Абсолют» в Петербург… Ошибиться Назаров не мог – он десятки раз слушал запись того памятного разговора, толкнувшего его на дурацкую, непродуманную комбинацию с Ващановым.

Аркадий Сергеевич понял, что добрался до ключика ко всей головоломке с «Абсолютом», но разрешить ее все равно не мог… Да, Серегин, по словам Олафсона, был знаком с компаньонкой Кости – Рахилью Даллет. Да, Серегин мог обладать (и судя по всему – обладал) подробной информацией о поставке водки… Но зачем журналист звонил с предупреждением ему, Назарову? И для чего он потом дал покойному Бурцеву «наколку» на Плейшнера? А может, он, Назаров, все-таки ошибается? Может, у него уже бредовые фантазии начались?

Майор собрался с мыслями и принял решение съездить в «Лениздат» – там располагались редакции питерских газет, там находился кабинет Серегина…

Воспользовавшись служебным удостоверением, Аркадий Сергеевич прошел через проходную «Лениздата» беспрепятственно и поднялся на этаж, на котором располагалась редакция городской молодежки. Остановив в коридоре какую-то серьезную барышню, Назаров спросил:

– Простите, не подскажете, где я могу видеть журналиста Серегина?

– Да вот он стоит у своего кабинета, – равнодушно мотнула головой девушка и пошла дальше по своим делам.

Назаров перевел взгляд и понял, что не ошибся, идентифицировав голос журналиста с голосом анонима, – Серегин полностью соответствовал словесному портрету, который нарисовала бабка-киоскерша с Садовой: черноволосый, с лицом, близким к кавказскому типу, – даже зеленая хлопковая «натовская» куртка присутствовала, ее журналист, видимо, собиравшийся куда-то уходить, держал в руках… Серегин разговаривал с каким-то парнем, и до Назарова долетел обрывок его фразы:

– Ну, старик, я даже не знаю, как тебе это объяснить… Если сам не понимаешь – значит, не судьба…

Аркадий Сергеевич закусил губу – эту фразу почти с той же интонацией сказал ему когда-то аноним.

Первым порывом Назарова было подойти к журналисту и немедленно потребовать от него объяснений, но неожиданно майор передумал – он хотел подготовиться к разговору… Аркадий Сергеевич развернулся и пошел к выходу.

Назаров взял на работе два отгула и попытался выстроить предстоящий разговор. Ничего не получалось, мысли рассыпались в какую-то труху, Назаров не мог вычислить главного – мотивов поступков Серегина… Аркадий Сергеевич даже засел в Публичке с подшивками газет – он искал статьи Серегина, пытался просчитать журналиста через его материалы.

Статьи Серегина, посвященные организованной преступности, майору неожиданно понравились – он увидел в них многое из того, под чем мог подписаться сам. К сожалению, после прочтения материалов у Назарова появилось еще больше вопросов – майор был неплохим аналитиком и не мог не заметить в статьях многих недоговоренностей, указывавших на то, что автор располагает гораздо большим объемом информации, чем та, что пошла в печать… А еще Аркадий Сергеевич, натолкнувшись на заметку, датированную февралем 1992 года, вдруг вспомнил – этот журналист однажды звонил ему… В заметке шла речь об одном криминальном эпизоде – попытке взрыва квартиры таможенника. Да, тогда тот Серегин, непонятно как добывший рабочий телефон Назарова, позвонил ему, попросил откомментировать ситуацию… Разговор был недолгим, Аркадий Сергеевич переадресовал журналиста к оперативникам службы «Т», даже почему-то дал телефон занимавшегося тем делом опера, хотя и не должен был так поступать… Вот чем, оказывается, объяснялась фраза анонима об услуге, которую ему оказал Назаров… Но зачем Серегин начал какую-то непонятную игру, плохо сочетавшуюся с его журналистской профессией? На этот основной вопрос Аркадий Сергеевич так и не смог найти ответа…

Тридцатого мая Назаров решился на разговор – он уже измучил себя настолько, что не мог больше ждать. Собственно говоря, майор не верил, что разговор с Серегиным способен что-то исправить или изменить – Аркадий Сергеевич просто хотел понять… Понять что-то очень важное, понять причину, по которой пошла под откос его жизнь, – а в том, что она пошла под откос, Назаров не сомневался… Контора высчитает его, высчитает обязательно – это вопрос времени. Значит, нужно хотя бы успеть понять…

Вечером 30 мая Аркадий Сергеевич подъехал к «Лениздату» – Серегин был еще на работе, Назаров проверил это телефонным звонком… Около часа майор ждал в своей «четверке», наконец знакомая фигура вышла из здания и направилась к припаркованной рядом с машиной Назарова «Ниве». Аркадий Сергеевич глубоко вздохнул и вышел из автомобиля:

– Андрей Викторович!.. Задержитесь на минуточку… У меня есть к вам разговор.

Серегин удивленно обернулся:

– Вы меня?.. Кто вы?

– Майор Назаров, Аркадий Сергеевич… Если не ошибаюсь, вы мне звонили как-то…

В черных глазах журналиста что-то промелькнуло, он напрягся – почти незаметно, но Назаров это напряжение ощутил. Серегин, будто припоминая что-то, потер лоб:

– Да, что-то такое… Кажется, года три назад… Взрыв на квартире таможенника?.. А в чем, собственно говоря, дело?

Аркадий Сергеевич показал головой:

– Давайте отойдем к набережной… Я, кстати, имел в виду более поздний звонок…

Журналист пожал плечами, однако подошел вместе с Назаровым к ограде Фонтанки:

– Я не понимаю, о каком звонке идет речь…

– Бросьте вы, – сказал Назаров. – Все вы понимаете… Вы мне звонили с предупреждением относительно партии водки из Швеции… А потом вы позвонили Бурцеву-покойнику – указали на Плейшнера… Давайте не будем играть в кошки-мышки… Я наш разговор записал, а идентифицировать голос оказалось не очень сложно… У вас тембр характерный, да и выражения некоторые вы повторять любите… А вычислил я вас, когда получил информацию, что вы знакомы с некоей Рахиль Даллет – вас видели вместе в Швеции…

– Ну и что? – дернул щекой журналист. – Что это доказывает? Я не очень понимаю вас, майор… Чего вы хотите? Мне кажется…

– Не надо! – мотнул головой Назаров. – Не надо говорить, что я что-то путаю… Я ничего не путаю… И я ничего не хочу доказать… Я хочу понять…

– Что понять? – Серегин явно не собирался колоться. Он уже пришел в себя и, видимо, лихорадочно просчитывал варианты.

– Понять? – Майор глубоко затянулся сигаретным дымом. – Мотивы ваших поступков, Андрей Викторович… Для вас ведь, наверное, не секрет, что из-за странной истории, которую вы заварили с этой водкой, погибло много людей… И я думаю, список не закончился. Вас не мучает совесть?

Назаров говорил что-то не то, разговор пошел совсем не так, как бы ему хотелось, – майор не мог понять, что с ним творится, почему он говорит фразы, позволительные лишь непрофессионалу…

– Совесть?! – вдруг взорвался остававшийся до этого внешне спокойным Серегин, – видимо, и у него нервы уже были на пределе. – Это вы мне о совести говорите? Интересное кино получается… Да, я слышал кое-что о неких разборках в порту из-за партии шведской водки… Так об этом уже многие знают… Груз-то, если не ошибаюсь, был левым, не так ли, Аркадий Сергеевич? И вы об этом знали: вы – представитель контрразведки, старший офицер… И вы еще о совести говорите?!

Серегин возбужденно хлопнул себя по бедрам и зло усмехнулся:

– Нет, мне нравятся такие офицеры – горячее сердце, холодный ум и очень-очень чистые руки… Такие, которые везде и всюду ноют, что власть в стране захватила уголовная кодла, с которой ну просто невозможно бороться, потому что законов не хватает, старые-то законы – несовершенны… А бороться с мафией незаконными способами – это ни-ни, это же никак нельзя, руки-то должны чистыми оставаться! Зато можно незаконными способами поработать на свой карман – чего теряться, правда, раз вокруг одни только жулики! Нормально! В какого бывшего чекиста ни ткни, который после увольнения бизнесом занялся, – каждый скажет, что ушел, потому что работать ему не давали, жрали без хрена, честного такого… Вот и пришлось ему, горемыке, в коммерцию идти… И принципы не мешают быстро денег на «мерс» нашинковать, на хатку, на дачку… Как будто у кого-то иллюзии есть насчет честного бизнеса в нашей стране! Совесть… Вам самому-то себя слушать не противно, Аркадий Сергеевич?!

Журналист посмотрел Назарову в глаза, и майор не выдержал, сморгнул:

– Андрей Викторович, вы… Почему вы считаете, что имеете право судить, распоряжаться судьбами?! Да что вы знаете…

Серегин быстро сунул в рот сигарету:

– Ах, я теперь уже и судьбами распоряжаюсь?! Нормально… Одни воры в порту украли у других ворованное, у них грызня пошла, а я, стало быть, в ответе? Потому что якобы кому-то звонил и кто-то меня с какой-то Рахилью видел? А вам не кажется, что все, кто грязный кусок поделить не сумели, – взрослые люди, которые вполне могли самостоятельно делать выбор и принимать решения? И они его сделали, свой выбор, не так ли? И вы выбор сделали, Аркадий Сергеевич, как я понимаю!.. А теперь, когда жареным запахло, – очень хочется крайнего найти, того, кто во всем этом виноват?! Ну, и лучшая кандидатура на роль крайнего – это, конечно я! Это ведь я сводил вас с бывшими фарцовщиками, а ныне бизнесменами, я учил вас, как напарить родное государство, которое вы клялись защищать!

– Подождите, – тяжело дыша сказал Назаров. – Я, кажется, понял… Вы просчитали – не знаю, каким способом, но просчитали – расклад, а дальше начали скидывать информацию разным сторонам… Вам нужно было стравить их… И вы своего добились…

– Думайте что хотите, – с досадой, показывавшей, что Аркадий Сергеевич попал в цель, ответил Серегин. – Бегите, информируйте своих отставных друзей… Или слейте все, что нарыли, их конкурентам, они, может быть, отблагодарят посущественнее…

Майор дернулся, словно его наотмашь ударили по щеке:

– Вы!.. Да как вы… – Аркадий Сергеевич вдруг сник, ссутулился и сказал глухо: – Я не собирался никого информировать о нашем разговоре, я хотел понять сам… Но вы… Вы влезли в слишком опасную игру… Если вас сумел вычислить я, значит, сумеют и другие… Зачем? Зачем вам все это понадобилось?

Серегин в одну большую затяжку докурил свою сигарету и после короткой паузы глухо сказал:

– Мне кажется, наш дальнейший разговор не имеет смысла… Я не понимаю вас – мне вообще непонятно, о чем вы говорите… Вы не понимаете меня – и, я думаю, никогда не поймете…

– Ошибаетесь, – покачал головой Назаров. – Мне кажется, я вас понял…

– Поздравляю, – сухо кивнул журналист. – Боюсь, что я вам ответить пониманием не смогу… У вас все ко мне, майор? Тогда – желаю здравствовать… И не надо больше ко мне подходить с душещипательными разговорами… О своей душе каждый должен заботиться сам… Вот если вы официально надумаете мне что-то предъявить, тогда – пожалуйста… В официальном месте и продолжим… Извините, я спешу…

Серегин бросил окурок, затоптал его каблуком и, не попрощавшись, пошел к своей «Ниве». Назаров долго смотрел ему вслед, и майору казалось, что даже чуть сутуловатая спина журналиста выражала презрение.

Аркадий Сергеевич трясущейся рукой нашарил в кармане сигареты, закурил – в этот момент его словно ударило что-то в сердце. Назаров охнул, закашлялся, начал растирать пятерней левую половину груди… С майором никто и никогда так не разговаривал… Серегин сказал ему все то, что Назаров не решался до конца сказать себе сам… А ведь убежать от самого себя еще никому не удавалось. Известная истина: чтобы быть в ладу с собой, нужно просто не бояться задавать себе честные вопросы и давать на них честные ответы… Только делать это нужно постоянно, а не тогда, когда припрет… Потому что когда припрет, тогда честные ответы на честные вопросы могут уже прозвучать приговором – окончательным и не подлежащим обжалованию…

Назаров не заметил, как сигарета догорела до фильтра. Майор посмотрел на свою «четверку» и отвернулся – он не хотел никуда ехать, да и спешить ему было уже некуда…

Аркадий Сергеевич медленно пошел по набережной Фонтанки по направлению к Михайловскому замку… Редкие прохожие с удивлением оглядывались на него – Назаров что-то негромко бормотал, будто пытался рассказать кому-то о чем-то… А майор действительно рассказывал – он думал об отце и не замечал, что беседует с ним вслух так же, как перед смертью Татьяна Александровна разговаривала с Сергеем Васильевичем. Майору казалось, что отец слушает его, но почему-то не хочет отвечать, словно сын не сказал еще чего-то самого главного, самого важного…

У Михайловского замка в это время стояли четыре автомобиля – два японских джипа, «мерседес» и «вольво». Там проходила мирная стрелка представителей двух дружественных, в общем-то, бандитских группировок – обе они входили в империю Антибиотика… Но, как это часто бывает, даже между дружественными «коллективами» время от времени возникали мелкие конфликты, которые решались, в зависимости от их значимости, на разных уровнях. В этот раз «терка» была совсем пустяковой – два молодых пацана из-за бабы цапанулись на дискотеке, даже постреляли маленько, хорошо не попали ни в кого… Возникшую тему съехались обсудить «звеньевые» – Женя Травкин, работавший в свое время под Плейшнером, и Дима Караул, начинавший когда-то с покойным ныне Олегом Званцевым по кличке Белый Адвокат.

Женя и Дима знали друг друга давно, подвохов на стрелке не ждали, но на всякий случай каждый приехал с охраной, как того требовал сложившийся «этикет», – заодно пусть и молодые увидят, как серьезно старшие к любому, даже самому мелкому, на первый взгляд, вопросу относятся… «Звеньевые» мирно прогуливались от площадки перед замком до набережной, охрана внимательно скучала – вечер был тихим и светлым… Быстро «растерев непонятку», бандиты не торопились разъезжаться – наступающая белая ночь настроила Диму на лирический лад, и он принялся рассказывать Жене, как сам не так давно был молодым и глупым и как вписывался в разные «махаловки» из-за баб… В этот момент по набережной навстречу «звеньевым», чуть покачиваясь, вышел немолодой уже мужик в костюме и в галстуке – это был Назаров.

Аркадий Сергеевич, ушедший глубоко в себя, вдруг вздрогнул, услышав, как один стриженый амбал, гогоча, рассказывал другому:

– Ну вот, я этому задроту очкастому бью в пузо, а он руками за ногу схватился, я – дерг, а туфля у него осталась. Я – туда-сюда, а вокруг орут уже, ментуру кличут, а этот пидор скорчился, в ботинок вцепился… Я ему по еблищу пяткой – бумс, а он все равно рук не разжимает, свело, видать… Ну, я, бля, думаю – не бежать же босиком?!

Назарова заколотило – когда-то, много лет назад, его отец вот так же вцепился в бандитский ботинок и умер, и никто ему на помощь не пришел… Конечно, эти два стриженых амбала в то время еще пешком под стол ходили. Конечно, это не они убили Сергея Васильевича… Не они, но такие, как они… Аркадий Сергеевич хотел когда-то защищать людей своей страны в том числе и от такой вот мрази, а вышло…

Вышло, что он, Назаров, сам в почти такую же мразь превратился… И очень скоро его, как проворовавшегося прапорщика, попросят снять погоны и положить на стол удостоверение.

Дима Караул мазнул по странному мужику недовольным взглядом:

– Ну, че вылупился-то, папаша? Шарниры в прутиках заело? Вали отсюда, не на выставке…

Назарову и раньше приходилось сталкиваться на улицах с братками, но они никогда не позволяли себе так разговаривать с майором – по глазам чуяли серьезную ксиву в пиджаке. А теперь, видимо, и взгляд у Аркадия Сергеевича стал другим – ушло из него что-то… Наверное, навсегда… Назаров снова почувствовал, как в груди сердце сильно ударилось обо что-то. Майор медленно вздохнул, потом спокойным, будничным движением вынул из наплечной кобуры табельный «Макаров», передернул затвор и выстрелил Диме в лицо… Женя Травкин широко раскрыл глаза и, не успев даже испугаться, сказал в крайнем изумлении:

– Ты че, пидорасина, ты ебу дался?! Да ты…

Второй выстрел отправил Женю догонять уже покинувшего этот странный мир Диму.

Надо сказать, что «экипажи прикрытия», не ожидавшие никакой стрельбы, отреагировали все же быстро – Женя еще дергался в агонии, а его бойцы уже открыли огонь из помповых ружей, на которые у всех, кстати, имелись совершенно легальные разрешения… Секундой позже к пальбе присоединилась и охрана Димы… Назаров больше не успел выстрелить ни разу – его швырнуло на землю, он попытался встать и упал снова… На мгновение майору почудилось, что он увидел отца, – Сергей Васильевич молча смотрел на сына, но не здоровался и не делал никаких попыток помочь Аркадию подняться…