Текст книги "Выдумщик"

Так в руках Ледогорова оказалась пленка с записью крайне любопытного разговора, в ходе которого обсуждалось не что-нибудь, а убийство… Причем – что самое главное – в разговоре звучали необходимые имена: и жертвы, и заказчика, и даже кличка исполнителя.

Валера очень обрадовался – с такой пленкой можно было попробовать отправить Антибиотика за «колючку», а в зоне, глядишь, со стариком и еще какое-нибудь несчастье приключилось бы… И все – в этом случае Валера Бабуин стал бы самым реальным претендентом на «императорский трон»: Ильдар с Мухой сами в тюрьме сидели, Иваныч – тот высовываться не любит, Сазона убили в самом начале девяносто четвертого года, а Вова-Однорукий – у него, по мнению братвы, после ранения что-то с головой случилось… Все… Получается, что Бабуин – чуть ли не единственный наследник из тех, кого признают… Другой настолько же реальной фигуры в Питере не было…

Стремался Ледогоров, конечно, но – глаза, как известно, боятся, а руки делают. Двадцать пятого мая, сразу после того, как по городу разнеслась новость об убийстве в Летнем саду Дмитрия Максимовича Бурцева, пленка с записью разговора Антибиотика с Тузом попала в РУОП. Попала она туда путем довольно сложным, через некого Вадика Пучика, имевшего в последнее время большое влияние на заместителя начальника РУОПа полковника милиции Даниила Серафимовича Лейкина. Лейкин, кстати говоря, вовсе не был предателем или впрямую коррумпированным сотрудником – но он, к сожалению, не очень хорошо разбирался в оперативном процессе, потому что почти всю жизнь занимался исключительно политическими и воспитательными вопросами.

Так, например, Даниил Серафимович абсолютно не представлял себе, что такое «внедрение в агентурную сеть противника», – а ведь именно этот «финт» и осуществил Валера Ледогоров, подняв авторитет Вадика Пучика как «ценного агента»… Бабуин обожал «многоходовки», он вообще по натуре своей был законченным интриганом, сравниться с которым в Питере, пожалуй, мог бы только сам Антибиотик… Кстати говоря, запуская пленку в РУОП, Ледогоров скорее даже рассчитывал именно на подъем авторитета Пучика (это давало интересные перспективы), чем на реальную посадку Виктора Палыча, – дело в том, что личность Туза людям Бабуина установить так и не удалось… А ежели не удалось, то и весь разговор об убийстве ничего не доказывает. Может, завалил-то страдальца совсем не тот, кто на пленке отфиксирован, а на пленке – там вообще люди просто шутки шутили, дурачились… И пленку обязательно похерили бы, но – Антибиотику очень сильно не повезло, точнее, не повезло-то сначала Тузу, а уж потом это невезение рикошетом и по Виктору Палычу ударило…

Двадцать четвертого мая Симоненко получил отчеты групп визуального и технического контроля, отрабатывавших генерального директора фирмы «ТКК» Бурцева. Ребята из «ОРБ-сервиса» поработали, в общем, неплохо, они сумели вычислить основные маршруты, которыми пользовался Дмитрий Максимович, а также перехватили несколько телефонных разговоров – в них особо ценой информации не было, за малым исключением: из одной распечатки следовало, что 25 мая в 14.00 у Бурцева состоится встреча в Летнем саду с неким неустановленным лицом. Летний сад, по мнению Туза, как нельзя больше подходил для проведения акции – зелень кругом, уходить проще, да и подходы к объекту будут несложными – короче говоря, Симоненко принял решение «работать» Бурцева именно во время этой его встречи. Просчет Туза заключался в том, что лицо, с которым встречался генеральный директор фирмы «ТКК», так и осталось неустановленным – да, собственно говоря, это не было недоработкой самого Симоненко, ведь сбором информации по Бурцеву занимались сотрудники «ОРБ-сервиса», а их использовали «втемную», поэтому они и выполнили свою работу неплохо, но не отлично. А гонять и понукать их никто не стал, чтобы не настораживать, на дурные мысли не наводить.

Конечно, ребята из «ОРБ-сервиса» не были ангелами белокрылыми, но все равно – раскрываться перед ними не стоило, поэтому они и считали, что работают на одного иностранного фирмача, комплексно проверяющего потенциального партнера по бизнесу. Такие заказы поступали часто, и платили за них хорошо. А сам Туз – он ведь при всех своих «талантах» был все-таки уголовником, никогда не проходившим через школу спецслужбы. Это покойный старик Кораблев, скорее всего, не стал бы «работать» человека во время его встречи неизвестно с кем – да и то, отказался бы он в то время, когда был государственным человеком, когда работал в Системе, где существовало четкое разделение труда: одни отвечали за информационную поддержку операции, другие – за ее непосредственное проведение. И при недостаточной подготовленности операции мало бы кто рискнул взять на себя ответственность за ее проведение – раньше ведь в слово «ответственность» вкладывался совсем не такой смысл, какой оно приобрело в девяностые годы… Раньше «ответственность» предусматривала, что руководитель головой отвечал за провал, то есть четко соблюдался принцип кнута и пряника: все прошло хорошо – молодец, получай орден и разные другие ощутимые приятности, все сорвалось – извини, товарищ, придется судьбу тебе немножко поломать… А в девяностых годах в самых разных сферах жизни люди стали выполнять свою работу все небрежнее и небрежнее – кнут пообтрепался, пряник раскрошился, а самое главное – идеи не было… Идея – это ведь третья и, может быть, самая главная составляющая залога успешной работы. Если есть и идея, и пряник, и кнут, – вот тогда почти наверняка поставленные задачи будут выполнены блестяще…

Сотрудники «ОРБ-сервиса» работали просто за деньги, которые на пряник еще тянули (хотя и не такими уж большими они были, эти деньги), а на идею – нет. Деньги не могут быть идеей, целью, так сказать. Деньги – это всего-навсего средство… Ну, а Туз – он фактически был рабом Антибиотика, а искать идею в рабском труде – занятие бесперспективное… Тем не менее Симоненко старался – он боялся Хозяина и знал, что его ожидает в случае невыполнения «работы». Другое дело, что «работу» свою Туз не любил, а потому и не вкладывал в нее душу, не горел… Как известно, без души даже борщ-то толковый сварить трудно… Симоненко хотелось поскорее закончить «работу» с Бурцевым и улететь из чуждого, подавлявшего своей надменностью Питера. Поэтому и решил Туз все завершить в Летнем саду.

А Дмитрий Максимович Бурцев должен был встречаться в 14.00 двадцать пятого мая не с кем-нибудь, а с капитаном милиции, сотрудником «убойного» отдела главка[34]34
  «Убойный» отдел – второй отдел УУР ГУВД по Санкт-Петербургу и области. Этот отдел занимается раскрытием умышленных убийств.


[Закрыть] Александром Пименовым. Если бы об этом знал Туз – он, возможно, и выбрал бы другое место и время для проведения «ликвидации», потому что розыскники-«убойщики», как правило, всегда ходили при оружии, которым неплохо умели пользоваться…

Двадцать пятого мая 1994 года в 13.50 автомобиль «Вольво-940» доставил Бурцева к Летнему саду – машина затормозила всего метрах в двадцати от белой «девятки», в которой сидел наблюдавший за входом в сад Туз.

Дмитрий Максимович взглянул на часы и отпустил шофера, велев ему вернуться минут через сорок, а сам поспешил в глубь Летнего сада к открытому кафе, где и была назначена встреча с Пименовым.

Бурцев ощущал подавленность и какую-то тревогу, впрочем, он не удивлялся своему настроению – с чего ему было быть хорошим, если никаких перспектив в поисках пропавшей партии «Абсолюта» пока не намечалось, хотя Дмитрий Максимович и задействовал все свои оперативные возможности. Кстати говоря, к этим «оперативным возможностям» относился и сотрудник уголовного розыска капитан Пименов – в свое время он был… нет, не оформленным агентом, а скорее – доверенным лицом Бурцева. Тогда, когда Пименов еще только-только начинал свою карьеру, сотрудники милиции еще величали комитетчиков старшими братьями… Выйдя в отставку, Бурцев не стал оставлять «конторе» в наследство всех своих людей, справедливо посчитав, что самые ценные кадры когда-нибудь и ему самому пригодятся, да и жаль их было передавать на связь неизвестно кому… Когда Дмитрий Максимович увольнялся, «контора» уже была не той, что раньше.

«В какое странное время мы живем, – думал Бурцев, шагая к месту встречи с Пименовым. – Никогда еще наше государство не было таким аморфным и бессильным. Все эти нынешние «силовые структуры» на самом деле откровенно слабы – и, что самое страшное, складывается впечатление, что новым властителям эта слабость выгодна, есть возможность хорошую рыбку половить в мутной водичке… А новоиспеченные начальники этих силовых структур – эти «юннаты», как их профессионалы называют, – они тоже какие-то совсем странные… Иногда кажется, что они прямо заинтересованы в скорейшем ссучивании своих подчиненных – пусть спиваются, пусть сдруживаются с теми, кого они сажать должны… А все это пиздобольство про беспощадную войну с преступностью? Слушать противно – пудрят мозги обывателям, которые верят в эту брехню только потому, что без надежды жить совсем уж как-то страшно…»

Дмитрий Максимович вдруг скривился, как от сильной боли, – он поймал себя на мысли о том, что и сам тоже ловит рыбку в мутной воде – может, и не такую крупную, как на самом «верху», но все же… Бурцев гнал от себя такие мысли – тягостно было ему, бывшему чекисту, причислять себя к когорте жуликов. Бизнесмен – оно, конечно, звучит поприличнее…

«Ладно, – постарался договориться сам с собой Дмитрий Максимович. – Сейчас главное – из этого говна с «Абсолютом» вылезти… А там… Лишь бы фирма сохранилась – в конце концов, не может же этот беспредел в государстве вечно продолжаться…»

Еще на подходе к летнему кафе Бурцев заметил за одним из столиков сухощавую фигуру Пименова, и настроение у бывшего комитетчика стало понемногу выравниваться. Сашку Дмитрий Максимович знал много лет – знал и уважал, а в каком-то смысле даже и любил. Пименов, конечно, не был ангелом – но он был настоящим опером, для которого работа важнее хороших отношений с начальством или с братвой. Пименов не работал на Бурцева в прямом смысле, он, скорее, помогал, когда мог, когда это не противоречило его принципам. Ну, а Дмитрий Максимович в ответ старался немножко подкармливать опера, чтобы тот не протянул ноги на государственной зарплате…

Поздоровавшись с Сашкой, Бурцев не стал сразу заводить серьезный разговор о своих проблемах. У них с Пименовым был выработан особый ритуал на встречах – сначала они всегда просто пили кофе и трепались за жизнь и лишь потом переходили к вещам более серьезным. Но на этот раз они даже кофе допить не успели – Пименов как раз прикуривал, скосив глаза на кончик сигареты, когда Бурцев, оборвав фразу на полуслове, вдруг ткнулся лицом в стол, пятная белый пластик кровью… Выстрела Пименов не слышал, но все равно сразу понял, что Дмитрий Максимович получил пулю в голову… Не зря, видно, называл Сашку одним из своих любимых учеников Сергей Николаевич Клеверов – легендарный мастер с «Динамо»: капитан среагировал мгновенно: упал боком на землю, выхватил пистолет из наплечки, перекатился, нашел глазами цель – бегущего к выходу из Летнего сада сутуловатого человека со стволом в руке… Остальные посетители кафе даже не успели еще осознать, что, собственно, происходит, когда капитан Пименов произвел три прицельных выстрела подряд по убегавшему киллеру.

Сутулый упал, но тут же поднялся, и почти сразу же закричали люди, стайкой метнулась невесть откуда взявшаяся детвора, перекрывшая капитану цель… Опер выругался, вскочил на ноги и побежал к выходу из сада, но успел лишь увидеть рванувшую по Фонтанке в сторону Невского белую «девятку»…

Туз, плюхнувшись на заднее сиденье машины, хрипло выдохнул прямо в белые от страха глаза бычка:

– Гони, хули вылупился, бакланюга!

Бычок всхлипнул и дал по газам – его всего трясло, потому что таких раскладов он никак не ожидал. Парня – кажется, его звали Пашей – использовали втемную, он всего-то навсего должен был доставить Туза к Летнему саду и оттуда – в аэропорт, и ничего этот Паша не знал ни о своем пассажире, ни о том, что за дело у него минутное намечалось в любимом месте отдыха петербуржцев. Симоненко стонал от жгучей боли в правом боку, рвал руками торопливо автомобильную аптечку, а Паша давил на газ, постоянно оглядывался и истерично повторял:

– Я на мокрое не подписывался, не подписывался, не подписывался…

Машину Паша гнал к Московскому проспекту – видимо, он еще не успел понять, что его пассажиру уже не нужно в аэропорт… На Московском Туз немного отошел от шока и понял, что при такой езде их первый же «гаишник» остановит – а там, там этот придурок Паша его сдаст вчистую…

– Во двор давай! – скомандовал Симоненко, кривясь от боли.

– А?! – Паша дернулся от звука его голоса так, что «девятка» резко вильнула на скорости.

– Во двор, падла, убью!! – заревел Туз, и бычок мелко закивал, свернув в ближайшую подворотню – там он и остался, глупый, в своей «девятке» и с пулей в недоразвитом мозгу…

А Туз, накинув Пашину куртку, ушел дворами, сделал круг, вышел к скверу, упал на скамейку. У него сильно кружилась голова.

После «работы» Симоненко должен был вылететь в Мурманск, чтобы отфильтроваться там пару недель – но теперь билет на самолет стал ненужным, с дырой в боку в аэропорт можно даже не соваться… Дешево все получилось… А сейчас еще этого Пашу в подворотне найдут, и начнется – облавы и прочесывание города, план «Перехват» и прочие мусорские мульки…

Туз встал со скамейки и, качаясь, побрел к будке таксофона. У него уже все плыло перед глазами, когда он набирал номер мобильного телефона Антибиотика.

– Ну! – откликнулась трубка голосом Виктора Палыча.

– Это я, – прохрипел Туз, но Антибиотик не узнал его.

– Кто «я»?!

– «Семерик», – представился Симоненко старым своим погонялом, о котором знали немногие. – У меня палево, я заболел. Там рядом с человеком мусорно было, красный шумнул… Я заболел, тяжело… Помоги…

Виктор Палыч разразился длинной матерной тирадой, потому что хоть и говорил Туз языком условным, но все же – радиотелефон есть радиотелефон, это ж понимать надо.

– Ты, падла, офонарел совсем! Ты где?

– У парка… Победы… – Туз уже еле ворочал немеющим языком, с лица его градом катился пот.

– Выходи поближе к метро, тебя подберут! – рявкнул Антибиотик и тут же спросил о водителе Паше: – А где этот… маленький? Вы ж на колесах были?

Симоненко обтер рукавом лоб и выдохнул:

– Он… уехал… Совсем…

– Ну!.. – Антибиотик, казалось, просто задохнулся от возмущения и отключил телефон.

Туз вывалился из будки и, шатаясь, пошел по направлению к станции метро «Парк Победы». Но сделать он сумел всего несколько шагов – в боку что-то словно лопнуло, дыхание перехватило, и Симоненко упал лицом в асфальт. Сердобольные прохожие вызвали «скорую», но Туз не видел и не чувствовал, как его грузили, как везли в больницу имени Костюшко, как укладывали его на операционный стол, как извлекли пулю… Очнулся Симоненко лишь через несколько часов. Открыв глаза, Туз сразу увидел над собой два лица, принадлежность которых к мусарне не вызвала у него ни малейшего сомнения. Это были опера из «убойного» отдела Гоша Субботин и Саша Пименов.

– Очнулся? – сухо спросил Туза Субботин. – Ну и хорошо. А теперь давай по порядку – кто ты, откуда, кто на работу подрядил… Ну?

Туз устало закрыл глаза. Вот и все. Вот и лоб в «зеленке»… Когда-нибудь так и должно было все закончиться.

– Ты что, крестничек, – голос второго опера заставил Туза открыть глаза, – язык проглотил? Разговаривать разучился?

Симоненко с ненавистью посмотрел на него и прошептал:

– Падлы… Падлы красноперые…

А на следующий день с Гошей Субботиным связался опер из 15-го отдела РУОПа Вадим Резаков, который, выполняя поручения начальника отдела Никиты Кудасова, хотел взять образцы голоса Туза – чтобы сравнить их с голосом неизвестного на магнитофонной пленке, которую Валера Ледогоров подкинул РУОПу.

– Нет проблем, – ответил Гоша Вадику. – Все сделаем в лучшем виде – с тебя стакан и пончик…

Предположение начальника 15-го отдела Никиты Кудасова техническая экспертиза подтвердила – именно с Тузом Антибиотик разговаривал об убийстве Бурцева… Заключение экспертизы было получено первого июня – когда Антибиотик, кстати, о пленке узнал – стукнули ему проплаченные люди из прокуратуры, но Виктор Палыч если и встревожился, то не очень, потому что ему скормили дезу: старик был уверен, что Туз умер в больнице.

В последние дни мая оперативники из отдела Кудасова вообще поработали просто очень хорошо, и Никита Никитич уже не сомневался, что убийство Бурцева было напрямую связано с похищением со склада фирмы «ТКК» партии шведской водки «Абсолют»… В принципе, основания для задержания Говорова имелись достаточные, правда, не была выявлена привязка самого Антибиотика к похищению водки… Но во второй половине дня первого июня у Кудасова состоялся странный телефонный разговор с одной не пожелавшей представиться дамой. Эта женщина сообщила очень много интересного и, в частности, настойчиво просила проверить следующую информацию: по ее словам, минувшей ночью некий аноним сообщил по телефону «02» о том, что будут взорваны два склада, на которых якобы хранилась украденная из порта водка… Женщина утверждала, что угроза взрывов – всего лишь легенда, которая должна была навести правоохранительные органы на контейнеры с водкой…

Закончив разговор, Никита Никитич начал немедленно проверять услышанную информацию – и она полностью подтвердилась. Действительно, тридцатого мая в 20.13 служба «02» отфиксировала звонок неизвестного мужчины, сообщившего о том, что ночью будут взорваны два склада – коммерческое хранилище у мясокомбината в Московском районе и бывшая Калининская овощебаза. Мотивировка взрывов – хранение краденых контейнеров с водкой «Абсолют».

В преддверии Игр доброй воли, которые должны были состояться летом[35]35
  Этот спортивный праздник многие еще до его проведения начали называть Играми Доброго Толи – по имени тогдашнего мэра города Анатолия Собчака. Он был главным идеологом «Игр», на которые было потрачено очень много денег, безвозвратно улетевших в воздух.


[Закрыть], любой сигнал о взрывах проверялся самым тщательным образом. Информацию об угрозе спустили в соответствующие районные управления внутренних дел, на «землю». Там ответственные дежурные немедленно приняли одинаковые решения – на места возможных происшествий были направлены оперативно-следственные группы, кроме того, естественно, уведомили и оперативников ФСК из службы «Т».

Когда речь идет об угрозе взрыва какого-либо объекта, то для проникновения на этот объект оперативно-следственной группе не требуется специальная прокурорская санкция на осмотр помещений. Звонивший по «02» аноним, видимо, хорошо это понимал…

Оперативно-следственные группы подъехали к складам, вступили в контакт с охраной, потом вскрыли хранилища в присутствии понятых, запустили туда собачек (коккер-спаниелей, специально натасканных на взрывчатку) и стали дожидаться прибытия взрывотехнических бригад из ФСК.

Первое, что сделали руководители взрывотехнических бригад по прибытии на места, – это затребовали текст звонка с угрозами. Работать-то предстояло именно комитетчикам, а они отлично знали, сколько важной информации может содержаться в самих формулировках угроз. У оперативно-следственных групп распечаток со звонка анонима не было, пришлось запрашивать службу «02»… Когда же наконец тексты были получены, – комитетчики сразу сориентировали своих людей на поиск контейнеров с определенной маркировкой…

Поиски взрывных устройств, начатые уже после полуночи (то есть фактически первого июня), оказались, как и следовало ожидать, безрезультатными – никаких бомб на складах не оказалось. Более того – на бывшей Калининской овощебазе не нашли и никаких контейнеров с водкой, о которых говорил аноним. Эти контейнеры обнаружили во втором адресе, в Московском районе, где пришлось обследовать более десяти помещений.

Этими контейнерами сразу же заинтересовался опер-«бэх»[36]36
  Бэхи – сотрудники БХСС; позже аббревиатура была изменена на ОБЭП – отдел по борьбе с экономическими преступлениями.


[Закрыть], входивший в состав оперативно-следственной группы. Он затребовал у «ночного директора» хранилища документацию на партию водки, а документации, естественно, не оказалось… А дальше уже начал работать нормальный механизм оперативно-следственных мероприятий.

ОБЭП Московского района давно уже имел ряд своих вопросов к директору хранилища, некоему господину Бутову, имелись веские основания полагать, что сей достойный гражданин помимо всего прочего использовал складские помещения для операций по разливу нашего родного отечественного машинного масла в пластиковые канистры с фирменными этикетками – вот только взять Бутова с поличным все никак не удавалось, его словно кто-то постоянно предупреждал обо всех готовящихся в отношении его «бизнеса» мероприятиях. А тут вдруг – левая водка…

Опер-«бэх» просто не мог упустить из рук такой подарок судьбы. Днем первого июня он начал плотно «работать» с господином Бутовым – собственно говоря, кладовщику в разных вариациях задавался один и тот же вопрос: «Откуда водка и где документация на нее?» Бутов в ответ морщился, жаловался на плохую память, потом вдруг вспоминал, что документацию украли, – в общем, нес всякую ахинею… И видно было, что господин Бутов чего-то очень сильно опасается – он никак не мог припомнить, какая же именно организация поставила ему этот чертов «Абсолют» в хранилище… Впрочем, вполне возможно, что Бутов и сумел бы как-то договориться с ОБЭПом Московского района: может быть, и документация на водку «нашлась» бы через денек-другой, но… В разгар задушевной беседы «бэха» с Бутовым в разговор вмешался приехавший руоповский опер Виктор Савельев, работавший в отделе у Никиты Кудасова. Савельев пошептался минут пятнадцать о чем-то с оперком-«бэхом» в коридоре, а потом зашел в кабинет и сказал Бутову без особых китайских церемоний:

– Вот что, красавец… Ты, похоже, не очень понимаешь, в какое говно влетел с разбегу. Лично меня твое мелкое или крупное воровство интересует мало – я из другого ведомства, мы другими вопросами занимаемся. Так вот – для прояснения ситуации и освежения твоей памяти: двадцать пятого мая в Летнем саду был застрелен Дмитрий Максимович Бурцев, генеральный директор фирмы «ТКК». Той самой фирмы, у которой неизвестные злодеи похитили контейнеры с «Абсолютом» – те, что у тебя на складе всплыли… Бурцева убили из-за этой партии водки. Киллера мы взяли, но он сдох – подстрелили его. А нас, по секрету тебе скажу, имеют сейчас во все щели, чтобы мы заказчика нашли и приземлили – нужен, понимаешь ли, положительный пример полного и красивого раскрытия заказного убийства, а то общественность уж больно сильно возмущается, пресса правоохранительные органы критикует – министры только отфыркиваться успевают… Смекаешь? Очень нужен нашему начальству заказчик, чтобы пасти крикливые всем заткнуть. И сдается мне, гражданин хороший Бутов, что ты просто исключительно на роль этого заказчика подходишь. Водку у тебя нашли? У тебя. Значит, ты и Бурцева заказал. Усек? А разные шероховатости мы доработаем. Зато прикинь, какое раскрытие красивое будет! И общественность успокоится… А? Ты чего так расстроился-то, родной мой? Сердечко прихватило? Ничего, в Крестах тоже медпункт есть, которые из сидельцев хорошо себя ведут – им и валидол дают пососать…

Господин Бутов мгновенно оценил все перспективы, которые развернул перед ним грубый и неласковый Витя Савельев. И память у коммерсанта как-то сразу обострилась – можно сказать, полностью восстановилась. В частности, Бутов «вспомнил» и назвал человека, который поставил ему водку на хранение. Просьбу такую высказал некто Говоров Виктор Палыч – известный бизнесмен, меценат и прочая, прочая, прочая.

– Я же не знал, что за этой водярой столько мокрого, – искательно заглядывая в глаза Савельеву, причитал господин Бутов. – Поверьте, я ничего не знал! Я за других отвечать не желаю! Я честный коммерсант, и никогда… Я – никогда… Вы верите мне?

– Разберемся, – хмуро ответил Савельев. – Давай-ка, голубь, для начала твои показания официально оформим.

К вечеру 1 июня у начальника пятнадцатого отдела РУОПа Никиты Кудасова были железобетонные (как он любил выражаться) основания для задержания Антибиотика. Странно, но никакой радости Никита Никитич от этого не испытывал, – даже азарта охотника, настигшего наконец-то дичь, не было. Были сильная усталость и какая-то пустота в душе… Может быть, охота вышла слишком долгой? Или дичь попала на мушку слишком неожиданно? Казалось ведь временами Кудасову, что его противостояние с Антибиотиком будет продолжаться целую вечность… Но, скорее всего, дурное настроение Кудасова было вызвано другими причинами: Никита имел основания предполагать что с его другом журналистом Андреем Серегиным случилась беда. Кудасов гнал от себя черные мысли, но он был опером, который не привык обманывать сам себя… А расклад выходил такой, при котором шансов на выживание у Андрея не было. Почти не было – потому что один сумасшедший шанс есть даже у того, над чьей шеей уже занесен топор палача…

– Народоволец хренов! – выругался Никита Никитич – и только по удивленным взглядам Вадика Резакова и Вити Савельева понял, что выругался вслух. Кудасов вздохнул и сказал, обращаясь к Резакову: – Давай, Вадим Романович, готовь группу из наших ребят и закажи еще группу поддержки из СОБРа… Надо задерживать дедушку нашего… Где он, установили?

Резаков кивнул:

– Да он у себя, в Репине… Днем выезжал куда-то из города, а сейчас вернулся… У нас готово все, минут через пятнадцать СОБР подтянется.

– Хорошо, – пристукнул ладонью по столу Кудасов. – Значит, через двадцать минут выезжаем…

Резаков и Савельев переглянулись – как-то уж очень буднично все происходило, словно не самого Антибиотика они задерживать собирались, а обычного мелкого вымогателя. Впрочем, так оно часто бывает – порой кажется, что долгой и кропотливой работе конца-краю не видно, а потом вдруг раз – и вот он, финиш, уже совсем рядом. Хотя – не вдруг, конечно, не вдруг. «Вдруг» – оно только в сказке бывает, когда Серый Волк из кустов выбегает… А в нормально поставленном оперативном процессе случайность играет роль пусть непознанной, но закономерности…

Задержание Антибиотика прошло быстро и без неожиданных сюрпризов, почти как в учебном фильме. Охрана резиденции Говорова в Репине, состоявшая в основном из бывших сотрудников милиции, и не думала сопротивляться.

– Мы что? Мы – ничего… Нам платят – мы охраняем. Мы закон не нарушаем, – твердил опешивший от свалившегося словно снег на голову СОБРа Игорь Царицын, старший охраны и бывший майор ОМОНа.

Самого Антибиотика к моменту начала операции по его задержанию ублажала профессиональным массажем некая Карина Мотылева – между прочим, в недавнем прошлом преподаватель Института физической культуры.

Когда Кудасов прошел в массажный кабинет – Виктор Палыч, нахохлившись, словно воробей, зябко кутался в белый махровый халат с золотым вензелем на нагрудном кармане. Массажистка Карина прикрывала себя простыней, на которой минуту назад лежал ее клиент, – никакой другой одежды на институтской преподавательнице не было.

Кудасов встретился глазами с Антибиотиком, и они долго молчали, глядя друг на друга…

– А на каком, собственно, основании?! – наконец заблажил, словно опомнившись, Виктор Палыч. – Кто позволил, кто пустил, почему?!!

Никита Никитич протянул старику бумагу:

– Вот постановление на обыск, ознакомьтесь… Санкционировано прокурором Дзержинского района.

Антибиотик взял бумажку, начал читать про себя, шевеля губами. Дочитав, он глянул Кудасову в лицо, потом снова опустил глаза к строчкам постановления:

– «Поручить проведение обыска пятнадцатому отделу РУОПа…» Ага… У вас там, по-моему, начальник Никита Никитич такой?

Виктор Палыч прекрасно знал, как выглядит Кудасов, видел его фотографии не единожды, но официально-то они знакомы не были, вот и валял старик «ваньку».

Никита Никитич кивнул сухо:

– Кудасов моя фамилия, я начальник пятнадцатого отдела. Одевайся, Виктор Палыч, поедешь с нами…

Антибиотик заулыбался:

– Очень, очень приятно познакомиться. Давно о вас слышал. Хорошо работаете, говорят. Может быть, чайку?

Кудасов хмыкнул:

– Одевайся, одевайся… После почаевничаем, время будет и на чай, и на разговоры…

Виктор Палыч недоуменно повел головой, снова улыбнулся – бесхитростно так, можно даже сказать, радушно:

– Так ведь одно другому не помеха, почему бы и здесь не поговорить, а? Кариночка нам сейчас чайку заварит, она по-особому умеет, с добавками травяными… А людям вашим, может, кофеечку лучше? Время-то позднее, а они ребята молодые, небось спать уже хотят, кофеек-то как раз и взбодрит…

Кудасов молча смотрел на Антибиотика, и старик принял его молчание за согласие – он резко повернулся к Карине и гаркнул по-хозяйски властно:

– Оденься, лахудра! И – живо кофе сваргань гостям нашим уважаемым!

Карина вздрогнула, торопливо кивнула и шмыгнула в угол кабинета, где, сбросив с себя простыню, начала торопливо одеваться, не обращая внимания на евших глазами ее шикарное тело собровцев. Кудасов кашлянул и скучным голосом нарушил интимность момента:

– Перед проведением обыска предлагаю добровольно выдать оружие, наркотики, боеприпасы…

– Да Господь с вами, Никита Никитич, – махнул рукой Виктор Палыч и искренне рассмеялся. – Отродясь у меня в доме такой ерунды не водилось… Я – честный бизнесмен, вы меня с кем-то путаете… Разрешите мне пару звонков сделать – и вам все объяснят…

– А мне и так все ясно с тобой… – усмехнулся начальник пятнадцатого отдела. – Ты свои объяснения для следователя прибереги, Виктор Палыч.

– Ну зачем вы так сразу, Никита Никитич, – укоризненно протянул Антибиотик. – При чем тут следователь? Давайте с вами вдвоем поговорим, порешаем все, что накопилось…

Кудасов, сохранявший с самого начала выражение спокойного равнодушия на лице, вдруг быстро прикрыл глаза, потому что ему нестерпимо захотелось ударить Говорова с маху кулаком по улыбающейся харе и потом взять старика за горло и давить, пока он не сдохнет…

Через секунду Никита Никитич глаза открыл, скользнул прежним равнодушным взглядом по Антибиотику:

– Поговорим, поговорим… Ты пока память свою освежи.

– А я на нее пока не жалуюсь, – пожал плечами Виктор Палыч, но Кудасов уже повернулся к Вадику Резакову:

– Ладно, Вадим Романыч, проводи обыск. А я – на «базу». Как закончишь, Говорова сразу ко мне…

Резаков кивнул, и Никита Никитич вышел из кабинета, спиной чувствуя ненавидящий взгляд Антибиотика. Оглядываться Кудасов не стал.

В Большой дом на Литейном Виктора Палыча доставили часа через четыре, когда уже занималось утро 2 июня. Впрочем, ночи-то все равно не было – в июне в Питере светло круглые сутки…

Как ни странно, Антибиотик, препровожденный в кабинет, занимаемый 15-м отделом, выглядел просто молодцом – несмотря на бессонную и нервную ночь (в его-то возрасте!), Виктор Палыч был бодр, энергичен и свеж, в отличие от Кудасова, осунувшегося и словно постаревшего на несколько лет за последние двое суток.