Текст книги "Выдумщик"

– Ты, наверное, голодный? Сейчас я что-нибудь приготовлю…

– Давай-давай, – сварливо откликнулся Обнорский, хитро улыбаясь. – А то, понимаешь, шляется неизвестно где… Бизнес-леди… А дома – мужик некормленый-нетраханый… Феминистка…

Войдя на кухню, Катя ахнула и даже прижала руки к груди:

– Боже ты мой! Это… Это все ты сделал?

– Нет! – оскорбленно хмыкнул Серегин. – Девчонки из королевской столовой забегали – помогли…

– Боже ты мой! – Катя сияющими глазами посмотрела на довольного произведенным эффектом Андрея и, опустившись на стул, покачала головой: – Хочешь – верь, хочешь – нет, но мне в первый раз такое… Мне никто никогда…

– Ну что же, – светским тоном ответил Обнорский. – Приятно хоть в чем-то быть первым…

Он по-жлобски цыкнул зубом и еле успел увернуться от тапка, которым в него немедленно запустила Катерина. Тапок ударился о дверной косяк, а Серегин немедленно заголосил, воздевая руки кверху:

– Вот она!! Вот она – женская благодарность! Все видали?! Нет, все или не все? Люди, посмотрите на эту женщину! Ейный мужик тут с дороги надрывался, чтобы ее же ублажать-умилостивить, а она в него с порога, понимаете ли – тапкой… Два мира – две демократии… Бизнес-леди!!

Последние слова Серегин произнес как ругательство, с непередаваемым презрением. Катя засмеялась:

– Ну, я же не попала…

– А если бы попала? А вдруг – попала бы в голову?! Это ж надо: в живого человека – тапкой! Нет чтобы…

– Чтобы «что»? – спросила Катя, лукаво улыбаясь. – Имеете просьбы, пожелания? Просите смело, сударь, заслужили…

– Ага, – Андрей сразу сменил кликушеский тон на деловой. – А что просить можно?

– Все, что угодно! – величественно повела рукой Катерина.

– Угу, – сказал Обнорский, почесал нос и тут же выдал: – Ну, раз такой нам шансец выпал – тогда… Тогда… Тогда – я хочу стриптиз!

– Что? – растерялась Катя. – В каком смысле?

– В прямом! – отрезал Андрей. – В смысле эротического раздевания под музыку на глазах у благодарного зрителя, то есть – меня…

У Катерины заалели щеки, и она заерзала на стуле:

– Что, вот так вот – сразу?

– Ну, можно и не сразу, – великодушно разрешил Обнорский. – Но желательно сегодня… Кстати – вас ведь, барышня, никто за язык не тянул – сами предложили просить все, что угодно…

– Но стриптиз-то я в виду не имела, – попыталась оправдаться Катерина.

– Поня-ятно, – протянул Андрей с таким видом, будто он и не ожидал ничего другого. – Понятно, понятно… Это очень по-русски – сначала обещать все, что угодно, а потом – в кусты… Это в нашей традиции… Знаешь, есть такой исторический анекдот про твою тезку, Екатерину Великую. Анекдот ужасно грубый – но он очень в тему, поэтому я его все-таки изложу. Один из фаворитов Екатерины, выходя как-то утром из спальни императрицы, будто бы сказал с горечью: «Когда Их Величество ебут – Оне города дают… А утром деревни не допросишься…»

Второй запущенный в него тапок Андрей перехватил рукой. Катя смерила его ледяным взглядом, пряча смешинки на самом дне своих зеленых глаз, и бросила:

– Смею заметить, сударь, что вы не в казарме находитесь! Что-то вы, офицерик, распоясались совсем – то вам стриптиз подавай, теперь вот выражаться срамно начали…

– Нет, я все-таки не понимаю, – возмутился Обнорский. – А что я такого неприличного попросил? Я свою же женщину, которая мне безумно нравится, попросил раздеться – что ж в этом такого развратного-то, а? Я же не к тете Мане с этим предложением обратился?!

– Ладно! – махнула рукой Катя. – Задушил насмерть… Вот ведь – как репей просто… Будет тебе стриптиз, будет… Прости, Господи, меня, грешную…

– Ура, – удовлетворенно сказал Обнорский и сел, сложив руки на столе, как пай-мальчик из первого класса…

Лишь когда они начали ужинать, Серегин спросил о том, о чем хотел спросить с того самого момента, когда Катя вошла в квартиру, он просто скрывал свое нетерпение за шуточками-прибауточками:

– Катя… Ты с Олафсоном поговорила? Что у него там за предложения?

Катя вздохнула и улыбнулась чуть грустной улыбкой человека, которому очень не хотелось переключаться на неприятные темы, но который все понимает – надо переключаться, надо:

– Предложения… Предложение сделали ему – в Питере… Любопытное предложение… В общем, дело обстоит так. Костю разыскал некто Назаров Аркадий Сергеевич – оперативник ФСК из Водного отдела – Олафсон давно был с ним знаком, еще по каким-то прошлым делам… Этот Назаров, по словам Кости, сам по себе мужик достаточно порядочный, «неберучка»… Но он предложил свести Костю с руководством некоей фирмы «ТКК» – мы с тобой о ней говорили, помнишь? – таможенные перевозки, склады временного хранения, декларирование и все такое… Так вот – Назаров сказал Олафсону, что если тот начнет гнать товар через «ТКК», то это будет намного выгоднее для Кости…

Обнорский хмыкнул:

– «Неберучка», говоришь? Оно и видно… Кристальной души человек… А какой ему смысл в интересах Кости и «ТКК» телодвижения совершать? Альтруизм? Гуманитарная помощь? Чисто человеческая доброта? Комитетовские майоры – они такие, сплошь добряки-филантропы…

– Этот Назаров – он через год увольняться думает, – пояснила Катя. – Видимо, зарабатывает себе место в «ТКК». В этой фирме – там ведь одни чекисты и таможенники…

– Да я понял, понял, – зло усмехнулся Серегин. – Всегда приятно столкнуться с проявлением подлинного бескорыстия… «Неберучка»… Этот Назаров – он не оригинален, в России давно так: «нечестные» чиновники берут по-простому, деньгами, а «честные» – это которые с совестью, с духовностью и тонкой внутренней организацией – норовят «борзыми щенками» получить в их разных вариациях, а деньгами они брать стесняются…

Катя склонила голову к правому плечу:

– Сказано в Писании: «Не судите, да не судимы будете»… Я комитетчиков не люблю – сам понимаешь, но объективности ради стоит признать: служивым людям сейчас тяжело, на жалованье просто не прожить, семью не прокормить… А уж на пенсию – не прожить тем более… Вот они и ищут «приработков»…

– Приработки бывают разные, – не согласился Обнорский. – Одни, когда денег не хватает, идут вагоны разгружать, а другие – «борзыми щенками» балуются.

Катя посмотрела на Андрея с иронией и скрестила руки на груди:

– И как ты думаешь, после ночных разгрузок вагонов – много ли человек днем на своем основном месте наработает? Я уж не говорю про то, что не у всех здоровья хватит – в грузчики идти…

Серегин разозлился окончательно:

– Знаешь что? Ты… Если офицеру контрразведки совсем невмоготу на зарплату жить, пусть тогда погоны снимает и становится вольным стрелком – это честнее как-то, чем одновременно и Богу, и Маммоне служить… А с такой логикой, как у тебя – вот именно с ней все органы и разложились на корню. Начали с пониманием относиться к житейским трудностям друг друга…

Кате ясно было, чем возразить Обнорскому, но она не стала обострять спор, увидев, как заходили желваки на скулах Андрея. В конце концов, нормальная женщина должна гасить конфликты в своем доме, а не раздувать их.

– Пусть так, – сказала Катя и продолжила свой рассказ: – Короче говоря, Назаров свел Олафсона с Бурцевым, генеральным директором «ТКК»… А потом уже состоялась еще одна встреча, в которой участвовали Олафсон, Бурцев и представитель рынка на Апраксином Дворе… Эта «сладкая парочка» предложила Косте «сладкую тему» – Олафсон поставляет в Россию крупную партию «Абсолюта», который реализуется через «Апрашку»… Барыши могут быть сказочными… И я так думаю – они еще не все пока Косте сказали… Эта фирма «ТКК» – она «хитрая», они могут вариант предложить, чтобы не платить пошлин и сборов. Схема не новая – «недоставку» мы проходили…

У Обнорского загорелись глаза – он схватил Катю за руку и выдохнул:

– А ты? Ты что ему сказала? Как он сам на эту тему смотрит?

Катя в легком недоумении от возбужденности Андрея ответила:

– Олафсон «стремается» немного – ему и хочется, и колется… Риск все-таки присутствует небольшой… Он поэтому и хотел со мной проконсультироваться, чтобы не брать на себя полностью ответственность за решение… А я ему сказала, что это дело надо обдумать, что ответ я ему дам завтра…

– Молодчина! – Андрей выскочил из-за стола и забегал по кухне. – Молодчина, Катя!

Обнорский остановился, взъерошил волосы, улыбнулся чему-то, прикрыв глаза, а потом снова сел и, словно не веря самому себе, сказал:

– Все… Ты понимаешь, Катька, – все… Замкнулось…

– Что замкнулось? – обеспокоенно спросила Катерина, которой показалось, что у Серегина слегка «сдвинулась крыша». Андрей ее взгляд понял правильно и раскаялся:

– В голове у меня все «замкнулось» – наконец-то… Комбинация сложилась, Катюша… Все-таки я ее сочинил…

– Какая комбинация?

– Наша комбинация, Катя, наша…

Обнорский снова вскочил, убежал в комнату, притащил оттуда несколько листов чистой бумаги и, сдвинув в сторону тарелку с недоеденным ужином, разложил их на столе. Выудив из кармана рубашки ручку, Серегин немедленно принялся вычерчивать на бумаге какие-то геометрические фигурки, при этом он что-то бормотал себе под нос – то ли разговаривал сам с собой, то ли мурлыкал какую-то песенку… Катя смотрела на него с опаской – Обнорский и впрямь походил на малость тронувшегося, успокаивало только то, что выражение лица у него было не агрессивным, а одухотворенным – как у композитора, в голове которого только что сложилась мелодия…

– Ну-с, – через несколько минут сказал Андрей. – Более не менее, как говорят в Одессе… Более не менее…

– Может, ты и меня посвятишь, на всякий случай? – поинтересовалась несколько задетая Катерина. Ее всегда раздражало, когда Серегин, уходя мыслями куда-то далеко, переставал напрочь замечать все вокруг – и ее, Катю, тоже…

– Конечно, Катюшка, конечно! – Обнорский был доволен так, будто только что выиграл в лотерею автомобиль. – Без тебя мне – никак, хорошая моя… Смотри, что получается: из Швеции идет в Питер груз, с которого хотят серьезно подхарчиться бывшие комитетчики из «ТКК» и ребятки из «Апрашки»… Если ты окажешься права и насчет недоставки – то груз к тому же будет «левым». На этот же груз завязывается интерес и действующего опера из ФСК – а я даже думаю, что на самом деле он не единственный действующий комитетчик в этом раскладе… Комитет сейчас «крышует» вовсю – как и РУОП с ОМОНом, как и другие менты… Теперь прикинь, что будет, если информацию об этом грузе скинуть заранее, «втемную», через моего человека – тому же Плейшнеру? Если он не совсем дурак, то он за эту информацию уцепится обязательно и попытается груз с… э-э… схитить… А если он совсем дурак – то ведь рядом с ним светлая еврейская голова гражданина Гутмана… Понимаешь?

– Не совсем… – наморщив лоб, честно призналась Катя.

– Ну что же тут непонятного! – воскликнул Обнорский с удивлением и некоторой досадой – как режиссер, чью «гениальную» мизансцену недооценил туповатый зритель. – Мы инициируем похищение груза Плейшнером… Плейшнер наверняка поделится темой с Антибиотиком, и – тут я не я буду, если Палыч не постарается свою долю урвать – скорее всего – он наложит лапу на реализацию водки, заберет ее на подконтрольные ему склады. Ты мне как-то рассказывала нечто похожее… А дальше мы сливаем в «ТКК» информацию, что водку сгрябчил Плейшнер… Заметь – если груз сопрут, то в «ТКК» ведь настоящий траур начнется… Ну и все – дальше пойдут разборки, и пойдут они не по легальному пути, потому что у «тэкакашников», как мы предполагали, у самих рыла в пуху будут… Грубо говоря, мы просто стравливаем комитетовскую крышу с плейшнеровской командой, а следовательно – и с самим Палычем… Дальше пойдет такая бодяга… Будь уверена – за сладкий кусок Палыч грызться начнет, а комитетчики тоже своего отдавать не захотят… Тут ведь закон простой: если тебя раз «нагнули», а ты не ответил, потом все время иметь будут… Так что ни Палыч, ни комитетчики уступать не захотят… Понимаешь?

– Понимаю, – медленно кивнула Катя. – А почему ты думаешь, что Плейшнер захочет с этой темой связываться? И где гарантии, что он сумеет груз по-чистому увести?

– Полную гарантию дает только страховой полис, как Остап Бендер говорил, – ответил Андрей и закурил сигарету. – Но шансы на то, что все пойдет именно так, а не иначе, достаточно высоки… Плейшнер, может быть, и побоялся бы украсть у «тэкакашников» честный груз – а «левый», он «левый» и есть… Вор у вора дубинку с удовольствием украдет – потому что тот официально жаловаться не будет… Что же касается того, как чисто технически выкрасть эту водку, – я не думаю, чтобы тут большие проблемы возникли… При том бардаке, который сейчас в порту… Ты же сама мне рассказывала, как пацаны вообще внагляк с контейнерами через ворота прорывались – помнишь? Ты еще говорила, что все «складские расходы» тогда в тонну баксов уложились – на погранцов и таможенников… Так?

– Да так-то оно так, – повела головой Катя. – Но… Понимаешь, прогнозировать решение других людей заранее трудно…

– Конечно, трудно, – согласился Андрей. – А кто говорил, что будет легко?

Катя подумала немного и задала новый вопрос:

– А как ты собираешься «инициировать» похищение груза Плейшнером – так, чтобы тот ничего не заподозрил?

Обнорский сморщил нос, посопел, посопел и наконец ответил неохотно:

– Есть кое-какие подходы… У меня имеется неплохой контакт с одним человеком, с одной… Короче – она проститутка, «портовая бригада» ее «крышует», но дело не в этом, дело в том, что на нее сам Плейшнер «запал». Он мало того что трахает ее постоянно всяко-разно, так еще и требует от нее разных «наколок» на интересных клиентов… Замучил девку до полусмерти, сволочь, заездил совсем… Она бы и бежать в другой город рада – да денег нет на новую жизнь… Если мы ей выделим некую сумму на обзаведение (я, кстати, предварительный разговор с ней имел, «обставился», намекнул, что ей может какой-нибудь благотворительный западный фонд помочь), она может базовую информацию Плейшнеру скинуть… Скажет, что у какого-нибудь клиента бумаги сперла или еще что-нибудь, детали, конечно, нужно продумать… Если Плейшнер тему закусит, мы помогаем девчонке уехать, и все – этот конец обрубается…

– Интересно, – сказала Катя, нервно закуривая. – И насколько же плотный у тебя контакт с этой… гм… девушкой?

Серегин несколько секунд тупо смотрел на Екатерину, а потом развел руками и проникновенно сказал:

– Катя…

– Что Катя? Я уже… уже много лет – Катя…

– А с виду я бы и не сказал, что много, – попытался «подлизаться» Андрей и вздохнул. – Контакт с этой девушкой у меня хороший, но рабочий… То есть я с ней не сплю и никогда не спал, если тебя это интересует.

– Меня?!

– Тебя, тебя… Чтоб ты знала – с источниками информации никогда нельзя переходить определенную грань… Это – первое… А второе… Ты уж меня извини, но мне, наверное, чисто психологически было бы тяжело переспать с проституткой… А тем более – с любимой проституткой Плейшнера… Это-то, надеюсь, понятно?

– Да ради Бога! – горячо и невпопад ответила Катерина. – Меня твои питерские похождения абсолютно не волнуют.

«Оно и видно!» – хотел было съязвить Обнорский, но вовремя прикусил язык. К чему дразнить и так уже раздразненных гусей?

– В общем, через эту девушку мы все исходные данные запустить Плейшнеру сможем, – спокойно продолжил Серегин. – А потом она уедет… Использовать ее, конечно, лучше «втемную» – чтобы всем спокойнее было. Допустим, я объясню ей мотивировку слива так: мне, мол, очень хочется нагадить фирме «ТКК», потому что у меня с ней личные счеты имеются… Якобы мой интерес – просто «тэкакашников» опустить слегонца…

Катя с сомнением покачала головой:

– Если все пойдет сначала так, как ты говоришь, если «ТКК» все же предложит Косте сделать груз «левым», если Плейшнер водку украдет – потом все равно начнутся поиски концов… Причем искать будут и комитетчики, и люди Палыча… Если начнется война – всем будет небезразлично, как именно так получилось, что она началась… Даже если эта твоя… девушка исчезнет, то поиски источника утечки могут привести к нашей фирме – по методу исключения хотя бы…

– Согласен, – наклонил голову Обнорский (у Кати дрогнули глаза, она вдруг заметила, сколько новых седых волос появилось в его шевелюре). – Согласен, Катя… Так вот – чтобы на вашу фирму не думали плохого, она должна предложить такие условия поставки, при которых ей крайне невыгодны любые сбои в оговоренной с «ТКК» схеме… Понимаешь? При хищении водки Плейшнером больше всех должна пострадать именно шведская фирма – кто же будет подозревать в организации «запутки» того, кто больше всех в результате этой «запутки» потерял? В этом мире не принято кидать самого себя – так ведь? Следовательно, ваша фирма попадет в категорию терпил безответных…

Катерина встала, прошлась по кухне, подошла к окну, закурила, потом снова покачала головой:

– Олафсон не пойдет на рискованную сделку – он деньги считать умеет… Костя человек хозяйственный и бережливый, я не смогу уговорить его рискнуть капиталами фирмы. Тем более что речь идет об очень крупной сумме…

Андрей будто ждал этого возражения:

– А тебе и не надо уговаривать Костю вписать в этот блудень деньги вашей фирмы… Надо сделать так, чтобы у Олафсона тоже душа спокойна была, чтобы он чувствовал себя полностью уверенным и защищенным… Что я предлагаю? Ты завтра съездишь к Косте и изобразишь из себя жадную дуру.

– Я?!

– Ты, Катюша, ты… Если постараешься – получится… Как говаривал старик Ришелье, пытаясь стырить подвески у королевы Анны: «Это нужно не мне, это нужно Франции»… Ты сделаешь вид, будто предложение тебя безумно заинтересовало – настолько, что ты готова вложить в сделку свои собственные деньги… Понимаешь? Не деньги фирмы, а твои личные сбережения… А Косте ты предложишь сорок процентов от будущей прибыли – за его работу, за то, что тему он нарыл… То есть Олафсон, ничем не рискуя, получает солидный куш в том случае, если все пройдет хорошо… Это даст ему необходимое душевное равновесие, азарт. И вообще, он будет действовать так, что никто в «ТКК» даже не подумает его в чем-то заподозрить, – он ведь не станет в Питере говорить, что закупает здесь водку не за свои кровные деньги. Ты тоже останешься вне подозрений – потому что рискуешь больше всех в финансовом плане… С этой точки зрения именно по методу исключения ты будешь чиста – даже если кто-то в своих проверках и дойдет до несчастной еврейки Рахиль Даллет, вложившейся сдуру в проект… И потом, если все же наша задумка осуществится, – в Питере завертится такая карусель, что на серьезные проверки у желающих может просто не хватить времени… Мы же тоже не будем сидеть сложа руки, надо будет по обстановке ориентироваться и действовать… Обладая изначальной информацией о подноготной этой сделки, мы сможем в нужное время подтолкнуть обе стороны конфликта к каким-то шагам… В конце концов, если Палыч через Плейшнера заглотит наживку, можно будет и правоохранительные органы активизировать… Мы должны стать невидимками, призраками, о которых никто не знает, но которые способны реально влиять на расклад… Конечно, сейчас невозможно в деталях спрогнозировать, как именно будет развиваться ситуация… Мы можем вычислить только вероятное направление ее развития… Кстати, я убежден, что, если только конфликт между Палычем и комитетчиками проявится в каких-то жестких формах, – немедленно активизируются дополнительные силы, и в игру войдут новые участники…

– Что ты имеешь в виду? – спросила Катя, не успевая за «полетом мысли» Серегина. Андрей пояснил:

– Слабость империи Антибиотика в том, что далеко не все в ней любят императора и желают ему долгих лет жизни и правления… На определенном этапе развития в любой империи центробежные силы начинают превалировать над центростремительными, – это я тебе говорю как историк… Молодежь всегда дышит в затылок старикам – стало быть, и в нашем конкретном случае вполне допустимо предположить, что какой-нибудь молодой «фаворит» захочет воспользоваться случаем и ударит императора в спину – а потом все будет списано на внешних врагов… Нет ничего нового под солнцем, зато есть общеисторические закономерности… И кто умеет их высчитывать – тот может моделировать развитие ситуаций…

Обнорский говорил очень вдохновенно и убежденно, но по лицу Катерины было видно, что она по-прежнему сомневается в успехе предложенного плана, – это подтвердил ее очередной вопрос:

– А если Плейшнер все-таки не захочет или не сможет украсть водку? Тогда что? Знаешь – задумывается все всегда красиво, а в жизни такие нестыковки начинаются… Из-за любой мелочи самый гениальный план может рухнуть – и чем сложнее план, тем больше может быть таких непредсказуемых мелочей… Все предугадать невозможно…

Обнорский устало закрыл глаза и начал массировать веки пальцами. После небольшой паузы он ответил:

– Если Плейшнер не клюнет, тогда в результате «левой» поставки «Абсолюта» ты, Костя Олафсон, ребята из «ТКК» и деятели с «Апрашки» получат большие деньги… Всем будет хорошо и здорово, кроме напаренного в очередной раз государства… Ну, а нам с тобой в этой ситуации придется выдумывать что-нибудь еще… Понимаешь, Катя, изъяны можно найти, при желании, в любом плане. Более того, их надо искать, чтобы вовремя исправить, что можно… Когда начинаешь что-то делать – никогда нет стопроцентной гарантии успеха, но зато когда ничего не делаешь, вот тогда стопроцентная гарантия есть. Гарантия недостижения цели… Выбор, по-моему, очевиден… Так?

– Так, – согласно кивнула в ответ Катя. – Я… Ты прав – надо действовать… Я поговорю завтра с Олафсоном… А сейчас – пойдем в комнату…

– Зачем? – удивился Обнорский, машинально почесывая шариковой ручкой лоб.

– По-моему, кто-то здесь стриптиз заказывал? – ответила ему таким же удивленным взглядом Катя.

Обнорский очнулся от воспоминаний резко – будто кто-то толкнул его в плечо. Господи, неужели он умудрился задремать в этом «черном мешке», куда его запихнули неведомые умельцы-похитители? Похоже, что так… Вот и не верь после этого рассказам про то, что некоторые приговоренные к смерти засыпали в ночь перед казнью… Странные все-таки фортели выкидывает иногда человеческая нервная система…

Андрей вскочил на ноги и заметался по своей тюрьме – кто же его все-таки похитил, кто?! Скорее всего – «тэкакашники», учитывая вечерний разговор с Назаровым, это, конечно, наиболее вероятный вариант… Обнорский глухо выругался вслух – да, смудаковал он тогда с этим звонком майору. Не нужно было его делать… Да теперь-то жалеть уже поздно…

Когда комбинация с «Абсолютом» начала развиваться именно так, как и задумывал ее Обнорский с самого начала, – в душе Андрея стало происходить черт знает что… Он ведь понимал, что с точки зрения нормальной человеческой нравственности весь его план более чем спорен… Одно дело – теоретические построения, и совсем другое – когда эти построения начинают претворяться в жизнь, когда приходит осознание невозможности остановки уже запущенного безжалостного механизма…

Когда план еще только выстраивался, еще в Стокгольме Катя спросила как-то Андрея:

– Слушай… Ты извини, вопрос, конечно, дурацкий, но… Тебе не жалко этих комитетчиков? Ты же сам понимаешь – если все пойдет так, как ты задумал, тогда и стрельба может начаться, и кровь польется…

– Жалко – оно у пчелки! – Андрей ответил, наверное, излишне резко, – именно потому, кстати, что сам себе постоянно задавал тот же самый вопрос.

Серегин нашел ответ на этот страшный вопрос и даже подробно продекларировал его позднее Кате – хотя на самом-то деле Андрей старался убедить не ее, а самого себя, убедить именно в нравственной правомочности своей комбинации…

– Ты пойми, Катя, – говорил Серегин, расхаживая по кухне стокгольмской квартиры, – кто изначально предложил идею «левой» сделки? Мы? Нет, не мы… Эти самые комитетчики ее и предложили… Они сознательно пошли на преступление ради своих корыстных интересов. А раз так – то почему их надо жалеть? Только потому, что у людей не получилось все так, как они хотели бы? Но они – уже взрослые мальчики, играющие во взрослые игры… Они сами свою судьбу выбрали… Были бы они чисты и непорочны – никаких таких раскладов у них и не возникло… И потом – комитетчики по жизни с бандюгами воевать должны, им это по судьбе положено. А сами не хотят воевать – значит, их к этому подтолкнуть надо.

Обнорский говорил убежденно, но грыз, грыз его червь сомнения – все так, не ангелы эти комитетчики, но имеет ли он, Андрей Серегин, право ломать их судьбы?.. Это же все-таки живые люди… Пока – живые…

Сначала вся операция шла как по нотам, прошла пробная поставка, потом Людмила Карасева прекрасно справилась с отведенной ей ролью и передала Плейшнеру бумаги по поставке «Абсолюта». Сам Некрасов, кстати, «наколку» не оценил, но ею сразу заинтересовался Гутман – так, по крайней мере, рассказывала Мила… Андрей поблагодарил проститутку за помощь, а через несколько дней передал ей пятьдесят шесть тысяч долларов с липовым письмом от несуществующего шведского благотворительного фонда «Анонимные проститутки – путь в новую жизнь». Людмила была просто в шоке – она, конечно, не верила в какую-то реальную помощь с Запада, а поручение Обнорского согласилась выполнить просто так, не по корыстным, а по человеческим мотивам… Андрей же постарался максимально запутать Карасеву – так, чтобы она не связывала выполненное ею поручение с полученной помощью от «благотворительного фонда»… Обнорский заставил Милу поклясться, что она в ближайшие дни уедет навсегда из Петербурга, а потом, когда устроится на новом месте, – даст о себе знать… Из своей питерской квартиры Мила действительно исчезла, но весточки от нее Андрей так и не дождался, с течением времени его все больше и больше беспокоило это обстоятельство, и он не раз и не два пожалел, что лично не проконтролировал отъезд Карасевой, – сделать это ему помешала нехватка времени… Если бы только Серегин знал, чем обернется это его упущение, если бы он только знал… Но Обнорский понадеялся на здравый смысл Милы – понадеялся и просчитался…

А потом он допустил еще одну ошибку, – ею стал его звонок майору Назарову с предупреждением о контролируемости поставки «Абсолюта»… В этом случае у Серегина просто сдали нервы – он ведь был просто-напросто человеком, а не безжалостным, лишенным эмоций киборгом… Дело в том, что Обнорский осторожно навел справки об Аркадии Сергеевиче – и от всех своих источников получил одни только положительные отзывы о майоре. По всему выходило, что Назаров был всю жизнь честным служакой, сломавшимся лишь под конец карьеры… Андрей хорошо понимал, что если придуманная им «карусель» завертится – тогда майору, скорее всего, придется очень несладко… Он окажется между двух огней. С одной стороны, рано или поздно вся история выплывет на поверхность и заинтересует коллег Назарова, с другой стороны – на него будут «косяк вешать» ребята из «ТКК» за найденную тему, обернувшуюся большими проблемами…

Обнорский весь извелся, думая о практически незнакомом ему комитетчике, – и в результате сорвался, позвонил… С Катериной этот звонок-предупреждение согласован, естественно, не был. Андрей просто-напросто хотел дать майору последний шанс… Именно поэтому Обнорский и намекнул в телефонном разговоре на то, что коллеги Назарова из ФСК знают о левой поставке и контролируют ее… Серегин рассуждал так: либо Аркадий Сергеевич воспользуется брошенным ему спасательным кругом и успеет что-то предпринять (поговорит, например, с руководством «ТКК», чтобы оно срочно переоформило сделку из левой в легальную), либо… Либо этот анонимный звонок просто внесет еще большую путаницу в последующие попытки «тэкакашников» разобраться в ситуации, а следовательно – еще больше осложнит поиск реальных виновников возникшей непонятки… Намудрил, конечно, Обнорский, намудрил… Впрочем, в этой истории с «Абсолютом» ошибки совершали все подряд – и не сказать ведь, чтобы ошибающиеся были людьми глупыми или неопытными.

О том, что похищение контейнеров с водкой все же состоялось, Обнорский узнал быстро – от своих источников в порту, где новость очень «широко разлетелась по очень узким кругам». Дальше следовало сделать только одну простую вещь – позвонить генеральному директору «ТКК» Бурцеву и кивнуть на Плейшнера… А потом нужно было ждать и отслеживать развитие ситуации, потому что детонатор сработал – и цепную реакцию уже, наверное, не мог остановить никто… Она и пошла, эта цепная реакция, – Обнорский собирал всю криминальную информацию по городу, отфиксировал и смерть сотрудника «ТКК» Гришина (Андрей, как и многие другие, даже мысли не допустил о том, что его гибель была случайной), и последующее исчезновение Плейшнера, и покушение на Антибиотика, и убийство Бурцева… Что Обнорский испытывал в душе – об этом, наверное, лучше вообще не говорить… Андрей просто ел себя изнутри – плохо ему было, муторно… Время от времени он звонил Катерине и информировал ее о новостях, – Катя по голосу Серегина чувствовала, что с ним творится что-то неладное, она пробовала его морально поддержать, даже захотела приехать в Питер. Но тут уж «уперся рогом» Обнорский. Он заявил, что ее задача – сидеть в Стокгольме и «держать базу», которая может понадобиться на случай возможного экстренного ухода из Петербурга…

После разговора с Назаровым Андрей решил, что его раскрыли, и собирался срочно вылететь в Стокгольм – но перед бегством нужно было запустить последнюю фазу комбинации. Обнорский позвонил Никите Никитичу Кудасову, начальнику пятнадцатого отдела РУОПа, и договорился с ним о встрече на Сенной – там он собирался передать своему другу весь расклад по последней в городе мясорубке… Единственное, чего Андрей делать не хотел, – это светить Катерину и ее роль во всей этой истории… Обнорский придумал красивую легенду о том, как попала к нему информация… Встретиться же именно на Сенной Серегин предложил потому, что именно там, в комнате коммунальной квартиры дома номер 2 по Московскому проспекту (откуда Андрей и Катя видели гибель старика Кораблева в ноябре 1993 года), хранил он свои записи и досье… Собственной квартире и рабочему кабинету Обнорский не доверял уже давно.

Договорившись о встрече с Кудасовым, Серегин сделал еще один звонок – он анонимно сообщил по «02» о готовящихся взрывах на двух складах и указал «мотивацию»: дескать, взорваны склады будут потому, что на них находится украденный «Абсолют»… Конечно, никаких бомб на этих складах не было… Более того, и насчет ворованного «Абсолюта» Андрей точной информацией не располагал… Просто два склада – бывшая овощебаза в Калининском районе и коммерческое хранилище рядом с мясокомбинатом у Московского проспекта – были названы в свое время Катериной как «доверенные склады» Антибиотика, – предположительно, именно на них могли разместить на отстой украденную водку. В преддверии Игр доброй воли, которые должны были проводиться летом 1994 года в Петербурге, любой звонок с угрозой взрыва должен был тщательно отрабатываться, – а при поиске взрывных устройств не нужно получать специальных санкций на осмотр помещений…