Текст книги "Нелюди Великой Реки. Полуэльф"

Добежать до частокола я не успел. В него выдвинулась фашина, похожая на кусок обшивки то ли с катера, то ли с автомобиля, – бронелист какой-то. За раненым, точно! Из-за бронелиста неожиданно ударила ветвистая молния, изогнулась, ткнувшись в середину смарагда и замораживая мне пальцы, развернулась красивой дугой обратно, пробежалась короткими сполохами по людям, сгрудившимися за бронелистом, и они обгоревшими головешками попадали на землю, а сверху упал тот самый лист, став бойцам надгробной плитой. Мне оставалось только стрелять по обгоревшим, один из которых активно шевелился и уже подтягивал к себе новенькую СВД-П, прям как у меня. Амулет был против молнии, не иначе. Но полусдохший уже или слабенький! Выцелив затылок третьего и хладнокровно нажав на спусковой крючок, я на всякий пожарный спрятался рядом со снесенными воротами, но лес вокруг скита был пуст и тих. Мало их было во второй волне, совсем мало… Почему? Ждал долго: нападающие столько менжеваться не должны – потеря инициативы это. Только когда чуть поодаль засвистала нежной переливчатой трелью какая-то птаха, я почувствовал, как меня отпускает напряжение боя, встал и пошел посмотреть, что за гости к нам пожаловали. Дверь сруба распахнулась, я оглянулся и увидел картину, от которой у меня отпала челюсть: Паисий выводил, нет, выносил стонущего и плачущего Александра. Ранили? Крови нигде не видно. Я подбежал к монахам, Паисий знаком показал мне, чтобы я помог опустить Сашу на крыльцо.

– Ник-огд-а-а! Ни-ик-когда! – рыдал и икал Саша, а я попытался въехать: что там никогда? Никогда не убивал? У нас в Великоречье и такие бывают. Но все когда-то случается в первый раз. Никогда не отстроить обратно ворота этого скита? Ерунда!

– Что никогда? – осторожно спросил я Паисия, а то монахов этих сложно иногда понять бывает.

– Думает, никогда не стать ему иеромонахом, – с горечью сказал Паисий.

– ???

– Священником никогда не быть. Убийцу не рукополагают. Он бы сперва иеромонахом стал, потом игуменом – и наш скит, монастырь бы возглавил, затем архимандритом: это уж другой уровень – ректор семинарии…

– У вас и семинарии есть? – Мне всегда казалось, что в вопросах образования я большой спец… Только поэтому я позволил себе перебить Паисия, который, как я догадывался, строил градацию.

– Нет, но могла бы быть… – досадливо отмахнулся от меня скитоначальник. – У нас и архимандритов нет… А вот стал бы он архимандритом – сразу и семинария бы появилась… А потом стал бы Саня епископом, архиепископом, даже митрополитом и, наконец, патриархом! Карьера! – С каждым новым словом голос Паисия приобретал все более и более насмешливое и язвительное звучание.

– Ты вспомни, брате Алесандре, про осаду Соловецкого монастыря да про то, как от поляков монахи в Троицкой лавре отбивались! Читал же! Вспомни и устыдись! И найди Тишу – где он там, вдруг его ранили? – Психолог Паисий, как есть психолог.

Пристыженный Александр, утерев слезы рукавом подрясника, бросился бегом вокруг церкви на поиски Тихона, который преспокойно вылезал из подвала, а я собирался посмотреть на трофеи, когда Паисий, обернувшись ко мне, произнес:

– Зайдем ко мне, Петя!

В его голосе было что-то такое, что я невольно подчинился. Идти-то тут… Ввалившись в «келью» Паисия, я хотел было усесться на чурбачок, на котором уже сидел, когда Паисий спас меня от «гранитной» ящерицы.

– Подожди садиться, Петя, я на тебе свитер разрежу! – Паисий повернулся ко мне, в руке его блеснул нож.

– Это с какой стати? – поинтересовался я, отодвигаясь от монаха и кладя руку на рукоять «чекана». День сюрпризов, не иначе.

– Так ранили тебя, Петя, – буднично ответил Паисий. – Вон кровь стекает… А ты, видать, на адреналине не чувствуешь.

Я оглядел критическим взглядом свое одеяние там, куда показывал Паисий. Точно, вот на боку дырка, и края кровью попорчены. Погиб свитер, погиб… или зашить можно?

– Не дам свитер распарывать! Так тащи, через голову, полегоньку!

Паисий только крякнул. Поняв, что толку от него не добьешься, я сам рванул свитер. Больно! Больно-то больно, но сознания я не теряю и не собираюсь терять. Бельевую рубаху, снятую одновременно со свитером – ума хватило не снимать шмотки по одной, – хоть сразу на выброс: заляпана кровью, а вот сам свитер – нормально выглядит, пуля сделала не такой уж и большой… разрыв или разрез? Дырку, короче! Паисий немедленно нагнулся, изучая мою рану, и распрямился с посветлевшим лицом. Даже картинно покряхтеть изволил, разгибаясь.

– Везунчик! Царапина только! Клок кожи снесло, и все дела! – сказал монах. – Сплюнь!

А я уже плюнул, не дурак: рассмотрел слюну и знал, что легкое не пробито.

– Ребро, может, и сломано, а так – хоть пластырем заклеивай… – продолжал радоваться монах. – Пластыря-то и нет! Придется бинтовать… А крови-то, крови!

А что крови? У меня ее и так после Конкруда немного осталось!

– Погоди, может, у тебя пластырь есть? – спросил Паисий, и мне пришлось признаться, что у меня нет даже зубной щетки, не говоря уже о такой роскоши, как патроны и запасные носки, не то что ИПП. Семен, зараза, смарагды выдал, а сумку мою дорожную зажулил почему-то… Что его там могло привлечь? Убитая в контрразведке грязная рубаха? Паисий только головой покачал.

– Ты, Петя, разбинтовываться будешь – делай это в одиночку, – посоветовал он мне. – Позору не оберешься, засмеют.

Но все-таки начал меня бинтовать, облив царапину перекисью водорода. И упаковку медицинского бинта расшуровал.

– Патроны сейчас насобираешь, не боись, – сказал он мне, в минуту закончив бинтовать. – Пошли, мародерствовать поможешь.

Монахи-то они монахи, а как до мародерки дело доходит – так что проще: один уводит свидетеля прочь под видом оказания медицинской помощи, другие обшаривают тела, а потом делают удивленные лица – ничего не нашли!

Как оказалось, подозрения мои были беспочвенны. И зареванный Александр и Тихон занимались не мародерством и собиранием трофеев, а первейшим делом для того, чей дом стоит в лесу, – налаживанием временных ворот. Серого медведя теперь стоит опасаться: злопамятный зверь, а нападавшие его подранили. Монахи принесли пару бревен, а теперь с уханьем, но, что поразительно, без мата кантовали тот самый бронелист с катера, который накрыл попавших под разряд нападавших бандитов. Нам с Паисием досталась почетная роль убрать трупы, пока ими не заинтересовались все окрестные падальщики. Знакомства с большинством из них хотелось бы избежать.

– Надо бы похоронить их, да своя рубаха ближе к телу… – Паисий оглянулся на надрывающихся уже под тяжестью немаленького бревнышка монахов и обратился ко мне: – Посторожи тут, Петя, ты все равно работать не сможешь… А я ребятам помогу… А потом этих в чащу унесем да в какой-нибудь яме прикопаем! Не хоронить же их на освященной земле!

– Вы чего, белены объелись или контужены на всю голову? – Мой вопрос я постарался сформулировать повежливее. – Эти же не просто так пришли! У них катера или лодки! Там кто-то у берега караулить остался! Надо быстро бежать мочить их, пока они не пришли да нас не замочили! Или за подмогой не поплыли! – Досадно, что такая разумная мысль пришла мне в голову только сейчас, а то бы потерпел с перевязкой.

Невзирая на кольнувшие бок иголочки боли, я подхватил СВД-П, лежащую на земле, вытянул из подсумка убитого бандита пару магазинов и оглянулся на монахов, поджидая, когда они ко мне присоединятся. Не тут-то было.

– Даже если ты прав и там действительно лодки… – начал Паисий раздумчиво и неторопливо. – Убивать мы никого не пойдем! Этих мы убили, но они напали на наш скит, и тут мы в своем праве!

– Те, что у лодки, тоже напали на ваш скит! – Вы хотите задать логическую задачку Петру Андреевичу Корнееву? Преподавателю, пускай и бывшему, Тверской академии? Ну-ну! – Именно напали! Но роли у всех нападавших разные! Кто-то тащит бронелист, кто-то стреляет, кто-то молниями швыряется! А эти лодки караулят! Разные роли – одна задача и намерение! Одна цель и командование! И поэтому разницы между ними нет!

Паисий ничего не ответил, только с суровым видом начал шуровать топориком, освобождая от древесных обломков створ ворот. Тихон с Александром яростно ему помогали… Ну что возьмешь с таких людей? Им же все растолковано и в рот положено! Объяснено и разжевано! Вот упрямство-то ослиное… Я уж плюнул и собрался идти в одиночку, когда Паисий оторвался от работы и сказал:

– Зря ты, отец Петр, сердишься! Ты почти правильно рассудил, только вот какая тонкость: объясни-ка мне, почему эти, – тут он бесцеремонно указал топором на лежащих мертвецов, – тут лежат, а те, – лезвие взметнулось вдоль тропинки, – там стоят? Про роли ты все верно говоришь, только почему роли так распределились? Почему кто-то жечь нас пошел, а кто-то у лодки остался? Можешь ответить на этот вопрос?

– Да чего отвечать-то! – Вступать в философские дискуссии? А время? Время утекало сквозь пальцы, и хотя я тщательно прислушивался к обычной жизни леса, пытаясь вычленить непривычные, человеческие звуки и запахи, умом я понимал, что проигрываю. – Могут быть тысячи причин! У лодки оставят главаря или слабых, или самых трусливых, или раненых…

Раненых и трусливых? Это и есть мой шанс! Не слушая Паисия, к воплям которого присоединились голоса Александра и Тихона, я почти бежал по тропинке, не забывая, конечно, насколько возможно при такой скорости движения осматривать окрестности.

В том, что эти клоуны пришли от реки, я не сомневался. По Свене сплавлялись или против течения шли, от Велаги? Если по Свене, но тогда получается, плыли в Гуляйполе, а откуда они плыли? И проплывая мимо Конкруда, заплатили налог или получили от него задание поймать зарвавшегося полуэльфа? Пардон, эльфа-полукровку? А если через Велагу, то какой тогда крюк серьезный! И еще крюк, чтобы по суше попасть к скиту? То есть либо случайно вышли, либо нападение на скит было заранее запланировано… Что ж результаты такие скромные? Или шли они именно к Конкруду? Как раз когда у того появились пушки? Странно все это, и совпадений многовато, на мой вкус.

Лодок у берега не было. Точнее, они были, но не на поверхности воды, а искусно затоплены в этаком бочажке, где могли бы водиться сомы, а теперь вот лежат две шестиметровые лодки. Не знал бы, что искать, не нашел бы… Даже не лодки это, а лодка и катер – для лодки бронелист не является привычным элементом обшивки. Отодрали, а сам катер затопили… Очевидно, что поднять его можно, можно и починить. А вот со второй посудиной, по моему мнению, и возиться не надо – пулями изрешечена до полной неузнаваемости. И видно, взрыв был на борту: борта исхлестаны так, как не всякий имп водяной свою жертву раздерет. А катер можно поднять, можно именно на нем с шиком отправиться в Гуляйполе. Но это потребует времени, сил и средств. Как раз дело для монахов, а потом пусть забирают – не жалко…

Когда я вернулся, чтобы сообщить монахам радостную весть, что теперь у них есть свой флот, правда, подводный, то застал всю честную компанию в глубокой задумчивости перед одним из мертвецов – ничем не примечательным пожилым мужичонкой, кисти которого были исколоты какими-то воровскими татуировками.

– Никого не было у берега, – миролюбиво заметил я, подходя к монахам. Да их голыми руками можно было брать – шагов моих они не слышали!

– Взгляни, отец Петр, – прокряхтел Паисий: он единственный не вздрогнул от звуков моего голоса. – Знаешь сего молодца?

Ишь, как заговорил, скитоначальничек!

– Нет, не знаю, – ответил я, скользнув взглядом по простецкому лицу мужичонки. – Знаменитость местная?

Александр и Тихон прыснули в кулак и тотчас виновато оглянулись на Паисия: перед лицом смерти не положено тут веселиться. Но и Паисий не отстал – он лыбился во весь рот, тщетно пытаясь придать своему лицу приличествующее скорбным минутам выражение.

– Точно, знаменитость. И действительно местная! Кроме этой местности его, я думаю, нигде в лицо и не знали. Это Слива, Григорий Слива! Или кто-то весьма похожий на него… Все-таки я с ним за руку не знакомился и на брудершафт не пил… Но похож, сильно похож!

Тут Паисий замолчал, давая мне возможность проникнуться. А чего тут проникаться?

– Ну слива… Да хоть вишня… Я что, Чиполлино, чтобы меня этот фрукт повергал в ступор? – Тут я позволил себе насмешливо оглядеть скитников.

Услышав такие речи, монахи и вовсе дар речи потеряли.

– Ничего не слышал о Сливе? О Федоре Сливе? – с подозрением спросил Тихон.

– Откуда? – с непритворным удивлением ответил я. – Спросите меня имена поэтов Озерной школы, из пришлых, – отвечу! Французских символистов конца девятнадцатого века – отвечу! Эльфийских сказителей второй эпохи – тоже отвечу! Но про сливу вашу ничего не знаю, виноват! Просветите! И кстати, Федор? Вы же о Григории говорили!

– Федор Слива – глава одного из бандитских кланов в Гуляйполе, Григорий – его брат и ближайший помощник, – ответил Александр. Он, как я посмотрю, все-таки большей доверчивостью отличается, чем даже Тихон, хотя по возрасту и старше. – Клан Сливы – один из сильнейших! Наркотики, оружие, рабы – все это они контролировали. И еще Федор привечал орден Созерцающих. О них-то слышал?

– Об этих слышал… – ответил я задумчиво. Не сходится. Не сходится, хоть режь! Не мог Слива, если он брат предводителя клана, так глупо погибнуть…

– А как у них там, в Гуляйполе, перевыборы предводителей происходят? Как у нас, в Тверской академии, выборы ректора – раз в четыре года, или чаще? Может, время пришло?

Это было одним из самых простых решений этой задачки. Если «перевыборы» предводителя бандитов хотя бы отчасти похожи на ту грызню, которая устраивается в Тверской академии, то проигравший Слива со всей родней запросто мог отправиться или на корм рыбам, или в изгнание. На пенсию, так сказать… С небольшой свитой, например. И напороться на скит. Решил, по бандитской привычке, взять, что плохо лежит: знал ведь, что христиане всегда «левую» подставить готовы… Да только сам остался лежать под бронелистом собственного катера.

Проследивший нить моих рассуждений Паисий только согласно кивал.

– Ненавижу Созерцающих, – прокряхтел он. – И не только их, конечно, все эти ордены, но этих больше других. Согрешаю, но как иначе-то? Ариан на Торжество Православия проклинаем, а этих? Созерцающих, по моему сугубому мнению, надо каленым железом!

– Паисий, если этот Слива из Гуляйполя сбежал, то, может, погоня за ним будет? Не пора ли валить на заранее подготовленные позиции?

– Какие позиции? – удивился монах. – Мы никаких позиций не заготавливали…

– Что, и землянок в лесу не отрыли на всякий пожарный? – не поверил я.

– Тут землянку отроешь, на следующий день придешь – а в ней уже серый медведь живет, – рассмеялся Тихон. – Да и не пойдем мы никуда от храма…

– Ну хоть казна у него, – я невежливо ткнул пальцем в покойника, – с собой богатая была?

Слова мои едва не оказались сигналом для монахов. И для меня самого, понятное дело. Но всех остановил Паисий:

– Стоять! Стоять, я сказал! – Теперь вот веришь, что монах этот не всегда рясу носил, а когда-то успел и камуфляж… Не иначе до унтер-офицера дослужился. – Слива был бандитом! И непростым! А еще хитрым, жадным и злопамятным человечком! Наверняка если мы начнем его потрошить, то окажемся под магическим проклятием!

– Так мы его убили, – с сомнением ответил Тихон. – Может, мы уже…

– Не-э-эт! – со старческой хитринкой протянул Паисий, даже прищурился, так что все лицо его пошло тонкими морщинками. – Его собственный маг прикончил, который цепную молнию пустил! Она по Пете ударила, а у Пети амулет какой-то, а потом отскочила на тех, кто ближе! А ближе как раз Слива с присными оказался! Так что на маге и проклятие! А вот вещичек его лучше не трогать. – Паисий сказал это без всякого сожаления, и я его понял – жизнь-то дороже! – Это во-первых!

– Что, и во-вторых есть? – удивился я.

– Во-вторых – то, что большинство его амулетов божкам посвящено! Или знаки божков на них, или от алтарей этих божков запитываются! А Слива кому поклонялся? Кали! Нам такие амулеты нужны? А тебе, Петя?

– Оружие с патронами можно собрать, да и прочее… – Я крепко надеялся на то, что проклятия, если они есть, будут «утянуты» в смарагды. – Только я сам буду собирать, вы не лезьте! Амулеты, ладно, трогать не буду…

Обыск бандитов особых результатов не дал. Нет, патроны я выгреб, оружия тоже насобирал, но денег было – кот наплакал. И то не у Сливы, а у его спутников. Сам «брат предводителя» давненько, видать, в руках налички не держал… Не считать же добычей расчетные книжки банков Новых и Старых княжеств: они на ауру конкретной личности завязаны, мне не светит ничего. Собрав их целую горку, я задумался – что было бы, если бы я был колдуном. Например, смарагд захватывает часть ауры Сливы, а потом я, управляя смарагдом, работаю с расчетными книжками… Озолотился бы… Мечты-мечты…

Помрачневший Александр, видя, как я осматриваю трупы, задал, немного насупившись, вопрос, который, очевидно, постеснялись мне задать Паисий с Тишей:

– А у тебя амулет какому демону посвящен?

Видно было, что ему неприятно считать себя обязанным жизнью какому-то там божку. Рискнуть, не рискнуть?

– Это не амулет, а редкий природный минерал – кровавый смарагд называется! Вот… Смотрите! Довольны? Больше ничего сказать не могу, и вам советую никого никогда о нем не спрашивать для вашей же безопасности!

Повеселевшие монахи пообещали…

Все оружие я решил оставить скитникам, взяв себе только все патроны для СВД, которых оказалось совсем немного, парочку гранат взамен потраченных Александром да плащ-палатку старинного военного образца, скатанную в валик и притороченную к рюкзачку одного из спутников Сливы. Потом подумал и выбросил эту плащ-палатку. Не лежит душа к мародерке. Патроны с оружием выгрести – это святое, а вот вещи… Хотел посмотреть ножи погибших – я вообще к холодному оружию уважительно отношусь, – но тоже бросил: своих два, куда ж больше?

Этот день мы почти полностью потратили на восстановление ворот, потом оттащили тела погибших в лес, бросили в небольшой овражек, скорее яму, которую почти наполовину забили хворостом, и устроили всем коллективное огненное погребение. Сожгли то есть. Тихон предложил амулеты с тел насобирать да в Свену забросить, но я отказался: если бы амулеты были действующими, вряд ли бандиты погибли бы от какой-то молнии. Похоже, амулеты были разряжены, Кали как-то сплоховала, сами бандиты изрядно потрепаны, а их «последний рывок» вообще был образцом глупости. Ни разведки, ни плана атаки. Передовой дозор из мальчишек, который оказался не в состоянии справиться со мной, медведем да с Паисием. Принцип «умри ты сегодня, а я завтра»… Зуб мне, правда, выбили да свитер прострелили. Вот и все потери с нашей стороны. Только ворота в скиту выбили еще… Что особенно смешно, над телами бандитов христиане молиться отказались. На мой законный вопрос – как же так? – я услышал, что в заупокойных молитвах христиане молятся о единоверцах, а вот о язычниках, особенно поклонниках Кали, им не положено просить своего Бога. Будь язычники приличными людьми – еще можно было бы что-нибудь придумать. А как же всепрощение? А? «Святые отцы» сообщили мне, что христиане всепрощения не исповедуют, не по адресу я. Впрочем, свое «правило» монахи все равно отстояли. Пока они молились, я обдумал, как зашить свитер, и вплотную занялся швейным делом.

Одно дело, если плетение магически обработанных нитей, не сработавшее, конечно, в моем случае, было по всему свитеру. Другое дело, если только по груди. Я как-то не удосужился проверить… Точно, по груди только! Эх, опять я лоханулся! А Волобуев-то, вот ушлый лавочник! Скидку огромную сделаем! А магическая нитка-то по плечам, по груди да по брюху только! Ну и ладно! По крайней мере, зашивать прореху на боку можно не опасаясь, что нарушу сложную систему переплетения магических потоков…

Идея поднять затонувшие лодки монахами воспринялась на ура. На реке лодка лишней не бывает. В Гуляйполе они не плавали, но возможности перемещаться по реке, может, даже пройти по Великой, упустить не могли. Превратить флот из подводного в самый обычный речной решили завтра.

* * *

Лебедку сделали из пары блоков, подцепили за нос и за корму, ручным воротом стали вытягивать. Со дна сорвали катер легко – не успело его сильно засосать, к поверхности тоже подтянули на раз, а вот дальше пошло туго. Пришлось связать пару бревнышек на манер плотика, подойти на нем к катеру вплотную и поработать ведром вместо черпака – дно у катера было целехоньким. Бандиты хотели, видно, сами поднять потом, да не судьба…

Откачав большую часть воды и перепрыгнув в катер, я занялся осмотром мотора и при этом был приятно удивлен: движок, упакованный в непромокаемый мешок изрядных размеров, лежал на дне катера.

Через полтора часа катер уже сносно держался на поверхности воды, мотор был распакован и осмотрен, его можно было устанавливать, чем и занялись Паисий с Александром. Мне досталась почетная роль охранника, которую я выполнил с удовольствием, растянувшись на берегу на охапке хвороста.

Мотор казался вполне рабочим, но топлива в нем было только для того, чтобы он, прочихавшись, неожиданно сильно рыкнул и заглох. Выяснилось, что был перебит бензопровод, и не будь на моторе каких-то защитных заклинаний, которые просто обязаны были быть, по утверждению Паисия, весь агрегат давно бы взорвался.

– Ничего, Петя, до Арсайла на веслах дойдем, хоть и против течения, а там починимся и топлива купим! – Даже при таком раскладе ценность катера и мотора была достаточно велика, чтобы не попробовать его починить.

Пришлось признаться, что в Арсайл мне совсем не надо: повторно навещать Конкруда в мои планы не входило.

– Ну так до Гуляйполя тебя по течению сплавим, у бандитов починимся, заправимся, а там уж поднимемся вверх по течению, на моторе уже!

– Вы же не хотите к бандитам ехать, я правильно понимаю? – Чего общего может быть у бандитов и этих чудаков… Но Паисий уверил меня, что цепочка рассуждений: «Я покупаю бензин у бандитов, даю им деньги, а потом на мои деньги они снаряжают рейд по Великой, так что я тем самым оплачиваю бандитский рейд», – верна лишь отчасти. Все равно механики и мастера по починке лодок, катеров, яхт и хаус-ботов в Гуляйполе живут. То, что эти мастера в своих мастерских получат немного денег от монахов, не означает автоматического спонсирования бандитского рейда. Хотя, если доводить все до логического конца, не надо бы в Гуляйполе ничем пользоваться… но есть долг благодарности, и он важнее… В принципе можно было бы отправить монахов в Арсайл одних, но мне почему-то не хотелось и думать об этом.