Текст книги "Нелюди Великой Реки. Полуэльф"

– Сырая ямка в земле – не слишком надежное укрытие для таких камешков! Показал бы ты мне их, что ли, мне ж ничего больше не надо!

От этой просьбы Виталя опешил. Не ожидал он такого, не ожидал… Тут чем меньше логики, тем лучше.

– Не попорчу, не расколю, из рук вырывать не буду! Клянусь!

Все, теперь поверит. С клятвами у нас в Великоречье строго – клятвопреступники долго не живут.

– А что? – задумался Виталий. – Справиться со мной ты не сможешь, камни поклялся не портить, будет у тебя предсмертное желание и последняя воля. Все-таки ты его заслужил, хотя всегда был занозой в заднице!

Он решительно вывернул руль, и вот мы уже едем вдоль русла Шакши, «виллис» аж подпрыгивает на корнях деревьев, выбравшихся прямо на грунтовку и отполированных шинами проезжающих автомобилей. Хорошо! День солнечный, жарко, но от реки прохладой веет, и ветерок, да и от крон деревьев хоть какая-то тень. Остановились. Осмотревшись и определив только ему одному известные ориентиры, Виталя заглушил мотор машины. Чем ему это место приглянулось? Я бы в жизни не нашел, даже если бы он мне все ориентиры на бумажке нарисовал. У ученых подход системный. Виталя подошел к самому берегу, ловко спустился к воде, нагнулся – и вот в его руках уже влажно блестит маленький мешочек из кожи какого-то речного монстра. Кожа бородавчатая, но воду, похоже, не пропускает.

– Смотри, Корнеев! Какая красота! – Виталя чуть не плакал. На нужную кнопку я ему нажал, ничего не скажешь. И из рук он камни не выпустит.

– Да-а-а! – протянул я. – Кристаллы все-таки, а я думал, они неограненные – как булыжники. Гляди-ка – зелененькие!

Виталя поморщился, убрал камни в мешочек, спрятал его в карман брюк. Чего-то я не того сказал, ну-ка потихоньку, полегоньку, отходим, отходим.

– Дурак ты, Корнеев… Надо ж, зелененькие!

С этими словами он свел ладони перед собой, и между ними образовалась какая-то дымка. «Заклинание!» – вспыхнула мысль у меня в голове, и я выстрелил от бедра из «чекана». Попал прямо между ладоней, в солнечное сплетение. Стрекалов дернулся, дымка между ладонями развеялась.

– Ладно! – совершенно будничным тоном заявил Виталя, обнажая мгновенно отросшие клыки. – Колдовать ты мне будешь мешать. Свитер опять же продырявишь… А вот что будешь делать, если я обернусь да на тебя брошусь? Я ж оборотень, мне твои пули – тьфу и растереть. Это зеркальников моих можно было пулями задержать. Силы на них жалко было. Меня-то застрелить, да и надолго задержать, не получится. И что делать будешь, Корнеев? Привык на рево́львер свой полагаться!

Меня несколько позабавило, что в слове «револьвер» он делает ударение на второй слог, на «о».

– Отчего же на револьвер? У меня теперь СВД есть, – сказал я как можно солиднее, наставляя на оборотня-колдуна дуло винтовки поручика и отшагивая назад, высоко поднимая носки и стараясь наступать на пятки.

– И сколько там выстрелов? Пять? Десять? – Виталя демонстрировал полное презрение ко мне и моему оружию. Ему было весело, он забавлялся…

– Десять, Виталя, да только стрелять я не хочу. Я тоже хочу на Ашмаи работать! Как он поживает, кстати? Не болеет?

– Все, Корнеев, это уже переходит всякие границы! – И чего у него так настроение портится, когда я Ашмаи упоминаю, – только что лыбился, теперь вот чуть не рычит? – Не знаешь ты ничего! И не лезь со своими глупостями!

И он бросился на меня, вытягивая вперед руки с заострившимися когтями.

Грянул выстрел, голова Витали дернулась, и он упал ничком, стремительно теряя человеческие очертания. Впрочем, никакой другой формы он не приобрел. Запахло землей и нечистотами. Колдун и оборотень в одном лице просто расплывался у меня на глазах, как снеговая баба под лучами палящего солнца, только гораздо, гораздо быстрее. Кривясь от отвращения, я достал мешочек с камнями из правого кармана его брюк, а затем – из заднего кармана – выудил записную книжку. Не промокла от слизи, в которую превращалась плоть оборотня, – уже хорошо.

Постоял над остатками того, кто был неплохим, в общем, человеком Виталей Стрекаловым… Человеком? Сомневаюсь… Нет лучшего знатока перемещений в иерархии, награждениях и поощрениях Тверской академии, чем выгнанный оттуда Петр Корнеев. Я привык следить за всеми делами этого учреждения с болезненным интересом. Как не до конца затянувшуюся рану расчесываешь – больно, но остановиться не можешь. И такого дела, как награждение «Бэрахом» своего бывшего студента, я бы не пропустил. Чуть поморщился, представив знакомую картину, – сижу в аборигенском кабаке пьяненький, с адрес-календарем Тверской академии в руках, и говорю в пустоту:

– Почетный знак академической медали Бэраха! Стрекалову! Да он на зачете списывал!.. Едва-едва я ему «удовл» натянул!

Как там Виталя врал – зеркальник напрямую с подсознанием работает… Высоко себя парень ценил, раз его двойник кавалером заделался… И когда произошло поглощение? На крыше «Принцессы Грезы»? Теперь не разберешь… Или это слияние было? Так сказать, по доброй воле? Известно же, что самая страшная нежить, лич, возникает от добровольного приятия колдуном крови вампира… Слияния, так сказать… Надо бы прощальную речь произнести, как полагается:

– Помнишь, Виталя, клятву Гиппократа? Вот и расплата. Прощай, Виталя!

Патрон с серебряной пулей, украденный у вахмистра Парфенова, сослужил свою службу, как я и надеялся. А кольт Виталин хоть выбрасывай – не чистил, паразит, с того момента, наверное, как купил…

Машина завелась сразу, солнце сияло, дорога казалась безопасной, но я не расслаблялся. Передо мной вставали во весь рост и нагло ухмылялись вопросы. Даже вопросищи. Куда девать камни? Кто мне расшифрует записи Витали? Кодом же, подлец, все записывал. Что с Наташей? Где она? Есть ли смысл вообще надеяться, что она хотя бы жива?

И кто же такой Ашмаи, таракан его заешь?

Глава 5,
в которой герою сперва снится нехороший сон, а затем ему не дают насладиться архитектурным ансамблем Ярославля

Виталя пришел ночью. Сел на кровать, заложил ногу за ногу, начал покачивать носком, как-то очень фатовски, как никогда не делал при жизни.

– Кого, Корнеев, застрелил, целителя застрелил? И не краснеешь? Или эльфы не краснеют?

– Ты же мертвый!

– Не тупи, Корнеев, конечно, мертвый, ты ж сам меня убил. Откуда пули серебряные? Спер, как всегда?

– Патрон спер, признаю… А ты как, надолго?

– Вообще ты понимаешь, что говоришь? Я навсегда теперь…

* * *

Проснулся я в поту. Рывком сел. Не так, как бывало, проснешься простуженный, например, – весь в поту. Нет. Я плавал, я чувствовал себя в реке, и не в Шакше какой-нибудь, а в реке Великой!

Но как это прекрасно, что это лишь сон! Хрен тебе, Виталя.

– Задолбал уже, Стрекалов! – сказал я громко, чтобы рассеять наваждение.

Номер под лестницей был маленьким и душным. Не то чтобы денег не было: из Сеславина я выехал с полным кошелем золотых, – не было нормальных номеров на этом постоялом дворе, стоящем в селе Ананьино на тракте аккурат между Сеславином и Ярославлем. Движение-то неслабое. А я, ясен перец, в столицу еду. А куда мне ехать, мне теперь перед Иваном Сергеевичем отчитываться надо! Приеду в столицу, буду выяснять – в ходу «Крем» или нет. Перво-наперво газету куплю, ну и еще есть задумки. Да кого я обманываю? Никогда мне так не выяснить ничего, только зря время избуду.

С такими приятными мыслями я начал потихоньку вставать.

В общем зале трактира было по-предрассветному сумрачно и пусто. На кухне топилась печь, оттуда поддавало жаром и запахом свежевыпеченного хлеба. Я заглянул – дверь-то туда приоткрыта. На маленькой скамейке возле двери сидела, умильно жмурясь, грязно-белая кошка, а рядом с ней, забавно хмурясь и зевая, ерзало белокурое человеческое дитя лет так шести или шести с небольшим. Девочка? Ага. Кошка, почуяв меня, спрыгнула с лавки и, гордо задрав хвост, подошла. Развернулась у самых ног и с едва слышным урчанием потерлась башкой о сапог. Тогда и девчонка меня заметила. Можно начинать беседу.

– Свежий, хозяюшка? – спросил я, указывая на большой каравай, стоящий на столе.

Вообще-то там стояло штук семь караваев, но этот почему-то не был накрыт рушником, как другие. По корочке видно, что отменный хлебушко! Девчонка кивнула и засмущалась – то ли оттого, что я назвал ее хозяюшкой, то ли оттого, что не знала, можно мне на кухню или нельзя. Немедля из-за угла печи, поражающей основательностью и размерами, выглянула женщина в запачканном мукой переднике и завязанной на лбу косынке, делающей ее голову похожей на кочан капусты. Аборигенка, молодая, раскрасневшаяся от жара и довольно симпатичная, по чертам лица – мать этой «хозяюшки». Такая же белокурая.

– Доброго утра, хозяйка, – поприветствовал я ее. – Каравай хочу купить – вон она мне продает! – И я кивнул на забежавшую за спину матери девчонку.

– Продаешь? – удивилась женщина, смеясь и вытаскивая дочку из-за спины. – Ну давай, дай дяденьке эльфу хлеба, торгуйся, что ли!

Ободренная смехом матери, девчушка важно подошла к столу, сняла каравай и протянула мне со словами: «Мамка севодни пекла, а я муку сеяла!»

– Сеяный? Ну надо же! – вроде как удивился я и протянул девчонке золотой, хотя на такие деньги можно было купить все караваи в этом трактире. Подмигнув опешившей женщине, я подхватил хлеб и отправился восвояси – собираться.

Говорят, когда Гоголь сходил с ума, его голову обкладывали горячими, только что испеченными хлебами. Это считалось надежным медицинским средством. То-то Виталя бы смеялся. А сегодняшнее видение – не признак ли безумия? Нет, я понимаю, если бы оборотень у меня «первый» был, так ведь не первый…

Да и не последний! Смачно откусив от каравая, вместо того чтобы прикладывать его к башке, я влетел в свой номер. У нас, холостяков, на пожрать воображение плохо работает: увидел каравай, отъел половину – и ладно!

* * *

Дорога до Ярославля была хорошая, накатанная. Она уже давно подсохла, старенький «виллис» Ивана Сергеевича бодро рычал мотором, я обгонял какие-то телеги, один раз даже решился на обгон колонны грузовиков, но пообещал себе впредь этого не делать – колонна шла с приличной скоростью, а в зеркало заднего вида я разглядел, что за рулем первой машины восседает нечто бородатое – гном, очевидно. Не люблю вообще-то обгонять на таких дорогах, но как подумаю, что придется в очереди на воротах ждать, пока колонну пропустят, так нога сама на педаль газа жмет. Надо от колонны посильнее оторваться, посильнее…

* * *

Сам Ярославль, конечно, производил впечатление даже башней караулки при въезде. Встречающий путников черный медведь все так же протягивал лапу в предостерегающем жесте, на его плече отливала золотом алебарда, поверх щита с гербом красовалась смешная, но красивая шапка, отороченная черным мехом. Не из этого ли самого медведя?

Контроль на воротах в столицу Ярославского княжества был жестким, но справедливым: с меня содрали золотой за двухнедельное хранение СВД-П в арсенале, приютившемся у ворот города, «таран» порекомендовали держать в чехле, если я не хочу неприятностей, опечатав заодно и чехол дурацкой ниткой с сургучиком. Совершенно бессмысленная мера предосторожности – в том же Сеславине такой ерундой не заморачивались, – другое дело, что я «таран» в чехле и держал. А чехол в сумке. Если на службу в «группу по найму ополчения» не бегал. По поводу «чекана» в кобуре и Виталиного кольта мне никто ничего не сказал, только смешливый рядовой спросил, не эльф ли я Закатной пущи и не собираюсь ли ударить по Твери с тыла, – столько оружия везу.

Смех смехом, но ко мне пододвинулся насторожившийся унтер, а другие солдатики аккуратно сменили позицию, явно готовясь взять меня в несколько огней, если что не так. И опять волшебная бумажка от Ивана Сегеевича помогла. Я даже со смаком принялся рассказывать, как мы ящеров «гоняли-гоняли, душили-душили»… Тут как раз колонна грузовиков подошла, та самая, и меня, такого разговорчивого, заткнули, попросив на выход, то есть выезд. А я и рад.

За разговорами солдатики не удосужились спросить даже, какова цель моего прибытия в Ярославль, хотя обязаны были по протоколу. Хорошо быть честным и открытым – как я расписывал свои боевые действия в Сеславине против тридцати трех оборотней-крокодилов, так хоть в газету помещай, в рубрику «Наши герои».

Кстати, газета! Куплю газету, брошу вещички в ближайшей к Которосли гостинице – и пойду бродить по Ярославлю, самому красивому городу, который я видел. Нет в Великоречье городов красивее, ручаюсь! С огромным удовольствием я проехал вдоль Великой, по дороге, которую не перекрывала стена с колючкой – редкий случай, сразу видно – столица.

Гостиница, конечно, роскошью не удивила, но номер мне достался очень хороший, светлый, и мебель новая. Я бросил вещи посреди комнаты, пригладил волосы перед зеркалом, поправил кобуру с «чеканом» – больше ничего из оружия брать с собой не буду. Ножи и кистени не в счет. Открыл дверь номера, шагнул в коридор…

Темнота.

* * *

Мокро как-то.

– Очнулись, Петр Андреевич? – Глумливый голос показался знакомым. – Или еще водички?

– Еще, – разлепил я губы, и на меня обрушился ледяной водопад. Хоть в голове просветлело.

Так. Я сижу. Ноги с руками примотаны. Попробовать глаза открыть? Если я открою глаза, то увижу тех бандитов, кто меня спеленал. Как младенца, как несмышленыша, твою ж! Если я их увижу, то, скорее всего, живым мне не уйти. Опять же если это бандиты. А если полиция? Я осторожно открыл один глаз, второй – и увидел того, кого в принципе не ожидал увидеть: помощника Василия Васильевича из контрразведки, щеголя в костюме-тройке, не помню как зовут. Или он не представлялся?

– Вижу, очнулись, Петр Андреевич! – с какими-то даже сочувствующими интонациями сказал контрразведчик. – Где смарагды, колись, козел! – А это его уже на крик срывает. Напугать, что ли, хочет контрастом? Или напугаться?

Я окинул взглядом помещение. Перетащили, сволочи… Я находился в освещенной лампами дневного света комнате без окон, пол неровный, выложен плиткой, сток сбоку виднеется. На операционную не похожа. Значит, допросная в контрразведке. Не слишком ли круто задержание и арест произвели?

– За козла ответишь, – сказал я слабым голосом, так что щеголю пришлось по-птичьи вытягивать голову, чтобы услышать. Я орать не буду, я существо слабое, щас вообще глаза закачу и в обморок упаду. – А-а-а! – Вот за ухо не надо. Больно же.

Но ни притвориться, ни в обморок мне упасть не дадут. Скосив глаза, я увидел второго живодера, которого не засек раньше, – немного не до того было. Но обидно все равно. По виду это был не палач в классическом понимании слова – шкафоподобный здоровяк с маленькой головой на широких плечах и свиными глазками, – нет, это был сухонький такой сморчок-старичок, с железными, правда, пальцами, в чем я только что убедился. Смотрит внимательно, без злобы и сочувствия. Идеальный такой убийца. Мундирчик на нем унтерский, застиранный, поверх даже фартука не накинул. То ли крови не будет, то ли будут бить так, чтобы все гематомы внутренними оказались. Глядя на старичка, верю – сможет. Но то, что в допросной дознаватель не один, – радует. Глядишь, еще кто подтянется, свидетель хоть какой-нибудь. Надо только время потянуть.

– Еще раз спрашиваю: где камни, Корнеев? – Молодой щеголь смотрел опять ласково и доброжелательно. Не знаю, на тех, кто своей вины не чувствует, эти его переходики – от воплей к сладости невообразимой – действуют или нет? На меня вот не действуют. Я кое-что пострашнее видал. Сегодня во сне, например. Молчу.

– Говорить не хочешь, Корнеев? – К такому повороту событий он должен быть готов – ну, не первый же допрос у него. Или первый, судя по бездарному исполнению? Как бы бить не приказал… Вообще-то говорить я никогда не отказываюсь. Ни при каких обстоятельствах. Часто даже себе во вред. Но желательно хотя бы знать собеседника по имени.

Звук раскрываемой двери привлек не только мое внимание. Старикан-убийца вытянулся, дрогнув большим кадыком, а помощник Вась-Васи так и вообще – метнулся со своего стула в сторону двери, доложил: «Задержанный Корнеев пришел в чувство!» – и распластался вдоль стены, давая вошедшему возможность разглядеть меня, а мне соответственно его. Офигительно! Так это импровизация была? Или с ведома начальства мальчик выделывается?

– А почему привязан? – Удивление зашедшего Василия Васильевича казалось искренним. – Буйствовал?

– Никак нет, Василий Васильевич, это так, мера предосторожности. Парень резкий, стреляет метко, пришлось стреножить…

– Ничего-то тебе, Локтев, поручить нельзя, – вздохнул Василий Васильевич, – а вы, Корнеев, чего сидите? – И он махнул рукой старичку.

Тот весьма сноровисто развязал мне лодыжки, потом ослабил петли, через которые были просунуты мои запястья. Да тут целая система! Я-то думал, просто веревками примотали.

– Корнеев Петр Андреевич! – официальным голосом начал Василий Васильевич, держа перед грудью какую-то бумажку. Посмотрел поверх бумажки, убедился, что я внимательно слушаю. – Вы задержаны распоряжением по Департаменту контрразведки. Имеете что-то сказать?

– За что задержан?

– Что значит «за что»? Вам никаких обвинений не предъявляют. Пока. Вы задержаны для снятия допроса. – Тут Василий Васильевич позволил себе улыбнуться: – Хотите сделать признание?

– Вопрос хочу задать, Василий Васильевич…

– А задавайте, Корнеев, – разрешил агент. Вот так, сначала устанавливаем коммуникацию…

– А два вопроса можно?

– Можно-можно, только осторожно, – разрешил контрразведчик, но посмотрел смурно. Не нравится, когда правила игры нарушают…

– Вы, Василий Васильевич, как в Ярославль поспели? Гнали всю дорогу?

– На самолете прилетел. На «Аисте». Это все?

Ничего себе, важная шишка! Или про меня уже все решили? И второй вопрос:

– Наташу нашли?

– Много будешь знать – скоро состаришься! Половинкам-то эльфийского века не положено!

– Не злорадствуйте, Василий Васильевич, не нашли, так никто вас не винит…

Вот уж шпилька контрразведчику в одно место. Локтев, помощничек, аж взвился! Да и Вась-Вася рожу кривит. Только железный старикан смотрит равнодушно – ему все равно кого мучить. Надеюсь, у него простатит. В крайнем случае – геморрой. Согласен и на язву желудка. Пусть хоть гастрит. Ну хоть раны боевые у него к непогоде ноют? Да откуда у него боевые раны? У инквизитора контрразведческого? Вась-Васю я достану, Локтев сам себя съест при таких импровизациях, которые со мной вытворял, а вот художества старикана останутся неотмщенными. А есть у меня подозрение, что это он меня вырубил – у Локтева вряд ли получится так ловко. А больше никого не вижу – даже писаря какого захудалого.

– Теперь моя очередь вопросы задавать, – провозгласил Вась-Вась, кивая Локтеву, севшему за низенький столик с писчей бумагой и чернильницей-непроливайкой. – И сейчас я приглашу в допросную колдуна, который сможет засвидетельствовать, правду вы говорите или лжете. И вы предупреждаетесь, что лгать в контрразведке нельзя. За это по законам Ярославского княжества каторга положена. – Контрразведчик не смог сдержать торжествующей улыбки. – Не возражаете против проверки ваших показаний магическим жезлом?

Педант он все-таки, этот Василий Васильевич, все прям по протоколу чешет.

– Только «за»!

Старик-палач молча подошел к двери, распахнул ее, впуская новую личность – медведеподобного джентльмена-пришлого с окладистой рыжей бородой, в черном мундире с иголочки. Не говоря лишнего, этот громила нахмурил бровищи, так что они совсем сошлись у него над переносицей, выхватил откуда-то из-за спины уставной жезл с навершием из тускло светящегося горного хрусталя, побарабанил по нему пальцами, недовольно скривился, подбирая, видимо, настройки, и направил свой инструмент на меня. Если Вася «в квадрате» выглядел самым вальяжным из контрразведчиков, его помощник Локтев – самым неопытным, изверг-старикан – самым опасным, то этот маг – самым занятым, спешащим и недовольным. Вот он кивнул Вась-Васе, показывая готовность к работе.

– Итак, – откашлялся контрразведчик, – вы Корнеев Петр Андреевич, полуэльф?

– Да.

– Назовите ваш возраст и место рождения.

– Мне тридцать лет, родился в Тверском княжестве, в Твери.

– Семейное положение?

– Не женат, но намереваюсь жениться…

– Нас не интересуют ваши намерения, задержанный. Вы были в городе Сеславине, когда исчезла Наталья Ивановна Бороздина?

– А у нее Бороздина фамилия? Не знал… Хотя она же дочка Ивана Сергеевича!

– Постарайтесь впредь только отвечать на вопросы, – достаточно спокойно заметил контрразведчик. – Не вопросом на вопрос, не комментировать вопрос, а именно отвечать на мои, – он выделил интонацией слово «мои», даже паузу сделал, – вопросы.

Василий Васильевич повторил вопрос, а я вместо ответа недоуменно уставился на него. Молчание затягивалось.

– Не хотите отвечать, Корнеев? – без видимых знаков нетерпения спросил контрразведчик.

– Вы же знаете ответ: сами меня видели на балу в Благородном собрании. Забыли?

– Я не для собственного удовольствия с вами беседую, а по долгу службы, – прокомментировал мой выпад Василий Васильевич.

Погоди, дорогуша, это цветочки еще. Пусть на вопросы о себе я ответил четко, это еще не значит, что так дальше пойдет, пока третья степень устрашения в бездействии обретается… Тут я скосил глаза на безмолвно стоящего у стены седого унтера.

– Запиши: признается, – кивнул Вась-Вась Локтеву, строчившему протокол.

Хороший ход. Если ему удастся убедить меня, что я признаюсь, то дальше будет легче: признался в одном – признаюсь и в другом. Например, в том, что именно я являюсь негласным лидером членов ордена Созерцающих и главным жрецом богини смерти Кали. И ее мистическим мужем, по совместительству.

– Имели вы контакты с Натальей Ивановной Бороздиной, пока находились в городе Сеславине?

– Не такие, каких хотел бы.

– Отвечать на вопрос без двусмысленностей! Прямо и точно! Нам нужны прямые ответы! – Это уже Локтев спешит отметиться, отрабатывает свой недавний промах. Вась-Вась только глазки закатил, показывая, как он намучился со мной, бестолковым. То ли еще будет…

– Повторяю вопрос! Имели вы контакты с Натальей Бороздиной?

– Задавайте прямые вопросы. Я что, обязан знать, что вы подразумеваете под словом «контакты»?

Василию Васильевичу уже хотелось крови. Локтеву тоже. Полинялому унтеру у стены ничего не хотелось – в его глазах я не мог прочесть никаких желаний, никаких эмоций. Машина, не человек. А это плохо. Колдун же выглядел заинтересованно и слегка озабоченно.

– Вы же образованный человек, Корнеев, – сказал Вась-Вась, старательно восстанавливая спокойствие. – Мы надеемся, что вы проявите немного сообразительности.

– Нет.

– Что нет? – Глаза у Василия Васильевича выкатывались из орбит, так он удивился.

– Я не человек. Нелюдь, если угодно.

На Василия Васильевича было жалко смотреть. Я его отчасти понимаю. Каких он эльфов видел? Наверное, тех, кто попадался ему на горячем и под пыткой или под угрозой пытки выкладывал все и закладывал всех… Но меня пока не пытают – я не обвиняемый и не арестованный, я – задержанный. Тонкость такая вроде бы. А как кардинально все меняет. Нет, я не заблуждался насчет своих прав и возможностей контрразведки. Младенцу известно, что в такое заведение легко попасть, но трудно выйти. Да и моя реплика была предназначена не только для того, чтобы рассердить Вась-Васю. Колдуну тоже надо понять, с кем он имеет дело, а то чё-та тормозит он со своим жезлом… Сработало! Колдун вновь начал щелкать пальцами по жезлу, затем кашлянул и негромко помянул всех демонов нижнего плана.

– Выйдем, – откликнулся он на вопросительный взгляд Василия Васильевича.

Дверь они прикрыли неплотно, да и слух у меня получше, чем у людей, так что, к своему удовольствию, я услышал почти все, о чем шептались за дверью два героя тайного сыска.

– Он квартерон, осьмушка или ровно пополам? – спрашивал маг, кряхтя и отдуваясь. Тяжела, наверно, служба на благо отечества у ярославских колдунов.

– Половинка: отец из пришлых, мать – эльфийка. Вроде бы, – просветил колдуна контрразведчик. – По имечку же понятно. Что-то не так?

– Понимаешь, Василий, настройка жезла – дело тонкое. Он же на изменения ауры реагирует. А аура – биофизическое явление.

– Ну и что, – никак не мог врубиться агент, – что не так?

– У людей и нелюди, эльфов например, биофизика разная, – произнес колдун слова, которые я давно уже произносил внутри себя, как заклинание. Прям открытие. Бином Ньютона! – Я, конечно, где-то на половинные настройки поставил – что для эльфа, что для человека, – но такой эффект наложения… Короче, нужна доминанта, чтобы на нее заклинание по распознаванию лжи закреплять. Я, как обычно по инструкции, по имени ориентировался, доминанту поэтому человеческой поставил. А он вишь, какие откровения выдает… Нелюдью себя считает… Гарантий так что нет никаких… Так, иногда что-то чувствуется…

Василий Васильевич, судя по голосу, мрачнел на глазах:

– Сделать ничего нельзя?

Догадаться, что колдун ответит отрицательно, труда не составило.

– Ну хоть постой тогда рядом с умным видом… Когда мы по голове ему стучать будем, можешь выйти…

– А что, начинали уже? – встрепенулся маг.

– Да нет, при задержании вырубили только… – Голос Василия Васильевича звучал куда как мрачно, и его предчувствия не замедлили оправдаться.

– Почему меня не предупредили? – А вот в голосе колдуна явственно звучало облегчение. – Если у него сотряс, то вся работа без толку – хоть настраивайся, хоть не настраивайся! Рядом, так и быть, постою, но результатов не жди!

С этими словами колдун решительно толкнул дверь и вошел в допросную с самым независимым видом. Если тут все работнички такие, то понятно, как они Гуляйполе проворонили. А не прочитать ли им лекцию «Как надо работать в контрразведке на благо родного Ярославля»? Или нет, у нас есть лучшая кандидатура на роль лектора…

– Время – деньги, Корнеев… – Василий Васильевич явно ждал того момента, когда можно будет отдать приказ безмолвному унтеру, не проронившему действительно ни звука с тех пор, как я открыл глаза. – Куда делся ваш приятель Стрекалов?

– Он не совсем мой приятель… Знакомый по Тверской академии.

– Куда делся Виталий Стрекалов, вместе с которым вы покинули Сеславин?

– Ушел.

– Как ушел? Куда? С подробностями, Корнеев.

– Мне не сказал… – В моем удивлении, с которым я пожимал плечами и покачивал головой, только опытный чародей смог бы разгадать наигранность. – Он не приятель мне – свободный человек, вышел из машины на окраине Ананьино, попрощался и ушел.

– Вы понимаете, что и вы и он подозреваетесь в краже кровавых смарагдов?

– Я тут ни при чем, – сказал я решительно.

Бросивший взгляд на колдуна Василий Васильевич скривился.

– Вы знаете, где находятся сейчас кровавые смарагды?

– Нет, – ответил я, честно глядя в глаза агенту.

– По-моему, врет, – в задумчивости провозгласил колдун, и Вась-Вася приободрился.

– Знаете, знаете, не отпирайтесь… – Агент как-то поразительно легко заряжался оптимизмом. Его карьера, как я начинаю понимать, вся строилась на чистосердечных признаниях, полученных в допросной, где на полу есть специальный сток для крови. – Ну-ка, Аристарх!

Старый палач подошел и неуловимым движением руки «закрутил краник» – выломал мне ухо под самым немыслимым углом. Опасности для здоровья особенного нет, даже хрящ не сломан, скорее всего, но боль – дикая!

Взвыл я в полный голос. Страшно – не показывай, больно – преувеличь. Эта заповедь не раз спасала мне жизнь, так что вопить я не стеснялся. Боюсь ли я боли? Очень боюсь. Очень, очень, очень.

– Вещички твои мы проверили, и особенно напряглись, когда, знаешь, половину каравая обнаружили. Думали, ты в мякиш смарагды засунешь… Не было в мякише ничего, – в доверительной манере, снисходительно глядя на меня, корчащегося от боли, поведал Василий Васильевич. – Так где камни? Аристарх!

– Стойте! – взвизгнул я. – Не надо, только не ухо! Вы не представляете, какая это боль!

– Аристарх! – спокойно продолжил Вась-Вася, и стоящий сбоку палач просто надавил своими железными пальцами мне на печень. Не вздохнуть! А ведь всего-навсего два пальца под ребра загнал. Без замаха. Интересно, если б кулаком ударил, я бы сразу дух испустил или все-таки помучился слегка для приличия?

Когда удалось отдышаться, я был уже морально готов. А они? Ждать не надоело? Они, похоже, тоже готовы.

– Чего вы хотите? – Воздух выливался из легких, как вода из прохудившейся клизмы.

– Скажи, где камни, – и свободен. – Вась-Вась скрывал нетерпение, но в искусстве притворяться он был не из первых. Да и Локтев вон, как собака, стойку делает…

– Камней у меня нет. – Я поднял глаза к потолку, скосил их направо. Или налево надо? А мы вот как… Медленно, чтобы Аристарх чего не подумал, поднял руку, почесал нос. Заодно рванул ворот рубахи, будто он мне дышать не дает. Дышать действительно было тяжеловато, спасибо Аристарху…

– Точно врет, – убежденно сказал колдун, активно водя жезлом по кругу, – врет, как сивый мерин!

– Аристарх! – В интонациях Василия Васильевича все явственнее звучали фанфары.

– Со мной камни, со мной! – ревел я белугой, слезы так и брызнули из глаз от очередного художества Аристарха. Этот тип явно предпочитал работать сериями, когда была такая возможность. А учили его хорошо, на совесть. Я уже не вполне понимал, куда он меня очередной раз ударил: все тело явственно ощущалось одной болевой точкой. Куда ни бей – не промахнешься. Но надо было дать Аристарху поработать – для достоверности.

– Как с собой? – не понял Василий Васильевич. – Локтев! Обыскивали его?

– Обыскали, конечно. Но полного досмотра не было, – растерянно проговорил помощник агента. – Оружие отняли, из карманов все вынули, но одежду не прощупывали… Да его же в Сеславине досматривали!

– Видите, Корнеев, с кем работать приходится… – вздохнул агент. – Обыскать и досмотреть!

Неужто и здесь Аристарх окажется на высоте? С меня мгновенно содрали рубаху, прощупали ее, собирались сдирать штаны, как вдруг Василий Васильевич сделал знак остановиться.

– Может, сами выдадите, Корнеев? – спросил он покровительственно. – Обещаю в протоколе все отразить в лучшем виде – я добрый.

– Сам не могу, они у меня в одном месте…

– В заднице, что ли? – заинтересовался маг, до этого стоящий спокойно и только изредка тыкающий в мою сторону жезлом.

– В прямой кишке…

– Василь Васильич, Василь Васильич! – заполошно закричал со своего писарского места Локтев, до сих пор лихорадочно рывшийся в бумагах на столе. – В Сеславине даже не проверяли! Не заглядывали! Нет этого в протоколе! Это ж служебное несоответствие! Эльфу – и не заглядывали!