Текст книги "Нелюди Великой Реки. Полуэльф"

Проталкиваясь между людьми, я отметил и присутствие нелюди. Два гнома, пыхтя огромными трубками, обсуждали с Глоином достоинства ковки мечей, как я успел понять, прислушавшись краем уха.

– Эй, Глоин, хочешь контрамарку?

– Чего?

– Пошли, проведу тебя, полюбуешься на цирк. С родичами, естессно.

– Во! Давай, Петя, я ж на тебя поставил!

Поразительно, он съел «цирк», не поморщившись. Или, по гномским понятиям, дуэль – вещь несерьезная, или, что скорее, ему уже такого наболтали…

Штабс-капитан, застывший в дверях, пытался остановить Глоина с родичами, валивших за ними наблюдателей, даже Виталю, не узнав.

В результате пришлось мне наводить порядок. Присутствие Глоина и его родичей удалось оправдать тем, что гномы мне родня, да и вообще вся нелюдь на одно лицо, и еще они засвидетельствуют заточку клинков. Прочих, кроме Витали, вытолкали взашей. Иван Сергеевич, однако, спокойно прошел в дверь: Илютин предпочел его не заметить.

В гимнастическом зале было полно народу. Едва ли не все офицеры гарнизона в гимнастических костюмах обменивались ударами шпаг, коротких сабель, мечей. Какой-то здоровяк крутил вокруг кисти алебарду. Раз-два-три виток – и в другую сторону. А умен штабс-капитан, умен. Тренировка личного состава с холодным оружием. А-а, Корнеев, заходи! Не хочешь пофехтовать, а? Вот катаны неплохие… Вон Свечников тебе все покажет… Ай-ай, Корнеев порезался. Сонную артерию на пальчике разрезал! Так и напишет в отчете, что начальству отсылать.

Молодец, штабс-капитан… Иван Сергеевич уже удобно пристроился к стеночке, задумчиво пробуя большим пальцем шипы какого-то моргенштерна.

– Вы готовы, Корнеев? – Штабс-капитан явно не хотел тянуть кота за хвост. Его помощники вытянули на середину зала небольшой столик, на него положили два одинаковых по длине меча. Хорошие катаны, рукоятки акульей кожей обтянуты. Я кивнул Глоину, и гномы чинно вытянули оба клинка из ножен. Сверкнула сталь.

– Слоистая сталь, клинки самозатачиваются, – вынес вердикт один из родичей Глоина, даже не знаю его имени. – Мечи сделаны мастером Дальдуром из клана Снурри Серобрового с Железного хребта для господина Илютина.

По сгрудившимся офицерам прошел тихий шепоток. Кажется, далеко не все видели эти мечи, для кого-то это было новым зрелищем.

– Как на грех, только получил свой заказик… – В голосе штабс-капитана отчетливо был слышен страх остаться без любимой игрушки. – А что?

– Победитель забирает оружие побежденного, – припечатал я штабс-капитана.

У большинства офицеров мое замечание не вызвало внутреннего сопротивления, а вот владелец мечей взвыл:

– Это не было обговорено перед дуэлью!!!

Штабс-капитан боялся за свои клинки. А вот то, что они сломаться могут в поединке, это ему в голову не приходило?

– Ладно, ладно, давайте уговоримся заранее, что забирать… Я вот ставлю «чекан» и «таран» пятизарядный. А вы, поручик?

Поручик лишь пожал плечами. Он пожирал мечи взглядом и, казалось, готов был отдать полцарства, чтобы коснуться рукояти. Адепт искренней и безоговорочной веры в кэндо? И кто здесь за сэнсэя выступает? Начальник гарнизона? Тогда энтузиазм поручика понятен…

– У меня довольно много оружия дома, – сказал он равнодушно. – Есть и самозарядки, и помповик, и охотничье ружье, и револьверы…

– СВД есть? – сразу спросил я его, замирая в надежде, что у него есть мое любимое оружие.

– Конечно, только СВД-П, оптика у меня на СВТ…

Гм, а правильно я сделал, что перевел бой на холодное оружие. Ишь, какой арсенал собрал парень…

– Ставлю свои стволы против СВД-П поручика, – быстро закончил я торг, и штабс-капитан, мотнув головой, как лошадь, сгоняющая с века муху, потребовал:

– Выбирайте ствол… тьфу ты, клинок, клинок выбирайте, Корнеев. А за винтовкой пошлем прямо сейчас…

А чего выбирать? Клинки парные, так и заказаны были – для себя и того парня, который спарринг-партнер.

Взял меч… Теперь спокойнее: все на меня смотрят. Одной рукой махнул влево, вправо, растянул губы в улыбке.

Поручик взял катану двумя руками, довольно ловко встал в стойку, выставив вперед правую ногу. Сделал два пробных замаха с ударами, оба с шагами, довольно четко, надо сказать. Остался в стойке, держа острие лезвия на уровне глаз.

– Петя, меч двумя руками держи, – страшным шепотом, слышным во всех концах зала, попросил Глоин, и я, сделав испуганные глаза, перехватил второй рукой рукоять катаны. Молодец, Глоин, отлично свою реплику отработал. Только не складывать пальцы левой руки в кольцо на рукояти. Вот я большой палец отогну. Если поручик Свечников мягко покачивал меч, используя люфт между большим и указательным пальцами правой руки, крепко обхватив рукоять даже не средним, а безымянным пальцем и мизинцем – прямо залюбуешься, опытный парень, – то я держал меч совершенно расслабленными пальцами, всеми сразу, да еще и самыми кончиками. И кисть слегка подвернул, незаметно так. И в отличие от Свечникова, придерживал меч едва ли не поперек груди, как древко от знамени.

Судя по загоревшимся глазам поручика, такой способ удерживания меча явно ему нравился. Только полные профаны могут так держать меч, и стоять так мне стоило огромных усилий.

– Э-э-э, все показали готовность драться, позвольте предложить разговор о примирении! – Виталя вспомнил об обязанностях секунданта.

– Если поручик Свечников готов принести извинения, то я согласен, – быстро проговорил я, заранее зная, что после моей перчатки извинения невозможны.

– В позицию! – улыбаясь и покачивая головой, скомандовал штабс-капитан. Я понял, что он успел поговорить со вторым врачом, Игнатием, и убедиться, что никаких колдовских штучек-дрючек я не использую. Хорошо. Хорошо еще на самом деле, что поединок не по ударам расписан, как норлинги иногда делают, когда на мечах дерутся. Я бросил взгляд на Ивана Сергеевича – вот кого можно объявлять эмблемой спокойствия и даже безразличия. Улыбается, зараза. Прочие смотрят с разной степенью ужаса или злорадства.

– Уши отрублю, – зловеще проговорил Свечников, стараясь, чтобы его слова достигли только моего слуха. Меня как-то сразу перестала заботить его судьба. Чему быть, того не миновать.

Моя стойка, с выставленной вперед левой ногой, на которую я опирался, могла, конечно, дать представление о том, что я собираюсь делать дальше. Если противник, как я, «сидит» на передней ноге, то возможность движения у него одна – назад. Я и собирался отступить, чего уж. Вряд ли первый удар поручика будет в полную силу. Он скорее, видя перед собой неопытного мечника – не зря же ему напоказ катану держу перед лицом почти, – первый удар нанесет не в полную силу и полный замах, а уж второй – ударит, так ударит. Будет ждать, что я на первый удар среагирую, а вот второй – пропущу. А может поменять направление удара? Может, но если только заподозрит, что я не так плох на мечах, как кажусь.

– Сходитесь!

После команды штабс-капитана мы оба с поручиком сделали шаг вперед навстречу друг другу и оказались в позиции, откуда вполне можно начинать атаку: от противника меня отделяло шага три с половиной. Поручик подшагнул, одновременно с шагом нанес удар, но я ждал этого и отступил на точно такой же шаг. «Вжик», – свистнул воздух у моего лица, а поручик, «воздымая» меч после удара, заученно ткнул острием катаны вперед – на случай, если я тоже пойду вперед. Это движение он так же заученно использовал для неуловимого замаха, удар – и тут я «раскрутил» свой меч. Лежавшая на кончиках пальцев рукоять теперь оказалась плотно сидящей в правой ладони, меч пошел вроде бы прямо, а на самом деле, за счет подкрутки, отбил лезвие катаны поручика в сторону. И тут же рухнул вниз, на голову противника, описав в воздухе микроскопически малую петлю.

– А-а-а! – прошептал поручик Свечников, неловко заваливаясь набок. Хотел, что ли, отшагнуть, но ноги не слушались. Сразу после удара я поставил меч в позицию, из которой мог бы вновь отбить следующий удар противника, но катана поручика выпала из его руки, а сам он зажал лицо, обильно окрасившееся кровью.

Все молчали. Потрясенно. К лежавшему на полу поручику бросились Виталя и другой врач – как его, Игнатий. Как коршуны какие, понимаешь.

– Жив пока, – сказал Игнатий, поднимая голову и укоризненно сверля меня взглядом, – но отойти может в любой момент…

А чего вы хотели? Думаете, легко отказаться от заученных движений? Их ведь несколько на один удар: это и шаг, и работа кистями, и работа «кормой», и коленями, и плечами, и дыхание. И все в один миг. И все имеет функциональное значение для усиления удара. И заучивается навсегда, до автоматизма. Мой удар был сильным, но я не мог иначе. Как и Свечников, кстати…

Все загомонили, штабс-капитана, похоже, сейчас удар хватит, Виталя совсем поник – не привык, чтобы так, кроваво и просто. Но держится – и хлопочет над поручиком… Надеюсь, надо мной так же хлопотал бы.

– Давай вторым номером, Игнат, – скомандовал Виталя, скривился, на его шее и лбу выступили жилы, его руки, обхватившие голову поручика, стали наливаться зеленоватым свечением, Игнатий радостно вскрикнул и погрузился в волшбу, напитывая это свечение каким-то искрами, свернувшимися в кокон и исчезнувшими в миллиметре над раскроенным лбом поручика.

– Получилось… – Отдуваясь, Виталя отошел от раненого. Пот лил с него ручьями, взгляд метался по лицам людей, как загнанная крыса, остановился на лице Ивана Сергеевича, и на том, что тот ему протягивал. «Добрый доктор Айболит» схватил флягу, сделал глоток, которому позавидовал бы Бармалей, скривился, приложился второй раз, затем протянул флягу мокрому как мышь Игнатию. Тот тоже сделал пару глотков и вернул флягу приставу. От обоих медикусов распространялся божественный аромат коньяка из Армира. Вот бы мне тоже!

– Жить будет, служить – вряд ли! – Игнатий говорил кратко, даже после коньяка слова давались ему с трудом. – Берите, несем. – Он указал на стоящие в сложенном виде у стены носилки, а я отошел в сторону, решив не демонстрировать особую заботу о пострадавшем: и без меня доброхоты найдутся.

Иван Сергеевич оказался рядом со мной вовремя – чтобы поймать за рукав штабс-капитана и спросить:

– Вы завершили свои обязанности секунданта, господин Илютин?

– Дуэль завершена. Оскорбление смыто кровью! – Мне показалось, что на меня сейчас брызнут осколки зубов штабс-капитана Илютина – так он скрипел ими, выговаривая эту ритуальную фразу.

– Да! – слегка не по протоколу подтвердил Виталя, но к нему никто не стал придираться.

Иван Сергеевич потряс флягу, протянул ее мне и заметил, совершенно спокойно глядя на суетящихся вокруг поручика офицеров:

– Я не делал ставки, как многие здесь, потому что считаю, что ставить на кровь – гнусно, но если бы я ставил деньги, то на вас, Корнеев.

– Почему? – Надо было что-то спросить, но меня сейчас больше занимала восхитительная волна тепла, омывшая мой закаменевший желудок после глотка из фляжки пристава.

– Я давно заметил, что когда вы сердитесь или волнуетесь, то уши закладываете назад, что твой кот, – фыркнул пристав, – а перед поединком ушки у вас стояли вертикально. И были вы, следственно, совершенно спокойны, что нехарактерно для того, кто собирается драться незнакомым оружием. И дальнейший спектакль ваш я не без удовольствия наблюдал.

Иван Сергеевич многозначительно помолчал, а затем продолжил:

– Заберу я вас и секунданта вашего, потолковать надо. Да и покажу кое-что… Собирайтесь.

– Да мне что собирать-то, нищему собраться – только подпоясаться… Виталя, нас ждут великие дела!

– Не забудьте только выигрыш свой получить…

– Какой выигрыш?

– Да винтовку, о которой вы так хлопотали, а теперь выиграть изволили, – вон несут уже.

С отвращением я принял из рук подошедших родичей Глоина эсвэдэшку поручика. И в руки-то взять неприятно…

– Познакомься, Петя, – пробасил Глоин, – двоюродные мои, Двалин Кресало и Лимлин Вальтовый Козырь. Понимаешь, непонятно было, кто победит, так что я решил до схватки вас не знакомить, чтобы в случае чего…

Практичности гномов я завидовал всегда самой черной завистью!

* * *

– Похоже, золотая, – с удивлением произнес Стрекалов, глядя на небольшую круглую коробочку, вроде как из косметических.

Именно ее показал нам с Виталей Иван Сергеевич, откинув покрывало на довольно роскошной кровати в комнате, которая, конечно, никому, кроме Наташи, принадлежать не могла.

– Вся из золота, полностью? – Я протянул руку к коробочке, думая хоть на вес определить, сколько золота в этой штуковине, и тут же получил по рукам от разгневанного Витали.

– Сдурел, Корнеев? Жить надоело? – прошипел он и профессорским тоном потребовал у хозяина дома пинцет. Тон Иван Сергеевич стерпел, хотя поморщился, после чего признал, что дома пинцета не держит. Незачем. Пришлось удовольствоваться свернутой накрахмаленной салфеткой и парой простых карандашей, которыми Виталя начал действовать со скоростью и сноровкой любителя восточной кухни и, следовательно, палочек для еды. Койзами и я умею орудовать, тут ума много не надо. Перевернув коробочку набок, а потом и на крышку, чтобы осмотреть ее дно, Виталя потребовал увеличительное стекло, лупу, подзорную трубу, бинокль… Не знаю, как долго он продолжал бы выкрикивать свои несуразные требования, но пристав уже протягивал ему самую настоящую лупу на длинной черной эбонитовой ручке. Из набора Шерлока Холмса, не иначе. Почему же тогда пинцета нет?

– Ага! – Виталя самодовольно уставился на едва заметную, чуть шероховатую полоску металла, слегка вдавленную в поверхность коробочки. – Это надпись. Точно надпись. Руническая, но не заклинание. Магии от коробки не чувствую. А надпись – скорее, имя. На древневиларском. Корнеев, посмотри!

– Аш-ма-и? Ашмаи. Кому-нибудь это о чем-то говорит?

Мне лично ни о чем не говорило – имя какого-то демона, кажется, а Иван Сергеевич задумался. И видок у него был не слишком веселым: наверное, под стать мыслям.

– Открываем?

Виталю уговаривать не пришлось. Он надел перчатки – те самые белые лайковые перчатки, которые надевал на бал, осторожно повернул крышку коробочки против часовой стрелки и снял ее.

Коробочка была пуста, только на стенках виднелись остатки какой-то жирноватой субстанции, похожей на косметический крем зеленоватого цвета. А запах от этого крема шел непередаваемый. Пахло травами, молодостью, красотой, силой. Силой? И еще какой! Непонятно было, как такое не засекли сразу, когда коробочка была закрыта. Или золото так экранирует хорошо, или она от контакта с кожей теряет свойство магию излучать. А то ведь того, кто таким кремом намажется, первый патруль в кутузку потащит. И еще отдавало гадостью какой-то непередаваемой. Будто из крематория, который дешевым одеколоном сбрызнули. Вроде запашок отбивает, но такая смесь получается – вырви глаз!

– Что это? – Меня тошнило, пристава тоже, а у Витали глаза горели, как фонари.

– Я знаю, что это! Я… я… читал в нашем факультетском бюллетене! Это же крем «Ведьма», он же «Маргарита», его еще называют просто «Крем», и запрещен он по всему Великоречью как тяжелый наркотик магического происхождения! – Сказать, что Виталя был взбудоражен, значило не сказать ничего. – Действует только на женщин! Мгновенное привыкание! Возник неизвестно откуда, недавно совсем! Эффект потрясающий! У обычного человека появляется Сила, да такая, что страшно подумать, тело на глазах молодеет, волосы становятся превосходными, цвет лица – загляденье! Зубы! Вообще! Любую дурнушку красавицей сделает! Потом, правда, тяжелые галлюцинации, ломка страшная, блокада памяти, без новой дозы – смерть. Печень отказывает, почки, да почти все внутренние органы.

– А это точно Наташина коробочка? – Я смотрел на пристава с надеждой, которая уже приготовилась умереть: табличку «последняя» на шею надела и лапки на груди сложила.

– Не знаю… – Пристав был мрачен. – Но, кроме Наташи, сюда никто не заходит. Убирает в своей комнате она тоже всегда сама – я так с детства приучил.

– Подбросили? – Глупость вопроса была очевидна для меня самого. Кто ж золотую коробочку подбрасывать будет? Была бы из какого другого материала…

– Я тоже надеялся, но никто не вручает мне писем с угрозами и предложениями, никто не приходит с обыском, все в растерянности. Я тоже. И главное… – Пристав посмотрел на нас совершенно спокойным взглядом, так что я даже усомнился в его адекватности. Я бы точно так спокойно себя не вел, если бы у меня дочь наркоманкой оказалась. – Зачем ей этот крем? Она и так красавицей была, полгорода сватались, тот же Свечников – один из многих. Всем отказала! К колдовству никогда талантов у нее не было, не интересовалась она им, да и без колдовских способностей мы прекрасно жили – денег хватало…

Свечников, значит… Понятненько… Сделать наркозависимой дочку важнейшего чиновника в городе выгодно многим: и контрабандистам, и мошенникам всех мастей, и…

– Иван Сергеевич, а зачем вы нас позвали? – спросил я осторожно.

– Вас, Петр Андреевич, не мог не позвать. – Пристав усмехнулся, и я понял, что передо мной совершенно непредсказуемый человек, возможно, безумец. – Как же, защитник чести моей Наташи! А вот вас, господин Стрекалов, пригласил, потому что вы биолог и медик. Хотелось услышать ваше экспертное заключение, и ответьте мне на вопросик один – как вы с Алей связаны?

– С кем? – спросили мы с Виталей одновременно, но ответил пристав только мне:

– А вы, Петр Андреевич, тоже знакомы. Вот уж не ожидал от вас… Но наш пострел везде поспел – в доме терпимости «Принцесса Греза» вы познакомились.

– Это что же, Аля – сокращение от Ардальи? – в совершенном обалдении спросил я.

– Какая Ардалья? – Пристав вежливо поднял бровь, всем своим видом показывая: его не касается, что за непотребные знакомства завязались у меня в местных бардаках. Ну ни фига себе, сам же тему поднял! – Я имею в виду Альенду – хозяйку этого сомнительного заведения. И мою, так сказать, жену. И мать Наташи, по совместительству.

Ваще я попал!

– Жену? – пискнул я, хватаясь руками за башку. – Мать? Наташина мать? – Так симпатичная мадам в «Грезе»… Что я ей говорил? Что я ей говорил? Что я ей говорил? Что-то про глаза голубые… За задницу хватал? Нет, кажется, не хватал – фу-у-у, какое облегчение. Тещу за мягкое место щипать – не самое лучшее начало для знакомства. Или, наоборот, нормальное?

– Она была впечатлена вашим обхождением, Петя, – усмехаясь без всякого оттенка ревности, произнес пристав.

Хорошо хоть неревнив… Мне еще Отелло не хватало для полного счастья… И как он своей жене позволяет в таком месте находиться? И почему в городе об этом не судачат на каждом шагу?

– Жена она мне, так сказать, гражданская. Перед алтарем Мирои, покровительницы семьи, души соединяющей, не клялись, конечно, и кольцами не менялись. Просто я настоящий хозяин этого бардака и ее единственный мужчина. В городе об этом не знают, как не знают и о том, что она мать Наташи. – Пристав, казалось, читает мои мысли. Как насчет Витали – не скажу, но я вот охреневаю. – Откровенно скажу, – невозмутимо продолжал пристав, – мне Наташа важнее закона, его высочества князя Ярославского Владимира Кирилловича и всего этого дважды проклятого мира!

Хорошее заявление от столпа законности города Сеславина!

– Ну так что, Виталий Олегович? Какая у вас связь с Альендой?

– Ничего такого, Иван Сергеевич. – Лицо Витали пошло пятнами. – Она написала мне письмо, когда я поселился в гостинице «Шакшинской». Просила помочь советом, обещала хорошо заплатить, умоляла сохранить в тайне – обычное дело для врача, уж поверьте! Частный визит – да на этом любой целитель кормится! Тайный визит врача, да еще из другого города, – что может быть понятнее? Дурная болезнь, я был уверен. Но выяснилось, что она просила посмотреть на Наташу, у которой никаких признаков какой бы то ни было болезни не было. Мне, правда, показалось, что она, как бы получше сказать, в детство впадает – какие-то реакции у нее были, как у ребенка…

– А это разве не показатель, что человек наркотики принимает?

– Ну, я думал, такая девушка эксцентричная. Красивые девушки себе многое позволить могут…

– Каким образом, где и когда вы ее осмотрели?

– Там, в «Принцессе Грезе», провел все положенные тесты, но она выглядела прекрасно! Поймите, действие наркотика «Крем» невозможно отследить по симптомам! Этак каждую красивую женщину можно заподозрить, что она на «Креме» сидит! Посмотрел я на нее, вынес вердикт, что здорова, ошибочный, к сожалению, и отвалил!

Ага, вот откуда знакомства Витали в «Принцессе Грезе». Теперь понятно.

– Вот что, ребятки. – Пристав уставил на нас взгляд, который уже не казался совершенно спокойным. – Это такое дело, которого я не потяну. А искать Наташу надо начинать прямо сейчас. Есть шанс, что моя дочь жива. Ее можно вылечить? – Это уже для Витали вопрос.

– Исключено, Иван Сергеевич! – Виталя виновато развел руками. – Втирать наркотик надо регулярно, доза на увеличение идет…

– Все равно… Я подозревал Наташу с того момента, когда агентов, к смарагдам приставленных, убили. Она в тот день к Глоину собиралась за серьгами… Да и агенты эти не лыком шиты – не так просто незнакомцу, мужчине, к ним подобраться. А вот знакомая девушка, дочь полицейского, красавица… ее они могли подпустить близко… мой грех, не хотел и думать об этом… – Пристав сокрушенно замолчал. – Вы давайте собирайтесь. Нельзя вам в городе оставаться. Тут на вас охота начнется…

– Какая охота? – Виталя даже рот разинул от удивления. – Не всех ящеров убили?..

– Да самая настоящая: награду вот за ваши головы объявят, рубликов по пятьсот, и сразу куча желающих набежит. А что? Деньги немалые.

– Позвольте, Иван Сергеевич, да кто же награду объявит и за что? За какие преступления?

– Как это кто? – удивился пристав. – Пока я тут начальник полицейский, я и объявлю, согласно служебным инструкциям и пониманию долга. А за какие преступления? Так за вызов двойников отвечать надо, Виталий Олегович! Думаете, у меня на лица память плохая? Похожи они на вас, только помощнее с точки зрения комплекции. Так что – по всей строгости закона! За то, что ящеры кучу людей порвали, – вам отвечать… И за попытку убийства офицера ярославской армии, равно как и за пособничество опасному чернокнижнику, тоже ответить надо. – Это он уже мне, персонально.

– Вы, да вы!.. – Лицо Витали пошло багровыми пятнами, я даже испугался, что по его телу сейчас метаморфозы пойдут. Во, зрачки сузились, а губы обтянули выпирающие зубы, зубищи, клыки на манер четырехугольника. Но Виталя кое-как сдержался и выдал то, с чего, собственно, надо было начинать: – Так вы, господин пристав, сами в этой истории по уши…

– По уши, по уши… – Иван Сергеевич согласно закивал. Железный человек! Не пробить. – Поэтому и предлагаю вариант, устраивающий всех.

– Хм-хм, – откашлялся я. – Поздно уже, Иван Сергеевич. Пойду я. Не провожайте, не надо.

Вот так надо отражать попытки шантажа. Просто попрощаться и уйти.

– Подождите, Петр Андреевич, – вздохнул пристав. – Я вам предложу кое-что.

… – Наташу будут искать все службы Ярославля! – продолжил Иван Сергеевич после того, как я остановился и повернулся к нему с самым независимым видом. – Искать не только ее, но и украденные смарагды. Но что-то мне говорит, что толком выяснить ничего не получится. Если там Ашмаи затерт…

Тут пристав остановился и посмотрел на закашлявшегося Виталю. Тот только рукой махнул – продолжайте, мол…

– Так вот, я предлагаю вам следующее: я не объявляю вас в розыск, если через две недели вы сообщаете мне любые сведения о том, где может быть Наташа. Или любую информацию, которая поможет добыть эти сведения. Хоть письмо присылайте, хоть телеграмму, хоть посыльного. Если не получу – пеняйте на себя. И еще: поможете мне – помогу вам. Думаю, вексель на тысячу рубликов золотом никому не помешает. Деньги будут доступны сразу после того, как я признаю информацию ценной. Прощайте, господа! Вы едете прямо сейчас! Машина у порога, ключи в замке зажигания…

Я на это предложение согласен и без денег – деньги не помешают, и Наташа мне понравилась. Жаль, поговорить нормально не удалось. Неприятно только, что пристав нас с Виталей одной шайкой-лейкой числит. Но как иначе? А из города мне точно пора ехать…

* * *

Дворянина и кавалера Виталю Стрекалова на выезде из города пропустили мгновенно, а мне предложили пройти в караулку.

– Это что? Чехол откройте! – Унтер грозно хмурился, сопротивляться было бесполезно, но у меня был один вариантик в запасе. На дурачка, правда… И еще один, но на крайний случай. – Разрешение на самозарядную винтовку в письменном виде, – приказал унтер, рассмотрев СВД-П со всех сторон. Чуть на зуб не попробовал.

– У меня их стопка, читайте, бюрократы, – равнодушно заметил я, выкладывая на стол тряпочку, быстро разворачивая ее и доставая заветную бумажонку.

– Ношение в городе самозарядных винтовок запрещено. – Унтер на воротах рассматривал бумагу все так же внимательно, но как-то поспокойнее – за кольт не хватался. Правда, договор о моем вхождении в ополчение города Сеславина был ему не слишком интересен.

Я возлагал особые надежды на дату окончания действия договора – две недели-то еще не прошли! Так что, может, я еще официальное лицо с правом ношения оружия. Бумажка эта все равно пригодится. Нет ничего хуже, чем на вопрос должностного лица разводить пустыми руками. Всегда бумажку надо дать. А если что, так и барашка в бумажке. Другое дело, что баранов этаких у меня нет – не задерживаются… Ничего, так прорвемся. Плевать, если бумажка не по делу, – возможны варианты.

– И нельзя въезжать в город с самозарядной винтовкой, не будучи резидентом города…

– Так я выезжаю, а не въезжаю в город, – пожал я плечами. – Не вижу криминала.

– Когда вы въезжали, у вас зарегистрировано пятизарядное помповое ружье двенадцатого калибра и «чекан». Откуда СВД? – быстро пролистав толстенную тетрадь на столе, сурово спросил унтер. Нижние чины явно не знали подробностей истории моей дуэли с поручиком Свечниковым. Досадно. Надо будет – расскажу в деталях.

– Позвоните Парфенову из жандармерии, – сказал я как можно спокойнее, – спросите, давал он мне снайперку или не давал.

– Позвоним, позвоним. – Унтер явно обрадовался, что проблему можно перепихнуть на жандармерию. Формальных поводов задерживать меня у него не было, если я не приобрел винтовку контрабандно. Но тогда чего я ее на виду держу, а не припрятал где? Тоже вопрос.

Накрутив диск телефона, унтер поинтересовался, на месте ли Парфенов, и стал ждать, философски посматривая на засиженный мухами «сидячий» же портрет ярославского князя Владимира Кирилловича в парадном мундире, генеральской папахе и с саблей, удерживаемой меж колен.

Я скромно стоял напротив стола, переминаясь с ноги на ногу. Мне присесть на колченогий стул никто не предлагал.

– Парфенов! – рявкнуло в трубке, так что даже я услышал, а унтер недовольно поморщился.

– Дежурный унтер-офицер Зарубин. Центральные ворота, – отрекомендовался унтер. – Скажите, вы Корнееву Пэ А, полуэльфу, СВД давали?

– Давал, и не по своей инициативе, а по приказу Ивана Сергеевича.

Да здравствует характерное для вояк желание перевести стрелки на вышестоящее начальство из другого ведомства! Посмотрим, как унтер на воротах на имя великого и ужасного Ивана Сергеевича отреагирует.

Отреагировал как надо. Он только высоко поднял брови, демонстрируя крайнее удивление, коротко распрощался с вахмистром, хмуро посмотрел на меня и без лишних слов крикнул куда-то в дверной проем:

– Кирилл, проводи!

Не прощаясь, я под конвоем невысокого Кирилла, страховавшего унтера из коридора, покинул негостеприимного служаку, сел в «виллис», подаренный Иваном Сергеевичем, и мы с Виталей выехали за пределы гостеприимного города Сеславина.

Проехали версты три, а затем я попросил Виталю остановиться – руки чесались пристрелять СВД поручика Свечникова. Неплохая винтовка оказалась. И пристрелянная к тому же.

– А скажи, Виталя, – спросил я, заново снарядив магазин и вогнав его в приемник винтовки, – о чем вы с Наташей на балу разговаривали, ну перед тем как мы с папашей явились?

– Да ни о чем, я даже толком и не помню, так, посмотрел на общее состояние…

– На состояние смотрел… Но ты ж наркологией не занимался никогда?

– Как не занимался, у нас это обязательный предмет, ты к чему все это вообще?

– А меня, Виталя, все вопрос занимает: кто в город коробочку с «Кремом» пронес? И почему этого человека на воротах не задержали? Там же магических индикаторов полно. Или коробочка не через ворота в город попала? А через забор, например? Некто подъехал к городу, спрятал коробочку, въехал, такой из себя весь законопослушный, через все проверки прошел, а потом ему коробочку прямо в городе вручили…

Виталя не улыбался, но вид имел отнюдь не возмущенный.

– Давай, давай, продолжай, – кивнул он мне вполне покровительственно.

– А коробочку он отдал Наташе, а она ему кровавые смарагды. За дозу. Баш на баш, так сказать. И изумруды точно так же через забор вынесли. Только кому такое сокровище доверить можно? Кто не обманет, не предаст, себе не возьмет, да через забор перепрыгнет? Только себе самому и можно в таком деле довериться. Или двойнику своему, на крайняк. Правда, Виталя? И войти в город через забор двойник может, и выйти… И теперь смарагды в том же тайнике, где коробочка хранилась. Осталось пойти и забрать. Пошли?

Виталя повернулся ко мне и, растягивая губы в улыбке, тягуче проворковал:

– Догадливый ты, Корнеев, точнее, догадостный. Не зря тебя мои зеркальники убить хотели. Думаешь, справишься со мной? Ты же один. Здесь только я и ты, больше никого…

– Понимаешь, Виталя, – я изобразил задумчивость, – я-то один, но и ты один. Не надоело? Может, компанию составлю? А не жалко тебе девчонку было, по-человечески?

Стрекалов только рассмеялся, но ответил последовательно:

– В мою компанию тебе не попасть, кишка тонка. А насчет человеческого ты верно заметил – не так много его у меня осталось, чтобы всяких шлюхиных детей жалеть. На себя не хватает!

– Ты, Виталя, зря в моих талантах сомневаешься. Где, кстати, изумрудики, колись?

От того, что Виталя так легко сознается в своих делишках, не испытывая при этом ни капли стыда, меня слегка заколотило. Надо успокоиться… Понятно, что проследить за Виталей и выявить связи этого банчилы мне не удастся. Он меня убивать станет, как только мы на безопасное расстояние от города отъедем. Уже бы убил, но я первый остановить машину попросил.

– Смарагды, Корнеев, кровавые смарагды! Это не изумруды, не кровавники, не красные турмалины, не кровавые аметисты, запомни уже, бестолочь!

Ишь, как его зацепило! И это своему бывшему преподавателю!