Текст книги "Эромагия"

6

– Да, в самом деле, как тебя зовут? – Метла задумчиво облетела вокруг превращенца.

Тот как-то сник, растекся округлым приземистым бугром, потом встрепенулся, отрастил шесть ножек и проворно засеменил к груде тряпья – костюму хозяйки постоялого двора.

– А можно, я бусы свои возьму? Бусы? Бусики? Можно, да?

– Тьфу, гадость какая! – Анита топнула ногой. – Выбрось их, выбрось!

– Ну, можно… бусики… – плаксиво заскулил метаморф. – Это память мне, память о встречах… о разных, о всяких, об интересных…

Из серого бесформенного кома принялись одна за другой вырастать ручки, подхватили ожерелья, стали перебирать, теребя крошечными пальчиками всевозможные предметы, нанизанные на бечевку. При этом верхняя часть оборотня непрерывно менялась, на ней мгновенно вырисовывались и пропадали лица, плечи, груди, согнутые локти и колени… Превращенца била крупная дрожь.

– Ну уж ладно, – неуверенно вмешалась Аназия, – может, позволим ему эти бусы взять?

– Позволим, позволим, – запищал метаморф, отращивая длинную палку, как у метлы Аназии. – Если позволим, я вам денег дам. Денег, денежек! Позвольте бусы! Бусики! Я денежки припрятал, у меня есть! Вы в город идете, там деньги нужны. Позволим мне, позволим? Не отнимем у сиротки последнюю радость…

Палка втянулась обратно. Шесть или семь ручек судорожно перебирали бусы, словно четки, а сам оборотень менялся и менялся – должно быть, припоминал внешность тех, память о ком хранили его странные ожерелья. Тусклые глаза превращенеца взирали на ведьму с такой душераздирающей тоской, что сердце Аниты дрогнуло.

– Деньги… – Ведьма задумалась. В Адигене, судя по всему, без денег будет не очень-то весело… – Ладно, бери. Но чтоб мне на глаза твои бусики не попадались! Противно.

– Вот хорошо, вот хорошо, – засуетился метаморф, – давайте денежки из тайника возьмем, да и в путь. А то неровен час опять гоблины заявятся.

Превращенец снова начал меняться, отращивая длинные ноги и втягивая лишние руки. Бусы он послушно держал позади себя, так, чтобы не попадались на глаза Аните.

– А ты разве не в друзьях у гоблинов? Разбойничал-то с ними вместе, а?

– Как же, вместе. – Метаморф тяжело вздохнул. – Заставляли они меня. Грозились, что самого съедят… Я бы и сбежал от них, да куда мне? Чуть что, сразу: «Оборотень! Его бей!.. Хей-хей!» Вы меня не выдавайте, ладно? Не любят нашего брата…

– А за что же вас любить? Вы ж постоянно врете. Вот люди или, к примеру, гномы – те врут, только когда говорят. А ваш брат и слова не произнесет, а уж соврал!

– Такими мы созданы… – снова вздохнул метаморф. – От собственной природы – куда денешься? Ладно, денежки-то… Тайник под половицей, сдвиньте стол у окна, под ним… Да и пойдем отсюда скорее. Правда, уже рассвет, а при свете гоблины не очень-то по земле шляются, но все же…

– Ну в самом деле, – подхватила Аназия, – он же таким создан, как ему не изменяться?

– Ладно, ладно, сговорились… успели уже… – проворчала Анита.

Она глянула в окно – в самом деле светает. Надо же, как быстро время пролетело. Общими усилиями сдвинули тяжелый стол. Под половицей, которая была придавлена ножкой, обнаружилась выемка, в которой покоился кожаный мешочек, завязанный тесемками. Денег в нем было довольно много, но больше мелочь самой различной чеканки. Оно и понятно – небогатый народ ездил лесной дорогой… Еще прихватили остроконечную шляпу Беринды, которую нашли в комнате, откуда старуху похитили гоблины.

Когда путешественники наконец собрались покинуть зловещий постоялый двор, Анита, как и было решено, посадила метаморфа в мешок. Он покорно уменьшился в размерах.

Мешок ведьма подвесила к ручке метлы:

– Обещала за ним приглядывать, вот и тащи. Можешь по дороге экспериментировать со своим сокровищем.

Аназия не возражала, но, пролетев с ношей едва ли шагов тридцать, принялась жаловаться, как ей тяжело. Метаморф подхватил ее нытье, протестуя против тряского и душного мешка. Анита махнула рукой и развязала тесемки. Оборотень проворно вытянул длинные тонкие ноги, обернул чресла мешковиной и зашагал вперевалку, держась подальше от молодой ведьмы и поближе к лаборантке, с которой у него наметилась взаимная симпатия. Вскоре между метлой и оборотнем завязался разговор. Болтали о природе изменений внешности, обсуждали тонкости различных обликов, причем голосами такими высокими и пронзительными, что у Аниты зазвенело в ушах, и она потребовала замолчать или хотя бы говорить потише. Ее окрика хватило ровно на минуту – едва дело дошло до спора о форме носа (какой предпочтительней, вздернутый и озорной или утонченно вытянутый), как снова перешли на крик и не унимались, как ни приказывала им ведьма заткнуться. Вдруг Аниту осенило.

– Эй, оборотень, как тебя зовут? – крикнула она.

Болтовня тут же оборвалась. Вопрос подействовал чудесным образом – метаморф умолк и понуро побрел, не произнося более ни слова.

Молчание продлилось недолго, превращенец с Аназией вновь затарахтели, и ведьма, уже знавшая рецепт восстановления тишины, сердито бросила:

– Эй, оборотень, как тебя зовут?

– Феминистки!

Вместо метаморфа отозвалась метла. Анита сперва не сообразила, о чем она, но тут и сама приметила на горизонте над холмами россыпь черных точек, медленно увеличивающихся в размерах. Это, разумеется, были они – воинственные ведьмы на помелах.

– Эх, как неудачно, – простонала Анита. – Я с ними в последний раз так разругалась…

Аназия призналась:

– Меня они тоже не любят. Я же блондинка… Как бы спрятаться?..

– Поздно, они нас заметили, – встрял безымянный оборотень. – Вот что, давай мне старухину шляпу!

– А? Шляпу… Зачем?

– Некогда, давай скорей!

Оборотень снова принялся изменяться, мешок, в который он закутался в пути, пополз по текучему, неестественно гнущемуся телу, как живой, обволакивая вновь образованные формы. Превращенец нахлобучил на стремительно отрастающие седые волосы ведьмину шляпу – не очень похоже, но издалека его вполне можно было спутать с Бериндой.

– Аназия, принимай пассажира! – Метаморф, как заправский наездник в седло, взлетел на метлу-блондинку, та пискнула и едва не свалилась на землю. – Полетели! А ты соври им что-нибудь про старуху!

Лаборантка, к удивлению Аниты, безропотно полетела к рощице – единственному месту поблизости, где можно было отыскать убежище. Летела она не очень скоро, феминистки приближались куда быстрее. Вскоре они на бреющем полете, визжа и завывая, окружили растерянную Аниту.

– Ну, вот и встретились, красотка, – злорадно объявила Лавандия.

Усеянный бородавками большой нос грозно нацелился на Аниту, словно таран на крепостные ворота.

– Ага, – согласилась та, – встретились…

Потом вдруг брякнула:

– А матушка Беринда сейчас вернется!

– Так это была она? То-то я гляжу, похоже, что… И куда же она наладилась?..

Устрашающий таранообразный нос отвернулся от Аниты и уставился вслед беглецам.

– Говорит, заметила гномов, которые Сердце Мира тащат, – пояснила молодая ведьма. – Только, по-моему, никаких гномов не было.

– Верно, красотка, не было! Мы бы сверху засекли! – не оборачиваясь, объявила Лавандия. – Это она нас увидела и струхнула. А ну девочки, за мной! Догоним величайшую… Сердце Мира будет нашим!..

Ведьмы, разгоняя метлы, перестроились клином, на острие которого оказалась сестрица Лавандия. Уже набирая скорость, предводительница феминисток велела:

– А ты жди здесь! Не то хуже будет!

– Ну конечно… – Анита заметила, как метаморф с Аназией канули между деревьев. Феминистки закружились над рощей, высматривая беглецов… – Обязательно дождусь вас, не сомневайтесь!

Она торопливо зашагала по дороге, поминутно озираясь через плечо. Конечно, скорость у пешехода не та, чтобы скрыться от летучего отряда, но, может, по дороге встретится какое-нибудь укрытие. Феминистки кружились над рощицей, которая оставалась все дальше, Анита уже собралась вздохнуть с облегчением, но нет – одна из порхающих над деревьями точек устремилась за ней. Когда преследовательница подлетела ближе, ведьма узнала Лавандию… Или не ее? Разве стала бы главфеминистка красить прутья своего помела в золотистый цвет?

* * *

Подземелье тянулось и тянулось, однообразное и унылое. Шон удивился, как может существовать под твердью такая пустота, скажи ему кто прежде о подобном чуде – не поверил бы… а вот оно – подземное царство. Голубоватый свет фонарика Беринды по-прежнему выхватывал из темноты небольшой участок пещеры, слизь, сдвинутые и расколотые камни под ногами, иногда – скалу или сталактит в стороне от колеи, проложенной неведомым подземным разрушителем, по следу которого шли сейчас ведьма и рыцарь. Рыцарь подумал о том, что если встретятся гоблины, то предстоит драка, а у него нет подходящего снаряжения…

Он принялся глядеть под ноги, высматривая какое-нибудь оружие. Ну, хотя бы палку… нет, ничего. Конечно, можно драться и камнями, благо их здесь в избытке, – но все же…

На глаза попались следы слизи – такой же, какую оставлял неведомый разрушитель, но старой, ссохшейся комьями. Присмотревшись, рыцарь определил по расположению царапин в старом следе, что эта колея идет поперек той, что привела их сюда.

– Величайшая, поглядите! – позвал он. – Вот еще один след!

– Да их тут полно, – буркнула Беринда. – Ползает, ползает, а что толку?

– Кто ползает?

– Ну, этот, который гномьи стены развалил.

Выдав такой ответ, старушка снова неутомимо зашагала в темноту. Шон пожал плечами и двинул следом. Если ведьма чего-то не знает – все равно виду не подаст. Тем более – верховная ведьма. Ей по должности полагается знать все на свете, вот она и старается соответствовать. Работа такая.

Тремлоу принялся перебирать в памяти сведения о различных тварях, способных на подобные путешествия под землей, но не мог припомнить ничего подходящего. Ясно, что таинственный зверь бродит, вернее, ползает по пещерам то туда, то сюда, то в одном направлении, то в другом, крушит все по пути, оставляет бесконечные следы… но с какой целью? Отпечатков лап как будто не видать, да и как им сохраниться-то на камнях? Хотя, с другой стороны, могли бы в слизи или хотя бы в каменной крошке отпечататься.

Внезапно Шон обнаружил, что под ногами нет ставшей уже привычной колеи. Беринда свернула в сторону от проложенного загадочной тварью следа.

– Матушка, – позвал рыцарь, – а мы верно идем?

– Шонтрайль! – строго ответила ведьма. – Тебя ведет величайшая чародейка подлунного мира. Оставь сомнения!

– Подлунного… – повторил воин. – Но мы-то не под луной, а под землей… Я к тому, что мы от колеи отвернули.

Вообще-то Шон считал, что если ведьма напутала с направлением, то всегда можно вернуться по приметному следу к той полянке, где они провалились сквозь землю, и снова попытаться выбраться на поверхность. А вот если уйти от следа загадочной твари – то и заплутать недолго.

– Ну и что ж такого, – буркнула старуха. – Этот, подземный-то ползун, движется, куда ему надо, а мы – куда нам надо. А надо нам к гномьим поселениям, за гоблинами следом. Кстати, приготовься, мы уже близко. Скоро этот зал закончится, пойдут гномьи ходы да галереи.

– Так, стало быть, и гоблины здесь могут притаиться? А, верно, они совсем недавно здесь прошли.

– С чего это ты решил?

– А вот же! – Рыцарь указал на кучку неопрятных катышков среди камней.

– А что это такое? – Беринда впервые, нечаянно, должно быть, продемонстрировала незнание.

– Гоблинские… э… испражнения. Свежие совсем.

– Ты прав, Шонтрайль! Это именно… да, испражнения. Ничего, когда мы их нагоним, то злодеи еще и не так обга… исправднятся!

Беринда погасила свой фонарик так резко, что рыцарь от неожиданности споткнулся на камнях и едва не свалился. Затарахтели куски гравия под ногами.

– Осторожней! – недовольным тоном велела старуха. – Гоблинов спугнешь, лови их тогда по пещерам.

7

Сестрица Лавандия, догоняющая Аниту, была одновременно и похожа, и не похожа на себя – точь-в-точь то же ощущение, что и тогда, на постоялом дворе, когда метаморф стал подражать Беринде. Пока глядишь на него – копия. А отвел глаза, и сразу наваждение пропадает. Не долетев до Аниты, метла со стоном брякнулась на дорогу:

– Ф-фух, устала…

Оборотень кубарем полетел в пыль. Ударившись о землю, перекатился, словно мячик, и тут же поднялся как ни в чем не бывало. Анита заинтересовалась, где он раздобыл одежку, похожую на наряд сестрицы Лавандии, но все оказалось проще – метаморф просто-напросто вырастил ее, превратил часть себя в подобие серой юбки и нелепой долгополой кофты – обычный наряд феминистки.

– А зачем ты в мешок заворачивался? – спросила Анита. – Мог бы шикарный костюмчик соорудить.

– Хочу быть самим собой, – буркнул метаморф, изменяясь и преобразуясь в нечто человекообразное, среднего роста, но серого цвета и со смазанными чертами лица. – А ловко мы этих теток провели!

– Ага… – простонала Аназия, приподнимаясь над дорогой и отряхиваясь. – А я не думала, что ты такой тяжелый.

– И ничего не тяжелый, – веселым голосом ответствовал превращенец. – Просто ты не привыкла.

– К чему это я не привыкла? Мужиков на себе таскать? Не привыкла и не собираюсь привыкать! Сегодня это была вынужденная мера, военная хитрость… Да если бы не феминистки… Хотя…

Лаборантка умолкла. Наверное, задумалась, а «мужик» ли метаморф. Сам-то он о себе говорил в мужском роде, но вообще – кто его знает?

– А чего им вообще от нас надо было? – нарушила молчание Анита.

– Как чего? Сердце Мира, разумеется. Они хотят его вернуть.

– Какое такое Сердце Мира-то? – встрял оборотень. – Зачем мы вообще в город идем?

– Пока что мы не идем, а торчим посреди дороги, – отрезала Анита. – Ну-ка двигаем отсюда! Да не по дороге, а то неровен час феминистки вернутся.

Но ведьмы так и не объявились, и беглецы спокойно убрались с тракта и двинулись к Адигену окольным путем. По дороге сперва Аназия пересказала оборотню историю с похищением Сердца Мира, а потом они оба, споря из-за каждого слова и перебивая друг друга, объясняли Аните, почему ведьмы отыскали их на дороге. Из фраз, которыми обменивались колдуньи, можно было заключить, что в летучем отряде придают большое значение похищенной реликвии и считают, что тот, кто возвратит Сердце Мира в Лайл-Магель, тот и возглавит сообщество ведьм. Лавандия собиралась представить дело таким образом, будто похищение стало возможным из-за небрежности Беринды, а вот она, Лавандия, напротив, проявила бдительность и прозорливость – ей и быть верховной ведьмой. При этом феминистка не представляла, где и как отыскать реликвию, и не надумала ничего лучшего, чем выследить Беринду и отнять Сердце Мира либо выяснить, как его можно заполучить.

– Бедная матушка, – заметила Анита, – бредет себе темными подземельями и даже не ведает, какая еще беда над ней разразилась… Эти уродины – не лучше гоблинов. Надо бы как-то предупредить ее.

– Ничего, разберемся, – ответил метаморф. Теперь он был высоким, плечистым, хотя лицо по-прежнему оставалось бесформенным измятым овалом. – Со мной не пропадете! Как я ловко этих теток вокруг пальца обвел, а? Вы только в городе меня не выдавайте, а уж я для вас… Да я… Вот увидите!

Разговор обратился к последним событиям и подвигам оборотня, затем мало-помалу оказалось, что Аните и слово вставить не дают – Аназия с метаморфом углубились в обсуждение трансформаций внешности и сыпали при этом такими терминами, что у молодой ведьмы снова заболели уши. Наконец она не выдержала и прибегла к испытанному средству:

– Эй, метаморф, а звать тебя как?

Остаток пути до Адигена проделали в молчании. О чем думали оборотень с Аназией, ведьму не слишком занимало. Если попутчики дуются на нее, пусть. Сама же Анита волновалась за Шона. Как он там без нее? Не попал ли в какую-то беду? Правда, с ним матушка Беринда, небось убережет.

Размышляя о Шоне, ведьма даже не заметила, как дошли до Адигена. Брели-то они окольными дорогами, опасаясь снова столкнуться с феминистками, а едва свернули на главный тракт – и прямо перед носом оказались приземистые серые башни городских ворот. Створки распахнуты настежь – заходи всяк, кто пожаловал. В Адигене рады гостям! Перед воротами выстроилась вереница телег и фургонов – повозки по одной исчезали под сводами башни. Обратно тоже двигался нескончаемый поток пешеходов, всадников и разнообразного транспорта. По сторонам от входа стояли нарядные стражники, вооруженные алебардами, а рядом красовался здоровенный щит с перечнем рас, чье присутствие в славном Адигене нежелательно. Пока ждали в очереди, Анита от нечего делать принялась читать список. Ледяные великаны, каменные великаны, огнедышащие драконы, ядовитые змееползы, жаропышные серпенты, гоблины, взрывоопасные джинны-экстремисты, царевичи-дураки, кентавры… Почти все расы оказались незнакомы, а в конце, под старыми выцветшими от времени строками, свежей краской было приписано: «Угрюмцы и печальники любой национальности, а также лица, не имеющие при себе наличных денег». Ни ведьм, ни говорящих метел, ни оборотней в списке не значилось, и веселые, непрерывно хохочущие стражники пропустили компанию в город без вопросов. Впрочем, во избежание неприятностей Анита взяла метлу в руки и нахлобучила шляпу Беринды, чтобы выглядеть заправской ведьмой… То есть она, конечно, и была ведьмой… но скорее внутри, а не снаружи. Ну а в шляпе и с метлой – все же как-то солидней. Не так бросается в глаза легкомысленная внешность. Оборотень стал неприметным и удивительно серым пейзанином. Когда он миновал ворота, стражники глядели сквозь него – подобные типы каждый день сотнями вступают в славный Адиген.

Это только поначалу Шон решил, что в подземелье царит непроглядный мрак. Спустя несколько минут после того, как ведьма погасила колдовской фонарик, глаза привыкли и начали что-то различать в темноте. Постепенно стало понятно, что отдельные куски породы слабо фосфоресцируют, образуя причудливую мозаику серых пятен на черном фоне обычного песчаника. Света эти камни давали немного, но все же позволяли идти по пещере, не натыкаясь поминутно на препятствия, хотя время от времени Шон все равно спотыкался. Беринда каким-то чудом умудрялась шагать среди камней и сталактитов, избегая столкновений.

В темноте и тишине каждый шаг рождал гулкое эхо, а когда Шон спотыкался – отзвуки хруста и перестука бродили по пещерам по несколько минут.

Неожиданно в калейдоскопе бледно мерцающих светящихся камней проступила на высоте пояса неприличная надпись – кто-то не слишком рослый нацарапал светящиеся буквы на ровном участке скалы. Рыцарь с ведьмой заметили надпись одновременно и дружно выдохнули: «Гномы!»

– Ты, Шонтрайль, как определил, что это они? – поинтересовалась Беринда шепотом. – Здесь ведь и гоблины где-то бродят.

– Я – по росту. Это ж карлик писал. А вы как?

– Гоблины писать не умеют, только три буквы могут накалякать. Так у них мозги устроены.

– Какие три буквы? – заинтересовался Шон.

– Ну, как какие… – рассеянно ответила старуха, к чему-то прислушиваясь. – Известно какие – «х»… «й»… – Она замолчала.

– И? – спросил рыцарь.

– Что? – Ведьма перевела на него рассеянный взгляд.

– Третья буква какая?

– «Е», конечно. Во, слышишь?

Шон навострил уши – издалека доносились ритмические постукивания и тихое завывание. Вскоре рыцарь разобрал: «Кто съест гнома – станет сильней! Хей-хей!.. Гнома поймали среди камней! Хей-хей!.. Щас сожрем – и нам веселей! Хей-хей!..»

– По-моему, нам повезло, – заявила Беринда. – Они уже изловили гнома. Шонтрайль, значит, план прежний. Сперва изрядно отметелим гоблинов и немного разомнемся. Главное – не упустить при этом гнома, который у них в плену. Мы его расспросим, узнаем, где прячут Сердце Мира, и тогда ему тоже наваляем, но уже побольше, чем гоблинам. А потом можно будет их еще раз догнать и уже серьезно им накостылять – но это, конечно, только если времени хватит. За мной!

И ведьма целеустремленно двинулась в темноту. Шон едва успевал за старухой, так бодро она помчалась на звуки гоблинского пения. Вскоре в отдалении показались красные отсветы людоедского костра. «И как они, – подумал Шон, – среди камней костер развели? Не с собой же дрова притащили?»

– Кто съест гнома, станет жирней… – донеслось из-за сталактитов, уже совсем рядом. – Кто кости сгрызет…

Тут однообразное бормотание гоблинов перекрыл мощный бас:

– Уроды, блин! Свинячьи хари! Чтоб вас скрутило, пополам разорвало, чтоб вас наизнанку вывернуло, да кишки на рожи намотало, паразитам! Сожрать меня? Сожрать, а?! Да я, век тьмы не видать, вам поперек горла стану! Я вам печенки изнутри грызть стану, от меня вас всех пучить начнет, передохнете, нечисть! Отморозки поганые!

Шона передернуло, до того устрашающе брутально все это прозвучало, но на вожака гоблинов крики не произвели впечатления.

– Заткни обеду глотку, Гыр-Дыр, – велел людоед, продолжая постукивать в барабан. – Еще восемь кругов, потом два притопа, потом три прихлопа, шесть прыжков и…

– Чтоб вам всем экзистенциального ужаса в портки, вонючки раздутые, чтоб вам всем-м-м… м…

Ведьма с рыцарем выскочили в освещенный круг. Гоблины застыли при виде пришельцев – все, за исключением Гыр-Дыра, склонившегося над гномом спиной к Шону. Рев коротышки захлебнулся на середине особенно мудреного проклятия. Беринда заверещала тонким голосом, наводя чары. Странные черные угли из костра веером сыпанули во все стороны. Шон, уже готовый к такому повороту событий, пригнулся, но зря – алые осколки пламени на этот раз сбились в несколько сгустков жара – точно по числу людоедов. Они замерли на миг, а после каждый устремился к облюбованному гоблину. Облепленные раскаленным жалящим роем, те бросились наутек, жалобно завывая, а Тремлоу подступил к связанному гному и склонившемуся над ним Гыр-Дыру. Этому гоблину углей из костра не досталось, похоже, Беринда проглядела его, увлекшись остальными, – так что Шон решил заняться Гыр-Дыром самолично. От мощного пинка под зад гоблин оторвался от земли и с протяжным воплем «Хей-хей!..» взмыл среди мечущихся в воздухе оранжевых углей. Шон успел догнать Гыр-Дыра прежде, чем тот коснулся земли, и нанес следующий удар в ухо. Жаль, что в третий раз настичь гоблина рыцарь не успел – Гыр-Дыр исчез в толпе беспорядочно мечущихся собратьев, взметнув на прощание оранжево-алый гудящий вихрь… И вдруг все закончилось: людоеды унеслись во тьму. Шон только и слышал, как то в одной стороне, то в другой с шорохом осыпались наземь угли. Потом все стихло, лишь гном воинственно бурчал из-под кляпа.