Текст книги "Эромагия"

Анита прокатилась немного, затем под ней хлюпнуло, и она оказалась лежащей в жирной темной грязи.

– Мерзость! – Ведьма вскочила, почти оглохшая от криков, со всех сторон окруженная бегущими и летящими, дерущимися, убегающими или догоняющими…

Она услышала свист.

Подняла голову.

И увидела, как прямо на нее с неба валится огромный толстый ассасин.

– Ну, как ты?

Анита приоткрыла сначала один глаз, а после второй. Перевернутое лицо над ней слегка расплылось, но потом стало отчетливее. Тусклый красноватый свет падал на него откуда-то сбоку, так что ведьма и не сразу сообразила, кому это лицо принадлежит. А когда сообразила, вновь закрыла глаза, потому что сразу ощутила себя как-то поспокойнее.

Хотя голова болела. Да и лежала она на чем-то колком…

– И где мы? – спросила она, не открывая глаз. – Вообще нет, погоди, дай я сама догадаюсь… В темнице, а?

– Ага, опять. – Тремлоу погладил ее, лежащую головой у него на коленях, по волосам.

– А ковер? И Бладо?

– Они спаслись, кажется.

– А мы почему не спаслись? Хотя на меня, понимаешь ли, ассасин упал… крупный.

– Его мятежные ковры в воздух подняли, но он спрыгнул. Ну и на тебя прям… Я подбежал, его с тебя спихнул, но ты сознание потеряла. К тому времени уже атака бедуинов захлебнулась. Они вообще как-то необдуманно напали, бездарно, сразу чувствуется, что это… неорганизованные народные массы, в общем. Да к тому же не такие уж и массовые – меньше двух десятков ведь. Не хватило им, в общем, этой… классовой сознательности, чтобы дождаться темноты, скрытно напасть и сначала охрану обезвредить, как мы с Аладдином хотели.

– Пролетариат, что с него возьмешь, – поддакнула ведьма.

– Ага. И трудовое бедуинство тоже. Ну, в общем, я тебя на плечо взвалил и попытался выбраться из этой кутерьмы. Но не вышло, повязали меня. Я, понимаешь, опасался, чтоб тебя не задело, потому особо развернуться не мог, вот и… Но зато, кажется, часть рабов убежала. А Бладо тех, что к колесу прикованы были, как-то освободил. Не всех, но некоторых успел. Ну вот, а мы теперь здесь, в темнице.

– Глупо как-то получилось. Хотели других спасти, а сами попались. И где эта темница находится? – спросила Анита, вновь открывая глаза и медленно садясь.

– А в Шахназарской башне, кажется, – откликнулся Тремлоу. – По-моему, в ней, да. Хотя не уверен. Меня ж связали и голову полотенцем обмотали, тем, из которого чалма. А здесь я уже кое-как веревки с рук смог сорвать – скреб-скреб о стену, там выбоины всякие, сколы… в общем, размочалил веревки, потом снял и тебя развязал.

Они сидели в небольшой полутемной камере, вместо одной стены которой была решетка с толстенными вертикальными прутьями. За ней – широкий коридор и решетки других камер.

– У тебя оружие все отобрали? – спросила Анита, выпрямляясь. Шон тоже встал. Голова закружилась, ведьма качнулась, и Тремлоу ухватил ее за талию. – Перепилить бы как-нибудь…

– Все, – ответил рыцарь. – Да и не перепилить это обычным клинком или там ножиком. Я глядел уже – толстое слишком, крепкое. Кузнец не хуже, чем в теткином замке.

Они подошли в решетке, и Анита, взявшись за прутья, попыталась просунуть голову в просвет между ними. Ничего не вышло – уши мешали.

Было тихо, только вода где-то капала. Противоположная камера, кажется, пустовала, а дальше, может, кто-то и был, но отсюда не видно.

– Который час? – спросила она, и рыцарь пожал плечами.

– Понятия не имею. Хотя, думаю, уже глубокая ночь.

Ведьма потопталась возле решетки, вернулась обратно к стене и села там, обхватив себя за колени.

– Тускло как-то…

– Ага. – Тремлоу, усевшись рядом, обнял ее за плечи. – Уныло здесь.

– А ведь если уже за полночь, то драконы давно должны были возвратиться.

Он покачал головой.

– Что-то случилось, и они не вернулись. Не знаю почему… Может, не нашли того, кого должны были отыскать, или просто забыли по дороге о нашей просьбе, да и полетели дальше… медовый месяц праздновать.

– Как же так – забыли! – не поверила ведьма.

– Нет, почему, вполне могли. Мелонита по-особому как-то крылом махнула, бедром в полете качнула – и у Кардамуда сразу из головы все остальное вылетело… а потом и у Мелониты.

– Но вдруг они вернулись и просто найти нас не могут, кружат там, возле вулкана?

– Да нет, вряд ли. Насколько я их успел изучить… Они бы сейчас весело разносили постройки вокруг, разыскивая нас. Такой бы шум поднялся, что… И все забегали бы, засуетились – нет, точно не прилетели они, что-то там произошло.

– М-да…

Они вновь помолчали, слушая, как где-то на другом конце коридора капли воды с периодичностью в секунду ударяются о камень.

– Как думаешь, что с нами сделать собираются? – спросила ведьма.

– Казнить… – задумчиво пробормотал Шон. – У них тут на Востоке казни всякие хитрые есть…

Анита возмутилась:

– И ты так спокойно об этом говоришь! Я, можно сказать, совсем недавно жить начала по-настоящему, а ты – «казнить»! Надо что-то делать!

– Да что делать-то?

– Вот и придумай! На то ты и этот… мужчина, чтоб спасать меня от всяких опасностей. Тут наверняка ход должен быть потайной, прорытый… то есть пробитый предыдущим узником и как-то замаскированный.

Рыцарь похлопал по полу, устланному сухой соломой.

– Это ты романтических историй начиталась. Я смотрел везде и стены тоже – нет здесь никаких ходов.

– Нет, не романтических, а в библиотеке обители было «Руководство для благородных рыцарей: как выбраться из темницы». Там целая библиотечка «В помощь рыцарю»: как убить дракона, как победить темного колдуна, как спасти принцессу, что делать с принцессой после… Это ты, а не я, их должен был изучать!..

– Да я и пробовал как-то читать – ерунда полная. Эти брошюрки писал кто-то, кто настоящую темницу ни разу в глаза не видывал и к принцессам никогда и близко не подходил. Там такие советы… теоретические.

– А еще тут тюремщик обязательно должен быть! – объявила Анита. – Жирный такой, сонный. И у него на поясе должно висеть большое кольцо, а на кольце – связка ключей от камер. И мы его при помощи крюка какого-нибудь легко снимем, кольцо это, хотя…

– Да ведь… – начал Тремлоу.

– …Хотя он вообще-то на стуле перед нашей камерой должен сидеть и спать, – с энтузиазмом продолжала ведьма.

– Так ведь…

– Но раз его там нету, то он где-то в дальнем конце коридора. И раз в камере сидят двое, то тогда другой план. Ты его подзовешь – буянить начнешь, кричать, он тогда подойдет, встанет возле решетки, и пока вы с ним будете разговаривать, я потихоньку ключи и стащу…

– Нет, ты погоди! – повысил голос Шон. – Сама же сказала: кольцо с ключами. Как оно на поясе висит? Если пояс матерчатый, как у всех у них здесь, на Востоке, то что? Полоска ткани, значит, прямо в кольцо продета, потом концы узлом завязаны, правильно? И как ты кольцо снимешь? Порвешь пояс или развяжешь? Так с него штаны тогда спадут, и он сразу почувствует! Нет, я же говорю – ерунда это все.

Анита замолчала с приоткрытым ртом и потом сказала:

– А, да, не получается. Но почему тогда в брошюре… Вот, поняла! На поясе висит крючок, а уже на крючке – кольцо с ключами, и потому-то его легко можно снять… – Она покосилась на скептический профиль Шона и добавила: – Ну ладно, ладно, я уже сама поняла, что фигня в брошюре написана. Да я ее и не читала вовсе… так, пробежалась и увидела, что ерунда.

– Потому что такие брошюры пишутся теми, кто сам отродясь в темницах не сидел, драконов не убивал, принцесс не спасал и потом с ними ничего не делал, – заключил Тремлоу. – А кто всем этим постоянно занимается, тому книжки писать некогда, да и не хочется – зачем им, у них поинтересней дел хватает.

Они вновь умолкли и некоторое время сидели в тишине, считая про себя удары капель, а затем Анита сказала:

– Не получится кольцо снять – так хоть поглядеть на этого тюремщика! – Она решительно подошла к решетке, вновь схватилась за прутья и выкрикнула: – Эй! Э-ге-гей! Пить хочу, воды дайте!

Неожиданно в углу противоположной камеры что-то зашевелилось, зашуршало соломой – ведьма даже отпрянула, ей-то казалось, что там никого нет.

– Шончик! – позвала она, не оборачиваясь.

– Сколько раз просил не называть меня так… – недовольно начал Тремлоу, подходя к ней, и замолчал, увидев, что ко второй решетке медленно ковыляет джинн Мустафа.

– Эй, а ты откуда здесь взялся?

Джинн как-то странно изменился, причем не в лучшую сторону. Путь от дальней стены камеры к решетке занял у него почти минуту – он топал медленно, покачиваясь на полусогнутых ногах, волоча ступни по соломе и тряся головой. Широкая спина была согбенна, плечи ссутулились… да и лицо его будто бы постарело, во всяком случае, осунулось. Под большими разноцветными глазами залегли темные круги. Щеки запали, лоб взбороздили морщины.

– Что с тобой? – удивилась Анита.

Мустафа добрался наконец до решетки, взялся за нее трясущимися руками, икнул и приник к прутьям, глядя себе под ноги.

– Ва-а-а… – Скорбный голос уныло разнесся по длинному коридору.

– Мустафа! – позвала ведьма. – Это я! Узнаешь?

Голова поднялась, глаза уставились на ведьму.

– Ы-ы-ы…

– Что они с тобой сделали? И откуда ты здесь… я думала, ты с драконами улетел!

– Значит, поймали драконов в дороге, – понял Шон.

– Да как же поймали? Ведь они какие здоровые…

– Ну, если на них разом ассасины, дервиши и боевые джинны навалились у границы… Может, не поймали, а просто убили. А как еще он сюда попал? В общем, не видать нам помощи…

– Пить Мустафе!

– О, так ты и разговаривать нормально умеешь, – обрадовалась ведьма. – Только когда трезвый, да? Так почему ты вернулся?

– Вы… – Он вновь икнул. – Выпить надо.

– Великий Визирь на тебя, наверное, сильно разозлился… – Анита повернулась к рыцарю и пояснила: – Помнишь, я рассказывала, он у Визиря в кальяне жил? А теперь он, наверное…

– Трезветь начал, – заключил Тремлоу, с жалостью глядя на Мустафу. – Это нам знакомо, а как же.

– Да, точно. Ладно, раз тюремщика нет, значит, надо джинна как-то использовать… – Анита отступила от решетки, оглядываясь и усиленно размышляя. Мустафа тем временем уселся перед прутьями, просунул между ними ноги и согнул их, прижавшись к железу. – Гм, ничего в голову не лезет…

– Пить дайте Мустафе! – вдруг отчетливо и громко произнес джинн.

– Эх, если б флягу мою тоже не забрали… – протянул Тремлоу.

– Какую флягу?

– Да у меня, понимаешь, была фляга… – Рыцарь смущенно почесал лоб. – Ну, короче, в обители Дерга Крюконосная с костаногии снабжала меня вином из ваших подвалов. Думала подкупить таким образом, ну, чтоб я тетушке порекомендовал деньги на геронтологию ее факультету перечислить… Вот, а вино у вас трехсотлетней выдержки, знатное. Ну, я флягу с собой и захватил. Она на ремне сзади висела, под рубашкой. Но ее забрали, когда обыскивали… Ты чего?

Когда стало ясно, о чем именно говорит Шон, ведьма отошла в другой конец камеры, присела там на корточки и несколько раз причмокнула, изображая, будто что-то пьет.

– Буль-буль… Шончик, вина хочешь? – спросила она.

– Чего?

– Плям-плям… Вкусное.

– Что ты придумываешь, откуда у тебя вино?

Ведьма гневно зыркнула на Тремлоу, заметив при этом, что по другую сторону коридора голова джинна резко поднялась. Анита повернулась спиной к решетке, чтобы Мустафа не мог увидеть, что именно она делает, запрокинула голову – будто пила из бутылки, – еще слегка поплямкала губами и сказала:

– Давай сюда, у меня почти целая эта… литруха.

– А! – понял наконец рыцарь, быстро оглянулся на Мустафу и подошел ближе. – А какое?

– Красное… плям-плям.

– Ага.

Теперь они вдвоем сидели на корточках спиной к джинну. Сзади донесся шелест и невнятный оклик.

– И крепленое.

– Хорошо!

– Буль-буль…

– Дай мне еще…

– Да пей, там много осталось…

– И как раз нужной температуры…

– Ага. Без всякого закусона – и как клево пошло!

– Ы…

– Буль-буль…

– Ва-а…

– Плям-плям…

– ЫЫЫ! – донеслось сзади одновременно требовательно, угрожающе, просительно и жалобно.

Они оглянулись. Выпрямившийся Мустафа, разноцветные очи которого теперь блистали нездоровым огнем, прижался к прутьям и тянул руки. На глазах рыцаря с ведьмой руки эти удлинились раза в полтора и почти достигли прутьев их камеры, ногти даже слегка царапнули по железу – но еще сильнее удлинить руки джинн не смог, существовал, видимо, какой-то предел трансформаций, которым он мог подвергнуть свое тело.

– Пить хочется? – спросила Анита сочувственно.

– Угу! – Мустафа решительно закивал.

– Винища, а?

– Ыгы!

– А ты придумай, как нашу камеру открыть. Мы тогда тебе всю бутылку отдадим. Но спеши, потому что иначе сами выпьем…

– Я крепленое страсть как уважаю, – подтвердил Шон, вновь отворачиваясь от джинна. – Буль-буль-буль!

– Аааа!!!

– Смотри! – шикнула Анита, толкая рыцаря локтем в бок.

Мустафа расставил руки, согнул в локтях и, вцепившись в прутья, вжимал в них свое тело. Вернее, не в них, а в один из просветов между ними.

– Удивительно, – пробормотал Шон, – что жажда с людьми, то есть с джиннами делает…

Голова Мустафы сужалась… Вот она с едва слышным чпоканьем выскользнула наружу, качнулась на удлинившейся шее, и следом стал протискиваться торс – плечи выгнулись назад, а грудь стала напоминать нос корабля.

– Как бы он и в нашу камеру таким манером не пролез! – зашептала Анита. – Его надо заставить ключи притащить, а не сюда забираться…

– Он вроде как плотный… ну, материальный?

– Вроде, да не совсем.

Тремлоу кивнул.

– Ладно, разберемся.

Джинн наконец выпал в коридор. Выглядел он так, будто стоял к узникам боком – хотя на самом деле находился к ним лицом. Плечи, грудь, живот, поясница – все очень сузилось и при этом вытянулось, так что грудная клетка стала шириной с плечо… Анита даже моргнула несколько раз при виде такого необычного зрелища. Упав на пол коридора, Мустафа с трудом поднялся и заковылял к их камере. Но рыцарь уже поджидал у решетки – и когда Мустафа попытался протиснуться в нее, выставил перед собой ладони и принялся выпихивать его обратно, не позволяя влезть между прутьями.

– Пить мне! – взвыл джинн.

– Сначала выпусти нас отсюда.

– Винища!!!

– Не дадим, пока ключ не найдешь!

Мустафа, когда Шон в очередной раз сильно толкнул его, отшатнулся и сел посреди коридора.

– Ключ? – тупо повторил он.

– Слушай сюда… – Анита подошла к прутьям и до половины высунула голову. – Иди дальше по коридору. Там где-нибудь от всех камер ключи должны быть. У тюремщика на поясе или просто на гвоздике висят… Ну или лом какой-нибудь найди, чтоб замок сбить, клещи, зубило с молотком… Ты понял? Принеси их и отдай Шону. Мы как выйдем, так вино и получишь.

Джинн повернул голову, глядя вдоль коридора, и неуверенно спросил:

– Тюремщик?

– Давай, давай неси быстрее!

Мустафа встал на четвереньки и, оттопырив зад, потопал прочь.

– И не шуми! – прошипела ведьма вслед.

Он скрылся из виду. Стоя у решетки, Анита с Шоном переглянулись.

– Может, получится? – спросила ведьма.

– А вот если он нас выпустит – а вина-то у нас и нету? Ох и… расстроится.

– Или разозлится.

– Да уж… А может, я ему конфетку дам? – без особого энтузиазма предложила она. – Я ж конфетку могу сотворить…

Шон покачал головой, но потом уточнил:

– Ромовую?

– Ты что, нас такому не учили. Это же для детей. Только карамельки и птичье молоко…

До камеры донесся звон и зычный рев.

– Ах ты тварь невещественная!

Затем – быстрое бульканье, снова звон, невнятный крик «Отдай!», звук удара, короткий вопль… и потом забулькало так, будто в конце коридора вдруг образовался водопад. Причем каждый бульк сопровождался звуком вроде «У-м-н-н…».

– Эх! – Рыцарь, махнув рукой, отступил от решетки, и Анита вопросительно поглядела на него.

– Там и вправду тюремщик оказался, – пояснил Шон. – А у него – бутылка. А в бутылке… сама понимаешь. Теперь джинну не до нас…

– Мустафа! – завопила ведьма, не заботясь больше о соблюдении конспирации. – Эй, эй! Ключи принеси нам! Ключи от камер, ты слышишь?! Ты же сейчас опять налакаешься и заснешь, Мустафа, гадина неблагодарная!!!

Когда она замолчала и следом смолкло эхо, воцарилась гробовая тишина – даже бульканья и у-м-н-ающих звуков слышно больше не было.

– Ну вот и все… – констатировал Тремлоу.

– Как же так… Неужели он так быстро? Нет, но ведь… неужели ему так мало надо? – растерянно забормотала ведьма. И замолчала, услышав шаги. Стукнула дверь. Раздались приглушенные голоса. Потом кто-то выругался, а затем послышался такой звук, будто мешок с песком волочили по полу.

Анита отбежала и уселась рядом с Тремлоу под дальней стеной. Они только-только успели, взявшись за руки, принять невинный вид, будто двое влюбленных, которые наслаждаются закатом, сидя на валуне у моря, когда в поле зрения возникла сначала одна фигура – летящая, потом вторая – идущая, а за ней и третья – ползущая, а вернее, волочимая. Первым был падишах – то есть бывший падишах – Оттоман. Его плечи и напоминающий бочку торс крепко охватывали углы красно-оранжевого ковра, который и нес падишаха в метре над полом так, что толстенькие короткие ножки свисали, вяло покачиваясь, будто куриные окорочка. За Оттоманом топал Великий Визирь. Невзирая на путающуюся в ногах длинную седую бороду, он шел очень быстро – поскольку, как поняла Анита, пребывал в том состоянии, в котором находился после богатырской затяжки из кальяна, – но ему несколько мешал спящий Мустафа, которого старик волочил за ошейник.

– Туша мерзкая! Как он сквозь решетку пролез? А вы двое видели? Что вы тут делаете? А, вы же здесь сидите! Так, ключ, где ключ, ключ где… И тюремщику нос расквасил. Свинья джиннья! Всех вас – в вулкан, чтоб спеклись там, ненавижу ваше племя, о, почему судьба взвалила на мои плечи эту непосильную ношу, почему я вынужден ежечасно руководить могучей империей, править тысячами подданных, отдавать приказы, выслушивать лесть лизоблюдов, за что мне это наказание в виде огромного дворца, золота, шелков, всей этой роскоши и прекрасных дев с опахалами…

– Эль Карани, не забывай, империей правлю я… – тонким голоском произнес Оттоман, повиснув перед решеткой и разглядывая узников.

– О, я ни на мгновение не забываю про это, ваша солнцеликость! Презренный слуга ваш лишь хочет указать на то, что вы вашей сияющей сущностью озаряете бесконечные просторы империи, самим своим существованием поддерживаете в ней порядок и процветание, гнилостному же червю, чьей недостойной речи вы вынуждены сейчас внимать, пришлось взвалить на себя выполнение всяких мелких, хоть и бесчисленных обязанностей, так сказать, всяких частных делишек, не стоящих внимания вашего луноподобия… – Говоря все это, Визирь ключом, висящим и вправду на большом железном кольце, отпер решетку напротив, ногой впихнул внутрь дрыхнущего Мустафу, закрыл решетку и повернул ключ.

Затем оба поглядели на узников.

– Так ведь теперь уже Помпончик это… озаряет своей сущностью империю, – сказала Анита. – Он ведь теперь солнцеподбный, а не ты?

Красное заплывшее лицо падишаха и узкое серое личико эль Карани обратились друг к другу, после чего оба расхохотались – Оттоман радостно захихикал, помахивая ручками, а старик засмеялся сухим, как песок пустыни, неприятным голосом.

– Эх, дева… – снисходительно произнес Великий Визирь, отсмеявшись. – Ничего-то ты не понимаешь… Да и что с вас, дев, возьмешь, кроме… А? – Он игриво пнул острым локотком в мягкий бок падишаха, но тот, содрогающийся от смеха, как воздушный шар в бурю, даже не заметил этого. – Луноподобный Помпончик, без сомнения, падишах…

– До сегодняшнего утра, – заключил Оттоман счастливым голосом.

– Вот-вот, – кивнул эль Карани. – Его луноподобность, как обычно, прав. А что, может, рассказать им… а, солнцеликость, рассказать, рассказать, да?

– А и расскажи, – согласился Оттоман. – Расскажи, презренная букашка, все одно им в скором времени того… – Он провел розовым пальцем-сосиской по своей шее толщиной с баобаб. – Как говорят у нас на Востоке, шайтан настанет.

– Ну вот… – начал Великий Визирь, ничуть не обидевшийся на «букашку». – Поскольку вам двоим жить осталось около двух часов…

– А времени сколько сейчас? – спросил Тремлоу.

– Не перебивай меня! – взвизгнул эль Карани так, что падишах даже слегка закачался в воздухе. – Четыре часа утра сейчас, а ты не перебивай! Сейчас как удавлю обоих бородою! – Он собрал в кулак часть своей седой мочалы и потряс ею. – Четыре часа утра, а я, несчастный, не сплю, а влачу тяжкое бремя… О чем я… Да! Так вот, коль скоро солнцеликость разрешили мне поведать наистрожайшую тайну империи, я расскажу, чтобы получить извращенное удовольствие от того, что тайну сию узнают те, кто никому не сможет разболтать ее и вскорости отправится в гости к шайтану. Бейхан Султани, мамаша вашего дружка-оборотня, была в гареме старого падишаха Селима, папаши нашего теперешнего солнцеликого, любимой женой, потому что могла принимать обличья всяких прекрасных женщин, транс… трансф… трансформировать тело, выполняя любые падишахские сексуальные капризы. От их любви родился оборотень, но у него был брат от другой, чуть менее любимой жены падишаха, и оборотня в детстве постоянно пытались ликвидировать подосланные второй женой убийцы…

– А для чего? – перебила Анита.

– Разъясняю для дев: чтоб он не претендовал на падишахский трон, что не ясно? Но в конце концов мамаша, которая любимая жена, смогла тайно отправить его за границу. А потом скончалась. Практически естественной смертью. И солнцеликим стал… – Эль Карани, осклабившись, поклонился Оттоману, который довольно кивал каждому слову. – Что же касается Руха, то он объявляется раз в сто лет, но всегда удовлетворялся сотней дев и уползал назад. В этот же раз он появился почти на десять лет раньше, да и ползает как-то очень уж бодро…

– А Эбубекира Джюнейда ибн Багдади говорит, это из-за какой-то звезды, – вставил падишах.

– Эбубекира Джюнейда ибн Багдади – это наш придворный астролог, – пояснил Великий Визирь узникам. – Так или иначе, по легенде, если с девами не сложилось, Руха должен убить падишах. В главном зале на стене висят Копье Судьбы и Щит Веры, вооружившись ими-то, он и…

– Вот пусть ваш оборотень с ним и сражается! – хихикнул Оттоман.

– Да, пусть, – согласился эль Карани. – А потом, поскольку Рух падишаха быстро сожрет, власть вернется опять к вот этому вот солнцеликому. А вас двоих мы вместе с оборотнем в жерло отправим в качестве… кто вы ему, кстати, зачем сюда приперлись? Ну, пусть оруженосцев. Вот так вот, за компанию. Устроим чудищу хороший обед напоследок…

– Напоследок? – вновь перебила ведьма. – Так он же, ты сам сказал, нас сожрет. А дальше что? Рух-то жить останется…

– Ха, тьфу! – откликнулся Визирь. – Руха наши доблестные ассасины и боевые джинны запросто уделают. Ну, не запросто, потеряют, конечно, процентов семьдесят численного состава… Восполнимые потери, легко восполнимые!

– Так почему же вы сразу их против чудовища не отправите? – возмутилась ведьма.

Тут падишах с Великим Визирем вновь переглянулись. Оттоман пожал пухлыми плечиками, а старик скептически покачал головой и пробормотал «Дева…» с таким выражением, будто этим все было сказано.

– Да потому, – уже громче заговорил он, – что ле-ген-да! Эпос! Традиция! Обычай предков! Понимаешь ты? Это ж вам не хухры-мухры, не хурма-мухра, не эта…

– Не шашлык-башлык… – подхватил падишах.

– Не рахат-лукум! Народное поверье, миф, сказка! С чудищем обязательно должен сразиться падишах, вооруженный Копьем Судьбы и Щитом Веры. Ну а если уж у него не вышло… что ж, тогда и ассасины с джиннами сойдут.

– А раньше почему с Рухом таким способом не расправились?

– А раньше – зачем? – удивился Визирь. – Раньше у нас экономика другая была, и дев хватало… Девы – они даже более восполнимые, чем ассасины с джиннами.

– Козлы! – возмутилась ведьма. – Женоненавистники!

– Ну хорошо, а потом что? – спросил Тремлоу.

Падишах и Великий Визирь поглядели на него.

– В каком смысле? – спросил Оттоман.

– Ну, сожрет чудище оборотня, после ваше войско убьет чудище – и что дальше?

– Как это – что дальше? – удивился падишах. – Ты чё, презренный клоп, такой же тупой, как и вот эта дева? Потом мы обратно падишахом задела… то есть вернем себе законное место. Воссядем на этот…

– На престол! – подсказал эль Карани.

– «Мы»… – протянул рыцарь скептически. – «Мы» – это кто? Ты, что ли, солнцеликий? Говорите, в бой с чудищем пойдут ассасины, то есть дворцовая охрана, и джинны? А дервиши, которые в подчинении, как я понимаю, у этого вот старика, – они нет, не пойдут ни в какой бой? И семьдесят процентов поляжет… Гм, хороший план, да. Кто его придумал? Небось старичок?

Когда он замолчал, воцарилась такая тишина, что стало слышно, как в другой камере Мустафа что-то едва слышно бормочет во сне. Затем голова Оттомана начала медленно поворачиваться к эль Карани, а тот вскричал:

– Нет, ну вы посмотрите, какой все-таки презренный червь…

– Карани? – пропищал падишах, насупив брови. – Так ты…

– Конечно, нет, луноподобный! Нет, не я! То есть, конечно, я, но я ничего такого, ничего такого, ничего такого не собирался!..

– Чего такого не собирался? – пискнул падишах. – А? Ну-ну, продолжай, мы внимательно слушаем…

Перекидываясь репликами, как кремовыми тортами, они направились прочь от клетки – вскоре два вздорных голоса, один писклявый, а второй дребезжащий, смолкли.

– Ну и что нам это дало? – спросила ведьма.

Тремлоу пожал плечами.

– Поглядим. Еще больше часа здесь куковать, а за час многое может произойти… Поспать пока, что ли?