Текст книги "Один из леса"

– Э, чувачеллы!

К нам приближались Калуга и Боров.

– Что у вас? – Калуга встал над расселиной, с любопытством рассматривая нас с Алей. – Что за выстрелы? По-моему, от Гниловки сюда кто-то идет.

– Возвращаемся, – бросил Метис, выбираясь наверх.

У входа в сруб стоял Фара с М-16 на изготовку. На голове его была повязка. Разглядев кровоподтек на скуле Али, он довольно осклабился.

– Где твои люди? – спросил Метис.

– Как выстрелы услышали, послал на чердак охранять подступы. Что у вас?

– А плохо у нас! – заговорил Калуга тоном, который совсем не соответствовал смыслу его слов. – Рыба кончился совсем. Правда, Альку вашу Стас поймал.

– Кто стрелял?

– Рыба упал в овраг, когда падал – случайно шмальнул, – пояснил я. – Он голову себе о камень раскроил. Слушайте, что я думаю: они сюда из Гниловки всем отрядом не пойдут. Ну, стрелял кто-то в болотах… Всякое бывает. Скорее всего, отправят к срубу людей проверить, что к чему. Троих или четверых. Идти те будут осторожно, потому что ренегаты, я так понимаю, знают, что вы где-то в этом районе.

– Четверых пошлют, – сказал Кузьма.

– Возможно. Теперь вам нужно решить: либо мы их здесь ждем и валим, потом быстро уходим. Это даст выигрыш по времени. В Гниловке ведь будут ждать, когда вернутся разведчики, особенно если мы без шума все сделаем, и только потом отправят другую группу…

– Либо вариант: сразу сейчас рвем когти к тропе, – подхватил Калуга. – Разведгруппа из Гниловки сюда придет и никого не увидит, но, когда осмотрится, найдет наши следы. На болоте следы в любом случае остаются, и, если среди разведчиков есть понимающий человек – точно заметит. Тогда что? А тогда, чувачеллы, они пойдут за нами. У них может быть связь с командиром, уоки-токи какие-то. В этом случае разведчики сразу доложат обстановку.

– Причем разведчики эти будут тут с минуты на минуту, – заключил я. – Решать надо прямо сейчас.

– Связать ее, – велел Метис, кивнув на Алю, более-менее пришедшую в себя.

Она, кажется, собралась закричать, надеясь, что ее услышат идущие из Гниловки люди, но Фара ударил ее в живот, и Аля согнулась пополам. Командир дезертиров вывернул ее руку за спину, зажал рот ладонью и поволок в сруб.

Метис в это время размышлял, уставившись в сторону Гниловки. Наконец он решил:

– Уходим к тропе. В срубе никто ничего не оставил? Проверьте. Серый, Павлуша! Спускайтесь живо! Фара!

– Да, я все слышал! – донеслось из сруба. – Я ей руки вяжу!

Меньше чем через минуту мы спешили к тропе, по одну сторону от которой на плоском холме стояла Гниловка, а по другую раскинулась топь. В глубине ее тускло светились холодные, блеклые огни.

* * *

Туман все густел и густел.

Полоска плотной земли были шириной не больше метра, мы шли один за другим: Калуга, потом Павлуша, я, Шутер, следом Кузьма, Метис, Аля, Фара, Серый. Замыкал Боров. Не топали, почти не переговаривались – Калуга предупредил, что говорить можно только в самом крайнем случае. Туман скрадывал звуки, я слышал лишь совсем легкие шаги Шутера да сипловатое, нездоровое дыхание Кузьмы.

Уровень земли слева от тропы становился все выше и, в конце концов, там потянулась плоская возвышенность. Теперь мы шли вдоль извилистого обрыва высотой примерно мне по плечо. Из склона торчали корни и угнездившийся на выступах мелкий кустарник.

А справа раскинулась топь. Ряска, жижа, островки и кочки, местами – черные лужи, в темноте похожие на бездонные провалы. Я знал, что проходимость болота можно оценить по растительности и наличию воды, и если ты не спец в растениях, то надо избегать любых участков, на которых мало деревьев и зарослей. Так вот – тут их вообще не было! Только редкие кусты, торчащие прямо из воды.

Калуга, на ходу оглянувшись, негромко бросил:

– Деревня начинается. Теперь молчок!

Силуэты домов замаячили на фоне звездного неба слева. Серебристый свет ущербной луны облизывал крыши и стены. Избы стояли достаточно далеко от тропы, из некоторых окон лился багровый свет – внутри горели костры.

Калуга пошел быстрее, и все остальные тоже ускорили шаг. Я заметил красноватый огонек на крыше одного из темных домов, он погас, снова замерцал… Часовой там, что ли, прикуривал от зажигалки? Неопытный, наверное. Огонь надо прикрывать рукой и сигарету держать угольком к ладони.

– Ну и местечко, – пробормотал Шутер сзади так тихо, что кроме меня его никто услышал.

Некоторое время назад у меня возникло ощущение, настолько легкое, что я не придал ему значения, решил, что показалось. А теперь я снова почувствовал тепло на ноге, точнее, на лодыжке. Там повязкой примотан тоник… Он что, нагревается? С чего вдруг? Это было не жжение – именно тепло, мягкое и даже приятное. Пришла неожиданная мысль: может, тоник ощутил приближение чего-то из глубины болота, и постепенное изменение температуры – его ответная реакция?

На раскинувшуюся справа топь я старался не смотреть. Хотя в тумане там мало что можно было разглядеть, но вид уходящего в серую пелену мертвого мира не внушал ни оптимизма, ни бодрости. Тропа изогнулась, огибая большой выступ на склоне, и Калуга приостановился. Глянул назад, кивнул и пошел дальше, сразу пропав из виду за выступом. Мы потянулись следом. Когда я миновал поворот, рядом захлопали крылья, и Шутер шумно вздохнул. Туман прочертили темные силуэты, беспорядочно снующие низко над нашими головами. Походка Калуги не изменилась: он двигался быстро, немного пригнувшись, прижимая к боку «узи», выданный ему Метисом. Обрыв стал круче и выше, дома поселка исчезли за его краем.

– Мыши! – не выдержал Шутер. – Ненавижу!

Кинув взгляд через плечо, я прошептал:

– Заткнись!

Мы спешили дальше. Мыши сновали над нами, и я все опасался, что одна запутается у кого-нибудь в волосах, человек не выдержит и вскрикнет, а то и заорет в голос. Но ничего такого не произошло, и вскоре стая, которую мы потревожили, осталась позади.

И одновременно слева из темноты выдвинулся силуэт раскидистого дерева, растущего у самого обрыва. Что-то в его очертаниях было не совсем обычно, но подробностей я разглядеть не мог, видел только черноту с крапинками звезд, проглядывающих меж ветвей. Хотя вот это утолщение… вроде там что-то засело в кроне?

Что-то или кто-то. А если там человек и сейчас он…

Додумать я не успел: в том месте сверкнул огонь. Грохот выстрела покатился через топь.

Из затылка бегущего впереди Павлуши плеснулось темное, он откинулся назад, ткнувшись в меня. Я машинально оттолкнул его, поднимая «вал», и выкрикнул:

– В кроне! На дереве часовой!

Павлуша упал, я перескочил через него, сзади ругнулся споткнувшийся Шутер. «Узи» в руках Калуги часто застучал. Сзади замигали вспышки выстрелов, я тоже открыл огонь по кроне дерева. С криком оттуда свалился человек. Дерево задрожало, затрещало, посыпались ветки, прямо на глазах крона начал худеть, уменьшаться под градом пуль.

– Отставить! Отставить, вашу в душу Леса мать! – орал Калуга, первым пришедший в себя. Выпустив «узи», он повернулся, сложил ладони рупором у рта и прокричал: – Не стрелять!!!

– Прекратить огонь! – громовой голос Метиса прорвался сквозь выстрелы, и они смолкли.

Калуга добавил, тяжело дыша:

– Ренегаты дозор поставили! За мной, четко по тропе – ходу, ходу!

Соблюдать тишину теперь не было смысла. Охотник рванул вперед, мы за ним, стуча подошвами по земле. За моей спиной раздавалось клацанье – те, кто успел выпустить по дереву весь магазин, перезаряжались.

Когда мы миновали большую часть Гниловки, и слева уже стояли последние дома, сзади донеслись приглушенные крики.

– Услышали, – пояснил Калуга на бегу.

– Ясно, что услышали, – ответил я.

– Надо бой принимать! – крикнул Шутер.

– Нет, еще можем уйти! – мотнул головой наш проводник. – Темп не сбавляем!

– Свет сзади! – загудел Боров. Самый высокий, он лучше других видел то, что происходило над обрывом. – Фонарики, дергаются… Сюда бегут!

Хотя такое казалось невозможным, но туман стал еще плотнее. Теперь, вытянув перед собой руку, я с трудом различал пальцы.

– Фонари включить! – приказал Калуга.

Вокруг замигал свет. Я свой фонарик зажигать не стал: в мокрой взвеси лучи рассеивались, свет клубился, шел мутными волнами, и видно стало чуть ли не хуже, чем раньше.

Мы бежали. Туман искажал и поглощал звуки, из-за этого нарушалась ориентация, чувства сбоили, иногда я не мог понять, на каком расстоянии позади двигается Шутер… А где Калуга? Маячит что-то темное в тускло-молочной пелене, дергается, подпрыгивает, меняет форму… Тени вытягиваются и съеживаются, доносится глухой стук, бормотание, тяжелое дыхание…

Потом далеко сзади раздался выстрел и сразу – второй. Над нами свистнула пуля.

– Догоняют! – хрипнул Шутер, как будто это было не очевидно.

Я заметил, что обрыв становится все выше – он уже больше моего роста, метра два. Справа началась низина, и теперь тропа напоминала порог, узкую полку, разделяющую возвышенность, на которой стояла Гниловка, и долину, где была топь.

Крик Фары прозвучал неожиданно:

– Куда, сука?! Стоять!!! Кто ей нож дал?!!

Приглушенное хлюпанье справа… И окрик Метиса:

– Да хрен с ней, с это бабой! В топи сгинет!

Сзади снова раздались выстрелы. Обрыв стал еще выше, я прикинул, что теперь он метра два с половиной, не меньше. Поверхность топи б ыла примерно на метр ниже тропы, в тумане едва различимая. Выстрелы не только не смолкали, но становились громче.

– Совсем близко! – снова подал голос Боров. – Они над обрывом, уже почти где мы! Командир, что делаем?!

– Бежим!

– Так догонят же все равно! Надо…

Но тут я почти перестал слышать его. Нет, Боров не замолчал – здоровяк что-то еще говорил, и не только он, ему отвечали, и стрельба не прекращалась, но теперь звуки до меня едва доносились. Я увидел мерцающих.

Приступ накрыл внезапно, раньше такого не было. До того ему всегда предшествовали изменения, которые я научился распознавать: легкий гул и подобие мелкой вибрации в голове. Но сейчас ничего такого не было, либо я прохлопал во время погони. В моем сознании, наложившись на затянутую туманом картину окружающего, возникли бледные пятна. Амебы света перемещались, сливались и распадались… В этот раз они были гораздо ближе, чем обычно. Во время приступов я всегда видел Лес где-то вдали, но теперь мерцающие были рядом. Не в Лесу – справа, прямо в топи!

Было и еще одно отличие: я продолжал видеть окружающее. Мерцание как бы наложилось на него, и при этом я не переставал двигаться и осознавать происходящее вокруг. Я видел, как странные мерцающие существа ползут вдоль тропы, постепенно приближаясь. Они что, тоже нас преследуют? Или только меня? Или просто движутся в том же направлении?

Споткнувшись, я едва не упал. Вытянув перед собой руки, налетел на Калугу и толкнул его.

– Осторожно! – рявкнул он.

– Эй, держись! – Шутер ухватил меня за плечо.

Я побежал ровней. Плохо, все плохо! Туман мешает ориентироваться, а тут еще приступ накрыл! Если упаду, – бегущие следом налетят на меня, кто-то успеет перескочить, а кто-то обязательно споткнется и тоже упадет. На тропе получится куча-мала, тут-то нас и догонят, и расстреляют с обрыва. Надо сосредоточиться, бежать ровнее, попытаться волевым усилием погасить приступ. Я выпучил глаза, сжал зубы, и в этот момент моя нога подвернулась.

То ли на тропе впереди оказался камень, то ли из земли вылез корень – я так и не понял. И только позже догадался, что в том месте тропа круто изогнулась влево, чего я просто не заметил, и в результате, пытаясь восстановить равновесие, слетел с нее.

Под ногой разверзлась пустота. Взмахнув руками, я с криком упал. Из болота впереди торчала коряга, и я врезался в нее головой. Раздался громкий треск, хлюпанье и бульканье, но звуки тут же смолкли, а свет фонариков потускнел. Стало темно и тихо. Свет опять зажегся, пошел волнами, то угасая, то разгораясь…

Что происходит? Вокруг глухо, будто вату в уши набили. Я понял, что лежу на боку, и что плотная грязевая масса медленно тянет меня куда-то. Наверное, мимо тропы идет болотное течение. Но почему так темно? Сверху пробивается свет месяца, однако фонарики больше не горят. Где люди? Я попытался сесть, уперся ладонями в дно, встал на четвереньки. Помотал головой. И наконец понял, что случилось. От удара о корягу я потерял сознание – ненадолго, скорее всего, вряд ли больше минуты-другой, но этого было достаточно, чтобы остальные убежали далеко вперед.

Выстрелы звучали где-то в отдалении. Звуки разносились над влажным слоем тумана, накрывшим болото, отражались от обрыва, шли обратно, накладывались… Это напоминало далекую гулкую канонаду, звучащую со всех сторон.

Перебирая руками по мягкому скользкому дну, я медленно повернулся кругом. Сплошной туман вокруг. Туман и грязь. И вода. И ряска. По-моему, обрыв с тропой вот в этом направлении. Причем совсем рядом, далеко меня отнести не могло. Локтем проверил «вал» на боку – висит себе, никуда не делся – и поковылял к тропе. Колени с локтями глубоко уходили в ил. Вдруг он разошелся под руками, и я ушел в воду с головой. Выпрямился – с трудом, едва не захлебнувшись, втянул воздух разинутым ртом и стал плеваться грязью. Рюкзак давил на плечи. С большим трудом я преодолел еще несколько метров, но никакой тропы впереди не было, обрыва тоже, вообще ничего, кроме жижи. Потерялся! Лес забери, я потерялся в топи!

Дно снова начало засасывать меня. Я в панике забил ладонями по грязи, уходя все глубже, потом стащил с плеч лямки и скинул рюкзак. Жалко – прямо до слез, но ничего не поделаешь. Сам себе я как-то душевно ближе, чем какой-то рюкзак, пусть даже с припасами и аптечкой. Хорошо хоть дневник Травника спрятан за ремнем на спине.

Избавившись от рюкзака, получилось сначала встать на колени, а потом выпрямиться. Глубина была по пояс. Сделав несколько шагов, я оказался на более твердом участке, заметил справа темное возвышение и похлюпал к нему.

Это оказалась кочка, достаточно крепкая, чтобы выдержать мой вес, но слишком маленькая, чтобы нормально разместиться на ней. Из кочки торчало сухое дерево без листьев, с изогнутым как вопросительный знак стволом. Я встал рядом, взявшись за него. Пошарил рукой у бедра – и не нашел «махновки», только ремешок болтался. Ах ты ж – потерял! Любимый ствол! «Вал» на спине, но вряд ли он будет стрелять, сначала из него надо слить воду, а еще очень желательно разобрать и почистить. Но «махновка»-то, а? Моя верная «махновка»! Так, спокойно, охотник! Ничего страшного: ты просто свалился в болото. Ненадолго вырубился. Потерял направление. Люди, с которыми ты шел, убежали. Куда идти – не знаешь. Сможешь, кстати, определить?.. Я поглядел в небо. Над головой туман был не такой плотный, месяц проглядывал сквозь него пятном света. Где он был, когда мы бежали по тропе? Вроде, над правым плечом и немного сзади. Но тропа извивалась, так что теперь мне это ничего не даст. Днем по солнцу смогу ориентироваться, ночью по месяцу – дохлый номер.

Ладно, что дальше? Оставаться на кочке нельзя, она слишком маленькая. Я просто не смогу торчать тут все ночь. Нужно найти твердый участок побольше, чтобы на нем можно было сесть и к чему-то привалиться спиной. Там провести ночь. Дождаться утра, днем станет видно получше, туман рассеется хотя бы частично. Далеко от обрыва я уйти не мог, в дневном свете разгляжу его и вернусь на тропу.

Это программа-минимум, а что делать дальше – сейчас нет смысла обдумывать. Значит, так и буду действовать.

Охотничьим ножом я откромсал часть влажной древесины у основания дерева, сломал, отпилил загнутую верхушку. Получился посох – кривоватый, но легкий и длинный. Я провернулся на кочке, тыча им вокруг. С этой стороны вроде потверже. Присел, спустив в жижу ноги. Осторожно шагнул. Еще раз. Так, дальше… Ну вот – идем.

Тишина звенящим куполом накрывала топь. Нарушали ее лишь хлюпанье, которое я издавал; казалось, что от меня звуки расходятся кругами, баламутя туманную пелену. Чьи уши могут их слышать? Чьи глаза могут глядеть на меня? Кто может сейчас ползти или плыть сюда из молчаливых болотных глубин?

Ладно, охотник, попытайся расслабиться и получать удовольствие.

Дважды я едва не проваливался в ил, почти целиком уходил под воду. Вскоре жирная черная каша стала более жидкой – теперь это была просто вода, в которой болталась грязевая взвесь. Я двигался медленно, иногда плавно сворачивая, стараясь с каждым шагом нащупать впереди более-менее твердое дно. Если там оказывалась совсем уж ненадежная мякоть, сдерживал движение, останавливался, долго водил палкой вокруг, выискивая более подходящее место.

Провалившись в очередной раз, не смог высвободить медленно погружающиеся в ил ноги. Пришлось вспомнить, как в похожей ситуации действовал Михаил. Стараясь не паниковать, чтобы было вообще-то трудновато, я положил посох перед собой поперек и навалился на него грудью. Потом стал плавно перемещать палку вперед, подтягиваясь за ней. В конце концов, вытащил ноги… и тут посох сломался. Твою болотную мать! Я лихорадочно заколотил по болоту ладонями и ступнями, но быстро взял себя в руки и поплыл.

Хорошо, что почти сразу на пути мне попался зыбун. Я выполз на мягкую поверхность, хватаясь руками за мох, подтянул себя дальше и оказался будто на толстом матрасе, который плавно, едва ощутимо покачивался при каждом движении. Топь была со всех сторон. Ночь, топь и туман. В мглистом небе висело пятно полумесяца, звезды были почти не видны. Что это там движется слева? Я приподнялся голову… дыхание перехватило. Ну и громадина! Замерев, я вытаращившись на тварь, которая медленно шла по болоту.

Это было что-то большое, темное и горбатое. Как если бы слон брел через топь, по брюхо уйдя в нее. Я видел только общие очертания, да еще в передней части светилась полоска – вроде узкого глаза. То есть я гляжу на животное сбоку, и второй глаз – с другой стороны головы. Логично, ага. Кто б меня унес подальше от этой логики, от топи, тумана, грязи и от неведомого мутанта заодно! Не слон это, конечно. Больше смахивает на черепаху. Теперь, когда я затаил дыхание, стало слышно мерное, тяжелое сопение. Как ледокол, носом сминающий льдины, мутант медленно полз через топь, раздвигая тину, осоку, пробивая зыбуны. Он то ли не замечал, то ли не обращал внимания на человека, наблюдающего за ним.

Я ждал несколько минут, пока движущийся холм не растворился в тумане, и тогда, переведя дыхание, стал прикидывать, что дальше. Покрутил головой, приподнялся было, упершись локтями в зыбун, но сразу отказался от этой идеи и снова плашмя растянулся на нем. А может остаться здесь на всю ночь? Нет, не выйдет – подо мной стало мокрее, то есть зыбун медленно, почти незаметно опускается в воду. Если бы он был побольше, то удерживал бы мой вес, но доставшийся мне растительный матрас не очень велик. Засну – и через пару часов захлебнусь. Надо ползти дальше, искать место посуше и потверже.

Который час, я понять не мог, в болоте ощущение времени нарушилось так же, как и чувство ориентации. Зато есть и хорошая новость: когда упал и вырубился, прошел приступ мерцания. Хотя до сих пор на самом краю зрения иногда начинали маячить светящиеся пятна, но каждый раз, когда я пытался сосредоточиться и получше разглядеть их, они исчезали. Возможно, это было последствие удара головой.

Зыбун тем временем опустился еще ниже. Я потянулся к левой ноге, нащупал повязку с тоником. Вроде не разбил. Кстати, он снова теплый, как тогда, на тропе. В чем причина, это какие-то внутренние химические процессы или тоник чует чье-то приближение?

Оглядевшись повнимательнее, я понял, что впереди что-то темнеет. Похоже на возвышенность… Надо двигаться в ту сторону.

Осторожно сполз с зыбуна, выпрямился и медленно побрел дальше. Через несколько метров глубина стала меньше, и вскоре я достиг места, где она была по колено. К тому же дно стало тверже. Неужели до края топи дошел? Как-то не верится – слишком быстро. А может я наоборот попал в самом сердце болота? В место, куда никто из людей никогда не доходил? И здесь есть твердый участок или даже архипелаг островов….

Интересно, может тут кто-то жить?

Стало светлее, – рассеянное, едва заметное мерцание лилось откуда-то спереди. Я потер глаза, решив, что мерещится, но нет – свет впереди точно был. Совершенно непонятно, что это может так светиться. Вроде не костер, но и не фонарь…

Болото выматывало, тянуло силы из тела. Идти по нему было тяжело – даже тяжелее, чем долгое время незаметно следить за отрядом вооруженных людей. Я решил, что нужно остановиться, немного передохнуть, но услышал хлюпанье и положил ладонь на рукоять ножа.

Впереди тянулась череда небольших островков, и на одном возник силуэт. Сначала существо двигалось на четвереньках, потом выпрямилось – горбясь, сильно нагнувшись вперед. Ростом мне по грудь, короткая шерсть, вытянутая морда. Шкура его будто дымилась – над загривком и головой поднималось светящееся марево. Что за порода? Никогда не слышал про таких тварей.

Заметив человека, он снова упал на четыре лапы и с фырканьем рванул ко мне, оставляя позади полосу блеклого света.

Я дернул «вал» с плеча. Понимая, что тот не сработает, просто не может сработать, вдавил спусковой крючок – выстрела не было. Мутант прыгнул, широко расставив передние лапы, обхватил меня. Прямо перед собой я увидел поросшую щетиной большую крысиную морду с почти человеческими глазами.

Монстр вгрызся в мою ключицу на левом плече. Заорав от боли, я воткнул ему в брюхо нож, рванул кверху, к грудине, провернул, потом ладонью вбил глубже, по рукоять. Рана мерцала, из нее сочилась световая дымка. Вырвав из моего плеча клок мяса и скрежетнув клыком по кости, мутант отпрянул, опрокинулся навзничь.

Заплескалась вода, ряска заколыхалась вокруг. Я упал на колени. Все плыло и качалось, звезды в небе гасли, месяц стал кривой белой трещиной. Хрипло дыша, постанывая сквозь сцепленные зубы, я встал. Шатаясь, побрел прочь. Оглянулся. Мутант пытался подняться, загребал длинными лапами воду вокруг. Пройдя еще немного, я повалился лицом вниз. Пополз, чтоб оказаться как можно дальше от этой твари, если она все-таки соберется с силами и попробует преследовать меня. Кровь текла из плеча, рана пульсировала жгучей болью, будто в ней ковырялись раскаленным паяльником. Глубина теперь была совсем небольшая, но в таком состоянии я и здесь мог захлебнуться.

Добравшись до места, где воды почти не было, перевернулся на спину. С трудом задрал ногу, непослушными пальцами закатав штанину, взялся за повязку с «живокостом». Арт наверняка высох и почти не действует, но только он меня сейчас и может спасти. Запихнул «живокост» под мокрую рубашку на плече, я прижал его к ране. Застонал от мучительной, тягучей боли и снова перевернулся на живот.

Я лежал на краю большого плоского острова. Сияние, появившееся перед нападением мутанта, стало ярче – источник его был совсем близко. Свет такой уютный, спокойный, домашний… Будто в топи стоит избушка, окна ее светятся, а внутри ждет накрытый стол. Брежу. Мысли плывут, всякая чушь в голову лезет. Свет красно-зеленый и прыгающий, так не может светиться окно избушки. Больше похоже на костер, только оттенки необычные. Соберись, охотник! Нужно вползти дальше на остров, снять рубашку, перевязать плечо. Только чем? Я весь в грязи, и смыть ее нечем. Зараза попадет в рану… то есть уже попала… А рюкзак с аптечкой остался в топи. Конец, охотник, это точно конец. Ляг и умри здесь. Расслабься, не сопротивляйся больше. Смерть пришла, во второй раз – первый раз был там, в бойлерной, ты уже видел свет в конце туннеля, уже летел к нему, но тогда тебя спас Миша. Вытащил обратно. А теперь его нет, помочь некому, а сам себе ты уже не поможешь.

Но я полз. Ночной мир свернулся туннелем мрака, пятно месяца стало светом в его конце. Он манил, звал к себе, но я полз. Смерть черным силуэтом склонилась надо мной, она шептала мне на ухо что-то успокаивающее, она советовала смириться, не сопротивляться больше. И все-таки я полз. Я полз.

И наконец увидел источник света впереди.

Там подковой стояли высокие заросли, между которыми спряталась уединенная поляна. В центре ее горел костер – пламя было красно-зеленым, с оттенком синего. Словно там болотные водоросли горят, смутно подумал я. Только в болотах ведь не бывает водорослей. Или бывает? И пахнет непонятно, как-то кисло и с горчинкой…

У костра сидели двое, еще один стоял; все повернули ко мне головы, будто знали, что я сейчас появлюсь. Тоник на моей ноге пульсировал теплом.

На них были не то юбки, не то набедренные повязки из ветвей и листьев. Необычно длинноногие и длиннорукие, существа эти… или все же люди?.. казались очень худыми. Узкие плечи. Руки и ноги – как палки, обтянутые бледной кожей. Пальцы на руках длинные – ветки, а не пальцы. Большие темные глаза. Все трое лопоухие, с высокими лбами. Вид у них был не угрожающий, но очень, очень странный.

Тот, что стоял, длинными журавлиными шагами направился ко мне. Стало видно, что ступни у него маленькие и овальные, а пальцы на ногах совсем коротенькие, крошечные. Из-за этого стопы напоминали светлые копытца.

Я лежал на боку, щекой прижавшись к земле, не в силах поднять голову, лишь скосив глаза. Болотный человек склонился надо мной, умные грустные глаза его заглянули в самую душу, и больше я уже ничего не видел.