Текст книги "Один из леса"

Глава четырнадцатая
Серебряные глаза

– Руки поднять сказано! – повторил Боров.

Я так и сделал и собрался уже сказать, кто я такой, но Боров опять крикнул:

– Теперь снова стой! С места сдвинешься – стреляю! Стоять на месте, ждать!

Ага, боится, что, если я еще ближе подойду к крыльцу, то из окна сверху ему станет неудобно меня контролировать и прицельно стрелять, если понадобится. Ладно, стоим на месте, ждем.

Донеслись приглушенные шаги, раскрылись двери, и по ступеням с крыльца спустились Шутер с Серым.

Серый воспринял мое появление равнодушно, а Шутер обрадовался:

– О, это ты! Живой таки… Не ожидал я, молодцом. Эй, это наш охотник! Стас!

Донесся голос Метиса:

– Сюда ведите.

Внутри был просторный холл с лестницей, покрытой ковровой дорожкой. На втором этаже взгляду открылся коридор с рядом деревянных дверей, Серый толкнул одну и шагнул дальше.

Горели три фонарика, стоящие в середине большого помещения так, чтобы светить в потолок. Похоже на зал для собраний, решил я. Под дальней стеной громоздились стулья, под другой было возвышение с длинным столом, кафедрой и лавками. На одной сидели Метис с Фарой. Два окна – с решеткой и без. Возле второго стоял Боров, и на подоконнике, из-за которого торчали огрызки железных прутьев, лежал его пулемет. Когда мы вошли, Калуга с Томатом осторожно выглядывали сквозь решетку, закрывавшую второе окно.

У стены, вытянув ноги, сидел Кузьма в штанах и грязной майке, его торс был перемотан бинтами, на коленях «калаш». Совсем бледный – хреново мужику. Если его сейчас не определить в больничку или полевой госпиталь, умрет.

– Стас! – воскликнул Калуга, усиленно что-то жевавший. – Выбрался! Рад тебя видеть, чувачелло!

Он вытер рот рукавом и замолчал, когда Метис сделал короткий жест. Встал, шагнул на край помоста и спросил, недобро глядя на меня:

– Почему отстал?

– На повороте с тропы слетел.

– Просто так вот взял и слетел?

– Просто? – Я поднял брови. – Под выстрелами, в тумане, на бегу, на узкой тропе?.. Охренеть – и вправду простая была ситуация, обыкновенная такая. Ты на что вообще намекаешь, мне непонятно?

– Крутой поворот там был, точно, – влез наш бравый поляк. – Когда Стас исчез, мы его как раз огибали, помните?

Метис, не обратив на него внимания, продолжал допрос:

– А дальше что?

– Дальше заблудился в болоте, вылез на какой-то остров, потом еще с мутантом сцепился непонятным.

– А Альку нашу не видал? – спросил Фара.

– Слышал только крик в тумане. На помощь звала. Побрел в ту сторону, но там… Короче, я сам чуть не сгинул, мне не до бабы было.

– Эх, кончилась девка! – Фара покачал головой.

– Ну? – сказал Метис. – Дальше!

– Как рассвело – смог выйти из болота. Потом просто шел сюда.

– Куда – сюда? – повысил он голос. – Откуда ты знал, куда идти?

Я удивился:

– Как – откуда? Вы ж всю дорогу на северо-восток двигались, с уклоном к востоку. Мне вообще все равно было, поэтому я в том же направлении и направился. Сначала была пустошь, ну или равнина такая… В озере там искупался, потом добрел до какой-то стены, перелез по суку. Ну, по ветке дерева-мутанта, оно там такое здоровое вымахало, возле самой стены, я и не думал, что они бывают такими громадинами. Вот и все.

– А этих, с серебряными глазами, видел? – снова влез неугомонный Калуга, суя в рот кусок черного шоколада.

– А то! – кивнул я. – Ох и твари! Я как раз возле дыры был в заборе, том, что ограждает стрельбище, ну или что это такое… Полигон тренировочный. Тут они навстречу – как поскачут! Я нырнул в дыру, потом в блиндаже пересидел, пока не убежали.

– Мы вот тоже сюда из-за них попали, – пояснил Калуга. – Шли по улице, вдруг они появились впереди. Парни собрались стрелять, но я их убедил, что лучше спрятаться.

– Перестреляли бы их, – пробурчал Боров от окна. – Перестреляли бы и перебили всех. Лучше на улице с мутантами махаться, чем тут сидеть, как крысам.

– Крысы сидят по подвалам и норам, – резонно возразил Калуга. – А мы как люди в хорошо проветриваемом помещении отсиживаемся.

Метис, кажется, удовлетворился моими ответами и задал последний вопрос:

– Кого по дороге видел?

– Например, тех, что насели на нас у Гниловки?.. – добавил Фара.

– Никого не видел, – возразил я. – Слушайте, вы мне ствол какой-нибудь дадите? Хоть что-то, а то у меня только нож остался.

– Вон, – Фара повел подбородком в сторону прикрывшего глаза Кузьмы под стеной. – Все равно не боец сейчас.

Тот, казалось, спал, но при этих словах открыл глаза и сказал:

– Автомат не дам.

– Ну, хоть что-то дайте.

Кузьма протянул ПМ. Экое старье… Ладно, дареному мутанту под хвост не смотрят. Я взял ствол, выщелкнул магазин, проверил – шесть патронов. Спросил:

– Запасные есть?

Кузьма снова прикрыл глаза, игнорируя меня. Тогда я прошелся по залу, у груды мебели повернулся и спросил:

– Хорошо, что дальше? Мы здесь сидим… а потом?

– Так ты вообще-то можешь прямо сейчас назад валить, – сказал Фара. – Твоя работа закончена.

– А пятьдесят рублей? Раз закончена – заплатить надо.

– Дай ему, – сказал Метис, – рассчитаемся.

Кузьма, не открывая глаз, добавил:

– Минус десять рублей за пистолет.

– За это старье – десятку? – возмутился я. – Семь, не больше.

Фара полез в сумку на ремне, и Калуга спросил, озираясь:

– Парни, так это значит, что и мне можно уходить? А вы понимаете, что вас тогда только… сколько тут вас…

– Семеро, – подсказал Шутер.

– …Вот! Семеро только останется, причем один сильно подранен. Считай, шестеро с половиной, даже с третью. Думаете, справитесь без нас, не нужны мы вам больше?

Фара с Метисом переглянулись. В этой ситуации два бойца им явно не помешали бы, я решил, что нам предложат остаться, и уже стал прикидывать, сколько запросить, чтобы поддерживать роль ушлого парня с болот, но тут Метис коротко бросил:

– Не нужны, валите.

Фара, дожидавшийся его ответа, запустил руку в сумку и стал звенеть монетами.

Значит, их цель совсем близка, Метис уверен, что больше мы не понадобимся, и возникает один интересный вопрос: позволят ли нам уйти? Мы с Калугой в курсе, куда шел отряд. Пусть даже не знаем конкретной цели, но в месте, где эта цель находится, побывали. Я быстро и незаметно оглядел зал. Здесь им стрельбу подымать не с руки: мы оба вооружены, стоим с людьми Метиса лицом к лицу. Если сейчас устроить пальбу, большинство присутствующих поляжет за несколько секунд. Но вот когда мы уйдем, ничего не стоит отдать приказ тихо догнать нас на улице и расстрелять в спины.

Хотя я в любом случае не собирался уходить далеко. Но они могут пойти за нами почти сразу и напасть до того, как успею спрятаться.

– Лови! – Фара кинул мне небольшой предмет.

Поймав брусок золота, я взвесил его на ладони, помедлил, будто размышляя, и кивнул:

– Сойдет.

– Про это место – никому ни слова, – сказал Фара. – Охотники, обоих предупреждаю. Если кому-то расскажете, вам башку отстрелят.

– Да ты чего, чувачелло! – Калуга затряс головой. – Я вообще нем, как рыба без рта. Из меня слова лишнего не вытянешь. Ну, вы же в курсе! Так что, Стас, пойдем? Ты со стены спускался по той лестнице, что в кирпичной башне? Я думаю, в ней заночевать можно. Запремся и…

– А по-моему, лучше за ночь отойти отсюда подальше, – возразил я.

Мы направились к двери, краем глаза я видел, что Метис наблюдает за нами. Ну, точно, живыми с территории не выпустят. Как пройдем немного по улице, нужно нырять вправо, в заросли у ангаров, а Калугу предупредить, что нас собрались мочить. Или он и сам понимает? По толстощекому, с вылупленными глазами лицу его ничего не понять. Придется прятаться между ангарами и дальше действовать по обстоятельствам. Лучше всего затаиться на время, чтобы бандиты решили, что мы сбежали, потом следить за ними, чтоб определить, наконец, конкретное место, куда они идут. Правда, у меня и так есть большое подозрение, что место это – черный круг в центре территории. Я даже почти догадываюсь, что это за круг такой. И если моя догадка верна… ну и путешествие ждет впереди!

Мы с Калугой были уже возле двери, когда в оконном проеме, возле которого стоял Боров, возник силуэт. Блеснули серебром овальные глаза.

– А-а, твою-ааать! – заорал великан, схватив пулемет, и дал очередь в упор.

Мутанта, запрыгнувшего на подоконник, вынесло наружу. Боров крикнул:

– Их там много! Сюда скачут!

Фара вскочил, Метис спрыгнул с возвышения. Кузьма заскреб ногами по полу, пытаясь встать. Шутер с Серым и Томатом, успевшие отойти от второго окна, бросились обратно, толкаясь и матерясь. Томат случайно перевернул два фонарика из трех, один треснул и погас, второй быстро закрутился на месте.

– Они по стенам! – заорал Боров и, с пулеметом наперевес высунувшись в окно, дал длинную очередь вдоль улицы. – По стенам скачут!

Что-то мелькнуло в проеме прямо за ним, и великана выдернуло из помещения, как пробку из бутылки. Стукнул приклад, дернулись ноги, и Боров исчез.

В проем влетела тень, приземлилась прямо на фонарики, погасив еще один и придав дополнительное ускорение тому, что вращался. Все вокруг замигало, у меня зарябило в глазах. Стукнувшись плечом о косяк, я распахнул дверь и выпал в коридор.

Эхо разносило по зданию крики и стрельбу. Что-то врезалось в стену зала, раздался придушенный вопль. Вдруг пулемет Борова снова заговорил, но приглушенно… то есть снаружи. Неужели мужик выжил, свалившись со второго этажа?! Ведь он точно откуда-то снизу стреляет, с улицы!

В три прыжка я достиг лестницы. На верхний и нижний этажи уходили широкие пролеты. Сзади грохнула о стену дверь, коридор огласился криками и выстрелами. Потом кто-то тонко завизжал – я не смог понять, кому принадлежит голос.

Пулемет смолк. Когда, достигнув площадки между этажами, я повернул, вверху мелькнула тень. Блеснули серебром глаза. Я слетел по второму пролету и понял, что не успею пересечь большой холл: догонят. По лестнице застучали шаги, кто-то бежал следом. Мутант сиганул с перил на перила, не удержался, покатился по ступеням, вскочил.

До двери было слишком далеко – он догонит меня на середине холла. Схватившись за конец перил, я снова резко повернул и бросился под лестницу. Там было совсем темно, я едва разглядел на светлой стене прямоугольник двери. Лишь бы не запертая! В последние дни мне везет на незамкнутые двери, хотя не везет со многим другим…

Она оказалась не заперта. Распахнув дверь, я прыгнул в проем, а сзади на меня наскочил мутант. В последний момент я ощутил его приближение, ткнул пистолетом назад и выстрелил себе за плечо. По глухому шлепку понял, что попал. Тварь не взревела, не закричала, никак не дала понять, что испытывает боль. Она налетела на меня, обхватив длинными лапами, и я упал. Повернулся. Мутант, усевшись верхом, двинул мне кулаком в лицо. Что это за зверь, который бьет, как боксер?!

Коготь, острый, словно бритва, прорезал кожу на скуле. Одна моя рука была прижата к боку коленом мутанта, сильно сдавившего меня ногами, но вторая свободна, и ею я дважды ударил его. Потянулся к ножу, хотя не надеялся его достать, потому что он был в чехле на бедре и тоже прижат ногой твари. Огромные овальные глаза надо мной сияли тусклым серебром. В центре их застыли черные зрачки.

Застучал «узи», и зрачки расширились став как пятикопеечные монеты, а после как железные рубли. Мутант ткнулся мордой в мое лицо, по голове потекло теплое и липкое.

– Брат, ты как?! – лежащего на мне монстра рванули назад, стащили, отволокли к проему и вышвырнули наружу. Дверь с грохотом затворилась.

Включился фонарик. Я плевался, фыркал и вытирал лицо рукавом. Разрез на скуле дико щипало. Луч фонаря очертил помещение: стеллажи вдоль стен, три стола, бумаги на полу, тетради, папки…

– Дверь запри! – прохрипел я.

Зря подал голос – кровь из раны сразу пошла сильнее, горячей струйкой стекла по шее, на грудь.

Калуга посветил на дверь. Засовов там не было, зато виднелся большой замок.

– О-па, да тут штыри в стены уходят! Лишь бы работало… – Зажав фонарик под мышкой, он со скрежетом провернул что-то. Глухо лязгнуло. – Готово! Теперь мы здесь, как в закупоренном танке, не выковырять. У меня только три патрона осталось. А у тебя?

Охотник присел возле меня, посветил и ахнул:

– Ё! Хочу сообщить неприятное известие, брат: тварь тебе личико-то попортила. Надо срочно лечить.

– Знаю, – сквозь зубы пробормотал я. Сунул руку в один карман, в другой. Перчатки на месте, но где подарок болотных людей? Неужели потерял? Не мог он из кармана выпасть… Есть!

Я вытащил свернутый древесный листок, развернул, сунул палец в кашицу, еще не успевшую засохнуть, глубоко вдохнул и, зажмурившись, провел по ране.

Сначала никаких ощущений не было, а потом к разрезу будто приложили сосульку. Длинную, тонкую, отчаянно холодную – прижали по всей длине раны и вдавили.

– Что ты делаешь? – спросил Калуга.

Я молчал. Холод усилился, хотя казалось, что это уже невозможно. Кожу на скуле стянуло, шевельнулись волосы на голове, захотелось чихнуть, но я сдерживался из последних сил, потому что боялся, если сейчас чихну – у меня челюсти изо рта выскочат от боли.

Холод стал отступать, и вместе с ним исчезла боль. Я с удивлением прислушался к ощущениям. Все – не болит! Как же так? Неужели это возможно?

Раздались шаги, под веками заплясали пятна света – это Калуга выпрямился и отошел, направив луч фонаря в другую сторону. Вскоре из-за моей спины донеслось:

– Ладно, молчи, я понял: это мазь у тебя какая-то суперская. Артефактная, а? Или на нее пошли растения из Леса? Слыхал, в Крае такие умеют делать.

Я раскрыл глаза и поморгал, стряхивая с век выступившие слезы. Выстрелы снаружи доносились гораздо тише, чем раньше, и как-то более ритмично. Такое впечатление, что люди засели где-то – может, в другой комнате, где на всех окнах решетки, или в кладовой вообще без окон – и оттуда планомерно расстреливают пытающихся подобраться мутантов.

Встав с пола, я потер виски и спросил:

– Где мы?

Калуга, один за другим выдвигающий ящики столов на другом конце помещения, не ответил. Когда я заговорил, в скуле возникла легкая боль – лучше мне сейчас особо не болтать, да и лицом эмоций не выражать. От всей этой беготни дневник Травника сполз из-под ремня на задницу, я просунул руку под ремень, нащупал край тетради, потянул. Вытащив, свернул трубкой и положил в карман. Бечевку надо найти, обвязать. Я подошел к зеркалу, висящему над небольшой раковиной с ржавым краном и позвал:

– Охотник! Сюда посвети!

Он направил фонарик в мою сторону, и я посмотрел на свое отражение. И вспомнил изречение о том, что каждый выглядит так, как того заслуживает. Я сейчас выглядел как сильно потрепанный жизнью, отощавший, с запавшими щеками бродяга. Немытый, небритый. Глаза безумно поблескивают. С темно-зеленой полоской на скуле. Явно кашица эта, кроме прочего, хорошо сворачивает кровь: та уже не течет. Я потер лоб, провел ладонью по волосам. Пожевав губами, сплюнул в раковину, повернулся к Калуге и повторил свой вопрос:

– Что это за место?

– Ты знаешь, брат, – ответил он, задумчиво оглядываясь, – нетрудно, в общем, догадаться, что мы в архиве. И если это правда, а я уверен, что так и есть… ну, ты хотя бы на те стеллажи глянь… так вот, тогда у нас появляется реальный шанс наконец-то разобраться, куда мы попали.

* * *

– Да ты расслабься, охотник, – посоветовал Калуга. – Жизнь коротка, и прожить ее нужно в радости.

Я быстро расхаживал по архиву, то и дело поглядывая на запертую дверь. Что там сейчас происходит? Уже с час как стоит полная тишина. Кто кого задавил, мутанты людей или люди мутантов? После того как частая стрельба прекратилась, редкие выстрелы доносились еще долго, и мне казалось, что они звучат в другом конце здания, из архива трудно было определить точнее. Жив ли Метис? Если да, то где он, все еще неподалеку или приближается к конечной точке своего пути? Надо выйти, но слишком опасно. В «узи» всего три патрона, в ПМ – четыре.

Калуга многозначительно поднял к потолку указательный палец.

– Запомни, Стас: нужно уметь расслабляться в любой ситуации. Это сейчас с тобой говорю не я, простой охотник пан Калуга, с тобой моими устами говорит мудрость веков. Делу время, потехе – два часа. И вот как раз сейчас у нас начнется потеха, вернее – жрачка. Большая жрачка. Давай, брат, выкладывай, какие у тебя имеются съестные резервы.

С этими словами Калуга развязал целлофановый пакетик, который достал из кармана на бедре, и развернул лежащую внутри газету. Там оказался кусок черного хлеба, а на нем колечки пахучей копченой колбасы.

Он стал вытаскивать из своих многочисленных карманов другие свертки. Остановившись у стола, я наблюдал. Запасливый парень, однако. Даже то, что охотник не так давно отсиживался в грязи, его «резервам» не повредило, потому что почти все было тщательно завернуто в целлофан или полиэтилен, в пакетики и кулечки. Он что, все дорогу по карманам таскает кучу жратвы? Во дает! Вскоре на столе, помимо хлеба с колбасой, оказалась маленькая фляжка, несколько соленых огурцов, сильно помятых, зато крупных, ломоть вяленого мяса, зеленый перец, железная солонка в виде черепа мутанта – соль сыпалась из глаза, которых было с десяток – пакет орешков, брикет шоколада в фольге и большая, желтая, сочная луковица, от одного вида которой у меня свело челюсти и рот наполнился слюной.

– Ну, ты запасливый Буратино, – я произносил слова, едва разжимая зубы и стараясь не двигать лицевыми мускулами, чтобы не тревожить рану.

– Это правда, папа Карло, – кивнул охотник. – Я, понимаешь, перехватить в дороге люблю. То то, то се… Ну и чтоб всегда под рукой было, чтоб не лазить в рюкзак каждую минуту. А у тебя, я понял, ничего нету?

Я покачал головой, потом сказал: «А, хотя…» – и достал из кармана клубень.

– Это что? Никогда не видел такой… фрукт или овощ? Не разберу.

– Сам не разберу.

Калуга, боком улегшись на край столешницы, сграбастал оставленный мне болотными людьми фруктоовощ, покрутил в руке.

– А ты уверен, что это съедобно?

Присев на стул, я пояснил:

– Пару таких штук уже съел. На вкус даже приятно. Наедаешься быстро, последствий никаких.

– А как оно к тебе попало?

– Случайно.

– Это плод с растения-мутанта, – авторитетно заявил он, как будто такой вывод не был очевиден. – Можно?..

– Вперед, – разрешил я.

Он положил клубень на стол, достал нож, примерился, чтобы одни махом разрезать пополам, но я сказал:

– Хотя нет, так сок вытечет, дай мне.

Вытерев нож Михаила о штанину, я осторожно надрезал клубень – или это все-таки плод? – поднес к губам, сделал глоток и передал Калуге.

– Допивай, что осталось, потом разрежь. Там еще орешек, не знаю, что с ним делать. У меня пара таких в кармане лежит, надо их какому-нибудь спецу-ботанику дать на изучение.

– Внутри плодов косточки, а не орешки, – поправил Калуга и с громким сосущим звуком приник к плоду. Почмокал, одобрительно кивнул, разрезал фруктоовощ пополам, одну половинку щелчком отправил по столешнице ко мне, а вторую сунул в рот и стал жевать. Щекастое лицо стало задумчивым.

– Как потомственный дегустатор могу сказать: интересный вкус. Ничего так, забавно… любопытно… М-да… – Он глотнул, на толстой шее прыгнул вверх-вниз кадык. – Ладно, это была закуска, теперь приступим к основной трапезе. Давай, Стас, кушай.

Кушать удавалось не очень – активно двигать челюстью я боялся, поэтому съел совсем мало, а к черствому хлебу и мясу, с виду жесткому, как подошва, не прикоснулся. Калуга зато наворачивал вовсю. Закончив, я выпил воды из фляжки, откинулся на стуле и беспокойно глянул на дверь. Надо идти, надо. Но и пересидеть здесь подольше тоже необходимо. Риск – дело не благородное, а глупое. Вернее, глуп неоправданный, тщательно не рассчитанный риск. Придется еще какое-то время торчать в архиве, хотя хочется открыть дверь и рвануть наружу в поисках Метиса, если, конечно, тот вообще еще жив.

Калуга интеллигентно рыгнул, прикрыв рот ладонью, и стал заворачивать остатки трапезы обратно в пакетики.

Я огляделся. По полу, по столам была разбросана куча бумаг. Мы потратили какое-то время на их изучение, порылись в ящиках столов, но ничего интересного, в общем, не нашли. По большей части это были списки людей, ведомости зарплаты и расходов, поставки материалов, еды для столовой, круп, макарон, подсолнечного масла и хлеба. А еще длинные столбцы с названиями химикатов, приборов и лабораторного оборудования. И перечни фамилий, отчеты, в общем, всякая бухгалтерия, финансовые и хозяйственные дела, которые не говорили ничего конкретного о том, для чего был создан этот комплекс. То есть в совокупности информация подтвердила идею, которая возникла у меня сразу: мы попали на военно-научную базу. Тривиальная мысль, и глупый мутант бы догадался. Но вот чем конкретно здесь занимались помимо того, что ели, спали, маршировали, охраняли, дежурили, отдавали приказы и разводили военную бюрократию – это оставалось неясным. Хотя одна из найденных ведомостей привлекла мое внимание, она касалась «обеспечения подопытных»… Что за подопытные? Слово наводило на определенные размышления.

На многих бумагах стояла печать, и, хотя в свете фонарика трудно было разглядеть выцветшие чернила, мы сумели прочесть: КИБО-3.

– Ки́бо… кибо́… – на разный лад повторял Калуга. – Что же это, тринадцать гребаных мутантов, такое? Может что-то с кибернетикой связанное?

– А «и» что значит?

– Ну, там… – он зашевелил губами. – Инсталляция. Инграмма. Икебана. Изверги… О! Кибернетические Изверги Большого…

– …Облома, – заключил я.

– Не, не, какого облома! – замахал он руками. – Ты не шути, я же серьезно!

– Я вижу.

– Правда серьезно!

– Говоришь, инсталляция с инграммой? – повторил я. – Кем ты до Пандемии был, Калуга? Вернее… ты ж молодой, да? Вряд ли сильно старше меня. Значит, правильнее так: на кого учился?

– На программиста, – вздохнул он. – Вернее, я уже и был программистом к началу Пандемии. Я такой, как сказать… молодой да ранний. В четырнадцать лет первую полновесную программу написал, потом еще несколько, парочку продать даже успел. Сейчас, может, по мне не скажешь – сильно талантливым был. Меня даже в Гугл приглашали. Не, серьезно! Предварительную беседу провели… Эх, ладно, что было – то ушло. Короче говоря, что такое КИБО – непонятно. О, слушай! Вот сейчас… это мне показалось или был выстрел в отдалении?

– Я не слышал.

– Да? Ладно. Тут стены толстые, дверь – вообще броня. Звуки плохо доносятся. А мутанты – тихие чуваки, если в холле они есть, мы их передвижений не расслышим.

– Только это меня здесь и удерживает, – проворчал я.

Увы, но Калуга, как и я, не разглядел тварь, чуть не разделавшуюся со мной у двери. По словам охотника, он понял только, что это нечто волосатое, но в меру, не сильно, а еще – не очень крупное, а больше ничего разобрать не сумел.

– Я тому гаду прыгучему прямо в затылок три пули выпустил, – заявил он, когда мы обсуждали этот вопрос. – Так что труп вообще-то должен лежать прямо под дверью, не мог он с такой раной уползти. Посидим еще немного и, когда точно станет ясно, что в здании никого, выйдем и рассмотрим тело. Поймем хоть наконец, что оно такое и с чем его едят.

Задумавшись обо всем этом, я вздрогнул, когда Калуга вдруг выпалил:

– Кризисный Институт!

– Не ори. Что?

– Говорю: аббревиатура, КИБО. Кризисный Институт… И еще же «Б»… Да что же там за «Б» такое?!

– «Биология», – предположил я.

– Как? Ты бормочешь сквозь зубы, не всегда понятно.

– Биология… биологических…

– То есть КИБО – Кризисный Институт Биологических… Обследований, что ли?

– Нет, не кризисный, наверняка там что-то другое. Но вот «Институт Биологических…» – это вполне вероятно. Хотя «О», – я пожал плечами, – тоже не понимаю, что «О» означает.

– Причем ведь на печати стоит именно КИБО-3, – добавил Калуга. – То есть мы на третьем объекте такого типа. А сколько их всего? Неизвестно. Может быть, много. Слушай, Стас, как ты вообще во все это дело влип?

– Меня проводником наняли, а что?

– Да ладно, не простой ты проводник. Я ведь наблюдал за вами всеми. Как ты там посматривал иногда на них, а один раз такой взгляд поймал, когда Метис к тебе спиной стоял, и ты на него уставился… у-ух! Вроде зубами между лопаток ему хочешь вгрызться.

– Вот, кстати, вспомнил, – сказал я. – Зачем девчонке нож дал?

Он вылупил на меня свои большие глаза:

– Откуда знаешь?

– Оттуда, что я ее на болоте все-таки встретил. С болота мы вышли вместе, потом натолкнулись на этих ренегатов, она пошла к ним, а я – дальше, сюда.

– Так ренегаты где-то недалеко?

– Ну, в общем, относительно недалеко. Могут заявиться, если ты об этом.

– Об этом. А нож ей дал, потому что жалко стало. Попала к этим бандюганам в лапы, как курица к лисам. Ты что-то против имеешь?

– Да нет, не имею. Сбежала с твоей помощью – и ладно.

Он хмыкнул:

– Как ты ловко разговор с себя перевел. Повторю все-таки свой вопрос: ты – не простой проводник, я в этом уверен на сто процентов, так что, может, расскажешь, что у вас там за дела?

Как союзник он был полезен, да и вообще Калуга казался, как выразилась Аля, хорошим человеком. Чересчур болтливым и эмоциональным, но – хорошим. Пожалуй, даже надежным. И раз уж ситуация свела нас в этом архиве…

– Метис со своими людьми убил моего напарника, Мишу, – сказал я. – Пытали его. Что-то хотели выведать. Перед самой смертью я почти смог его спасти. Почти. Он все-таки умер, но успел сказать мне про какой-то Полигон смерти. Теперь думаю – это тот, мимо которого мы прошли, ну, с маленьким танком. Бандиты после смерти Миши направились сюда. Он до Пандемии был как-то связан с этим КИБО. По крайней мере, я так думаю. Я пошел за бандитами, чтобы во всем разобраться и отомстить. Они по дороге встретились с людьми Фары. Я стал следить дальше.

– А как же ты их проводником стал?

– Втерся к ним в доверие перед самым болотом. Следить за таким отрядом тяжело, решил иначе… Убил выдру почти у них на глазах и разыграл из себя охотника с болот.

– Сила! – восхитился Калуга. – Прямо детектив какой-то. А мне вот, жаль, нечего такого интересного рассказать… Я ведь действительно охотник, ну, старатель еще в какой-то мере, арты собираю. Все выискиваю какие-то особо хитрые, особо редкие. Есть у меня мечта: найти Главный Артефакт.

– Это что такое?

– У меня такая теория: есть на свете Главный Артефакт. Суперский, универсальный. Который один может все то, что делают остальные артефакты.

– Нет, подожди, – я потрогал скулу, которая уже начинала ныть от разговора. – Свойства любого артефакта после инициации проявляются постоянно, пока он не испортится, то есть не разрядится. Так этот твой Главный Артефакт, он что, одновременно и звуки глушит, и от радиации защищает, и кровь может остановить, и тонус поднять, все это разом… не слишком жирно? А если мне, к примеру, не нужно подавлять электромагнитное поле, но нужно залечить рану, так он мне все равно приборы с компасом будет глушить?

– Нет, думаю, им можно управлять. Инициировать одно свойство, гасить другое… обычно арт как «запускается»? Сдавить его надо. А на Главный Артефакт, значит, по-разному нажимать, с разных сторон, и так, и сяк, и от этого будут меняться его свойства.

– Ну да, он тебе женщина? Нажимать и так, и сяк… нет, ерунду говоришь.

– Ерунду – не ерунду, а я уверен, что есть Главный Артефакт. И еще думаю, что краевцы про него знают. И вообще они знают много такого, что никому больше неведомо. Все хочу к ним наведаться, да никак руки, то есть ноги, не доходят.

Я встал, потянувшись, пару раз присел, подвигал плечами, размял шею. Снова потрогал скулу.

– Наверное, пора выходить, – сказал Калуга. – Рассвет близко, да и фонарик скоро погаснет.

– Мы плохо осмотрелись, – возразил я. – Не все папки проверили, не все бумаги. Мне тоже невтерпеж, но… Ладно, сейчас пойдем, но я хочу поглядеть еще на том стеллаже.

Я стал одну за другой вытаскивать папки, стоящие на краю дальнего стеллажа, перелистывать и бросать под ноги. Внутри лежали листки с текстами и приклеенными фотографиями. Вроде резюме из личных дел: возраст, краткая биография на абзац-два, должность, звание… По большей части – мужчины, молодые и в возрасте, сержанты, лейтенанты и майоры, попался один генерал.

Там стояло семь тощих папок, в каждой с десяток листков. Я перебрал их все, быстро пролистывая, и, когда на пол отправилась последняя, повернулся обратно к столу.

– Насмотрелся? – спросил Калуга. – Идем теперь.

– Да, – ответил я с легким разочарованием. – Больше тут нет смысла сидеть.

Шагнув назад, я зацепил одну папку ногой, глянул вниз – из нее наполовину выскочил листок с фотографией в углу. Я нагнулся, выдернул его из папки. На меня глядело знакомое лицо. Моложе лет на пятнадцать, незнакомая прическа – аккуратная, с пробором… Но это был он.

– Э… что с тобой? – осторожно спросил Калуга.

Я бросил листок на стол, схватил фонарик и направил луч на текст.

Михаил Владимирович Тополь. 1965 г.р. Полковник. Руководитель службы безопасности КИБО-3…

– Ну? – спросил Калуга. – Из-за чего так напрягся?

– Это он, – хрипло сказал я.

– Что? Кто он?

– Мой напарник.

– Вот этот мужик? В смысле, тот, кого бандюги убили, из-за которого ты за ними пошел?

– Да. Он здесь служил. Я так и думал, но точно не знал… Он служил здесь до Пандемии!

– Ну и что?

– Один бандит, Кузьма, был вохровцем. Зэков охранял, которых привозили сюда. Только зачем, что тут с ними делали? Какие-то опыты проводили, что ли…

– Ну-у… – протянул он. – А может, они были на Полигоне как приманка для боевых мутантов, ну то есть этих «подопытных», про которых мы в той бумажке прочли? Ну или спарринг-партнеры? Смертники? – предположил Калуга.

Я провел рукой по лицу, глубоко вздохнув, заговорил медленнее и спокойнее:

– Еще раз… Сюда привозили зэков. Здесь над ними ставили какие-то опыты. Или использовали для испытаний. Может, действительно, зэки были пушечным мясом для мутантов. Хотя это все не так легко, зэки – не рабы, их нельзя просто взять и сгноить на секретном объекте, все это надо оформлять, утрясать, получать кучу разрешений. В общем, я сейчас не об этом. Наш общий с Михаилом знакомый, Сигизмунд с Черного Рынка, говорил, что за несколько лет до Пандемии Михаил выпал из поля зрения. Вроде пропал куда-то. Сигизмунд тоже был военным, и раньше они общались. Значит, тогда Миша попал на службу на этот объект, поэтому и пропал. Комплекс – секретный, замаскирован под обычную военную базу. Миша занимался местной охраной, безопасностью. А Кузьма, когда служил вохровцем, его здесь видел.

Я начал расстегивать ремень.

– Ты чего раздеваешься? – удивился Калуга.

Выдернув ремешок, я раскрыл потайной карман, достал кулон на цепочке и выщелкнул пластинку микросхемы.