Текст книги "Один из леса"

Приблизившись к вездеходу, он присел, широко расставив руки, обхватил машину и попытался приподнять.

– Ты совсем сдурел от своей сыворотки, супермен недоделанный? – громко спросил я.

И тут же с уколом страха ощутил, как вездеход качнулся. Не может такого быть! Просто не может! Машина весит не меньше тонны, человеческие мышцы порвутся от такой нагрузки! Так и оказалось – больше Метис ничего сделать не смог.

Отпустив вездеход, он повернулся и вдруг побежал прочь. Из места, в котором только что находился, бандит переместился к стене гаража не мгновенно… но очень быстро. Раза так в три быстрее хорошо тренированного, умеющего бегать человека. Схватив полный рухляди железный короб, Метис побежал назад – уже немного медленнее, но совсем немного. Встав перед кабиной, поднял короб, который я бы не смог даже оторвать от пола, и опустил. Угол врезался в фонарь, вездеход снова качнулся. Метис стал равномерно бить, стараясь попадать по одному месту. Фонарь пошел трещинами, сначала мелкими, они становились все шире и удлинялись, превратившись в паутину. Чертов громила! Мутант двуногий! Я в сердцах ударил ладонью по баранке – и попал по ее центру, где было овальное утолщение.

Вездеход снова дернулся – и поехал вперед.

Тринадцать гребаных мутантов! Кто проектировал управление, как можно запускать машину нажатием, которым обычно включается гудок?! Я вцепился в руль. Метис упал, кабина подмяла его под себя. Захрустел и смялся железный короб. Крутанув руль, я повел машину к раскрытым воротам. Жаль, не получится раздавить этого недосупермена – корпус слишком высоко стоит на гусеницах. Я кинул взгляд на монитор, показывающий то, что происходило за кормой. Бандит, плашмя лежащий на полу, вскочил, в два прыжка нагнал вездеход и сразу исчез из виду. Запрыгнул на машину, гад!

Я едва не зацепил бортом край раскрытых ворот, но в последний момент успел взять левее. Машина пересекла бетонную коробку и покатила вверх по спиральному пандусу. Пришлось повернуть руль в другую сторону, примерно на треть. Вот этот рычажок сбоку на колонке – не фиксатор ли? Я сдвинул его, разжал пальцы, приподнял руки… Так и есть. Изгиб пандуса везде одинаковый, одна гусеница сейчас вращается медленнее другой, и вездеход катится по спирали, поднимаясь.

Глухо стукнуло сзади, я посмотрел на мониторы, никого не увидел и помимо воли оглянулся на раскрытую дверь кузова. Где засел бандит? Кажется, вылез на горб и пытается вручную срывать листы брони. Ну, дерзай, громила!

Мы преодолели треть спуска. План действий уже сложился у меня в голове. Нет, садиться в кресло оператора, нахлобучивать на голову металлическую полусферу и пытаться управлять файтерами я не собирался. Этому наверняка надо учиться, да и второй пульт прикручен к стене возле кресла не просто так, наверняка за ним во время экспериментов сидел еще один человек, помощник. В одиночку, без подготовки я такое не проверну. Есть другой путь, хотя в нем зияет огромная дыра, нет, две дыры: работает ли система управления и правильно ли я понял слова «Питание верхнего створа лаборатории»?

Вездеход качнулся, вынырнув в центральное помещение бункера. Я сдвинул рычаг фиксатор и повернул руль. Сзади заскрежетало – такое впечатление, что Метис там и правда броню голыми руками отгибает. Сощурившись в тусклом красном свете, я привстал в кресле. Плохо видно, а надо все рассчитать очень точно. Мы катили прямиком к стене, где был проем раскрытой двери. Благодаря сыворотке Метис двигается очень быстро, и если хоть немного промазать… Я крутанул руль, и вездеход сильно качнуло вбок. Гусеницы заскрипели, он стал разворачиваться параллельно стене. Подавшись вправо, я вытянул руку, вдавил плоскую рукоять – дверца раскрылась. Через секунду корпус смял ее о стену. Дверцу выдрало из пазов, она упала под гусеницу. Пронзительно зашипел вырвавшийся на свободу воздух пневматической системы.

Я провернув пластинку стартового ключа, под днищем рокотнуло, и вездеход встал, прижавшись бортом к стене. Идеально рассчитать не удалось, и проем, ведущий в помещение с железными шкафами, оказался на самом краю дыры, что осталась на месте выломанной дверцы. Но это было неважно – главное, что сквозь него можно пройти. Выскочив из кабины, я прыгнул к шкафам. Где нужный рычаг? Вот!

Верхний створ. Что это может быть, кроме диафрагмы, которая служит крышей зданию? Наверняка имеется в виду она. И если все именно так…

Рычаг плавно опустился, когда я нажал на него. Клацнув, зафиксировался в нижнем положении. Мигнул красный свет. Начало положено, но створ еще закрыт. Под рычагом две кнопки, возле каждой приклеен прозрачный кармашек, в них вставлены картонки, на которых от руки нарисованы горизонтальные стрелки: <—> и >—<. Раскрытие и закрытие диафрагмы, правильно? Я вдавил первую кнопку.

Свет снова мигнул, хотя никаких звуков сверху не донеслось, к тому же отсюда я не мог увидеть, что там происходит. Сработало или нет?

В тишине скрежет прозвучал неожиданно. То, что он был едва слышным, делало его еще более зловещим. У меня вспотел затылок, и тысячи иголочек впились в шею. Заранее зная, что увижу, я медленно повернулся, шагнул обратно к проему.

Метис стоял позади вездехода и глядел на меня. В свете аварийных ламп его лицо с застывшими чертами казалось свирепой темно-красной маской. Чернел провал глазницы, второй глаз смотрел мрачно и пристально. Подняв руки, он с тихим скрежетом снова провел скрюченными пальцами по фонарю. Он не мог видеть сквозь кабину, но мне по-прежнему казалось, что бандит смотрит прямо на меня. В нижней части лица-маски раскрылась темная щель рта, и Метис что-то сказал. Наверное, что мне некуда деваться отсюда. Что он доберется до меня. Что растерзает голыми руками, выпьет мою кровь и сожрет мои мозги на десерт.

А потом на лице его мелькнуло удивление, и он глянул вверх, будто услышал что-то. Снова посмотрел на меня. Мне показалось или каменные черты едва заметно преобразились – тревога, даже страх проступили сквозь них? Одной рукой ухватившись за край проема, я поднял другую, в перчатке, распрямил средний палец, показал Метису и сказал:

– За Мишу.

И после этого в лабораторию сквозь раскрытую мною диафрагму спрыгнул первый файтер.

* * *

Я рискнул выбраться лишь спустя несколько часов, успев за это время поспать в кузове вездехода. Раскрыл вторую дверцу, вылез из кабины и огляделся. Пахло кровью. Помещение напоминало сцену из фильма ужасов, какую-то зловещую мясницкую, но я знал, какая картина меня ждет, даже частично видел ее с той стороны фонаря, и поэтому не особо впечатлился. Хотя поначалу стало немного муторно, но желудок был пуст уже давно, что помогло сдержать рвотные позывы.

Файтеры поработали на славу. Метис, впрочем, тоже. Некоторых он просто разрывал на части, другим пробивал кулаками грудные клетки, третьим отрывал головы. С новообретенной силой он вполне был способен на такое – и все же не мог справиться с большой стаей мутантов. Сыворотка не превратила бандита в супермена, лишь ускорила и усилила его. Причем, скорее всего, лишь на время. Магии не бывает, не может десятиграммовая капсула навсегда перестроить организм, бесповоротно изменив всю биохимию. Финала схватки я не видел: под конец она переместилась на крышу бункера, после чего в красном свете сверху иногда падали убитые мутанты или их отдельные части.

Быстро стало ясно, что выбраться будет не так-то легко. Теперь потолка у помещения почти не было, осталась лишь узкая каемка по кругу. Разошедшиеся лепестки диафрагмы открыли взгляду пятно света высоко над головой, то есть верхушку шахты. И не только ее – я увидел клеть подъемника, раньше стоящую в центре створа, а теперь просто висящую метрах в трех у меня над головой.

Вверху было тихо. Файтеры, должно быть, вернулись обратно в свои улья отдыхать после схватки с неожиданно сильным противником. И утащили с собой его мертвое тело, целиком или по частям. В любой момент они могли услышать меня. Или какому-нибудь особо любопытному мутанту взбредет в голову вернуться…

На то, чтобы добраться до клети, ушло минут пятнадцать. Меня окружал красный свет, темные углы и черные тени, запах крови и гулкая, тревожная тишина. В конце концов, я отыскал в углу кладовки раздвижную алюминиевую стремянку, забрался вместе с ней на вездеход, поставив на корпусе и залез.

Теперь я был на высоте клети, но сильно в стороне, потому что она висела точно в центре над круглым помещением, а вездеход стоял на его краю. Некоторое время я сидел на стремянке в позе мыслителя, потом плюнул, выпрямился и просто резко подался вперед. Стремянка, качнувшись, завалилась в сторону клети. Я оттолкнулся и прыгнул. Она упала, я же, вцепившись в прутья, повис.

Клетка медленно, лениво закачалась. Если бы стремянка свалилась на пол, раздался бы громкий стук, который точно привлек внимание кого-то из файтеров, обитающих в нижних норах. Однако на полу валялись растерзанные тела мутантов, и лестница упала с мягким, сочным шлепком.

Я подтянулся, закусив губу от боли в изрезанных пальцах и ладони. Залез на решетчатую стенку клети, по ней перебрался вбок и нырнул в раскрытый проем. Посреди клети стояла тумба с примитивным пультом. Зажав левую руку под мышкой, я оглядел ее, надавил на кнопку, сдвинул рычаг, второй.

Далеко вверху едва слышно загудело. Скрипнул трос, пол качнулся, и клеть начала подниматься. Устало кивнув, я сел на ее краю, свесил ноги в прорехи между прутьями и уставился перед собой, пытаясь отрешиться от пульсирующей боли в руках.

На середине пути мне показалось, что с балки, возле которой темнело отверстие большой норы, свисают длинные темные свертки… человеческие тела? Кто там – Боров, Томат или какие-то незнакомцы? Может быть, среди них висит тело Метиса? Внутри дыры блеснули серебром две крапинки, стали больше и ярче. Я застыл. Они превратились в овальные глаза, наружу выбрался файтер. Встал на кронштейне с прожекторами и уставился на клеть. Она ползла дальше, он смотрел на меня, а я – на него. Когда балка осталась далеко внизу, глаза погасли. Мутант прошел обратно по кронштейну и нырнул в свое логово.

Дневной свет становился все ярче, выходное отверстие шахты приближалось; наконец клеть прошла сквозь просвет между прутьями. Вскочив, я шагнул к пульту, но тут вверху клацнуло, трос дернулся, и клетка остановилась сама собой, хотя двигатель подъемника продолжал рокотать.

Шел дождь. Из глубокого молочно-серого пространства над головой падали редкие холодные капли. Я осмотрелся – дальний край накрывающей шахту плиты терялся в тумане. Хорошо, что ветер стих. Пытаясь сообразить, который теперь час, я достал из-за стойки дневник с тоником и сунул в карман. Наверное, около четырех-пяти вечера, и это значит, что задерживаться здесь нельзя. Я без оружия, у меня только тычковый нож, который ухитрился не потерять после того, как проткнул Метису глаз. Если, как стемнеет, файтеры снова полезут наружу…

С этими мыслями я обошел треногу и увидел, что Калуга исчез. У меня была почти полная уверенность, что охотник меня не дождется, но кольнуло разочарование… хотя чего еще ждать? Все люди примерно одинаковые, и каждый думает в первую очередь о себе. Ладно, обойдусь!

Когда я выключил работающий вхолостую двигатель, стало очень тихо. Воздух был неподвижен, капли беззвучно падали сквозь туман, в котором застыл темный силуэт подъемника. Ватная тишина повисла над старой шахтой. Я оглядел раненые руки. Если их в ближайшее время не обработать, начнутся проблемы, но ни припасов, ни оружия, ни снаряги – ничего нет. Надо найти емкость, собрать дождевые капли и хотя бы напиться, а то жажда мучает. И потом уходить отсюда.

Оглядываясь в поисках чего-то подходящего для воды, я обратил внимание на лежащий в стороне кожух от электродвигателя, под которым раненый Калуга укрывался от ветра. Возле кожуха что-то блеснуло.

Это оказался завернутый в фольгу кусок шоколада. Рядом лежала фляга, а под ней – рваный листок бумаги, раскисший от влаги. Внутри флягу булькнуло, и первым делом я выпил все, что там было. Потом съел шоколад. Осмотрел листок. Там был карандашный рисунок: заштрихованный круг, рядом три прямоугольника, от центра круга к среднему идет стрелка.

А ниже надпись от руки:

«Я в ангаре. Подтягивайся».

* * *

– Ну, брат, история удивительная, но никакой фантастики не вижу. – Калуга повесил котелок над костром, кривясь от боли в раненом плече. – То есть такой, чтоб я тебе не поверил. Ты, может, не в курсе, но первые интерфейсы с мысленными командами появились еще до Пандемии. Простенькие, конечно, но все же: сидит чувачелло перед монитором, на голове дуга, снимающая информацию с головного мозга. А на мониторе – фигурка. Испытатель думает, как он поднимает правую руку, то есть мысленно хорошо так представляет это себе… и фигурка ее поднимает. Представляет, как двигает левой, как шагает – на мониторе фигурка движется, повторяя его мысли. Я и ролики в Сети видал с такими опытами, и читал про них. В тот год, когда случилась Пандемия, даже первая игра вышла с мысленным интерфейсом, называлась «Психо-теннис». Ракеткой там управлять надо было. Ты, думаю, понимаешь: любая наша мысль, намерение, желание – это электрические токи в нашей голове. И приборами можно их считывать. Ничего такого невероятного, на самом деле, просто технологии.

Калуга встретил меня в одном из трех ангаров, стоящих недалеко от шахты. Оттуда мы сразу перебрались на дальний край комплекса, где наткнулись на еще один ангар: одиноко стоящую легкую жестяную коробку, скрытую за холмом. В углу здания была дырища размером с трактор. Рядом с ней, в уютной ложбине между двумя кучами земли, мы и устроились. Ворота ангара закрыли, чтобы не сквозило, теперь попасть внутрь можно было только через дыру, которую мы контролировали. Калуга, пока я, по его выражению, развлекался под землей, успел прийти в себя и пошарить по округе, – беспокойный характер не давал ему долго торчать на одном месте. В результате теперь у нас были две М-16, «калашников» и пара пистолетов. И пол-цинка разномастных патронов.

Мы устроились на скатках, оружие лежало рядом, как и припасы, которые охотник сумел собрать. Снаружи шелестел дождь. Горел костер, в котелке булькала вода: Калуга, кроме прочего, обнаружил в вещах Серого почти целую пачку черного чая «Королева Бразилии» и заявил, что теперь собирается «знатно чифирнуть».

– Здесь можем пересидеть ночь, – сказал я. – Все равно сейчас сил не хватит куда-то далеко идти. Но вообще это место слишком близко к шахте с файтерами.

– Зато, как я понимаю, не на пути, по которому они обычно перемещаются, – возразил охотник, вгрызаясь в ломоть жесткого вяленого мяса. – От шахты они прямиком несутся к той кирпичной башне с лестницей, на стену и дальше вниз по деревьям…

– Может и так, но всех их путей мы не знаем. Здесь опасно. Ты как хочешь, а я завтра сваливаю.

– Завтра пойдем отсюда, – согласился он и потрогал плечо. – Болит, но пулю мы вытащили, и то хорошо. А как твои руки?

Я вяло пошевелил темными от «зеленки» пальцами. Левое запястье крепко стягивала повязка.

– Не сказать, что хорошо. Так… терпимо.

– Стрелять можешь?

– Во всяком случае, если припрет, очень постараюсь смочь.

– Ага. Слушай, курева нет у тебя? Жаль. Я вообще почти не курю, но иногда тянет… Ладно, пора чифиря хлебнуть.

Пока мы пили темно-коричневый пахучий чай, Калуга, не способный долго молчать, вещал:

– А вот ты слыхал, брат, легенду про Поселенца, нашедшего Эдем? Нет? Это мне один старатель знакомый, Димкой его звать, рассказал. Вот, слушай. Был этот поселенец из Края, но ушел оттуда на поиски Эдема. Подался в Лес, без оружия, с одним только охранным амулетом да несколькими артефактами. Одни говорят: с «живокостом» и «пружиной», другие – с «погремушкой»… да и неважно это. Долго бродил Поселенец, буду его так называть, по Лесу, спал на голой земле, чем питался, неизвестно, вроде даже научился есть листья и кору. И в конце концов выбрался на большую, даже огромную поляну красоты неописуемой. Такой густой, сочной, зеленой травы будто и не бывает на свете, а уж вода в протекающем через поляну ручье была настолько чистой, что если человек начинал ее пить, то молодел с каждым днем. Не сразу понял Поселенец, что нашел он заветный Эдем! – Калуга, воодушевляясь по мере своего рассказа, говорил все более возвышенным тоном. – Но тут внезапно небо потемнело и начался Шторм – не понравилось Лесу, что кто-то прошел в Эдем. Однако Поселенец не только выжил, но и получил очень ценное качество: научился предчувствовать Шторм. После того жил он в Эдеме больше года, и захотелось ему рассказать людям о своей находке и привести их за собой на эту… поляну обетованную. И тогда он отправился из Эдема обратно в Край. Сам Лес расступился перед ним, указывая дорогу домой. Но в пути напали на него несколько кочевников… и Поселенец, не погибший от лап зверей, переживший Шторм, нашедший Эдем, погиб от пули какого-то дикаря-байкера! Но как только Поселенец испустил дух, Лес устроил такой Шторм, какого до этого никто не видел. Сотни, а может и тысячи людей полегли в округе. После смерти Поселенца все знания об Эдеме пропали, а дух его остался блуждать по Лесу. Теперь встреча с ним у краевцев считается хорошим знаком. Он не только может помочь своим, но появление его предвещает Шторм. Поселенец стал легендой, героем для других краевцев на веки вечные. Вот так-то.

– И к чему ты это? – спросил я.

– Да вот все думаю насчет Края… Э, ладно, неважно! Ты сам как считаешь, есть Эдем или нет? Ну, свободное от деревьев пространство в глубине Леса, где жизнь легка и, как бы сказать… привольна.

– Я о таких вещах не думаю.

– А ты задумайся, задумайся, брат! Оно иногда полезно даже для самого приземленного человека: подумать не только о хлебе насущном, но и о… – Калуга пошевелил в воздухе пальцами, – о делах возвышенных.

Я ничего не ответил на это. Туман разошелся, сквозь дыру был виден склон холма. Зато дождь стал еще сильнее – мерный шум воды стоял по всему КИБО-3.

Положив голову на рюкзак, я прикрыл глаза, из-под век сонно наблюдая за Калугой. Я рассказал ему про лабораторию, файтеров, пси-управление и Мобильный Командный Центр, но не сказал ничего об отце и своих воспоминаниях. Как и про тетрадь Травника с пузырьком, полным густого зеленого вещества. Я и сам не знал, что со всем этим делать, не понимал, куда мне двигаться дальше. Ясно одно: отца надо искать, а если он мертв – искать информацию о нем, следы его деятельности. Но где и как? С кем говорить, куда идти? Не было даже намека на направление, в котором нужно двигаться.

Дождь шел и шел. Мы выпили чифирь, еще поели, а когда стемнело, положили возле дыры несколько листов жести, гремящих при любой попытке пройти по ним. Договорились, что Калуга дежурит первым и через три часа разбудит меня, но он не разбудил – лишь утром я проснулся от пения речитативом: «Речка из Лесу течет, мутная вода. Кто водички той попьет – враз ему… ага». Открыв глаза, я увидел, что охотник, голый до пояса, с обмотанным повязкой плечом, стоит на коленях перед воткнутым в землю осколком зеркала. Вытаращив глаза и шевеля губами, Калуга брился при помощи ножа.

Дождь закончился, снаружи было ясно, тихо и сыро. И почти тепло.

После завтрака он спросил:

– Ты куда теперь?

– Пока без понятия, – признался я. – У меня есть цель, но нет плана, не знаю, как ее достичь. Надо думать.

– А я вот решил на северо-запад податься.

– К лагерям бродяг? В той стороне их много.

– Нет, дальше.

Он значительно поглядел на меня, ожидая вопроса, но я его не задал, и Калуга, поерзав, заговорил сам:

– Да-да, не удивляйся, к Краю пойду. Там по дороге будут два лесных пятна, между ними проскользну и дальше…

– А зачем?

– Надоели болота, хочу порыскать в тех местах. Говорят, там необычные арты встречаются. И зверье есть такое, какого в других местах не найти.

– В Край думаешь заходить?

– Нет, в поселение как-то не тянет. Хотя не знаю. Не очень-то я краевцев люблю. Вроде ничего плохого они мне не сделали, но вот не лежит у меня к ним душа. Правда, я вот все думаю: а вдруг они хранят тайну Главного Артефакта, знают, где он спрятан? Краевцы ж такие… религиозные товарищи, может, они на него молятся, он для них как идол?

– Ну что опять за ерунда? – поморщился я. – Нет никакого Главного Артефакта.

Калуга покачал головой:

– Есть, нет… это, на самом деле, неважно.

– Если неважно, то зачем же ты тогда идешь?

– Пойми, брат… – вздохнул он. – Те, у кого нет больших целей, всегда работают на тех, у кого они есть. А я не хочу ни на кого работать. Поэтому у меня есть большая цель: найти Главный Артефакт. Это… это мечта. Скажешь, глупая мечта? Нет – не глупая. Потому что благодаря ей я никогда не стану таким, как Метис с его чуваками. Так что я все равно пойду в сторону Края и буду искать.

К вечеру следующего дня мы расстались. Поделив оружие и припасы, пожали друг другу руки. Калуга на прощанье окинул меня взглядом с ног до головы и сказал:

– Чую я, мы еще встретимся. Мир невелик, а с приходом Леса стал совсем маленьким. Вот точно знаю: пересекутся наши дорожки.

– Я тоже так думаю, – согласился я.

Он хлопнул меня по плечу, потом вдруг достал из кармана плитку шоколада – а я-то думал, тот у охотника давно закончился, и где он его только добывает? – разломил и сунул половину мне.

– Топчи, брат, когда настроение хреновое будет. Шоколад успокаивает и способствует выработке эндорфинов. Гормонов, понимаешь ли, счастья.

Трудно найти слова, когда действительно нужно что-то сказать. К тому же я никогда не был компанейским человеком. С приятелями в каком-нибудь кабаке Черного Рынка или даже с Мишей – какая-то часть меня всегда настороженно наблюдала за происходящим со стороны, и это превращало Стаса Логина в законченного одиночку. Я не знаю, какие слова принято говорить в таких ситуациях, и поэтому просто сунул шоколад в карман и сказал:

– Спасибо, Калуга. Мы наверняка еще встретимся. Легкой дороги и тебе, и мне.

– Ничего, дойдем каждый до своей цели, – хмыкнул он. – Как говорится, семь мутантов – один ответ: пуля.

Потом Калуга пихнул меня кулаком в плечо, кивнул и ушел.