Текст книги "Один из леса"

– А это что такое, Стас?

– Его мне дал Михаил. То есть не дал – оставил, когда его схватили. Это ключ… от чего-то в этом КИБО. От какого-то места, объекта. К нему и рвется Метис. Только у него ключа нет, и он про него, наверное, не знает. Значит, даже когда попадет в то место – внутрь проникнуть не сможет. Наверное.

– Именно, что наверное. Ты слишком уж многое предполагаешь. Это может быть ключ от чего угодно. Не обязательно же от двери, может – от сейфа. Или он нужен для включения какой-то системы.

– Тут ты прав, но я вот что еще думаю: все это связано с темным кругом в центре комплекса.

– Так ты его называешь – темный круг? На самом деле там, в центре, я думаю…

– Знаю, что ты думаешь, я и сам так думаю. Вот дойдем туда – и точно узнаем. Или ты со мной дальше не пойдешь?

Я поднял на него взгляд, впервые подумав о том, что Калуге вообще-то до всего происходящего не должно быть особого дела. Во всяком случае, не настолько, чтоб сложить тут голову. Все и сейчас очень рискованно, но скоро – самая жара начнется.

– Так, Калуга, теперь слушай внимательно, – сказал я. – Первое: Метис мог умереть, а мог и выжить. Один или с кем-то… Пока что мы этого не знаем, но я буду исходить из того, что он жив. Второе: если он жив, то идет к тому месту в центре комплекса. Наверное – уже дошел. Третье: там что-то спрятано. Что-то важное. Четвертое: в том месте опасно. И пятое: тебе дальше идти не обязательно.

– Как же не обязательно? Ты что думаешь, я такой шанс упущу?

– Я бы на твоем месте упустил. Мертвецу шансы не нужны.

Вылупив в растерянности глаза, Калуга потоптался на месте, вдруг выхватил остатки шоколада из кармана, отломив кусок, сорвал фольгу, сунул в рот и стал жевать. Потом заговорил:

– Нет, брат, так не годится. На болоте ты мне жизнь спас, без тебя они бы меня вытаскивать не стали. Да и любопытно мне очень. Если уйду – потом буду только и думать, что же там такое спрятано. Усохну от беспокойства, похудею. Это для здоровья нехорошо. Так что идем дальше вместе.

Я перевел взгляд на листок бумаги с фотографией, лежащий на столе. Молча взял его, дважды свернул, положил в карман, вытащил нож и пошел к двери. Мы встали с двух сторон от нее, подняли оружие. Я кивнул Калуге, и он отпер замок. Лязгнули штыри, выходя из пазов в стене, я навалился на дверь, и, когда она раскрылась, прыгнул наружу.

Рассеянный тусклый свет пробивался под лестницу из холла. Трупа мутанта за дверью не было.

Глава пятнадцатая
В центре комплекса

– Не нравится мне это место, как бы его обойти? – спросил Калуга, вместе со мной присев позади перевернутого набок военного джипа. – Смотри, какое пространство, открытое впереди.

– Ну да, а справа вертолетные площадки, которые тоже простреливаются со всех сторон, – возразил я. – А слева этот провал. Ни там, ни там не обогнуть, то есть можно, но идти далеко. И что за провал, кстати, ты понимаешь?

Он шмыгнул носом, поежился на утреннем холодке.

– Туда вроде бомбой саданули, а под землей была полость. Естественная или какое-то сооружение… Вот оно и провалилось. Хотя могло и без бомбы, по другим причинам, конечно.

Я показал вперед:

– Центральный объект в той стороне. Видишь, дальше, за площадью, дорога идет кольцом? Я со стены ее разглядел, она окружает несколько зданий и тот темный круг в самом центре. Уверен: Метис сейчас там.

– Это все хорошо, но открыто идти через площадь – не дело. Неправильно это, все во мне вопиет о том, что неправильно!

– Конечно, потому что если устраивать засаду на нашем пути, то именно здесь.

– Во-во, гляди, – он показал в сторону железных бочек, сваленных на краю площади неподалеку от провала, вокруг которого вздыбились пласты асфальта. Одна бочка откатилась в сторону от других и лежала ближе к нам. – За ними я бы и засел, если бы сам засаду решил устроить. И как нам теперь быть?

– Надо осмотреться сверху, – я кивнул на кирпичную башню, торчащую со стороны вертолетных площадок. – Это диспетчерская, скорее всего. Если бы у Метиса был снайпер, он бы посадил его туда. Но снайпера и снайперской винтовки у него нет… Поэтому, надеюсь, там никого.

– Борова он мог туда посадить с пулеметом его.

– У Борова «Bren» английский. Из него с такой высоты, да с такого расстояния стрелять почти бессмысленно, разброс будет… И потом – Боров мертв.

– Но на улице мы его не нашли. И пулемета не нашли.

– Зато нашли большое кровавое пятно. И еще гранату… – я похлопал по ребристому «лимону», покоящемуся в правом кармане куртки. – Говорю тебе: нету больше Борова.

– Хорошо, хорошо, так зачем ты вообще про эту башню сказал?

– Ты сиди здесь, а я сейчас на нее залезу. Сверху осмотрюсь и решу, как нам быть дальше.

Калуга повернулся, сел под джипом, вытянув ноги и привалившись спиной к днищу. Поглядев на меня, он заговорил с непривычной серьезностью:

– А ты учитываешь, брат, что Метис, если еще жив, где-то впереди, и чем дольше мы тормозим, тем больше он успеет сделать? Тем сложнее с ним потом будет разобраться, потому что неизвестно, что он там найдет и…

– Ладно, ладно! – перебил я, натягивая перчатки. – Не вещай, все понимаю не хуже тебя. Знаешь, как меня трясет от нетерпения? Надо бежать, догонять, а мы тут застряли… Я постараюсь все сделать быстро.

– Но как ты до башни доберешься?

– Вон за той развалиной, потом за кустами. Не высовывайся, сиди здесь. «Узи» держи наготове. Все понял?

Он молча кивнул.

Я уже собрался ползти к башне, но снова посмотрел на Калугу. Никогда не был силен в проявлении дружеских чувств и в громких словах, поэтому просто ткнул его кулаком в плечо и сказал:

– В общем, спасибо, что решил помочь.

– Да это я от любопытства, а не из альтруизма, – смутился он.

– Неважно, все равно ты со мной пошел. Если увидишь или просто поймешь, что меня грохнули – уходи.

– Да уж, тринадцать гребаных мутантов, – пробормотал он. – Попытаюсь. Все, вали уже!

До башни было недалеко, но двигаться пришлось в обход, прячась, на это ушло несколько минут. Я полз, а в сером небе надо мной летели, быстро меняя форму, облака. Совсем рассвело, что было и плохо, и хорошо – меня легче заметить, но зато я видел гнутые гвозди и осколки стекла, щедро разбросанные возле башни, и ни обо что не поранился. Из верхушки здания выпал большой кусок кладки, кирпичи завалили дверь. Обнаружив пожарную лестницу, я забрался по ней. У крыши достал пистолет, сгорбился на одной из верхних перекладин, пригнув голову, подождал немного – и резко распрямился, выставив руку с оружием. Круглая крыша была пуста. Ползком я пересек ее и лег на другом краю, осторожно выглядывая. Дул сильный холодный ветер, пришлось поднять воротник, прикрывая уши.

С башни взгляду открылась вся площадь и территория вокруг. Черным шрамом ее рассекал большой провал, на дне которого поблескивал металл. Трубы там, что ли? Вроде – трубы, но какие-то очень уж толстые. С другой стороны площади были квадраты вертолетных площадок, а впереди – три стоящие в ряд ангара и широкий темный круг за ними. То есть не круг, конечно, а круглая дыра, отверстие в земле, зев, ведущий в… куда? Скоро узнаю. Отверстие было ровно наполовину закрыто железной плитой. На краю ее высилась конструкция, смахивающая на подъемный кран, но слишком короткая.

Возле нее копошились две фигурки. Я машинально подался вперед, пытаясь разглядеть их получше, но сразу отпрянул – не хватало еще, чтоб меня заметили. Ладонью прикрыв глаза от ветра, сощурился и в который раз выругал себя за недальновидность. Бинокль надо носить в чехле на ремне, а не в карман рюкзака его совать! Как теперь понять, кто там стоит на плите? И что они делают? Фигурки перемещались вокруг конструкции, подходили к ней и удалялись.

Один из этих двоих – Метис. Нет, я не различаю его, но нюхом чую: он. А кто второй? Мне нужно туда – как можно быстрее!

За железными бочками никого не было. И другого места для засады я отсюда не видел. Раз так, можно идти дальше, а лучше – бежать, тогда за несколько минут достигнем шахты. О том, что темный круг может оказаться выходным отверстием ракетной шахты, я подумал еще на стене, ограждающей комплекс. А теперь пришла другая мысль: судя по наполовину выдвинутой и зафиксированной плите с непонятной конструкцией на краю, это бывшая шахта. В том смысле, что никакой ракеты внутри давным-давно нет, и еще до Пандемии шахту в КИБО-3 использовали для других целей.

Я начал отползать, и тут что-то блеснуло на краю провала. Снова пришлось вглядываться. Провал был гораздо ближе, чем шахта, поэтому троих, засевших между пластами асфальта, я сумел рассмотреть получше. Лес забери, целых трое! Как же они выжили, как отбились от мутантов в здании администрации? Отстреливаясь, сумели переместиться в другое помещение и там заперлись, пока серебряноглазые не ушли?

Кузьма, Шутер и Серый лежали головами в ту сторону, где за перевернутым джипом прятался Калуга. Охотника отсюда я не видел – надеюсь, он еще там, не сбежал. Потому что, по всему выходит, теперь он мне нужен.

План, что делать дальше, возник сразу. Эти трое устроились так, чтобы простреливать всю площадь, и место выбрали вроде бы удачное. Но на самом деле все равно сглупили: надо было отправить дозорного на диспетчерскую башню. Чтобы он не только контролировал подход к площади, но и вырубил, при необходимости, того, кто на башню попытается залезть. Меня, в данном случае. Просто врезал бы сверху по голове, когда я притаился на верхушке лестницы, и все дела. А затем подал остальным двоим условный знак, сообщив, что пожаловали гости.

Теперь же у нас возник шанс. Я еще раз внимательно оглядел территорию внизу, пересек крышу в обратном направлении, спустился по лестнице. Быстро добрался до Калуги, который встретил меня настороженным молчанием. Челюсти охотника двигались – он нервно жевал, щеки подрагивали.

– Трое, – сказал я. – Не за бочками, а на краю провала. Залегли между кусками асфальта.

– Кто? – спросил он.

– Кузьма, Серый и Шутер.

– Ну и…

– …И двое дальше, у шахты. Это таки ракетная шахта. Она наполовину перекрыта заслонкой, на краю которой стоит что-то не совсем понятное. То есть – на том краю, с которого можно спрыгнуть вниз. И возле этой конструкции крутятся те двое.

Калуга, дожевав, сплюнул.

– Что делать будем, Стас? Я тебе говорил: три патрона у меня. У тебя – четыре… Это ж мутантам на смех.

– Ты немного проползешь вдоль края площади к пролому, потом забираешь левее, к откатившейся бочке, прячешься за ней и стреляешь. Я в это время возвращаюсь к башне и оттуда тоже двигаюсь к ним, только сбоку.

– Три раза стреляю? – невесело хмыкнул он. – Или два, третью пулю себе оставить?

– Один раз. Потом еще один. Все время прячась за бочкой. Они отвлекутся на выстрелы, и я сумею подобраться от башни. Не вплотную, но достаточно близко.

– Достаточно для чего?

– Для броска, Калуга. Для чего еще?

– А-а! – понял он. – И это, по-твоему, хороший план?

– Он не очень хороший, но он единственно возможный сейчас, с учетом нехватки времени и всех других обстоятельства. Что те двое делают возле конструкции, стоящей на шахте, непонятно, но меня это сильно тревожит. Ты все понял?

– Все понял.

– Морально готов?

– Гребаные мутанты, нет, не готов! Как к такому можно быть готовым?! Но я буду делать то, что должен делать.

– Тогда поползли.

Снова тот же путь – теперь я проделал его совсем быстро. Обогнув башню, высунулся с другой стороны и сразу отпрянул. Сейчас те трое могли запросто увидеть меня, а вот я их почти не видел, потому что они находились ниже моего уровня, в яме на краю провала, хотя я все же разглядел торчащую голову. Без бороды – то ли Шутер, то ли Серый. Я уселся позади башни, согнув ноги и постукивая по колену рукоятью ПМ. Погладил гранату в кармане. Сколько Калуге ползти? Только бы этот жирдяй зад сильно не отклячивал, а то засекут. Да нет, он же опытный… если не боец, то хотя бы охотник. И неважно, что бывший программист, все мы, кто родился до Пандемии, – бывшие, я вот бывший школьник, но в новом мире, Мире Выживших, научился такому, о чем раньше и подумать не мог. Если выжил Калуга на болотах – значит, кое-что умеет.

Стукнул выстрел. Я выждал еще немного. Посмотрел в небо, на несущиеся по нему такие далекие и равнодушные к людским делам облака, вдохнул холодный утренний воздух, перевернулся и пополз.

Над краем торчащего куска асфальта снова показалась голова, потом вторая. Они смотрели в сторону одинокой бочки, лежащей в стороне от других. Я вовсю работал локтями, стараясь не пыхтеть. Лишь бы не глянули в мою сторону… Бах! – опять подал голос «узи». Одна голова исчезла, вторая, с бородой, нет. Первая вновь появилась, блеснул ствол, часто застучали выстрелы. Пули ударялись в бочку, она закачалась – и покатилась. Там же Калуга за ней! Я пополз еще быстрее, локти уже ныли. Слишком далеко, не добросить пока!

Бочка почти сразу перестала катиться – натолкнулась на распластавшегося за ней охотника. А у него остался последний патрон…

Появились сразу три головы. Если прочертить прямые линии наших взглядов, то они будут перпендикулярными: трое смотрят на Калугу, я смотрю на них сбоку. Приближаюсь к ним, и они меня не видят. Пока не видят.

Голова Кузьмы повернулась затылком ко мне. Донеслись голоса, слишком далекие, чтобы понять хоть что-то. Кузьма там самый опытный, и я бы на его месте… Ну вот! Он тоже сообразил, что делать, и отдал правильный приказ.

Из ямы, где сидела троица, выбрался Шутер. Все правильно: двое прикрывают, третий движется к противнику. Он пополз, медленнее, чем я, но вполне резво. За бочкой ничего не двигалось, но Серый все равно дал короткую очередь над маленьким бойцом, чтобы противник не вздумал высовываться. Плохо! Сейчас Шутер доползет до бочки и расстреляет Калугу в упор. И еще плохо, что они разделились, весь расчет был на то, что все трое будут в одной точке.

Надо действовать прямо сейчас, понял я, буквально через несколько секунд будет поздно.

Вскочил на колени, я выхватил гранату и сорвал чеку. Две головы повернулись в мою сторону. Я размахнулся и метнул «лимонку». Ко мне обратились стволы «калаша» и М-16, я упал лицом вниз, накрыв голову руками. «Калаш» заговорил первым, пули прошли над самым затылком…

Взрыв. Тугой хлопок по ушам, дрожит асфальт. Гулкий звон в голове. Стук упавших обломков. Меня бьет по плечу – вздрагиваю, но не шевелюсь. Выждав еще несколько секунд, поднимаю голову. Сбрасываю с плеча упавший на него камень и, сжав пистолет обеими руками, целюсь туда, где рванула граната. Там в воздухе оседает пыль, но ничто не двигается. Двоих за асфальтовым обломком не видно, а Шутер лежит в той же позе, что и я совсем недавно, только голову руками не прикрыл. Лежит и стонет.

Я вскочил, выставив пистолет, бросился вперед. Крикнул:

– Калуга!

Бочка сдвинулась, из-за нее выбрался охотник, вскочил и тоже побежал.

Я прыгнул на край обломка, готовый открыть огонь, но увидел, что стало с телами, и не выстрелил. Бросок был точен: граната, судя по открывшейся картине, взорвалась прямо между Кузьмой и Серым. И то, что от них осталось…

Громкий стон донесся сбоку, потом раздался стук. Я двумя длинными прыжками подскочил к Шутеру, ногой отбросил в сторону его винтовку, шагнул назад, не опуская ПМ. Дезертир перевернулся на бок – лицо его было серым, но крови не видно. Мимо пронесся Калуга, бросив на нас взгляд, подскочил к яме, заглянул.

– Тринадцать… гребаных… мутантов… – раздельно произнес он, увидев, что стало с теми двумя.

Все же он заставил себя вытащить из ямы измазанный кровью «калашников», после чего вернулся к нам. Поднял винтовку Шутера.

– Вы… не… – застонал тот, пытаясь сесть, но снова повалился на асфальт.

Я прицелился ему в голову. Палец придавил спусковой крючок – надо его добить и бежать дальше! Калуга остановился рядом, переводя взгляд с меня на дезертира и обратно.

– Стас… – прохрипел Шутер.

Я опустил пистолет. Подойдя к раненому, быстро обыскал, вытащил из подсумка два запасных магазина и спросил:

– Сколько вас еще?

Он затряс головой, потрогал уши. Я повысил голос:

– Сколько вас осталось?!

– Еще Фара… – забормотал Шутер едва слышно. – И ваш… главный…

– Ты контужен, – сказал я, распрямляясь. – Отлежись, потом двигай отсюда.

Когда повернулся к Калуге, он кивнул мне. Я выхватил у него винтовку Серого и уже на бегу сказал:

– У шахты взрыв должны были услышать. Ноги в руки, охотник!

Мы пересекли площадь, потом выложенную бетонными плитами кольцевую дорогу. Когда миновали три ангара, взгляду открылся зев ракетной шахты.

На краю железной плиты, до половины закрывавшей шахту, стояла тренога с торчащей вбок короткой стрелой. На тросе висела клеть размером с кабину небольшого лифта.

– Это подъемник! – понял я. – Гребаные мутанты, конечно!

У основания треноги поблескивал кожух двигателя, а на конце стрелы было колесо, через которое перехлестывал трос с клетью. Основной механизм и лебедка стояли между толстыми лапами. Мы приостановились, разглядывая все это. Ветер посвистывал над стальной плоскостью, полукругом накрывающей шахту.

– Никого не вижу… – начал Калуга. – А, не, вон Фара. Как он снует, а? Выстрелы и взрыв наверняка услышал… Хотя в нашу сторону сейчас не глядит, сильно чем-то занят.

Я перебил:

– Движемся к подъемнику по очереди. Я первый. Прикрываем друг друга. Отойди правее, чтобы не стояли на одной линии. Готов?

– Не готов, но могу работать.

– Тогда работаем, пока он не оглянулся.

Я побежал, целясь из винтовки. Показавшийся из-за подъемника Фара пока еще не заметил нас: он склонился над кожухом, обхватив, поднатужился и приподнял. А ведь тот должен быть прихвачен винтами, но не прихвачен – то есть все это время они, открутив кожух, разбирались с поломкой двигателя? Или причина задержки в чем-то другом? Фара оттащил массивную железяку в сторону, поставил и вернулся назад. Где Метис, почему его не видно? Я бежал, стараясь ступать как можно мягче и целясь в Фару, а тот копался в двигателе, то и дело озабоченно поглядывая по сторонам, но пока не замечая меня, приближающегося к нему точно со спины.

Над плитой свистел ветер. Преодолев половину расстояния, я опустился на одно колено и вскинул руку. Быстрый взгляд назад – Калуга бежит следом, в десятке метров правее, приклад у плеча, ствол глядит в сторону подъемника.

Я снова уставился на Фару. Закончив с двигателем, тот быстро подошел к коробке пульта на боку треноги и взялся за рычаг. Где же Метис, почему его не видно?

И тут я понял! Как раз в этот момент Фара дернул рычаг – двигатель, не закрытый кожухом, громко затарахтел, затрясся. Калуга пробежал мимо меня. Фара что-то повернул, двигатель загудел громче, с лязгом сдвинулись колеса, натянувшийся трос приподнял клеть. Она качнулась, медленно проворачиваясь, и стала опускаться за край стальной плиты.

И после этого тот, кто находился внутри нее, чей силуэт я только сейчас заметил между толстыми прутьями, увидел нас.

Он отреагировал мгновенно – блеснула вспышка, но грохот двигателя заглушил выстрел Метиса. Бегущий впереди меня Калуга вскинул руки, будто зацепившись за что-то, повалился на металл.

Клеть пошла вниз, а Фара повернулся. Я дал два одиночных, упал, снова выстрелил. Ответных не услышал, хотя одна пуля выбила искры прямо передо мной, а вторая лязгнула по плите справа. Сдвинув флажок переводчика огня, я дал короткую очередь. Пополз.

Главарь дезертиров завалился на спину и дергал ногами. Калуга впереди не шевелился. Лебедка крутилась, трос разматывался – клеть уже исчезла за краем плиты. Полулежа у основания подъемника, Фара приподняв голову и направил в мою сторону пистолет. Я перекатился вбок, вскочил на одно колено и вбил в него еще три пули. Рука с пистолетом упала. Голова Фары упиралась о стойку, ноги были широко разведены, обе руки лежали вдоль тела. По груди и животу расползались темные пятна, быстро сливаясь в одно, большое.

Вскочив, я бросился к Калуге, уткнувшемуся лицом в плиту, схватил за плечо, чтобы перевернуть, и тут он вдруг заорал:

– А-а-а, твою мать, ты какого хрена вытворяешь?!!

Я отпрянул. Охотник со стоном перевернулся сам, и тогда стало ясно, что в плече, за которое я ненароком ухватился, засела пуля Метиса.

– Извини… – начал я.

– Ты сдурел, на хрен, совсем?!! – продолжал свирепствовать Калуга. – Смотри, за что хватаешься! Я тут, понимаешь, лежу, в себя прихожу, вдруг кто-то прибегает и за рану своей клешней как хватанет! Уф, аж пробрало всего…

– Вставай, – велел я и поспешил дальше.

Вопрос с Фарой решился окончательно и бесповоротно, это было ясно с первого взгляда, поэтому я сразу подбежал к краю плиты. Вторую половину шахтного ствола перекрывала решетка из прутьев толщиной с лодыжку, между ними оставались пустые квадраты примерно метр на метр. Только под тем местом, где заканчивалась стрела подъемника, была прореха раза в два больше, чтобы могла проходить клетка. Я видел ее внизу – она быстро опускалась по оси широкого колодца.

Шахта была укреплена кольцевыми балками, их соединяли вертикальные стойки поменьше. В стенах между ними угадывались отверстия, похожие на норы или лазы, их там были сотни, и что это такое, я понял, только когда в темноте блеснули две серебряные крапинки. Они тут же погасли, но этого было достаточно. Я еще пристальнее уставился вниз. Серебряноглазые живут там – в этих нишах, или норах, или ячейках… Нет – в ульях, так их можно назвать. В ульях, предназначенных специально для мутантов. В тиши и полутьме старой ракетной шахты, выбираясь наружу только по ночам…

Заметил я и кое-что еще: крыша ползущей вниз клети была не решетчатая, а сплошная. Сверху она казалась тускло поблескивающим квадратом металла, который постепенно уменьшался. На нем был рисунок: буква V, перечеркнутая зигзагом. Впервые я подумал о том, что это, возможно, не молния – или, вернее, молния, но в то же время и буква – «Z». «V» и «Z»… Первая означает «Вектор», а вторая?

С тяжелым скрипом вращалось колесо подъемника, быстро разматывался трос. Надо остановить кабину, да не просто остановить – поднять. Хотя смущает один момент: вместе с тросом вниз уходит электрический провод в толстой железной оплетке. Зачем кабину с подъемником соединили электропроводкой?

Быстрым шагом я вернулся назад. Фара сидел в той же позе и глядел перед собой стеклянными глазами. А Калуга, наплевав на пронизывающий ветер, разделся до пояса и осматривал плечо. За треногой он нашел рюкзак Фары и добыл оттуда аптечку.

– Ну, что там? – спросил охотник, когда я подошел.

– Там интересно, – я повернулся к пульту. На нем был рычаг и две большие круглые кнопки: красная и черная. Вдавил черную – ничего не произошло. Красную – из нутра подъемника донесся лязг, решетчатый корпус дрогнул, и все. Колеса вращались, гудел двигатель, полз трос. Тогда я перекинул рычаг… И снова никакой реакции не последовало.

Калуга, прижимая к ране смоченную чем-то пахучим тряпицу, наблюдал за моими действиями. Еще пару раз вдавив красную кнопку и добившись лишь повторения того же эффекта, я сказал:

– Не знаю, что они сделали, но остановить клеть не получается. Кажется, в ней свой пульт, оттуда Метис может включить и выключить подъемник. А мы отсюда – нет.

– Так перережь проводку.

Я достал нож… и сунул его обратно в чехол. Не отвечая на вопросительный взгляд Калуги, склонился над аптечкой.

– Давай помогу. Что здесь есть…

Мы решили пока не вытаскивать пулю, только обработали рану и наложили повязку. Охотник был сильно бледен, от потери крови его знобило. Стащив с Фары куртку, Калуга натянул ее поверх своей и, пока я оттаскивал в сторону труп, устроился под кожухом электродвигателя, чтоб хоть как-то спрятаться от ветра.

Внутри подъемника снова лязгнуло, двигатель затарахтел, завибрировал и смолк. Скрипнув, замерли колеса, остановилась лебедка. В наступившей тишине посвистывал ветер.

– О-па, приехали! – сказал Калуга. – В смысле, Метис твой приехал. Только куда?

– На дно шахты, – я вставлял патроны в магазин винтовки. – Сверху видно плохо, но там какая-то постройка. Вроде бункера.

– Ну, какой еще бункер, брат? Внизу должно быть пусковое устройство ракеты. Или что там в этих шахтах обычно вообще внизу…

– Нет, то, что в ней было раньше, давно размонтировали и убрали. Сейчас в стене шахты живут мутанты. Те самые. У них там целый улей.

– Ну! – заморгал он. – Слушай, а они по нашу душу не заявятся?.. А, понял, свет не любят? Слушай, я тут подумал… Короче, есть такая вещь: родопсин. Ну, зрительный пигмент. Он как бы выстилает глазное дно, понимаешь? Я читал когда-то, что у кошек и у других животных, которые хорошо видят в темноте, глазах светятся из-за него. То есть на самом деле это только кажется, что они светятся – потому что родопсина этого самого много, и он свет… отражает, что ли? Типа того.

– К чему ты клонишь?

– Да ты понял уже: к тому, что у этих тварей глазища – во как сверкают! То есть у них ночное зрения классно вообще развито.

– Это понятно.

– Да, но я еще подумал: может, те, кто их спроектировал, то есть вывел, не рассчитали как бы и побочным эффектом стало то, что мутанты плохо переносят солнечный свет. Или их выводили специально как ночных бойцов, разведчиков-диверсантов, поэтому, кстати, они такие бесшумные? Хотя туповаты для разведчиков… Вообще, вот чую я: есть с этими мутантами какая-то глобальная непонятка. Что-то мы еще про них не знаем, что-то важное, ключевое. А, Стас? Что думаешь обо всем этом?

– Думаю, что скоро все узнаю. – Пока он говорил, я разобрался с винтовкой и отправил ее за спину, перекинув через голову ремешок. Повесил на ремень кобуру с пистолетом Фары, «Береттой-92», и натянул перчатки. Похлопал по тыльной стороне правой ладони – там в ткани было утолщение, которое на левой перчатке отсутствовало. Хорошее такое утолщение, приятное. Помимо шипов – второй секрет моих перчаток.

– Так вот почему ты проводку решил не резать, – догадался Калуга. – Вниз по тросу сползти – еще ладно, но наверх по нему не залезть, слишком высоко, и ты рассчитываешь подняться в клетке?.. Только перчатки у тебя не очень подходящие для спуска.

– Перчатки хорошие, – возразил я.

– Ну-ну, а пальцы-то не защищены. Пока спустишься, в кашу раздерешь. Во-первых, перекись с собой возьми, во-вторых, в аптечке еще бинта полно, лучше обвязать.

Согласившись с его доводом, я так и сделал: нарезал бинт лоскутьями и обмотал пальцы. Калуга помог покрепче затянуть узлы, кивнул:

– Хоть какая-то защита.

– Ты можешь дождаться меня, а можешь уходить, – сказал я. – Если догонишь Шутера, поможете друг другу. Шутер добродушный малый, поладите.

Калуга бледно улыбнулся в ответ и прикрыл глаза. Выглядел он хреново. Охотник достал из кармана остатки шоколада, из другого – пакет с орешками и принялся бросать их в рот, вяло жуя с закрытыми глазами.

– Ладно, удачи, брат, – промямлил он.

– Ты, главное, не вырубайся.

– Не боись, охотник, не девочка. Посижу немного, потом решу, что дальше делать. Кстати, – он приоткрыл один глаз, – рану на морде тебе заживило капитально. Феноменально даже. Мазюка эта засохла уже и отпала. Ты сам хоть заметил? И кожу стянуло… Поделишься потом рецептиком?

Я не ответил, он закрыл глаз и отправил в рот очередной орешек. Поправив пристегнутый к ремню фонарик, который снял с тела Фары, я обошел подъемник. Достал дневник Травника и сверток, в котором лежал пузырек с тоником, проверил, не видит ли Калуга, и спрятал их за стойкой.

Потом шагнул на решетку. Пройдя по толстому пруту, остановился на углу ячейки, куда уходил трос, расставил пошире ноги и глянул вниз. Носки ботинок торчали над темным колодцем, дно которого едва угадывалось. На самом деле, не такая уж эта шахта и большая, хотя отсюда она кажется огромной. Хорошо, что я не боюсь высоты. Многих других вещей боюсь, а высоту, наоборот, люблю. Она меня притягивает, завораживает. Интересно, мутанты днем спят в своих ульях? Должны же они когда-то спать… Кстати, трос старый и лохматый, жилы во многих местах порвались, торчат острые кончики. Я поднял руки, пошевелил пальцами, крепко обмотанными бинтами, сцепив их, выгнул, хрустнул костяшками. Сказал своим перчаткам:

– Ну, братки, не подведите.

И, качнувшись вперед, схватился за трос. Повис сначала на руках, потом сжал его ногами. Под весом клети и своим собственным он должен был натянуться и застыть, как железная балка, но трос слегка качнулся. Ясно: когда клеть опустилась, лебедка еще секунду-две вращалась и ослабила натяжение. Ладно, так спускаться будет даже немного легче.

Перебирая руками, я быстро пополз вниз. Кинул последний взгляд на железную плиту, а потом полукруг неба над головой расчертили квадраты прутьев. Я был внутри старой ракетной шахты – на пути к своей цели.