Текст книги "Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола"

Александр Абдулов и Ирина Алферова
Не совсем обыкновенное чудо

Абдулов

• родился в театральной семье. Отец был режиссером театра в Фергане, а мать – гримером в том же театре

• в юности отдавал предпочтение музыке и спорту

• бредил группой «Beatles», собственноручно мастерил гитары

• трудился в театре у отца в качестве рабочего сцены

• учился один год в Педагогическом институте в Фергане

• окончил ГИТИС, курс народного артиста СССР Иосифа Раевского

• снимаясь в кино, Александр всегда фехтовал сам, не прибегая к дублерам

• получил роль лейтенанта Плужникова в спектакле по повести Бориса Васильева «В списках не значился» в «Ленкоме»

• восхождение к славе началось с «Обыкновенного чуда»

• на съемках с Ириной Алферовой переживал и радовался за двоих

Алферова

• росла в творческой атмосфере Новосибирского академгородка, где играла в самодеятельном театре

• окончила ГИТИС

• после первого курса чуть не отчислили за профессиональную непригодность

• первая звездная роль – Даша в фильме «Хождение по мукам»

• роль Констанции Бонасъе в музыкальном приключенческом сериале «Д'Артанъян и три мушкетера» была озвучена Анастасией Вертинской

• первый фильм с Александром Абдуловым стала лирическая мелодрама «С любимыми не расставайтесь»

• роль Леночки в «Предчувствии любви»

• не любит играть отрицательные типажи

• в «Школе современной пьесы» досталась роль Аркадиной, которую актриса сыграла в трех «Чайках» – чеховской, акунинской и журбинской оперетте

• остается верна своему, лирическому амплуа

Не могу сказать, что в моей жизни все так уж безоблачно», – говорил Александр Абдулов.

Он родился в театральной семье. Его отец был режиссером театра в Фергане, а мать – гримером в том же театре. Александр – третий, самый младший из сыновей четы Абдуловых. Мать актера рассказывала, что у нее уже были два сына, и третьего мальчика она никак не хотела – ждала девочку, но – родился мальчик. Его назвали Сашей, Александром.

«В том, что я попал в театр, не последнюю роль сыграли гены, – утверждал Александр. – Нет-нет, не следует, подобно многим, тут же ошибочно предполагать, что я – прямой наследник замечательного актера Осипа Наумовича Абдулова, но и мой отец, Гавриил Данилович Абдулов, имел самое непосредственное отношение к театральному искусству. Он был режиссером, одним из организаторов первого русского театра в Узбекистане. Так что когда меня спрашивают: "Вы – сын Абдулова?" – я, нисколько не греша против истины, отвечаю утвердительно».

Актерская карьера Абдулова началась очень рано – в пятилетнем возрасте, когда мальчик вместе с отцом вышел на сцену Ферганского драматического театра в спектакле «Кремлевские куранты». Надо отметить, что отец для Александра всегда оставался примером служения искусству, наставником и другом.

Несмотря на раннее начало актерской карьеры, Александр в юности отдавал предпочтение музыке и спорту. Бредил группой «Beatles», собственноручно мастерил гитары, отрастил длинные волосы…

Учился он без особого рвения, но зато принимал участие во всех проделках и потасовках.

«Начиная с седьмого класса я работал на уборке хлопка, – рассказывал Абдулов. – Но правда, отчасти это был для меня самый настоящий праздник: берешь раскладушку, матрас и – вон из дома, подальше от родительской опеки. Свобода! Самостоятельность! Вечерами девочки, костры, прогулки под луной… А утром снова становишься буквой Г, и сколько видишь до горизонта – все хлопок. Мне труднее всех было – я самый длинный… Да и норма – 50 кг в день, совершенно не детская. Выполнить ее нельзя ни при каких условиях. Мы и водой хлопок заливали. И землей засыпали. И камни в корзины подкладывали… Нас вызывали в школу, прорабатывали на педсоветах, грозились выгнать. А мы жили в казармах, в чудовищных, антисанитарных условиях, с одним сортиром на всех. Вместо жратвы – какая-то баланда. Но сложности нас не смущали. Мы ничего не знали про пестициды. Ну, пролетит вертолет – посыплет поле чем-то. Ну, листики пожухнут… Сегодня я с ужасом об этом вспоминаю».

Александр Абдулов профессионально занимался фехтованием, имел звание кандидата в мастера спорта.

Снимаясь в кино, Александр всегда фехтовал сам, не прибегая к дублерам.

Родители самозабвенно любили театр и надеялись, что, если не все, то хотя бы один из троих сыновей станет актером. Александр попытался было сразу после школы поступить в Театральное училище имени Щепкина, но потерпел неудачу.

«Папа почему-то решил, что я обязательно должен стать Качаловым, – вспоминал Александр. – Не ниже. И поэтому на вступительных экзаменах в Щепкинском училище я читал только монологи Незнамова. На полном серьезе. И не поступил с формулировкой: „Несоответствие внешних и внутренних данных“. Что это такое, я до сих пор не знаю, но тем не менее именно с такой формулировкой отвалил обратно в Фергану».

Александр не солоно хлебавши вернулся домой, где по настоянию матери, желавшей уберечь сына от воинской службы, поступил в педагогический институт. Там он проучился один год. Одновременно с учебой Александр трудился в театре у отца в качестве рабочего сцены, начав, таким образом, свое актерское образование с самых низов.

На следующий год был предпринят новый штурм, едва не обернувшийся очередным поражением. Абдулов поступал по кругу во все театральные институты и, представьте себе – везде прошел. После некоторого колебания он выбрал МХАТ и явился в Щепкинское училище, чтобы забрать оттуда свои документы. «Но щепкинцы поняли, что я от них сваливаю куда-то в другой институт, и не отдали документы, – рассказывал Абдулов. – Я уж и так и сяк. С братом передал, что вообще уезжаю из Москвы, брат приходил с милиционером забирать эти бумаги. Наконец отдали, но при этом сказали: "Передайте ему, что он во МХАТе учиться не будет!" В общем, дали слово отомстить. А я-то считал, что уже практически принят. Но вдруг оказалось, что сочинения проверяет педагог… Щепкинского училища! И после того как я с экзамена вынес сочинение брату и тот вычитал (брат был преподавателем русского языка и литературы), в моей работе нашли-таки сорок две ошибки. Меня зарубили. Видимо, у них были свои правила русского языка.

А набор-то везде уже закончен! И почему меня ноги понесли в ГИТИС, не знаю. Пришел к секретарю ректора, там некая Тамара Хасановна была. (А ректор МХАТа уже обзвонил все институты, сказал: придет парень такой, помогите, если сможете, у нас с ним ЧП приключилось.) И, значит, она спрашивает: "Это ты?" "Я", – говорю. "Ну, давай проверим твое счастье. Вот сейчас я набираю телефон, и если декан актерского факультета дома, она придет. Нет – не судьба". Накручивает номер, и декан отвечает: "Я сейчас приду". Пришла, послушала меня: "Как раз идет заседание ректората, и там сидит Иосиф Моисеевич Раевский, который набирает курс". Для меня "Раевский" – только имя, я его до тех пор и в глаза-то не видел. Вхожу. "Кто из вас, – говорю, – Раевский?!" (Такой наглости никто от меня, разумеется, не ожидал… Но это от зажима, конечно.) Итак: "Кто Раевский?" – "Ну, я". – "Давайте я вам читать буду". Он послушал, потом вывел меня и сказал: "Ладно, чтоб ты не сделал опять сорок две ошибки, сочинение сдавать не будешь". И взял меня в институт на свой курс».

Так Александр Абдулов поступил в ГИТИС, на курс народного артиста СССР Иосифа Раевского. Мечта родителей начала сбываться. Старшие братья Александра также пытались поступать в театральные учебные заведения, но потерпели неудачу и отказались от мысли об актерской карьере.

В Москве Абдулову поначалу жилось трудно. По ночам приходилось разгружать вагоны, чтобы заработать немного денег в дополнение к тем двадцати рублям, которые ему ежемесячно присылали из дома. «А в институте все считали, что я очень богатый, и многих это раздражало, – рассказывал Абдулов. – Дело в том, что я обедал в ресторане. Просто мы с приятелем подсчитали, что за полтора рубля можно съесть шурпу, плов и выпить бутылку минеральной воды. Получалось и вкуснее, и дешевле, чем в любой столовке».

Стипендии студент Абдулов никогда не получал – не позволяла успеваемость. Александр долго жил в общежитиях, в общей сложности он провел в них тринадцать лет, пять – на Трифоновской, восемь – на Бауманской. Но он никогда не жаловался на жизнь, считая, что «завоевать свое место под солнцем можно, только воспитав в себе лидера. Иначе тебя подавят другие». В студенческие годы Абдулов начал сниматься в кино. Разумеется – в массовках. «На что я мог рассчитывать? – вспоминал много позже актер. – Можно было уехать обратно в Фергану… Я уже был к этому практически готов… Сегодня и не представляю, что бы со мной стало, решись я на это бегство. Может быть, стал бы народным артистом Узбекской ССР, а может, спился бы где-нибудь под дувалом… По счастью, меня пригласили на роль в «Ленкоме».

И понеслось… Пришлось доказывать, что пригласили не зря…»

На выпускном курсе ГИТИСа Абдулов «показался» Марку Захарову и вскоре получил роль лейтенанта Плужникова в спектакле по повести Бориса Васильева «В списках не значился». Партнершей Александра по спектаклю стала актриса Елена Шанина. «Наверное, не так трудно представить себе огромное волнение, – написал много позже Абдулов, – сумятицу надежд и страхов, владеющих зеленым неопытным студентом, который выходит рядом с известными мастерами на сцену одного из интереснейших театров Москвы. Но дело не только в этом. Лейтенант Плужников – мой сверстник, выдержавший тяжелейшие немыслимые испытания и отдавший жизнь за наш нынешний день. Я не могу сказать об этой роли – памятна или бесконечно дорога. Это как сама моя жизнь. Каждый раз, встречаясь с Колей Плужниковым, я поверяю ему, а затем и зрителям, собственные мысли, надежды, стремления.

Прекрасно, когда актерская судьба в театре начинается с главной роли, но когда это такая роль – еще и очень ответственно. И я бесконечно благодарен театру, благодарен ведущим его мастерам, которые очень помогли мне в работе над ролью Плужникова, у них я учусь и с ними выхожу на сцену…»

Спектакль вышел в 1975 году, к тридцатилетию победы, и был хорошо принят зрителями. Сразу по окончании ГИТИСа Абдулова взяли в труппу московского Театра имени Ленинского комсомола, с которым он был связан до конца своей жизни. За роль Плужникова Абдулов получил премию «Театральная весна».

Удачно начавшаяся театральная карьера продолжалась не менее удачно. Высокий красавец Абдулов притягивал к себе зрительские взоры, завоевывая симпатии с ходу, с первого взгляда. Он жадно впитывал знания, актерство было у него, что называется, в крови, и обещал в скором будущем стать если не звездой, то, во всяком случае, профессионалом.

Карьеру начинающего актера чуть было не погубила его собственная беспечность. Как вспоминал сам Захаров, искренне симпатизировавший Александру:

«Абдулов трудно приживался в театре, у него не все хорошо было с дисциплиной. Он был очень веселый и обаятельный и как-то весело всех обманывал, в том числе и меня. Однажды Саша не пришел на важную репетицию, это было очень страшное опоздание. Тот случай, когда нужно выгонять сразу, а я как раз в это время от многих людей отказывался, убирал из театра, потому что театр мне достался в очень тяжелом состоянии. Так вот, он пришел и сказал, глядя прямо на меня, и у него при этом текли слезы из глаз: „Я сидел всю ночь у постели больной любимой девушки“. Ну, я сделал над собой усилие, чтобы тоже не заплакать, мы обнялись. Потом дня через три-четыре он пришел опять со страшным опозданием в „Капитанской дочке“ – там повторение есть замечательное… может, он тоже Пушкина читал… – сказал мне дрожащим голосом: „Сидел у постели больной любимой девушки“. Тут я ему не поверил и очень разозлился… Разозлился, но сделал над собой усилие. Я понимал, что должен ему помочь. Помочь выбраться из этого вихря идей, плохой дисциплины и разных дуновений, которые его посещали в это время».

Вскоре Абдулов образумился и стал очень надежным человеком, просто образцово дисциплинированным актером. Марку Анатольевичу, разумеется, было приятно и как руководителю, и как человеку, что он не ошибся в Абдулове. Ему захотелось снять Александра в одном из своих телевизионных фильмов. Так Абдулов получил роль инженера Щукина в «Двенадцати стульях».

«Внутри меня была масса провинциальных комплексов, – признавался Абдулов, – ненависть к москвичам, к "золотой молодежи". Я считал себя абсолютно гениальным и совершенно незаслуженно обойденным вниманием кинематографистов. Но… стиснув зубы, как последний пацан, бегал на "Мосфильм", снимался в массовках, в атаки ходил… У Митты в картине снялся. "Москва – любовь моя". Мне казалось, роль замечательная, предел мечтаний – мимо меня Курихара проходила… Потом долговязого мальчика заметили. Предложили эпизод – один, другой…»

Знаковым фильмом Абдулова, фильмом, с которого началось его восхождение к славе, стало «Обыкновенное чудо». Картина Марка Захарова стала второй и, безусловно, лучшей экранизацией пьесы Евгения Шварца.

«Нищие безоружные люди сбрасывают королей с престола из-за любви к ближнему. Из-за любви к Родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки.

Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви к истине. А что сделал ты из-за любви к девушке?» На главный вопрос «Обыкновенного чуда» у каждого есть свой собственный ответ. Уж не в этом ли секрет неимоверной популярности этой картины?

Интересный, хоть во многом и предсказуемый сюжет сказки Шварца обернулся в постановке Захарова блестящей феерией красок и чувств. Находились критики, упрекавшие Захарова в «грубой» работе, в тяготении к фарсу, к балаганному скоморошеству, но так поступали лишь те, кто был не в силах разглядеть глубинный, потаенный смысл, который Марк Анатольевич вкладывает в каждую из своих работ, будь то кино или театр.

Благодаря своей броской яркой внешности Абдулов утвердился в роли романтического героя, или героя-любовника. Случались и исключения. Однажды во времена социализма, когда над театром «Ленком» сгустились тучи и чуть было не встал вопрос о его закрытии по идеологическим соображениям, Марк Захаров, желая спасти свое детище, взялся ставить «Оптимистическую трагедию», пьесу насквозь коммунистическую, «идеологически верную». Конечно же – с кое-какими изменениями.

Спектакль, вначале воспринимавшийся только как тяжкая повинность, неожиданно понравился и режиссеру, и актерам, и зрителям. «…применительно к Абдулову это был этапный спектакль, он играл Сиплого, – вспоминал Марк Анатольевич. – В Саше проснулся какой-то зверь, проснулось какое-то другое, трагическое, магнетическое, энергетическое начало. И я подозреваю, и это мое убеждение антинаучное, что хороший артист владеет еще и гипнозом, может – слабыми какими-то долями, может, безопасным для зрителя, но гипноз точно существует. Саша – он гипнотизировал, как злодей. Ну что ж, многие злодеи достигают успеха у толпы…»

Уже после окончания ГИТИСа у Абдулова случился роман с гражданкой США, работавшей в Москве. Их отношения могли бы зайти довольно далеко, если бы однажды Абдулова не вызвали на Лубянку, в Комитет государственной безопасности и не объяснили, что его подруга – американская шпионка.

Абдулову предложили сотрудничество, от которого он отказался, но с вот с любимой женщиной его все же вынудили расстаться. Вот что рассказывал Абдулов о своих отношениях с КГБ: «В КГБ меня вызывали много раз. Два раза даже пытались вербовать. После чего я сказал: „Ребята, я по-вашему не понимаю, поэтому разговора не будет“. Когда первый раз на Кубу поехал, то ко мне, оказывается, специального человека приставили. Потом несколько раз меня вызывали накануне поездки в Париж с „Юноной“, с которой перед этим меня не взяли на гастроли в Португалию и еще в какую-то страну. В Париже я в первый день лихо пошутил, хотя позже понял, что эта шутка могла кончиться для меня серьезными неприятностями. С нами поехали человек шесть „искусствоведов в штатском“. И вот я вышел из гостиницы, увидел, что они стоят спиной ко мне, и на полном серьезе спросил: „Вы не подскажете, как будет по-французски: „Я прошу политического убежища“?“ И здоровый такой мужик, Сан Саныч, замечательный, как потом выяснилось, человек, повернулся и сквозь зубы сказал: „Я тебе дома переведу“».

Ирина Алферова окончила ГИТИС на три года раньше Абдулова, в 1972 году, но в Ленком пришла позже его. Еще на последнем курсе ГИТИСа ее пригласили в свои труппы несколько московских театров. А режиссер Василий Ордынский предложил Ирине роль Даши в телевизионном сериале «Хождение по мукам». Правда, предложил с тем условием, что параллельно со съемками актриса не будет играть в театре. Ирина согласилась. Съемки в общей сложности длились в течение пяти лет. Надо сказать, что очень многие критики называют первую роль Алферовой в кино самой лучшей ее работой.

Ирина родилась в Новосибирске. В отличие от семьи Абдуловых ее семья была не театральной, и вообще – не артистической. Оба родителя Ирины, кстати говоря – участники Великой Отечественной войны, были юристами. Ирина росла в творческой атмосфере Новосибирского академгородка, где играла в самодеятельном театре. Ее окружали интересные, талантливые люди.

Ирина с детства была красавицей. Но, не желая лишний раз возбуждать зависть подруг, Ирина старалась по возможности вести себя скромно, не выделяясь. «У меня даже комплекс тихони выработался, – рассказывает она. – А подруги все чаще стали говорить: "Ты у нас такая хорошая, вся из себя этакая скромница… Да разве ты пойдешь с тем парнем!.." Я помалкивала и знала про себя, что нужен мне один-единственный… И ждала, когда судьба подарит мне эту встречу».

Ирина Алферова поступила в ГИТИС с первой же попытки, сразу после окончания школы, но после первого курса ее чуть было не отчислили за профессиональную непригодность. Руководитель курса, народный артист СССР Владимир Дудин сказал, что Алферова очень красива и ей лучше поискать себя в какой-нибудь другой профессии. Причиной послужило то, что Ирина не всегда могла передать в этюдах те чувства, которых не испытывала. Такие, например, как любовь.

К счастью, Ирине удалось не только остаться в институте, но и успешно окончить его, показав себя талантливой и перспективной актрисой. Вспоминая свою учебу, Ирина Ивановна сожалеет о том, что в большинстве случаев театральная педагогика грешит излишней поспешностью и поверхностным отношением к делу. Преподавателям важно, чтобы у всех студентов все получалось одинаково и быстро, чего в искусстве, согласитесь, быть не может. И не должно.

Подобно Абдулову, Ирина пережила страстный роман с иностранцем, правда, в этом случае все обошлось без вызова на Лубянку, потому что иностранец был «свой», «советский» – болгарин. Да и познакомилась с ним Ирина не где-нибудь, а в болгарском посольстве. Красивой студентке ГИТИСа настойчиво оказывал знаки внимания сын болгарского посла в Советском Союзе, но Ирина предпочла его приятеля по имени Бойко Гюров. Он стал отцом Ксении, единственного ребенка Ирины Алферовой.

Этот роман не увенчался браком – довольно скоро Ирина и Бойко расстались.

Вскоре судьба свела Ирину с Александром.

Алферова рассказывала: «Я очень хорошо помню свой первый приход в театр. Шел спектакль "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты". Ни с кем в театре я еще не была знакома, но буквально с первого вздоха ощутила какое-то внутреннее покалывание и безумную влюбленность в спектакль и его атмосферу. А потом увидела на сцене главного героя, его огромную руку, скользящую по партнерше, и будто растворилась в этом образе… В энергии, исходящей от этой руки, было все: и страсть, и надежность, и что-то такое, что мне было нужно в этой жизни. Так что в своего будущего мужа я влюбилась в первую же секунду. Мне вообще нравятся мужчины, подобные Грею в "Алых парусах", способные удивлять, дарить мечту, предвосхищать желания. Как раз таким человеком был Саша Абдулов…»

Как вспоминал близкий друг Абдулова, актер Александр Долинский, тот довольно быстро обратил внимание на Ирину Алферову. Узнав, что Ирине негде жить с маленькой дочерью, Абдулов упросил Долинского пустить Алферову пожить в однокомнатной квартирке его матери. Долинский согласился. Абдулов часто навещал Ирину. Так прошло около года.

Той осенью 1977 года оба они – Ирина и Александр – гастролировали с театром в Ереване. Как-то раз во время прогулки по большому парку Александр сделал Ирине предложение. Она пошутила: «Пронесешь меня через весь парк на руках – отвечу!» Александр тут же подхватил Ирину на руки и понес. Он пронес ее через весь парк, не обращая внимания ни на взгляды, ни на реплики окружающих. Ирина в тот момент была на седьмом небе от счастья.

Вернувшись в Москву, молодые поженились. Свадьба была очень скромной – на ней присутствовали всего четыре человека – сами жених с невестой и два их свидетеля.

Все вокруг только и говорили о том, что они – самая красивая актерская пара. Самая красивая пара жила в общежитии и мечтала о собственной квартире. Их мечте помог осуществиться замечательный артист и очень отзывчивый человек Евгений Павлович Леонов, приложивший довольно много усилий для того, чтобы у Ирины и Александра появилось свое жилье.

Их актерская судьба складывалась по-разному. Александр много снимался, быстро стал одним из ведущих актеров «Ленкома», а вот Ирине с ролями не везло – красивую, талантливую, умную и наделенную яркой индивидуальностью актрису снимали мало, в спектакли вводили не часто, причем как в кино, так и в театре ей в основном доставались второстепенные роли. О причинах такой невезучести говорили разное, строили самые смелые предположения, но никто никогда не упрекнул Алферову в отсутствии таланта. Ходили слухи, обвиняющие Марка Захарова в предвзятом отношении к Ирине. Якобы Марк Анатольевич хотел видеть Абдулова своим зятем и оттого не давал Алферовой хороших ролей, но подобные домыслы скорее всего были рождены чьей-то богатой фантазией.

Впрочем, поначалу Алферовой везло на роли. После «Хождения по мукам» ее заметили в руководстве телевидения, и следующая большая роль в кино досталась Ирине буквально по распоряжению свыше. Это была роль Констанции Бонасье в музыкальном приключенческом сериале «Д'Артаньян и три мушкетера», снятым Георгием Юнгвальдом-Хилькевичем.

Сам режиссер хотел, чтобы Констанцию сыграла Евгения Симонова, но «сверху» ему назначили на эту роль Алферову.

«Перед Ирой Алферовой – госпожой Бонасье – я испытываю вину, – писал режиссер Юнгвальд-Хилькевич в своей книге "За кадром", – потому что не вложил в нее столько режиссерской любви и заботы, как, например, в Алису Фрейндлих или Лену Цыплакову Дело в том, что Ира была мне навязана. И это меня очень раздражало. Алферова нравилась руководству телевидения, потому что хорошо снялась в "Хождении по мукам". Я хотел утвердить Женю Симонову, но мне не дали. Ира не знала этого. У нас были нормальные отношения, и она осталась довольна своей ролью. Но ей было трудно на съемках. Были проблемы с музыкальностью. Ей было тяжело танцевать и петь одновременно. Она немного сутулая. Бонасье Жени Симоновой была бы более изыскано-хитрой, лукавой, ускользающей. А Ира Алферова – глубоко славянский тип. И французская легкость просто ей несвойственна. Я же не изменил своего замысла по прочтению этого образа и натаскивал Иру на то, что с легкостью могла бы сделать Симонова. Вот за это я чувствую перед Алферовой неловкость».

Понадобилось время, чтобы Георгий Юнгвальд-Хилькевич понял, что ему надо было не пытаться «втиснуть» актрису Алферову в рамки своей трактовки роли Констанции Бонасье, а напротив – строить образ героини, исходя от способностей актрисы, от ее дарования, от ее низкого голоса. Увы – во время съемок он считал иначе и, по собственному выражению, «подтаскивал» индивидуальность Иры под свою идею образа.

Поскольку режиссер счел голос Алферовой слишком грубым, в фильме Констанция заговорила голосом Анастасии Вертинской.

«Я чувствую себя виноватым перед Ириной Алферовой еще и потому, что подтянул роль к голосу, – продолжал Юнгвальд-Хилькевич. – Тот тембр Насти Вертинской, тот звук, такой высокий, звенящий, очень подходил к образу Бонасье. Только внешность осталась Алферовой. Атак делать нельзя. Режиссерская диктатура для кино опасна. Все надо делать исподволь. Чтобы артисты думали, что они все сами сыграли. Теперь я знаю о том, что после просмотра фильма огромное количество народу фанатически влюбилось в госпожу Бонасье, а значит, и в Алферову. Так что оказалось не важным то, какими средствами достигнуто создание образа. Главное, результат был тот, который и должен быть в кино. Художественный».

Алферова на съемках «Трех мушкетеров» чувствовала себя чуть ли не изгоем. Ее, как она сама выразилась, «изначально не любили» – не шили ей костюмов, не ставили должным образом свет, не проводили репетиций. Когда снималась та или иная сцена с ее участием, на площадке обычно не было никого из партнеров. Алферовой говорили нечто вроде: «Обращайтесь мысленно к вот этому стулу, на котором сидела Алиса Фрейндлих».

Трудно сказать, чего больше принесли Алферовой съемки в «Трех мушкетерах» – радости или огорчений. Наверное все-таки радости, ведь успех у фильма был ошеломляющий. Вся страна распевала вслед за героями: «Пора-пора-порадуемся на своем веку…» Разумеется, сразу же пошли слухи о романе между Ириной Алферовой и Михаилом Боярским, ведь если фильм нравится, то всегда хочется перенести хоть что-то из него в реальную жизнь.

Иногда Александру и Ирине удавалось сняться в какой-то картине вместе. Первым таким фильмом стала лирическая мелодрама «С любимыми не расставайтесь», снятая режиссером Павлом Арсеновым по пьесе Александра Володина. Александр и Ирина получили главные роли и играли двух влюбленных. Играли великолепно, тонко, слаженно. Ничего удивительного – ведь они и сами тогда любили друг друга.

«Думаю, любовь, – ее невозможно сформулировать и объяснить, – писал Александр Гаврилович. – Любовь – это то, что не понимается мозгами. Как только она становится разумной, расчетливой – это уже нечто другое. Любовь – сумасшествие, безумие и все что хотите. Со временем она перерастает в привычку, жизнь идет, и все. А вначале это неземное состояние, когда ты не ходишь, а летаешь, когда от прикосновения руки можешь сойти с ума, – совершенно неконтролируемый процесс. Причем у всех она проявляется по-разному, кто-то даже берет и прыгает с десятого этажа. Расчетливый человек разве может пойти и прыгнуть вниз головой? А я знаю, что способен на подобные безумства… У меня раза два в жизни было нечто невероятное, когда я творил такое, что боже мой! И вены резал, и с пятнадцатиметровой вышки прыгал. Попробуйте прыгнуть, я посмотрю на вас. Меня сейчас и самого туда не затащишь. Никогда в жизни – самоубийца, что ли? А тогда прыгал, чтобы показать, на что способен».

Любовь это и впрямь такое чувство, которое заставляет каждого человека показать, на что он способен. Если, конечно, это – настоящая любовь.

В то время было принято задавать вопросы любимым актерам через прессу. Вот несколько ответов Александра Абдулова на вопросы читателей журнала «Советский экран»:

«– Знаете ли вы в жизни таких людей, как Митя из фильма "С любимыми не расставайтесь"?

– Сценарий, написанный Александром Володиным, предполагал соединение в моем герое характерных черт сегодняшних молодых людей от девятнадцати до тридцати лет. В то же время он, мой герой, должен был стать очень конкретным, узнаваемым. В жизни таких, как Митя, много, и в то же время он, конечно же, не списан непосредственно с натуры, это придуманный персонаж.

– Трудно ли было сниматься вместе с женой – Ириной Алферовой?

– Трудно и одновременно чрезвычайно приятно. Трудно потому, что постоянно чувствовал двойную ответственность, переживал и радовался за двоих. Приятно, ибо на съемках фильма "С любимыми не расставайтесь" я с особой ясностью ощутил, какая Ирина тонкая, чрезвычайно талантливая актриса.

– Что вы больше всего цените в человеке?

– Доброту».

В фильме «Предчувствие любви» молодой изобретатель Сергей, которого играл Абдулов, мечтал найти любовь и нашел ее в образе обаятельной скромницы Леночки. Леночку сыграла Алферова. Романтический дуэт двух любящих супругов и в этой картине оказался на высоте.

Восьмидесятые годы прошлого века можно было бы назвать «десятилетием Александра Абдулова в советском кино». Именно на эти годы пришелся расцвет таланта актера, небывалый рост его славы. Абдулов стал чрезвычайно востребованным актером, нередко снимавшимся сразу в нескольких картинах.

«Крестным отцом» Абдулова в театре был Марк Захаров. Он же способствовал как становлению Абдулова-киноактера, так и вящему росту его славы. Любой фильм Захарова становился событием, воспринимался зрителями с восторгом. Захаров не умеет снимать неинтересные фильмы и ставить скучные спектакли – это общеизвестно. И в каждой картине Марка Анатольевича у Александра Абдулова была если не главная, то очень интересная, творчески потенциальная роль.

После «Обыкновенного чуда» был «Тот самый Мюнхаузен», история знаменитого враля, рассказанная Григорием Гориным шиворот-навыворот и оттого зазвучавшая с такой трагической искренностью, что зрители не знали, что им делать – плакать или смеяться.

В «Мюнхаузене» Абдулов играл Рамкопфа, любовника Якобины, официальной супруги барона Мюнгаузена. В Рамкопфе нет ничего от романтического героя. Обыкновенный смазливый хлыщ, подлый и мелочный. Абдулов прекрасно справился со столь «нехарактерной» для его основного амплуа ролью. Впрочем, талант актера был поистине многогранным. Незаурядное актерское дарование потому и называется незаурядным, что позволяет актеру всячески расширять свое амплуа и с одинаково неизменным успехом исполнять роли разного плана в спектаклях и картинах различных жанров, поставленных разными режиссерами.

В «послужном списке Александра Абдулова были комедии («Самая обаятельная и привлекательная», «За прекрасных дам», «Анекдоты»), детективы («Ищите женщину», «Десять негритят», «Женщина в белом»), приключенческие фильмы («Тайны мадам Вонг», «Золото»), исторические картины («Гардемарины, вперед!»). Проявил он себя и в глубоко драматических ролях в таких фильмах, как «Храни меня, мой талисман!» и «Леди Макбет Мценского уезда» Романа Балаяна, «Над темной водой» Дмитрия Месхиева, «Сошедшие с небес» Наталии Трощенко и «Факты минувшего дня» Владимира Басова. А кто не помнит образ обаятельного афериста, созданный Абдуловым в фильме «Гений»? Впрочем, «Гений» был снят в начале девяностых.