Текст книги "Главные пары нашей эпохи. Любовь на грани фола"

Утром, чуть рассвело, отворили дверцу. Закусить перед новой дорогой надо. Хватились, а сумки след простыл. Как ночью, без малейшего шума сумели унести? Может, зверь какой? Или левша – лесковский умелец – новый способ хищений изобрел?..

Остались мы без еды. Покатили в железнодорожную столовую на вокзал. Говорят, там круглый день открыто. Открыто-то открыто, но угощение – из рук вон. Картошка с синевой, компот с мухами, хлеб черствый, посуда немытая. Чувствую, смотрит на меня Щедрин испытующе. Закапризничает балерина, взбрыкнет, взнегодует, ножкой топнет. А я ем за обе щеки. Уплетаю. Аппетит у меня всю жизнь был зверский.

Отправились дальше. Прикупили на дороге арбузов с бахчи. Яблоками запаслись. Едем.

Теперь в степи заночевали. За Ростовом. Съехали с дороги к прудку засветло еще. Руки отмыли, фруктов наелись.

А что не съели – возле машины сложили, ветками прикрыли. Но это более от вчерашней пропажи, как-никак маленькая травма была… Зазря, конечно. Кому арбузы понадобятся? Кругом бахчи. Людей не видно.

Занавесками окна прикрыли. Заснули сладко.

На рассвете решаем по кусочку арбуза съесть. Первый завтрак. Ветки раздвигаем – пустота. Ни арбузов, ни яблок. Ну уж это слишком…

Третью ночь ночевали возле Архиповки в Джугбе. Прямо на пляже. В нескольких метрах море Черное плещет.

В этот раз жареными куропатками с новороссийского рынка рискнули. В багажник их не спрячешь – там канистры с бензином стоят, пропахнут куропатки (за всю дорогу лишь один раз в Белгороде нас и заправили – нигде бензина на дорогах не было).

Родион добрый час потратил на сооружение ловушки для грабителей, если покусятся и на наши куропатки. Смысл, помнится, был в том, что эмалированная кастрюля, в которой покоились куропатки, висела чуть над землей на толстом шнуре. Привод с колокольцем от кастрюли вел через ветровое стекло в кабину и был привязан на ночь к ноге Щедрина. Мы потешались и почли себя Эдисонами. Если посмеют – хотя на пляже ни души, – Родион тотчас проснется и пальнет в разбойников из стартового пистолета. Для острастки.

Спали слаще обычного от сознания полной защищенности нашего провианта.

Наступает утро. Мой первый вопрос:

– Висят? Целы? Завтрак будет?..

Щедрин проверяет натяжку шнура. Колоколец звонит.

Радуется:

– Цела кастрюля. Ощущает ее вес рука. Попируем…

Встаем. Сначала – купаться. Потом куропатки.

Мамочка родная! Вместо кастрюли камень на шнуре висит. И записка карандашом: «Спасибо»…

Матушка Россия!»

Конечно же, мелкие неприятности не могли омрачить счастья влюбленных. Романтическое путешествие, близость любимого человека, предвкушение еще большего счастья… В 1951 году, когда отмечалось 175-летие со дня основания Большого театра, Майя Плисецкая стала заслуженной артисткой РСФСР. В 1956 – народной артисткой РСФСР.

Можно вспомнить многих актеров, которые награждались почетными званиями не за свои достижения на сцене или съемочной площадке, а совсем за другое… Но Плисецкую наградили по заслугам, наградили, несмотря на довольно сложные отношения с властью. По словам Щедрина, Советская власть «отчаянно мучила» Плисецкую. Ее не брали на заграничные гастроли, несколько лет за ней следили сотрудники Комитета государственной безопасности. Щедрин рассказывал, как еще до женитьбы, на репетиции одного из концертов к нему подошел заведующий сектором музыки ЦК КПСС и спросил, действительно ли у Родиона роман с Майей Плисецкой. Щедрин ответил утвердительно и услышал: «Надеюсь, вы не собираетесь на ней жениться. Вы испортите себе репутацию. Подумайте об этом».

Любовь Родиона к Майе от этого только усилилась. Влюбленные стали встречаться каждый день.

«Вернувшись в Москву, второго октября 1958 года мы отправились в ЗАГС, – вспоминает Майя Михайловна. – Бракосочетаться. Сегодня признаюсь, что это была моя инициатива. Щедрину не хотелось брачных официальных уз. Но мне интуиция подсказывала – власти меньше терзать меня будут, если замужем. Об этом не раз намекали. А Фурцева (министр культуры СССР. – А. Ш.) впрямую говорила – выходите замуж, вам веры будет больше. Даже квартиру новую обещали…

Районный ЗАГС Москвы. Подслеповатое помещение без окон, канцелярский стол под сукном. Торопливая, суровая женщина сует нам формуляры для заявлений.

– Идите в коридор и заполните. Потом ко мне вернетесь.

Заполняем. Руки наши на анкеты привычные. И вопросы древние: отец, мать, год рождения, место работы… Других люди еще не придумали. Заполняем. Возвращаемся.

Дама на нас и не смотрит. В чтение наших бумаг погружена. Карандашиком по строчкам водит.

И вдруг… глаза подняла:

– Вы балерина Майя Плисецкая? Я никогда в Большом театре не была. А в Москве родилась. Как бы билеты на вас получить?..

Обещаю. Телефон дамы беру.

Дама разгорячилась. Вышла из-за стола. Руки нам жмет: – Чтобы вам на одной подушке состариться. Поздравляю!..

Шлепает в оба наши паспорта прямоугольные фиолетовые печати. Вписывает тушью “зарегистрирован брак с таким-то, такой-то… 2 октября 1958 года… город Москва”…

Теперь можно вдвоем в гостинице заночевать. Прогресс.

И еще брачное свидетельство получаем. На гербовой бумаге, с разводами. С советским гербом посередке.

Выходим на улицу. Слякотно. Ветрено. Мокрая московская осень. Мелкий-мелкий дождь моросит. Похлюпывая грязной жижицей, держим путь в ближайший гастроном. Надо водки, шампанского купить. Вечером несколько друзей зайдут. Это будет наш свадебный пир.

Нелюбезная старушенция в шерстяном платке – один нос да беззубый рот снаружи – сердито толкает меня в бок:

– Девушка, вы тут не стояли!..

Щедрин в благодушии назидательно отвечает:

– Это не девушка. Это моя жена».

В 1961 году в репертуар Майи Плисецкой добавился балет «Ромео и Джульетта» композитора Прокофьева в постановке Лавровского. Партия Джульетты имела для Плисецкой очень большое значение. Бытовало мнение, что роль Джульетты не «укладывается» в амплуа балерины, и оттого Майе непременно хотелось попробовать себя в ней. Большому таланту тесно в рамках стереотипов.

Майя Плисецкая очень любит скульптурное искусство. «Если архитектура – застывшая музыка, то скульптура – застывший танец, – утверждает она, – во всяком случае, застывшее движение. И я всегда могу представить, каким оно было до того мгновения, когда его «поймал» скульптор, и каким будет после». В 1971 году она исполнила роль Эгины в спектакле Ю.Н. Григоровича.

Одним из самых выдающихся достижений балерины стала партия Авроры в «Спящей красавице» Чайковского, поставленной Юрием Григоровичем, который тогда еще не был главным балетмейстером Большого театра. «Спящая красавица» – балет особый. Знатоки считают его чуть ли не идеальным образцом классического балета, участие в котором требует от артистов, тем более – от исполнительниц главной партии виртуозного мастерства и безукоризненного владения своим телом. У Майи Плисецкой было и то и другое.

Четыре своих балета Щедрин посвятил Майе Плисецкой: «Конька-Горбунка», «Анну Каренину», «Чайку» и «Даму с собачкой».

Именно Щедрин помогал Плисецкой добиться разрешения выезжать за рубеж. При помощи своих знакомых ему удалось сделать так, чтобы Плисецкая попала на прием к недавно назначенному председателю КГБ Шелепину. Тот посоветовал балерине написать письмо Генеральному секретарю Никите Хрущеву. Письмо помогло – вскоре весной 1959 года Плисецкая уехала на гастроли в США.

Это было поистине грандиозное, более чем двухмесячное турне по крупнейшим городам Соединенных Штатов. Плисецкая покорила американских зрителей точно так же, как до этого она покорила советских.

Любовь помогла Родиону Щедрину совершить невозможное – сделать «невыездного» человека «выездным» в то время было не только трудно, а невозможно. Щедрин подарил любимой женщине не просто возможность увидеть мир, он проложил ей дорогу к мировой славе, мировому признанию ее таланта.

Кстати – в современном здании «Метрополитен-опера» фойе украшает панно работы знаменитого художника Марка Шагала. Танцовщицы на этом панно не случайно напоминают Майю. Плисецкая немного позировала Шагалу для этого панно. Шагал посоветовал Плисецкой начинать покорение мировой сцены с Парижа. Неизвестно, как отнеслась Плисецкая к этому совету, но в Париже она выступала неоднократно. Впервые Майя побывала в Париже в 1961 году, когда ее пригласили в «Гранд-опера» исполнить главную партию в «Лебедином озере», поставленном известным советским хореографом Бурмейстером. После окончании первого спектакля занавес поднимался чуть ли не тридцать раз.

В шестидесятые годы Майя Плисецкая была примой, т. е. первой балериной Большого театра. Разумеется, недостатка в партиях у нее не было, наоборот – из-за большой занятости приходилось отказываться от участия в некоторых спектаклях. Другая балерина на месте Плисецкой остановилась бы на достигнутом, но у Майи вместе с ростом ее славы росло и чувство творческой неудовлетворенности.

Ей всегда хотелось чего-то нового, хотелось испытать себя на новом поприще, предстать перед зрителями в новом амплуа. Классический балет предоставляет актерам безграничную возможность самовыражения, но тем не менее классические рамки в определенный момент стали тесными для таланта балерины.

Майя давно мечтала исполнить партию Кармен, разумеется, поставленную специально для нее. В конце 1966 года она побывала на спектаклях Национального балета Кубы, приезжавшего на гастроли в Советский Союз, и подумала о том, как хорошо было бы пригласить на постановку балета «Кармен» кубинского хореографа Альберто Алонсо.

Мечта сбылась в рекордные сроки – уже 20 апреля 1967 года на сцене Большого театра состоялась премьера «Кармен-сюиты». Как всегда – помог муж. Всего за двадцать дней Щедрин сделал транскрипцию оперы Бизе. Те, кто разбирается в предмете, оценят сделанное Щедриным самостоятельно, остальных же прошу поверить в то, что Щедрин уложился в совершенно нереальный срок. Вдобавок композитор использовал не симфонический оркестр, а струнные и сорок семь ударных инструментов, достигнув тем самым новой, современной звуковой окраски.

А чего стоили декорации! Их создал знаменитый театральный художник, двоюродный брат Плисецкой, Борис Мессерер. Его работа органично сочеталась с раскрывавшимся перед зрителями действием, помогая донести до зала главную идею спектакля – «Вся жизнь Кармен – коррида!».

Вопреки ожиданиям, советские зрители, слегка шокированные новизной балета, поначалу восприняли его с недоумением. Одним из немногих, кому сразу же и безоговорочно понравился новый спектакль, был композитор Дмитрий Шостакович, не поленившийся донести свое мнение до Министерства культуры, возглавляемого амбициозной, недалекой и совершенно чуждой культуре Екатериной Фурцевой.

Фурцева приняла «Кармен» в штыки. Грозную «хозяйку советской культуры» прежде всего возмутила эротичность «Кармен-сюиты», ее слишком непривычная трактовка. «Вы – предательница классического балета!» – обвинила Плисецкую Фурцева.

В поэме «Портрет Плисецкой», опубликованной в 1976 году, Андрей Вознесенский написал:

 
Впервые в балерине прорвалось нечто —
не салонно-жеманное, а бабье, нутряной
вопль.
В «Кармен» она впервые ступила
на полную ступню.
Не на цыпочках пуантов, а сильно,
плотски, человечьи.
 
 
«Полон стакан. Пуст стакан.
Гомон гитарный, луна и грязь.
Вправо и влево качнулся стан…
Князем – цыган. Цыганом – князь!»
 
 
Ей не хватает огня в этом половинчатом мире.
 
 
«Жить приучил в самом огне,
Сам бросил в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – я сделала?»
 
 
Так любит она.
В ней нет полумер, шепотка, компромиссов.
 

«Кармен» не разрешили показать на выставке «Экспо-67» в Канаде, в культурную программу которой входили гастроли балетной труппы Большого театра, но и не запретили совсем. Постепенно зрители прониклись любовью к спектаклю, власти перестали возмущаться, и Плисецкая смогла даже включить «Кармен» в свою гастрольную программу. Больше всего ее порадовал теплый прием спектакля испанским зрителем. «Когда испанцы мне крикнули „Оле!“, я поняла, что победила», – призналась она.

Балет «Кармен» был экранизирован дважды – в кино (кинофильм «Балерина») и на телевидении.

Будучи большим знатоком и ценителем литературы, Майя Плисецкая считает, что практически любое литературное произведение поддается переводу на язык хореографии. Дело в мастерстве, а не в сюжете. Великая литература явилась тем источником, из которого супруги черпали свой репертуар.

В 1971 году, уже после написания музыки к кинофильму «Анна Каренина», в котором Майя Плисецкая дебютировала в качестве драматической актрисы, сыграв роль княгини Бетси Тверской, Родион Щедрин написал по роману Льва Толстого балет. Премьера состоялась 10 июня 1972 года на сцене Большого театра. Майя Михайловна не только исполнила партию Анны, но и впервые выступила в качестве хореографа.

Примечательно, что имя Пьера Кардена, создавшего костюмы для Анны, в афише спектакля по политическим соображениям указать не разрешили. Да и сам спектакль, подобно «Кармен», сочли чрезмерно эротичным и чуть было не запретили.

Столь же неоднозначно была воспринята щедринская «Чайка», премьера которой состоялась на сцене Большого театра 27 мая 1980 года. Плисецкая исполнила партию главной героини Нины Заречной, а также создала и явила зрителям символический образ чайки. Чехова на балетной сцене еще не ставили.

Знатокам спектакль понравился. Театральный критик Наталья Крымова писала после премьеры: «Роль Майи Плисецкой в этом спектакле на удивление разнообразно согласуется с мыслями пьесы, важными автору. Плисецкая-балетмейстер явно исповедует треплевское – "новые формы нужны", ломает традиционные балетные каноны, заменяет их сложной пластической пантомимой. Плисецкая-балерина в роли Нины Заречной выражает танцем только то, что свободно льется из души.

В 1985 году «Чайка» с участием Плисецкой была поставлена в шведском городе Гетеборге. После премьеры «Чайки» один из журналистов спросил у Плисецкой и Щедрина, не задумывались ли они о постановке балета по рассказу Чехова «Дама с собачкой». Идея понравилась. Вернувшись в Москву, Щедрин сел писать музыку, а Плисецкая начала сочинять хореографический текст. Очень скоро, 20 ноября 1985 года, в день рождения Майи Михайловны состоялась премьера «Дамы с собачкой». Плисецкая встретила свое шестидесятилетие, впервые исполняя партию Анны Сергеевны, дамы с собачкой, и от этого ее триумф оказался еще более впечатляющим. В этот раз имя создателя костюмов Пьера Кардена в афишах указали.

По признанию самой Майи Михайловны, она никогда не чувствовала в себе подлинного балетмейстерского призвания, балеты свои ставила больше от безысходности, нежели по зову души. В те времена было очень сложно пригласить на постановку в Большой театр иностранных хореографов, особенно – из капиталистических стран. Однако и в столь сложной ситуации Плисецкая находила выход из положения. Так, например, осенью 1972 года французскому хореографу Ролану Пети дал разрешение на постановку балета с участием Плисецкой сам Леонид Брежнев, которого попросил об этом французский писатель Луи Арагон. Женой Арагона была Эльза Триоле, родная сестра Лили Брик, с которой Плисецкая, как мы уже знаем, была хорошо знакома. Действительно, без связей в Советском Союзе и шагу ступить было нельзя.

Начиная с конца восьмидесятых, Плисецкая работала в основном в Испании, поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1990 году супруги переехали туда. В Испании Плисецкая организовала и возглавила труппу «Имперский Русский балет».

В настоящее время семья живет на два дома – то в Испании, где работает Майя Михайловна, то в Германии, в Мюнхене, где работает Родион Константинович, занимающийся музыкальным издательством. Кроме того, Щедрин и Плисецкая нередко отдыхают от дел в Литве, где недалеко от Тракайского замка у них есть дом.

В ноябре 2010 года Майя Плисецкая отметила свое восьмидесятипятилетие. Надо сказать, что Майя Михайловна никогда не скрывала свой возраст. Даже больше – она всегда гордилась тем, насколько ее без преувеличения прекрасная физическая форма не соответствует количеству прожитых лет.

Пьер Карден сказал о ней: «Плисецкая так талантлива и неизменно красива! Всегда победительница, в том числе и в борьбе со временем. Годы отступают перед ее жизнелюбием, энергией, смелостью и неутомимой жаждой творчества!»

Майя Плисецкая – единственная балерина, которой посвятили свои творения все крупнейшие хореографы XX века – Якобсон, Ролан Пети, Бежар и Григорович. Главное достоинство Майи Михайловны заключается в том, что она никогда никому не подражала и ни перед кем не склонялась.

Народный артист РФ, глава фонда «Русские сезоны XXI века» Андрис Лиепа, который, по его собственным словам, всю жизнь «поклоняется Божеству – Майе Плисецкой», отозвался о Плисецкой и Щедрине так: «Они полны энтузиазма, интереса к жизни, и это не может не вызывать восхищение».

И не только восхищение, но и уважение.

Андрей Миронов и Екатерина Градова
Расставанье не для нас…

Андрей Миронов

• родился в знаменитой актерской семье Александра Менакера и Марии Мироновой

• посещал школьную театральную студию, где первой его ролью стала роль Хлестакова в «Ревизоре»

• окончил Театральное училище имени Щукина

• первый фильм «А если это любовь?»

• дебютировал на сцене театра Сатиры в роли Гарика в спектакле «24 часа в сутки»

• «Мне интересен театр как форма лицедейства, как праздник»

• на съемках фильма Генриха Оганисяна «Три плюс два» он влюбился в свою партнершу, красавицу актрису Наталью Фатееву

• дебютировал в качестве театрального режиссера спектаклем «Маленькие комедии большого дома»

• записал грампластинку «Поет Андрей Миронов»

• «Актеру не на пользу гладкая, спокойная биография… В актере важны две вещи – мастерство и личность»

Екатерина Градова

• родилась в семье архитектора и актрисы

• окончила Школу-студию МХАТ

• одну из первых заметных ролей в кино сыграла в мелодраме «Осенние свадьбы»

• получила роль в звездном спектакле «Таланты и поклонники» в театре имени Маяковского

• сыграла роль радистки Кэт в знаменитом телефильме, Семнадцать мгновений весны»

• создала благотворительный фонд

• окончила курс в Свято-Тихоновском богословском институте

• придумала предмет – «Живое слово»: изучение словесности, основанное на Евангелии и Библии, на русской классике

• ведет занятия в детском киноклубе

• занимается историей искусств, краеведением

Андрей Миронов родился в знаменитой актерской семье Александра Менакера и Марии Мироновой 8 марта 1941 года. Дело было в Москве. Вообще-то Андрей родился 7 марта, но матери захотелось изменить дату, чтобы сын считался подарком к Международному женскому дню.

Он чуть было не родился в театре, прямо на сцене, ведь до последнего дня своей беременности Мария Миронова выходила на сцену. Схватки начались у нее во время представления, хорошо, что ее успели доставить в родильный дом.

Детство Андрея пришлось на годы войны с их тяготами и лишениями. В октябре 1941 года его родители вместе с Театром миниатюр эвакуировались в Ташкент. В дороге маленький Андрюша простудился и тяжело болел. «Добирались мы до Ташкента недели полторы, – вспоминала Мария Миронова. – А когда доехали, ему стало совсем плохо. Подозревали тропическую дизентерию. У поселившихся напротив нас Абдуловых от нее умер сын. Две недели мы с няней носили его попеременно на руках, а жили мы в комнатке с земляным полом. Это были бессонные ночи, когда я слушала, дышит он или нет, и мне казалось, что уже не дышит. Он лежал на полу, на газетах, не мог уже даже плакать. У него не закрывались глазки. Я жила тем, что продавала с себя все… Врач сказал, что спасти сына может только сульфидин. Я заметалась в поисках лекарства по Ташкенту, но безуспешно». К счастью, лекарство все же удалось найти, и Андрей стал поправляться.

В 1948 году Андрей Менакер начал учиться в первом классе мужской школы на Пушкинской улице (тогда еще мальчики и девочки учились в разных школах). Спустя два года в разгар печально знаменитого «дела врачей», давшей старт разнузданной антисемитской кампании, родители сочли нужным сменить фамилию ребенка, и Андрей Менакер превратился в Андрея Миронова.

Театр Андрей любил с детства. Посещал школьную театральную студию, где первой его ролью стала роль Хлестакова в «Ревизоре», а начиная с девятого класса перешел в театральную студию при Центральном детском театре.

По окончании Театрального училища имени Щукина в 1962 году Андрей попытался попасть в труппу театра имени Вахтангова. На просмотре он произвел прекрасное впечатление на художественный совет во главе с главным режиссером театра Рубеном Симоновым, но в свою труппу вахтанговцы его так и не приняли. Зато Андреем заинтересовался режиссер Театра Сатиры Валентин Плучек. Он пригласил Миронова в свой театр. В июне 1962 года Андрей Миронов дебютировал на сцене Театра Сатиры в роли Гарика в спектакле «24 часа в сутки».

В том же году к Андрею пришла первая большая любовь. На съемках фильма Генриха Оганисяна «Три плюс два» он влюбился в свою партнершу, красавицу актрису Наталью Фатееву. «Первая любовь случилась с ним, как ни удивительно, уже достаточно поздно, в зрелом возрасте, – вспоминала мать Андрея. – Наташа Фатеева… Когда они расстались, он страдал.

Эпистолярный жанр почти исчез в наши дни – и Андрей тоже в основном звонил мне. Но иногда и писал. Почти все его письма относятся к периоду любви и расставания с Наташей. Он писал о своих чувствах к ней. И как писал… Я до сих пор отношусь к этой женщине с огромной нежностью…»

С Натальей Фатеевой Андрей впоследствии лишь здоровался при встрече, но вообще-то он предпочитал не рвать до конца отношения с любимыми женщинами.

В фильме «Соломенная шляпка» Миронов пел:

 
Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки,
И буду счастлив я вполне.
Но вы, но вы, мои вчерашние подружки,
Напрасно плачете по мне.
Не плачьте, сердце раня, смахните слезы с глаз,
Я говорю вам «до свиданья»,
Я говорю вам «до свиданья»,
Расставанье не для нас…
 

…В 1971 году пятилетний роман двух актеров Театра Сатиры Андрея Миронова и Татьяны Егоровой претерпевал очередной кризис. Казалось, что былым отношениям уже не восстановиться никогда…

Роман Андрея и Татьяны начался в июле 1966 года, когда Театр Сатиры отправился на гастроли в Ригу. 5 июля театр давал пьесу «Над пропастью во ржи» в рижском Театре оперы. Миронов играл главную роль – Холдена Колфилда, а его возлюбленную Салли Хейс играла некая молодая актриса, которая внезапно заболела, и буквально за пару часов до спектакля режиссеру пришлось срочно, «галопом», вводить в спектакль новую актрису. Выбор пал на Татьяну Егорову, совсем недавно пришедшую в театр после окончания Театрального училища имени Щукина.

Татьяне недавно исполнилось 22 года, но в отличие от Миронова, бывшего на три года старше, у нее уже был опыт семейной жизни, пусть и недолгий. Еще в 18 лет Татьяна скоропалительно вышла замуж за своего однокурсника, с которым прожила два года. Она намеревалась вскоре вступить в новый брак, но знакомство с Мироновым этому помешало.

Татьяна быстро выучила текст роли и сыграла ее хорошо. С этого дня, точнее – с этого вечера начался ее роман с Андреем. Несмотря на взаимное чувство, отношения были непростыми – влюбленные то разбегались, то сходились вновь. Их счастью главным образом мешали две причины – большая любвеобильность Андрея, бывшего, без преувеличения, одним из самых видных столичных кавалеров того времени, и неприязнь, которую испытывала к Татьяне ее потенциальная свекровь Мария Миронова.

Однажды дошло до ситуации поистине анекдотической – приревновав Андрея к юной балерине Большого театра Ксении Рябинкиной, Татьяна вышла замуж за сводного брата Андрея Кирилла Ласкари, который был в нее влюблен. Кирилл жил в Ленинграде. Наутро после свадьбы Татьяна уехала в Москву, чтобы уволиться из театра и организовать свой переезд к мужу, но больше в Ленинград не вернулась – помирилась с Андреем.

Помирилась, но в сердце Андрея пустила корни ревность. Как вспоминала сама Татьяна: «Он стал ночами врываться в мою квартиру, а я, без сил, запиралась изнутри, и соседи говорили, что меня нет дома. Тогда он объезжал все московские дома, разыскивая меня, потом возвращался на Арбат, вырывал дверь с корнем, хватал меня, спящую, с кровати – я летела, как перо, в угол, а он начинал под кроватью, в шкафах искать соперника. Потом срывал все картины со стен, бил об колено, и они с треском разлетались пополам. Потом это безумие превращалось в нежнейшую нежность».

Татьяна долго верила в то, что они с Андреем вот-вот поженятся, но годы шли, а ничего не менялось. Наконец Егорова устала ждать и начала встречаться с другим мужчиной. Миронов потребовал объяснений, но в результате вместе с объяснениями получил от Татьяны обратно ключи от двух своих квартир, где они встречались. Разговор происходил в театральном буфете.

Услышав от Татьяны, что между ними все кончено, Миронов устроил громкий скандал, но – безрезультатно.

Вскоре внимание Миронова привлекла Екатерина Градова, молодая актриса, вот уже два года служившая в Театре имени Маяковского. Мать Екатерины была актрисой Центрального театра транспорта (ныне – Театр имени Гоголя), а отец – известным архитектором, профессором, членом-корреспондентом Академии архитектуры.

Актерская судьба Градовой складывалась весьма удачно. Она практически сразу же по приходе в театр получила роль в звездном спектакле «Таланты и поклонники», но тем не менее в 1971 году Екатерина решила сменить место работы. Помимо работы в театре она в то время снималась в своей самой известной кинокартине «Семнадцать мгновений весны» в роли радистки Кэт.

Выбор пал на Театр Сатиры. «Сама не знаю почему, но в тот день я надела черную юбку и черный свитер – все черное, строгое, – вспоминала актриса. – И вот только я вошла в театр, как столкнулась с Андреем. И он сказал:

– Ну, наконец-то, долго мы вас ждали (еще по окончании училища Екатерина Градова была приглашена Плучеком в Театр Сатиры, но тогда выбрала театр им. Маяковского. – А. Ш.). Вы по поводу перехода?

Говорю:

– Да.

– Ну, давайте, я вам помогу.

Я так удивилась, но думаю: если меня возьмут – то да, если нет – то нет.

Но тем не менее он зашел передо мной к Валентину Николаевичу (В.Н. Плучек – главный режиссер Театра Сатиры. – А. Ш.), поговорил с ним, вышел и сказал:

– Идите, но потом не убегайте, найдите меня.

Я вошла к Плучеку он меня братски благословил – поцеловал в лоб и сказал, что берет меня, все прощает (это о Театре имени Маяковского, куда я пошла после училища) и надеется на то, что я буду художником, на которого можно положиться и опереться, а не пойду путем любовных интриг и легкомысленности. А то, мол, у нас есть такие роскошные молодые люди, как Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Андрей Миронов.

– Поэтому, девочка моя, – сказал он, – будь осторожна, держись от них подальше.

Я вышла из кабинета, Андрея нигде не увидела и подумала: "Зачем мне его искать, это некрасиво, да еще и после таких напутствий!" – и ушла домой.

Плучек зачислил меня в театр и разрешил продолжать съемки».

В тот день Екатерина так и не подошла к Андрею…

Миронов встречу запомнил и через месяц позвонил Екатерине домой, пригласив ее на встречу для обсуждения «очень важного дела». Заинтригованная Градова согласилась. Вначале Миронов отчитал ее за то, что она не подошла к нему в день их первой встречи, а затем покатал ее на своей «Волге». Было весело и приятно – Андрей умел развлекать женщин. На прощание Андрей и Екатерина договорились встретиться на следующей неделе.

Во время третьей встречи Миронов совершенно неожиданно для Градовой сделал ей официальное предложение руки и сердца. Предложение было сразу же принято, несмотря на столь непродолжительное знакомство!

Можно понять Андрея – не исключено, что он торопился со свадьбой, желая досадить неверной Татьяне Егоровой, хотя и сам он образцом верности никогда не был. Но что двигало Градовой?

Ответ может быть только один – Любовь! Екатерина полюбила Андрея и только потому приняла его предложение. Ничего другого предположить просто невозможно.

Свадьбу назначили на 30 ноября 1971 года.

Вспоминала Екатерина Градова: «Всю ту неделю, пока Андрей за мной ухаживал, он с родителями отдыхал на Красной Пахре, на даче, и по утрам приезжал в Москву, предварительно обламывая всю сирень и набивая банки клубникой. И все это он привозил на съемки в павильон (туда, где проходили съемки фильма «Семнадцать мгновений весны». – А. Ш.) и во время перерывов кормил меня клубникой и засыпал сиренью…

А для родителей его поведение в эту неделю было загадкой. Он чуть свет вставал, пел, брился, раскидывал рубашки, галстуки, без конца переодевался.

И вот когда Мария Владимировна приехала в Москву – они жили тогда еще на Петровке, в Рахмановском переулке, – Андрей привел меня к ней домой. В тот день мы подали заявление, 29 июня, и пришли к его ничего не подозревающей маме.

Мария Владимировна сидела в своей комнате, держала ноги в тазу, и возле нее хлопотала их семейная очень милая педикюрша. Мария Владимировна не могла в тот момент встать, выйти и встретить меня. Андрей – краснея, а я – бледнея, зашли. Я держала гигантский букет роз. Мария Владимировна сказала:

– Здравствуйте, барышня, проходите. – Спросила: – По какому поводу такое количество роз среди бела дня?

Андрей быстро схватил меня с этими розами, запихнул в соседнюю комнату со словами:

– Я тебя умоляю, ты только не нервничай, не обращай ни на что внимания, все очень хорошо.

И остался наедине с мамой. Перед тем как мы подали заявление, он не поставил ее в известность. Я только услышала какой-то тихий ее вопрос, какой-то шепот. Потом вдруг она сказала:

– ЧТО?!! – и гробовая тишина. У меня все тряслось от страха. Он еще что-то объяснял. И она пригласила меня войти. Говорит:

– Андрей, посади свою невесту, пусть она засунет ноги в таз.

Я села, ни слова не говоря, мне принесли чистую воду. Я ничего не соображала, и педикюрша Зиночка сделала мне педикюр. Если бы мне в тот момент отрезали не ногти, а целый кусок ноги, мне кажется, я бы не почувствовала. Я была теперь прикована к этому злополучному тазу, все плыло перед глазами, а Мария Владимировна мимо меня ходила и сверлила взглядом. А я и не знала, какое мне делать лицо. Я чувствовала себя завоевателем, каким-то похитителем, вором, и мне давали понять, что так и есть на самом деле.

Потом мы быстро убежали».

Не исключено, что на Марию Владимировну оказало впечатление происхождение Екатерины. Как-никак – дочь академика, не голь перекатная.