Текст книги "На килограмм души (сборник)"

Виктор Михайлович Камнев еще некоторое время смотрел на визави так, словно видел его впервые в жизни. Затем, не говоря ни слова, решительно двинулся прочь, выражая свою неприязнь нервными движениями плеч.

* * *

Все предосторожности были приняты. Все, что могли прийти в голову человеку, и кое-какие еще, на всякий случай. Не будем их описывать, дабы не превращать описание событий в скучную техническую документацию.

Финальная сцена выглядела так. Подземный бункер с толстыми стальными стенами, освещенный газовыми лампами – никакого электричества. Никаких роботов, так как для их работы необходима энергия, которой мог бы воспользоваться таинственный агрегат, созданный по инструкции неведомых нам существ. Последний этап сборки осуществлялся вручную четверкой добровольцев, стоящих сейчас в нескольких шагах от странного пластикового шара, в который только что была вставлена последняя деталь.

Одним из этих людей был Юрий Владимирович, который в описании своей роли в проекте проявил присущую ему скромность.

Шар оставался неподвижен. Шар бездействовал. Впрочем, каких действий от него можно было ожидать оставалось совершенно непонятным. Лучшие ученые не смогли сказать ничего определенного относительно его «начинки».

И тут шар заговорил. По-русски. Глубоким сочным баритоном без всякого акцента.

– Здравствуйте. Прошу вас, не пугайтесь.

Можно быть абсолютно уверенным, что четверка людей в бункере была не из пугливых. Но они таки испугались, вопреки просьбе загадочного устройства. Как и положено старшему в этой команде, Юрий Владимирович пришел в себя первым.

– Откуда вы знаете русский? – задал он логичный вопрос. – Кто вы? – задал он вопрос не только логичный, но и наиболее важный.

– Отвечаю последовательно, – донеслось из шара. – Ответ первый. Вынужден признать, что мне все-таки удалось взломать вашу систему защиты и проникнуть в компьютерную сеть. Извините, но поверьте, у меня нет никаких агрессивных намерений. Ответ второй. Предупреждаю, он будет для вас неожиданным. Позвольте представиться, я – житель планеты, пославшей вам сигнал. Вы можете называть меня первианином, – шар негромко и очень деликатно засмеялся. – Перемещения физических объектов меж звезд связаны с практически непреодолимыми трудностями, поэтому наша раса выбрала такой способ путешествовать.

На какое-то время в бункере повисла гробовая тишина. Дар речи к людям еще не вернулся.

– Я рад приветствовать вас, братья по разуму! – голос первианина был бодр и весел. – Скажите, если я начну двигаться, вы не будете стрелять? Поверьте, я отнюдь не пуленепробиваем.

Просто жить

– Скажи, ты правда рад? – Ирке скучно. Ирке хочется поговорить.

– Правда, – а мне неохота отрываться от телевизора.

– Честно-честно?

– О, боже! – я запрокидываю голову и изображаю на лице страдания великомученика. – Неужели тебе за четыре дня не надоело задавать один и тот же вопрос?

– Не-а, – Иркин голос игрив и слегка капризен.

– Тогда, может быть, – я вопросительно смотрю на нее, – ты хочешь услышать какой-нибудь другой ответ?

Плюшевый заяц покидает свое насиженное место на спинке дивана и с приличной скоростью летит мне в голову. Я реагирую небрежным блоком, выдающим немалую практику. Любимая моя супруга подтягивает колени к груди и снимает шлепанец.

Мне ничего не остается, кроме как быстро вскинуть руки вверх, признавая полную и безоговорочную капитуляцию.

– Стоп! Сдаюсь. Я действительно очень рад. Я просто безумно счастлив, честно. Как же может быть иначе? А у вас, Ирина Михайловна, начисто отсутствует чувство юмора.

– Ха! – Ирка, подумав, снимает второй тапок и сворачивается на диване калачиком. – Ты представить не можешь, какое чувство юмора нужно было иметь, чтобы выйти за тебя замуж.

– Ты была бы жестоко наказана за свои слова, женщина, но, – я тяжело вздыхаю, – у меня не поднимется рука на мать моего будущего ребенка.

– То-то!

Супруга с блаженной улыбкой на устах вытягивается во весь рост. При этом, не то случайно, не то благодаря выверенным и отработанным движениям, пола халата откидывается, обнажая бедро. Картина эта, при всей ее простоте, настолько эротична, что способна довести до кипения кровь любого настоящего мужчины.

Так как я отношусь именно к этой категории людей, остатки интереса к событиям на экране телевизора моментально испаряются. Ничего более привлекательного там все равно не покажут.

С грацией атлета, вовсе не отягощенного десятком лишних килограммов, я одним плавным движением перемещаюсь с кресла на диван.

Ирка улыбается еще шире, мой пульс понемногу начинает учащаться, как вдруг все меняется. Ее улыбка тускнеет, становится неуверенной, а лицо приобретает беспокойное выражение.

– Подожди! – жена кладет свою руку поверх моей, уже лежащей на ее колене.

– Что случилось?

– Подумалось вот о чем… Я ведь скоро растолстею. У меня будет огромный живот, нездоровый цвет лица и тусклые волосы…

– Ужас! – я кривлю губы в гримасе отвращения.

– Что-о?! – Ирина приподнимается на локте.

– Ну, не расстраивайся так, родная, – я успокаивающе поглаживаю ее по бедру. – Пару-тройку месяцев я готов потерпеть.

Ирка какое-то время беззвучно ловит ртом воздух. Наконец к ней возвращается дар речи.

– Хам! Какой же ты хам, Горелов! Настоящий мужчина должен сказать женщине, что беременность ей к лицу, живот выглядит чудесно и она ни капельки не поправилась.

– Любимая! – я подвигаюсь поближе к изголовью и проникновенно заглядываю ей в глаза. – Беременность тебе к лицу, а живот выглядит просто восхитительно… как и все остальное. Да, и еще ты совершенно не поправилась!

Само собой, наговорив такую кучу комплиментов, я собираюсь немедленно получить дивиденды по счету и склоняюсь к устам любимой женщины с абсолютно недвусмысленной целью.

Увы! Женский смех – это, конечно же, прекрасно. Но почему они всегда находят для веселья такое неподходящее время? Ирка прыскает прямо мне в лицо, поворачивается набок и начинает тихо смеяться.

Я молча смотрю на ее подрагивающие плечи. Мне ничего не остается, только ждать. Терпеливо. Сейчас любые мои слова или действия могут лишь продлить этот приступ смеха.

Выбранная мной тактика оказалось верной – не проходит и пяти минут, как Ирина снова поворачивается на спину, вытирает навернувшиеся слезинки и обнимает меня рукой за шею.

– Слава… – вполголоса говорит она.

– Да? – отвечаю я не громче.

– А ведь у меня не только фигура, у меня и характер испортится. Стану ж-жуткой стервой. Капризной и вредной.

– То есть, еще хуже, чем сейчас? – я делаю круглые испуганные глаза.

Ирка награждает меня легким подзатыльником и качает головой.

– Нет, Горелов, ты не хам.

– Рад, что ты раскаялась в своем заблуждении.

– Ты просто монстр! Бессердечный.

– Это я! – гордо киваю головой.

– Люблю монстров… – Ирка запускает руку мне под рубашку.

Напрашивающийся вопрос о множественном числе в этой фразе я оставляю на потом. Все разговоры на потом.

Пять острых как бритва (точит она их, что ли?) когтей впиваются мне в грудь. Привычка у моей благоверной такая. Боль, между прочим, очень даже нешуточная. Но я почему-то никогда об этом не говорю.

Спустя вечность, как любят выражаться поэты и авторы дешевых любовных романов, мы лежали на диване под тонким покрывалом и болтали.

Все разговоры крутились вокруг той самой темы, что стала главной в последние дни. Я выразил надежду, что супруга приложит все усилия для обеспечения родов именно мальчика, так как я все от меня зависящее уже сделал.

Ирка заявила, чтобы я выбросил из головы эти глупые мысли, потому что у нас будет девочка. Она это знает точно, она даже сон уже соответствующий видела. Это супруга преподнесла в виде решающего аргумента.

Я сказал, что во сне она может рожать хоть пять девчонок подряд, а наяву должен быть сын.

– Неужели ты хочешь, чтобы все друзья называли меня бракоделом? – воззвал я к ее разуму.

– У тебя и так все друзья – бракоделы, – резонно возразила жена.

Действительно, куда ни кинь – у всех дочки… Противопоставить что-либо этому доводу было трудно, но я все же попытался.

– Ну так должен же я чем-то отличаться от всех?

– Ты и так отличаешься, – Ирина потрепала меня по плечу.

– Что-то мне не нравится в твоих словах… – я наморщил лоб и почесал в затылке.

Ирина ненадолго задумалась, потом вздохнула и покачала головой.

– Нет.

– Что «нет»? – удивился я.

– Сил смеяться больше нет. Не буду.

– Это хорошо, – нараспев произнес я и запустил руку под покрывало.

– Перестань! – взвизгнула Ирка, – У меня сил нет вообще, понял?

– Ага, – я подкладываю руку под голову и смотрю в потолок.

Наша беседа приобретает ленивый и неспешный характер. Мы придумываем ребенку имя, заключив временное перемирие и рассматривая варианты и для сына, и для дочки. К единому мнению не приходим и оставляем пока этот вопрос.

Ирка говорит, что дети рожденные весной – самые счастливые. Не знаю, откуда она это взяла, но я с удовольствием с ней соглашаюсь.

Обыденная картина, не правда ли? Банальная…

Только нашему ребенку не суждено родиться.

Мы даже не успеем узнать, какого пола он мог бы быть.

Нам не удастся встретить ни следующую весну, ни близкую уже осень.

И мы оба об этом знаем.

* * *

Для многих молодых людей в наше время медовый месяц представляется пустым звуком. Четко заданный ритм – свадьба, похмелье, еще похмелье… и вот уже пора на работу. Какой уж тут медовый месяц.

А у нас он бывает через год. Можно было бы чаще, да имеет место некий ограничитель в виде семейного бюджета. Да и отпуск не всегда удается взять вместе. Конечно же, это шутка, мы вовсе не штампуем разводы и свадьбы с регулярностью автомата. Просто раз в два года мы вместе отправляемся в какое-нибудь путешествие, наслаждаться экзотическим окружением и обществом друг друга. Почему не назвать это медовым месяцем?

Несмотря на то, что должность главы семьи принадлежит мне и никем не оспаривается, вопрос о выборе места очередной поездки я отдал на откуп жене. Предугадать, куда нам предстоит отправиться в очередной раз не сможет ни одна вычислительная машина.

Дать толчок ходу ее мысли могут слова подруги, телевизионная реклама или услышанная где-то песня. Причем по извилистой дорожке ассоциативного ряда моей супруги я пройти ни за что не смогу. Даже пытаться не буду.

Но в тот последний раз все было проще. Непонятно как Ирке в руки попала брошюра с затейливым названием «Шамбала – место, где воля Бога известна».

И мы отправились в Тибет. На поиски этой самой Шамбалы. Черт побери, разумеется у нас и в мыслях не было на самом деле найти ее! Страшно далеки мы от всего этого оккультизма, просто Ирине книжка показалась забавной.

Поиски Шамбалы нам представлялись приятной приправой к интересному путешествию, не более. Шутка, игра, развлечение…

Ирка взахлеб читала мне выдержки из книги, я же слушал с улыбкой, вполуха, путаясь во всех этих Ашрамах и Потоках.

Отпуск наш удавался на славу. Мы наслаждались видом самых величественных в мире гор, ели экзотические блюда (адаптированные для европейского желудка) и дышали чистейшим воздухом.

Мы с упоением отдавались поискам. С помощью разговорника весело задавали местным жителям вопросы, которые они, вероятней всего, не понимали и радостно выслушивали ответы, которые звучали для нас полнейшей тарабарщиной.

Мы толком не знали, что же все-таки ищем – каменный дворец или бамбуковую хижину.

И мы нашли Шамбалу.

Отпуск подходил к концу, а день клонился к закату. Очередной непонятый нами совет туземцев вывел нас на плоскогорье, находящееся сравнительно невысоко. С трех сторон нас окружали горы, в неверном сумеречном свете казавшиеся плоской декорацией. Сзади простиралась ярко-зеленая равнина.

А прямо перед собой мы увидели ровный круг из простых серых камней и сидящего в центре круга человека.

Да, всего-навсего несколько булыжников и один самый обыкновенный человек, одетый в просторные белые одежды. Но нам сразу стало понятно… не так, нам стало известно, что это и есть Шамбала. Как, откуда? Не могу объяснить.

Человек, впрочем, был не совсем обычным. Сколько мы позже ни пытались вспомнить его лицо, в памяти не всплывали никакие образы. Не могу даже сказать, молод он или стар.

Мы подошли к кругу и встали в нерешительности. Что делать дальше, мы не имели ни малейшего представления.

Тогда человек обратился к нам. По-русски, между прочим, этот факт удивил нас намного позже. Хотя, чего уж тут удивляться…

– Добрый вечер, друзья. Прошу вас зайти в круг и присесть.

Присесть мы могли только прямо на землю, но спорить, разумеется, не стали. Тем более, что сам пригасивший нас сидел именно так. Мы последовали его примеру, устроившись неподалеку от границы круга.

– Здравствуйте. Мы…

Я понятия не имел, что говорить. К счастью, наш гостеприимный хозяин взял инициативу в разговоре в свои руки. В его речи, кстати, начисто отсутствовали высокопарность и витиеватый слог.

– Знаю, друзья, знаю. Вы искали Шамбалу, вы ее нашли. Это очень редкая удача, Шамбала бывает открыта людям лишь один день за много лет. Сегодня как раз этот день.

– Но почему именно мы? – спросил я. – Вряд ли мы достойны…

Я посчитал нужным объяснить, что нас нельзя отнести к людям, посвятившим всю свою жизнь поискам Шамбалы. Мы ведь просто развлекались… Но человек в белых одеждах остановил меня мягким движением руки.

– Все люди одинаково достойны. Шамбалу находят те, кто успевает сделать это первым в тот единственный день, когда это возможно. На этот раз удача улыбнулась вам.

Забавно… Оказывается, мы выиграли эту гонку, даже не подозревая о своем в ней участии.

– В награду вы получите Знание.

– Какое знание? – успел спросить я, прежде чем началось нечто невообразимое.

Такое впечатление, что мне разом отказали все органы чувств. На голову словно одели черный непроницаемый мешок, а уши плотно заложили ватой. Я потерял возможность осязать, чувствовать запахи и даже дышать.

А затем началось…

Передать словами то, что навалилось на меня, я едва ли смогу. Это действительно было Знание – знание всего, что происходило в мире с момента его основания. Думаю, любой ученый отдал бы полжизни за малую толику того, что узнали мы.

Но уже очень скоро меня совершенно перестало это волновать. Потому что нам открылось будущее. Совсем короткое будущее – через сорок девять дней мир должен будет умереть.

Вернулись в действительность мы резко, без всяких переходов. Судя по тому, что вокруг не стало ощутимо темнее, мы «отсутствовали» весьма непродолжительное время.

В висках бешено стучало.

– Что?.. Как?.. – выразить чувства словами оказалось совсем не просто.

– Полагаю, вы хотите спросить о гибели мира? – в спокойном голосе человека в белом никаких эмоций.

– Да, разумеется! – я энергично закивал головой. – Это правда?

– Конечно. Все, что вы узнали, абсолютная правда.

– Но почему? Отчего?

– Отчего погибнет мир, мне неизвестно. Да и какое это имеет значение?

– Ничего себе, какое значение! – возмутился я. – Если знать причину, можно попытаться предотвратить…

Наверное, я верил в свои слова, хотя не представлял, каким образом мы сможем что-либо сделать. Но человек в центре круга покачал головой.

– Ничего предотвратить нельзя. Это уже есть. Ничего не изменится.

Я хотел еще что-то спросить, но тут все исчезло. И человек, и камни, образующие круг. Мы остались наедине со своим Знанием.

Все произошедшее можно было бы принять за галлюцинацию или тщательно подготовленный розыгрыш с гипнозом, но, к сожаленью, мы знали, что это не так.

Потом мы долго спорили, кто же был тот, что разговаривал с нами, тот, который сказал, что нам очень повезло. Бог, Будда или просто кто-то из жрецов Шамбалы, если таковые существуют.

Я склонялся к первому варианту. Человек вряд ли способен шутить так цинично.

* * *

Вопрос о том, куда женщина тратит такую прорву времени, собираясь покинуть пределы квартиры, относится к тем величайшим тайнам мироздания, на разгадку которых человечеству уповать не следует.

А раз так, я привык смотреть на это с мудрым спокойствием философа, не унижаясь до суетных ежечасных напоминаний и язвительных вопросов о примерной дате окончания сборов.

Сегодня мы собрались выйти прогуляться. Просто прогуляться – я акцентировал на этом моменте внимание супруги, заметив, что визит в одно из иностранных посольств, а также посещение каких-либо светских раутов не входит в наши планы на вечер. Не то, чтобы я рассчитывал, что мои слова достигнут сколько-нибудь значимого эффекта, но не сказать их я все же не мог.

Я всегда гордился своей выдержкой и хладнокровием, поэтому Иркино обещание быть готовой через полчаса я не встретил холодным саркастическим смехом. Я лишь улыбнулся и завалился на диван со сборником англо-американской фантастики, купленным вчера по случаю.

К сожалению, при покупке я был недостаточно внимателен, и оказалось, что почти половину рассказов я читал раньше. Но остальные меня не разочаровали, я проглатывал их один за одним, и меньше, чем через два часа книга была прочитана.

От нечего делать пару старых рассказов я пробежал глазами еще раз, но большого удовольствия от этого занятия не получил. Память у меня отличная, и предугадывать практически каждое слово – это совсем не то, что читать свежий текст.

Передо мной встала проблема, чем себя занять. Включать телевизор не хотелось, браться за новую книгу – тоже. Именно этим своим состоянием я могу объяснить тот факт, что я в высшей степени наивно клюнул на Иркин крик из спальни: «Слава, я через пять минут, собирайся!»

В наказание за свою доверчивость следующие полчаса я провел в кресле полностью одетым. Но все в этом мире рано или поздно заканчивается, хотя когда ждешь женщину, в справедливости этой истины начинаешь сомневаться.

Ирина появилась в дверном проеме, приняв эффектную позу и наблюдая за моей реакцией. И я таки среагировал, потому что, скажу вам, было на что. Ирка довольно улыбнулась и сделала плавный пируэт. Я поддержал нижнюю челюсть рукой. На всякий случай.

– Послушай, – сказал я, возвратив челюсть на свое привычное место. – Я и понятия не имел, что в твоем гардеробе есть эта… – я замялся.

– Юбка? – подсказала супруга.

– Ну… – я с сомнением почесал подбородок. – Можешь ее так называть. Мне кажется, что ей и до набедренной повязки еще расти и расти. В прямом смысле.

– Скажешь тоже, – фыркнула Ирка. – Обычная мини. Не такая уж и короткая, целых тридцать сантиметров. Я ее вчера купила.

– А, – глубокомысленно заявил я. – Почему-то никогда раньше не замечал за тобой склонности к коротким юбкам.

– Но теперь-то я беременная! – пояснила жена.

С полминуты я искал связь. Не нашел. Пришлось попросить разъяснений.

Ирка вздохнула и с неохотой (три к одному, что показной) принялась вещать. В пример она привела Юльку, свою не самую близкую подругу, которую я почти не помню. Юлька, оказывается, в жизни не носила ничего выше колена, а в последние месяцы беременности в буквальном смысле рыдала навзрыд над тем, что не может надеть мини-юбку.

– И что? – все еще не понял я. – После родов ее мечта наконец осуществилась?

– Да ну! – Ирина махнула рукой. – Накупила себе короткого заранее, но так ни разу и не надела. Почему ей хотелось мини носить? Потому что позволить себе не могла! А когда можно стало… – вместо окончания фразы последовал новый взмах изящной ручки.

– Но ты-то вполне можешь себе это позволить.

– Правильно. Поэтому и надела.

Супруга смотрит на меня как на отсталого ребенка. Я и правда чувствую себя соответствующе. У кого-то из нас явные проблемы с логикой, – к такому выводу прихожу я в конце концов.

Я набираюсь решимости разобраться в этом вопросе окончательно. Но тут замечаю в Иркиных глазах веселых чертиков. Через секунду чертикам становится тесно в глазах, и они выскакивают наружу в виде заливистого смеха.

Я тоже улыбаюсь.

Возможно, вы считаете нас немного сумасшедшими? Если честно, я тоже. Но что нам остается делать?

Что будет делать человек, когда узнает, что жить ему осталось чуть больше двух месяцев?

Что он будет делать, если узнает, что и всему миру отмерено не больше?

Крепко ударится в религию?

Начнет тонуть в стакане с водкой?

Пустится во все тяжкие, в бесплодной попытке отведать все возможные развлечения от ЛСД до группового секса?

Ляжет на кушетку и не захочет больше вставать?

Вариантов много. Мы выбрали самый простой и одновременно самый сложный. Мы решили продолжать жить. Просто жить, словно ничего не случилось.

Конечно, получалось у нас неважно. Иногда просто плохо.

Но мы старались изо всех сил.

Мы никогда не говорили о том, сколько дней осталось. Хотя, просыпаясь утром, я в первую очередь мысленно отрывал очередной листок от невероятно тонкого воображаемого календаря. Но жить мы пытались так, словно у нас впереди вечность.

Обсуждали, где будем отмечать мой день рожденья в октябре, купили Ирке новые сапоги на осень. Строили планы на будущее, которого у нас не было. Которого ни у кого не было.

Когда Ирина сказала о своей беременности, я на самом деле, по-настоящему был счастлив. Боль и обида пришли позже, но я гнал их от себя. Старался наслаждаться каждой минутой отпущенного нам короткого счастья, но без надрыва, без искусственности.

Ирка удивляла меня несказанно. Я ожидал частых истерик, боялся их, но, как оказалось, совершенно напрасно. Напротив, складывалось впечатление, что она переносила все значительно легче меня. Если я по большей части играл в жизнь, то Ирина просто жила. Почти все время.

Лишь пару раз я заставал ее на балконе беззвучно плачущую в ладоши. Она меня не видела, и я неслышно уходил из комнаты.

Трусливо уходил. Или мудро, не знаю. А может быть, это одно и то же.

Через пять минут Ирка выходила ко мне с сияющим лицом и предлагала что-нибудь предпринять. Сегодня предложила погулять по городу.

Разумеется, босоножки Ирина выбрала на самом высоком каблуке. С критическим видом осмотрел я чрезвычайно сексапильную особу, стоящую передо мной.

– Возросшее число автомобильных аварий и семейных скандалов нашему городу сегодня обеспечено, – вынес я свой вердикт.

– Здорово! – Ирка захлопала в ладоши.

– И эта женщина называет монстром меня! – я закатил глаза.

В хорошем – действительно, в хорошем – расположении духа мы вышли на улицу.

* * *

И настал день последний…

Звучит, правда? При наличии толики воображения можно представить себе звенящую тишину, повисшую в воздухе тревогу, мрачную, почти осязаемую, и напряжение, готовое в один момент взорваться, выплеснуть из себя какую-то злую энергию.

Ничего этого не было.

Обычный день, начавшийся ясным утром и продолжившийся теплым, но без изнуряющей жары, солнечным полуднем.

Светила и планеты продолжали свой привычный путь, не сворачивая с начертанных неведомым геометром траекторий. Люди шли каждый по своим делам, кто нервно и суетливо, кто неспешно и размеренно. Так же как вчера и позавчера. Никто не догадывался, что завтра по сотни раз хоженному маршруту им уже не пройти.

Мы ежеминутно смотрели на часы, ожидая роковой минуты, 14–37 по местному времени. Интересно, мы действительно ждали ее. Страх и собственное бессилие настолько измотали нас, что нашим главным желанием, пусть неосознанным, было «пусть все поскорее закончится».

Несмотря на это, жить все же хотелось невероятно. Быть может, это проявление чистой воды эгоизма, но о гибели всего мира мы уже почти не думали. Думали только о нас двоих и о нашем ребенке, которого не будет.

О нормальной жизни в последние дни речи уже не шло. Поначалу мы еще пытались изображать ее, но в нашей игре присутствовало столько фальши, что смысла продолжать не было. Да и для кого играть? Аудитория состояла всего из двух зрителей, являющихся по совместительству и актерами.

Когда часы начали отсчитывать последние секунды, мы взялись за руки и закрыли глаза. Возможно, нам полагалось посмотреть друг другу в глаза и прошептать одними губами слова о любви, но мы этого не сделали.

С той поры, как мы встретились, прошло девять лет, и мы уже успели сказать все, что хотели и все, что было необходимо. А для того, чтобы увидеть лицо любимой женщины, мне вовсе не требовалось смотреть на нее.

Мы просто взялись за руки.

Мысленно я отсчитывал секунды. Наверное, я слишком торопился, потому что успел досчитать гораздо больше, чем до шестидесяти, а ничего не происходило. Когда счет перевалил за сто пятьдесят, я открыл глаза и с удивлением посмотрел на свою левую руку.

Ирка смотрела туда же, и на лице ее отображалась такая гамма чувств, что расшифровать ее я бы не взялся.

14-39…

Я ничего не понимал.

– Может, твои часы спешат? – робко предположила Ирина.

– Мои часы?! – я поперхнулся от негодования. – Скорее мир рухнет.

– Мир не рухнул…

– А мои часы не спешат!

Мы одновременно посмотрели на противоположную стену. Ходики на ней не отличались швейцарской пунктуальностью, но и нагло врать привычки не имели тоже.

Без двадцати три.

Включили телевизор. 14–41.

– Спешат, – я покачал головой. – Подправить надо.

Нет, конечно, мы так просто не поверили в чудо. Мы еще позвонили в службу времени, хотя я для виду и повозмущался по этому поводу.

Затем мы вместе вышли на балкон.

Мир стоял на своем месте. Мир ничуть не изменился. Хотя нет… По-моему, все стало чуточку ярче. Светлее. Радостнее. На лицах людей стало больше улыбок. Детский смех раздавался чаще, а раздраженные крики и злой визг тормозящих машин реже. Или мне все это просто показалось?

Я обнял жену за плечи. Мне казалось, что у нее на глазах обязательно должны быть слезы, но их не было.

– Знаешь, Ир, я передумал.

– Насчет чего?

– Пусть будет дочка. Назовем ее Витой, ладно?

– Вита… Мне очень нравится.

Ирка все-таки разревелась у меня на плече.

* * *

Мысль о том, что весь огромный мир, в котором мы живем, – это всего лишь сон одного человека, длящийся один короткий мир, широко известна. Возможно это и так… Намного интересней было бы знать, могут ли этот сон видеть одновременно два человека. Хотелось бы верить, что так бывает.