Текст книги "Нарушители равновесия"

Карай подмигнул товарищам, повел загорелым плечами и шагнул вперед. Ужик остался недвижим. Он даже не смотрел на противника, словно того и не было рядом.

– Ну, чего вы! – хохотнул Покотило. – Замерзнете! Только ты, Карай, малыша-то не убей!

Бродник кивнул чубатой головой, и в тот же миг его правая рука взлетела в воздух. Войча затаил дыхание. Мимо! Удар пришелся в пустоту. Ужик уклонился, но тут же вновь занял прежнюю стойку. Впрочем, это даже стойкой назвать было нельзя. Просто стоит себе парень, под ноги смотрит…

Раз! Раз! Кулаки вновь рассекли воздух, но недомерок только повел головой. Мимо! Бродники зашумели, переглядываясь, да и Войча насторожился. Это уже не случайность.

Похоже, Карай тоже что-то понял. Рыкнув, он бросился вперед, пытаясь обхватить Ужика за плечи, но пошатнулся и чуть не упал. Ужик исчез. Вернее, он был тут же, но каким-то образом успел отступить на шаг.

– Давай, малыш! – не выдержал один из усачей. – Так его!

То, что его товарищи болеют за противника, явно пришлось Караю не по душе. Он вновь бросился вперед – и вновь его руки поймали лишь воздух. Грянул смех, но Войча заметил, что Покотило внезапно стал серьезным. Войчемир и сам крепко задумался. Он уже понимал, что делает недомерок, но откуда ему знать такое? Ведь он не учился у Хальга!

Снова бросок, захват – и Карай, не удержавшись, упал на колени. Ужик равнодушно топтался на месте, поглядывая куда-то в сторону. Это окончательно вывело бродника из себя:

– Ну ты, вьюн! – выдохнул он. – Ты от меня не бегай! Ты лучше меня ударь!

– Ударить? – удивился Ужик.

– Ага! – Карай шагнул ближе, расправляя грудь. – Сначала ты, потом – я…

Ужик развел руками и внезапно его кулаки забарабанили по широкой груди бродника. Тот только хмыкнул:

– Ну и когда больно будет?

В тот же миг его кулак взлетел в воздух, и Ужик молча рухнул на землю. Войча покачал головой и только вздохнул. Бродники начали переглядываться, Карай хотел что-то сказать, открыл рот, но внезапно его лицо побелело, глаза закатились, и в следующий миг тяжелое тело мягко упало в высокую траву.

– А! – воскликнул кто-то, и тут же наступило мрачное молчание. Войча на всякий случай вновь взялся за рукоять меча. В голове все спуталось. Ну и Ужик! Но что теперь будет?

– Ну чего, откачивайте! – хмыкнул Покотило.

«Которого?» – чуть было не ляпнул Войча, но тут же опомнился и бросился к Ужику. Но недомерок уже вставал, чуть кривясь и потирая челюсть, куда пришелся удар. Между тем его противник лежал недвижно, не помогла даже вода, принесенная кем-то из бродников.

– Он жив? – Покотило нахмурился и склонился над неподвижным телом товарища.

– Жив, – пожал плечами Ужик. – Если бы я ударил еще один раз…

– Ясно… Ну, пусть отлежится, – вожак выпрямился и протянул Ужику широкую ладонь. – Как звать тебя, парень?

Костер горел ярко, в чаше, передаваемой по кругу, плескался старый крепкий мед, и Войча впервые за несколько недель чувствовал себя уютно, почти как дома. Усатые бродники уже не казались мрачными разбойниками. Славные парни, с такими только и дружить! Бродники рассказывали веселые истории, шутили, хлопали Войчемира по плечу и приглашали его в загадочный Страж-город, свою степную столицу. Войча знал, что туда не каждого пускают, особенно из тех, кто служит Светлому. Вот братан Валадар туда в последнее время зачастил – интересно, зачем?

О Валадаре бродники тоже говорили. Похоже, сын Светлого считался у них своим. Впрочем, что именно он делал в степи, ни Покотило, ни остальные не стали уточнять, Войча же не настаивал.

Узнал он и о внезапной болезни Светлого – новости в степи распространялись быстро. Это удивило, даже поразило. Дядя Мезанмир никогда серьезно не хворал, да и возрастом был совсем не стар. Едва за пятьдесят, что за годы? Поэтому Войча уверил своих новых знакомых, что Светлому все болезни нипочем, и волноваться за него нечего.

Кое-что расстроило. Оказывается, братану Сваргу в его Коростене приходится туго, и бродники даже послали ему в подмогу, по просьбе все того же Валадара, отряд во главе со славным рубакой Ласкиней. Войча тут же пожалел, что сам не имеет возможности прийти на помощь другу. Уж его-то меч не заржавел бы в ножнах!

Пришлось рассказать и о себе. Войча благоразумно умолчал о том, какого Жихослава он сын, а посему его приняли за обычного кмета. Так было проще. Когда же Покотило поинтересовался целью их путешествия, Войчемир проявил бездну находчивости, сообщив, что в низовьях Денора стали появляться румские галеры. Вот его и послали – посмотреть, что к чему.

С ним согласились – румам в последнее время что-то не сидится на Харбае. Их видели даже возле Акелона. Войча навострил уши, но и виду не подал.

Ужик не принимал участия в беседе. Он сидел тихо, сжавшись в комок, словно недотепе стало холодно у жаркого костра. Войчемир видел, что бродники поглядывают на его спутника с немалым уважением, а Карай, которого с трудом привели в чувство, с изрядным страхом. Войча и сам был в явном смущении. Туман – туманом, а чтобы научиться так драться, надо потратить немало лет. Хотя Ужик предупреждал – в самом начале, но тогда Войчемир не отнесся к словам заморыша серьезно. Выходит, зря! Невольно подумалось, кто же эти рахманы? На простого чаклуна или какого-нибудь кобника Ужик никак не походил. И Войча решил обязательно все выяснить – когда наступит удобная минута.

У костра засиделись до поздней ночи. Чаши шли по кругу, и постепенно в голове у Войчемира начало мутиться. Мед оказался крепким, куда крепче того, что пили на пирах у Светлого. Бродники, привычные к этому напитку, опрокидывали чашу за чашей. К удивлению Войчемира, Ужик не отставал от других. Казалось, мед никак не действует на заморыша, разве что его лицо, обычно бледное, слегко порозовело. Войчу же потянуло на сон. Он с трудом заставлял себя сидеть у огня, но нить разговора уже начинала теряться. Кажется, Покотило о чем-то поспорил с Ужиком. Точнее, спорил бродник – громко, горячо. Заморыш только улыбался и качал головой. Войча пытался вслушаться, но хмель брал свое, и он так и не понял, почему усатый бродник бьет шапкой оземь, зачем чубатые хлопцы волокут откуда-то из темноты тяжелое бревно. Глаза слипались, и Войча задремал. Когда он ненадолго проснулся, то Покотило голый по пояс стоял возле бревна и что есть силы лупил по нему ребром ладони. Войча моргнул, услышал треск, но бревно, кажется, все-таки не поддалось. Затем бродника сменил Ужик, он тоже скинул рубашку, поудобнее пристроился возле толстого ствола… Но тут веки смежились, и Войчмир мирно уснул, так и не узнав, чем все кончилось.

Когда с первыми лучами солнца Войча разлепил сонные глаза, бродников уже не было. Они ушли, оставив мешок с провизией и маленького лохматого конька, мирно жевавшего травку неподалеку. Ужик еще спал. От вчерашнего бревна остались несколько неровных чурок. Войча вспомнил, как Покотило лупил рукой по дереву и покачал головой. В довершение всего рядом с погасшим костром лежали несколько тяжелых камней, аккуратно расколотых пополам.

Проснувшийся Ужик долго умывался, а на осторожные расспросы Войчи только махнул рукой, присовокупив, что вчера все они несколько перебрали. Войчемир еще раз поглядел на разбитое бревно, на расколотые камни и решил воздержаться от вопросов, тем более самое время было заняться подарком – лохматым коньком. Его даже не привязали, только стреножили, но конек и не собирался убегать. Он поглядел на Войчу круглыми желтоватыми глазами и негромко заржал, словно приветствуя нового хозяина.

Конек пришелся Войче по душе. Конечно, на таком особо не поездишь, мал больно. Зато для груза в самый раз, да и, вообще, с гривастым веселее. Поскольку в родичах у их нового приятеля явно числились тарпаны, Войча, не мудрствуя, назвал конька Тарпанышем. Тот не возражал, и вскоре все трое – Войча, Ужик и Тарпаныш – направились прямо на полдень, через белое моря ковыля.

Нечего и говорить, настроение у Войчи заметно улучшилось. Все неприятности позади, до Акелона осталось совсем немного, а вокруг была степь – раздольная, бескрайняя, до самого горизонта. Теперь она уже не казалась опасной. Для встречных бродников вполне достаточно назвать имя Покотило, а огры в этом году, по уверениям усатых бродяг, через Денор не переправлялись. Итак, можно просто идти между белых метелок ковыля, вдыхать свежий степной воздух и любоваться окрестностями. А осмотреть было что. Только на первый взгляд степь казалась однообразной и пустой. Из ковыльного простора то и дело выныривали небольшие табуны тарпанов, несколько раз вдалеке показывались могучие туры, в белесом летнем небе парили орлы, а о сусликах и прочей бегающей мелочи и говорить не приходилось. А потом Войчу заинтересовали курганы. Чем дальше на полдень, тем они попадались чаще. Обычно они были небольшие – просто холмики, поросшие травой. Однако порой на горизонте возникали целые горы – рукотворные горы, окруженные остатками каменной крепиды. Кое-где на вершинах стояли странные идолы – усатые, приземистые, с кривыми мечами в толстых коротких руках. Иногда курганы были обезображены глубокими ямами – кто-то в давние годы пытался нарушить покой спавших под желтой травой.

Один из таких идолов особо заинтересовал Войчемира. Каменный лик кривился надменной улыбкой, короткие руки с тонкими браслетами сжимали большой рог, а голову украшала высокая диадема. Войча решил, что это не простой воин и даже не вождь. Оставалось обратиться за разъяснениями к Ужику, тем более и время было – возле этого кургана они расположились на ночлег и только что закончили ужин.

Ужик, лениво дремавший в высокой траве, неохотно открыл один глаз, поглядел на идола и коротко бросил: «Сай!» Войча долго думал, что может означать это странное слово, и, наконец, не выдержал:

– Ужик! А чего это такое?

Недомерок поднял голову, разлепил глаза и вздохнул:

– Это вроде Кея. У скуда…

– Как?

Ужик потер лицо руками, переместился из лежачего положения в сидячее и повторил:

– У скуда. Их еще называют Солнечными Скуда. Были такие…

– Это их курганы?

– Не только, – заморыш понял, что от него не отстанут, и вновь вздохнул. – Зайча, это долго рассказывать.

– А ты расскажи! – слегка обиделся Войча-Зайча. – Жалко, что ли?

Недомерок пожал узкими плечами:

– Да не жалко… В общем, вначале здесь жили Первые – еще до Сдвига.

Войча вспомнил огромный скелет в пещере и кивнул.

– Потом они куда-то исчезли, и сюда пришли лелеги. От них мало что осталось, курганов – и тех нет. Говорят, у них были большие города, но какие и где, даже Патар не знает…

Постепенно Ужик увлекся и заговорил быстро, чуть ли не скороговоркой.

– У них уже была письменность. Очень странная, не похожая ни на нашу, ни на румскую…

Войча вздохнул. Писать он так и не выучился, да и читал с трудом, по слогам.

– Патар меня учил… Лелеги писали на каменных и глиняных табличках. Такие забавные значки, как детские рисунки.

– Интересно, небось? – Войча вновь завистиливо вздохнул.

– Таблички? – Ужик на миг задумался. – Честно говоря, не очень. В основном всякие списки – сколько масла, сколько муки. И молитвы… Лелеги были земледельцами, как и мы. Но потом сюда пришли кивири…

Войчемир честно пытался запомнить: Первые, лелеги, затем кивири… Сколько же их всего было!

– Кивири жили здесь недолго – не больше века. Из-за Итля появились их родичи. Это и были скуда. Говорят, именно они назвали наш землю Орией…

– А почему они Солнечные? – поинтересовался Войча.

Ужик развел руками:

– Ну… Они сами так себя называли. Наверно, считали себя потомками Солнца. Ими правили саи – цари.

– Ага! – Войча с пониманием поглядел на идола. – Значит, тут этот сай и лежит!

Ужик кивнул, и Войчемир вновь уважительно взглянул на усатый лик. Царь – не кто-нибудь!

– А еще кто тут жил?

Ужик засмеялся:

– Много кто жил! Скуда прогнали Воительницы, затем с полночи пришли анды – наши с тобой предки, потом здесь были сканды, уты…

– Стой, стой! – Войча понял, что с него хватит. – А этот Акелон кто построил? Скуда?

– Нет, гелы, – сообщил Ужик и вновь прилег, закрыв глаза. – Акелон построили гелы, потом сюда приплыли румы…

Войча покачал головой. Ко всему еще и гелы! Матушка Сва, сколько же тут народу жило! И что осталось? Одни курганы, и то не от всех. Как их только Ужик запомнил!

Ночью Войчемиру не спалось. Он глядел в темное небо, по которому неторопливо шествовал лунный серп, и думал о тех, кто навсегда ушел под белый степной ковыль. Эти скуда тоже считали себя владыками Ории. Да они и были ими! Вон, какие курганы насыпали! И где они все? Наверно, когда сюда пришли Воительныцы, скуда не уступили свою землю за здорово живешь. Была война, по степи мчались всадники, размахивая своими кривыми мечами… Жаль, что из Ужика слова приходится клещами выдирать. А интересно было бы послушать и о скуда, и о кивири, и о таинственных Воительницах. Войча решил, что обязательно расспросит Ужика – и пусть попробует не ответить!

Время шло к полуночи, лунный серп был уже высоко, и Войча постепенно начал засыпать, когда где-то рядом послышался странный шум. Войчемир мгновенно приподнялся, привычно хватая меч. Вокруг было пусто, лунный свет серебрил метелки ковыля, но шум не стихал. Глухой, негромкий, он доносился словно из-под земли. Войча вновь огляделся, и ему показалось, что вдали мелькнула какая-то неясная тень. И тут же заржал Тарпаныш.

Войча вскочил, быстрым движением надвинул на голову шлем и толкнул Ужика. Тот не отреагировал, пришлось толкнуть его вновь, уже посильнее. Послышалось сонное «А?» – и недомерок удивленно поднял голову.

– Вставай! – Войча напряженно всматривался в залитую лунным светом степь, пытаясь разглядеть невидимого врага. – Тут чего-то не так…

Ужик покрутил головой, затем вскочил, пробормотал: «Интересно!» – а потом зачем-то лег на землю. Войча понял – недомерок прислушивается, и обругал себя за недогадливость. Оставалось последовать примеру Ужика и приложить ухо к земле.

Войча ожидал услышать стук копыт или звук шагов, но вместо этого земля донесла отзвук голоса. Точнее многих голосов, говоривших на непонятном языке. Затем послышалась негромкая протяжная песня…

– Интересно! – повторил Ужик, вставая. – Я и не подумал…

О чем именно, заморыш уточнять не стал. Бросив беглый взгляд по сторонам, он на миг задумался, затем по лицу промелькнула усмешка:

– Пойдем!

Войча уже знал, что последует за этим «Пойдем!» Если не Змеи, то юши, если не они, то навы. К тому же уходить с кургана опасно, здесь хотя бы можно вовремя заметить врага…

– Пойдем! – Ужик уже развязывал ноги стреноженному Тарпанышу. – Как же я забыл? Скоро полнолуние!

Войча почесал затылок, но решил подчиниться, хотя слова заморыша показались бредом. Причем тут полнолуние?

Они спустились вниз, но далеко уходить не стали. Где-то за две сотни шагов Ужик остановился и прилег на траву лицом к кургану. Войча пожал плечами и последовал его примеру.

– Смотри!

Худая рука заморыша указала куда-то вперед. Вначале Войча ничего не заметил, но затем перед глазами заскользили какие-то бледные тени. Сразу же вспомнились навы, и Войчемиру стало не по себе. Но то, что медленно проступало перед глазами, никак не походило на кружащихся в танце девушек. Всадники! И не один, не два – полсотни, а то и больше. Они окружили курган, стоя ровно, не двигаясь. Войча уже мог разглядеть высокие шлемы, отблескивавшие в лунном свете, пластины стальных лат, покрывавших и коней, и воинов, сагайдаки, висевшие у седел. Силуэты постепенно наливались плотью, и вот вздрогул один конь, затем другой, послышалось негромкое ржание, и всадники медленно двинулись по кругу, объезжая курган.

– Это вроде нав? – шепнул Войча, начиная что-то понимать.

– Охрана, – негромко отозвался Ужик. – Когда сая хоронили, то убивали лучших воинов и рассаживали их на мертвых конях – по кругу.

Войча поежился. Надо же, лучших воинов!

– А они это… Не опасны?

Послышался смех.

– Нет, конечно! Их и увидеть-то можно только в такую ночь. Но вот если бы мы решили раскопать курган…

Войча вновь поежился и мысленно обратился к душе мертвого сая, уверяя, что ничего подобного и в мыслях не держал, а забрел сюда сугубо случайно, по Кеевой надобности…

Между тем, всадники ускорили ход. Мертвые кони мчались стрелой, земля гудела под сотнями копыт. Внезапно на вершине кургана что-то блеснуло. Войче показалось, что он видит высокую фигуру верхом на статном коне. Золотом сверкнули доспехи, мертвая рука взметнулась вверх, и десятки голосов глухо прокричали:

– Сай! Сай! Сай Палак!

– Ладно! – самым прозаическим образом бросил Ужик и щелкнул пальцами. И тут же все пропало – и кони, и всадники, остался лишь курган и серебристый ковыль вокруг.

– Пошли спать, – заморыш устало повел плечами и поманил Тарпаныша. Конь, как когда-то Ложок, оказался весьма понятливым и послушно потрусил обратно, на макушку кургана.

– Это ты их? – начал Войча, но не договорил и махнул рукой. Ясное дело – он! Вот Ужик, не мог сразу прогнать нежить! Но тут же понял, что не прав. Недомерок просто решил показать ему, Войче, то, что не каждый день увидишь. Мертвые альбиры, берегущие покой мертвого царя! Рассказать – кто поверит? Разве что бродники, эти, понятно, видали еще и не такое…

Теперь проезжая мимо каждого кургана, Войчемир испытывал странное чувство. Выходит, не успокоились бывшие хозяева Великой Ории! Сколько веков прошло, а они все еще здесь, на своих мертвых скакунах. Быть может, призракам до сих пор мнится, что это их земля, и они по-прежнему ею правят! Хорошо еще, что рядом Ужик, которому стоит щелкнуть пальцами – и все становится на свои места. А если бы заморыша не было?

Курганы попадались еще два дня, а затем исчезли. Да и степь стала другой. Повеяло свежим ветром, дорогу то и дело пересекали глубокие балки, местами стали попадаться небольшие рощицы. А затем на их пути оказалась вежа – приземистая, каменная, с остатками высоких зубцов. Войча, не поленившись, слазил наверх по полуразрушенной наружной лестнице и решил, что вежа – сторожевая, и врагов неизвестные строители явно ожидали с полночи. Неподалеку когда-то стояли дома, но от них не осталось ничего – только следы фундаментов. Впрочем, с вершины вежи Войча заметил кое-что поинтереснее. Вдали мелькнула темно-синяя гладь. Денор! Значит, они вновь вышли к великой реке, и Акелон где-то близко! Весь день Войча вглядывался в горизонт, надеясь увидеть загадочный город, но впереди была все та же степь, по которой беззаботно носились вольные тарпаны. Войчемира охватило нетерпение, и он много раз переспрашивал Ужика, правильно ли они идут и не сбились ли с дороги. Заморыш улыбался, ничего не отвечая, и, наконец, уже вечером, перед тем, как уснуть, твердо пообещал, что Акелон они увидят завтра – не позже полудня.

Ужик не ошибся. Город показался вдали поздним утром, когда Солнце – Небесный Всадник – медленно подползало к зениту. Вначале Войча увидел у самого горизонта вежу – высокую, каменную, похожую на ту, что была вчера. Он подумал, что впереди еще один сторожевой пост, но тут же заметил вторую вежу, затем третью. Город! Войче захотелось бежать со всех ног, а еще лучше – оседлать Тарпаныша и пуститься в карьер, но он тут же одернул себя. Этак не годится! Он уже знал, что Акелон давно брошен, но мало ли кто может заглянуть на старые развалины. Поэтому Войча решил не спешить. Напротив, он даже остановился и принялся внимательно осматривать город, вспоминая уроки Хальга Лодыжки. Город, особенно каменный, он уважения требует. Тут поспешность ни к чему!

Однако кроме веж и темной глади Денора у самого горизонта, ничего увидеть не удалось – Акелон был слишком далеко. Поэтому пришлось подойти поближе, подняться на небольшой холм и уже оттуда изучить город как следует. И первое, что понял Войчемир – уроки Хальга ему не пригодятся, поскольку Акелон штурмовать не требуется. Да и нечего тут штурмовать – город погиб, и погиб очень давно.

Вежи, издалека казавшиеся могучими и неприступными, вблизи выглядели совсем иначе. Исчезли грозные зубцы, панцирь, выложеннный из ровных, гладко отесанных камней, был во многих местах пробит, а от куртин, протянувшихся между вежами, уцелел лишь нижний ряд мощной кладки. Похоже, стены специально разрушили, а до веж не дошли руки. Войча заметил и ворота, когда-то защищенные вторым рядом стен, теперь тоже разваленным почти до основания. Он самих ворот не осталось почти ничего – верх могучей вежи был снесен до самого проема. Вал порос кустарником и высокой травой, от рва, когда-то глубокого, осталась еле заметная канава. А за стенами тянулись невысокие холмы, поросшие таким же редким кустарником и желтой высохшей травой, среди которой кое-где возвышались остатки того, что когда-то было домами.

Войча покачал головой – вид мертвого города почему-то огорчил. Большой был город, едва ли меньше Савмата! И людей тут жило достаточно – не сотни, а целые тысячи. А где они все?

Ужик тоже рассматривал то, что уцелело от Акелона, но лицо его оставалось невозмутимым, и Войча решил, что заморыша пронять таким зрелищем трудно. Внезапно он ощутил какое-то странное чувство. Вот ведь толстокожий! Смотрит на город, как на лягушку какую-то! И Войче стало обидно за всех тех, кто когда-то жил за серыми стенами.

– И чего с ним случилось? – поинтересовался он, имея в виду, конечно город.

– С Акелоном? – Ужик, как обычно, пожал плечами. – Воительницы разрушили. Со скуда у гелов был мир, но потом…

Войча вспомнил: гелы – это те, кто здесь жил, скуда – понятно, а вот Воительницы…

– И когда это было?

– Пять веков назад.

– Ого!

Войча взглянул на руины с немалым уважением. Крепко строили, если после всего эти камни еще столько простояли! Но тут же новая мысль ввергла его в немалое смущение:

– А как мы тут чего-нибудь найдем? Ничего же тут нет!

Войча вспомнил холодное, спокойное лицо дяди – Светлого Кея Мезанмира – и вновь поглядел на мертвый город. Ни стен, ни домов! Трава да камни…

– А что тебе надо найти? – равнодушно поинтересовался недомерок.

Тут уж Войча возмутился:

– Не мне, а нам! Это во-первых. А во-вторых, найти нам надо Зеркало, Дверь и Ключ от нее. Будто сам не знаешь!

– Ну пошли! – бросил Ужик и, махнув рукой Тарпанышу, не спеша направился к разбитым воротам.

Вблизи следы разрушения были еще более явственны. Улицы – и те исчезли. Остатки стен торчали в беспорядке, ноги то и дело утыкались в развалы камней, дорогу преграждал колючий кустарник. И трава – высокая, сухая, она росла всюду, покрывая, словно саван, мертвые руины. Не без труда удалось подняться на один из холмов, где возвышались несколько полуразбитых колонн из белого полированного камня. Отсюда был виден весь Акелон – от стен до берега Денора, который обтекал город с полдня. Войча вновь осмотрелся и вздохнул. Он почему-то надеялся, что искомое Зеркало находится тут же – просто торчит из-под земли, большое, бронзовое, покрытое зеленоватой патиной. А то и серебряное или даже из стекла – говорят, есть и такие. Но вокруг была только желтая трава, редкие кусты и каменные обломки.

– А чего там? – Войча безнадежно кивнул в сторону широкой глади Денора.

– Море, – откликнулся Ужик. – День пути на веслах. А еще дальше – Харбай.

– Где румы живут, – понимающе кивнул Войча.

– Не только румы. На Харбае есть горы, туда румы не заходят. Они владеют побережьем.

Войчемир почесал затылок. Оказывается, на Харбае есть еще и горы! Большой, выходит, остров!

– У румов там несколько крепостей, – продолжал Ужик. – Главная – Хорс, это на самом полдне. А на закат от нее – Танатра, Карань…

– Как? – поразился Войча.

– Именно так, – улыбнулся Ужик. – Карань – это город. Когда-то им владели анды, но потом румы его отобрали. Говорят, там погибло очень много воинов, поэтому слово и запомнилось.

Войча поглядел в сторону невидимой Карани и вздохнул. Это надо же! Наверно, давно было дело, а слово осталось…

– Ладно, – решил он. – Харбай – Харбаем, а нам Зеркало искать надо. Чего делать будем?

– Я подумаю, – невозмутимо ответствовал заморыш.

– И долго? – хмыкнул Войча.

– До вечера.

– Ну нет! – решил Войчемир. – Ты как хочешь, а я пошел Зеркало искать. Ты не юли, скажи чего делать надо.

– Возьми полуночник…

– Что?! – Войче показалось, что он ослышался.

Недомерок снял с пояса знакомую котомку и достал из нее деревянную чашку. За нею последовала иголка.

– Начни за стенами. Потом походи по городу. Если заметишь что-то странное – скажи.

С минуту Войчемир пытался понять, не издевается ли над ним недомерок. Похоже, все-таки издевается. Нашел время полночь определять! Он хотел уже высказаться, но Ужик лег на спину и уставился в белесое безоблачное небо, словно надеялся увидеть там это самое Зеркало. Войча постоял еще немного, потом помянул Карань и побрел обратно, к воротам.

На душе было муторно. Ну, удружил дядя! Альбирово ли дело всякие там зеркала искать? Еще и Ужик… Нет, чтобы сразу сказать, уйди, мол, Войчемир, мне подумать надо. Полуночник всучил! Войча поглядел на поросшие желтой травой руины и махнул рукой. Ну и Косматый с ним! Полуночник – так полуночник!

Войча, как человек военный, служивый, привык исполнять приказы, даже самые нелепые. Скажут – будет круглое катать, скажут – длинное носить. Правда, заморыш ему не командир… Хотя, с другой стороны, вроде как командир – по крайней мере, пока все эти Двери с Зеркалами не найдутся. Итак, Войчемир вышел за ворота, достал мех с водой и наполнил чашку. Теперь иголка…

Игла покрутилась и, наконец, застыла. Значит, там полночь. Войча вспомнил уроки Хальга. Когда пользуешься полуночником, следует отмечать особые памятки. Значит, у нас на полночи…

На полночи был приметный холм, точнее – его правый срез, а еще точнее – куст на склоне этого самого холма. Вспомнилсь шутка Хальга: «Неподвижно стоящий куст». Что ж, памятка приметная, холм, правый склон, куст…

Войча остался доволен. Даже в этом бессмысленном деле должен быть порядок. А вот он – порядок! И Войчемир ощутил законную гордость. Не каждый альбир так с полуночником обращаться умеет! Дали бы Пленку полуночник, то-то бы все посмеялись!

Войча представил красавца Пленка, вертящего в руках иголку, улыбнулся и направился обратно в город. Ворота остались позади, Войчемир взбежал на маленький холмик, где когда-то стоял какой-то дом, и аккуратно поставил чашку на выпиравший из-под земли камень фундамента. Делал это он даже не для очистки совести – совесть была чиста, а просто чтобы досадить Ужику. Вот возьмет он заморыша за ворот и потаскает по всем этим буграм! Так мол и так, господин Урс, приказ ваш выполнен в точности, полночь обнаружена, извольте убедиться…

Иголка остановилась, и Войчемир бросил на нее беглый взгляд. Все ясно, проверять нечего! И тут он заметил что-то странное. Игла указывала на холм, куда же еще ей указывать, но… Не на куст! Войчемир протер глаза, взболтнул воду, подождал… Точно! Игла указывала на правый склон, но не на куст, а правее.

Войча проверил еще раз, после чего сцепил зубы и вновь вышел за ворота. Не мог он ошибиться! И действительно, за воротами игла безошибочно указала на зеленое пятнышко. Оставалось присесть и почесать затылок – и не раз, и не два.

Войчемир еще раз вспомнил рассказы Хальга. Полночь с места не сдвигается – на то она и полночь. Полуночник барахлит? Да чему тут барахлить – игла да чашка! Выходит, Ужик это и имел в виду!

На миг Войча ощутил что-то вроде страха. Как мог заморыш знать такое! Но, подумав, он быстро успокоился. Ужик – рахман, а кто их, рахманов, ведает? Может, они полночь по запаху определяют! Вон ведь, вел их Ужик по степи, и никуда не смотрел. Ну что ж, займемся!

Заниматься этим делом довелось основательно. Войчемир лазил по буграм, цепляясь ногами за лезущие из-под земли камни, поднимался на вежи, исходил весь берег. Много раз приходилось возвращаться, перепроверять, снова возвращаться. Скоро бедняга альбир понял, что начинает путаться. Пришлось найти какую-то деревяшку и ножом замечать на ней то, что довелось узнать. Войча нацарапал нечто вроде приблизительного плана города и вырезал на нем черточки – побольше и поменьше.

На это ушел почти весь день. Только один раз Войча забежал на холм, где он оставил Ужика, чтобы перекусить. Недомерок даже не поинтересовался его успехами. Теперь он уже не лежал, а сидел, вертя в руках какую-то палочку – тонкую, похожую на лозу. Когда часа через два Войча мельком оглянулся, то заметил странную картину – заморыш бродит по мертвому городу, держа эту самую палочку в вытянутых руках. Войчемир решил не удивляться – с Ужика станется!

Вернулся Войча уже в сумерках, усталый, но довольный. На холме горел костер, на котором пеклись две большие рыбины. Ужик сидел рядом и о чем-то размышлял, подперев голову своими худыми длинными руками.

Войчемиру не терпелось приступить к рассказу, но он решил, что ужин им честно заработан, а посему отдал должное рыбе. Это подняло настроение, и он не без ехидства поглядел на заморыша. И чего это он надумал со своей палочкой?

Когда с рыбой было покончено, Ужик встал и поманил Войчу куда-то в сторону. Тот, недоумевая, подчинился. Шли они недалеко – буквально в десяти шагах Войча заметил несколько четырехугольных плит, между которыми росла трава. На одной из плит лежало что-то, показавшееся Войче грудой свежей земли.

Он подошел поближе, присмотелся – и ахнул. Ай да Ужик! Заморыш догадался сделать то же, что и он – план города, но его Акелон был не вырезан на деревяшке, а сделан из земли. Маленькие камешки обозначали вежи, все холмы были воспроизведены с удивительной точностью, а аккуратная полоска песка указывала место, где город обтекали воды Денора.

– Здорово! – честно признал Войчемир. – Это ты правильно придумал. А я вот…

Он достал свою дощечку, сразу же показавшуюся жалкой и примитивной. Ужик вопросительно взглянул на него, и Войча заторопился:

– Полуночник! Он разное показывает! Вот!

Он набрал горсть серой земли и обозначил тот самый холм. Травинка сошла за куст.

– Тут полночь – если за стенами смотреть. А в городе иголка не туда показывет! То вправо, то влево. И каждый раз на различную величину!

Вышло не очень понятно, и Войча поспешил нарисовать прямо на земле то, что пришлось наблюдать весь день: направление на полночь – куст на холме, и шкодливую иголку, которая указывала то вправо, то влево. Ужик слушал, не перебивая, но и не показывая ни малейшего интереса. Войча почувствовал обиду – он же старался!

– Ну, уклоняется, стало быть, – повторил он и вздохнул. – У стен и на берегу немного, а ближе к центру, где каменюки лежат, так совсем невесть куда показывает. То налево, то направо…