Текст книги "Ода контрразведке"

В фильме показано, что Вихрь получил планы минирования Кракова от полковника абвера Берга, которого перевербовала Аня – радистка Вихря, захваченная абвером. В действительности это была Елизавета Яковлевна Вологодская, оставшаяся от предыдущей группы, командир которой оказался предателем. Полковник Берг помогает ей бежать, а потом через нее встречается с Вихрем и передает ему схему минирования Кракова. Кстати, до этого Березняк сам побывал в гестапо и тоже смог оттуда бежать. Все эти факты есть в архивных документах, с одной лишь разницей – перевербованный радисткой немец был не полковником абвера, а фельдфебелем, и звали его Карл Хартман. Он был прибалтийским немцем и готовился к заброске в советский тыл. И конечно же, он не мог иметь доступа к сверхсекретным планам, известным только верхушке Третьего рейха и Штирлицу.

После освобождения Кракова войсками 1-го Украинского фронта Березняк и Вологодская были арестованы органами «Смерш» и направлены в Подольский проверочно-фильтрационный лагерь НКВД № 174, где и встретили Победу. Но вскоре нашелся заброшенный в тыл Красной Армии фельдфебель Хартман, который подтвердил все факты, изложенные разведчиками, и уже во второй половине 1945 года они были освобождены. Вскоре они поженились. С конца 1945 года Березняк возглавлял Львовский горотдел народного образования, был депутатом Львовского горсовета, затем занимал высокие посты в Министерстве просвещения Украинской ССР, был начальником Главного управления школ.

В документах КГБ того периода указывается: «Поскольку Березняк и Вологодская арестовывались немецкими органами контрразведки и оба совершили побег при обстоятельствах, правдоподобность которых вызывала сомнение, они были взяты на проверку как подозреваемые в принадлежности к немецкой разведке. В результате проверочных мероприятий КГБ материалов, подтверждавших выдвинутое подозрение, получено не было, и в октябре 1956 года проверка Березняка и Вологодской была прекращена».

А вот послевоенная судьба подлинного «майора Вихря» – Алексея Николаевича Ботяна складывалась более драматично. В 1947 году он был направлен на нелегальную работу в Чехословакию, где натурализовался под видом рабочего, окончил Высшую промышленную моторостроительную школу и был переведен на урановые рудники в Яхимов, в районе Карловых Вар. На конспиративную встречу с нелегалом сюда прибыл сам Евгений Иванович Мирковский, привез денег и инструкции. Вскоре, выполняя одно из заданий Мирковкого, Ботян встретился со своей будущей женой и обратился к шефу с просьбой разрешить жениться на чешке. Мирковский ответил: «Женись! Но имей в виду: если надо будет ее бросить – бросишь». Проблема на самом деле была связана с тем, что Чехия для Ботяна была промежуточной страной пребывания – его готовили для переброски в США или Канаду. Но этим планам не суждено было сбыться. Всё резко изменилось после того, как к власти пришел Хрущёв. После ареста Судоплатова и Эйтингона без всяких объяснений в начале 1955 года Ботяна отзывают в Москву и увольняют из органов: «Езжай в Белоруссию, картошку выращивать». На что Ботян ответил: «Я защищал Москву. Дайте мне жилплощадь в Москве, и пошли вы к чёртовой матери!»

С помощью друзей Ботян устроился метрдотелем в ресторан «Прага» – помогло свободное знание чешского, польского и немецкого языков. Стал заводить нужные связи, мог устроить в институт. Николай Кузнецов перед войной тоже ведь начинал таким же образом свою контрразведывательную деятельность. Теперь и Алексей Николаевич числился негласным сотрудником Второго Главка КГБ – контрразведки.

23 марта 1957 года 13-й отдел ПГУ КГБ СССР – бывшее Бюро № 1 Судоплатова – возглавил Иван Анисимович Фадейкин. Это был фронтовик, перед войной простой журналист, который начал войну в 1941 году политруком и стал командиром полка и даже начальником штаба дивизии, имел ранения. Алексей Николаевич Ботян и Иван Павлович Евтодьев отзываются о нем всегда с большой теплотой. Именно в это время Ботян возвращается в разведку. В 1963–1966 годах Фадейкин возглавлял военную контрразведку, а затем до 1974 года являлся Уполномоченным КГБ по координации и связи с МГБ ГДР в Берлине. Туда же в 1965 году прибыл и Ботян под прикрытием должности представителя «Аэрофлота» и курировал семьи немецких нелегалов, работающих на Западе. После возвращения из ГДР опыт Ботяна, в том числе и партизанский, пригодился на КУОС – кузнице спецназа госбезопасности, во главе которой находился фронтовик, полковник Григорий Иванович Бояринов, погибший при штурме дворца Амина в Кабуле 27 декабря 1979 года. Ему было 57 лет. Незадолго до этого в возрасте 62 лет прямо на рабочем месте умер генерал-лейтенант Иван Анисимович Фадейкин.

Ну а «полковник Вихрь» – Алексей Николаевич Ботян, казалось, нашел секрет вечной молодости. Он еще успел принять участие в создании группы специального назначения «Вымпел», в 90 лет стать Героем России, дожить до 103 лет и передать эстафетную палочку, которую он получил из рук Николая Ивановича Кузнецова, новым поколениям чекистов.

Уроки мужества

 
Пропахла порохом земля,
Она забыла запах хлеба.
А ей бы тёплого дождя
И голубого неба.
Да чтобы с дальней стороны,
Под свои закаты,
Домой вернулись бы с войны
Русские солдаты…
 

Вольт Суслов

В русском народе существует особое отношение к своим героям – если можно так выразиться, мера «русскости». К народным героям причисляют не только и не столько тех, кто высечен в камне и бронзе, увенчан золотом и лаврами, приближен властью и воспет официальной пропагандой – но тех, кто тем не менее живет в памяти народной, чьи поступки и деяния вызывают в душе людей законную гордость и восхищение, связаны как правило с идеей самопожертвования, подвигом, воплощают лучшие черты нации и передаются из поколения в поколение.

Вообще тема подвига является важнейшей чертой русской духовно-исторической традиции. При этом подвиг рассматривается как поступок, совершенный во имя общего блага с риском для собственной жизни. Труд хлебороба требовал постоянной защиты своей земли и своего народа от внешних угроз, среди которых были и неблагоприятные природно-климатические факторы, и набеги кочевников. В православном сознании это нашло отражение прежде всего в готовности принять смерть «за други своя», ведь шестая заповедь гласит «не убий». Но еще более древний пласт народного сознания рисует воина-героя, воплощенного в древнерусском былинном эпосе. Этому чудо-богатырю присущи не только черты самопожертвования, но и преодоления – а это не то, что в европейском сознании зовется «волей», больше похожей на эгоизм, рационализм и тупое упрямство.

Согласно преданию, главный оберегатель земли Русской от ворогов, Илья Муромец, до 33 лет был обездвижен: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище», – и получил чудесное исцеление от волхвов. Однажды, когда в доме никого не было, те пришли и попросили испить водицы. Илья ответил, что не может принести воды. Они повторно просят Илью встать и принести им воды. После этого Илья встает и идет, приносит волхвам воду. Они же велят Илье выпить воду. Илья выпивает и ощущает в себе невиданную силу. После этого волхвы говорят Илье, что он должен идти на службу к князю Владимиру.

По мнению ряда исследователей, среди которых, например, знаменитый филолог Владимир Яковлевич Пропп, русский народ воплотил в героях свои лучшие черты. К таким духовным ценностям можно отнести стремление к справедливости и добру, исконно русское великодушие и чувство локтя, взаимопомощь и всепрощение – т. е. то, что совершенно не характерно для западного менталитета с его культом материальной выгоды и насилия. «Суровый и могучий Илья, выдержанный и культурный Добрыня, веселый и находчивый Алёша выражают героические черты русского народа, – пишет Пропп в своей книге “Русский героический эпос” (1958). – В них народ изобразил самого себя. При всем их отличии они объединены одним чувством, одним стремлением: они не знают более высокого служения, чем служение своей родине; за нее они всегда готовы отдать свою жизнь».

Именно эти черты русского народа, восприимчивого к добру и чуждого всякому проявлению несправедливости и насилия, оказались созвучными идеалам социализма и коммунизма, во многом берущим свое начало от заповедей Христа, который учил, что «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в Царствие Небесное». Уничтожение эксплуатации человека человеком, построение справедливого общества, в котором, как сказано в Манифесте Коммунистической партии, «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», – это цели, ради которых стоит жить, бороться и умирать:

 
Смело, товарищи, в ногу!
Духом окрепнем в борьбе,
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.
 
 
Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.
«Братский союз и свобода» —
Вот наш девиз боевой!
 
 
Свергнем могучей рукою
Гнет роковой навсегда.
И водрузим над землею
Красное знамя труда.
 

Строки этой песни были написаны в одиночной камере московской Таганской тюрьмы в 1896 или 1897 году. Впервые она прозвучала 4 марта 1898 года, ее пела колонна заключенных пересыльной тюрьмы, среди которых был и автор песни Леонид Петрович Радин – русский ученый, изобретатель и профессиональный революционер. Он родился в 1860 году на рязанской земле, в Раненбурге, где его отец владел винокуренным заводом и мельницей (крепость Раненбург была заложена Петром I и первоначально называлась Ораниенбург – ныне это город Чаплыгин). Окончив в 1879 году знаменитую московскую Поливановскую гимназию для дворянских детей на Пречистенке, Радин в том же году поступил на физико-математический факультет Московского университета, который, однако, вынужден был оставить в связи со смертью отца и болезнью матери, скончавшейся в 1883 году. Затем Радин в 1884–1888 годах продолжил учебу на физико-математическом факультете Императорского Санкт-Петербургского университета, где его учителем был Дмитрий Иванович Менделеев, который предложил ему тему, связанную с винокурением. Кстати, докторская работа самого Менделеева называлась «О соединении спирта с водой» (1865).

Дмитрий Иванович Менделеев тоже мой земляк – он родился в Тобольске и отличался, помимо могучего интеллекта, типично русскими качествами, среди которых стремление к справедливости и неприятие насилия. В 1890 году он покинул Императорский Санкт-Петербургский университет из-за конфликта с министром народного просвещения Деляновым, который во время студенческих волнений отказался принять у Менделеева петицию студентов. И именно в 1890 году в Москве появляется первая марксистская группа, а уже в апреле 1894 года на собрании представителей заводов, железнодорожных мастерских и фабрик была создана первая марксистская организация, которая 30 апреля 1895 года получила название «Рабочий союз». Среди руководителей организации были по иронии судьбы А.Н. Винокуров и П.И. Винокурова. Наиболее активными ее участниками были Анна Ильинична Ульянова – старшая сестра Владимира Ильича Ульянова (Ленина), Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич и Леонид Петрович Радин. В работе организации принимал участие и сам Ульянов (Ленин), который бывал в Москве.

В 1894–1895 годах, когда Менделеев активно разрабатывал технологию производства бездымного пороха, Радин реконструирует множительную машину трафаретной печати, изобретенную Эдисоном (мимеограф), которой стали снабжать подпольные типографии, что сыграло важнейшую роль в революционном движении. В 1895 году Радин под псевдонимом Яков Пасынков публикует свою книгу «Простое слово о мудреной науке (Начатки химии)», предназначенную для рабочих.

Примерно в это же время московский «Рабочий союз» вошел в «Союз борьбы», созданный Владимиром Ильичом Ульяновым (Лениным) в Петербурге. В декабре 1895 года, как и многие другие члены «Союза», Ульянов (Ленин) был арестован, более года содержался в тюрьме и в 1897 году выслан на три года в село Шушенское Минусинского округа Енисейской губернии. После этого в 1897–1898 годах руководителем «Союза» был Александр Алексеевич Ванновский из московского «Рабочего союза» – подпоручик, выходец из тамбовских дворян (его мать принадлежала к древнему дворянскому роду Дурасовых), сын офицера. Ванновский был делегатом первого учредительного съезда РСДРП в 1898 году в Минске, на котором присутствовало девять делегатов. В 1912 году Ванновский принял христианство и вышел из РСДРП, участвовал в Первой мировой войне, за смелость был награждён орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. В 1919 году он уехал в Японию, где до Второй мировой войны преподавал русскую литературу в Университете Васэда в Токио. Умер он в 1967 году в возрасте 93 лет и похоронен на токийском кладбище Такао-рэйан.

Леонид Петрович Радин, тоже дворянин, был арестован в 1896 году и сослан в город Яранск Вятской губернии. В 1900 году, после окончания срока ссылки, он отправился на лечение в Крым, поскольку заболел туберкулезом. 13 марта 1900 года Радин приехал в Ялту, но было уже поздно: через три дня он умер в одной из ялтинских гостиниц. На его могиле была сделана надпись: «Дорогому товарищу от яранских друзей».

Таким образом, революционная борьба русского народа за свое освобождение неразрывно связана с его духовно-исторической традицией и уходит своими корнями в глубокое прошлое. Как говорил Юрий Владимирович Андропов, обращаясь к выпускникам Высшей школы КГБ при СМ СССР: «Будьте в гуще народа, соблюдайте закон и справедливость, проявляйте доброту и милосердие, эти чувства рождают патриотизм. Пополняйте свои знания, приобщаясь к родному языку, литературе и духовной силе нашей истории. Ведь и сама наша идеология сложилась в процессе истории. И все мы сейчас живем, соблюдая кодекс строителей коммунизма, который вобрал в себя лучшие исторические духовно-нравственные нормы – от христианских заповедей до народной мудрости, ибо Россия всегда отличалась своей необоримой духовной силой и всегда поднималась с колен, преодолевая все потрясения».

Если говорить о советской истории, то колоссальную роль в духовном возрождении русского народа сыграл Иосиф Виссарионович Сталин. Вечером 4 сентября 1943 года в Кремле он принял митрополита Московского Сергия вместе с митрополитом Ленинградским Алексием и митрополитом Киевским Николаем. На встрече присутствовали также Вячеслав Михайлович Молотов и начальник 5-го отдела (борьба с антисоветскими элементами среди духовенства) 2-го Управления (контрразведка) НКГБ СССР полковник Георгий Григорьевич Карпов. Митрополиты изложили Сталину свои пожелания относительно проведения Собора и избрания патриарха, а Сталин их одобрил. На следующий день митрополиты направили Сталину следующее письмо:

5 сентября 1943 г.

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Исторический день свидания нашего с великим для всей Русской земли Вождем нашего народа, ведущим Родину к славе и процветанию, навсегда останется в глубине сердца нас, служителей церкви. Мы почувствовали в каждом слове, в каждом обращении, в каждом предложении сердце, горящее отеческой любовью ко всем своим детям. Русской православной церкви особенно дорого то, что Вы своим сердцем почувствовали, что она действительно живет вместе со всем русским народом общей волей к победе и священной готовностью ко всякой жертве ради спасения Родины.

Русская церковь никогда не забудет того, что признанный всем миром Вождь, – не только Сталинской Конституцией, но и личным участием в судьбах Церкви поднял дух всех церковных людей к еще более успешной работе на благо дорогого отечества.

От лица Русской церкви приносим Вам великую благодарность.

Да сохранит Вас Бог на многие лета, дорогой Иосиф Виссарионович!

Патриарший местоблюститель Сергий,

митрополит Московский и Коломенский

Алексий, [митрополит] Ленинградский

Николай, митрополит Киевский и Галицкий».

Помета: «Мой архив. И. Сталин».

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 806. Л. 140.

8 сентября 1943 года состоялся Собор епископов, который избрал Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. 12 сентября 1943 года состоялась интронизация новоизбранного патриарха в кафедральном Богоявленском соборе в Елохове. Для постоянной рабочей связи с Патриархией был создан правительственный орган – Совет по делам Русской православной церкви при СНК СССР, который возглавил Георгий Григорьевич Карпов.

В 1956 году Хрущёвым была развязана антирелигиозная кампания. На Карпова, который в 1937 году был начальником СПО (затем 4-го отдела) УГБ УНКВД по Ленинградской области, сразу же появился компромат, и 6 февраля 1960 года постановлением Совета Министров СССР он был снят с поста председателя Совета по делам Русской православной церкви без указания причин. «Хрущёвская весна» обернулась слякотью, бездуховностью, слухами и сплетнями – как в известной песне Владимира Высоцкого:

 
– A вы знаете? Мамыкина снимают —
За разврат его, за пьянство, за дебош!
– Кстати, вашего соседа забирают, негодяя, —
Потому что он на Берию похож!
И словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
A беззубые старухи
Их разносють по умам!
Их разнооосють по умам!
 

За антирелигиозной кампанией последовал удар по армии. 15 января 1960 года Президиум Верховного Совета СССР принял Закон «О новом значительном сокращении Вооруженных Сил СССР», постановив:

Статья 1. Провести новое крупное сокращение Вооруженных Сил СССР, а именно на 1 200 000 человек.

Статья 2. В связи с этим расформировать соответствующее количество частей, соединений, военных училищ Советской Армии и Военно-Морского Флота, соответственно сократив вооружения, а также уменьшить расходы Советского Союза на военные нужды по Государственному бюджету СССР.

Ряд историков, да и просто очевидцев тех событий, уверены, что хрущёвский «миллион двести» стал одной из самых страшных трагедий, которые наша страна пережила в ХХ веке. Многие фронтовики были уволены из армии без пенсии – некоторым до нее оставалось несколько месяцев… Офицеры, проливавшие кровь за Родину, уходили на «гражданку», молча проглотив обиду. В армии началась дедовщина, потому что после 1960 года офицеров, которые были готовы служить не за страх, а за совесть, в армии стало на порядок меньше.

Поскольку весь этот произвол повторился в «блаженные» 1990-е, сегодня важно нащупать под ногами ту единственную точку опоры, которая помогла бы вынырнуть из этого либерального болота. И эта точка – ветераны. Их уже очень мало среди нас, но есть их потомки, есть друзья, которые могут донести до будущих поколений слово правды о Русском Солдате.

Я отношусь к тем, кто рос среди недавних фронтовиков в 50—60-е годы. Поэтому для меня было большой удачей то, что последние годы я смог тесно общаться с такими «Героями былых времен», как Евгений Александрович Ануфриев. Это человек поистине уникальный. Уйдя прямо со школьной скамьи на стадион «Динамо» в тот самый спецназ НКВД, в составе которого сражались Кузнецов, Мирковский, Ботян и многие другие, Евгений Александрович прошел самые драматические эпизоды битвы за Москву, служил в пограничных войсках, а затем стал выдающимся философом, профессором, заслуженным деятелем науки России. Вот уж с кем было поговорить о судьбах нашей страны и глубинных корнях патриотизма – но, к сожалению, и о нем последнее время почти забыли. Конечно, Евгений Александрович каждый год получал приглашения от Президента России Владимира Владимировича Путина и Мэра Москвы Сергея Семёновича Собянина на парад 7 ноября на Красной площади. Но на этом всё общение, собственно, и заканчивалось.

Кстати, сам Евгений Александрович всегда начинал рассказ о своем участии в параде 7 ноября 1941 года с первомайской демонстрации трудящихся 1940 года, после которой он был в редакции «Московского комсомольца» и его фотография была помещена в одном из номеров тогдашнего «МК». Он подчеркивал, что те предвоенные впечатления оставили неизгладимый след в сердцах людей. Они могли наглядно убедиться в реальных достижениях во всех сферах общественной жизни, которых добилась за свой недолгий период существования советская власть, и были готовы защищать ее с оружием в руках. Поэтому я очень счастлив, что у меня сохранились записи наших бесед с Евгением Александровичем, часть из которых я привожу ниже.

«Мы русские люди, тверские, из-под Ржева, – рассказывает он о себе. – Дед был из крепостных. Беда наша в том, что у нас посадили отца. Посадили его в 1928 году. У него было большое хозяйство, но все было создано своим трудом. Мать моя умерла от тяжелой работы, когда мне было два года. Работал дед, работала бабка с одним глазом. У меня было пять сестёр и три брата. В хозяйстве было пять коров, три лошади, двухэтажный дом, 18 десятин земли, которую взяли в аренду у государства во времена НЭПа. Никаких работников у нас не было – за исключением пленного австрийца в годы Первой мировой, который был очень доволен, что уцелел и что попал в эту семью. Но когда НЭП заканчивался, видимо, решили убрать собственников. Отца обвинили, что он сдал засоренное зерно. Он бы никогда этого не сделал – ему просто подсыпали. И дали пять лет, а дом продали с торгов. Так что рос я без отца и без матери, под опекой старших братьев и сестер. Отец потом освободился и перед войной умер. Я жил в разных городах на Волге – в Кинешме, Ярославле. До четвертого класса сменил пять школ. Между мной и старшим братом Иваном разница в возрасте была 20 лет – фактически он заменил мне отца. Иван Александрович окончил МВТУ имени Баумана, потом с Курчатовым строил атомный реактор, возглавлял Главспецстрой, был первым заместителем Председателя Госстроя СССР, награжден двумя орденами Ленина и тремя орденами Трудового Красного Знамени. Жил я под Москвой, в бараке у сестры с мужем. Как я там не попал к жулью – ума не приложу. Соседский парень был героем улицы. Он был вором, карманником, и даже звал меня с собой – показать, как он работает. Мне все эти дела не понравились. Я уже тогда полюбил книги – Вальтер Скотт, Пушкин, басни Крылова. Сестры занимались мной, возили в Третьяковскую галерею. Братья были охотниками, подарили мне “берданку”, и я уже тогда школьником сам набивал патроны. Потом нам с сестрой дали комнату у Никитских ворот – в ней я и встретил войну. Учился я уже в новой школе – перед войной только в одном районе пятнадцать новых школ построили. В каждой школе кружки, библиотеки, спортивные залы – вот как страна начинала разворачиваться! Так что, несмотря на прошлые обиды, в нашей семье никогда не было негативного отношения к советской власти, даже наоборот. Так формировалось поколение победителей. И правильно, когда говорят, что победили те, кто получил образование уже при советской власти».

За четыре дня до начала войны, 18 июня 1941 года, Женя Ануфриев окончил московскую школу № 284. «Как комсомолец, беспредельно преданный стране, я считал, что моё место – на фронте, – продолжает он. – Посоветовались с ребятами и пошли в военкомат. Там уже формировалось ополчение, которое возглавил Георгий Жиленков – секретарь Ростокинского райкома ВКП(б). Потом это ополчение вошло в состав 32-й армии, а Жиленков стал членом Военного совета и попал в плен 14 октября 1941 года под Вязьмой, пошел на сотрудничество с немцами, в том числе с гестапо, и стал ближайшим сподвижником генерала Власова. Мы пробыли в этом ополчении два-три дня. Нашлись умные люди, которые сказали: “1922-й год, 1923-й, 1924-й два шага вперед!” Мы вышли. “А теперь марш домой к своим бабушкам. Если понадобится, мы вас вызовем”… 16 июля меня вызвали в ЦК комсомола. Захожу в кабинет, сидят люди. У одного – малиновая петличка и одна шпала. Капитан НКВД. Как выяснилось, они уже ознакомились с моей биографией. Для начала несколько вопросов. Чем увлекаетесь? Какая семья? Я всё рассказал и между прочим обмолвился, что люблю природу, увлекаюсь охотой. Смотрю, их это заинтересовало. Спрашивают: “Что, и в лесу переночевать можете?” – “В принципе могу”, – отвечаю. “Будет очень трудно. Если решили, берите бланки и заполняйте. Мы вас берем”. Я заполнил анкету и получил предписание 17 июля явиться на стадион “Динамо”».

Там формировались войска Особой группы при наркоме внутренних дел Лаврентии Павловиче Берии. Зачислялись только добровольцы. Их костяк составляли пограничники, слушатели Высшей школы НКВД, студенты Государственного центрального института физкультуры и спортсмены-динамовцы – весь цвет советского спорта. Предстояло действовать в тылу врага, группами и в одиночку, выполнять сложнейшие разведывательно-диверсионные задачи и организовывать партизанское движение. Самое интересное, что у Жени Ануфриева отсутствовала фаланга на указательном пальце правой руки – результат детского любопытства, когда он сунул пальчик в шестеренку медогонки на пасеке отца. Если бы на «Динамо» на это обратили внимание – неизвестно, как бы сложилась его судьба. В дальнейшем стрелять ему приходилось средним пальцем, проделывая специальное отверстие в рукавице. Зато бил он без промаха и к тому же быстрее всех бегал на лыжах. Так что порода у молодого диверсанта была очень крепкая, и опытный глаз чекиста ее сразу разглядел.

«Много ты видел столетних стариков с волосами, – как бы угадав мою мысль, говорит Евгений Александрович, демонстрируя свою густую шевелюру, практически лишенную седины. – Не вылезают! Сейчас вот пробовал причесать их – расческа не берет. Ну а тогда получил обмундирование и поехал на метро домой переодеваться. Дома примерил – все уже подогнано, гимнастерка с зелененькими петличками. Надел форму и поехал к старшему брату в наркомат на Никольскую. Прошел по Красной площади, отдал честь Мавзолею Ленина. А на следующий день было приказано явиться уже на Кисельный. На лестницах и в столовой были красивые парни с маузерами. Действительно хорошее оружие, я чуть не убил из него своего командира. А настоящим военным я себя почувствовал только после парада и после первых боев, когда я ставил мины. Вот только тогда я понял, что я солдат. 7 ноября рано утром нас подняли и, даже не объяснив зачем, повели на Красную площадь. Только в 8 часов выяснилось, что нас строят для участия в параде. Этот парад, по сути, являлся стратегической операцией. Участвовал почти в полном составе весь наш 2-й полк ОМСБОН под командованием майора С.В. Иванова. Я видел Сталина. Моим командиром был генерал Судоплатов. После этого парада я с небольшой группой был заброшен на север от Москвы. Проехали Химки, вижу, направляемся в сторону Солнечногорска и Клина. Вдоль шоссе идут мобилизованные из Средней Азии. С верблюдами и мулами идут. Кто-нибудь об этом слышал? И куда потом они все делись? Особенно верблюды. Правда, рассказывали, будто бы один верблюд всё-таки дошёл до Берлина… Пытались на рога лосей поставить ручные пулеметы. Ну и что получилось? При первом же испытании полетели и рога, и пулемет. У нас в кузове лежал почти могильный крест – назывался “ампуломет”. Это обычная самоварная труба и запаянная стеклянная мина с белым фосфором, которая воспламенялась, ударяясь о броню танка. Все это настолько примитивно с учетом того, что под Москвой по большей части никаких укреплений не было. Пехота лежала в чистом поле на земле против немецких танков. Я смотрю – речушка, на той стороне кустики. И вдруг в утренней дымке эти кустики поехали – оказалось, что это замаскированные немецкие танки, штук пять. Идут на прорыв. А здесь наши солдатики, пытаются хоть как-то вкопаться в мерзлую землю за огородом. Разве так воюют? И мы бы погибли вместе с ними – но нас срочно перебросили в другое место, уже позади немцев, где мы должны были уничтожать танки и минировать подступы к городу, взрывать мосты. В декабре, после начала контрнаступления, потребовалось проводить разминирование, причём как наших, так и немецких мин. Затем нас начали готовить к диверсионной работе в тылу врага. В январе мы уже должны были оказаться в брянских лесах».

Но получилось иначе. Четыре сформированных отряда должны были перейти линию фронта 14 января 1942 года на участке наступления 10-й армии генерал-лейтенанта Филиппа Ивановича Голикова, вклинившейся в расположение немецкой группы армий «Центр». Но 20 января обстановка резко изменилась: немцы бросили на помощь своей блокированной в Сухиничах группировке танковую и пехотную дивизии, возникла опасность мощного контрудара. В этот момент Голиков с согласия Военного совета Западного фронта меняет задачу чекистам-лыжникам и приказывает им внезапными кинжальными ударами (т. н. «лыжная кавалерия») внести панику в ряды наступающего противника.

22 января 1942 года отряд в количестве 27 бойцов ОМСБОН НКВД под командованием старшего лейтенанта Кирилла Захаровича Лазнюка совершает скрытный 30-километровый марш-бросок и под вечер достигает окраины деревни Хлуднево. Вопреки ожиданиям командования, преимущество немцев оказалось подавляющим – на одного чекиста приходилось более двадцати немцев, кроме того, танки и минометы… Как в стихотворении фронтовика Михаила Владимова:

 
Где линию фронта кромсало,
Навстречу смертельной беде
Верховная Ставка бросала
Дивизию НКВД.
 
 
По пояс в стальной круговерти
По горло в болотной воде
Стояла бессонно, бессмертно
Дивизия НКВД.
 
 
Враг знал, что такие дерутся
Не требуя смен и замен,
И в плен никогда не сдаются,
Считая предательством плен…
 
 
Готова всегда для отпора
Высокой она чистоты
Дзержинская сталь, из которой
Куются мечи и щиты.
 
 
Стояла под пулями твердо,
Презрев как будто бы смерть,
Орденоносная, Краснознамённая
Дивизия НКВД.
 
 
По пояс в стальной круговерти,
По горло в болотной воде
Стояли бессменно, бессмертно
Дивизии НКВД.
 

«Нас с Аверкиным направили в разведку, – продолжает свой рассказ Евгений Александрович. – Я очень хорошо ходил на лыжах и вообще был лёгкий и быстрый. А Володя неплохо орудовал финкой. Мы прошли мимо сарая для скота и спустились по склону. Для начала надо было убрать часового у первого дома. “В случае чего, – сказал Аверкин, – открывай огонь”. Я видел, как он снимает этого часового. Тот вроде как задремал на посту, и Володя его уделал финским ножом».

Когда все вышли на исходные позиции, раздался сигнал к атаке. В штабе и в избах, где гитлеровцы расположились на ночлег, раздались разрывы гранат. Удалось подорвать и танки, которые немцы пытались завести.

«Я оказался на самом правом фланге, – рассказывает Евгений Александрович. – Когда из домов начали выскакивать фрицы, я, как и все, открыл по ним огонь. Я всё-таки был охотником и довольно прилично стрелял. От интенсивности огня даже нагрелась ствольная накладка. Я тогда расстрелял большую часть патронов, а у меня их было около двухсот, патронташи висели прямо на груди. Очень мощный огонь был и с той стороны. Стреляли немцы в основном трассирующими пулями. Это зрелище не забыть. Очереди переплетались, была удивительная красота, смертельная. Потом стали рваться мины».