Текст книги "Такси!"

3

В 7.03 вечера я позвонила в бюро находок нашей конторы на Пентон-стрит – узнать о судьбе плейера «Сони», который отнесла в полицию три месяца назад. Вот черт, забрали. Стыдно сказать, но я на него сама глаз положила. Перед выходом на работу задержалась, чтобы проверить мобильники.

Розовый телефон – Эми: «Привет, Кэти, это я. Появилась вечером во вторник. Я так хочу тебя увидеть. Почему бы тебе не заехать после работы? Я оставлю ключ под половичком у парадного входа. Войдешь и прикорнешь со мной рядышком. Разве не классно?»

Голубой телефон – Джоэл: «Кот, здорово. Извини, что я так долго не появлялся, просто хочу сказать, чтобы ты из-за меня не дергалась. Все в ажуре. Я порылся в дневнике – в четверг смогу выкроить для тебя время. В два часа, хорошо?»

Желтый телефон – Стеф: «Кэт, почему ты сбежала? Это просто ужасно – заснуть с любимой женщиной, а проснуться в пустой постели. Я разобиделся. С тобой все в порядке, сладенькая?»

Зеленый телефон – Ричард: «Китти, здравствуй, это я. Быть не может, чтобы твой грипп все еще не прошел. Дотти, не сейчас, папа разговаривает. Дотти, не надо, разобьешь, ты же… О господи. Китти, извини, Дотти только что разбила мой…»

Красный телефон – Джонни: «Кэйти, пожалуйста, приходи. Не бросай меня. Я не знаю, как мне все исправить. Пожалуйста. Кэйти, умоляю тебя!»

Меня разбудило несмолкающее постукивание. Я лежала в теплой постели, в глаза ярко светило солнце. Стеганое одеяло благоухало чистотой и свежестью. Постукивание прекратилось.

– А, проснулась, – послышался голос.

Ах да. Я у Эми.

– Может быть. – Я выглянула из-под одеяла.

Эми сидела за компьютером и печатала. На ней были джинсы в обтяжку и симпатичный свитерок из коричневого кашемира. Она с улыбкой обернулась, и на меня нахлынули воспоминания о том, как мы занимались сексом несколько часов назад. Вот в этой душистой постели. А потом Эми лежала, обнаженная, на боку, лицом к стене. Одна рука поднята к лицу, чуть согнуты пальцы. Я сидела и смотрела, как она спит. У нее прекрасная, длинная спина. Через пару минут я поняла, что должна поцеловать ее – между лопаток и дальше, опускаясь все ниже и ниже. И, когда я поцеловала ее в особом местечке, она проснулась и прижалась к моим губам.

Когда Эми появилась у нас, она сказала, что пишет для журнала «На Запад», но не уточнила, что для колонки «Дело в муфте». Наверное, надо было самим догадаться. Кому еще понадобится торчать в душной комнате, где пара сотен таксистов дует теплое «шардонне» и грызет чипсы, пока какой-то тип из благотворительной ассоциации благодарит всех за упорную работу в этом году и вручает чек президенту очередной детской организации.

Если честно, не знаю, что мне самой там понадобилось. Я участвовала в некоторых благотворительных акциях – возила детишек из неблагополучных семей в Маргейт и всякое такое. Ввязалась я в это исключительно потому, что кто-то где-то заявил, будто единственные женщины, которые участвуют в таких мероприятиях, – это супруги престарелых таксистов. Надо было доказать всем, что в нашей профессии есть женщины, и не просто чьи-то там женушки, а шоферы, знающие свое дело. Теперь и времени-то нет, но тогда особых напрягов не было – у меня числились только Джонни и Ричард.

На приеме мы были с Винни, но после презентации я потеряла ее в толпе. Разыскивая ее, я и набрела на превосходный персикоподобный зад в белых «левисах». Владелица зада наклонилась и искала что-то в сумке. Потом она выпрямилась, и я увидела блестящие рыжие волосы (в то время длинные), изящную шею, прелестную тонкую талию. Девушка не была похожа на таксистку – они либо крупные, либо миниатюрные, нечто среднее встречается редко. Она разговаривала с Дженни Фарроу из вечерней школы. Я заметила диктофон и сообразила, что это журналистка. Дженни углядела меня и помахала рукой; хорошенькая журналистка обернулась. Я не верила своим глазам: она мерила меня оценивающим взглядом с ног до головы.

Может, теперь я сама невольно преувеличиваю напряженность того момента, но почти поклясться готова: у меня сами знаете где будто пружина сработала.

Дженни между тем отошла к кому-то другому, – наверное, просто улизнула от журналистки, а та стала пробираться сквозь толпу ко мне.

Я запаниковала и завертелась в поисках Винни, но увидела только ее спину, исчезающую в дверях. И тут почувствовала на своем плече чью-то руку.

– Я пишу для журнала «На Запад». – У нее были предельно выразительные зеленые глаза и лукавая улыбка. – А вы, похоже, хотите дать интервью.

– Я?

Нет уж. Что я хотела, так это дать деру – укатить к Джонни или к Ричарду. В ту пору всего два любовника – но они отнимали все мое время. С ними я хорошо знала, что к чему. Пенис вводится в вагину. Все понятно, все прекрасно.

– Вообще-то действительно не хотите. – Она взяла у меня стакан с недопитым вином, осушила его и, состроив гримаску, поставила на стол. – Если говорить напрямую, то вы, похоже, хотите узнать, каково это – трахать женщину. Меня.

Потом, уже в постели, она-таки взяла у меня интервью. На вопрос, какие проблемы у шоферов самые главные, я ответила:

– Скука и одиночество.

– Ну, с этим я могу тебе помочь, – сказала Эми.

– «Дорогая Ревнивица из Лестера, – читала Эми вслух и одновременно печатала. – Вы вовсе не ведете себя глупо. Как по-вашему, откуда берется столько анекдотов про старомодных свекровей? Очень многие сталкиваются с такой же проблемой! Возможно, это покажется абсурдом, но, судя по всему, мать Вашего друга боится, что Вы похитите ее маленького сыночка. Она видит в Вас соперницу. Она и дальше постарается держать сына в повиновении, если Вы не примете меры».

Одеяло было не настолько плотным, чтобы заглушать слова.

– Мне это обязательно слушать?

Эми продолжала как ни в чем не бывало:

– «Может, Вам стоит узнать ее получше? Останьтесь как-нибудь с ней вдвоем, без Вашего друга. Что она любит – театр или кино? Играет ли в "Бинго"? Наверняка у вас найдутся общие интересы – и это Ваш шанс! Стисните зубы – и в бой! Может, Вам будет и не слишком весело в ее компании, но результат стоит затраченных усилий».

Ладно, если Эми хочет поцапаться – так тому и быть. Я села, привалилась к холодной металлической спинке кровати.

– Эми, а ты пару недель тому назад не была в цирке в парке Финсбери?

– Надо бы мне встретиться с твоей мамой, – изрекла Эми. На ее лице появилось решительное выражение. У нее было преимущество: в отличие от меня она как следует проснулась.

– Я ходила в цирк с приятелями и готова поклясться, что видела там тебя.

– А парней ты со своей матерью знакомила? Это все потому, что я девушка?

– Господи Иисусе… Ладно, который час?

– Начало двенадцатого.

– Боже, я всего четыре часа проспала!

– «Дорогая Стелла! – Эми держала в руках розовый листок бумаги. – Я уже год живу со своим парнем. Мы были счастливы и по-настоящему любили друг друга, но теперь, боюсь, моя ревность все погубит. Недавно из годовой поездки в Индию вернулась его бывшая девушка. Я знаю, что они расстались только из-за ее отъезда, и мне страшно: а вдруг он бросит меня ради нее? Когда он идет куда-нибудь с друзьями, мне кажется, что на самом деле он с ней. Я пыталась поговорить с ним, и он утверждает, что ему нужна только я. Но я же вижу, что его терпение вот-вот лопнет. Мой парень говорит, что я должна ему доверять, и это правильно. Так почему же я тогда не нахожу себе места? Ваша Параноичка из Донкастера».

Я терла усталые глаза, смутно припоминая наш с Уиллой разговор на кухне.

– «Дорогая Параноичка из Донкастера! – Эми снова принялась печатать. – Ключ к Вашим страхам кроется во второй строке Вашего письма – "по-настоящему любили друг друга". Если Вы действительно любите своего парня, учитесь доверять ему, как говорит и он сам. Вполне возможно, что и с той, другой девушкой он когда-то был счастлив, но теперь она – лишь частичка его прошлого. Люди меняются и двигаются дальше, и его настоящее – это вы. Но я знаю, как трудно порой от чего-нибудь отмахнуться. Если Вас все еще не отпускает тревога, почему бы не сказать своему парню, что Вы хотите познакомиться с той девушкой. Пригласите ее на обед или пропустите вместе стаканчик. Наверняка окажется, что она совсем не опасна, – может, она Вам даже понравится. И в самом худшем случае, если у Ваших опасений есть основания, Вы смело примете бой».

Совет абсолютно в духе Эми. Главный принцип ее философии заключается в том, что в жизни надо выбирать наиболее прямую дорогу. Ломись всем страхам навстречу – бум! – и вот тебе по лбу. Ну что же, теперь моя очередь.

– Эми, прервись на секундочку. Я хочу тебя кое о чем спросить.

Она развернулась на стуле; руки скрещены на груди, подбородок выпячен – попробуй сунься.

– Кэти, ты знаешь, как сильно я тебя люблю… Но есть пределы, переходить которые я не позволю никому – даже тебе!

– Эми, я не…

– Дай мне закончить. Я от тебя уже достаточно дерьма наглоталась, Кэти. Я смирилась с тем, что ты не пускаешь меня на порог, чтобы не расстраивать свою мамочку, суку хренову! Я молчала, когда ты критиковала мою рубрику и говорила гадости про моих подруг и их ориентацию – которая, кстати, и моя ориентация, а может быть, и твоя, хотя такой ярлык тебе не нравится. Я слушала твои обвинения и грязные домыслы насчет моей верности да еще из кожи вон лезла, пытаясь тебя убедить, что ты единственная женщина на всей планете, которую я действительно хочу… И ради чего, спрашивается? Ради того, чтобы ты появилась раз в неделю, затащила меня в койку, а потом слиняла снова. Да на хрена мне это сдалось?

– Но…

– Нет, Кэти. Хватит. Я не сплю с Черил, и я не была ни в каком цирке, и вообще я хочу, чтобы ты закончила эту дурь и заткнулась. – Она подняла руку; в узкий просвет между большим и указательным пальцами бил солнечный луч. – Еще вот столько, и я пошлю тебя, детка, куда подальше. Лучше не доводи меня.

И Эми, откинув с лица волосы, снова защелкала мышью над своими душеспасительными письмами.

– Как насчет завтрака? – На лице ее сияла довольная улыбка.

Пока Эми кромсала манго и клубнику, я, сидя за массивным столом, рассеянно выводила каракули на блокноте для памяток красной шариковой ручкой. Надо во всем разобраться. До чего же Эми увертлива – настоящая интриганка. В своей трактовке нашего романа Эми совершенно забывает, как загуляла на целые выходные с некоей Линдой, которую подцепила на конференции. Сознаться-то она созналась, но истолковала это как мучительный поиск ответа на вопрос, что есть моногамия – любовь или обладание. В конце концов она решила, что и то и другое необходимо для полноценных отношений, только сначала надо проверить все варианты. Еще Эми забывает о бритоголовой Саре, которая как раз вываливалась из этого дома вся в засосах, когда я неожиданно нагрянула после работы месяца три назад. Эми как никто иной умеет превращать хаос, в котором живет, во все, что ей заблагорассудится. Оказывается, это на меня ни в чем нельзя положиться, это только моя верность находится под большим вопросом и только я здесь на ровном месте впадаю в паранойю.

– Кэти, дорогая! Как дела на городских дорогах? – В кухню вплыла Уилла в небесно-голубом одеянии до полу и в очках с простыми стекляшками. Она принялась вскрывать какой-то конверт ножиком устрашающего вида.

– С перебоями.

– Сигаретку? – Она кивком указала на вскрытую пачку «Кэмел». – Ах да, вы же этим не увлекаетесь.

Сама она сигарету взяла и подсела к столу. Вдвоем мы наблюдали за манипуляциями Эми. Я смотрела на светлый пушок, покрывавший руки Эми. На шею, длинную, белую. На этот рот… Единственная женщина, к которой меня влекло. Невольно задумаешься, а многие ли женщины традиционной ориентации ловят себя на том, что смотрят на Эми иначе, чем на других девушек – просто хорошеньких, всего лишь миленьких. Эми – это чистый секс. Упругая попка, туго обтянутая джинсами, так и притягивает мой взгляд… и, как до меня впервые доходит, взгляд Уиллы.

– Кэти, – неестественно громко зашептала Уилла, хватая меня за руку, – вам еще не удалось поговорить с нашей мадам о том пустячке, который мы недавно обсуждали?

Я-то всегда полагала, что интерес Уиллы к Эми чисто материнский. Ну я и дура.

– Это еще что за пустячок? – подала голос Эми.

– Уилла полагает, что с этим разделом, «Тетушкиными терзаниями», ты сама себе занижаешь цену. И что ты слишком талантлива, чтобы быть «Дорогой Стеллой», – произнесла я ровным, лишенным выражения голосом.

Уилла негодующе сверкнула на меня глазами и лягнула под столом пушистым тапком.

– Ну в самом-то деле, Уилла! – Эми швырнула нож на стол и уперла руки в бока. – Мы ведь это уже вдоль и поперек обсудили! Просто небольшое развлечение и маленький приработок. Мне уже осточертело выжимать из себя всякую заумь про теннисисток, корреспонденток и про воронки, с которыми девушки могут писать стоя!

Я с удовлетворением наблюдала, как Уилла чуть ли не юлой вертится.

– Но, Эми, надо же и о будущем подумать! Что могут дать «Тетушкины терзания»? Как со всей этой чушью получить собственную рубрику на всю полосу? Я думала, Кэти с тобой поговорила…

– Уилла, ты мне, часом, вдвое ренту сократить не собиралась? – Эми снова схватила нож и атаковала ананас. – Нет, думаю, не собиралась. И вряд ли хочешь, чтобы я отсюда съехала, верно? А раз так, я уж лучше останусь самой собой… Кому фруктовый салат?

Эми смотрит мне в глаза – и будто искра проскакивает между нами. Эми сияет как начищенное стекло.

Пока мы шли по Аппер-стрит тем солнечным октябрьским утром, Эми застревала у каждого окошка с объявлениями о сдаче квартиры. Намек чересчур прозрачный.

Ислингтон – район, которого я не понимаю. Все эти холеные фифы со стильными стрижками и в прикидах от «Агнес Б» и «Николь Фархи», которые мурлычат что-то в мобильники, одновременно подзывая такси; зажиточные особы вроде Уиллы, расхаживающие по магазинам в поисках сушеных бобов и дикого риса; чопорные старухи, шествующие из парикмахерских в сопровождении бестолковых собачонок. Пахнет выхлопными газами, едой и «Келвином Кляйном». Все точно так же, как и в любом другом уголке Лондона, – не особенно красиво, не особенно зелено. Как и повсюду, здесь полно нищих, пьянчуг и попрошаек. Пэкхем, да и Майл-Энд – это георгианские особняки и просторные площади. Почему же ничуть не менее вонючий и грязный Ислингтон столь беспардонно выколачивает такие деньги?

– Смотри-ка, – Эми ткнула в очередное объявление, – Каффорд-сквер – совсем рядом с Уиллой. Две спальни, две гостиные. О… Семьсот пятьдесят тысяч фунтов.

– Пойдем! – Я потянула ее за руку. – Давай антиквариат посмотрим.

Мы шли по Кэмден-пассаж, вдоль витрин, забитых медными побрякушками и дверными молотками, – и застыли как вкопанные возле выставленного столика кедрового дерева.

– Как по-твоему, что-нибудь такое к моему… – начала было Эми, и вдруг…

– Китти, это ты!

Позади меня стоял Ричард. Я увидела его отражение в витрине еще до того, как обернулась, – широкие сутулые плечи, редеющие волосы песочного цвета, карие глаза. Он сиял от радости. Мне понадобилась доля секунды, чтобы это отметить. Дотти цеплялась за его руку. Я еще только оборачивалась к ним, а она уже теребила меня за рукав куртки:

– Китс, Китс, глянь на мои новые туфельки! – Дотти запрыгала, высоко вскидывая ножки. Ярко-красные туфли из лакированной кожи.

Ричард сгреб меня в охапку, носом я ткнулась в его плечо, тут же неловко высвободилась и кое-как выдавила:

– Ой, Ричард, какое совпадение.

Эми стояла, сунув руки в карманы, и вид у нее был озадаченный, даже растерянный. Я отчаянно придумывала, как сделать так, чтобы два моих мира пересеклись, но не столкнулись.

А Ричард говорил:

– Так твой грипп, значит, кончился? Выглядишь замечательно, только… Что с твоим глазом?

– Привет, я – Эми. – И она протянула руку. Ричард, до сих пор не замечавший Эми, смешался и не сразу ответил на рукопожатие.

– Ричард, это моя подруга Эми. – Я осторожно подбирала слова. Эми явно рассердилась, что ее записали в «подруги», но на рожон, слава богу, не полезла. – Эми, это Ричард и Дотти.

– Привет, Дотти. – Эми наклонилась и потрепала ее по голове.

Дотти, которая этого терпеть не может, отпрянула, спряталась за отца и застенчиво выглянула из-за его ноги.

Господи, не дай, пожалуйста, никому из них ничего брякнуть.

– Давно выздоровела? – Первый восторг от неожиданной встречи миновал, и Ричард обиделся, что я встретилась с кем-то из подруг прежде, чем поспешить к нему. Даже рассердился – вон румянец выступил на скулах. Карие глаза, обычно такие мягкие, приветливые, потемнели, стали колючими.

– Знаешь, всего пару дней назад я была так больна, Ричард, ты даже поверить не можешь.

– А я и не знала, что ты болела, – внезапно сказала Эми.

– Н-ну, я не люблю о таких вещих распространяться.

Неподалеку от нас молодая пара разглядывала антикварные украшения на лотке. Девушка примеряла кольца – надевала на безымянный палец, вытягивала руку, чтобы парень мог полюбоваться. Девушка была не особо красивой, но вся лучилась от счастья – как, впрочем, и он, – и это делало прекрасными их обоих. Мне вдруг стало завидно.

– А может, кофе выпьем? – предложила Эми. – В двух шагах отсюда есть кафе – там подают чудесные пирожки.

Вмазать бы ей.

– Спасибо, но нам, к сожалению, пора. – Ричард все еще сердился, но великодушие заставляло его сдерживаться. – Надо забрать фотографии, а потом я должен забросить Дотти в садик.

– Вот жалость-то. – Я старалась изобразить огорчение, но безуспешно. – Я тебе потом позвоню, ладно?

– Хорошо бы. – Ричард бросил на меня взгляд, яснее слов говоривший: «Надо потолковать». И буркнул: – Приятно было познакомиться… Эми.

– Взаимно. – Она уже утратила к нему интерес и вернулась к столику кедрового дерева.

Ричард придвинулся, чтобы поцеловать меня. Какое счастье – он был зол настолько, что всего-то ткнулся мне в щеку.

– Ну, пока! – Я чмокнула Дотти в губы.

– Фу, мокрая бяка! – воскликнула она, ухватила отца за руку и потянула прочь.

Он позволил ей увести себя, но крикнул через плечо:

– Заходи, снимки посмотришь! В цирке должно получиться что-то замечательное!

Я в панике оглянулась на Эми, но она любовалась столиком. Кажется, нас она уже не слушала. Ричард и Дотти скрылись за углом. Парочка неподалеку присмотрела кольцо. Похоже на серебро – хотя, может быть, и платина. Крупный голубой сапфир. Девчонка корчила гримасы и счастливо хихикала. Парень притянул ее к себе и поцеловал – сначала в лоб, потом в губы. Хмурый продавец расплылся в улыбке.

– Кэти, я спрашиваю, купить мне этот столик? Он, конечно, замечательный, но меня смущает цена. Ты не находишь, что четыре сотни – это слишком круто?

Я пожала плечами:

– Совсем в этом не разбираюсь.

– Ладно. Давай зайдем, с продавцом посоветуемся.

Она распахнула дверь, где-то в затхлых темных глубинах магазина звякнул колокольчик. Не успела я подумать, что опасность миновала, как Эми остановилась в дверях.

– А кто этот парень, Ричард?

– Мой кузен.

– Ты никогда не говорила, что у тебя есть кузен.

Пожилая дама в норковой шубе пыталась выйти из магазина, но Эми загораживала ей дорогу.

– Эми… – начала я.

Она заметила старуху и шагнула обратно на мостовую.

– Странно, что я никогда о нем не слышала.

– А у тебя есть кузены?

– Да, четверо.

– Вот видишь. Я же о них тоже не знала.

Эми смерила меня суровым взглядом.

– Но мы с моими кузенами видимся раз в году. А вот вы явно в близких отношениях. Я просто удивляюсь, что ты раньше ничего о нем не рассказывала, вот и все.

– Наверняка я о нем как-нибудь упоминала.

– Нет. Ни о нем, ни о девочке. Я уверена. – Эми с воинственным видом скрестила руки на груди. Подбородок выпятился. – А между тем ты недавно была с ними в цирке.

– Я говорила тебе, что была в цирке. На самом деле…

– Ты сказала, что была там с приятелями. Ни о каком кузене и речи не было.

– Но мы с ним и есть приятели. Я именно так к нему и отношусь. Он скорее друг, чем кузен.

Мое лицо судорожно подергивалось. Оно отражалось в витрине – лживое, виноватое. Она-таки разнюхала! Я так и знала, что наступит день, когда все рухнет. В конце концов, большинство людей не справляется с двумя любовниками, что уж говорить о пяти. Внезапно я почувствовала бесконечную усталость. Захотелось улечься прямо здесь, на дороге, и заснуть. Но вместо этого я подготовилась к самому худшему.

– Почему ты так стыдишься меня? – еле слышно спросила Эми. – Ты бы меня не представила, если бы я сама этого не сделала. Ты даже не хотела говорить, что это твой кузен!

– Эми…

– Я-то думала, что мне нельзя встречаться только с твоей мамой, а у тебя, оказывается, вся семейка ей под стать? – Ее голос крепчал. – Почему ты стесняешься меня? И самой себя? Почему мне нельзя быть такой, какая я есть? Что, черт тебя побери, страшного в том, чтобы любить женщину? А?

Торговцы за уличными лотками притихли. Приземистый усач, подметавший у входа в итальянский ресторан, остановился и, опираясь на метлу, наслаждался неожиданным шоу. Юная парочка уставилась на нас с разинутыми ртами, парень на всякий случай обхватил девушку за плечи. Даже голуби перестали копошиться в канаве и пялились своими мерзкими немигающими глазками.

– Дорогуша, не переживай! – заорал усатый. – Я тебе каждый день вставлять буду!

– Вот черт! – Эми вытерла глаза рукавом и под перезвон колокольчика нырнула в магазин.

Я повернулась, чтобы последовать за ней.

– Вам обеим! – надрывался усач, пока за мной закрывалась дверь. – Я мужчина щедрый – на двоих хватит!

11.02 вечера. Я посадила двух женщин у Королевского оперного театра и теперь везла их в Масуэлл-Хилл. Мать и дочь, одной – лет пятьдесят с небольшим, второй, соответственно, около тридцати. Еврейки, возможно хасиды. Кто-то мне однажды рассказывал, что у хасидов женщины бреют головы и носят парики, и теперь я косилась в зеркальце, пытаясь угадать – эти длинные каштановые кудри настоящие или нейлоновые? Обе приоделись: у матери был день рождения. Она благодарила дочь за внимание, но нетрудно было понять, что не очень-то им весело. Обсуждая вечер, обе не могли скрыть усталости. Дочь издавала какие-то восклицания – как обычно, когда не слушаешь собеседника. Мать зевала, прикрывая рот рукой и то и дело повторяя: «Хорошо, правда?» Может, опера оказалась вшивая, а может, каждая из них на самом деле предпочла бы провести время в другом месте и в другой компании. В конце концов я потеряла интерес к их волосам и поймала джаз по радио.

Сегодня вышел напряг. Я до сих пор не могла поверить, что выпуталась. Эми крысу учуяла, да не ту. Ричард обиделся, что я ему не позвонила, но ничего не заподозрил – в этом я уверена на все сто. Да и как может ему взбрести на ум, что я болтаюсь по Ислингтону с любовницей? Да, я отстрелялась, но… Откуда-то взялось ощущение, что время мое на излете.

Хотя… пусть я когда-нибудь и попадусь – что с того? Я столько усилий прилагала, чтобы стать всем для всех своих любовников, что быть кем-то для каждого из них мне уже не удавалось. Беда в том, что я привыкла к разнообразному меню. Чего ради каждый вечер трескать макароны, если хочется ростбиф или цыпленка под соусом карри?..

За Хайгейт-Вудс я свернула направо, потом еще раз направо и высадила женщин у большого дома в Вудленд-Гарденс, где у входа был припаркован «мерседес». К этому времени их разговор сдох окончательно и они явно были счастливы, что наконец добрались до пристани. Возвращаясь в Вест-Энд, я подобрала придурковатого парня в анораке, которому нужно было в Камберуэлл, и по пути продолжала раздумывать о своих неурядицах.

Если послать одного или двух любовников, появятся время и деньги, чтобы привести в порядок квартиру. Пятеро – это чертовски накладно, особенно при моей мягкотелости. Сегодня, к примеру, все кончилось тем, что я купила Эми тот столик из кедрового дерева – выложила полные четыре сотни. Прощение – вещь дорогостоящая. Но если я решусь бросить парочку любовников, то кого именно? Как их выбрать?

Голова была забита этими мыслями всю дорогу до Камберуэлла. Это один из моих самых ненавистных уголков Лондона, хотя и там я знаю несколько славных местечек, надо только убраться подальше от главной улицы. Но эта унылая вереница кафешек, букмекерских лавочек, автобусных остановок и палаток… Затравленного вида человечки шмыгают в серые дома, ежатся на ветру, а вечно запруженная автомобилями дорога все тянется и тянется… Хоть вены вскрывай.

– Спасибо, что согласились подвезти. – Пассажир, явно настроенный поболтать, подался вперед, поправил очки на носу. – Знаете, я до вас останавливал четыре кеба – так меня никто не взял. Хотя у всех был оранжевый огонек!

– Южная часть реки. – Я уже тысячу раз это обсуждала.

– А что в этом плохого, хотелось бы знать? Если с юга на север – не проблема. Что же дурного в дороге с севера на юг? Таксисты – такая предубежденная публика.

– Просто на обратном пути трудно найти пассажира. Но я понимаю, о чем вы. Таксисты – они все такие говнюки.

Тут выяснилось, что придурок – натура деликатная. Он захлопнул рот и выпрямился, чопорно поджав губы.

Вот и славненько. Только будем надеяться, что чаевых я себя не лишила.

4.53 утра, и я вся в кусках. Высадив троих парней у Клэпхем-Коммон, я остановилась, чтобы проверить сообщения на мобильниках. Ничего ни от кого. Меня никто не любит.

В окошко постучали, я подняла голову и увидела бледную жирную физиономию. Пятидневная щетина и какой-то дурацкий взгляд – отрешенный, что ли. Вид этого типа мне не понравился, но из вежливости я опустила стекло на пару дюймов.

– Черинг-Кросс. – Я уловила северный акцент.

– Нет, извините. Я закругляюсь.

– Но у вас же горит огонек. Вы должны меня взять.

Вот дерьмо. Забыла выключить. Тип улыбался – до чего же отвратные желтые зубы. Не хочу видеть это мурло в своей машине.

– Ничего я не должна. Я возле вас не останавливалась, и вообще я не на трассе. Просто еду домой.

– Пожалуйста! Пожалуйста, подвезите меня к Черинг-Кросс. – Улыбка на его лице сменилась выражением отчаяния. Мне тут же стало жаль его. Инстинкт подсказывал, что этот тип не в себе – явное психическое расстройство. Если я его не возьму – куда он денется? С другой стороны, один бог ведает, есть ли у него деньги.

– Не поймите меня неправильно – но вы можете заплатить?

Явно оскорбленный, он достал из кармана небольшую пачку купюр и помахал перед моим носом.

– Ладно. Садитесь. – Я отперла дверь. Как овца.

Толстяк залез внутрь. Коричневое пальто напоминало одежду зеленщиков, на носки натянуты сандалии. Он снова скалил в улыбке желтые зубы.

Еще одна долгая, нудная поездка по более или менее прямому маршруту. Мы проехали станцию метро «Клэпхем-Норт». Я слышала, кто-то назвал Клэпхем «южным Челси». Брякнут же эти лондонцы. Дорога змеится вдоль обшарпанных ночных клубов и ирландских пабов, через Стокуэлл, вперед к Кеннингтону.

Я услышала щелчок и, взглянув в зеркало, увидела, что мой пассажир играет зажигалкой. Табличка «не курить» висела прямо перед ним.

– Эй! Читать умеете?

Ответом был остекленевший взгляд – будто этот тип вовсе и не в моей машине, а где-то в неведомом пространстве. Он и не пытался закурить. Просто баловался с зажигалкой. Пламя вспыхивало – и гасло, вспыхивало – и гасло.

– Прекратите. – Четко и ясно. Но он не останавливался. Вспыхнуло – погасло. Вспыхнуло – погасло. – Не смейте это делать в моей машине!

Непохоже было, чтобы он меня услышал. По ошибке я проскочила на красный, вокруг заревели гудки. Взяв себя в руки, я свернула налево и вырулила на пустынную, обсаженную деревьями дорогу. За деревьями тянулась шеренга домишек тридцатых годов. Вспыхнуло – погасло.

– Уберите. Вы меня отвлекаете, а это опасно.

Внезапно толстяк прекратил щелкать, хотя по его взгляду по-прежнему не было заметно, что он меня слышал. Он уронил руку. Я облегченно вздохнула. Чем скорее это путешествие окончится, тем лучше.

Господи, да он пытается поджечь сиденье!

Чему нас всех учили – так это не рисковать. Если ночью, в тихом темном закоулке у вас проблемы – плюйте на все, отпирайте дверь и вышвыривайте такого пассажира к чертовой матери.

Я крутанула руль, резко затормозила у обочины и развернулась к нему:

– Так, все. Вон отсюда!

Жирный урод снова улыбался. Злобно. Он все еще держал зажигалку у обивки.

– Вали отсюда!

Запахло паленым пластиком.

Вызвать полицию по одному из мобильников – нет, слишком долго. Самой рвануть к полицейскому участку – нельзя поворачиваться спиной к этому уроду. Кто знает, что еще взбредет ему в голову.

Оружие у таксистов не предусмотрено. Если полиция оружие найдет – могут отобрать значок. Но есть обходные пути – большой карманный фонарик, увесистый гаечный ключ. Вполне сгодится.

И фонарик, и гаечный ключ хранились в багажнике. Одна беда – чтобы достать их, нужно выйти, а неписаное правило таксистов гласит: «Не вылезай из машины, если внутри кто-то есть». Глазом моргнуть не успеешь, как уведут сумку с деньгами. Но если я буду без оружия, то как, черт побери, мне его отсюда выволочь?

Дыхание прерывалось и руки тряслись, когда я схватилась за дверную ручку. Пока доставала из багажника фонарь, тип не двинулся с места. Тогда я распахнула дверцу и вцепилась в его левую руку. От него несло спиртным и мочой. Толстяк не шевелился, даже не пытался от меня избавиться. Я пыхтела, тянула – без толку. Зажигалка была у толстяка в правой руке, и он упорно пытался поджечь обивку.

Я замахнулась фонарем. Неужели действительно пущу его в ход?

– Выкатывайся, мудак!

Внезапно он двинул меня головой в живот, точно тараном. Я отпрянула, пытаясь устоять на ногах, а жирный вылетел из машины, оттолкнул меня в сторону и, припустив по улице, исчез среди домов.

Согнувшись, я прислонилась к машине. Пока переводила дыхание, топот сандалий смолк в ночи. В небе надо мной светила белая круглая луна.