Текст книги "Одна среди людей"

Глава 3

Недели летели одна за другой. В компании внешне ничего не менялось. Разговоры про Даниила сошли на нет, на их место пришли новые сплетни. Несколько человек уволилось, а кто-то усмехнулся, сказав, что он не виноват в том, что там его подпись. Мол, все немного выпили, с кем не бывает – побузили и забыли. И вроде людям импонировало вначале, что Даниила оставили, но по большому счету всем была безразлична его судьба. Вначале казалось, что теперь сотрудники будут гордится тем, что руководство за них заступится, но вряд ли кто-то думал об этом всерьез. У всех были семьи, развлечения по выходным, другие насущные дела, рабочие обязанности, в конце концов, – поэтому нет времени на пустые думы о высоких материях, которые в карман не положишь… И я понимала людей – гораздо интересней заострять внимание на мелочах, суетиться о насущном, быть в курсе последних новостей. Моя тихая зависть засела глубоко внутри, смешиваясь с печалью и ощущением несокрушимой обыденности дней. Однако следующее событие вывело меня из коматозного состояния.

На рабочую почту пришло лаконичное сообщение от Юры. Он писал коллегам, что сегодня у него последний рабочий день, в связи с чем всех ждут на кухне тортики. Юра не говорил слезливых слов прощания о том, как будет по всем скучать или какими незабываемыми были его дни в компании, никого не обнимал, не приглашал на неофициальную вечеринку, не написал своего телефона для связи или личного электронного адреса. И было вполне понятно почему. Оживления из-за этого электронного письма я также не заметила. Скорее, наоборот – все делали вид, что усердно работают. С Юрой общались в рамках приличий, никто не хамил, но и не проявлял дружелюбия. В последнее время коллеги разговаривали с ним, как если бы знали, что перед ними бывший уголовник. Лично он не сделал никому ничего плохого, но мысль о том, что, вероятно, может, побуждала держаться с таким человеком вежливо, настороженно и на расстоянии вытянутой руки.

Юре улыбались секретари на ресепшене, приветствуя утром, а сразу после его ухода строили гримасы отвращения. Зная общительный и приветливый Юрин характер, я понимала, каково ему было все это терпеть. Однако чувства жалости у меня не возникло, просто я констатировала, что человеку тяжело. Злорадства тоже не появилось, как, например, у Кати.

Разобравшись с приоритетными на сегодня делами, я пошла на кухню за тортиком – почему бы не попить чай с чем-нибудь вкусным. Уже на подходе к кухне стало очевидно, что мне вряд ли кто-то составит компанию. Обычно шумное место сегодня тосковало по веселью и смеху. Тишину нарушал звук от клавиатур и одной дребезжащей лампы. Войдя, как мне тогда казалось, в пустую комнату, я замерла. Юра стоял в одиночестве, прислонившись спиной к стене. Руки скрещены на груди, взгляд устремлен в пол. На столе красовались два аппетитных торта, разрезанных на аккуратные одинаковые кусочки. Быстро справившись с замешательством, я проследовала к столу, налила себе заварку и стала присматриваться к тортикам.

– Какой посоветуешь взять? – спросила я дружелюбно, без намеков на издевку.

Юра отреагировал тем, что собрался было уже уходить.

– Погоди. У тебя сегодня последний день, может, поговорим? – прикрыв дверь, я поставила на стол две тарелки и подала ему чашку. Неожиданное материнское чувство проснулось у меня к этому молодому человеку, который всего лишь сбился с пути.

– Контрольный выстрел в голову? – парировал он, с вызовом глядя в глаза.

– Это твои слова. Я всего лишь хотела понять твои мотивы, – выдержать взгляд после стольких лет тренировок не составило труда.

– Какая тебе разница? Или босс хочет узнать? – Юра смотрел как загнанный зверь, готовый прыгнуть на дуло ружья. Но я не желала зла, мне и в голову не приходило посмеяться, подразнить или унизить его. Как обычно, я хотела помочь. Поддаваясь мимолетному порыву, мой разум срабатывал по одному ему ведомому алгоритму, выдавая порой удивительные для меня самой фразы. Вот и теперь я выдала что-то «на автомате», Юра оцепенел. Повисло молчание.

Что я тогда сказала? Сама испугалась повторить. Только Юра опустился на стул, взял кусок торта и начал механически жевать.

– Я всегда подозревал, что ты ненормальная, – наконец выдал он. – Жаль, что все так вышло. Это было подло… А ты – молодчина. Не буду списывать все на алкоголь, план мести зрел у меня давно. Буду откровенен – Даниил придурок, который умудрился получать самую большую зарплату среди программистов. Думаю, для тебя это не секрет… Ха! До сих пор не понимаю, как он добился такого. Я лез из кожи вон, чтобы прокормить семью, а он кодил втихаря и загребал нехилые бабки. Может, ты знаешь секрет успеха Даниила? Ведь ты тоже часть его успеха, хотя верится с трудом.

– Если что-то у тебя не выходит, ищи проблему в себе, а не пытайся узнать, как чего-то достигли другие. У каждого свой путь. Путь мести и денег не ведет к успеху. Если у Даниила и есть секрет, то он в том, что никакого секрета нет. Человек просто живет и принимает то, что с ним происходит, не пытаясь на это влиять. Честно выполняет свои обязанности, не хамит, не лебезит и не сплетничает. И так на протяжении семи лет. Иногда это ценят.

– Я бы сказал проще – дуракам везет… Счастья вам, голубки, – Юра резко поднялся, бросил недоеденный кусок и вышел. Мое желание помочь опять не поняли и не оценили. Вряд ли Юра будет рассказывать о нашем разговоре всем подряд. Но даже если и так, поверят ли ему?

Теперь меня больше занимала фраза, сказанная необдуманно. Так ли опрометчив был мой поступок? Несколько медитативных упражнений помогли сосредоточиться на своих чувствах и новом самоощущении. Мне стало гораздо лучше. Я вновь ощутила уверенность в себе, силе и спокойствии, что прочно заняли сознание. Впервые за много лет я сказала правду, но не простую банальность, а то, во что реально верила.

Быть голой на виду и чувствовать себя отлично – такое может быть только во время секса или в момент триумфа на сцене. Но жизнь моя – театр одной актрисы, где зрители, сцена, актеры, музыканты, свет, звук и декорации слились воедино и составляли части единого целого. Если я сегодня призналась в любви к человеку, которого ждала почти век, то это кульминация пьесы – до занавеса еще далеко, однако раздался звонок на антракт. Зрители зашелестели юбками и брюками, засеменив к выходу, чтобы купить прохладительных напитков. «Что будет в следующем акте? Какая развязка?» – вопрошали они, перешептываясь в очереди и за столиками. Зародилось смутное ощущение, что в мире есть только я, а все остальное лишь создано исключительно для моего развития, хоть такого долгого, непоступательного, прерывистого.

Случайно обиженные мной люди, опрометчивые поступки и заблуждения, ночи, полные любви и отчаяния, – ни одно мгновение этих пятисот лет все же не было напрасным, если я рискнула сказать правду самой себе, если мне еще интересно, что будет дальше. Найти нечто совершенно новое в череде безликих будней, плеснуть яркой краской на серый асфальт, отыскать зеленый росток, рвущийся к солнцу сквозь толщу бетона…

Я открыла глаза. На кухне по-прежнему никого не было. Тикали часы, дребезжала лампа. Чай остыл. Подлив кипятку в чашку и взяв тарелку с тортом, я направилась в свой кабинет счастливой от осознания, что жизнь, возможно, только начинается. Что-то обязательно произойдет, пусть даже я не умру.

Юрино рабочее место пустовало. Место Даниила тоже. Все были заняты – странно, потому что сегодня пятница и времени уже четыре часа. Когда я вернулась в свой кабинет, первое, что бросилось в глаза – еще несколько новых сообщений в почте. Одно было от Даниила. Неужели он написал только мне? Конечно, я ошиблась – письмо адресовано всем без исключения. Какое совпадение – и Юра, и Даниил сегодня со всеми прощались. Вот что написал двойник Ивана:

Уважаемые коллеги! Сегодня мой последний рабочий день в компании. Этот шаг дался мне нелегко, особенно потому, что здесь работают люди с большой буквы – я смог убедиться в этом сам. Расставаться с теми, для кого человеческая честь и достоинство не пустые слова, тяжело. Я ухожу вовсе не потому, что меня что-то не устраивает, напротив, я очень благодарен коллективу за проявленную человечность и, если бы не определенные обстоятельства, с удовольствием остался бы. Для меня настало время двигаться дальше. Мы вместе прошли долгих семь лет, которые навсегда останутся со мной и, надеюсь, с компанией тоже. В моей жизни наступает новый этап. Я многому научился, работая бок о бок с такими прекрасными специалистами, как вы, – эта школа, я уверен, поможет мне в будущем.

По всем рабочим вопросам вы можете писать мне на этот email, он будет удален только через месяц. По всем другим вопросам сюда: _______

Всем приятных выходных,

Даниил

Чуткое, проникновенное письмо от человека, которого сложно заподозрить в способности писать письма, тем более полные уважения к тем, кто недавно издевался над ним. Мне сложно было понять, сколько здесь притворства, а сколько искренних чувств. Но строчки производили сильное впечатление: словно написавший их человек – умудренный годами, любящий людей, смотрящий вперед без страха, а назад без сожалений, сумевший извлечь уроки из прошлого, чтобы строить новое будущее. Я перечитала письмо несколько раз. Кто же ты, Даниил? И почему не злишься больше на грешников? Отчего вдруг протянул им руку?

С момента нашей последней встречи прошло два месяца. Ты сильно изменился – превратился из запуганного, потерявшегося мальчика в мудрого мужа. И с таким Даниилом было бы крайне интересно встретиться. Поговорить о природе греха, порассуждать о сути дара, поделиться мыслями насчет бессмертия – вот чего мне не хватало. Искренних задушевных философских бесед у камина. А где-то за окном пусть идет снег или дождь – уже стемнело, а мы наполняли бы бокалы вином и смотрели бы молча на огонь. Смотрели бы друг другу в глаза, но не для того, чтобы изучать собеседника, выискивать темные или светлые стороны… Что же произошло с Даниилом за эти два месяца? Отчего он так изменился?

Я надолго задумалась. Мне нравилось думать. Уже много лет мысли не сводили с ума, не опустошали, а наоборот – наполняли живительной силой. Отрадно видеть, как быстро может измениться человек, и еще более радостно осознавать, что моя помощь не потребовалась. Я просто сторонний наблюдатель, который шел сквозь века и подмечал что-то важное как для себя, так и для других. Наконец удалось увидеть масштабные изменения на примере одного человека. Как мало времени ему потребовалось для этого! И как много нужно мне…

Работа звала отвечать на другие письма, но я хотела ответить только Даниилу. Конечно, он все понял, и надобности писать или звонить мне больше у него не было. Нужда в откровенном разговоре отпала. Возможно, это только мои догадки – ведь я сама сказала Кате, что нельзя узнать ничего о намерениях человека до встречи с ним. Как обычно, проявить инициативу для меня ничего не стоит, даже после того, как волшебные слова вырвались наружу. Именно поэтому, не вопреки, а благодаря, я начала писать письмо.

Казалось, мне снова шестнадцать и писала я первый раз в жизни мальчику из соседней деревни, что, конечно, было запрещено и будет жестоко наказано. Однако пережитки прошлого – каменного века – мне уже не страшны, а сегодняшние страшилки – и подавно. Усмехнувшись старым и новым условностям (как известно, заниматься личными делами на работе запрещено), я застучала по клавиатуре, точно зная, что только это мне сейчас и нужно. Ни капли сожаления, никаких угрызений совести, ничего, что могло бы помешать.

В итоге письмо получилось небольшим, но искренним, как раз таким, каким мне хотелось.

Здравствуй, Даниил!

Я, как и все в компании, получила твое прощальное письмо. Очень рада за тебя… рада, что ты смог разобраться со своей жизнью и с той ее стороной, что не давала покоя. Невероятно, как быстро тебе удалось измениться и начать новый этап в жизни. Не буду скрывать – я под впечатлением и очень хочу с тобой встретиться. Мне кажется, нам есть что обсудить. Мой номер телефона ты знаешь.

Софья

Глава 4

Даниил прислал СМС в тот же вечер. Жажда встречи оказалась обоюдной. Не знаю, было ли что-то в желании Даниила увидеть меня кроме любовного притяжения, но мне хотелось далеко не только этого. Мне нужен друг. Человек, с которым возможно делать вместе совершенно разные вещи, начиная от секса, кончая философскими беседами и банальной уборкой дома. С кем легко говорить обо всем на свете и с кем так же легко молчать. Моя фантазия, где мы вместе пили вино у камина, видоизменялась и посещала меня много раз за тот короткий период времени, когда я в терзаниях и сомнениях ждала ответа. То мы плыли на открытой палубе корабля под звездным небом в сопровождении шума волн, то лежали на мягкой, покрытой мхом земле, устремив взгляды вверх вслед за величественными стволами деревьев, то смотрели вдаль, наблюдая, как встречаются и остаются навеки вместе серое небо и заснеженное поле. Везде были мы – молчаливые, все понимающие, лежащие вечными камнями на извилистой дороге бытия. Чаши весов не колебались. Внутри все замерло в предвкушении свидания. Впервые мне посчастливится встретить человека, который был способен хоть на толику понять мое естество. По крайней мере, во мне теплилась надежда на это. Мы договорились, что встретимся завтра же, в том самом кафе, где прошла наша первая встреча вне стен офиса.

Как и в прошлый раз, я пришла второй. Даниил сидел за тем же столиком в глубине зала. Откинувшись на спинку стула, он сложил руки на груди и изучал меню, но я сразу поняла, что это лишь способ скрыть напряжение от лишних глаз. Уже издалека мне бросилась в глаза первая перемена. Его одежда. Что-то в ней изменилось. Не зная его полного гардероба, мне трудно было определить, обновил он его или нет, но стиль стал легким, более живым, добавились краски вместо темных цветов. Элегантные демисезонные ботинки, светло-серые брюки вместо потертых джинсов и розовая рубашка говорили о явных переменах. Мы встретились глазами, будто обычные люди. Прежней скованности и боязни не было и в помине. Что же произошло с тобой, Даниил? Мы смотрели друг на друга продолжительное время, и, наконец, он отвел взгляд. Но не потому, что испугался увиденного – спокойствие не исчезало с его лица, – а потому, что почувствовал себя скорее неудобно подобно простому смертному и решил разрядить атмосферу. Его взгляд был полон любви. Я все сразу поняла и ответила взаимностью, которую легко распознать при должной тренировке. Как и положено влюбленным, что стесняются своих чувств, мы молчали. После того, как заказ был сделан и официант оставил нас, волна облегчения разлилась по моему телу. Улыбка скользнула по моим губам, и Даниил ответил тем же. На миг я увидела Ивана.

– Как дела? – голосовые связки извлекли несколько звуков, но подвел язык. От волнения, кажется, мой русский приобрел более ощутимый акцент, чем раньше.

– Странно. – Образ Ивана исчез за пеленой стеснения, породив неуверенность. – Сложно описать. Можно я нарисую ваш портрет? – Он показался мне школьником, который просит у учителя разрешения выйти посреди урока. Что-то мальчишеское, юное, невинное…

– Неожиданное предложение. Никогда бы не подумала, что ты рисуешь. Это новое увлечение?

– Когда-то в детстве я хорошо рисовал, но потом бросил. Этот последний месяц отходил на курсы, многое вспомнил и готов попробовать. Если хотите, покажу свои картины, должно неплохо получиться. Или вы боитесь позировать?

– Я не говорила, что боюсь. Я согласна, тем более что с приходом камер слежения, социальных сетей и прочих технологий вряд ли так легко можно спрятаться, поэтому, на мой взгляд, картина вполне безобидна – ее хоть можно уничтожить. Ты теперь веришь в мое бессмертие?

– С моей стороны было бы подлостью не верить вам, учитывая мои собственные способности. Можно задать вопрос?

Я кивнула.

– Вы раскаиваетесь в тех поступках, что я увидел?

– Скорее в том, что они вообще произошли. Но, боюсь, я не могла поступить иначе. Жизнь продолжается, – я грустно улыбнулась, и, кажется, Даниил понял мою иронию. А еще его вопрос дал понять, что суть дара теперь не является тайной, что он полностью уверен в его наличии и смысле. – Теперь я задам вопрос, хорошо?

Опять появился Иван. Уверенный, смелый, прямо смотрящий вперед. Готовый ответить на все вопросы и взять ответственность на себя.

– Я вижу, ты познал свой дар, определился с будущим и то, что раньше мучило, теперь ушло. Моя помощь не понадобилась. Почему ты решил со мной встретиться? Зачем тебе рисовать мой портрет? – Это было очень важно для меня. Есть ли смысл питать себя надеждами на обретение настоящего друга, пусть на короткое время, если он не хочет того же? Возможно, Даниилу нужно лишь мое тело, что вполне естественно для мужчины его возраста.

– Портрет значит многое для меня, – откровенный разговор происходил сам собой, никто никого не заставлял изливать душу. Меня тронула готовность идти до конца, удивило отсутствие границ и восхитила непосредственность, с которой Даниил смотрел, чем опять-таки напомнил Ивана. Он предлагал ровно то, что действительно хотел, не пытаясь лгать. Смотрел в глаза и говорил, говорил, говорил… – Я же художник, который на время забыл о своем призвании. Мне хочется творить что– то прекрасное, ощутить причастность к чему-то большему, чем бизнес компании, которая ставит во главу угла прибыль, а по сути – эксплуатацию человеческих страхов. Если задуматься, то большая часть любого бизнеса основана на страхе. Люди не знают, чего хотят, но точно знают, чего боятся – одиночества и смерти, чаще всего. Компания создает и продает антивирусы – эксплуатирует чувство страха за потерю нужной информации и приватности, чувство уязвимости перед большим опасным миром, который априори враждебен по отношению к каждому. С первых секунд появления на свет есть шанс чем-нибудь заразиться, и эти страхи и опасности нарастают как снежный ком по мере того, как мы растем. Антивирусы пьют в таблетках, ставят на компьютеры, возможно, их скоро поставят перед входом в дом, на окна… Впрочем, я отвлекся. Так вот, я не хочу больше быть причастным к эксплуатации человеческих страхов. Нарисовать портрет значит прикоснуться к прекрасному, встать на другой путь, где нет места боязни чего-либо. Помните, я сравнивал людей с яблоками? Мне удалось упасть с ветки и полностью сгнить. Чтобы вырасти в сочное красивое яблоко, придется посеять зернышко заново. Но и оно рискует не проклюнуться, если почву не удобрять. Поэтому для меня портрет сродни культовому обряду. И еще. Я мог бы нарисовать кого угодно, но выбрал вас, – его голос задрожал. Нет, он не намекал на то, как сильно мне повезло, что выбор пал на меня – просто констатировал факт выбора. – Выбрал вас, – продолжал он, справившись с волнением, – по многим причинам. И вы знаете, по каким. Мне до сих пор странно, что вы согласились, и очень странно, что написали мне первая. Я все не мог решиться.

– Так вот почему тебе так неудобно. – Я слегка улыбнулась. – Если ты заметил, то я первая подошла и предложила помощь. Просто мне это сделать легко, в отличие от тебя. Давай расставим все точки над і, пока не зашли слишком далеко.

– Если вы о том, что все краткосрочно, то я готов. – Даниил резко оборвал меня. – В конце концов все проходит.

– Ты хорошо подготовился к нашей встрече. Молодец. – Я не хотела это говорить, но… Речь про важность портрета была отрепетирована, составлена заранее, да и все ответы тоже.

Даниил покраснел, потупил взгляд, откинулся назад, начал чесать ухо. На миг я почувствовала себя объектом, которого решили добиться любой ценой. Ставки очень высоки. И Даниил переигрывал в своем диком желании. Грусть прошла болью сквозь сердце. Будь я дурнушкой, найти друга было бы гораздо проще.

– Да, я подготовился, – тихо проговорил Даниил, – но разве это плохо?

– Тебе что-нибудь нужно от меня помимо секса и портрета?

Он молчал минут пять. За это время принесли заказ, и я переключила внимание на еду и кофе. Несмотря ни на что, я поглядывала на Ивана-Даниила украдкой, замечая внутреннюю борьбу и то, с каким трудом пытался подобрать он правильные слова. Обычный человек, вступая в отношения, вряд ли задумывается над тем, что они временны. Людям свойственно строить планы, забывая о неминуемой смерти, что уж говорить о неизбежном расставании. Но сейчас мы заранее провели черту, после которой настанет новая неизвестность. И черта эта пролегала очень близко – вот-вот мы ее переступим, так и не вкусив сладости уединения. Тишина внутри прервалась звуком мужского голоса.

– Мы же говорим откровенно, поэтому я скажу, что мне нужно много чего, но я не знаю, успеете ли вы мне это дать и смогу ли я отдать что-то взамен. Вы же мудры, все знаете, а мне только двадцать девять, и кроме этого тела у меня ничего нет. Знания мои скудны, навыки тоже. Вы мне нужны больше, чем я вам. И это правда… – Он смотрел в окно, говорил тихо, еле сдерживая слезы. Теперь получалось, что я выступала в роли той, кому нужно молодое тело, кого стоило бояться и не подпускать к себе. Мы оба сомневались и страшились одного и того же – быть отвергнутыми. А причина была тоже одна – недоверие. Странно, откуда ему взяться у меня, однако чем старше становишься, тем сложнее заводить друзей и вступать в истинно близкие отношения. Кажется, я говорила это себе и четыреста лет назад, и триста, и даже двести. Казалось, что вся жизнь состояла из отрезков сон-бодрствование, где последнее омрачалось каждый раз наблюдением за одними и теми же людьми и их глупыми поступками, и только сон спасал от головокружения. Будто я стояла в центре карусели, безмолвно наблюдая за проскакивающими силуэтами. Все уже было по сотне раз, вот и теперь стена недоверия и отчужденности от мира вырастала передо мной снова. Грустно и страшно одиноко. Как бы Даниил ни был похож на Ивана, как бы ни любил меня искренне и нежно, он оставался умирать, а я продолжала свой путь длиною в бесконечность. Горькая зависть нахлынула, и я сжала вилку. Страстное желание вонзить ее зубья себе в шею вызвало короткую фантазию. Сквозь пробитую артерию хлещет кровь, заливая стол. Даниил сидит в шоке, люди с криками выбегают из кафе, начинается паника… Самообладание всегда перевешивает, ведь мне не тридцать три года и даже не девяносто три.

– Ты ошибаешься, если думаешь, что я смотрю на возраст, наличие денег и недвижимости и каких-то навыков, когда выбираю людей для общения, – наконец произнесла я. – Такое общение подобно бизнесу, который эксплуатирует людские страхи и слабости, как ты сам подметил. Важно другое – нужен человек, готовый понять, с кем можно поговорить, как мы сейчас. Что– то неуловимо и невыразимо важное для двоих должно присутствовать, и тогда случается настоящее общение, и секс здесь совершено ни при чем. Ты прекрасно знаешь, что наличие секса не утверждает наличие общения. Мне тоже нужно многое. Грустный момент в том, что тебе это может дать еще кто-то, а мне навряд ли. Чего бы тебе хотелось от наших коротких отношений?

– Искренности, уважения… Чтобы все было по– настоящему, чтобы… – он осекся, теребя скатерть. – А разве я могу что-то вам дать? – Мы встретились глазами.

– Я думаю, да. Ты первый со сверхъестественным даром, кого я встретила. Не имею в виду магов, мистиков и прочих. А простых людей, с которыми произошло нечто, и теперь они не знают, как с этим жить. Поэтому ты можешь меня хотя бы понять – ты единственный, кому я открылась, не считая спецслужб. Но у последних нет дара – для них я всего лишь еще одна диковинка, которую стоит держать на коротком поводке.

Он покачал головой.

– Ну, так что насчет портрета? Вы придете позировать?

– Конечно, приду, – ия улыбнулась.

Остаток встречи прошел на удивление легко. Мы обсудили последние офисные новости. Я специально не касалась серьезных тем, ведь поболтать ни о чем иногда бывает полезно. Мне стало интересно задать простые, ничего не значащие вопросы, вроде «какую музыку любишь», «какие фильмы смотришь» и тому подобное. Мои вкусы не сильно изменились за истекшее время, и я, как и большинство людей, предпочитала музыку своей молодости. Только для кого-то это ABBA, а для меня инструментальные композиции с преимущественно народными инструментами. Жанр «фолк» или «этника», «world music» сопровождал меня по жизни. Современные музыкальные тенденции не то чтобы мною игнорировались, ведь я слушала радио, читала новости и периодически заходила на Youtube, но не воспринимала их близко к сердцу. Свежие мелодии с ревом гитар или синтезаторами, речитативом или мелодичным вокалом оставляли равнодушной, не давая развернуться воображению, будто сажали в клетку начала двадцать первого века, который для меня был чужим. И только этника, порой разбавляемая классикой, зажигала внутренний огонек. Иван, будучи в культурном плане продуктом начала века двадцатого, любил романсы, народные и, что самое интересное, цыганские песни. Вкус его «двойника» оказался совершенно другим, что немудрено. Даниил предпочитал агрессивную тяжелую музыку как на русском, так и на английском языке. Правда, иногда слушал старенькое из девяностых, что обобщил словами «русский рок», или классику мировой рок-музыки, к которой приобщил его когда-то отец. Что касается фильмов, то мы смогли поговорить на равных, ведь кинематограф – искусство довольно молодое. Не могу сказать, что Даниил оказался знатоком кино или большим ценителем его, именно как искусства. Он воспринимал фильмы подобно дешевому развлечению, что всегда доступно и способно отвлечь. Хотя отдавал должное операторской работе, ведь композиция очень важна в визуальных видах искусства, таких как живопись и фотография. Любимый фильм сразу назвать он не смог, сказав, что никогда не задумывался над этим, и привел в сравнение бургеры. Конечно, можно выделить самый вкусный из них, но он все равно останется всего лишь бургером. Так и с фильмами. Я возражала, утверждая, что кино может быть высоким искусством, неся идеалы человечности, философию, а истории, рассказанные в некоторых фильмах, стоило бы познать каждому, и тогда… Впрочем, это всего лишь мое субъективное мнение, как сказал Даниил, и, конечно, он был прав. Фильмы, о которых я говорила, Иван-Даниил окрестил заумными, претенциозными и лишенными близости с простыми людьми. О моем любимом режиссере Ким Ки Дуке он ничего не слышал.

Расплатившись, мы вышли на улицу. Уже темнело, время возвращаться домой. Огни клубов и питейных заведений только зажигались, заманивая к себе. Я огляделась по сторонам. Толпы молодежи сновали туда-сюда, холеные женщины и мужчины заходили в дорогие рестораны и магазины – жизнь кипела.

– Вы любите танцевать? – вдруг спросил Даниил, глядя на вывеску одного клуба, обещавшего выступление каких-то ди-джеев этой ночью. Мне вспомнились танцы с Джоном и тот факт, что после я толком и не танцевала. Мой ответ был пожатием плеч. – Помните, я сказал, что хочу, чтобы все было по-настоящему. Я так давно не танцевал с девушкой, что очень хочу вас пригласить провести эту ночь в клубе.

– Ну, приглашай, – я почему-то засмеялась. Даниил все еще меня стеснялся и так отчаянно боролся со стеснением, что мои чувства граничили с жалостью и нежностью, когда он обращался ко мне «на вы». – Кажется, я еще месяца два назад предложила перейти на ты.

– Точно, – он улыбнулся, немного осмелел и взглянул на меня. – Ты пойдешь со мной в клуб?

Я согласилась, точно зная, что это не «по-настоящему», что это короткая игра, которая однажды закончится, как заканчивается все, кроме моей жизни. Даниил тоже был в курсе, знал, что это самообман, хотя… Для него, возможно, такое времяпрепровождение действительно настоящее, а не поддельное – другого он может и не знать.

Мы углубились в зал, куда уже начал набиваться народ. Клубы кальянного дыма. Музыка била по ушам. Снующие люди. Найдя столик в некотором отдалении от танцпола, мы сели. Я знала, что все происходящее с нами тогда знаменовало начало отношений – не важно, коротких или долгих, – которые резко оборвутся, сделав несчастными обоих. Со мной так было много раз, но почему-то неминуемый конец не отпугивал, а притягивал. Хотелось страданий, хотелось испытывать всю палитру чувств без наигранности. Даниил искренен в своем стремлении познать и меня, и мое тело. А начать познание с танца казалось прекрасным ходом. Из-за громкой музыки мы почти не разговаривали, ограничившись «да», «нет» и чем-то подобным. А из-за приглушенного и в то же время ярко вспыхивающего света приходилось то всматриваться друг в друга, то щуриться. Игра света и тени, звука и тишины… После пары коктейлей Даниил осмелел и взял меня за руку. Он был плохим танцором, но казался хорош в своей непосредственности и чистоте. Я смотрела в его глаза и неотрывно думала о конце, ждущем нас совсем скоро. Для мальчика Даниила все только начиналось, а для меня уже заканчивалось. Опять я поддалась чарам любви и тоски по мужскому телу, опять меня ждали слезы и побег в неизвестность.

Мы вышли из клуба в пять утра воскресенья. Последние часы провели, наслаждаясь кальяном. Казалось, за всю ночь мы не проронили ни слова. Даже теперь Даниил молчал. Его глаза светились счастьем, усталостью и невыразимой радостью, торжеством мужской природы, что смогла покорить такую, как я. Он явно был горд собой. Метро оказалось уже открытым. На прощание мы подержали друг друга за руки, улыбнулись: Даниил от восхищения, а я, переполненная простыми человеческими чувствами, – и прежде, чем совсем разойтись в разные стороны, он сказал:

– Спасибо за вечер и ночь. Начнем портрет сегодня?

– Начнем, – мне было уже все равно. Я плыла по течению, уносящему в пучину страстей, а затем засасывающему в водоворот одиночества.

Мы условились, что как только я высплюсь, то позвоню и приеду к Даниилу.