Текст книги "Одна среди людей"

Часть 5
Начало

Глава 1

Софья всегда была рядом, хоть и незримо. Закончив портрет, я отправил его по почте, на адрес, который она указала – куда-то в Южную Америку. С нашей последней встречи прошел месяц, и я случайно узнал из корпоративной переписки, что еще приходила изредка на мой электронный адрес, что Софья по непонятным причинам уволилась. Во всем винили хедхантеров и нереально завышенные зарплаты – гадали, кто мог ее переманить – то ли государство, то ли крупная международная корпорация. Возможно, она работает в разведке? Читая полушутливую переписку, я невольно улыбался, грустно вздыхая.

Тем временем жизнь обрела новые формы. Скучать и сожалеть о том, что наговорил Софье, что не остановил, когда она уходила, было некогда. После нашего расставания я понял, что мне чертовски не хватало общения – хотелось рисовать в компании друзей где-нибудь на природе и сменить жанр портрета на пейзаж. Воображение создавало идеальные в моем понимании картины – расплывчатые контуры моста сквозь залитое дождем окно, одинокое строение, врезанное в берега маленького ручейка и прогнувшееся под одинокой фигурой человека, стоящего на нем…

Одна из девушек, с которыми я успел познакомиться на курсах, стала особенно мне близка. Ее звали Надя, и у нее было отличное чувство юмора, потрясающая техника живописи и нечто притягательное, помимо миловидного открытого лица. В прошлом она любила зло шутить, подливая спирт в пиво, устраивала маленькие взрывы в школе (когда-то любила химию) и всячески хамила учителям, что не могли найти на нее управу. Но это скорее баловство, детские шалости, за которые тем не менее сейчас стыдно. Главное, что мне в ней понравилось, раскаяние в том, что она упорно ругалась с родителями, которые запрещали ей заниматься то химическими опытами, то рисованием, то разведением собак. Заглянув Наде в глаза, я почувствовал родственную душу и понял, почему она здесь, среди тех, кто нашел пристанище на курсах. После расставания с Софьей я не медлил и минуты, а сразу позвонил, ведь иначе не мог поступить. И пусть помада Софьи была еще на губах, а горечь нашего расставания бередила сердце, приветливый голос Нади оживлял и заставлял думать только о хорошем. Однако будущего с Софьей нет и быть не может, как бы я ни хотел ей помочь, но это выше моих сил.

Я чувствовал, что мы никогда больше не увидимся, хотя верил, что она отыщет мою могилу. Никто прежде не говорил мне таких высокопарных красивых слов, как в день нашей последней встречи, но они звучали не слащаво, а искренне, трогательно и до боли правдиво. Мог ли я бросить человека, который мне помог? С моим новым мировоззрением – нет. Но все, что я мог подарить Софье – ощущение ада, в котором она жила уже много лет.

Таким образом моя жизнь разделилась на две части – одна веселая, красивая, творческая, полная любви к женщине и искусству, работе программиста и освоению новой для себя профессии учителя, а вторая – немного грустная в письмах к Софье. Она удивлялась тому, что я рассказывал о своей жизни, и все еще пыталась узнать секрет успеха.

«Хочешь стать учителем? – писала она, недоумевая. – Ты будешь учить программированию студентов? Только практика и совсем немного теории, собственный курс. Так, а как ты собираешься раскручиваться, уже знаешь? А рисование? В твоей жизни все вроде бы и предсказуемо, или ты специально сочиняешь для меня эти небылицы, чтобы убедить, насколько чуден мир? Премного благодарна, что стараешься, но оно того не стоит. Моя жизнь вполне удалась. Я, кстати, опять американка, работаю в международной корпорации, подтягиваю испанский. Давно не была в Южной Америке – Анды прекрасны. А портрет висит в спальне. Каждый раз, просыпаясь, вспоминаю о тебе».

«Да, буду учить программированию, – отвечал я. – Первое занятие бесплатное, второе и последующие уже за деньги. В общем, я посоветовался с маркетологами – надо делать и онлайн курс, и оффлайн. Люди разные бывают – кому-то можно и без общения, кому-то оно необходимо. Рисую в свободное время по велению души и совсем не хочу зарабатывать этим деньги, иначе исчезнет вся романтика. Насчет предсказуемости в жизни не знаю – я делаю то, что подсказывает сердце, то, чего я действительно хочу, и не иду на поводу ни у общественного мнения, ни у родителей. Мир и вправду чудесен, если бы ты открыла глаза и хоть ненадолго примерила костюм обычной женщины, а не той, что знает все-все про людей и жизнь. Счастье кроется в простоте. Анды – это здорово, но Северный Кавказ ничуть не хуже. Ценить стоит то, что у тебя есть, и не пытаться от себя убежать… Хотя мои слова, должно быть, пусты и банальны – ты же все знаешь. Прости. Я иногда забываю, что у тебя нет дома в традиционном понимании, но почему бы тебе не позаботиться о том, чтобы его создать? Иметь дом, не дом в смысле строения, а в смысле уютного уголка, где все знакомое и тебя ждет, – самое чудесное, что только может быть. Ты же понимаешь, что я имею в виду? Постарайся создать для себя уютный уголок, я уверен, это принесет немного счастья.»

«Ты прав – твои письма банальны. Это я про счастье. Могу поздравить тебя – ты прошел маленькое испытание и вышел из него чуть опытнее, а значит, мудрее. Но разве могу я вычеркнуть из памяти свой вековой опыт? Увы, нет. Когда-то горечь по отсутствию дома преследовала меня, теперь же вся планета мой дом, а каждый, кому нужна помощь, будет мне близким человеком. Иногда я думаю, что люблю весь мир, но это несерьезно, скорее просто люблю наш милый ад. Мой мир ад, но я люблю его…»

Шло время…

Стуча пальцами по клавиатуре, рассказывая о буднях и выходных, философствуя и дурачась, я жил в письмах Софье, следил за ее настроением, представлял иногда с бокалом шампанского в руке, лежащей на широкой кровати, и смиренно улыбался, потому что знал, что теперь у меня есть жена…

Мы с Надей расписались вот уже три года назад. Сейчас она беременна. У нас будет девочка. Мой курс программирования пользовался популярностью. За это время мною было пройдено несколько курсов ораторского мастерства, и преподавание пошло в гору. А Надиных портретов я успел нарисовать штук десять.

И все это благодаря Софье.

Надя знала, что у меня есть подруга по переписке из Чили, и ничуть не считала это странным, ведь нужно практиковать иностранные языки, да и Чили страна экзотическая, далекая – тут у многих возникнет интерес. Поэтому наше общение с Софьей всегда было легким и открытым, без утаек, точно так же, как и с Надей. О том, что я женюсь, первой узнала именно Софья. Она же первой увидела нарисованные мною портреты, давала житейские советы и всегда точно предсказывала поведение людей в разных, описываемых мной ситуациях. У меня появился личный пророк, что вначале даже забавляло, но потом я осознал, что злоупотреблял знаниями Софьи о поведении людей, отплачивая очевидными «мудростями», вызывающими у нее лишь улыбку. Наше общение было неравнозначным, и она не могла этого не понимать.

При взгляде на Надю мне казалось, что жизнь неимоверно благосклонна ко мне…

Жизнь текла как и прежде, становясь с каждым днем все насыщенней. Вот сегодня я провел сотое очное занятие, получил сертификат еще одного курса ораторского мастерства, выступив эмоционально и захватив внимание зала.

Недавно мы с друзьями выбрались на природу и рисовали талые воды вокруг деревьев и солнечные блики на льду. Летом я пошел в поход и варил уху из только что выловленной рыбы, спал в палатке и любовался потрясающими пейзажами, открывающимися с места ночлега. Надя тоже обожала походы. Среди тех, кто с нами ходил, был парень Коля, отлично игравший на гитаре. Он пел старые песни из детства и юности – бессмертные хиты, которые все подхватывали, даже те, кто толком и не знал слов.

Впервые в жизни я смог почувствовать себя частью общества. Глядя вглубь людей, я проникался к ним искренней симпатией, и не было никого, кто мог бы вызвать у меня отторжение. Был ли я сам им интересен так же, как они мне? Сложно сказать, но после прохождения курсов стало легче увлекательно рассказывать даже самые заурядные истории из жизни, что несомненно помогало влиться в любой коллектив. Одно время я учил наизусть анекдоты, чтобы казаться человеком с чувством юмора и искрометным шутником, но получалось неловко, и я бросил эту затею. Потом сосредоточился на рассказах о любимых компьютерных играх и других хобби, что оказалось более естественно для меня. Наде нравились те же самые игры, и мы подолгу могли играть вдвоем разными героями, но всегда играли вместе против компьютера.

Вот, она жизнь – такая простая и да, однообразная. Ни погонь, ни перестрелок, ни даже урагана за окном. Все очень тихо и обыденно, скучно до смерти. Но я влюбился в свой маленький мир, так же, как и Софья полюбила наш огромный ад. Полюбил тишину каждого утра и сопение Нади под боком, дешевый черный чай в пакетиках, почти пустой холодильник, из которого можно добыть разве что пару яиц для завтрака, полюбил пыль на подоконнике и телевизоре, длинные зимние ночи и уютный плед, согревающий нас двоих… В каждой мелочи я находил сладость бытия, в каждом слове – проявление заботы и любви. Мои розовые очки так нравились мне, что почти невероятными казались времена отчужденности от мира и ненависти к грешникам, коими я клеймил всех и вся. Что было со мной? Софья говорила, что это – рост моей личности, который не бывает без испытаний горем и страданиями – болезнями, скорбью или иными трудностями. Каждый человек сталкивается с этим, а то, каким он выходит из ситуации – растет или деградирует, – зависит полностью от него. С ее точки зрения, я изменился, но вот, вырос ли – она до сих пор не знала. Меня кидало из одной крайности в другую, что не всегда отражает действительность, о чем Софья постоянно напоминала.

«Наверняка твоя Надя не идеальна, а друзья посредственны. Ты перестал замечать темную сторону людей, – писала она. – Очнись, пока не поздно.

Надеюсь, ты не позволишь обвести себя вокруг пальца, не будь слишком доверчивым».

А я и не был, хотя очень хотелось. Порою мне приходили мысли не запирать квартиру, а если и запирать, то класть ключ под коврик, чтобы друзья всегда могли зайти на чашку чая, даже если меня нет дома. Хотелось идти куда глаза глядят и обнимать первых встречных. Так я даже смог осуществить это желание, приняв участие во флэшмобе в центре Москвы. Люди шли и просто обнимали незнакомцев. Вначале страшно, а потом, когда заметил приветливые взгляды, стал посмелее и обнимал всех подряд, начиная от дворника, кончая не говорящими по-русски иностранцами.

Но все проходит. Увлечение и преклонение перед людьми, их глубокой и сильной натурой постепенно угасло. На смену пришла проза жизни, о которой я тоже рассказывал Софье. Ее ответы всегда казались странными, наводящими на мысль, что она, возможно, любит меня или не может забыть Ивана, а я чудным образом попался под руку.

«Рождение ребенка – это всегда эмоционально сильный период для мужчины, если он ждал и хотел этого события, – писала она, – поэтому не вижу ничего сверхъестественного в твоем эмоциональном подъеме. Успокойся и постарайся понять, что быть родителем – это огромная ответственность, которую, возможно, ты еще не осознал. Осознание ведет к зрелости. Да, тебе кажется, что ты совсем взрослый, но ребенок преподаст тебе уроки жизни, к которым ты не всегда будешь готов. Вот, ты пишешь мне эти письма, а зачем? Лучше бы мы не переписывались. Я и так знаю, что тебя ждет дальше – карьерный успех, роль хорошего отца, мудрость к старости и тихая смерть. Такие, как ты, проживают удивительно гармоничную жизнь. Прости, но не могу не сказать – мне больно читать твои письма. С одной стороны, я радуюсь за тебя, а с другой – мне больно, что не я разделяю с тобой эти моменты. Мы были бы идеальной парой. Очень часто я лежу на холодной кровати, играя в смерть – лежу неподвижно долго, глядя в белый потолок, что представляю простыней, покрывшей тело, а потом резкая мысль, что мы расстались, врезается в мозг и не может отпустить. Но я не сдаюсь – переключаюсь на что-то другое – на работу, хобби, друзей. Испанский стал уже почти родным языком. Теперь возник интерес к португальскому, благо Бразилия рядом. Портрет, нарисованный тобой, как всегда перед моими глазами…»

«Я могу не писать, ничего не рассказывать. Но жизнь продолжается и меняется, моя в том числе. За время переписки ты стала мне особенно близка. Но ты сама выбрала свой путь, сама решила, что наши отношения невозможны, так что винить некого. Я счастлив в браке и желаю тебе того же. Чего ты боишься?..»

Глава 2

Кажется, я уснул на лет десять. Нет, я не спал, не впадал в летаргический сон, но жизнь стала настолько прекрасной и на удивление ровной, что я не верил происходящему. Конечно, все было не так гладко, как я порой рисовал в идеальных мечтах, но и то, что случалось, говорило мне: «Ты живешь полной жизнью, ты дышишь». Переписка с Софьей перестала занимать так сильно, как раньше. Софья постепенно стерлась из жизни реальной и переместилась в жизнь виртуальную, став всего лишь строчками на экране, на которые я не всегда тотчас же отвечал, даже наоборот – отвечал редко.

За десятилетний долгий сон реальность преобразилась. У меня родилась вторая дочь, и я сменил род деятельности. Если первый поворот судьбы был не таким уж нелогичным, если поглядеть со стороны, то со вторым я долго сомневался и взвешивал все за и против. Сменить профессию, когда тебе уже за тридцать, способны далеко не все, поэтому решение далось крайне тяжело. Однако у него были свои предпосылки. Став учителем программирования и зарабатывая неплохие деньги, я осознал, что люди приходили ко мне не только за тем, как начать «кодить» на Php. На вводном занятии я коротко рассказывал о себе, и многие задавались вопросом, как я смог уйти из компании и начать свое дело, как удалось понять, что преподаванием стоит заниматься, что помогло и так далее. Стоит сказать, что люди, приходящие учиться программированию с нуля, были в основном не зелеными студентами, а уже людьми с определенным жизненным багажом, со своими разочарованиями, которые привели к неизбежности изменений в жизни. Ко мне приходили за жизненными уроками, за силой воли, за верой в себя. Вначале это удивило, если учесть, сколько нелицеприятных сцен повидал я в глазах своих учеников. Их можно было разделить на два типа: тех, кто хотел освоить новую профессию ради денег, потому что программисты якобы много зарабатывают, и тех, кто давно хотел, но руки не доходили, а программирование всегда оставалось любимым хобби – так почему бы на нем не заработать. И те, и другие часто приходили после увольнения с предыдущей работы, но некоторые осваивали новое ремесло параллельно.

Я рассказывал, что мог, обходя стороной свой дар, о котором не знал никто, кроме Софьи. Даже Надя никогда ни о чем не догадывалась. Так вот, рассказ о том, как я работал семь лет, мечтая о повышении, как повысили новенького, как потом меня грузили задачами, не входящими в мою компетенцию и в итоге уволили, но попросили остаться, стал хитом. Люди слушали с раскрытыми ртами, порой забывая о программировании и истинной причине, по которой заплатили мне деньги. А дальше больше. Однажды мне написал человек, сказавший, что хотел бы встретиться и обсудить возможные варианты развития его карьеры, так как я обладал опытом не только программиста, но и того, кто сумел в корне изменить свою жизнь. Посоветовавшись с Надей, я принял решение попробовать, но не брать за встречу ничего. «Клиент» слушал внимательно, кое-что записал и сделал вывод, которого я совсем не ожидал – он решил воплощать мои советы в жизнь, а в процессе использовать меня в качестве наставника. Мне никогда не пришло бы в голову стать ментором, но сами люди хотели этого. То ли курсы ораторского мастерства не пропали даром и моя блеклая история жизни преобразилась, то ли в скудном опыте действительно крылось нечто не столько цепляющее людей, сколько полезное и применимое на практике в других жизненных ситуациях. Отныне я стал называть себя модным словом «коуч», а преподаванию уделять все меньше и меньше времени.

С тем первым клиентом мы общались очень долго. Волей-неволей вспоминалась Софья – вот кем она могла бы себя реализовать – коучем, наставником всех и вся, именно к таким приходят люди за помощью или советом, как выйти на лучший жизненный уровень. Работа один на один, очень адресная и точечная помощь, которую невозможно недооценить. Вспомнив о Софье, я в тот же вечер написал ей письмо, в котором не скрывал удивления, как такая простая идея до сих пор не пришла ей в голову. Конечно, она приходила.

«Дорогой Даниил, я тронута твоей заботой о моем бесславном будущем. Ты единственный, кто способен на это. Думаю, ты сделал правильный выбор – учитель успеха, вот, кто ты на самом деле. Думаю, я смогла бы многим помочь, если бы имела возможность рассказывать свою историю, не боясь оказаться за решеткой психбольницы или, того хуже, в тайной тюрьме какой-нибудь спецслужбы. В моем положении бояться нечего, скажешь ты. Однако если бы ты оказался на моем месте, то так бы не говорил. Я под колпаком больших братьев. Их много. И потом моя философия невмешательства сильна как никогда. Если я пойму, что стала смертной, то, возможно, все изменится. На все воля Божья».

Впервые за долгие годы нашего общения Софья упомянула Бога. Мы не касались этой темы, хотя узнать, каково менять религии, было крайне интересно, но наши разговоры всегда крутились вокруг насущных жизненных проблем и философских идей, что эти проблемы порождали. Бог присутствовал незримо, особенно после роковой встречи с женщиной-полумонашкой, рискнувшей спасти меня с балкона. Софья не спрашивала, а я никогда не рассказывал, что та встреча заставила меня зайти в церковь и прочитать Евангелия, а также некоторые жития святых и Библию. Правда, стоит оговориться, что Евангелия я прочел в переводе Льва Толстого, что оставило неизгладимый след на моей тогда только что проснувшейся душе. Я не стал воцерковленным, но пообщался со священниками и сделал свои выводы касательно религии. Этот опыт обогатил, дал новые знания и пищу для размышлений. Раз Софья упомянула Бога, я не постеснялся затронуть эту тему в нашей беседе.

«Ты покорилась воле Бога? Что ты имеешь в виду? Не кажется ли тебе, что Бог – это все то хорошее, что есть в человеке, что видно другим людям? Или ты считаешь, что Бог – это дядя на небе и он ждет, что ты изменишь свой образ жизни и философию, или страшно тебя наказывает за какие-то неясные грехи? Что ты думаешь?»

«Я так долго думала на эту тему в течение последних лет эдак четырехсот, что сейчас не в состоянии воспринимать новые идеи, правда. Сижу и не знаю, что тебе сказать. Я просто покорилась тому, что происходит, и перестала винить кого-то или что-то, себя в том числе. Бога приплетать – последнее дело. Я чувствую усталость от попыток все объяснить и понять – пусть жизнь идет, как ей угодно, пусть случаются совпадения, цепочки действий, которые приводят к какому– то потрясающему или страшному результату, а тот, в свою очередь, оказывает влияние на кого– то. И так до бесконечности. Весь мир связан действиями, событиями, совпадениями, результатами и влиянием, поэтому докопаться до истины, что же стало первопричиной чего-то, глупо и бесполезно. Только подумаешь, что найден источник всех зол, а у него тоже есть причина, а у той тоже – и так до начала времен. Это подобно бесконечной катушке с нитками – маленькое волшебство посреди обыденности. Я могу меняться или не меняться, усваивать новые уроки или забывать старые, познавать и примерять на себя разные философские течения или придумывать свои – свобода выбора главное богатство, что есть у человека. И глупо думать, что ты делаешь это ради чего-то или кого-то – в конечном счете твои действия оказывают влияние только на тебя и на близких людей, все остальное шелуха. Разговоры о Боге прекрасны. Под покорностью Ему я понимаю именно то, что сказала выше – принимать с радостью и благодарностью все, что происходит, без попыток понять почему, за что, зачем и так далее. Пережив несколько волн атеизма и раболепной веры, я успокоилась. Теперь мое мировоззрение говорит, что если обстоятельства сложатся таким образом, что мне придется меняться, я изменюсь, но делать это специально из соображений угодить Богу или кому-то еще не считаю нужным, ибо я не знаю, чего от меня хочет Бог, если вообще чего-то хочет и существует. Ну, а твоя мысль по поводу Бога, что есть в каждом, не нова. Это долгий разговор, ты затронул больную тему. Расскажи лучше о своих планах на жизнь, возможно, я смогу что-то посоветовать».

«Ты хочешь уйти от очень важного вопроса, который мы до сих пор не затрагивали. Ведь я тоже размышлял, зачем мне этот дар и почему я, а не кто-то другой. Я общался со священниками, не выдавая себя, говоря намеками… Читал умные книги, даже советовался с женой, обозначая абстрактный предмет – ну, например, почему с нами происходит то, что происходит. Главное, что я вынес – вселенная, природа или Бог, вставь нужное слово, заботится о нас. Что бы ни происходило, всегда

можно и нужно вынести частичку мудрости, стать лучше, чем ты был день или два назад – внутренняя эволюция, так я окрестил жизненный путь. И если у тебя так много знаний и опыта, отчего не поделиться с теми, кто их ищет? Иначе в чем смысл твоей жизни? Ты помогла мне, но… для вечности этого мало, слишком мало, непозволительно мало. Это всего лишь мои мысли. Я, как и раньше, хочу помочь. Надеюсь, ты не обижаешься».

Она не отвечала долго. Я даже забыл, что ждал ответа. Мою жизнь занимали работа и семья, и сидеть, размышляя о Софье, вздыхая, проверять почту – на это времени не было. Не буду скрытничать – я проверял почту часто, просматривал сообщения на нескольких страницах, думая, а вдруг пропустил письмо, но нет. Жизнь шла своим чередом. Я набрал новых клиентов, общался с ними в кафе, через интернет, и с каждым разом чувствовал себя увереннее, мудрее и… грустнее.

Со стороны казалось, что все легко, да и мне думалось, что ничего сложного нет в моей деятельности – должно быть, я и вправду любил свое дело.

Но грусть не отпускала. Ко мне приходили люди с примерно одинаковым набором проблем – как устроить карьеру и личную жизнь, как совместить эти две, казалось бы, несовместимых стези, особенно если есть или точно будет ребенок. Людей мало что занимало помимо этого, и мне становилось скучно от обыденности проблем, с которыми приходилось сталкиваться. Жизнь неимоверно сужалась, не оставляя ни тени юношеского задора и детской улыбки. Клиенты выглядели настолько серьезными, деловыми и жаждущими достигнуть выдающихся результатов, что становилось невольно смешно от однообразия масок, которые надевали столь уважаемые люди. Но я был таким же, как они, и подобно им стремился создать или уже создал свой маленький рай, тот самый, что нарисован как цель жизни в понимании традиционного уклада нашего общества, что навязывается всем с пеленок. Следя за чередой меняющихся людей, платящих мне деньги, и видя их однообразие, я не мог не думать о Софье, для которой вот это все давно уже превратилось в «любимый ад». И если мне в сорок лет все стало надоедать, то что говорить о ней – вот уж действительно проклятие.

Говорят, что мысли материальны, и периодические думы о Софье превратились в письмо от нее. К тому времени с последней весточки от нее прошел год.

«Ты пишешь, что моя помощь тебе слишком мала для вечности, но кто ты такой, чтобы знать и судить, что для вечности много, а что мало? Я помогла тебе, теперь ты помогаешь другим – цепочка неразрывна. И как знать, что перевесит на чашах весов – моя помощь одному человеку или твоя многим. Рад ли ты новой работе?»

«Теперь уже нет. Люди хотят устроить свою жизнь и ищут готовые схемы, чтобы самим не думать и не мучиться. Я даю им советы, но мне кажется, они их не применяют, а приходят ко мне прокрастинировать дальше, но с ощущением важности момента. Первые клиенты были стоящими, а массовость убивает продукт, если мои рассказы можно назвать продуктом. И это уже не помощь – я выкачиваю из людей деньги, – так я писал уже через год. – Почему ты долго не отвечала? Умирала– воскресала? Переезжала? Меняла личность?»

«Да, было дело. Я сейчас в Канаде. Ты бы хотел меня увидеть? Я вышла замуж, стала другой, изменилась в корне. Больше рассказывать не буду, приезжай».

В этих фразах я насчитал четыре ошибки – много, учитывая склонность Софьи не забывать языки и периодически освежать свои знания. Все это время мы общались на русском, и с ее стороны, по крайней мере на письме, ошибок не наблюдалось. Неужели она не практиковала русский язык целый год?..

«Рад, что ты решилась на перемены в жизни. Наконец-то почувствуешь, что значит быть обычной женщиной. Мне кажется, это лучшая новость, которую я получал за последние десять лет. Но меня огорчает количество ошибок, допущенных в столь маленьком тексте. Ты забываешь русский язык, что, конечно, логично, ведь по-русски ты общалась только со мной, а наш язык нельзя назвать простым, но…»

Я не знал, что писать дальше. Я не хотел приезжать, зачем она приглашала меня?

«…Видимо, ты правда изменилась, – продолжил я, – и что касается встречи, то тебе проще приехать ко мне, чем наоборот. У меня семья, да еще получать канадскую визу. И к чему эта встреча? Я желаю тебе счастья. Будь собой, а не кем– то другим, и все будет хорошо».

Эти ошибки как будто отдалили нас. Вышла замуж, целый год занималась собой, не находя время ответить мне, потому что я тот самый парень из прошлого, который тянет назад, не дает сил сделать шаг вперед и бередит старые воспоминания о том, чего не могло быть. А там, в другой далекой стране, появился кто-то новый, возможно обладающий каким-то даром, более красивый и интересный, начитанный, такой же бессмертный, как она, блуждающий по закоулкам времени. Им вместе радостно плыть по раскаленной лаве бытия, смотреть друг другу в глаза и знать, что они не одни на белом свете. Со мной бы так не получилось, хотя теперь я почти не обращал внимания на то, что видел в глазах других людей. Ревновал ли я? Отчасти да. Захотелось посмотреть на мужа Софьи. Кто же он такой? Как ему удалось растопить вековой лед безразличия и знания всего, что будет? Я не находил себе места. Странно все это. У меня ведь такая идеальная жизнь, и нельзя сказать, что мои пожелания счастья Софье неискренни. Они всегда шли от сердца. До сегодняшнего дня. Прежде я жалел Софью и знал, что мои слова останутся всего лишь символами на мониторе. Они не проникнут в душу, не заставят действовать решительно – ведь они банальны. Я не мог дать Софье ничего нового, наше общение зиждилось на моей похожести на Ивана, чья харизма настолько восхищала и пленила ее, что иногда я начинал ревновать к призраку из прошлого. Теперь же необходимость во мне отпала. Место Ивана-Даниила занял кто-то третий. Незнакомец столь хорош, что не сравнится ни с кем из смертных, если он вообще из нашей когорты.

Должно быть, Софья решила попрощаться. Переписку, возможно, будет сложно скрывать, да и смысл в ней терялся. У меня давно своя жизнь, у нее теперь своя. Я находился в состоянии, когда теряешь нечто, что по определению твое. Шок. Удивление. Отказ верить в эти простые слова: «Я вышла замуж». То, что всегда было моим – тайна бессмертия, картина над кроватью, письмо, мысли обо мне, – все стало вмиг чужим. Да, она не писала по году, но Софья не из тех, о ком нужно волноваться – ее не собьет насмерть машина, не зарежет маньяк, она не оступится у обрыва. Все, что ей грозило – это очередная депрессия, новая личность, смена места жительства, смерть на пару дней. Так о чем волноваться? Я твердо был уверен, что однажды получу от нее письмо, потому что других близких людей у нее просто нет. Она одинока, несчастна и прекрасна среди бушующих страстей и стихий мира. Она пустила в свои потайные шкафы меня одного, доверила тайну, сделала из меня единственного и неповторимого, пусть и в маске Ивана. Но вдруг откуда ни возьмись появился другой. С какой он планеты? Он точно не человек, он хуже, гораздо хуже.

Я поймал себя на мысли, будто Софья моя собственность…