Текст книги "В дебрях Магриба. Из романа «Франсуа и Мальвази»"

По призыву расселись по коням и поехали как по приглашению на свадьбу. Григорий может быть поэтому нарочно вел живописнейшими местами по весеннему зелеными и цветущими. Оставалось лишь проехать несколько десятков миль.

И пережитого, особенно за сегодняшний день, в памяти осталась не напряженная шея, дававшая о себе знать по сию пору постоянными стягами перетруженных мышц, а врезался в память отрывок из безумных утренних скачек: кругом непролазные горы и сама дорога полотном аккуратно всходит на крутой порог. Кругом спокойно и зелено среди гор. Он заезжает наверх и… видит стоящих на дороге служак. Которых с последним усилием воли легонько обогнул и которые может быть не стреляли только потому что приняли его за своего гвардейца.

* галопом по европам *

Тартаны. Тартаны. Тартаны – стояли в умах, забирали желания, все устремления к ним, все опасения больше за них, чем за себя. Оставленные в тени, стараясь не привлекать внимание посольские отряды стройным колоннами держа ряды стройными проследовали по дороге возле городской стены, постепенно с этой стороны отходящей в сторону расчистившуюся от стоявших в ней доселе воинских заслонов, разметавшихся в силу непредвиденных обстоятельств и разобщенности.

И получив путь, посольства устремились по нему с отдалением все быстрее и быстрее набирая разгон, несколько поэтому растягиваясь от галопирующих первых. Заставляющих держаться за ними остальных, до отстающей связки груженного обвешанными со всех сторон чемоданами коня сеньора Лосаро уздами на привязи протянутыми к следующему коню тянущему его за собой. Конь последний сей и был достаточно быстр и силен, но вот была беда сидел на нем вздорный седок сеньор Лосаро не понимавший куда так торопиться? – и как это ни странно сидевший и только делающий что останавливающий своего коня теня за уздечку назад и крича тому в ухо: «тб-ррр! Тб-ррр!». Привыкший смотреть далеко сеньор Лосаро по-видимому разучился смотреть близко, не видя ничего кроме того что у него было под носом и за что он держался. Все же остальное проносилось мимо его внимания оставаясь незамеченным. Сеньор Лосаро трусил, боясь не удержаться даже не смотря на то что был привязан к седлу. Но это было мимолетная боязнь, которую он посчитал за следствие от долгого отсутствия практики езды верхом в седле, которую можно было тут же поправить – чем это не практика и он был человек не слабого десятка. Но сеньор Лосаро был еще и человек призвания, заключавщегося не только в нем самом, но и кое-в-чем не менее ценном в том же практическом плане, будучи средствами этой практики преочень заставляли бояться за оное, больше чем за свои мозги, которые можно было залечить в случае чего, а вот за стекла оставалось одно только трусить. Потому что такой ненормальный скач, словно бы сдуревших тех кто брал его с собой, причин которого сеньор Лосаро не понимал, был просто ужасен тем что его чемоданы прыгали на боках коня, словно крылья у Пегаса, развеваясь в разные стороны, грозя сотворить внутри поклажи, о чем и подумать было нельзя. Оставалось… приходилось… нужно было во что бы то ни стало остановить сего Пегаса, продолжив путь умеренно.

Придерживать чемоданы руками он не мог, слишком не по наклону позади они отстояли, так, если отогнуться назад можно было и самому не удержаться в седле завалиться на бок в той апокалепсической трясучке, а взглянув назад пришлось ужаснутся – как Страшный Суд вершили над ним свои экзекуции подпрыгнувшие его два чемодана хлопнувшись друг о друга, да так что казалось поменялись меж собой местами. Нет! – Так не должно было больше продолжаться, ведь стоит только филигранному, хрупкому окулярному стеклу краешком посильней стукнуться и всему конец!…Если и не всему, то многому равноценному тому чтобы из двух глаз выткнуть один. Что эти звери делали с ним? – вытыкали сразу оба глаза, оставляя пустыми глазницами слепо взирать на манну небесную, не вкушая той. И сеньор Ласаро заорал так, как если бы ему выкалывали оба глаза, что ему собственно говоря и делали.

Поводник его коня, гнавший одного как скакового, а не осторожно должного перевозить столь хрупкий груз, взглянул назад на требования сеньора Ласаро, изрыгаемые голосительно с неестественностью стесняли иногда так черезмерно на дравшего глотку и выглядевшего сильно не в норме. На что вместе со скороговорчивыми невнятными криками грузный хмурый араб взглянул взглядом падшего вандала, не способного уже понимать чужие чаяния: – «Наверное яйца прижал» – подумал поводник и вспомнив как крепко он привязал этого суслика худосочного в том числе и между ногами подумал это из-за веревки, но ничего теперь не поделаешь придется ему терпеть до конца. А если додумается, то и сам пусть поправит на скаку.

Видя что на его протесты перестали обращать внимание, сеньор Ласаро тогда пытливым взглядом ученого окинул свои возможности, напрягая весь свой гений в целях остановить коня, вдруг сделал гениальное открытие – непроизвольно, как делается все великое, рука его держалась за уздечку и беспомощно дергала на что конь тоже уже перестал обращать внимание, но тут она отцепившись обвила шею под самое горло и крепко сдавила, – нужно делать так если вас понесет скотина.

Заржал конь! – почувствовалось поводнику, начав и упираться. Да что с ними там, то с одним то с другим? – не понял он снова оборачиваясь. Конь махнул ему головой… Главное пока хоть шел. Протянутая как веревка вожжа от седла крепко дергала, задергивая любые отклонения коня в сторону – то есть от безумств. А с конем явно что-то случилось в этом роде продолжая свой бег он ни с того ни с сего стал задирать морду с широко раскрытым ртом вверх и ржать на небо, то вдруг начиная как задыхаться и мотать головой. Не вовремя с ним случилась хворь, так не вовремя, что не было ни какой возможности останавливаться, развязывать то что он так крепко привязал, даже обкрутив по животу коня на тот случай если порвется подпруга седла и такое бывает, тем более когда это больше всего не надо – назло, обязательно должно случиться. А за ними, только пока еще далеко позади, уже было видать прицепившихся преследователей. Их же связка и так отстала от самых даже последних из общей кучи.

Сеньор Ласаро придумал теперь новое: душить коня чтобы он остановился, как душат людей сжимая глотку пальцами и заставляя пуще прежнего с жадностью ловить ртом перекрываемый воздух, желанный на бегу как никогда! То было еще хуже одышки. Но араб не видел что с конем делают принимая куралесенья того за хворь. Несчастному коню с нацепившемся на шею таким пришлось самому постоять за себя, брыкнув своего седока гривой в грудь. Получив сильно в слабое место сеньор Ласаро позадыхался немножко сам и после с усиленным рвением принялся пытаться остановить дурную скотину, у которой уже где-то на заду его чемоданы с бесценным содержимым, которым действительно цены не было – прыгали как бубенчики, издавая как ему показалось в линзах мелодичный звон. Как тянут вожжи на себя чтобы остановить, так же сеньор Ласаро схватился за уши коня и стал их с силой на себя оттягивать, может хоть так можно будет его остановить?

Взади проводника раздался пронзительный конский визг, являя за себя что у них взади еще что-то новенькое стряслось. Камень на шее да на привязи вниз волочить за собою было бы спокойней, за ту же шею спокойней. Это сейчас нужно было за нее беспокоиться того и гляди они там встанут, заставив его вместе с подвязанным седлом слететь вниз. Поворачиваясь назад, поводник побоялся и за свое наследство ложа руку на луку седла одновременно и держась, что там могло вслед за конским визгом последовать? Желая все же чтобы там ничего не случилось, он к полной своей неожиданности удостоверился в этом: там уже никого не было, с ними если и случилось что, так это было уже сбоку. Конь прыгая как попрыгайчик с задних ног на передние эдаким прыгучим галопом уносился вперед утягивая уже за собой проводника!

Что за шайтан к ним подцепился!?

Уж лучше бы он перелез на веревке сюда! – молился проводник, желая лучше на себя принять их напасти все ближе будет и спокойнее. Ведь одной веревкой повязаны, случись что вместе пропасть суждено, и приходилось очень беспокоиться за то что творилось с навязанными ему на шею диваной… который уши коню оказывается крутил.

– Эй! Что ты такое делаешь /протягивая руку/?! Зачем ты так делаешь?! Не надо так делать! Ты что хочешь остаться? – Оставлю!

Да нельзя было. А сеньор Ласаро, который уже и не крутил коню уши, а только держался, словно бы понимая что ему говорят на незнакомом языке, сам платил той же монетой, крича в свою очередь, что хочет остаться в Марокко, только бы остались целы его линзы! А чемоданы за ним во время такого скача, который развил его конь, были уже взади как погремушечные балаболки, частенько побивая и больненько сеньора Ласаро. Это и был давно уже Апокалипсис какой-то, когда все кругом прыгало туда-сюда и он в том числе, и давно бы ему свалиться, если бы не быть обвязанным и не держаться так крепко, на что ему проводник указывал черенком своей плетки, что было не понять пока он не стеганул плетью точно по руке, заставив невольно от боли отпуститься, за что он держался. Недовольное лицо араба и его раздраженное: – А-а-й-й!! – устремилось снова вперед.

Тогда может быть стоило попробовать закрыть коню глаза, чтобы ему не видно было пока проводник оборачивающийся очень часто отвернется? – Он закрыл, но бедное измученное животное казалось уже не обращало ни на что внимание и Вандал, неожиданно обернувшийся снова раздраженно произнес свое: «А-а-й-й!» и с какими-то добавлениями, недовольно.

Тогда сеньор Ласаро предпринял отчаянную попытку все же смириться с окружающими условиями и наклонился назад за чемоданами. Сильно они оттянули веревку от первоначальной тугой увязки, столь же легко их можно было притянуть поближе к себе под самые мышки на удержание. Но подталкивания коня седлом снизу и тут не дали ему успокоиться. Содержимое обоих чемоданов подпрыгивало у него под мышками отзываясь у него в ранимой душе грохотом, словно бы там гремело столовое серебро.

Ну нет! – так дальше уже невозможно было терпеть! За что собственно говоря ему такие муки? Он не намерен больше этого терпеть!

У сеньора Ласаро наблюдался настолько сильный порыв, что выход из положения в таких случаях находится сам собой как единственное продолжение: сеньор Ласаро стал развязываться, пытаясь сначала отвязать веревки на себе, выпутываться из них. Но не так-то просто было это сделать – варвар завязал узлы по-дикому, чтобы развязать нужно их только разрубить, а у него ничего острого с собой не имелось, даже на то чтобы постепенно разрезать. По-началу он постарался высвободиться из веревок снимая их перекрашенных на плечах через голову, как лямки откидывая в сторону.

Араб видя то что он делает, только ай-кал недовольно, нахмуриваясь и качая головой… Но от пояса отделаться было не так-то просто. Для того чтобы вылезть из него у него для этого были слишком растопырены ноги. Тогда он стал закидывать одну ногу на другую, в чем преуспел и через минуту уже сидел свешиваясь ногами по одну сторону седла… Араб понял что это был не джигит, и сажать его нужно было сразу по-женски.

…Чтобы вылезти вовсе нужно было по меньшей мере встать из того что его удерживало, но сеньор Ласаро и так еле удерживался, при такой бешеной скачке, а его чемоданы прыгали… Нужно было скорее во что бы то ни стало что-то предпринимать и он озарился блестящей мыслью. Сеньор Ласаро приник к шее коня и принялся развязывать уздечку – этим решалось все! Пусть придется упасть, но зато окончательно и вместе со своими чемоданами, кои хоть и тряхнуться и может быть очень сильно, но зато в последний раз – он хоть будет знать что после они не в едином разе не встряхнуться. Да и болело сердце – скорее нужно было посмотреть что с ними бедненькими сталось?

В деле разнуздывания сеньор Ласаро знал как нужно это уметь. Первым делом он свинтил штырь закладываемый коню за зубы и дальше не найдя ничего разумнее начал сдирать с конской морды все наплетение с нее вниз. Оно как назло застряло, он в чем-то поспешил, но некогда было разбираться, нужно было освобождаться от пут. Жаль что намордник был сцеплен с селом, иначе можно бы было остановиться прямо на коне не падая, но сеньор Ласаро уже решился и на крайнюю меру.

Конь возмущенно ржал, а сеньор Ласаро нервничал застопорившись лямками на скулах, пока наконец потягивания спереди не сдернули подергиваниями. Араб на них уже не смотрел, понимая чего добивается этот недоносок, но не желая даже помогать ему в этом чтобы со взмахом сабли не лишиться пусть идиотских доказательств, но все же каких ни есть, обязательно должных остаться особенно от такого активного идиота, он уже представлял себе какие… это будут доказательства…

Сеньор Ласаро уже себе тоже представил – ведь все было повязано одной веревкой к поводнику и получалось бы просто слететь по цепочке: уздечка, он и его бедные чемоданы и попасть уж вовсе в муки адовы когда и чемоданам бы пришлось кошмарно биться – тащиться – колотиться по земле и это бы было не так страшно, потому что тоже самое происходило бы и с ними самими и главное его головой. Получить сотрясение мозгов можно бы было посчитать за несчастье, всё-таки куда большее как самого наиценного. Но на это по-видимому даже надеяться не приходилось с таким животным непросвещённым, с каким судя по всему являлся его проводник, можно было потерять голову и даже жизнь, этот же зверь, что был впереди уже не способный понимать чаяния людей, так бы и продолжал гнать себе, и ни одна бы струнка в нем не шевельнулась, так бы и приволок его бездыханное тело погибшее в тряском стремительном волоченье по земле и тому что на ней.

Ужас охватил сеньора Ласаро, в том что проводник действительно не остановится ни на минуту, он не сомневался: это животное было не способно на проявления жалости, он же не был способным к этому вандалом истинным, потомком вандалов того эпического племени зашедшего в римскую Мавританию и вот проявившегося здесь в потомке своем. Сеньор Ласаро оказался на грани жизни и смерти, гибель предстала его глазам, стоило ему только упасть.

И вот когда сеньор Ласаро бросил дурить и взялся за ум тут как раз беде и случится, с одним из скачков, седло под ним, он почувствовал и поехало, напомнив об отцепленной подпруге. Быстро схватившись рукой назад, но поздно, сеньор Ласаро почувствовал как уезжает из под него седло, а вместе с ним и чемоданы, попытался воспрепятствовать этому, а для этого ему нужно было не уехать самому, для чего он закинул ногу обратно на ту сторону, саданув ей при этом коня по макушке. Сам он остался все же наверху но седло неумолимо ехало вниз, стаскивая за собой все ниже и ниже оба чемодана, так что можно было его только поддерживать, чуть не стоня – чемоданы неуклонно ползли вниз, грозя начать биться оземь. Сеньор Ласаро – за что ему такие муки? – предпринял отчаянную попытку свесившись на противоположный край потянул за собой и седло с чемоданами. Проводнику некоторое время доводилось наблюдать довольно странный и главное необычный вид джигитовки – горизонтальное сидение на седле, разгадку которому он находил только в сумасходстве.

Но может быть надо было помочь? – Возникла в нем мысль и сравнял аллюры движения коней. Взяв своею рукой – перевернув седло сиделкой на самую спину – хоть так и при этом уступая же место, отвалившись совсем на бок коню в самый критический момент повиснув сухощавой ногой, опутанной стременем, почти на самой земле проносящейся стремительно ниже, сеньор Ласаро выбрался – таки наверх снова, подтянувшись за то же седло и сев на него пока лежащим задом – наперед. Это было все равно что сидеть на концах палок. Нужно было немедленно возвращать сиделку в исходное положение, но кругом было напутано столько веревок, он так устал в борьбе за свои чемоданы что… это было уже не в его силах. Оставалось покориться участи, издавая тягостные стоны при каждом сильном скачке. Вокруг разлеглась плодородная равнина, но везли куда-то в синие горы. Куда его еще забирали? – прекрасное его Марокко, если только представится такая возможность он скажет что его украли, заставили – вынудили наконец, но только бы не остаться с этими неизвестными племенами.

Небо словно сжалось над мучеником своим и благоразумило дикий порыв мучителей, которые на виду черно-пестрого гвардейского отряда, проезжая мимо /не значит близко/ смерили ход до спокойного чтобы не увлекать тех за собой может что-то и подозревавших, почему от них наперед и поскакал поручный узнать. Сами-то они не могли еще знать, что происходило и что нужно делать? Им было приказано стоять и ждать дальнейших распоряжений и они не могли ничего делать более того. В это самое время, выдавшееся наиболее спокойным, сеньору Ласаро и представилась передышка, хотя и тогда он ехал настолько больно и неудобно. Что это было лишь сравнимо с положением: – как в штаны насрав.

Султан Исмаил и шейх Омар-эль-Мейяд, захватив с собой полторы имевшихся при них сотни, сделав объезд по городу, взяв с собой отряд стоявший в воротах, пустились вдогонку. Омар Мейяд знал куда именно устремились гости, нашлись Иуды и среди них, за соответствующую мзду ценою в жизнь. Сведения удалось проверить только к сегодняшнему утру и послать разделаться. Додумался бы, ибн-Талал подшутить, спрятать коней за берегом, а людей внутри тартан, чтобы разочаровать беглецов перед самым их казалось бы успехом и взять что называется под ручки.

Поэтому успокоив султана относительно окончательных перспектив они со своим отрядом довольствовались тем, что преследовали беглецов на далеком расстоянии, не беспокоясь когда теряли из виду совсем вдалеке. Снова подцепили оставленный при дороге отряд. Замысел шейха был постепенно прирастать воинской силой, чем дальше от города тем сильнее смущая гостей. В половине своей этот замысел удавался… Гости иногда замечая какая тьма за ними гонится спасались бешенным галопом, выжимая из наемных коней все без остатка, к тартанам!…Уже чувствовалось приближение реки. Дорога сделала обширное понижение вместе с равниной и была уж видна далеко внизу, отчетливо только если смотреть в зрительный прибор, что увидел принц на сливе двух рек их поджидали тартаны и слон впереди них…, но дорогу к ним перегораживал довольно значительный черногвардейский отряд, по-видимому уже нападавший и получивший свое, но они далеко не чувствовали себя разбитыми. Весь отряд устремился на встречу им ударить в лоб. С тартан тоже заметили их и слон победоносно обвешанный досками из непробиваемого дерева трубно прогласил, что он идет на помощь, но он не помогал. Принц спросил проводника криком, где можно лучше всего перейти ближайшую реку. Они завернулись за проводником.

…Сеньор Ласаро от такого резкого поворота в сторону завалился на противоположную сторону вместе с седлом так как был с ним одной веревкой повязан. Сеньор Ласаро был не просто повязан, но и обмотан всевозможно всякими веревками, как например лямкой стремени, в которое умудрился залезть ногой, ибо стремена делались для чудовищ. Шило сменилось на мыло, опутанный не хуже букашки в сети паука, он в то же время не упал наземь, но и подняться не смог, так как седло должное верхом вверх, а не низом вниз лежать на спине коня, теперь не понять уже и как лежало на нем или болталось под ним?

Сеньор Ласаро запутался окончательно и тут бы опустить крылышки и висеть так, но его продолжали мучить его чемоданы спавшие вместе с седлом и еще ниже до самой земли. Они колотились и ничем нельзя было им помочь, о родительское горе!

Постепенно и сам сеньор Ласаро стал съезжать все ниже и ниже к земле-матушке, но так как он был повязан к коню своему так же крепко как и к седлу на себе, то отстать ему не грозило, его только беспокоила нога в стремени как в капкане. Он подтягался к ноге пытаясь высвободить и орал дурным получавшеся криком вперед, чтобы на него хоть взглянули и посмотрели в какое положение он попал. Орал он не вперед проводнику, тому уже было хорошо пояснено и тщетно было что-то кричать, его сердце было глухо ко всяким мольбам. Оставаясь кричать ближайшим соседям. Один сосед приветливый молодой человек, которые находятся же и в таких чудом сохранившихся до наших дней вандальских племенах… раздобрившийся, устремился к нему, посмотря на что-то что не видел сеньор Ласаро, ехавший лицом обращенным вверх… Вода! Сеньор Ласаро очутился в холодной быстрой воде, поначалу чуть не захлебнувшись, но выплыв всем назло и снова ушел, захлебываясь до горла болтая руками. Он бы уже не выбрался из стремнины, если бы его не выбрали, вытянув за волосы – не грубее, не вежливей, все равно вандал останется вандалом – отплевываясь и отхаркиваясь уцепившись за руку подумал сеньор Ласаро.

Вода прошла и он остался вцепившись висеть между своим конем и конем помогающего вандала, вместе с остнасткой седлом волочащимся по земле и чемоданами, давно волочившимися по земле, о чем говорило то как далеко позади они отставали от всего. Вандал не желая и дальше продолжать полет человека в халате расшитым звездами так низко над землей, постарался водрузить его обратно на спину коня, который был на поводу только тем что был обмотан вокруг живота еще какими-то веревками, да по привычке. Сеньор Ласаро смог водрузиться и зацепиться методом рук – закорюк, только верхней частью тела, нижняя же как ему ее не помогали водрузить, неуклонно стягивалась назад, тянимая тяжким бременем и его оставили так держаться над землей, показывая уже третий вид наездничества. Сеньор Ласаро был слишком для этого слаб и потому предпринял попытку перехватиться и держаться руками назад и висеть так на них – все не надрываться.

У него получилось и он как распятый на кресте, как никто правда из апостолов в их разнообразии не распинался, «и спокоен, и нем» разинуть рот не могучи на такую жизнь, посматривал только за чемоданами, которые после воды и пыли стали похожи на два огромных строительных камня.

Все же уставая так висеть тоже, сеньор Ласаро как отвлекающее заметил со своей стороны вдали слона перемахнувшего через реку как через ручей, но нисколько даже не интересуясь зачем он здесь?… Ему было не до этого. А слон по берегу перекрывал большому черногвардейскому отряду возможную переправу. Погонщик был очень опытен, видя еще один малый отряд на этом берегу, он вовремя отправил слона от реки на него, защищая собой как стеной, как горой – беглецов. На тартанах тоже разгадали замысел и перешли на нужный берег. Оставалось совершить последний бросок до них – для сеньора Ласаро наступил мрак – точнее он зажмурил глаза, когда ему чуть не своротило руки, сильно вывихнув в плечах, потом его, не успел он сам отцепиться – подбросило вверх в той же позе изображающей крест и чуть не ухнуло заодно об землю, но удержали веревки на которых он повис еще ниже чем прежде под самим брюхом несущего коня. Он естественно заорал на помощь и ухватился руками за переднюю ногу коня чтобы она его не била. Сердобольный вандал тут же подъехал к нему раскачивающемуся на веревках как в люльке и поймав снова стал поднимать на спину – проявляя высшее мастерство наездника, но только сеньор Ласаро ничего из этого не понял, он в панике схватился за первое же попавшееся и после был способен только перехватиться все свыше и выше, пока дело не дошло до ворота и волос за которые ему особенно понравилось держаться. Наездник подавшись деру чуть не наклонился, чересчур перехилившись на бок и не выпав из седла. Пока понимая чаяния безрассудства схватил того выше, давая понять что можно уже отцепиться. Сеньор Ласаро еще глубже вцепился. Наездник вмиг разгорячившись стал отрывать свободной рукой руку вцепившегося от шеи…, и при этом порвав дорогой золотой брелок, сгинувший струйкой вниз по ходу, только он его и видел. Разозленный наездник тогда двинул сеньора Ласаро по зубам, чтобы он отцепился, не рвал ему волоса, и еще чтобы подействовало лучше, и сильно раззлобившись вовсе стряхнул его с себя за что держал, неумолимо стряхнув и с ноги, за которую тот подцепился. Сеньор Ласаро упал и уже не под коня, тот по-видимому вырвался из последних пут на волю, а прямо наземь, нестись по поверхности земли на своей шкуре, благо еще пока мягкой, хотя и невкусно пыльной.

Будучи тяним за пояс по середине, потому болтаясь и шманаясь ногами то вперед, то назад, увидел по цепочке за ним следом, уздечкой, чемоданами и коня, провалившегося копытом нечаянно в один из чемоданов и вынужденного скакать как с капканом на ноге, проявляя попытки высвободиться.

Проводник все это за собой прекрасно видя, и видя на то что может обречь этого… прогоняя его так по земле до первых камней, тем не менее не мог ничего поделать, вынужден был продолжать гон, не могучи ни на миг остановиться – уже догоняли взади, обходя слона, погонщику которого тоже нужно было спасаться. И проводник помнил строгий наказ подкрепленный показом кулака. До тартан желто-маячавших на речном бережку оставалось уже не так далеко. Они и так отставали от всех, являясь как бы длинным хвостом.

Сеньор Ласаро вот-вот ожидая на свою шкуру самого наихудшего не переставая думал о чемоданах, особенно о том, который попал под ногу коню: – что-то там творилось внутри? Наконец разрешилось: поддернутый за ногу конь завалился как-то на бок, без чемодана на ноге, но все равно как не веря подняв сначала только голову поглядеть убедиться. Из раскареженного чемодана начали выпадать маленькие блестящие на солнце стеклышки – не ложил он туда бриллиантиков, но только один большой ложил. И один большой осколок, который бы оставить как образец для промеров, но… Его притащили к самому берегу и остановили. Вяло-устало поднимаясь, он побрел к своим чемоданам, боясь к ним и походить, а кругом все смеялись, когда ему выпало такое горе. Но только ему подойти как и тут его не оставили в покое со своим скарбом, его подхватили и за шкирку потащили назад не дав даже взять безценный свой груз с собой. Руки его поработителей подхватили его за борт. Он стал кричать ища свои чемоданы, как кто-то подбежал к ним и не добежав издалека швырнул их не за борт, а прямо об борт, неподрассчитав, довершив наверное битьё, если там конечно еще могло оставаться что-то целым? Чемоданы, бывшие у него на веревке были конечно подняты за борт и цыгане их посмотрели по началу налетев на обнаруженные там бриллиантики, за которые еще недолго подрались на полу, рассыпав из перевернутого вверх дном чемодана. Наяву впротивоположность поговорке люди быстро поняли что это за добро и вернули ему все.

На берегу ржали брошенные кони, трубил забытый слон, бежавший за ними, носились скопища всадников, по которым палили из маленькой пушеченки, все какая-то суета…

Султан Исмаил первым перебрался на своем коне через брод и остановился, смотреть вдаль – удаляющимся. К нему рядом подъехал Омар Мейяд:

– Они неплохо придумали, но далеко им не уплыть.

Султан устроил страшную погоню на своем хорошем коне размяв свои косточки и не досчитавшись к нужному месту за несколько десятков миль ниже по течению и половины. Но и этого с лихвой хватило чтобы заполнить реку и протянутыми веревками и телами кавалерии. Но с тартан ударила дробь артиллерии и оружия, покрывая целые поля смертоносным дождем и все смешалось в паническом бегстве. Тартаны можно было одним залпом разнести в щепки – с тартан били и разносили всякую собравшуюся кучу людей, гоня дальше от берега.

Султан издали смотрел на уходящие к устью залива реки в океан тартаны с раздумием. Принц одержал вторую еще более крупную победу над ним. Послать за ними в Сафи перестрять в открытом океане, судя по реке бесполезно, хотя и послано. Он давно собирался побывать в Сафи – чем не случай.

Рядом с ним с присмерелым видом особенно во время неудач незаметно находился Омар Мейяд. Пришло сообщение в Гирской бухте стоит корабль, что означало кого-то они все еще не дождались? И еще сообщали что наблюдатели видели каких-то людей как раз державших дорогу в том направлении.

– Ну что ж еще не весь день проскакали – затем добавив строже – Их, и особенно итальянку, во что бы то ни стало поймать!