Текст книги "Когда молчит море. Наследная Царевна"

– Ну…

– А меня не смущает.

Водяной, явно устав сидеть в кустах, без лишних раздумий поднялся во весь свой немалый рост и шагнул к разбойникам. Следом за ним тут же рванул Иван, и Марье уж не осталось ничего иного, окромя как, ругаясь про себя, последовать за ними.

– А ну-ка отойди от нее, линь плешивый, – она окликнула бобровую шапку.

– Ч-чего? А ты еще кто такая?

Рывком развернувшись, разбойник нехорошо принялся поигрывать дубинкой. Но быстро растерял свой воинственный задор, стоило взгляду его упасть на ее спутников.

– Говорил же… беду чую… Вот пропасть! Не губите! – сутулый Кукуха тут же рухнул на колени.

– Раньше думать надо было!

Пленница, пока на нее никто не глядел, невесть каким образом сумела не только освободиться, но и раздобыть кривой нож. Которым как раз и провела по глотке вымаливающего спасения разбойника. Острая сталь легко рассекла кожу и плоть, чиркнула по кости, и человек, захлебываясь кровью, завалился набок.

– Врассыпную! – истошно завопив, Галка кинулся к деревьям, и давешняя пленница точно разъяренная рысь бросилась за ним. Прыгнула, уцепившись беглецу за ноги, повалила наземь и, едва он перевернулся к ней лицом, принялась безостановочно бить ножом. По груди, щекам, лбу, глазам и рукам, которыми безуспешно пытался прикрыться разбойник.

– А! Пусти! Помогите!

Мужик истошно орал от боли, тщетно отбиваясь и пытаясь скинуть с себя девушку.

– Да, видно, сильно вы ей насолили, – Водяной, впечатленный таким зрелищем, даже забыл о драке.

– Ежели она не с вами, так, может, разойдемся? – предложил бобовая шапка.

Он и еще двое подельников, молчаливые, угрюмые и коренастые, убегать не спешили.

За его спиной умирающему разбойнику все же удалось ударить незнакомку по лицу, но та лишь пуще оскалилась, обнажая окровавленные зубы, и зарычала, что дикий зверь.

– Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Удары ее стали сильнее, лезвие проникало глубже, мужик на несколько коротких мгновений завизжал, точно испуганный кролик, задергался беспорядочно, сжался в комок, прекратив всякое сопротивление, а затем наконец его крики перешли в глухое гыканье, и он совсем затих.

– Ну а теперь ты, петушок.

Встав с трупа, незнакомка рукавом утерла с лица кровь, чужую да собственную, и хищно шагнула к бобровой шапке. В этом момент разбойники, поняв, что отпускать их не планируют, напали.

Правого прибил к ближайшей сосне своим трезубцем Водяной, второго его же дубиной приголубила Марья. Бобровый же, видя столь скорую расправу над подельниками, драться передумал и попытался сбежать. Но почти сразу рухнул, вопя, со стрелой Ивана в ноге. Незнакомку, однако, это не устроило.

Не обращая внимания на Марью и ее спутников, она подошла к своему пленителю и, запрыгнув на него верхом, схватилась за стрелу.

– А, лярва!

– Еще какая! Говорила же, петушок, день у тебя не задастся…

Девица с силой рубанула разбойника ножом в основание шеи, разом отправив того в Навь.

– Хм… А вы не местные…

Как ни в чем не бывало она поднялась и подозрительно посмотрела на своих спасителей-путников.

– Это ты по одежде нашей поняла? – Иван усмехнулся.

– Нет, – незнакомка вернула ему ухмылку. – Одежи и в Темнолесье разной хватает. А вот помогать чужим тут не принято.

– Как ты здесь оказалась? – Марья держалась спокойно, но настороженно.

– Я травница.

Девушка пожала плечами. Голос ее теперь звучал необычайно мягко, лаская слух, точно теплое южное течение. А лицо, не искаженное яростью, даже в чумазом виде казалось прекрасным и пленительным, поражая какой-то дикой, звериной красой. Чуть раскосые яркие глаза цвета молодой зелени, с легким изгибом полные губки. Не портили незнакомку ни свежая земля под ногтями, ни влажные от росы, едва вьющиеся спутанные волосы, ни даже немного торчащие смешные уши. И царевна с удивлением вдруг поняла, что невольно засматривается на эту странную девушку, в которой непостижимым образом сочетались озорство с серьезностью, а грубость с мягкостью. Что бы она ни делала – просто улыбалась ли, хмурилась, просто говорила аль шла, на нее хотелось глядеть не отрываясь.

– Дело мое такое – по лесу бродить да травки-муравки разные собирать. Так и сюда пришла. Да только вот не ко времени. Свела меня нелегкая с этими вот.

Скривившись, она походя[31]31
  Походя – мимоходом.


[Закрыть] пнула труп одного из разбойников.

– Что они от тебя хотели?

– Известно, что… – незнакомка ухмыльнулась. – Ну, то есть помимо того, чего обычно такое вот отребье от девушки хорошенькой получить хочет. Хотя этим-то и страхолюдина, наверное, никогда не перепадала. В общем, в основном-то им моя сума была нужна.

– Сума? – Водной удивленно вздернул брови.

– Ну да.

Лукаво улыбнувшись, незнакомка неторопливо подошла к тому самому дереву, где была привязана, и, легко подпрыгнув, вытянула спрятанную в листве котомку. В глубине ее, чуть развязавшейся, Марья успела заметить нечто круглое и белое.

– И на кой ляд им твоя сумка? – царь вод по-прежнему ничего не понимал.

– Ну как же! Отнять хотели мой сбор, а там и продать кому подороже.

– Нешто так много в Темнолесье охочих до лебеды всякой?

– А я лебеду не рву, Водяной.

Водяной наклонился и сорвал первую попавшуюся травинку.

– Охотников везде хватает. Травки-муравки разные бывают. За иную копейку немалую выручить можно. Особливо ежели травка та по ту сторону растет.

Девушка странно улыбнулась.

– Меня, кстати, Василисой кличут.

Она посмотрела прямо в глаза Марье.

– Ну а вы кто такие да куда такой пестрой братией путь держите? Ежели не тайна.

– Не тайна, – подумав мгновение, царевна представила себя и спутников.

– Да, вот дела. Уж таких спасителей я точно не ожидала, – Василиса своего удивления не скрывала, и Марья поняла, что она совсем еще молода.

«Не более дюжины с полудюжиной годков от роду…»

– Ну а идете куда?

– К Яге, – ответил Василисе явно не желающий больше бродить туда-сюда по лесу Водяной.

– К Бабе-яге? – Василиса сперва удивилась, а потом хмыкнула: – Впрочем, чего это я. Конечно, к Яге, иначе б ни в жизнь такой пестрой братией не собрались бы. Да и нет, если подумать, в Темнолесье больше ни одной души, к кому бы сама царевна морская в гости б сваталась. А почто тебе Яга, Марья? Неужто в Навь желаешь отправиться?

– Желаю, – царевна не стала лукавить. – Дело у меня там.

– Ох, даже боюсь представить, какое, – Василиса вновь хмыкнула. – Впрочем, повезло вам. Сама я к Яге иду, так что могу и вас провести.

Она лукаво подмигнула, и Марье показалось, как в ее суме на миг полыхнул отсвет пламени.

Давным-давно

Когда была Марья еще совсем юной девушкой

и впервые выбралась с любимым Чародеем в мир

– Ай да простор, ай да лепота!

Рассмеявшись, Марья побежала по полю, широко расставленными руками касаясь тяжелых от семян колосков.

– Разве можно такое себе вообразить да представить, если своими глазами не увидишь? Да ни в жизнь! – радостно покачав головой, она ответила сама себе.

А Чародей, глядя на нее с теплой улыбкой, спросил:

– Ну что, стоило оно того, Марья?

– Это ты мне ответь.

Лукаво ухмыльнувшись, царевна с задором ткнула его в бок и даже прикусила губу от игривости.

– Кто из нас не желал на коньках морских плыть, а? – она ткнула его еще раз.

– А? А?

Еще и еще.

– А ну-ка отвечай, проказник! Ведь кабы мы на лодоньке твоей плыли, так аккурат к посевным бы добрались!

– Ах, это я-то проказник?

Чародей, до того лишь вяло прикрывавшийся от ее нападок, вдруг кинулся вперед да, подхватив Марью на руки, повалился с ней наземь. Девушка, падая, взвизгнула и тут же задорно рассеялась, шуточно ударив его по плечу:

– Дурак!

– Да? А не твои ли коньки меня трижды сбросить хотели?

Нависнув над расслабленно лежащей под ним Марьей, он прищурился:

– Впрочем, ради такого потерпеть и конька твоего «нестроптивого и доброго» стоило. Ну, того, что меня трижды сбросить хотел, помнишь?

– Четырежды… – Марья хихикнула.

– Чего? – опешив, Чародей недоуменно взглянул на нее.

– Четырежды, говорю, вообще-то.

– Так это ты-ы-ы-ы? – Чародей взвыл не хуже домового.

– Ну да, – вновь задорный смешок. – Шибко спасти тебя хотела…

Марья в притворном стыде отвела взгляд, но почти тут же, нарочито задумавшись, рассмеялась:

– Ну и позабавиться, конечно! А то ты вцепился, аки краб, в конька бедного, чуть всю чешую ему не поломал!

– Ах ты проказница маленькая!

Лицо Чародея исказилось в поддельном гневе, и он бросился на нее с новой силой, стараясь щекотать девушку везде разом.

– Защекочу до смерти!

– Ай! Ай!

Визжа, точно просто девчонка, Марья закаталась по земле в тщетной попытке спастись, но Чародей вдруг поймал ее, взглянул в глаза на миг, и вот они уже целовались. Пылко, неумело, обнимая друг друга, совершенно счастливые, что здесь они сейчас. Вдвоем.

– Ей, вы чегой-то там делайте, ироды!

Внезапно от дороги раздался рассерженный вопль.

– А ну как пшеницу нашу топтать удумали! Да я вам за это! А ну-ка поди прочь! Кому сказано?

– Ой, это кто?!

Марья в испуге оттолкнула Чародея, но тот с обезоруживающей улыбкой, ничуть не таясь, поднялся на ноги.

– Не серчай, старче. Ничего с твоей пшеницей не будет.

Он протянул руку Марье, помог ей встать и вывел едва сопротивляющуюся царевну на дорогу.

– Вот, гляди.

Обернувшись, Чародей повел рукой, шепча наговор, и все примятые колоски вновь заглядели в небо.

– О, дела! Колдун, что ли?

Крестьянин, сидящий на запряженной быком телеге, в удивлении раззявил рот.

– Чародей, – то ли поправил его, то ли представился с поклоном спутник Марьи.

– А! Вон оно чего… – мужичок озадаченно почесал затылок, едва не сбив с себя шапку. – Да… ну ты енто… не серчай уж, мастер! Я в ентой вашей братии не разбираюсь! По мне – главное, чтобы человек был хороший. Ой! – крестьянин, вдруг вскрикнув, всплеснул руками, и Марья невольно отшатнулась:

«Ишь, размахался…»

Мужичок оказался первым человеком, встреченным ею на земле помимо Чародея, и, непривычная к таким знакомствам, молодая морская царевна никак не могла успокоиться.

– А знайте чего? – меж тем предложил он. – А давайте-ка к нам? А? В деревеньку?

Крестьянин радостно расхохотался, точно его предложение уже приняли.

– Ну а чего! У нас ведь ента, свадьба сегодня! Нюрка за Борьку выходит! Всем селением гулять будем! Пир, как грится, до небес! А ежели их еще и чародей поздравит да благословит, это ж какое в жизни подспорье! Как молодые-то рады будут! Не пересказать! Ну что, поехали, а?

– Что скажешь?

Чародей взглянул на Марью, и в глазах его она уже увидела ответ. Царевна особенным желанием куда-то с кем-то ехать явно не горела.

– Давай соглашайся, вот увидишь, как весело будет…

Ее спутник, однако, сдаваться не спешил.

– Ай, ну ладно, – наконец согласилась царевна после недолгих уговоров. – Гулять так гулять! Только ненадолго, ладно?

– Ура! – рассмеявшись, Чародей подхватил ее на руки и закружил в танце.

Дни нынешние

Где-то в Темнолесье

Идти вслед за Василисой оказалось куда проще, чем пробираться через буреломы мрачных чащоб самим. Дорога спорилась. Темнолесье, казалось, само расступалось перед девушкой, услужливо подкладывая под ноги тропинки, убирая крючья-коренья да руки-ветки в сторону. И вот совсем уже скоро Марья и ее спутники не заметили, как вышли на большую, укрытую клочьями тумана прогалину.

На ней, окруженная кольями с насаженными на них горящими человеческими черепами, стояла изба. Совсем небольшая, с низкой, покосившейся крышей, скособоченная и перекрученная, точно покоилась она на множестве корявых столбов-ног, так напоминающих птичьи лапы. В неровном, бьющемся под порывами невидимого ветра пламени факелов Марье казалось, что изба время от времени шевелится, перебирает лапами на месте, взбивая в те самые клочья лениво ползущий по земле туман.

– Ну, вот мы и пришли.

Василиса, оглянувшись через плечо, улыбнулась и, сунув руку в суму, достала оттуда белый человеческий череп. Едва оказавшись в ее ладошке, он тотчас сам собой загорелся тихим пламенем, лизнувшим опаленный покатый лоб с царапиной от сильного удара. Словно в ответ, огонь черепов на частоколе тут же полыхнул ярче, вспышкою вырвавшись из пустых глазниц и застывших навсегда улыбок. И Марья тут же поняла, что это стражи.

Удержав Василису за руку, она сказала:

– Постой, стало быть, ты своя здесь?

– Своя, конечно. Иначе как бы я избу нашла? – Василиса хихикнула. – В Навь-то мне не надо.

Она задумалась и добавила странным голосом:

– Рановато пока вроде.

А затем, видя хмурый взгляд Марьи, созналась:

– Ученица я ей. Живу тут. По хозяйству помогаю, травки-муравки собирая, да искусству колдовскому с ведовством обучаюсь.

– Необычное для девицы занятие.

– Да обычней многих… – девушка пожала плечами. – Да и выбора-то у меня особенного не было. Яга, почитай, меня с малых лет растит. Как матушка она мне…

– Как матушка, значит, – Иван пытливо взглянул на нее. – Скажи, а… много у Яги еще учениц?

Василиса удивленно поглядела на него.

– Да вроде бы нет. Одна я.

– И до тебя никого не было?

– Да не знаю я, – девушка нахмурилась. – Яга старая, может, кто и был. Но доподлинно мне то не ведомо, а что?

– Да как бы тебе сказать… – Иван взъерошил волосы на затылке. – По дороге сюда нас изначально не трое было. Четверо. Один на мосту Калиновом сгинул. Лихо умертвив…

– Лихо мертво? – Василиса округлила глаза. – Шутишь!

– Да нет. Богатырь с нами был. Микула Селянович. Он ту жуть и прикончил. Да только и сам битвы с чудищем не пережил.

Марья вздохнула.

– Вот как… стало быть, свободна теперь из лесу в мир дорога…

Василиса закусила губу, и голос ее сделался странно задумчивым и даже испуганным.

– Да, – Иван кивнул. – Да не в том дело.

– Пред смертью Микула слово с нас взял, ежели мы ученицу Яги встретим, сказать той, тебе то бишь, чтобы бежала от нее куда глаза глядят, да подальше.

Он помолчал и добавил:

– Ну вот, стало быть, говорим.

Кивнув напоследок, Иван отошел, а Марья, подумав, добавила:

– Решать тебе, Василиса, да только ежели думать о том будешь, помни, богатырь врать не стал бы. Да и нам в том проку нет. Мы тебя впервые видим.

– Да… – Василиса насилу улыбнулась. – Ладно, идемте…

Отвернувшись от попутчиков, она прошла во двор, и тут дверь с грохотом распахнулась, и из темноты домовины раздался хриплый властный голос:

– Васька, где тебя леший носит?!

– Матушка бывает ворчлива не в меру… – Василиса, чуть виновато поджав губы, обернулась на Марью.

– Я ведь строго наказывала – обернуться до полудня, а ты, дрянная девка, до вечера протас… – голос резко оборвался и со зловещим предвкушением произнес: – Не одна ты воротилась… Чую…

Полы в домовине скрипнули, и на прогнивший косяк из темноты легла худая, напоминающая паука длань с длинными, узловатыми, оканчивающимися кривыми грязными ногтями пальцами.

– Сейчас поглядим… кого ты на двор ко мне привела…

Баба-яга, щурясь, точно от солнца, выглянула на улицу и потянула носом, словно зверь. А Марье вдруг подумалось, что издали ее совсем легко было бы принять за смертного человека.

Сгорбленная, как и собственная домовина, с грязными, давно не чесанными, длинными седыми волосами, проплешины в которых не скрывали ни повязанный на голову платок, ни истрепанный венок из сухоцвета, одетая в ворох разномастных тряпок от шерстяной шали до чего-то вроде истлевшего век назад сарафана, хозяйка домовины криво ухмыльнулась, обнажая редкие волчьи зубы. А затем вдруг шагнула вперед, спрыгнула с недюжинным проворством наземь и поковыляла навстречу, неловко опираясь на мертвую костяную ногу.

И с каждым шагом ее Марья ощущала, как невидимое дыхание самой Нави все смелее ерошит ее волосы. Забирается под одежду липкими, костлявыми пальцами холода, хватает, желая перехватить дыхание, за горло. Рядом, едва слышно кашлянув, тяжело сглотнул Иван. Он, несомненно, чувствовал то же самое, что и Марья, вот только ему, смертному, должно было быть во сто крат хуже и тяжелее.

«Не представляю, как он близость Яги выдерживает, раз даже меня проняло».

Царевна с тревогой покосилась на Ивана, а жуткая старуха меж тем уже подобралась к ним на расстояние вытянутой руки. В следующий миг взгляд ее злых, воспаленных глаз упал на Марью, и Яга, точно оторопев и не веря тому, что видит, промолвила:

– Вижу, знаешь ты, кто к тебе на двор пожаловал? – царевна властно вскинула голову. – И отрицать не смей. Вижу, что знаешь.

– Знаю… – губы Яги дрогнули в оскале. – Ты Марья Моревна, царевна морская…

Она зло оглядела незваных гостей и добавила с ехидством:

– Наследная.

А затем принялась перечислять:

– С тобой же здесь Водяной, царь болотный, да Иван-царевич, сын Еремея…

– Не слишком-то ты нам рада… – хозяин вод, ничуть не тревожась от близкого присутствия Яги, широко ухмыльнулся.

– А чего мне вам радоваться? Я вас не звала. А от царевичей с царевнами так вообще всю жизнь одни хлопоты…

– Матушка, они за пом…

Василиса попыталась встрять в разговор, но Яга грубо оборвала ее:

– Цыц! Ты вообще молчи, неблагодарная! Такаешь в дом кого ни попадя…

Она перевела злой взгляд на Марью:

– Говори, чего тебе надобно?

– Мне нужно в Навь.

– В На-а-авь?

Яга мерзко рассмеялась.

– Ну, тогда заходи, коль не шутишь.

Резко повернувшись, она поковыляла к избушке.

– Ну, чего встали, идем, говорю!

Обернувшись, Яга криво улыбнулась, а домовина меж тем, стоило ей подойти ближе, с хрустом ломающихся костей одну за другой подломила столбы-лапы и опустилась наземь, позволяя хозяйке со всем удобством зайти в дверь.

Внутри обиталище старухи оказалось куда больше, чем можно было бы предположить снаружи. Лишь низкий, такой, что не разогнуться, потолок доставлял неудобство гостям. Да, пожалуй, странный, густой смрад, смесь из прелой травы и гниющего мяса, крысами расползшийся по всем углам.

– Зачем тебе в Навь, говори как есть?

Рыщущая в поисках чего-то среди многочисленных, расставленных по всей избе склянок, кадок да мешочков, Яга бормотала про себя какие-то ругательства.

– Мне нужно на Буян.

– На Буян? – Яга резко повернулась, громко стукнувшись костью мертвой ноги о стол. – Отчего ж тропами морскими не пройдешь?

«Ишь, какая ты любопытная».

– Не твое дело, – царевна ответила сухо и спокойно, равно глядя на Ягу.

– Не мое… – Яга исподлобья глянула на Марью.

– Ну так что, поможешь?

– Помогу… – после долгого молчания Яга проскрипела согласие с большой неохотой. – Только ведь ведомо тебе, что Буян-остров на той стороне обретается? В Нави?

– Все нам ведомо. Неведомо лишь то, как туда попасть, – быть может, подскажешь, старая? – Водяной, наконец не выдержав, скрестил руки на груди.

– Известно, как – помереть, а потом, как водится, омыться.

Яга оскалилась.

– Помереть? – Иван, явно напрягшись, прищурился.

– Помереть, помереть…

Старуха тихо рассеялась.

– Да ты не боись, царевич, – она оглядела избу. – С этим, почитай, вы уже справились, коль в домовине. В ней-то, как известно, живым места нет. Васька…

Он зыркнула на ученицу.

– А ну-ка живо готовь моим гостям баньку. Коль ты их притащила, тебе за ними и уход держать.

– Хорошо, я мигом, матушка!

Василиса, весь разговор тихо сидевшая, скрестивши ноги, прямо на столе, лихо спрыгнула на пол и скрылась в неприметной двери, надежно укрытой за вязанками сушеной травы.

– Мигом она… – Яга дернула щекой, проводив девушку недобрым взглядом. – Сколь раз талдычила, не кака я тебе не мамка…

– И что же, в избу к тебе зайти, в баньке помыться и все? Мы в Нави? И никаких ритуалов, ни песнопений… – Иван недоверчиво хмыкнул. – Даже крови козлячей пить не надо?

– Действо надобное таково… – Яга осклабилась. – Но особливо для тебя, царевич, коль шибко умный, и подправить можно. Крови у меня вдосталь. Любой. Хоть упейся.

– Все готово!

Василиса, быстро приоткрыв дверь, в клубах пара выскочила из бани.

– Ну, кто первый мыться будет?

Яга оглядела гостей и тут же прикрикнула на встрепенувшегося Водяного:

– Да ты-то куды! Тебе в баньку мою не надобно. В Навь и так проскочишь. Отмеченный. По праву рождения…

– Ну, как скажешь, хозяйка.

Царь вод, совсем, казалось, не удивленный, легко пожал плечами.

– Хм… – Марья задумчиво поглядела на него. – Тогда мы с Иваном вместе пойдем. А ты, Водяной, тут пригляди за всем.

– Пригляжу… – сально ухмыльнувшись, царь вод с любопытством посмотрел на Василису. – А вы там мойтесь тщательнее. За грань-то оно, знаете ли, грязными не пускают…

Марья, не ответив сама и не дав ответить царевичу, буквально втолкнула того в парилку.

* * *

Внутри баня Яги оказалась маленькой, тесной каморкой с закопченными нестрогаными стенами, черной печью, обложенной неровными булыжниками, единственной лавкой да стоящей подле большой железной кадкой с водой.

– Хм, омыться хватит… Хоть вдвоем и тесновато будет…

Марья с лукавой и одновременно задумчивой улыбкой глянула на Ивана, и тот осклабился:

– Ничего, как-нибудь управимся! Главное, себе занозы кое-куда не понахватать.

– Ишь, какой прыткий! – царевна прикусила губу на миг и удивленно вскинула брови. – Это ж с чем ты управиться решил? Уж не думаешь ли, что для срамных дел я тебя с собою позвала?

– А что ж мне еще подле такой красавицы думать?

Иван, притянув Марью к себе, попытался ее поцеловать, однако та ловко вывернулась из объятий и ухмыльнулась:

– Да уж точно не о том! Не к месту нежности разводить, покуда мы в логове Яги.

– Мд-а, прости. И то верно…

Иван раздосадованно почесал затылок и с каким-то раздражением скинул кафтан.

– Эх! Да где ж это видано? – вскоре, вновь не выдержав, взвился он. – С любовью-красой в баньке париться да не пошалить?

– После пошалим…

Марья, чувствуя, как краснеет, за ухмылкой попыталась скрыть собственные смущение и расстройство.

«Считаешь, одному тебе всякого охота?»

– А пока отвернись, чтоб неповадно было!

Дождавшись, пока Иван явно нехотя встанет к ней спиной, она споро скинула с себя одежду и натянула омывальную рубаху.

– Ну все, поворачивайся. Что-то ты совсем грустный…

– Загрустишь тут… – царевич, не торопясь, разделся до портов.

– Ну ладно уж…

Глядя на его явно расстроенное лицо, Марья откинула назад волосы, отчего тонкая ткань рубахи соблазнительно обхватила ее пышную грудь.

– Чтоб совсем не скис, можешь мне подсобить, водой полить, коли желаешь!

– Спрашиваешь!

Метнувшись к бадье, царевич мигом наполнил позеленевший от времени медный ковш, а затем, встав у Марьи за спиной так близко, так что она чувствовала сквозь рубаху тепло его тела, аккуратно полил ей воду на грудь.

– С того ли ты начал, родной?

Царевна мягко усмехнулась, глядя, как начинает просвечивать, намокая, рубаха.

– С того… – Иван ответил хриплым, стянутым голосом.

– Уверен? – увидев ответ в его блестящем, точно медный пятак, взоре, она молвила с придыханием: – Ну так лей больше, не жалей водицы. Слышал же, что Яга сказала. Омыться надо тщательно.

– Будет сделано…

Иван улыбнулся и вновь наполнил ковш.

* * *

– Ну, омылись?

Водяной встретил их с сальной ухмылкой, и его неожиданно поддержала оскалом Яга:

– Добро пожаловать в Навь.

Василиса, находящаяся здесь же, при том не обратила на вышедших из бани гостей никакого внимания. Точно их и не было вовсе.

– Что же, вот и все? Мы в Нави? – Иван с подозрением поглядел на девушку.

– А ты выйди да проверь, – Яга кивнула на дверь.

– Ого, Марья, да нас, кажется, гонят? – Водяной хмыкнул.

– Гонят, гонят! Сколь можно уж мне глаза мозолить? Вам в Навь надобно было. Вот и валите!

– Уже уходим, не верещи, – Марья равнодушно поглядела на нее. – А вот за помощь тебе спасибо. Я того не забуду.

– Не забудешь… – оскалилась Яга и, когда путники уже были на пороге, добавила: – Да, и еще… не забудьте, где вход, там и выход. Не заплутайте…

* * *

В том, что они и впрямь, наконец, в Нави, Марья убедилась окончательно, лишь когда они покинули домовину. Здесь, в отличие от мало поменявшегося логова Яги, где о переходе за Грань говорила лишь переставшая их видеть Василиса, перемен было куда больше. Пусть на первый взгляд они и не бросались в глаза.

Нет, не стали непроходимее бурелом и чащобы. Не глядели из-под каждого куста да крон горящие глаза нечисти. Не тревожили слух крики неведомых чудищ. Но того царевна, уже бывавшая в царствии противницы Прави с Явью, и не ждала. Не в том была зловещая сила Нави. Но в другом.

В лесу, который, на первый взгляд, казалось, был все тем же, с корявыми, мрачными деревьями, со стелящимся по земле стылым туманом, боле не было жизни. Не дул ветер, не шелестели кроны, не скрипели ветви и не шуршала трава под ногами. Исчезло любое зверье. Темнолесье по ту сторону грани было мертво и безмолвно. И даже огонь на черепах вокруг хозяйства Яги, казалось, почти застыл, перестав давать тепло, а свет его стал блеклым и ледяным.

– Как-то тут… неприветливо.

Голос Ивана раздался словно издалека, хотя шел он совсем рядом, и Марья крепко-накрепко взяла его за руку.

– Далеко нам идти хоть?

– Нет, берег близко, рукой подать…

Царевна оглянулась и не увидела домовины, хотя, казалось, вот только черепа провожали ее своими не предвещающими ничего хорошего горящими оскалами.

– Не по себе мне здесь… – царевич сжал ее руки крепче. – Всюду мертвецы… Мертв… Ах!

Глянув в сторону Ивана, Марья в ужасе отпрянула и потянулась к мечу. Да только верного клинка на мете не оказалось, и пальцы судорожно хватили пустоту.

– Иван, беги! – крик улетел в пустоту, царевна отступила еще назад, лихорадочно соображая, куда мог подеваться ее меч.

«Неужто ведьма старая стянуть умудрилась?!»

А Кощей Бессмертный, невесть каким образом здесь появившийся, шагнул ей навстречу:

– Я ждал тебя, Марья…

– Нет!

Царевна, не удержавшись на вдруг потерявших всю силу ногах, упала.

– Долго же ты шла…

Наклонившись к ней так близко, что она могла разглядеть каждую трещинку на его неживой фарфоровой коже, он недобро усмехнулся:

– А ведь мы клялись когда-то… Разве ты забыла?

Давным-давно

Когда была Марья еще совсем юной девушкой

и впервые выбралась с любимым Чародеем в мир

Веселье по случаю свадьбы молодых, как оказалось, заразило всю деревню. Каждый, от мала до велика, собрался сейчас у добротного, богато украшенного дома родителей невесты, ожидая, когда ее отец благословит дочь на брак. Люди улюлюкали, кричали и пели, выражая свою радость. И только молодая морская царевна чувствовала себя словно не в своей тарелке.

– Что-то не так, любовь моя? Тебе здесь не нравится?

– Нравится, конечно, – Марья попыталась улыбнуться, но вышло то у нее из рук вон плохо, и она вздохнула. – Вот только, знаешь, одновременно с этим сбежать отсюда хочется. Чтоб не видеть всего этого…

– Чего? – Чародей недоуменно огляделся и попытался неуклюже пошутить. – Ты о мужиках пьяных, что ли?

– Радости, смеха… любви… – Марья, не приняв его шутку, отошла прочь. – Да и всей свадьбы этой, – она вздохнула. – Далека я от этого, понимаешь? Оттого мне здесь и не по себе. Ведь всего этого мне никогда в своей жизни не увидеть. Их счастья мы с тобою навек лишены. Я лишена.

Чувствуя себя как никогда чужой, юная царевна невольно обняла себя за плечи.

– Так, а ну-ка идем…

Чародей вдруг схватил девушку за руку и потянул за собой.

– Что?! К-куда? А как же свадьба?

Марья вяло попыталась сопротивляться, но он, хитро подмигнув, настойчиво потянул ее прочь.

– Да и шут с ней! Увидишь!

Дни нынешние

Темнолесье. Навь

– Марья, Марья! Ты как? Слышишь меня?

– А, что? – царевна, вдруг осознав себя на пустынном, холодном берегу, недоуменно посмотрела на обеспокоенного царевича. Иван, стоя напротив, с силою тряс ее, обхватив за плечи, а на лице его блуждало неподдельное беспокойство. – Да. Да, в порядке…

Марья вяло улыбнулась, мягко отстранившись. Она уже поняла, конечно, что никакого Кощея в лесу не было. Все это был лишь морок, дыхание Нави, помутившее ее разум. Но все же от пережитого, пусть даже и во сне, царевну все еще потряхивало, а кожу жгло ознобом холода от любого прикосновения.

– Ох и испугался же я за тебя, – Иван вздохнул с явным облегчением.

– Что случилось?

Марья рассеянно оглядела брег. Тяжелые свинцовые волны с мертвенно-блеклой пеной бесшумно накатывали здесь на безжизненный песок цвета пепла да на тусклые серые камни. А на небе, ровном, точно погребальный истлевший саван, не было ни облачка, ни солнца.

– Ну… мы шли себе за руку. А потом вдруг ты меня отпустила. Я окликнул. На голос не отзываешься. А затем гляжу – взгляд-то твой остекленел.

Он с силой провел рукой по волосам, унимая тревогу, и Марья нежно дотронулась до его щеки:

– Теперь уж все хорошо, не беспокойся…

– Дальше-то что? Вот мы. Вот берег. Вон Буян, – Водяной, нетерпеливо напомнив о себе, кивком указал на теряющейся в дымке остров с остовами огромной некогда, а теперь разрушенной крепости.

– Как мы до него добираться будем? – он подозрительно глянул на воду.

– Только не говори, что вплавь. Скажу честно, лезть даже мне туда особо не хочется…

– Нет…

Марья покачала головой, наконец окончательно скидывая морок воспоминаний, и вновь твердо молвила:

– Нет. То вода мертвая. Входить в нее нельзя.

– Мертвая?

Царевич задумчиво поглядел на волны, что не мочили песок, и с явной опаской подошел ближе.

– Дела…

Сняв с пояса флягу, он сделал несколько больших глотков.

– Ну и что нам делать? Не лететь же? – внимание царевны вновь привлек Водяной.

– Нет, – она чуть улыбнулась. – Но не бойся, есть у меня способ.

Царевна, точно всматриваясь в седой песок и прислушиваясь к звенящей тишине, пошла вдоль кромки воды, а затем вдруг остановилась и, сунув руку в песок, выудила из него толстую, сверкающую чистой сталью цепь. С силой потянула за нее, и из воды недалеко от берега вдруг вынырнула сделанная из чистого камня лодка.

– Мы поплывем на ней.

Не без труда Марья подтащила тяжелую посудину к себе.

– Это ж как она плавает?

Иван удивленно покачал головой, ногой тщетно попробовав качнуть лодку, оставившую глубокую борозду на песке.

– Вода эта, хоть и мертвая, да все ж часть Моря-Окияна. А значит – мне покамест еще подвластная. И держать на себе будет все, что я прикажу.

Марья повела рукой, приглашая спутников в лодку.

На закате времен Кощеевых

Буян. Навь

Волна, обрушившись с гневною, яростной силой, точно молотом, играючи расколола громадную скалу надвое и, схлынув, явила мертвому берегу держащую на изготовку меч морскую царевну.

– Я ждал тебя раньше.

Пустой, лишенный всяких чувств голос раздался с вершины каменного отвала.

– Пришлось задержаться, дабы всех твоих приспешников упокоить.

Марья ответила спокойно и уверенно, несмотря на то что душу ее рвал на части шторм былых воспоминаний.

Вновь они с тем, кто когда-то был ее Чародеем, были на том же берегу. Средь тех же скал, что в первую их встречу. Но теперь в них, как и в нем самом, не было боле жизни. И от этого сердце царевны скручивало дикой, острой болью безысходности. Впрочем, сегодня, в последний раз прибыла она на Буян вовсе не за тем, чтобы горевать и жалеть себя да погибшую их любовь.