Текст книги "Когда молчит море. Наследная Царевна"

Впервые за весь разговор в нем послышались подлинные мысли, что терзали Чародея.

– Так вот в чем дело? Из-за того все, что в подворотне той треклятой приключилось?

Марья не поверила своим ушам.

– Нет, конечно, – он усмехнулся. – Причин не счесть. Как и в любом ином случае, много их, сколь, наверное, звезд на небе. А в числе прочих… и ты, Марья.

Чародей взглянул на царевну неожиданно мягко, точно ожидая и страшась одновременно того, что она скажет. Точно ожидал если не помощи, то, возможно, понимания и сочувствия. Однако царевна в миг тот ни на что подобное просто не была способна. Сама его мысль о том, что это она, Марья, могла быть одной из причин его безвольной слабости, что она волей аль неволей толкнула его во зло, оскорбило молодую царевну до глубины души.

– Что же это ты, меня в своих бедах обвинить удумал?

Она зло прищурилась, и Чародей вдруг вскочил, шагнул к ней резко, воскликнув было:

– Да нет же, Марья, я…

Он осекся, глядя, как длань царевны легла на рукоять меча.

– Вот оно как, значит…

Лицо побледневшего еще пуще Чародея сделалось жестким.

– Да.

Девушка медленно кивнула. Ей хотелось сказать больше. Обвинить, объяснить, а затем объясниться и пожалеть, обидеться, в конце концов, ведь когда-то он говорил, что это она, Марья, – его слабость. Но все слова разом вылетели из ее головы, стоило только царевне взглянуть в его глаза.

Такие родные, черные, словно блестящие жуки, глаза, которых больше не было. Они выцвели, потускнели, искры жизни в них сменились алым багрянцем бесконечной жажды. Жажды знаний, силы и власти. Лишь одного взгляда в них хватило царевне, чтобы осознать: обратной дороги для Чародея уже нет. От выбранного пути он отказаться не сможет. И… не захочет.

Но поняла все в тот печальный миг не одна лишь только Марья. В лике ее, в скользнувшем по нему мимолетному отвращению нашел свои ответы и Чародей.

– Ты меня презираешь… – усмехнулся он не зло теперь, а, скорее, горько.

– Нет, оплакиваю.

Марья ответила холодно, резко, словно выплюнув слова ему в лицо, но тут же взорвалась, давая волю нахлынувшим чувствам:

– А чего ты ждал? Считаешь, заслуживаешь иного? Ты – слабак и предатель!

Марья порывисто отвернулась, не в силах больше глядеть на того, кто еще мгновение назад был ей роднее всех на свете.

– Убирайся.

Он выдавил слова словно через силу.

– Убирайся прочь!

Внезапный крик его, злобный, страшный, заставил царевну вздрогнуть, и, впервые в жизни по-настоящему испугавшись за свою жизнь, она рванула из ножен клинок.

Всю недолгую дорогу от деревни до дворца царевны Ольги Марья не выпускала из рук перо, что передали ей весточкой из подводного царства. То, что послание именно от Варвары, подтверждала добытая с самого дна драгоценная жемчужина. По всему выходило, что та не сидит сложа руки и тоже пытается помочь в поисках Володыки. Самим же сообщением ее являлось вороново перо. Марья знала, что оно может означать. Знала и страшилась одной даже мысли об этом. Прошлое, какое бы далекое оно ни было, нагоняло царевну, не давая жить в настоящем. За все рано или поздно приходится платить, и, кажется, для наследной царевны час расплаты уже наступил.

Горько усмехнувшись, Марья вслед за Иваном въехала в ворота величественной усадьбы. Здесь, за острым частоколом высокого забора, увенчанного по углам сторожевыми башнями, где скучали одинокие лучники, разместился самый настоящий город. С добротными жилыми срубами, ремесленными мастерскими, кузнями и конюшней. Подле нее располагалась казарма для стражи и оружейная. А дорожки и центральная площадь, как и водится для любого добротного города, вымощены были стругаными досками вечно крепкой лиственницы.

Над всей этой лепотой гордо возвышался стоящий на холме дворец царевны Ольги. Богато украшенный искусной резьбой, с алыми крышами и золочеными ставнями, на которых вырезаны были олени, кабаны, волки и соколы.

– Ага, а нас уже ждут, – отправив витязей к казармам, где они тут же принялись брататься с местными знакомцами, Иван кивнул на белеющую у дворцового крыльца статную фигуру, а затем неожиданно придержал царевну за локоть.

– Послушай, Марья, у меня просьба есть. Насчет того о том, кто ты, – ни слова. Не стоит лишними вестями Ольгу тревожить. Ей и так забот хватает.

Не дожидаясь ответа, царевич пришпорил свою пепельную лошадь, и Марья молча поехала следом. Гадать о причинах такой просьбы ей пришлось недолго.

– Приветствую тебя и твою спутницу, брат мой.

Едва путники спешились, как царевна Ольга – статная белоликая женщина, явно старшая Ивану сестра – в приветствии раскинула руки. Облачена она была в ажурный платок, что полностью скрывал волосы, дорогой парчи рубаху да просторное в пол платье, расшитое золотыми нитями с жемчугом и весьма подходящее ее женскому положению. Царевна была на сносях.

– Ну, иди уже сюда, Ванюша, дай обнять тебя!

Не дожидаясь, пока царевич сподобится подойти сам, Ольга первой шагнула к нему и заключила в объятия.

– Ольга, послушай… по делу мы… – Иван тяжело вздохнул, пытаясь осторожно высвободиться из ее ласк, но сестра и не собиралась его слушать.

– Нет-нет-нет! – она пригрозила пальцем. – Даже не думай мне зубы заговорить. Ведь сто лет не виделись! Так что не спорь даже – сперва отдохнете, а уж после о делах…

– Ладно, как скажешь…

Поняв, что спорить без толку, Иван пожал плечами, а Ольга с укоризною попросила:

– Ну и, Ваня? Может быть, ты уже представишь мне свою необычную спутницу?

Взгляд царевны скользнул по броне Марьи, но глаза ее при этом оставались добрыми, лучась вежливым интересом.

– Да я б представил, кабы ты слово мне вымолвить дала.

Иван усмехнулся.

– Это – Марья, моя… гостья.

Он бросил поспешный взгляд на морскую царевну и сказал:

– Верно все Ольга говорит. Нечего о делах с порога. Не по-семейному это.

– Да-да, чего ж это мы! В дом идемте! Чего во дворе стоять? – его сестра улыбнулась. – Мы-то ведь с мужем как знали, аккурат к приезду к вашему баньку истопили!

Первой взойдя на крыльцо, она поманила гостей за собой, и Иван, подхватив Марью под локоть, едва ли не поволок ее следом. Впрочем, царевна особенно и не сопротивлялась. Муж Ольги – чародей Ясный Сокол – был тем самым человеком, на чью помощь так рассчитывал царевич, а значит, мог оказаться полезным в поисках Володыки. Потому ради встречи с ним Марья готова была вытерпеть и не такое…

Вскоре она уже нежилась средь горячего пара и запаха еловых веток в добротной, богато украшенной резными русалками бане. Смыть с себя дорожную пыль оказалось на удивление приятно, и в гридницу[11]11
  Гридница – помещение для приема гостей.


[Закрыть] царевна явилась уже в куда лучшем расположении духа.

– Марьюшка, душа моя, столы в светлице вот-вот накроют, а ты, быть может, отдохнуть желаешь? Давай я тебе гостевые покои покажу?

Встав с кресла, стоящего поодаль от длинного дубового стола, Ольга тут же отложила пяльцы с орнаментом хищной птицы.

– С дороги-то, поди, ох как устала?

Она понимающе улыбнулась, расценив молчание царевны по-своему:

– Да не смущайся ты так! Не первый год живу. Знаю, что такое это, в компании витязей путь держать! Им лишь бы с седел своих не вылезать, а о том, что дева меж них, и не думают!

– Да, что есть, то есть.

Марья вежливо улыбнулась, вспоминая, сколь тяжко дался царевичу и его ратникам заданный ею шаг. Впрочем, притворяться чересчур уставшей она не стала и с улыбкой молвила:

– Благодарю, царевна, но, к удивлению собственному, – нет. Не успела я устать особенно. Отлично себя чувствую.

– Ну, полноте, – Ольга беззлобно нахмурилась. – Предо мною храбриться нечего. Нам, девам-красавицам, надобно вместе держаться супротив мужиков этих. А иначе совсем задавят. Они ж все как один считают, что нас лучше.

Царевна подмигнула Марье, искренне располагая ее к себе.

– Твоя правда.

Морская царевна улыбнулась.

– На покои погляжу с удовольствием!

– Ну вот и славно! Вижу, поверь, сколь ты сильна, и восхищаюсь тобой сердечно! Да только здесь, в доме моем, можешь расслабиться. Все одно это тайною нашей останется, а мужики пускай свое думают. Ну да заболтала я тебя совсем, прости. Я последнее время редко дворец покидаю, вот и изголодалась по общению новому. Идем.

Чуть виновато улыбнувшись, она провела Марью к гостевым покоям, коими оказалась уютная просторная светлица.

– Ну вот, надеюсь, тебе по нраву придется. Сама я, знаешь, люблю эту горницу всей душой. Порой, бывает, засидишься здесь допоздна, зачитаешься, и уходить не хочется. Особенно ежели Сокол в отъезде где. Ну, чего скажешь?

Ольга, пропустив вперед себя Марью, влюбленно огляделась.

– Скажу, Ольга, что понимаю я тебя.

Царевна обвела взором светлого дерева бревенчатые стены, просторное ложе, укрытое ажурным расписным покрывалом, резной ясеневый сундук и висящую напротив окна картину, на которой неизвестный мастер умело отразил всю красу закатного леса.

– Красна светлица, что блики солнца на море утреннем.

– Ох, вот славно!

Царевна улыбнулась.

– Ладно, совсем, вижу, я тебя заболтала. Располагайся пока, а как столы накроют, я пришлю за тобой кого-нибудь.

Она развернулась, чтобы уйти, но уже в дверях остановилась.

– Ах да, я подумала тут, ты и переодеться была бы не против совсем. Потому слуг за нарядами послала. Надеюсь, не осерчаешь на меня? Врагов во дворце моем нет, а в парче шамаханской всяко удобнее яства вкушать, чем в броне кольчужной да при мече, верно?

– Верно.

Марья с улыбкой кивнула. Перечить Ольге она не видела никого смысла. Царевна, кажется, отнеслась к ней со всей душою, пусть и оттого, быть может, что не ведала, кого именно пустила в дом. И теперь морской царевне оставалось лишь надеяться на то, что чародей Ясный Сокол, ее муж, окажется столь же любезным и не откажет им в помощи. Впрочем, здесь уже все зависело скорее от Ивана. Потому, распрощавшись с Ольгой, Марья принялась спокойно ждать служку, оказавшуюся совсем юной, пугливой девушкой с усыпанным веснушками лицом. Смотря во все глаза на броню царевны, та разложила на кровати почти дюжину разномастных платьев, приготовленных, а возможно, и подобранных самой Ольгой нарядов и робко спросила:

– Государыня, позвольте вам подсобить?

– Только чтоб кольчугу снять. Оденусь сама, – подумав, сказала Марья.

Вскоре служка, выполнив, что было велено, ушла, и одевалась царевна уже сама. Как бы ни была приветлива Ольга, так просто морская дева людям доверять не собиралась. И, когда она покидала светлицу, под подолом ее платья, притороченный к бедру, красовался острый кривой нож.

В трапезную Марья спустилась к тому моменту, когда хозяева с Иваном уже сидели за столом. Меж ними неспешно текла какая-то беседа, которая, впрочем, тут же прервалась, стоило ей сойти вниз по украшенной искусной резьбой лестнице.

– Ах, Марьюшка, ну что за диво! Выглядишь просто чудесно! Так ведь гораздо удобнее, правда? – Ольга, поднявшись от стола, приветливо улыбнулась. – Располагайся, прошу, где удобнее. И позволь представить тебе мужа моего – чародея Ясного Сокола.

– Марья…

Со скамьи, приветствуя гостью поклоном, поднялся худощавый мужчина. Клиновидная борода его и утянутые алой лентой волосы выгорели на солнце, явно говоря о частых странствиях, а голубые глаза хоть и лучились какой-то праведной добротой и надежностью, однако же глядели на гостью остро и внимательно. Кажется, чародей догадывался о том, кто перед ним. Это, впрочем, саму Марью заботило мало. Потому как даже ежели у него и имелись к ней какие-то счеты аль претензии, то выяснять отношения под крышей собственного дома, при супруге, что на сносях, нарушая законы гостеприимства, чародей явно бы не стал.

– Позволь поприветствовать тебя!

– Благодарю.

Сдержанно ответив, Марья опустилась за стол подле Ивана, сев напротив супругов-хозяев.

– Ну, раз все познакомились, сейчас и трапезничать станем! Если моему брату, конечно, кусок в горло полезет…

Ольга бросила шутливый взгляд на Ивана. Тот при виде морской царевны, кажется, потерял дар речи и только и делал, что глядел на нее во все глаза. Сперва Марья даже не поняла, в чем причина столь бурного удивления, но затем сообразила – молодой царевич, даром что они держали путь не первый день, впервые увидел ее не в броне, а в платье. И поглядеть ему, это уж Марья знала наверняка, было на что.

Дорогая шамаханская парча струилась по ее стройному, точно тростинка, и гибкому, будто у лани, телу, удивительным образом подчеркивая все достоинства морской царевны. Недостатков же у Марьи не было вовсе – любая, даже самая распрекрасная земная дева супротив дочери Володыки была бы все одно, что медяной алтын в сравнении с полным злата, серебра и драгоценных самоцветов ларем. Фарфоровая, без единого изъяна кожа царевны будто бы светилась изнутри волшебным лунным светом. Движения ее были плавными и грациозными, словно не шла морская дева – перетекала из одной позы в другую. И лазоревые волосы водопадом рассыпались по плечам да спине, а пышная, упругая грудь мерно вздымалась над плоским, точно безмятежное весеннее озеро, животом. Полные же, сахарные уста Марьи горели огнем наливных страдницких[12]12
  Страдник – июль.


[Закрыть] яблок, а в глазах, насыщенно-синих, под черными, точно уголь, ресницами, казалось, можно утонуть да никогда не воротиться.

– Так, признавайся, братец, где ты украл столь прекрасную деву?

Не обращая внимания на слуг, что расставляли по столу многочисленные яства – от томленого в печи с хреном и сметаною поросенка и гуся, запеченного в яблоках, до цельно поданной севрюги и грибных щей, питья в виде кваса, вина, браги, медовухи и свежего березового сока, – Ольга, подперев голову ладошкой, с прищуром воззрилась на Ивана.

– Где украл, там больше нет…

Царевич говорил не своим голосом, по-прежнему не отрывая глаз от Марьи и, кажется, напрочь позабыв, кто перед ним. Ольга на такой ответ вовсе не обиделась, лишь кивнула степенно, а сама морская царевна, уже порядком смущенная столь пристальным вниманием, предпочла сосредоточиться на угощениях.

Благо местный сокалчий[13]13
  Сокалчий – повар.


[Закрыть] оказался отменным мастером, и, что бы ни оказывалось во рту Марьи, все взрывалось вкусом, таяло на языке и требовало немедленно похвалить сокрытого в глубинах дворцовой поварни умельца.

– Ну что ж, вот теперь сказывать и можешь, что за нужда тебя к сестре родной в дом привела. Ведь дело ясное – так просто ты отродясь не заглянешь…

Когда трапеза наконец была закончена и все, довольные и сытые, лениво потягивали терпкое вино, Ольга вновь обратилась к брату. Иван открыл было рот, чтобы ответить, но царевна с лукавой улыбкой тут же продолжила:

– Уж не затем ли, чтобы представить мне свою невесту, а? И не делай такие глаза! – она по-доброму рассмеялась. – Вижу ведь, как ты на нее смотришь!

Услышав такое предположение, Марья, которая как раз пригубила насыщенно-багряный напиток из резного серебряного кубка, едва не поперхнулась. Это не укрылось от внимания царевича, который, еще мгновение назад желавший отделаться безобидной шутейкой или неопределенной небрежностью, закрыл рот, расплылся в довольной улыбке и молвил:

– Ох, и проницательна ты, сестрица! Хорошо, ладно, раз так, чего таиться? Признаюсь уж – раскусила ты нас! Марьюшка, – он накрыл ладонь опешившей морской царевны своей дланью, – суженая моя, невестушка любимая!

– Чего?

К Марье вернулся дар речи, и она, округлив глаза, с грохотом поставила кубок на стол.

– Какая еще невеста?! Ты, никак, с вином перебрал, царевич?! Я ведь тебе яснее ясного сказала, что это…

Договорить царевне не удалось. Потому как Иван, вдруг прильнув к ней, накрыл ее уста своими в сладком от терпкого вина поцелуе. И Марья вместо того, чтобы пришибить его на месте за такую дерзость, сама не зная, отчего, замерла лишь испуганной неркою, забыв, не только как говорить, но даже и как дышать.

– Ну, будет тебе, родная.

Отстранившись, он заглянул ей в глаза, порядком, кажется, и сам ошарашенный. То ли самим случившимся, то ли тем, что все еще, после своей выходки, жив.

– Видишь ведь, раскрыли нас.

– Да уж… – Марья мило улыбнулась. – Что тут еще добавишь? Так и есть все. Любовь у нас с царевичем распрекрасным. Прямо-таки с первого взгляда любовь!

Она поглядела на Ивана, взором пообещав наглецу самую страшную кару позже.

– Да.

Тот судорожно хохотнул, явно поняв ее посыл.

– Ах, ну до чего же я за вас рада, дорогие мои! – Ольга, в глазах которой блеснули бисером слезы, сцепила у груди руки. – Не пересказать даже! Ведь давно уже Ванюше твердила – остепениться ему пора. Все выведать пыталась о делах его сердечных, да только разве ж из молчуна этого чего вытянуть можно?

Она осуждающе покачала головой, но тут же вновь восторженно молвила:

– Ох, ну какая же вы пара красивая, загляденье просто! Сокол, скажи же, а?

Ольга повернулась к мужу, и тот с улыбкой кивнул:

– Что есть, то есть. Поздравляю вас с помолвкой.

Глаза его, впрочем, глядели на «молодых» по-прежнему цепко. Чародей их с Иваном неподготовленному представлению явно не поверил.

– Уф… – Иван потянулся. – Ну а теперь, коль уж тайна наша сердечная раскрыта, позволь мне, сестрица, немного с твоим мужем посекретничать. Прогуляемся, Сокол?

– Прогуляемся, отчего же нет.

Кивнув друг другу, мужчины одновременно встали, и Сокол поцеловал супругу в щеку.

– Душа моя, мы пойдем. Ты меня не жди, спать отправляйся, время уж позднее.

– Как скажешь, милый, мы чуток лишь с Марьюшкой пошушукаемся, – Ольга одарила мужа любящим взором.

– Вот и правильно, – Иван, явно довольный открывающейся пред морской царевной перспективою, расплылся в улыбке. – А затем ты тоже отдыхать отправляйся.

– Иван!

Марья, решив, что с нее скоморошьих развлечений довольно, резко поднялась. Она не собиралась идти на поводу у царевича и отпускать его одного держать разговор с Соколом, а потому была полна решимости идти с мужчинами.

– Не тревожься, скромница моя. Мы совсем ненадолго. Коль желаешь, обожди меня у себя. Я перед сном загляну к тебе обязательно. Обещаю…

Последние слова царевич произнес с нажимом, и Марья нехотя кивнула, улыбнувшись кисло и через силу:

– Как скажешь, дорогой. Не забудь, прошу, только загляни обязательно. Знаешь ведь – я ждать буду. И без того не усну…

– Ну, сказывайся поскорее, как вы с Иваном моим познакомились?

Стоило мужчинам уйти, как Ольга с жадностью прильнула к ней. Вечер для морской царевны обещал быть долгим.

* * *

– Ну ты даешь, царевич. Я извелась вся, уж думала было, ты меня вокруг пальца обвести решил!

Спустя несколько часов, уже глубокой ночью, Марья открыла дверь в светлицу, едва лишь услышала осторожный стук.

– Ого, да ты, никак, под дверью ждала прямо?

Иван округлил глаза, и в следующий миг царевна, схватив его за ворот, рывком затащила в свои покои.

– Заходи уже, словоблуд!

– Полегче, Марья! Откуда страстность такая? Никак забыла, что помолвка наша-то ведь – лишь прикрытие!

– Заткнись, – царевна шутку Ивана не оценила. – Сказывай лучше, как с Соколом разговор прошел. Сдается мне, догадался он о том, кто я.

– Да. Чародею, думаю, догадаться немудрено.

Иван оценивающе оглядел изящные изгибы царевны, сокрытые теперь лишь тонкой ночной рубашкою.

– Ну и? Он поможет?

Заметив его взгляд, Марья накинула поверх сорочки толстую распашную рубаху и скрестила руки на груди.

– Разумеется, поможет, – царевич своего разочарования ее действом не скрывал.

– Уф. Вот и славно. Не зря, значит, я битый час сестре твоей сказки про нас сказывала.

– Да уж не зря! Завтра спозаранку уж и отправляемся. Кстати, – Иван заинтересованно прищурился, – и чего рассказала? В смысле, как у нас все завертелось? Расскажешь вкратце, чтоб я при случае чего иного невпопад не ляпнул?

– Обойдешься.

Марья фыркнула и тут же нахмурилась:

– Постой, отчего только завтра?! Почему не сейчас?

– Ну ты даешь, Марья! – Иван хохотнул и тоже скрестил на груди руки. – А как мы это, по-твоему, Ольге объясним?!

– А мне какое дело? Придумай что-нибудь! Ты же вон какой выдумщик!

Вспомнив его поцелуй, она разозлилась еще пуще. Хотя недалече как пару часов назад, когда, распрощавшись с Ольгой, прикрыла за собой дверь светлицы и коснулась перстами губ, на которых, казалось, все еще остывал горячно-медовый вкус уст царевича, чувствовала что угодно, кроме злости. Смятение, смущение, оторопь. Ведь времени с тех пор, как она последний раз целовалась с мужем, прошло ой как немало.

– В общем, я желаю отправиться немедля! – царевна скривилась.

– Да? Ну так и едь одна! – Иван, наконец озлившись, махнул на дверь. – Скатертью дорога! А мы с Соколом позже подтянемся. Что до, как ты выразиться изволила, выдумки моей – так как, скажи на милость, мне еще надобно было рот твой, царевна, неугомонный заткнуть, окромя как поцелуем, когда ты Ольге едва все про нас не выдала? Я ведь тебя по-человечески молчать попросил!

Уже сильно разгорячившись, Иван вдруг смолк и, несколько раз глубоко вздохнув, куда спокойнее молвил:

– Послушай, нетерпение твое я как никто понимаю. Ведь и мой отец тоже пропал, и найти мне его хочется не меньше твоего. Да поскорее.

Царевич дернул рукой, словно хотел взять Марью за руку, но в последний миг передумал и заиграл по ладони пальцами.

– А из-за отсутствия Еремеева Царству-Государству тоже крах грозит?

Царевна спросила хмуро, не требуя и так ясного всем ответа.

– Нет. Но прошу, пожалуйста, потерпи еще немного, царевна. Ночь лишь, и завтра мы все узнаем…

– Хорошо, – Марья неохотно кивнула, – но запомни, в последний раз я тебя одного отпускаю и решать дозволяю за себя. Понял?

– Как скажешь.

Иван расслабленно улыбнулся, а после, подумав, шутливо добавил:

– Да, ну и ревнивую же мне невесту океан подкинул!

– Это я-то ревнивая? – Марья вернула ему усмешку. – Э нет, братец, ты еще с Варюшей незнаком просто. Вот уж кто тебе спуску никакого не даст. А я-то что… Я – цветочки. А вот сестренка моя – ягодки. Да притом – волчьи.

– Да? Гхм, ну ничего себе…

Иван, покривившись смущенно, взъерошил вихрастые кудри на затылке, точно услышал неприятное что-то, и вдруг переменил резко тему:

– Марья, я тут от самой деревни той спросить хотел, да все к слову не приходилось. Скажи, почему той девочке помогла, в деревне?

– Не твое это дело, – буркнула царевна, точно совершила нечто постыдное. Меньше всего на свете ей было нужно, чтобы произошедшее в деревеньке царевич принял за слабость.

– Захотелось мне так, вот и помогла. Можешь прихотью моей считать. И вообще – тебе-то что?

– Да так, ничего… Любопытно просто стало.

Иван странно посмотрел на нее, а Марья, не удержавшись, вдруг задумчиво спросила:

– Скажи, царевич, а отчего вы, люди, такие хрупкие? И век ваш недолог, и любая хворь, любая царапина убить может… Такие слабые. – Она отошла к окну и провела пальцем по стеклу. – Как вы живете с этим?

– Хм, не знаю… – Иван пожал плечами. – Веришь, нет, но я как-то особенно о таком и не задумывался никогда. Да и хрупким себя отнюдь не считаю.

– Ой ли? – Марья, обернувшись, глянула на него недоверчиво. – Хочешь, проверим? А то у меня ой как руки чешутся оплеуху тебе за выкрутасы любовные отвесить.

– Да нет, спасибо, чего-то не хочется, знаешь ли! Я тебе, царевна морская, пожалуй, на слово поверю. Силою не меряясь. Вот только знаешь, что мне думается? Может быть, в том, что ты слабостью считаешь, сила наша, людская, и есть?

– Сила в слабости? Это как же?

Марья хмыкнула.

– Да легко. Коль тебе навредить легко, так головой больше думать станешь. Хитрее будешь, ловчее да смышленее. Дабы врага с судьбою лишний раз не искушать.

– Хм, мысль любопытная, – царевна покивала. – Ладно. Все, иди уже, женишок. Раз не едем мы никуда, то хоть выспаться дай.

– Да-да. Доброй ночи.

– Доброй, доброй…

Притворив за царевичем дверь, Марья, держа ладонь на ее шершавой поверхности, улыбалась.

* * *

К полудню следующего дня Марья, Иван со своими витязями и присоединившийся к ним Ясный Сокол достигли брода речки. Блестя на солнце рябью, точно россыпью драгоценных каменьев, она стремительно несла свои воды куда-то в сторону моря, рассекая надвое густой, богатый березами, дубами и осинами лес, сквозь которой пролегал их путь.

– Вот там переходить будем. Там брод, от тех камней слева, – Иван, спешившись, пустил свою серую кобылку по воде. – Только пусть сперва животины напьются вдоволь, вон как печет.

Марья, хоть и была не в восторге от очередной задержки, спорить не стала. Солнце с самого утра и впрямь словно старалось отыграться за все предыдущие ласковые деньки и нещадно одаривало землю своим жаром, к полудню добела раскалив вытертую кожу седел.

– Пойду попью и я.

Последовав примеру царевича, она спрыгнула с коня и отправилась к реке. С того самого разговора с сироткой Настасьей в деревеньке Марью не переставала тревожить мысль о том, что ее связь с Морем-Окияном, и так далеко не столь сильная, как у Володыки, слабеет с каждым днем. И, оказавшись у воды, она не могла не проверить, насколько слушается ее родная стихия, – а еще, конечно, Марья надеялась почуять хотя бы отголоски вестей из покинутого Придонного царства.

– Ну… не молчи, родимая…

Опустив руку в прохладную, живую воду, царевна против воли улыбнулась. Однако побыть наедине с рекой ей было не суждено.

– Рада ты, должно быть, воде, а, Марья?

Подле нее, как бы невзначай, присел и умыл лицо Сокол.

– Все рады. Вон жара какая с утра самого, – царевна хмуро скосилась на него, жалея, что ушла недостаточно далеко. – А с чего бы такие вопросы?

– Знаешь, Марья… Иван тебя богатыршею мне представил…

Сокол поглядел на нее долгим взглядом своих ярко-голубых глаз и, казалось, стремился в миг тот пронзить им царевну насквозь.

– Но только обмануть меня не так-то просто. Я знаю, кто ты… Сомневаюсь только, старшая дочь или младшая.

– Ну и что с того? – ответный взор царевны был полон равнодушного спокойствия. – Мне тебя поздравить? Право, смешно даже было б, коль ты бы меня распознать не смог.

– Я-то да. А вот царевич наш… Он о тебе что знает?

Чародей обернулся, бросив взгляд на Ивана, помогающего Егору и остальным витязям напоить лошадей.

– Все, что ему положено, – Марья нахмурилась. – Говори прямо, чародей, как есть, без обиняков, чего надобно от меня? Зачем кружишь, что чехонь вокруг сухарика?

– Что ж, скажу, как есть. Иван – царевич наш и брат супруги моей. И естественно вполне, что не желаю, чтобы ему кто-либо зло чинил. Не хочу, да и не позволю.

Лицо чародея стало жестким, но Марья на то лишь равнодушно усмехнулась.

– Правда? Похвальное рвение. И уверен, гляжу, что силенок на то хватит, коль такие речи дерзкие с царевной наследной вести решился? Подходишь без спросу, грозишься?

Ясный Сокол, замерев, медленно выдохнул, точно приготовившись к драке. Конечно, он заметил, что царевна так и не отняла руки от воды, готовая призвать на помощь родную стихию, да и сам, без сомнения, прежде чем начать нелегкий разговор, заготовил пару-тройку приятностей. Но тут Марья, прежде чем произошло непоправимое, усмехнулась, демонстративно умывшись.

– Успокойся, чародей. Зря ты царевича за дурака держишь. Все он про меня знает и про все ведает.

– Отчего я должен тебе поверить? – спросил осторожно все еще напряженный Сокол.

– А ты и не должен, – она пожала плечами. – Царевич-то вон он. Подойди и сам у него обо всем расспроси. Коль захочет, так все и расскажет. Только не забудь узнать, почему он тебе сам всю правду не выдал.

– Что ж, пусть так, – вновь заговорил чародей после долгого, крайне утомительного для своей собеседницы молчания. – Но все одно, царевна морская, помни, что я за тобой приглядывать стану…

– Смотри глаза не сотри, – Марья, которой разговор порядком наскучил, отвернулась. Но после все же, решив раз и навсегда унять все недомолвки, сказала: – Мое дело простое. Володыку разыскать. И ничего я твоему царевичу не сделаю, будь спокоен. Разумеется, если только он к пропаже царя морского руку не приложил…

– Не приложил… Будь уверена.

Сокол поглядел на нее так, словно хотел сказать еще что-то, но в конце концов встал и молча отошел. Царевна же, наконец оставшись одна, с надеждою вновь опустила руки в пропитанную силой родного Моря-Окияна воду, потянулась мыслями к далекому дому. Но в ответ почувствовала лишь пустоту.

* * *

На берег, где две дюжины лет назад заключили уговор царь Еремей и морской Володыка, путники вышли уже поздним вечером. И там, средь высоких острых пик горного отрога, что образовывал здесь укромный, защищенный от ветра и посторонних глаз залив, уже царила темная, тихая ночь. Лишь чайки, мирно дремавшие на скалах, время от времени недовольно кричали, тщетно чаясь прогнать незваных гостей.

– М-да, лучшего места для сговоров тайных и не придумать… – Иван глянул на Сокола. – Ну вот мы здесь, брат мой названый. Что дальше?

– Костер нужен. Если был здесь государь, то дым от явь-травы тень его нам покажет. След былого…

Чародей медленно побрел вдоль кромки воды, словно прислушиваясь к своим ощущениям.

– И то, что с ним сталось, тоже увидеть сможем?

– Если повезет, увидим…

Сокол резко остановился.

– Здесь это. Вели витязям дров собрать, да побольше. И точно под ноги мои уложить. Не ближе, не дальше, не левее, не правее.

– Так ведь намокнут! – Иван с удивлением поглядел на накатывающую почти к самым сапогам чародея волну.

– Не промокнут. Отлив уж. А вот когда здесь Царь-батюшка был, то в месте этом самом вода стояла. Да по пояс, не мельче.

– Ну, Егор, давай, – Иван посмотрел на десятника, и тот кивнул:

– Это мы мигом, царевич. Молвить «костер» не успеешь, как все справим.

Слова старого витязя пустой бравадой не были. И вскоре там, где совсем недавно стоял чародей, осыпая небо яркими искрами, лениво пожирало поленья пламя. Сокол же, медленно обходя его кругом, тихо напевал слова заклинания. Марья, много раз до этого уже видевшая светлую волшбу, отрешенно наблюдала за ним. Ее интересовало не само действо, а лишь результат.

– Яви нам правду!

Завершив наговор приказом колдовским силам, Сокол бросил в огонь высушенную ветвь златотысячника, и пламя, словно подавившись, тотчас погасло, сменившись густым сизым дымом.

– Покажи, что было!

Широко раскинув руки, чародей с силой подул на него, и дым, извиваясь живыми змеями, потек над землей, вскоре затопив весь берег. Не было больше ни моря, ни скал, ни неба, ни земли, ни звуков. Только бесконечно серое ничто. А затем среди его непроглядной пелены проступила тень. Сперва совсем неясная, расплывчатая, вскоре она обрела форму, объем, и вот уже пред Марьей предстал царь Еремей – словно живой, только укрытый будто чем-то навроде тончайшего серо-сизого савана, и утопающий в его мерно колышущемся полотне аж по пояс.

– Отец…

Царевич дернулся, так, словно хотел броситься к государю, но под напряженным взглядом Сокола остался на месте. Призрачный Еремей же, стоя лицом к морю, напряженно всматривался в одному ему ведомую даль. Недвижимый, точно статуя, он словно ждал чего-то. И Марья точно знала, чего. Разволновавшись вдруг не меньше Ивана, она сглотнула вставший в горле ком. Хоть морского повелителя волшба Сокола и не явила, она совершенно не сомневалась в своих догадках. Меж тем тянулись долгие мгновения ожидания, государь по-прежнему глядел на море, но боле ничего не происходило. Лишь по мрачному лицу Еремея можно было догадаться – Володыка в уговоренное время на разговор не явился…