Текст книги "Шпионка, пришедшая с севера"

И, сама того не замечая, она погрузилась в дрему.

– Папа!

В голосе Тани было столько счастья, что Виктор Викторович Полесский не мог сдержать слез. Его дочь, которую он не видел несколько дней. За эти несколько дней мир изменился. Все изменилось.

– Как я рада, что ты со мной! – сказала Таня.

Они находились в комнате для свиданий – прямоугольном помещении с перегородкой из пуленепробиваемого стекла посередине. По обеим сторонам стояли стулья с жесткими сиденьями, а переговариваться можно было при помощи телефонных трубок. Полесский видел, что дочь светится от счастья. Таня прижала трубку к уху и ловила каждое его слово.

– Как у тебя дела? – задал традиционный вопрос Виктор Викторович. Таня осунулась и похудела, но в глазах горела решимость. Он должен ей сказать, но как? Как он скажет ей, что предал ее – как и все другие.

– У меня все хорошо, папа! – воскликнула Таня. Полчаса назад, когда Доминика сказала ей, что она сможет увидеть своего отца, Таня была на седьмом небе от счастья. Он приехал, чтобы помочь. Он спасет ее.

Когда он вошел в комнату для свиданий, Таня едва сдержала крик – он постарел лет на двадцать. Кто бы мог подумать, что произошедшая с ней катастрофа так отразится на нем. Костюм, как всегда, безупречен, он гладко выбрит, но прибавилось седины (или это ей только кажется?), морщины стали резче, в уголках рта залегли трагические складки.

– Я рад за тебя, Таня.

Каждое слово давалось Виктору Викторовичу с трудом. Он не спал две ночи, продумывая, как же сообщит Тане ужасную новость. Дорога по воде на катере в Святую Берту показалась ему вечностью. Его встретили вежливо, однако он ловил на себе ехидные взгляды. Еще бы, отец той самой русской, которую обвиняют в шпионаже. Может быть, этот статный господин, похожий на преуспевающего биржевого дельца, тоже причастен к дикому скандалу, который по-прежнему волновал весь мир?

– Папа, ты ведь вытащишь меня отсюда? – Таня знала, что отец не оставит ее. Он любит ее. Она его дочь. – Что происходит, папа? Почему у меня оказался микрочип? Ты был в курсе, скажи мне правду?

– Конечно же, нет! – энергично и вполне правдиво воскликнул Полесский. – Таня, как ты могла подумать, что я намеренно вовлек тебя в этот ужас. Я ничего не знал, дочка, абсолютно ничего.

Впрочем, от его мнения ничего бы и не зависело. Посол Советского Союза в Великом княжестве Бертранском – звучит помпезно и официально, а на самом деле он обязан выполнять приказания, которые поступают из Москвы.

– С вызволением придется подождать, Таня, – осторожно начал он. – Ты понимаешь, сейчас разразился небывалый скандал. Отношения между Советским Союзом и Америкой и так оставляли желать лучшего, а после твоего ареста…

– А как с процессом, это правда? – Утром Таню навестил Роджер Ли и сообщил, что ее собираются допрашивать. Подготовка грандиозного шпионского процесса, который должен пройти в Бертране, шла полным ходом.

– Дипломатия делает все возможное, – уклончиво ответил Виктор Викторович. – Это очень непросто, дочка, ты должна понять.

– Я понимаю, – упрямо сказала Таня. Отец рассуждает, как Роджер Ли. Он что-то от нее скрывает. Но почему? Она хочет знать всю правду, какая бы горькая она ни была. – Но ведь тебе прекрасно известно, что я невиновна, папа. Ты должен что-то сделать. Я не хочу оставаться в тюрьме, мне здесь плохо.

Виктор Викторович закрыл глаза, он бы заткнул уши, чтобы не слышать, как его дочь страдает. Он же сейчас сообщит ей, что ничего изменить нельзя.

Доминика наблюдала за тем, как Полесский беседует с дочерью. Ей было известно из конфиденциальных источников, что девчонка попала в хорошенький переплет. Вице-директор Святой Берты глотала слюни в ожидании, когда симпатичная Татьяна наконец-то окажется в ее власти. Ну что же, пусть отец побеседует с дочуркой, вряд ли в ближайшие годы ему представится такая возможность. Его вышлют из страны, как пить дать. Великий князь Клод-Ноэль благоволит к Татьяне, но он не в состоянии ей помочь. Он, как и все главы государств, обладает правом помиловать, но в Бертране амнистия такого рода не распространяется на военных преступников, террористов и шпионов. Бедная, бедная девочка…

– Таня, – произнес Виктор Викторович, – у меня был серьезный разговор с Москвой. Я должен тебе кое-что сообщить.

– Папа, они собираются вытащить меня из Святой Берты? – В голосе Тани было столько надежды, но он вынужден ее разочаровать.

– Я тебе говорил, все очень запутано, дочка. Советский Союз не может признать, что ты перевозила материалы, добытые незаконным способом.

– Но ведь всем известно, что это не так! – Таня не понимала отца, она разговаривала словно с чужим человеком. – Папа, поговори с кем-нибудь, убеди их в моей невиновности.

Если бы она знала, что в жизни все далеко не так легко. Виктор Викторович, после того как Алла сообщила ему, что беременна, поговорил еще раз с Москвой. На этот раз ему пришлось выслушать претензии и даже оскорбления в свой адрес. Ему пригрозили, что он потеряет не только место, но и все, к чему он так стремится. Татьяна, так заявили ему, останется в Бертране. Это единственно возможный выход. Советский Союз приложит все усилия, чтобы облегчить ее участь, но интересы страны всегда выше интересов отдельного человека. Виктор Викторович до сей поры также придерживался такой точки зрения. Однако именно его дочь стала разменной монетой в покерной партии, которую разыгрывали спецслужбы двух супердержав.

– Танюша, в твоей невиновности нет ни малейшего сомнения, – сказал чистую правду Полесский. И подумал, что это ни в коей мере не помешает судьям упрятать его дочь в тюрьму. Но как он ей поможет? Он ответственен не только перед Татьяной, но и перед страной, и перед Аллой, и перед ребенком, которого она ждет. Он все равно не сможет вытащить дочку из лап международных спецслужб, а только усугубит ситуацию.

Доводы разума, они такие логичные и четкие; единственное, чего они не могут сделать, так это избавить от душевной боли.

– Папа, тебе плохо? – испуганно спросила Таня, заметив, что отец побледнел. Какая она эгоистка, твердит только о себе, совершенно забыв, что он переживает за нее.

– Все в порядке, Таня, – Полесский и в самом деле ощутил в сердце ноющую боль, которая все нарастала. – Немного прихватило, но уже прошло. Я должен тебе кое-что сказать… Выслушай меня внимательно, Таня, и постарайся понять. Ты знаешь, что после смерти твоей матери ты – единственный человек, которого я люблю.

А как же Алла? Виктор Викторович знал, что ложь в такой ситуации – во благо. Таня обхватила трубку и смотрела отцу в глаза. Он отвел взгляд. Он врет дочери, до чего он докатился.

– Твоя судьба – моя судьба, дочка. Тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Но…

Таня напряглась. Что значит это «но»? Почему отец мучительно подыскивает слова, почему он запнулся?

Доминика пожалела, что не знает русского. Ничего, весь разговор записывается, его потом переведут, и она узнает, что же сказал отец Тане. Вице-директор Святой Берты взглянула на часы. Они говорят уже пятнадцать минут. Американцы, которых она ненавидела всеми фибрами души и которые, увы, совали нос во все дела, сказали, что Полесский имеет возможность беседовать не больше получаса. Похоже, папаша подошел к самому главному.

– Но, Таня… Я прошу тебя понять меня. У Аллы скоро будет малыш, твой братик или сестричка. Я не могу подвергать их такой опасности, дочка. К сожалению, все получилось именно так, как получилось.

Таня почувствовала внезапную слабость, голова закружилась, в ушах зашумела кровь. О чем это он? Он хочет ей сказать, что…

– Я никак не могу тебе помочь, – решился-таки произнести Виктор Викторович Полесский. – Мои возможности ограничены. Ты ведь прекрасно знаешь, что я пожертвовал бы собственной жизнью, чтобы ты снова оказалась рядом со мной. Но сейчас это невозможно, Таня.

– Ты меня бросаешь, папа? – Голос Тани звучал слабо. Она так надеялась на отца, она считала, что он поможет ей, а на самом деле он явился, чтобы сказать: выбирайся из этой ямы сама, дочка. Но разве она стала его любить от этого меньше?

– Таня, как ты можешь так говорить, – произнес Виктор Викторович. – Я всегда с тобой. Тебе придется немного потерпеть, совсем немного. Наша страна изыщет возможности вызволить тебя. Но не сразу. Суда, к большому сожалению, не избежать. Но это всего лишь приговор, не более того. Не унывай, мы скоро увидимся.

Виктор Викторович обманывал Таню. Он покинет Бертран еще до конца недели. Всего несколько дней – и когда он снова увидит дочь? Полесский не знал.

– Папа, приезжай ко мне быстрее, – сказала Таня.

Она почему-то была уверена, что он ее обманывает. Кругом все лгут. Она не умеет отличить правду от лжи. Но странное дело, исчезло беспокойство, волнение, страх. Равнодушие поселилось в ее сердце. Раз они хотят, чтобы она была шпионкой, раз это нужно всем, включая ее родного отца, то она не имеет ничего против.

– Таня, Алла передает тебе огромный привет, – снова солгал Виктор Викторович. – И Игорь тоже.

На этот раз он говорил правду. Игорь настоял на том, чтобы Полесский обязательно передал его слова поддержки Тане. Виктор Викторович едва сдержался, чтобы не заехать в наглую самоуверенную физиономию Игоря. Он подставил Таню, а теперь шлет приветики.

Алла беременна. Что же, этого следовало ожидать. Отец займется проблемами малыша, а Таня… Она останется в Бертране. Святая Берта не отпускает тех, кто попал в красный замок на скале. Она в плену. Навсегда.

– Время истекло, – Доминика, едва секундная стрелка коснулась двенадцати, подала голос. – Господин посол, вам пора.

– Я тебя люблю, дочка, – вздохнул Виктор Викторович, поднялся и медленно побрел к двери. На пороге Полесский оглянулся и бросил прощальный взгляд на Таню. Она безучастно замерла на стуле, глядя куда-то в пространство, мимо него.

Он уходит от нее. Алла для него дороже. И ребенок, которого она ждет. Внезапная ненависть, жгучая ярость и обида захлестнули Татьяну. Алла во всем виновата, все вокруг виноваты в том, что она оказалась в западне. И никто не желает ей помочь.

– Татьяна, собирайся на допрос. – Доминика подошла к девушке и тряхнула ее за плечо. – Не расстраивайся, все мужики сволочи и предатели, и твой папаша не исключение.

Она вспомнила своего отца, маркиза, чья родословная уходила корнями к римским императорам. Они ютились в полуразрушенном замке на границе Франции и Бертрана, питались подгнившей свеклой и зеленой картошкой. Отец был вечно пьян, и в такие моменты ему лучше было не попадаться под руку. Доминика его ненавидела и прохохотала всю ночь после его похорон – папаша, упившись в стельку, утонул в пруду.

– Допрос? – спросила Таня. Роджер говорил что-то о допросе, американцы жаждут начать процесс как можно быстрее, пока внимание общественности приковано к шпионскому скандалу.

– Ну да, – ответила Доминика. – Для тебя создали льготные условия, моя дорогая. Обычно допрашивают в здании Министерства внутренних дел, расположенном на побережье, но следователи ради тебя приехали в Святую Берту. Так что поторапливайся, они не любят ждать.

Таня поднялась со стула и покинула комнату для свиданий.

Николай Леонидович Милованов, генерал КГБ, воскликнул:

– Виктор, сколько лет, сколько зим, давно тебя не видел, как дела?

Вопрос в свете всех событий звучал более чем нелепо. Виктор Викторович Полесский подумал: видимо, есть еще люди, которые не в курсе происходящего. Хотя нет, генерал Милованов никогда не относился к тем, кто не осведомлен о происходящем. Наверняка он произнес дежурную фразу просто из вежливости. Он все знает. Именно поэтому Полесский и пришел к нему.

– Проходи, старина, побеседуем, – Милованов умел быть радушным хозяином. Высокий, сутулый, с яйцевидной, практически лысой головой и в больших очках, он неуловимо походил на своего шефа, Юрия Владимировича Андропова, чей портрет красовался на стене.

Полесский уже два дня был в Москве. Он улетел из Бертрана, так больше и не увидев дочку. Алла устроила жуткую истерику при расставании в посольстве, на таможне они появились с двадцатью чемоданами, в которых находились тряпки его жены. Впрочем, Виктор Викторович не думал о подобных мелочах.

Таня, его волновала исключительно она. В столице он попытался выяснить, можно ли ей помочь. Все улыбались, выражали сочувствие, качали головой, проклинали американцев, но никто не хотел помочь. Виктор Полесский вдруг ощутил, что стал изгоем в том самом обществе, к которому принадлежал всего неделю назад.

Вслед ему оглядывались, он ловил быстрые насмешливые взгляды. Еще бы, тот самый посол, который прозевал дочь, который позволил вовлечь себя в дикий политический скандал. Именно поэтому Виктор Викторович и направился к Милованову.

Николай Леонидович пользовался неограниченной властью. Он был ровесником Полесского, они давно дружили, а когда-то ходили в одну и ту же московскую школу. Коля Милованов всегда отличался честолюбием, он мечтал стать могущественным. Он хотел, чтобы его боялись. При всем этом Николай Леонидович умел быть очень обаятельным, хотя его выпуклые глаза, притаившиеся за стеклами больших очков, глядели зло и надменно.

– Как я рад тебя видеть, – Милованов, работавший за большим письменным столом, поднялся навстречу гостю, пожал его руку и потрепал по спине. – Витя, что будешь пить, чай, кофе, минералку? Я, ты сам в курсе, не потребляю спиртного, так сказать, отпил уже свое, – генерал басовито рассмеялся.

Он умел показаться рубахой-парнем, добродушным гигантом, добрым и чуть-чуть нелепым. На самом деле Милованов обладал циничным умом и без жалости жертвовал людьми. Когда Виктор Полесский позвонил и попросил принять его, он сразу понял, чего добивается злосчастный посол. Ему нужна помощь.

Полесский, сам не ведая того, обратился по адресу. Николай Леонидович самолично разрабатывал операцию «Рыжая лиса». Теперь, когда стало известно, что американцы давно играли с ними в кошки-мышки, он едва не сорвался. У Милованова был один порок – он пил.

Николай Леонидович пил давно и с вдохновением. Недели, часто месяцы проходили в кипучей работе, дававшей поразительные результаты, именно за это его и ценили, поэтому он и получил генеральские лампасы. Стоило ему пригубить вина или стопку водки, как начинался полный кошмар. Он не умел контролировать себя, из-за этого чуть не потерял работу. Однако Милованов гордился собой – он смог побороть страшный недуг, он не пил уже три с половиной года и не испытывал ни малейшего желания.

– Спасибо, Коля, но я к тебе по делу, – уставшим голосом произнес Виктор Викторович.

Милованов отметил, что его старинный приятель постарел. Еще бы, на него обрушилось столько всего. Николай Леонидович прекрасно знал Таню, девушка ему нравилась, он даже когда-то подумывал о том, что она могла бы стать подходящей парой для его старшего сына, Павла. Он сделал правильно, что нашел своему мальчику подходящую супругу – дочь министра сельского хозяйства.

Виктор Викторович прошаркал по кабинету и опустился в кресло. Он двигается как старик, подумал Николай Леонидович. Ему стало чуть жаль Полесского. Милованов сам принял решение о том, что курьером, который повезет микрочип в Москву и возьмет, таким образом, на себя основной риск, станет Таня. Вначале он хотел, чтобы микрочип оказался в багаже самого Полесского или его молодой супруги. Но девчонка, студентка, кому она нужна? Она не привлечет излишнего внимания. Но нет, он ошибся. Такое бывало очень редко.

Николай Леонидович едва не сорвался, когда его бывший шеф, а ныне глава советского государства, узнав о постигшей спецслужбы неудаче, наорал на него. Николай Леонидович знал, что Юрий Владимирович абсолютно прав. Они не раскусили американцев, которые жутко подставили их. Целую ночь после напряженного разговора в кремлевской больнице, где лежал Андропов, Милованов просидел на даче в кабинете. На столе выстроилась целая батарея бутылок и графинов. Он только глядел на них и думал. Он сумел победить непреодолимое желание напиться и забыть о том, что произошло.

– Конечно же, Витя, я помогу тебе всем, чем смогу, – сказал Милованов. Он нажал кнопку селекторной связи и попросил две чашки кофе. Вместо спиртного он увлекся кофе, выпивая по десять чашек в день.

– Ты ведь знаешь, в какой ситуации я оказался, – глядя в паркетный пол, начал Виктор Викторович. – Только не говори, Коля, что ты не в курсе. Даже моя домохозяйка, которая никогда не читала газет и не смотрела телевизора, обо всем осведомлена.

Еще бы, мелькнула у Милованова горделивая мысль, именно с моей подачи все в СССР знают о том, что дочь советского посла в Бертране, стране, которую на карте можно отыскать только при помощи увеличительного стекла, стала жертвой гнусных интриг и инсинуаций, мозговым центром которых является ЦРУ. О Тане практически ничего больше не говорили, напирая на то, что Америка лелеет тайные планы очернить советскую разведку любыми путями. Николай Леонидович и в самом деле не думал о Тане. Девушка сидит в тюрьме – ну и что с того?

– Я знаю, что случилось с Таней, – лицо Николая Леонидовича приняло соответствующее выражение. – Это ужасная история, Витя, я тебе сочувствую.

– Мне бы очень хотелось взглянуть в глаза тому, кто все это затеял, – проронил Виктор Викторович.

Милованов чуть напрягся. Неужели Полесский знает? Нет, он ничего не может знать. Он пришел к старинному другу, который работает в Комитете, чтобы просить о помощи.

– Витя, ты же знаешь, чем я занимаюсь, – произнес Николай Леонидович. – Ловлю преступников, разведывательная деятельность не по моей части. Да и вообще, мне уже намекали, что пора на пенсию. Сам знаешь, старые кадры уходят, новые приходят.

Милованов лукавил. Он не собирался в ближайшие годы уходить со своей должности. Неудача с «Рыжей лисой» мобилизует силы, она подстегнет реформы в Комитете. Несколько лет, всего несколько лет – и КГБ станет самой могущественной организацией в мире. Юрий Владимирович именно тот человек, который понимает, что нужно Советскому Союзу. Америка окончательно зарвалась, ее следует поставить на место.

– Коля, – продолжил Виктор Викторович, – помоги мне. Я вижу, что со мной никто не хочет беседовать. Никто не желает вытащить Таню из этой передряги. У тебя есть знакомства, ты вхож на самый верх. Не мог бы ты…

Постучавшись, вошла пожилая секретарша с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки с кофе. Николай Леонидович поблагодарил секретаршу. Та скрылась за массивной, красного дерева полированной дверью.

– Не мог бы ты навести справки, Коля?.. Таня – моя единственная дочь, ты же как отец меня понимаешь. Я не могу допустить, чтобы она осталась в тюрьме.

– Конечно, Витя, я тебя понимаю. Кстати, попробуй кофе, настоящий, из Бразилии. Я в последнее время стал настоящим кофеманом…

Милованов посмотрел на Полесского. Что же, Витя, именно тебе пора на пенсию. Неужели ты еще не понял, что поступил неверно, когда угрожал и по-бабски истерично заявлял, что дашь пресс-конференцию иностранным журналистам. Еле удалось отговорить его от этой нелепой и опасной затеи. В любом случае допустить этого было нельзя, Милованов уже готовился к тому, чтобы применить силовые меры, но они не понадобились. Постарался Игорь. Николай Леонидович знал: пройдет двадцать лет, и Игорь займет его место. Способный молодой человек. Именно такие и нужны Комитету.

– Для меня это крайне важно, – Виктор Викторович вжался в кожаное кресло. Он практически не спал четыре дня, иногда только проваливаясь в забытье, которое вновь сменялось бодрствованием. Таня, он предал ее, оставил одну в Бертране. Он ненавидел себя… Ненавидел.

– Витя, ты меня знаешь сорок пять лет, – сказал Милованов. – Я, можно сказать, отношусь к тем, кому известна твоя подноготная, как, впрочем, и тебе моя. Я никогда не бросаю друзей в беде.

– Значит, ты мне поможешь? – встрепенулся окрыленный надеждой Виктор Викторович. – Коля, как я тебе благодарен, Таня, моя девочка…

– Будешь благодарить меня, когда Танюша окажется в Москве, – произнес Милованов. – Я попробую поговорить, но ничего обещать не могу. Сам понимаешь, что Советский Союз прилагает все усилия к тому, чтобы ее освободить. Рано или поздно мы этого добьемся. Ей придется предстать перед судом, но согласись, это огромная победа нашей дипломатии, что Таню не выдали США, а оставили в Бертране. Бертран, как ты сам знаешь, независимое государство, там судебная система независима от верховной власти. Князь Клод-Ноэль обещал нам всемерную поддержку. Все будет хорошо.

На самом деле Николай Леонидович давно принял решение, которое поддержало и руководство, – Полесскую не спасти, а ломать из-за нее копья на мировой арене чревато непредсказуемыми последствиями. Девушка – неизбежная жертва. Отношения с Америкой и так донельзя скверные. Рейган, того и гляди, затеет войну, нужен только повод. Бертранская история слишком дурно пахнет, да и Комитет оказался в ней не на высоте. Теперь необходим крупный успех. Николай Леонидович уже работал над новой операцией. «Рыжая лиса» осталась в прошлом. Как и Полесская.

– Подожди немного, – сказал Милованов. – И прошу тебя, Витя, никаких глупостей.

Они еще немного поговорили, затем генерал вежливо намекнул гостю, что у него есть важные дела. Дверь за Полесским захлопнулась. Николай Леонидович поднял трубку кремлевской «вертушки» и подробно доложил обо всем. Шеф, разговаривавший с ним тихим голосом, на этот раз остался доволен и даже похвалил генерала за деятельность на своем посту.

– Я вижу, что не ошибся в тебе, ты мне еще пригодишься.

Николай Леонидович получил указания – закрыть это дело, и как можно быстрее. Милованов вынул из большого сейфа, расположенного в смежной комнате, большую папку в сером кожаном переплете. Это и есть дело Татьяны Викторовны Полесской. Вот она, ее судьба.

Он пролистал страницы, заполненные машинописью и редкими фотографиями. На первой папке написал размашистым, малопонятным почерком: «В архив». Поставил дату и подпись.

Ну что же, участь Татьяны, как и ее отца, решена. Все равно ничего изменить нельзя. В деятельности разведок неизбежны жертвы. Советский Союз не собирается обменивать Таню на западного шпиона или вызволять ее из Святой Берты. Таня – отличный повод для эскалации международного скандала. Она постепенно уходит в прошлое. Операция завершена.

Милованов закрыл папку, нажал клавишу селекторной связи:

– Кофе, пожалуйста, и побыстрее. Я для всех занят.

Судебный процесс над Татьяной Полесской стартовал третьего октября. Массмедиа успели к тому времени уже найти новые сенсации дня, однако сообщения о том, что начинаются разбирательства по делу советской шпионки – представительницы истеблишмента, как писали газеты, – вновь всколыхнули общественный интерес.

Таня к тому времени прошла несколько стадий допросов. С ней обращались вежливо и корректно, не давили и не кричали, однако от этой любезности ей становилось тошно. Она видела, как любой вопрос, всякая мелочь сводилась к одному – нарыть как можно больше доказательств ее виновности.

Отца она так больше и не увидела. Один раз он позвонил, они говорили не больше пяти минут. Он сказал, что приехать в Бертран не сможет. Доминика сообщила Тане, что ее отца срочно отозвали на родину и место посла пока вакантно. Официально он все еще занимал этот пост, но наверняка Полесскому уже подыскали замену и ждали решения суда.

Если сначала Таня надеялась на помощь, то теперь иллюзии рассеялись. Она должна надеяться только на себя. Роджер Ли появлялся каждое утро, приносил ей прессу, иногда – милые пустячки. Адвокат ей явно симпатизировал, но Таня не замечала, что он упорно занимался ее делом. Несколько раз он пытался уговорить ее признать вину, однако она отвергала его предложения.

Камера, в которой она находилась больше месяца, превратилась в родной дом. Таня различала уже шаги надзирательниц и могла довольно точно определить, кто именно заступил сегодня на дежурство. Ей разрешили прогулки во внутреннем дворике, она смогла увидеть других женщин, которые отбывали заключение в Святой Берте.

Она представила, что и ей, возможно, предстоит так же нарезать круги по бетонированной площадке.

Наконец, наступил первый день в суде. Согласно тюремным правилам, надлежало вставать в шесть. В тот день Таня проснулась и взглянула на мерцающие красным светом в темноте часы. Половина пятого. Она так и не смогла заснуть вновь. Решающий день.

Но для кого именно решающий? Она уже не верила, что сможет выиграть процесс. Газеты писали о ней в иронически-снисходительных тонах, она чувствовала скрытую антипатию. И самое ужасное, что ей никто не поверит. Возможно, и прав Роджер Ли, который обещает ей, что признай она вину, и получит меньший срок. Оставаться в Святой Берте на долгие годы ей не хотелось.

Она облачилась в темно-синий костюм, в котором выглядела старше. Взглянула на себя в крошечное зеркало, которое ей передал Роджер Ли. Под глазами темные круги, она выглядит ужасно.

– Какая ты сегодня красивая, – сказала, едва ли не облизнувшись, Доминика, которая заявилась к ней в камеру. Как обычно, в плохо сшитом костюме, со следами перхоти на воротнике и с запахом дешевого табака.

Таня игнорировала комплименты вице-директора. Доминика сказала:

– Тебя уже ждет катер с твоим адвокатом. Ну что, детка, желаю тебе как можно быстрее вернуться в Святую Берту. Неужели ты еще не поняла, что это – твоя судьба? Я тоже не хотела здесь работать, но что поделаешь, с моей родословной я могла бы сидеть на бертранском троне, но мне не повезло.

Роджер Ли давал Тане последние наставления. Она должна вести себя как можно более естественно, не показывать страха, выказывать почтение к суду.

– Какую стратегию вы собираетесь применять, Роджер? – спросила она защитника.

– Вы же сказали, что вы невиновны, я буду исходить из этого, – он скривился, словно от зубной боли. – Я – ваш адвокат и не имею права что-либо менять. Но если бы вы согласились пойти на сделку с обвинением…

– Я уже сказала, – отрезала Таня. – Я невиновна.

Здание Верховного суда Великого княжества Бертранского располагалось на берегу моря. Оно было выстроено одним из модернистских архитекторов в начале двадцатых годов – прямоугольник из металла, стекла и позолоты.

Таня отметила, что вокруг здания толпится множество людей. В основном журналисты, а также зеваки и туристы, привлеченные всеобщей суматохой. Таня поняла, что должна собрать всю волю в кулак. Сейчас нельзя вести себя истерично. Она о многом успела поразмыслить, благо времени у нее было предостаточно.

Снова раздались щелчки фотоаппаратов, крики журналистов, гул толпы.

– Вы знаете, что спекулянты неплохо заработали на входных билетах в здание суда? – спросил ее Роджер Ли. – Многие хотят посмотреть на вас.

– Я очень рада, – с горечью заметила Таня. Судебный процесс напомнил ей зоопарк. Она – диковинное заморское животное, на которое все хотят поглазеть.

Ей предстояло подняться по большой лестнице. Она гордо вздернула подбородок и пошла вперед. Роджер Ли восхищенно посмотрел на Татьяну – в такой ситуации она умеет выглядеть совершенно неприступной и спокойной.

Когда они вошли в здание суда, из-за угла на них набросилась свора репортеров. Роджер Ли ронял обычные в этой ситуации слова: «Без комментариев», а Таня, холодно улыбаясь, продолжала путь.

На скрипучем лифте они поднялись на третий этаж, в самом большом зале и начиналось заседание по ее делу. Таня вместе с адвокатом заняла место за столом, рядом с ними находились представители обвинения. Таня узнала Маргарет Доусон и ящерицу Тима. Еще несколько незнакомых ей человек, кое-кто из допрашивавших ее следователей среди публики.

– Встать, суд идет! Заседание ведет его честь Максимилиан Нуаре, – раздался голос судебного пристава.

Показался судья – человек лет шестидесяти, худощавый, с орлиным носом. Следуя древней традиции, он был облачен в красную мантию и белый парик. Специально для Тани в зале суда присутствовал переводчик, процесс шел на французском языке.

– Разрешите начать заседание по делу госпожи Татьяны Полесской, обвиняемой по статьям 698 a,d и f уголовного кодекса княжества Бертранского, – произнес судья.

Его слова и послужили сигналом к началу театрального действа. Таня практически не вслушивалась в смысл слов, которые, как пули, свистели по залу суда. Она наблюдала за людьми и их эмоциями. Стоило ей оглянуться и бросить взгляд на кого-нибудь из зрителей, как тот тотчас отводил глаза в сторону, словно опасаясь, что окажется вместе с ней на скамье подсудимых.

Судебный процесс продолжался двенадцать дней. Выступало множество свидетелей, привлеченных обвинением. Все показания сводились к тому, что Татьяна Полесская сознательно и намеренно занималась шпионажем в пользу Советского Союза. Роджер Ли возражал вяло и редко. Таня как-то заметила в перерыве между судебными заседаниями, что он перебросился парой фраз с Маргарет Доусон. Значит, они знакомы. Вот, оказывается, какую функцию выполняет адвокат – он работает на стороне противника.

Когда Таня высказала ему свои подозрения, Роджер Ли изумленно сказал:

– Таня, вы мне не доверяете, но почему? Разве банальная вежливость является предосудительной? Я знаю Доусон, как многих других, но это вовсе не значит, что я вас предал. Уверяю вас, это совсем не так. Я целиком и полностью на вашей стороне.

И как можно быстрее перевел разговор на другую тему.

Таня не очень хорошо разбиралась в юриспруденции, но у нее складывалось впечатление, что Роджер Ли из рук вон плохо защищает ее. Он пытался возражать свидетелям обвинения, но это у него не выходило. Таня заявила ему:

– Я хочу, чтобы меня допросили.

– Зачем, это излишнее, – нервно ответил Роджер. – Я же специалист и разбираюсь в этом, Таня. Ваши показания нежелательны, у них косвенные улики, а если вы сядете на свидетельское место, то у прокуратуры появится шанс вытрясти из вас правду. – Мне скрывать нечего, я невиновна. В конце концов, меня обвиняют, и мне решать, что делать.

– Как скажете, – ответил Роджер Ли.

На следующий день Таня взошла на свидетельское место. Заскрипели карандаши репортеров, которые старались запечатлеть на бумаге обвиняемую – снимать в зале суда было категорически запрещено.

Таня надеялась, что сумеет произвести должное впечатление на присяжных. Она заметила, что судья благоволил к ней, всячески подбадривал и несколько раз в категоричной форме прерывал представителей обвинения, которые норовили выставить Таню в невыгодном свете.

Наконец, слушания были завершены. Представители советской стороны так и не появились в зале суда. Полесская напрасно ждала, что ее отец прилетит из Москвы. Он не прилетел.