Текст книги "Стать дельфином"

Глава 40

Его пикап был припаркован в нескольких метрах от бара, напротив проезда во внутренний дворик, куда въезжали мини-грузовички, привозившие в бар Свена продукты. Подойдя к старенькому Форду, Джерри снял машину с сигнализации и хотел было уже сесть в кресло, но тут услышал какие-то приглушенные звуки человеческого голоса и возни, доносившиеся из внутреннего двора. Джерри мог не обратить на них внимания, сесть в пикап, завести двигатель и отправиться домой на ранчо. И в последствии он жалел, что не сделал этого, а поддался необъяснимому порыву и все испортил. Он прикрыл дверь машины, обошел ее и вошел во двор. Его взору предстало грустное зрелище: двое верзил избивали человека, одетого в светлый костюм, хорошо выделявшийся в полутемном дворе. Тот глухо постанывал при каждом сильном ударе, но продолжал удерживаться на ногах, согнувшись пополам и пытаясь защитить свою голову руками от нападавших. Врожденное чувство справедливости и сострадания не позволило Джерри самоустраниться от этого конфликта, тем более, когда, присмотревшись, он узнал в этой группе тех троих, что были участниками неприятной сцены в баре Свена полчаса назад. Тяжело вздохнув, как это он обычно непроизвольно делал после принятия решения, Джерри направился к дерущимся и подойдя близко, громко кашлянул. Один из нападавших верзил повернулся и посмотрел на Джерри. Его лицо было багрово-зеленоватым, словно темный помидор, а глаза выпучены и налиты кровью. От него сильно пахло алкоголем, и Джерри сокрушенно констатировал про себя, что утихомирить драчунов мирным методами, очевидно, не удастся. Он вернулся к машине, вытащил из багажника хлыст, которым он пользовался исключительно для отгона гипотетических волков в дальней дороге (этой щекочущей нервы ситуации, к счастью, пока еще не возникало) а также для усмирения излишне ревнивых жеребцов, нападавших на неокрепших жеребят в леваде, и вернулся к дерущимся. К тому моменту избиваемый уже стоял на коленях, продолжая закрывать руками то голову, то живот и бока, и Джерри, не став тратить время на окрики, с силой рассек воздух хлыстом. Раздался пронзительный свист, и оба верзилы замерли, опешив, а затем развернулись к Джерри. В тусклом свете уличного фонаря перед ними стоял силуэт Индианы Джонса собственной персоной, только чуть более высокий и крупный. На мгновение на их лицах отразилось смятение, но алкоголь и природная отвратительность характера взяли свое, и оба дебошира, не сговариваясь, двинулись на Джерри, угрожающе поигрывая кулаками. В руке одного из них уже блеснуло что-то узкое и металлическое, что для Джерри, спокойно и сосредоточенно ожидавшего в дворовом проеме, стало сигналом. Он сделал медленный шаг навстречу нападавшим, словно гипнотизируя их, а затем резким взмахом хлыста полоснул в виде буквы «зет» сначала одного, затем другого верзилу. Оба взревели от острой и нестерпимой боли, и узкий стилет выпал из рук того, что был слева от Джерри. Джерри молниеносным взмахом хлыста отбросил стилет далеко в сторону и вновь полоснул по верзилам. На этот раз почти убийственные удары хлыста пришлись по их лицам, на которых тут же выступила кровь из длинных рваных ран на лбу, над бровями и на щеках. Послышался звериный рык и оба нападавших, еле различая мир вокруг себя сквозь струи крови и пота, бросились на Джерри. Он плавно отступил в сторону, нападавшие пронеслись мимо и когда они оказались спиной к Джерри, тот вновь с силой полоснул верзил по спинам хлыстом. Удар был такой силы, что сбил обоих с ног, и мужчины оказались на земле, скрючившись от неимоверной боли и истекая кровью. Все, решил Джерри, они уже не опасны. Он быстро направился к жертве, которая согнувшись сидела у стены, наблюдая за происходящим, и, склонившись к ее лицу спросил: «Вы в порядке?». Жертва подняла свою взлохмаченную голову и Джерри увидел большие глаза Посланника Принца, насмешливо, не смотря на явную боль в боку, глядевшие на него. Глаза Джерри расширились от неожиданности и, после секундного замешательства, он смог лишь выругаться «Чёрт!», а Адам весело, насколько это было возможно в его ситуации, расхохотался.

Глава 41

Похоже, мы слишком быстро приближаемся к финалу нашей истории. Но не так ли бывает и в жизни: чтобы начать движение, подчас требуется больше времени и усилий, чем для того, чтобы его продолжить. Зато потом с трудом начавшееся было движение превращается в стремительный водоворот, вовлекающий в себя все, что попадается ему на пути, и безжалостно утягивающий в воронку Неизбежности. Об этом в том числе любил размышлять, сидя в мягком кожаном кресле в своем баре Свен Андерсон.

Он как раз открыл для себя еще один шедевр, который случайно увидел в каком-то альбоме по искусству в местном книжном магазинчике. Картина называлась «Мистическое Рождество» и представляла взору зрителя фигуры людей, расположенных в несколько ярусов на фоне живописного пейзажа и запечатленных в движении. Несмотря на то, что картина была моментальным «снимком» события, у зрителя с первой секунды созерцания возникало стойкое ощущение движения: все участники истории на картине начинали плавно двигаться в хороводе, и чем дольше зритель смотрел на картину, тем стремительнее двигались фигуры. Это была какая-то фантастика, объяснимая лишь с точки зрения таинств работы человеческого мозга. И это была Великая Тайна гениального художника, создавшего это поразительное полотно. Спроси кто-нибудь у него, как он додумался до такого эффекта, он вряд ли бы смог внятно объяснить это. И не потому, что им руководило бы нежелание делиться знанием – скорее всего, он действительно просто сам не знал. «Я просто писал», – вот что он сказал бы вслух, а про себя добавил: «И меня вел Господь».

Свена так поразила эта картина, что он сначала хотел было заказать ее огромную репродукцию и повесить ее на одной из стен своего бара. Но, поразмыслив, решил, что у его клиентов и так начинается головокружение после определенной дозы алкоголя, а при созерцании этой картины скорость развития опьянения наверняка увеличится. И тогда Свену придется тратить гораздо больше времени и усилий для поддержания порядка в своем заведении. Поэтому он благоразумно отказался от этой идеи и любовался репродукцией в одиночестве в своем офисе, когда ему особенно хотелось «услышать Космос», как он говорил Джерри. Продолжая философствовать, Свен сравнивал хоровод человеческих фигур на картине со вселенским танцем светил вокруг одной сверхновой, которая готовилась поглотить все сущее в создаваемой ею самым непостижимым образом черной дыре. Свену казалось, что всё на картине кружится с ускорением вокруг такой черной дыры – младенца полубога, единственной стабильной точки на всем полотне. Джерри же, напротив, виделось центробежное движение фигур и предметов прочь от центра-младенца, явно в нетерпении сучившем ручками и ножками, требуя внимания к собственной персоне. Ни Свен, ни Джерри не воспринимали идею картины в ракурсе сугубо религиозной символики. Оба были скорее агностиками, нежели атеистами, и склонны были придавать более космический смысл изображенному на картине.

Свен как раз в очередной раз рассеянно рассматривал репродукцию «Мистического Рождества» в большом альбоме, потягивая любимый коньяк, когда в двери, по рассеянности незапертой им в тот вечер, появился Джерри с висящим на его плече Адамом.

Глава 42

Тот вечер навсегда изменил жизнь Джерри по двум причинам: он подружился с Адамом, которого перестал называть про себя Посланник Принца, и узнал от него весть, заставившую его устремиться вперед навстречу своей Судьбе.

Прикладывая лед к ссадинам на голове и боку, Адам коротко поведал своему спасителю и владельцу бара предысторию драки, свидетелями которой оба слушателя частично были сами. «Они просто невзлюбили меня с первого взгляда. Оба были уже навеселе, когда пришли в Ваш бар, Свен, а я им просто попался под пьяную руку. К тому же, они решили, что я гей, ну и, сами понимаете». «А ты не гей?», – с лукавой усмешкой спросил Джерри. На что Адам, поморщившись от боли при перекладывании пакета со льдом, ответил лишь «пошел ты…».

Адам отказался ехать в больницу, ощупав сам себя и решив, что ничего не сломано. Свен резонно заметил, что могут быть и скрытые внутренние кровотечения, и хорошо бы все-таки обследоваться, но Адам был непреклонен и только отшучивался «Я же как волк, на котором все быстро заживает. Заживет и это». Глядя ему в глаза, серо-голубые с яркими желтоватыми прожилками, Джерри готов был поверить в тотема Адама – после одного и единственного сеанса у шамана он готов был поверить во многое, что лежало за пределами человеческого прагматичного мышления.

Адам понемногу пришел в себя, чему немало способствовала забота его новых друзей и отменный французский коньяк. Он даже закурил предложенную Свеном сигару и трое мужчин просидели еще около часа в мягких креслах свеновского бара, потягивая коньяк и с наслаждением покуривая отдающие шоколадом, кофе и тонким флером бергамота сигары из сложного купажа доминиканского и гондурасского табака, завернутые в «отобранные с особой тщательностью и почтением листья, с любовью выращенные и обработанные в Эквадоре», как гласила надпись на каждой фольгированной обертке. У Свена в глубине его тонкой души таилась неистребимая тяга к Романтике, Красоте и Изяществу. Его ольфакторные рецепторы не выносили грубого и резкого запаха дешевого табака, и он даже иногда покуривал женские сигариллы.

Джерри не хотел оставлять Адама одного в отеле после всего произошедшего с ним, и предложил поехать с ним на ранчо, чтобы тот мог провести там несколько дней до их отъезда на Антигуа и восстановить свои силы. Адам был смущен этим предложением, но спокойная твердость, прозвучавшая в словах Джерри, доброжелательный взгляд его аквамариновых глаз вкупе с перспективой подышать чистым воздухом, напоенным ароматами степных трав и близлежащих сосновых лесов, возымели свое действие, и он с радостью согласился. Кроме того, Адам лелеял планы, для осуществления которых естественная среда обитания Джерри была как никогда кстати.

Бросив последний взгляд на картину с борющимися с водной стихией людьми, мужчины поднялись из уютных кресел, пожали друг другу руки, обнялись и Свен, проводив друзей до двери бара и понаблюдав как те погрузились в пикап Джерри, махнул им на прощание рукой, и, предварительно включив сигнализацию, запер дверь снаружи на замок. Он мог остаться ночевать в своем офисе, но сегодня ему отчего-то захотелось поехать к себе домой, в небольшую квартирку в стареньком трехэтажном доме, стоявшем почти на пляже, из окон которой открывался завораживающий вид на ночную бухту и необычно большую перигейную полную луну, взошедшую из-за кромки Океана и, бесстыдно гордясь своей ослепительной наготой, сиявшей теперь над водой, пляжем, городом и всем миром.

Глава 43

Повторное появление Адама на ранчо поначалу было встречено членами «команды Джей» настороженно. Но после рассказа Джерри о нападении на Адама ни у кого не возникло возражений и сомнений в правильности его поступка. При ближайшем рассмотрении Адам оказался «невероятной душкой», как выразилась Майя, с первого взгляда проникшаяся глубокой симпатией к Посланнику Принца. Дав гостю отлежаться полдня в гостевой спальне, Майя под благовидным предлогом «пойду отнесу ему чаю» поднялась наверх и, помедлив с мгновение, постучала в дверь. Из комнаты раздался хрипловатый мягкий баритон: «Да-да, открыто», и Майя с учащенным сердцебиением отворила дверь в комнату Адама. Из его спальни она вышла уже в статусе «мой чудесный друг» и с трепетным чувством невидимой нити, связавшей ее с этим «красивым, элегантным и удивительно добрым человеком».

Знакомство Адама с Арман прошло весело. Адам спустился к позднему ланчу, изрядно проголодавшись, но никого не увидел ни в столовой, ни в кухне. Все, видимо, были заняты своими делами, и накормить его было некому. Адам резонно решил, что, учитывая обстоятельства, ему простится хозяйничанье, и, открыв холодильник, принялся в нем шуршать. Поскольку ему удалось славно поспать, и вчерашние раны и ушибы уже не ныли так сильно, настроение и самочувствие его было превосходным. Ему почти ничего не снилось, во всяком случае, он помнил лишь какие-то смутные обрывки сновидений, в которых присутствовали призрачно-сиреневые лошади и отчетливый запах свежего сена. Поэтому по мере нахождения любимых компонентов завтрака, из холодильника все громче раздавалась мелодия, которую «искатель сокровищ» напевал себе под нос. В последний раз заглянув в недра пещеры, богатой на вкусности и полезности, Адам закрыл дверь холодильника и с руками, полными баночек и упаковок, повернулся к столу. И чуть не выронил свой ценный груз на пол от неожиданности, увидев в проеме двери Дух Красоты, как он позже признался Арман. Она стояла, опершись одним плечом о дверной косяк и с плохо скрываемой улыбкой наблюдала за гостем, самозабвенно добывавшем себе пропитание в их большом семейном холодильнике в стальном корпусе. В тот день она все время зябла и поэтому на ее плечах была кашемировая пашмина глубокого темно-бирюзового цвета в черно-лиловых «огурцах». Встретив взгляд Адама, Арман усмехнулась, слегка оттолкнувшись плечом от дверного косяка, подошла к Адаму и со словами «Давайте, помогу», подхватила несколько упаковок из его рук и положила их на кухонный остров. Затем она повернулась к Адаму и, подняв вверх указательный палец, произнесла: «Я вас сейчас накормлю. Из меня неважный повар, но не все еще погибло в моей душе». И проказливо улыбнулась. Адам был галантным человеком, прошедшим школу восточной культуры и пропитавшийся ею, поэтому он, не растерявшись, парировал, что «ради такой улыбки и таких смеющихся глаз он согласен быть добровольно отравленным». «Ну, значит, договорились!», рассмеялась Арман, и оба принялись готовить поздний ланч.

По-видимому, Адам обладал редкой способностью вызывать у окружающих добрые чувства. Он быстро подружился и с Айэном, сыном Джерри, и с работниками ранчо, и те открыли для него двери и доступ в самые заветные уголки конюшен. Тем более, что Адам проявил себя как весьма компетентный знаток лошадей и даже высказал дельные советы по психологии и особенностям нрава тех или иных пород.

К концу вторых суток пребывания Адама на ранчо, во время ужина, Джерри вернулся к теме поездки на Антигуа. И как-то само-собой в умах присутствовавших родилась славная идея о том, что, безусловно, Адам должен присоединиться к ним и провести чудесный отпуск, плескаясь в Карибском море. Подростки уже составили план действий, расписанный по дням и включавший в себя практически все доступные виды активного отдыха от безобидного снорклинга до парасейлинга и ночного дайвинга. Само собой, Адам был включен во все запланированные активности – но он и не сопротивлялся, а лишь со смехом фантазировал на тему всевозможных способов своего спасения в различных ситуациях. За столом стоял безудержный хохот, Арман заливалась, словно ребенок, и даже на глазах Джерри выступили слезы от смеха – так непередаваемо комичны были импровизации подростков и Адама.

После ужина Джерри с Адамом отправились на веранду, прихватив с собой подарок Свена, выдержанный французский коньяк, и пару сигар. Джерри пребывал в исключительно благодушном настроении: наконец-то все было благополучно и счастливо в его жизни. Он сделал доброе дело, защитив этого красавчика от злых и недостойных людей, он обожал свою женщину и чувствовал ее любовь и родство души, благодаря появлению этих двух женщин в его жизни у него, наконец, наладились отношения с собственным сыном, и он ощущал огромную и всепроникающую теплоту в каждой части своего существования. В его душе уже не осталось иссушенных горем и страданием уголков – там теперь буйно колосились сочные травы и цвели дурманящие сознание тропические цветы. Его саванна оправилась после пожаров и засух и возродилась. Он каким-то чудом преодолел волну-убийцу, остался жив, задышал полной грудью и даже строил планы. Которые, как он рассчитывал, должны были реализоваться после выполнения контракта.

Глава 44

Одним из действенных средств порождения и поддержания наших иллюзий является Слово. Способность Слова обманывать наше рацио поистине безгранична. Если бы вы, дорогой читатель, встретили человека, который представился бы как «Посланник Принца», как бы вы стали к нему относиться? Наверное, с известной долей почтительности, даже не смотря на его относительно молодой возраст. Но случись вам повстречать этого же молодого человека, удобно устроившимся в одних лишь шортах где-нибудь на пляже или в баре, окажись вы просто случайным соседом, не знающим ни статуса, ни уполномоченности своего собеседника, пожелавшего просто отдохнуть инкогнито – как в таком случае вы отнеслись бы к нему? Можно предположить, что после пары бокалов вина вы бы стали по-дружески похлопывать его по плечу, рассказывая какую-то смешную историю из своей жизни или слушая его анекдот. И вам бы в голову не пришло, что вас удостоила чести правая рука некой вельможной и могущественной особы. В пляжных трусах все равны.

В промежутках между официальными мероприятиями и миссиями Адам с удовольствием забывал о своем положении и превращался в того славного американского малого, каким он был до начала работы на Принца. Да, он был настоящим американцем из семьи с богатым историческим наследием: отец его был из старинного норвежского рода, претендовавшего на древность викинговых корней, мать же его гордилась родословной ашкенази, корни которой прослеживались на всем пути миграции этой славной когорты из средневековой Тартарии до Тихоокеанского побережья Америки вширь и чуть ли не до семнадцатого века вглубь.

Адам был весьма одаренным человеком, каких можно встретить мало. От отца он унаследовал абсолютный музыкальный слух и сильные мыслительные и математические способности. От матери ему передался талант художника и интуиция. При всем этом богатстве он учился в школе и колледже безо всякого интереса. Единственным предметом, занимавшим его разум и воображение, была история древних веков. Тем не менее, он закончил колледж в числе лучших и был принят на исторический факультет университета в числе первых.

Поскольку теперь не было нужды отвлекаться на нелюбимые и ненужные предметы, Адам посвятил все свое время изучению древних цивилизаций, и его дипломная работа, посвященная рассмотрению гипотезы о древних связях месопотамской и андской цивилизаций, сразу получила внимание в академических кругах историков обоих континентов. Ему наперебой предлагали магистратуру самые уважаемые исторические факультеты обоих Америк, и, прими он хотя бы одно из предложений, будущее его как исследователя было бы обеспечено и щедро финансировано.

Но, чем дальше он углублялся в тему собственного исследования, тем больше приходил к выводу, что усилиями одних лишь историков загадки древности не решить. Очень скоро он окончательно понял, что без знания инженерных технологий, геологии, физики материалов, с одной стороны, и возможностей генетического анализа, с другой, он обречен топтаться на одном месте до скончания веков. При всей своей одаренности, Адам осознавал, что на освоение всех недостающих знаний и умений ему понадобится как минимум пять лет. Взвесив все за и против, Адам вынужден был с горечью признаться самому себе, что пока он будет осваивать новые области, жизнь со всеми ее захватывающими приключениями будет проходить мимо. Но, скорее всего, это было лишь оправданием. Истинная причина же кроилась в том, что ум и душа Адама постоянно требовали чего-то нового, неизведанного и оттого более привлекательного, нежели то, что стало знакомым и привычным.

Сказалось, без сомнения, и материнское наследство в виде живости воображения, жажды впечатлений и склонности к сибаритству.

Поэтому Адам, обдумав все за и против, вежливо отклонил заманчивые предложения и, известив о своем решении пришедших в растерянность родителей, уплыл в кругосветное плавание на шикарном круизном лайнере, нанявшись в экипаж… специалистом по развлечению пассажиров.

Глава 45

Далее жизнь Адама потекла стремительно и малопредсказуемо.

Плавая в течение целого года по мировым водам, Адам незаметно для себя освоил несколько языков, включая арабский и голландский, узнал все об океанских лайнерах, их устройстве, оснащении, тоннажности, системах устойчивости, безопасности и навигации. Он был желанным коллегой и в центре управления, и на кухне, и под конец своего кругосветного вояжа мог с точностью рассчитать величину склонения по азимуту для выравнивания курса и размеры закупок продуктов, необходимых для кормления пяти тысяч туристов и восьмисот членов экипажа в течение одной недели.

В том длительном плавании Адам, с немалым удивлением, обнаружил у себя талант шоумена и певца. Его перевоплощения из странноватого Папагено в демонического Мефистофеля поражали аудиторию своей правдоподобностью. Он даже как-то раз пытался спеть арию Отелло, но зрители так прониклись трагичностью переживаний этого персонажа по поводу неверности своей прекрасной супруги, что потребовали не нагнетать эмоций – особенно с учетом тех настроений фривольности, свободы и флирта, которые царили на лайнере все плавание среди всех поколений пассажиров. Тогда Адам решил баловать публику, исполняя популярнейшие хиты на английском, французском, испанском и даже японском языках. Его выступления неизменно проходили на «бис», а в порту Сиднея к нему подошел невысокого роста человек с большим носом и огромными залысинами на голове, предложив полугодовой контракт в одном из казино на Филиппинах. Адам лишь рассмеялся в ответ, поскольку не относился к собственным скромным достижениям в шоу бизнесе серьезно.

Он был поклонником древности и с успехом использовал свои познания, просвещая пассажиров лайнера в качестве добровольного гида. Ему даже удалось организовать на борту огромного судна кружок любителей истории, немедленно ставший популярным и посещаемым пассажирами самых разных возрастов.

Завершив свое великолепное плавание, Адам решил, что путешествия – самый ценный дар, которым может воспользоваться человек. Поэтому он снарядил экспедицию из самого себя на Арабский Восток, объехав весь Аравийский полуостров, восточное и африканское побережья Средиземного моря. Ему оказались недоступны лишь древние города в устье Тигра и Евфрата – там было неспокойно, малопонятные для него группировки и армии воевали друг с другом, и поездка в те места была совсем не безопасной.

Как раз во время этого «арабского вояжа» он и познакомился с Принцем.