Текст книги "Стать дельфином"

Глава 36

На следующий день, в воскресенье, Айэн искал Майю почти целый час, прежде чем нашел ее в дальнем конце огороженной территории ранчо, за старым сараем, сосредоточенно и методично метавшей ножи в доски. Сначала он услышал стук, и, подойдя к постройке поближе, все еще не мог понять, что он может означать. Завернув за угол, он чуть было не попал под летящий с большой скоростью нож, но вовремя отпрянул в испуге и тут увидел Майю. Подростки не обсуждали вчерашний инцидент – все и так было для каждого ясно. Для Айэна было открытием, что Майя так славно метает ножи. «Я ездила в клуб и училась», – пояснила она ему сухо. Мальчишка проникся еще большим уважением к своей подруге и напросился на урок метания ножей тут же, у старого сарая.

Свежий воздух, время и общение с другом сделали свое дело, и когда подростки вернулись в дом к обеду, Майя даже снизошла до того, чтобы вежливо и вполне миролюбиво поздороваться с Джерри.

С того дня никто не вспоминал вслух о происшествии на ипподроме.

Прошел месяц, жара в Калифорнии стала совершенно невыносимой, и все семейство – а их уже можно было назвать семьей, хотя Джерри с Арман пока не торопились с оформлением своих отношений – обсуждало планы побега куда-нибудь на острова, где хоть и такая же температура, но гораздо свежее и приятнее. Майя и Айэн изучали возможности в интернете, получив вводные данные по бюджету и предпочтениям от взрослых.

В один из особенно душных и жарких дней Джерри позвонил его хозяин. Джерри о чем-то долго и эмоционально разговаривал с ним по телефону, и когда он вышел из конторы, взгляд его был сумрачен и рассеян. За семейным ужином он был малословен и хмур. Наконец, его домочадцы не выдержали, и первой задала вопрос Майя, спросив, почему он такой сегодня неинтересный и не нужно ли ему лечение в виде тотальной щекотки. Джерри усмехнулся и, покряхтев и покашляв, произнес: «Боюсь, у нас проблема». И замолчал. Вся компания сидела и терпеливо ожидала продолжения, которое все никак не следовало. Тогда не выдержала Арман. Откинувшись на спинку стула, она прикрыла глаза и произнесла: «Не томи, Джей, договаривай». И Джерри рассказал, что хозяин хочет, чтобы до отпуска тот выполнил еще один контракт. «Помните того араба-принца?» – при этом Майе стало не по себе, и она сразу внутренне напряглась. «Так вот он хочет, чтобы я ему привез лошадей… из Европы… для его идиотского плана… он спит и видит, как бы вывести супер-породу…». Все разочарованно выдохнули: на их глазах рушился великолепный отдыхательный план, а они, похоже не могли повлиять на ситуацию. Особенно после того, как Джерри, помолчав, добавил: «После этого задания хозяин сделает меня совладельцем…». За столом на несколько секунд воцарилось молчание, которое нарушила Майя: «Каких лошадей он хочет, Джей?» и Джерри, посмотрев прямо ей в глаза и, комично подняв брови и выпучив глаза, вздохнул: «Камаргов». Майя не поверила своим ушам: все, кто хоть мало-мальски знаком с лошадьми, знают, что камарги не лучший вариант для селекционирования какой-либо породы, а тем более «супер-породы», как того желал принц. Она с силой выдохнула и покрутила указательным пальцем у своего виска. «И я того же мнения, – согласно кивнув головой, сказал Джерри, – но они боссы, и они платят. А если я всё-таки выполню этот контракт, мы сможем навсегда забыть о тяжком труде ради хлеба насущного, а вы будете учиться в Йеле… или Принстоне… или вообще, где пожелаете». Айэн, до сего момента молчавший и деловито доедавший спагетти под толстым слоем кетчупа, вдруг встрепенулся и изрек: «А я и не хочу ни в какие Ели или как его там… Бостоны… я вообще хочу всегда и пожизненно работать на нашем ранчо, с лошадьми». Джерри строго посмотрел на сына и сухо поправил: «Во-первых, пока не на нашем. А во-вторых, образование ты все равно получишь и самое лучшее. Это я тебе гарантирую, уж поверь», на что Айэн тяжко вздохнул и потупился.

Джерри не дал ответа своему боссу ни на следующий день, ни через день. Лишь по истечении трех дней, в течение которых он обдумывал эту ситуацию и обсуждал с Арман, Джерри позвонил боссу и сказал, что у него уже запланирован отпуск, который он не сможет перенести в связи с каникулами Айена, и что он согласен выполнить эту работу сразу после возвращения из отпуска. Босс, по-видимому, хорошо зная характер Джерри, даже не стал настаивать, и согласился с ним.

И вся компания стала готовиться к отпуску. Собственно, готовиться особо и не было нужды: там, куда они собирались – а отель был забронирован на одном из островов Карибского региона, Антигуа, выбранном почти спонтанно, в результате своеобразного компромисса: Боро-Боро и Багамы были отвергнуты подростками, а Куба и Доминиканы – взрослыми, – там было круглый год тепло, солнечно и тропически-роскошно. Пляжные тапочки и шорты – вот необходимый и почти достаточный набор для комфортного отдыха на Антигуа и соседнем Барбуда. Ну и денежные средства, конечно, или их эквиваленты.

Глава 37

Теперь говорят, Времени не существует. Время, говорят они, лишь единица измерения меняющегося состояния, и существует лишь в наших головах. Всякие другие живые твари, в отличие от Человека, не следят за скоростью изменения процесса. Они просто подвергаются изменениям и меняют окружающую реальность безо всякой оглядки на Время. Если это так, значит, замедлить ход Времени нельзя? Можно замедлить процесс изменения состояния и обмануть свой мозг, упорно стремящийся все анализировать, классифицировать и обобщать – это, наверное, так. Но тогда возникает вопрос – зачем нужно обманывать себя, если Время – просто риски на шкале и от него ничего не зависит. Не лучше ли попробовать обмануть процессы? Замедлить старение клеток и заставить их подумать, что они все еще очень молоды и все у них впереди: рост, дифференциация, определение своей собственной судьбы, выбор развития… чтобы оставаться молодыми как можно дольше.

Вот о чем философически размышляла Арман, сидя на берегу Океана во время очередного семейного уикэнда. Она полулежала в шезлонге, медитативно вглядываясь в воображаемую точку на горизонте там, где Вода сливалась с Небом. Пожалуй, впервые в своей жизни Арман ощущала Счастье во всей его полноте. Она полюбила, знала, что она горячо любима этим удивительным сильным богоподобным – ей нравилось думать о нем так, – мужчиной. С ней были дети, добрые и умные. И даже работа ради хлеба насущного уже не была в тягость и грозила вовсе исчезнуть из ее жизни. Ей теперь было на кого положиться в этом мире. И от этого осознание собственной красоты было особенно ценным. Любовь всегда омолаживает, любовь мужчины омолаживает вдвойне. Но ничто не сравнится с любовью к самой себе. Арман ощущала теплую бархатистость загорелой кожи, гладкость лица, легкость в мышцах, удовлетворенность сердца и чистоту мысли, и оттого на ее лице блуждала загадочная улыбка блаженства. Которую с таким удовольствием ловил поцелуями Джерри, возвращаясь из воды на сушу. Поскольку прохладные капли с его шевелюры градом обрушивались на разгоряченное тело Арман, все заканчивалось ее визгами, похохатыванием Джерри, короткой погоней по пляжу, шлепками по спине и попам, примирительными объятиями и долгими страстными поцелуями. Дети, зная этот ритуал, уже не проявляли интереса к возне взрослых, иногда, правда, присоединяясь к их беготне – так заразительны были хохот, визг, рычание и радость движения. Сидя освежающими вечерами на террасе снятого ими домика после сытного и вкусного ужина, приготовленного дружными усилиями всех членов семьи, Арман вместе с Джерри потягивали красное сухое вино из больших пузатых бокалов, наблюдали закат, тихо говорили о чем-то друг с другом, иногда переплетая пальцы свесившихся с плетёных кресел рук, и строили планы на дальнейшую жизнь, которая, по их искреннему убеждению, будет безбедной, захватывающе интересной и не омраченной никакими напастями. «И ты купишь яхту, и мы будем плавать по морям и океанам, и старость наша будет роскошной и достойной… правда, Сёрфер?». Античная голова Джерри с непослушной шевелюрой антрацитовой тенью четко вырисовывалась на фоне предзакатного неба, он смотрел на уходящее за горизонт солнце, слушал свою любимую и с улыбкой в уголках рта кивал ей в ответ.

Никто особо не вспоминал о грядущем после карибского отпуска задании.

Но в один из дней что-то сконфигурировалось там, во Вселенной, планеты вошли в трин, затем в квадратуру, а некоторые из них вообще в антестеллиум – и маховик Судеб сделал очередной поворот, шестеренки противопоставились особым образом и Вселенная послала своего Посланника…

Незадолго до отпуска, в контору Джерри вошел человек, с первой секунды вызвавший у Джерри неприязнь. Мы уже как-то размышляли о природе симпатии и антипатии, и так и не пришли к определенному выводу. Вернее, вывод наш был вполне определенен: что точной природы сих тонких материй на момент описания этой истории нам уяснить не дано.

Джери как раз вернулся из города, где закончил текущие дела в банке, и уже на пороге своего офиса уловил незнакомый аромат мужского парфюма. Входя в комнату, он уже закипал – им давно был наложен запрет на пользование химическими ароматизаторами на территории ранчо. Это произошло после того, как один из молодых новонанятых рабочих заявился на ранчо, щедро опрысканный туалетной водой с мускусными нотами. Лошади забеспокоились и отказались в тот день от завтрака, который им сервировал этот новичок. После обеда того же дня Джерри вызвал бедолагу к себе в контору, сухо объяснил, почему он отстраняет того от работы до конца дня с сохранением оплаты и наказал избавиться от привычки душиться чем бы то ни было перед приездом на ранчо, если парень хочет и дальше работать у него. В конце своей краткой речи Джерри не удержался и порекомендовал парню использовать парфюм с естественными ароматами, на худой конец, те, что пахнут рельсами, шпалами и паровозным дымом. «Это мои лошади уж как-нибудь переживут».

Пахло не резко – чем-то бергамотовым и морской пылью, как раз тем, что Джерри сам любил и использовал. Но все равно, это был незнакомый аромат, бесцеремонно вторгнувшийся в его устоявшийся мир.

Обладатель этого приятного аромата был одет в белый льняной костюм и стоял спиной к входной двери, когда Джерри тихо вошел и остановился, чтобы рассмотреть незнакомца. Не смотря на свой рост и почти гладиаторскую комплекцию, Джерри ходил почти бесшумно, и поскольку незнакомец был увлечен рассматриванием многочисленных фотографий с изображением лошадей и серферов, с участием Джерри и без него, то он не услышал, как хозяин всей этой занимательной коллекции вошел в свою вотчину. Он водил головой от одной фотографии к другой, забавно наклоняя ее набок, чтобы рассмотреть что-то, посмеивался про себя и похлопывал черной шляпой в левой руке по своему бедру. Джерри слегка кашлянул, незнакомец плавно развернулся и без тени смущения на лице приподнял свою шляпу над головой, приветствуя Джерри, а затем, переложив шляпу в правую руку, протянул левую для приветствия. Джерри автоматически протянул свою левую и ощутил легкое, но твердое рукопожатие незнакомца, чья ладонь была сухой, гладкой и мягкой. Джерри словно на мгновение попал под гипнотическое влияние незнакомца, который улыбался и источал невидимые флюиды доброжелательности и обаяния. Вернув свою руку себе, Джерри очнулся и нахмурившись осведомился, чем может служить посетителю. Тот, не дождавшись приглашения, удобно устроился в кресле для посетителей, бросил небрежно свою шляпу на журнальный столик и произнес: «Меня зовут Адам Лайн, можно просто Адам. Я от Принца».

Глава 38

У посланника принца было все, чтобы достойно представлять высокопоставленную особу: ростом он не уступал Джерри, хотя в целом отличался более тонкокостным, если не сказать изящным сложением. Если Джерри можно было сравнить с Зевсом, то Адам воплощал в себе харизму Давида. У Адама были густые черные волосы, явно обработанные каким-то средством для усмирения непослушных кудрей; в отличие от Джерри, Адам обладал плохо загоравшей кожей, щедро обсыпанной веснушками, забавно проявляющимися даже на его в меру пухлых губах. У посланника Принца был открытый теплый взгляд больших серо-голубых со средиземноморским разрезом глаз, обрамленных неимоверно густыми и длинными черными ресницами. Его можно было принять за итальянца или сирийца. Не смотря на бросающиеся в глаза различия, они были неуловимо похожи, как братья: черты лица Адама были такие же точенные, правильные и крупные, как и у Джерри. У обоих были красивые развороты плеч и статные высокие фигуры. В движениях их была породистость и скрытая сила, как у больших диких кошек.

Устроившись в своем большом кожаном кресле, Джерри переложил в сторону небольшую пачку счетов и писем, и, откинувшись на спинку, переплел пальцы рук на животе. Слегка приподняв подбородок и прищурив глаза, он молча ждал, когда Посланник заговорит.

Адам помолчал, прикрыв глаза, словно обдумывая слова, затем открыл их, взглянул прямо в глаза Джерри и начал говорить. Из его слов Джерри узнал, что Принц торопится и хотел бы, чтобы камарги были доставлены в его конюшни как можно скорее, и что он готов заплатить вдвойне за эту работу. На Джерри это не произвело никакого впечатления. Он был тверд и уже все решил: он не намерен откладывать свой отпуск в угоду кому-либо, потому что этот месяц с Арман был для него очень важен. Он хотел сделать ей предложение в аэропорту (почему-то это казалось ему романтичным) и таким образом превратить отпуск в медовый месяц. Он уже купил кольцо для Арман, из платины с большим бриллиантом в обрамлении шести аквамаринов, любимого камня Арман. Он надеялся, что ей понравится. Выслушав Посланника, Джерри вздохнул и ответил коротко «Нет». Он не считал необходимым объяснять этому красавчику причины своего отказа. Конечно, это было грубо и неправильно так вести себя с представителем клиента, при том очень и очень богатого клиента. Но Джерри так долго ждал этого отпуска, так много возлагал на него надежд и столько желаний лелеял в душе, что, словно горячий жеребец перед стартом, уже не хотел никого и ничего слушать. Он уже «занес ногу», чтобы вырваться из загона и пуститься в желанную безумную скачку, ощутить абсолютную Свободу и Счастье.

Посланник Принца был умным человеком и обладал великолепной интуицией. Внимательно вглядываясь в лицо Джерри, он понял, что тот непреклонен и закрыт для доводов. Адам покачал головой и с потухшим взором произнес: «Понимаю. Не буду Вас больше задерживать. Только одна просьба: обдумайте, пожалуйста, все еще раз. Я не уполномочен сказать Вам большего, потому просто прошу подумать еще раз. Я передам Принцу, что Вы дадите ответ через 3 дня». С этими словами он откланялся.

Глава 39

Нативное название Антигуа, как известно, Уададли, что с языка коренных жителей означает что-то вроде «оно наше собственное». Серфинг там не самый роскошный, но зато умиротворенность и уединенность вполне достижимы. Джерри и Ко, как в шутку и для краткости называла себя дружная компания-семья, сидели, фигурально выражаясь, на чемоданах. Рейс из Города Ангелов отправлялся в Сейнт-Джонс ежедневно и отменялся или переносился лишь в сезон ураганов. До отлета оставалось десять дней, и Арман считала каждый час: поведение Джерри было загадочно скрытным, он уезжал в город без нее, отговариваясь тем, что ему нужно сделать много дел и он не знает, когда и в каком районе города он закончит последнее из неотложных и очень важных дел, а заставлять ее ждать ему бы не хотелось. Женская интуиция подсказывала Арман, что под делами ее богоподобный мужчина подразумевал не только вопросы бизнеса, она принюхивалась к его одежде каждый раз после его возвращения на ранчо, но никаких следов парфюма, кроме аромата самого Джерри, настоянного на его поте и туалетной воде, ей обнаружить не удавалось.

Она еще отметила про себя, что Джерри вдруг стал более трепетно относиться к финансам, словно готовился к большим вложениям и расходам. Впрочем, это ее не беспокоило – она уже научилась чувствовать своего мужчину во всех его проявлениях, и если чему-то в его словах или действиях не находилось разумного объяснения, то ее шестое чувство никогда не обманывало. Нельзя сказать, что Джерри стал для нее прочитанной книгой, нет. Она прочла все слова в его «книге», но знала, что не весь подстрочный смысл ей удалось постичь. И вряд ли удастся – что очень радовало ее и давало надежду на то, что в их отношениях никогда не настанет момент усталости и пресыщенности.

Вот и в этот раз, на следующий день после визита Посланника Принца, Джерри засобирался в город. Арман и дети вручили ему «предпоследний список покупок, жизненно необходимых для поездки на Антигуа и Барбуду», расцеловали его – дети торопливо в обе щеки, Арман сладострастно и медленно в губы так, что в нижнем ярусе у него защекотало и потяжелело, и он, с трудом усмиряя свою страсть, уехал в город.

На этот раз он доделал все, что было в его списке неотложных дел, включая покупки, и решил заглянуть в один из баров в центре Города Ангелов, недалеко от Аллеи Звезд, чтобы передохнуть и освежиться лимонадом. В этом баре его знали еще с тех времен, когда он работал официантом в одном из местных ресторанчиков, и хозяин с завсегдатаями были рады его видеть и слышать. Не смотря на свою немногословность, Джерри умел повествовать и мог увлечь слушателей своим лаконичным, но полным иронии и метких замечаний рассказом. При его появлении знакомый бармен приветственно помахал рукой, другой продолжая смешивать коктейль в шейкере. Джерри прошел к стойке и, сняв широкополую соломенную шляпу и положив его на барную стойку, сел на табурет. «Как обычно?», – поинтересовался бармен Свен (он был наполовину швед, ни разу в жизни не видевший Швеции: там холодно, объяснял он), Джерри кивнул и через несколько секунд уже с облегчением отпивал из высокого стакана фирменный свеновский лимонад. Джерри различал нотки лайма, лимонного сорго, имбиря и розмарина, но подозревал, что Свен намешивал в этот чудодейственный напиток еще какие-то ингредиенты, которые в совокупности давали изумительный вкус с намеком то ли на джин, то ли на абсинт, но при этом не содержали ни капли алкоголя. Этот рецепт Свен придумал специально для Джерри, когда тот категорически отказался от алкогольных коктейлей в самом начале их знакомства. Пригубив бокал, Джерри решил переместиться в мягкое кресло в глубине зала, где царили полумрак и прохлада.

Когда вы ползаете в подгузниках, а кто-то кладет на вашем пути любимую игрушку, вы искренне радуетесь находке, будучи, однако, уверены в том, что так и должно быть, и понятие «Случай» не входит на той стадии вашего развития в мыслительный арсенал. В юности и молодости вы осознаете существование Случая, но с той же младенческой уверенностью думаете, что он потому и Случай, что происходит непредсказуемо, но странно вовремя или не вовремя, в зависимости от контекста.

Когда вам за тридцать (а некоторые достигают этого понимания лишь после сорока), вы наконец начинаете осознавать, что Случая не существует. Стечение обстоятельств несет в себе некую предопределенность, обусловленную множеством причин и факторов, главным из которых, смеем мы полагать, является наша собственная ментальная энергия. Предостережение мечтать осторожно имеет к этому самое непосредственное отношение.

Удобно развалившись в мягком кресле, надвинув свою шляпу на глаза и вытянув ноги, Джерри как раз размышлял о том-о сем, и где-то в обрывках его ленивых мыслей мелькал Посланник Принца. Джерри успевал лишь подумать, что этот щеголь в белом, конечно, странный, несколько жеманный и смахивающий на гея тип, но, если быть непредвзятым, то следует признать его не лишенным приятности человеком. «В прошлой жизни он мог бы быть моим младшим братом… которого я бы гонял и дразнил нещадно», – при этой гипотетической возможности рот Джерри скривился в добродушной усмешке. Он бы так и задремал в мягком кресле, если бы его не привлек нарастающий шум мужских голосов, доносившийся со стороны барной стойки. Приподняв полы шляпы, Джерри, прищурившись, стал вглядываться в то, что там происходило.

Двое подвыпивших посетителей громко ругались с третьим, спокойно сидевшим за барной стойкой и потягивавшем коктейль ярко-зеленого цвета. Он тихо отвечал буянам, от чего те приходили в еще большее неистовство. Молодой бармен за стойкой, сменивший Свена, был недавно нанят и совсем не имел опыта решения подобных проблем. Он испуганно вытирал стаканы и не вмешивался в конфликт. Конец этому безобразию положил сам Свен, вернувшийся из своего офиса, откуда он наблюдал за ситуацией на видеомониторе, и решивший вмешаться, дабы пресечь возможные разрушительные последствия для своего бара. Он быстро утихомирил агрессоров, тихо, но жестко сказав им что-то, и те покинули бар.

Джерри удовлетворенно отметил про себя, что Свен не меняется с годами: такой же нетерпимый к склочникам и забиякам, и тщательно берегущий особую атмосферу своего заведения, в котором на стенах вы не увидите постеры или фото машин, женщин или буйволов с налитыми кровью глазами и торчащих к вящему испугу посетителей рога, рыла и копыта. На стенах с большим вкусом, который поначалу трудно было заподозрить у гиганта Свена, были развешены великолепные виды разных уголков Земного шара вперемежку с копиями картин различных художников. Эта коллекция была откровенно эклектична и собрана лишь по одному принципу: нравится это хозяину бара или нет. Поэтому картины периодически менялись на новые, как бы отмечая этапы развития или просто смену умонастроения Свена, который в последнее время озаботился проблемами экологичности, и в частности, умов своих посетителей. В этом проявлялась та скандинавская часть его крови, которая известна всему миру своей приверженностью природоохранным и антропофильным начинаниям. Все это было достаточно комично, учитывая тот факт, что Свен с «редкой» скандинавской фамилией Андерсон был похож на свою мать-филиппинку, имел круглое лицо с широким приплюснутым носом и вишенко-подобные черные глаза на кофейно-смуглом лице. Единственным генетическим подтверждением его скандинавского происхождения был высокий рост и атлетическое сложение, унаследованные от отца.

В череде сменяющих друг друга «экологичных» образов, неизменной оставалась его любимая картина, принадлежавшая кисти великого русско-армянского мариниста девятнадцатого века под драматичным названием «Девятый вал». Он заказал ее в печатной мастерской в натуральную величину: примерно девяносто на сто тридцать пять дюймов. Печать оказалась очень удачной, максимально передающей те цветовые оттенки и уникальную прозрачность масляной живописи, которые роскошествовали на оригинале. Свен повесил картину на стене прямо напротив барной стойки и подсветил ее так, что в поле зрения зрителя попадало не знаменитое пятно света от восходящего солнца, а «кучка безумных храбрецов, отчаянно борющихся за свои никчемные жизни» – так объяснял посетителям идею полотна Свен. Он никак не мог запомнить фамилию живописца и называл его про себя Айвус. Оставшись один после закрытия бара (а Свен был убежденным холостяком, подозрительно относившимся ко всем женщинам и потому большую часть своего свободного времени проводившем в компании себя любимого или пары-тройки приятелей; причем, чем ласковее вела себя женщина, с которой Свен знакомился благодаря своим приятелям, мечтавшим женить его, наконец, на какой-нибудь хозяйственной толстушке, тем замкнутее и подозрительнее становился Свен), он часто усаживался в мягкое кресло посреди зала напротив картины и долго о чем-то размышлял, потягивая раритетный старинный французский коньяк, который он заказывал лично для себя и для самых близких друзей, коих можно было насчитать от силы два, из самой Франции. Вся эта колоссальная неизбежность Судьбы в виде разбушевавшейся стихии в контрасте с тщедушными усилиями сынов человеческих, не побоявшихся противопоставить стихии свою безумную храбрость, порожденную крайним отчаяньем, вся эта исполненная сильным драматизмом визуализированная история неизменно производила на Свена сильнейшее впечатление, повергала его в дикий восторг и воспитывала в нем смирение мудреца.

Решив конфликт и проинструктировав молодого бармена как вести себя в подобных ситуациях – «не тяни время, сразу зови меня или громилу Джека из соседнего бара – у нас с ним договоренность», – Свен оглядел зал, удостоверившись, что порядок восстановлен, кивнул головой Джерри и вновь удалился к себе в офис.

Джерри подремал еще минут десять, допил свой лимонад и, потянувшись в кресле, поднялся и направился к выходу. Проходя мимо барной стойки, он бросил на нее мелочь для чаевых и вышел на улицу в накрывшую Город Ангелов густую темноту.