Текст книги "Полигон"

Неистовый трактор

День этот пошёл наперекосяк с самого утра. Ну кто ж так кричит в семь утра? Я в ярости накинул на голову одеяло. Вот не спится если самому, дай хоть другим-то выдрыхнуться! Так нет же! Орут на всю ивановскую…

Зычные голоса, один мужской, другой женский, легко пробивались под одеяло.

– Это всё Инночка виновата, – заявила женщина.

– А кто у нас Инночка?

– Это наш бухгалтер.

– С фермы? И что она говорит?

– Зарплату не дали.

– Почему?

– Не спросила, но из-за этого она не едет в Смоленск.

– За зарплатой?

– Нет, у неё там родственники живут…

– А, понял. Она хотела там хорошенько кутнуть на ваши зарплаты?

– Нет, долг отдать…

– Зачем? Пусть простит.

– Её сестра не прощает.

– Может, пристрелить сестру?

– Не надо.

– Почему?

– Она её любит.

– Кто кого?

– Сестра, которая в Смоленске…

– Твоя?

– У меня брат.

– В Смоленске?

– Мой брат живёт в Талице, а сестра Инны – в Смоленске.

– Понял. А кто такая Инна, кем тебе приходится? Она – жена брата?

– Инна – это наш бухгалтер.

– Так. Я не понял. А причём тут твой брат?!

Голоса, удаляясь, стали тише, разобрать, причём тут брат, не удалось. Да и в самом-то деле, причём тут брат, если Инночка не едет в Смоленск? Тьфу ты, блин, что за чушь в голову лезет! И сон убежал. Я сбросил с головы одеяло, перевернулся на живот и уставился в распахнутое окно – с моей кровати открывается чудный вид.

Отсюда, с горки, вся деревня как на ладони. Видны сонные домишки с чахлыми заборами и зелёными огородами. Видно каменное здание правления, бывший купеческий дом, с линялым красным флагом на коньке. Виден хлипкий канатный мостик, значит, можно угадать, что речка именно там, а дальше, закрытый лесом, должен быть мост побольше, автомобильный, крепко скроенный из огромных брёвен лиственницы. Туда, к мосту, где клубится густой туман, уходит стадо, а позади бредет ленивой походкой пастух в высоких сапогах, закинув на плечо кнут. Чуть ближе – пруд. Поверхность гладкая, как зеркало, ни ряби, ни морщинки на ней, только отражаются ивы – с тонкими, длинными ветвями, стоят, не шелохнутся, и чуткий неподвижный камыш, словно в карауле. Тишь такая, даже дышать страшно, спугнуть боишься. А ещё ближе, перекрывая часть великолепия пруда, холм. Невысокий такой холмик, всего метра три ростом, но крутой. Южный склон его порос чертополохом, крапивой и лебедой, на северном – ковёр из веселенькой низкорослой травы. А на траве, устрашающе припав на передние колёса, стоит трактор. Голубой, обшарпанный, с мятым капотом, выбитым ветровым стеклом и без одной двери. Помнится, и в позапрошлом году он стоял на этом месте, так же наклонясь вперед, но капот и стекло ещё были целы. Пониже холма тропка из деревни, возле нашего дома она деловито раздваивается, как будто спрашивая: чего изволите – вам к ферме аль на кладбище?

Я лежал на животе. Уложив кулаки один на другой и опёршись на них подбородком, рассматривал пейзаж, а в голову лезли суетливые мысли. Надо же, не повезло как – первый раз назначили старшим смены, а в моей команде почти сплошь «ботаники». А если серьёзно, то на одного токаря и парочку твёрдо стоящих на земле инженеров-механиков – одиннадцать математиков! Ни отвёртки в руках держать не умеют, ни молотка, ни лопаты. Только карандаш, да и то не заточенный, а обгрызенный математическими зубами. Какой от них толк в деревне? Что они понимают хотя бы в технике безопасности? Тут гляди, не зевай – чтоб увечья не случилось. Отвечай потом за них… Хорошо, уговорил председателя бросить их на прополку. Там безопаснее, никаких тебе механизмов, хотя талантливый математик с тяпкой – уже оружие массового поражения. Особенно – окружающих математиков. Невесёлые мысли прервал резкий звон будильника, я даже вздрогнул от неожиданности. Что, целый час тут провалялся?

Подъём! Орлы мои повскакивали с кроватей и дружно рванулись на улицу – умываться, чистить зубы, заигрывать с нашими же девицами, что спали за перегородкой. А чего им? те математики, эти математики… Быстро язык общий найдут. Споются на почве какого-нибудь преобразования Фурье. Словом, начался обычный будничный день. На первый взгляд – обычный.

* * *

По пути в столовую вместо того, чтобы идти плотной колонной, пусть даже толпой, люди расползлись по тропе на добрый километр, кто убежал вперед, кто отстал. Бардак! Потом их в Правлении по головам, что ли, считать? А Мишка-очкарик чего творит? Ну облаял его Тазик, так ведь справедливо же! Зачем было через штакетник хворостиной дразнить? А ну как Степан выскочит, да этой же хворостиной по худосочному заду!! Нет, не выскочит… Степан – он поленится.

А тут, едва только миновали старый заколоченный колодец, нас окликнул местный мужик, погодите, мол, меня. Вроде бы здешний тракторист, и зовут его, кажется, Николай. Эх, не ошибиться бы. Он-то нас уже всех по именам знает. А я никак запомнить не могу – вечно эти треклятые имена из головы выскакивают… Неожиданно выручил наш очкарик, аналитик из девятого отдела. Дождавшись тракториста, он вежливо задал давно его мучивший вопрос:

– Скажите, Николай, а почему этот трактор так стоит необычно? не на ровном месте, а на пригорке? Мы с ребятами долго на эту тему размышляли, но к общему выводу так и не пришли. Ведь он и от двора далеко, и залезать в него неудобно, и парковать так – задним ходом, в горку, согласитесь, нерационально… Но смысл ведь должен быть в такой парковке?

Николай странно, даже жалостливо посмотрел на очкарика, и вместо ответа сам задал встречный вопрос:

– А ты кто?

– Математик.

– М-м. Ну лишь бы не историк. Против математики ничего не имею, я её даже любил, хоть и не понимал. А вот история – тоска…

И закурил сигарету. «Полёт». Неторопливо так, солидно. Посмотрел на Мишку – длинно, изучающе, пожевал губами, и сказал:

– А всё дело в том, что аккумулятор с МТЗ подходит к «Жигулям». Вот потому трактор и стоит на пригорке.

– Не понял… Какая связь?

– Ну, вот, – а ещё математик! Что тебе не понятно? Дизель тракторный надо же чем-то заводить!

– Аккумулятором?

– Ну почти. Там есть ещё один мотор, поменьше, бензиновый. Пускач называется. Заводишь его, а уже он заводит дизель.

– Понял. А тогда зачем аккумулятор?

– А чтоб пропить! Пускач-то руками заводится. Верёвочку намотал на шкив, да дёрнул! И вся недолга. Ну, как на лодочном моторе, видал? Можно пускач крутнуть и от аккумулятора. Только какой дурак так будет делать, если аккумулятор тут «Жигулёвский»? У нас на тракторе такой долго не простоит.

– Ну а горка-то причём? Если мотор дёргалкой заводят?

– Да потому что лень! Это ж надо открыть капот, намотать верёвку, дёрнуть. А не заведется – так и ещё раз дёрнуть. А то и два. Потом пускач прогреть. Потом уж от него дизель заводить. Вот и лазь туда-сюда в кабину. А тут, с пригорком-то, какая красота! Сел за руль, выжал сцепление и покатился. А как трактор разогнался, бросай сцепление! Дизель и заведется! Вроде как с толкача. И тебе никакой возни с пускачом и с аккумулятором. А кто вообще знает, заводится ли пускач? Про него давно забыли. Ну а насчёт аккумулятора… – так его ещё снова, как трактор получили, Семён Андреичу на полбанки обменяли. Усёк?

Мы немного постояли молча, дождались Борю Серёдкина, который спешил к нам по тропе, и пошли вниз, к деревне, вчетвером. Вот тут Николай и заговорил о наболевшем:

– Я ведь что хотел спросить-то, Саня? Мой оболтус двойку по физике принёс. Проходили они массу и вес. Вот он и напутал что-то. Всыпать бы ему ремня, да стыдно: я ведь и сам забыл, в чем разница. Вот ты, ядрёна мать, учёный, математик, так и растолкуй мне.

– Да я ж, Николай, и сам путаюсь…Это же физика, а не математика. Вот Боря – он точно знает, он у нас механик, сопромат изучал, детали машин и всякие другие теории машин и механизмов. Так ведь, Боря?

Боря только крякнул с досады. Вот ещё чего не хватало – лекции по дороге в столовую читать… Но, вздохнув тяжко, объяснить всё же взялся.

– Тут, Николай, ничего сложного нет. Масса – это характеристика инерции тела. А вес – сила, с которой это тело давит на землю. Взять твой трактор. Если его загнать на весы, они покажут его вес. Сколько он весит?

– Если чистый – 4700, а грязный тонн на пять потянет. Ну а в марте – так и все шесть, потому – весной грязнее.

– Ну вот. Когда он спокойно стоит на весах, его вес совпадает численно с его массой. Правда, в разных системах измерения, о которых доброму человеку лучше не знать. Услышишь «пять тонн силы» – значит, это вес трактора. А услышишь «пять тонн массы» – так это уже масса трактора. Не путай – это совершенно разные понятия!

– Ни хрена не понял…

– Ну ладно. Объясню по-другому. Пусть это будет пять тонн. А что будет, если весы вместе с трактором сбросить с высоты, скажем, сто метров?

– Расшибутся к ядреней фене, что ж ещё?

– Ну это понятно, что расшибутся. А почему?

– Как это почему? Такой здоровенной железякой – да об землю!

– Значит, при ударе они будут сильней давить на землю, чем сейчас, когда спокойно стоят?

– Вроде так…

– Не сомневайся, вес их возрастёт. А масса – она так и останется пять тонн. Понял?

– Наполовину. Вес-то какого…этого возрастет?

– Ну если трактор на весы сбросить, сколько они покажут в момент удара?

– Смотря откуда сбросить…

– Неважно. Больше или меньше?

– Ясно, больше!

– Ну! Значит, вес трактора вырастет. Ну пусть стрелка весов дёрнется до десяти тонн. Значит, вес его увеличился ненадолго вдвое. А масса – как и была. Пять тонн. А, вот на Луне вес раз в шесть меньше – килограммов восемьсот – девятьсот. Потому что лунное притяжение в шесть раз слабей.

Николай пожал плечами:

– Ну хорошо. А вот пока весы вместе с трактором летят с нашей высоты сто метров, какой вес покажет стрелка? – Ну и какой?

– Да никакой! Ноль! Они ж вместе летят, и трактор на весы совсем не давит! Значит, ничего не весит. А масса – упрямая вещь, всё те же пять тонн. Хоть на Марсе! Ни убавить, ни прибавить. есть даже закон такой в физике – «закон сохранения массы». Если, конечно, не учитывать релятивистскую физику.

– Чего не учитывать?

– Это тебе не надо, это в старших классах проходят. И даже учёные понимают не всё. Ты главное запомни – масса всегда одна, вес меняется. На Земле он один, на Луне другой, при движении – третий.

– Понял! – посветлев лицом, заявил Николай, тут же развернулся и мелкими шагами засеменил обратно, на ходу вытягивая ремень из штанов. Борька проследил за ним глазом и изрёк: Эх, достанется сейчас парню на пироги… Жалко мальца. Потом набрал воздуха побольше и крикнул:

– Коля! Погоди убегать! Я тебе ещё что расскажу. Шагай сюда.

– Чего? – спросил Николай, не очень охотно повернув обратно.

– А то. На всякого, Коля, проруха бывает. Чего ты сразу за ремень? Вон с людьми умными, грамотными, опытными, взрослыми, похожий казус получился. Напутали с весом и с массой, и знаешь где?

– А где?

– В научном журнале!

– В журнале? В научном? Да быть не может!

– Может – может. Правда, он не совсем научный, а научно-популярный. «Знание – сила». Или «Техника-молодёжи». Или, может быть, «Наука и жизнь». А может, «За рулём». Нет, вроде на букву «З» начинался. Значит, всё-таки «Знание-сила». Или «За рулем»… Да и неважно это. А важно, что всё с ног на голову поставили.

– А ты откуда знаешь?

– А прямо от автора.

– Врешь, небось! Ещё скажи, ты с авторами журналов водишься!

– Ну вожусь – не вожусь, а в Крыму вместе отдыхали. Там он мне и рассказал всю эту историю. Работал он на каком-то авиазаводе, а в журнале подрабатывал – статейки пописывал. Звали его, кажется, Артур, точно не помню. А вот историю запомнил хорошо. Так вот. Однажды этому Артуру руководство журнала заказало тему – о подлом поведении мотоцикла при торможении. Он и разразился огромной статьёй, на целый разворот. Для убедительности и заодно для ясности он придумал задачки – в статье будто бы вместе с читателями их решает, несколько штук. Физические задачки, на уровне школы. Там был мотоцикл, который надо было остановить на дороге – в горку, под горку и на горизонтальной прямой. Дело нехитрое, раз-два – и решили задачки. Дольше всего Артур мучился со словами – тут вес, там масса. Перепутать он их, конечно, не мог, а вот от повторов замучился избавляться. Надо ведь и чтоб красиво получилось, и понятно, и правильно. Так и сяк выёживался, бедный, ночи не спал, однако к сроку написал. Сдал он рукопись с рисунками и успокоился. А когда получил журнал и открыл свою статью, чтоб полюбоваться, то натурально охренел! Если не сказать доходчивей. Там была чушь. Просто – полная чушь. То есть текст-то остался, да только кто-то взял – и всё слова «вес» вымарал. Вместо них рассовал «массу». Вот тебе и бессонные ночи! Выходило, что массы колёс менялись на ходу, как хотели – где ж это видано?

И к тому же кто-то написал въезд в статью, особо напирая на то, что статья, мол, нашего автора, инженера, адресована тем, кто подзабыл школьный курс физики. Артур говорит, уши неделю красные были от этого позора. На работе как только над ним не издевались, да и гаражные знакомые не упускали случая, чтобы шпильку подсунуть. Он краснел, готов был провалиться сквозь землю. Дошло до того, что на улице стал прохожих шарахаться, – всё думал, едкости ему говорят, на статью намекая. Словом, жить стало просто стыдно.

Артур помчался в редакцию, искать виновника. Им оказался ответственный секретарь, ему слово «вес» просто не нравилось не слух, «масса» на его взгляд звучит куда как солиднее. Вот так, Коля, в журналах «редактируют»! Артур помчался по инстанциям. Начальство покряхтело, но поставить поправку всё же согласилось. Артур уселся за работу. И с ней, представь, изматерился больше, чем с самой статьёй. Что можно было написать? …»В левой колонке на странице такой-то, в двенадцатой строке вместо «слова» масса читайте «вес». А на шестнадцатой читайте «масса». На двадцать пятой строке слева – «вес», в середине – «масса»… Поправка получилась чуть меньше самой статьи! Так вот, когда пришёл следующий номер журнала, Артур стал искать поправку! Нашёл… Оказалось, и её отредактировали. Она стала короче и звучала примерно так: при редактировании такой то статьи произошла ошибка. Вместо слова «масса» везде следует читать слово «вес». Кто редактировал поправку – осталось тайной. Артур искать не стал – понял, что дилетанта не прошибёшь. Помню, плакался, мол, погибла моя репутация, а журналу это – что гусю вода… Вот ведь, Коля, как бывает. А ты – двойка. Не первая и не последняя. Ты ему лучше про вес и массу своими словами расскажи, пользы всяко больше будет…

Николай прокомментировал Борькину тираду своеобразно.

– Да, – сказал он, – с мотоциклом ведь как? Чем становишься опытней, тем падаешь всё реже. И всё больнее.

Удивительное дело, но совету Николай внял. Через неделю я случайно узнал, что он своему сыну сам, лично объяснил, что есть масса, а что вес. И заставил повторить. А пороть в тот раз не стал, выпорол только через три дня, когда сын приволок новую двойку по физике. Спрашивали его, конечно, про массу. И про вес.

* * *

Мы немного помолчали, думая о превратностях судьбы. И тут Борьку прорвало. Чего он так взъелся на журналистов – не знаю. Может, и он писал какие-то статьи…

– Ну, правильно! Простой обыватель свято уверен, что в редакциях газет и журналов работают профессионалы, которые знают всё обо всём. Например, сотрудник журнала «Здоровье» должен дать сто очков вперед любому врачу, в «Вокруг Света» работают люди, объездившие всю планету, а работник «Науки и жизни» лучше всех понимает и в науке и в жизни. А чему их учат на журфаке? Правописанию? Где какой кегль? Или как заголовки придумывать? А отбойный молоток он в руках держал? Или скальпель? Или, скажем, простой гаечный ключ? А ломал голову – откуда в системе берутся вибрации и как их устранить? Нет! А ведь берётся писать, не боится. И про шахтёров, и про хирургов, и про инженеров, и про строителей. Очевидно, для того, чтобы редактировать журнал, человеку не обязательно в чем-нибудь, Кроме пива и норм правописания, разбираться. Да кто они такие, эти журналисты и редакторы? Недоучившиеся писатели, которые понимают в работе пастуха столько же, сколько в электропроводке бомбардировщика, которые путают аниматора с аллигатором, а ветерана с вегетарианцем или с ветеринаром!

– Борь, ты чего взъелся-то на них? – удивился Мишка.

– Да просто так… Пишут не пойми чего, полный сумбур и сплошная чехарда. А ведь известно: кто ясно мыслит – тот ясно излагает! Не-е-е-ет, ребята, с прессой связываться нельзя. Там торжествует невежество.

Боря остановился – мы уже дошли до столовой. Успокоился он только за столом. А может, просто голодный был, оттого и осерчал? Неудивительно тогда, что после завтрака он подобрёл – давали картофельное пюре, порция раза в три больше, чем у нас в кабэшном буфете, гигантских размеров шницель, а компот – хоть залейся. И за всё про всё – тридцать две копейки. В деревне традиционно кормили обильно и дешево. Вышли из столовки всё в благостном настроении. А что? Погода хорошая, дождя не предвидится, спешить, опять же, некуда.

Наших математиков и иже с ними отправили на какое-то дальнее поле, выдали всем тяпки (под роспись) и сорокалитровый бидон воды. Возглавил команду бригадир из местных, парень лет двадцати восьми, только что, значит, вышедший из хулиганского комсомольского возраста. Звали парня Генка. Видный такой – высокий, плечистый, с широким красным лицом, пронзительно-синими глазами, конопатый и жутко стеснительный. То ли конопушек он стеснялся, то ли кудрей, то ли всего, что его окружало. Особенно – девиц. А девицы наши – математички – быстренько смекнули что к чему, и стали над ним подтрунивать, натурально вгоняя в краску. Кончились эти игры, конечно, плохо для Гены, а для девок хорошо.

Автобус с этой публикой, пыля, укатил, а мы с Борькой отправились в коровник. Сказавшись опытными инженерами, мы выбили у председателя элитную работу – починить вентиляцию. До самого обеда копались в невероятном хаосе кое-как скрученных проводов, перемежая неспешный труд длиннющими перекурами. И как мы ни тянули время, а всё же до обеда починили всё. Удивительно, что до этого дня вентиляция два года не работала. Руки, что ли, не доходили? Придётся теперь клянчить новую халтуру, уж больно неохота на прополку ехать…

* * *

…На обеде выяснилось, что математики устроили на поле ЧП. Небольшое, местечкового масштаба, но всё же неприятное. Об этом я понял, когда увидел агронома. Он выскочил из столовки разъярённый, красный, зло посмотрел на нас с Борькой, буркнул под нос что-то вроде «наприсылают головотяпов, мать их», запрыгнул в свой УАЗик, хлопнул в сердцах дверкой так, что в ушах зазвенело, и умчался. Следом из столовки выбежал Серёжа, которого я назначил старшим над математиками. Вид у него был виновато-растерянный. Увидев меня, он сделал неловкое движение, словно пытался поправить галстук. Галстука на нём, конечно, не было.

– Ну, что натворили? – спросил я, стараясь придать голосу суровость.

– Перестарались…

– Не понял. Рассказывай подробно. И с самого начала.

– Ага. Значит, привезли нас на поле. Выгрузили. Бригадир этот объяснил задачу. Надо тяпками срубить все ростки на поле, Кроме тех, которые он указал. Красненькие такие, с резными листочками. И показал, как это делается. Красненькое, резное оставляешь, всё остальное – под корень. Ну вот. Мы выстроились в шеренгу и начали полоть. А поле узкое, мы сразу половину по ширине захватили, и – длинное. Как кишка, словом. Геннадий посмотрел как мы работаем, проверил, и ушёл куда-то. Во-о-о-о-от… Работаем мы, идём потихоньку, тяпками сорняки рубаем, ребята анекдоты травят. А потом про задачи Пуанкаре разговор зашёл, споры пошли. А мы всё идём и идём… Только я смотрю, а резных листочков красненьких давно мне не попадается. Ну, думаю, не взошли ещё, наверное, сорняки их задавили, вырасти не дают. А они и правда – здоровенные вымахали, зелёные, ядовитые. Так до края поля дошли. Потом выстроились в новую шеренгу и пошли назад, по не прополотому. Идём, а спор всё жарче, Мишка Володьке даже чуть тяпкой не врезал. Ребята не дали им подраться, разняли. Дошли так примерно до половины поля, резные красные листочки опять попадаться стали. А тут и Геннадий объявился. Он, оказывается, на автобусе по делам уезжал. Гляжу – автобус наш подъехал, а из него Геннадий выскальзывает на травку – и уже никого не стесняется. Пьяный.

– Он что, за рулём пьяный был?

– Да нет. Он пассажиром ехал. Водитель-то – совсем другой мужик. Только он был куда пьяней Геннадия… Геннадий… этот хоть ногами двигал самостоятельно.

– Ясно. Ну и что было дальше?

– А ничего. Дальше мы сели в автобус и поехали на обед. Сюда, то есть.

– И по дороге ничего не случилось?

– Нет.

– А почему агроном выскочил из столовки как ошпаренный?

– Не знаю. Только он сильно кричал на Геннадия в столовой.

– Что кричал-то?

– Обзывался. Козлами. И матерно.

– А подробнее?

– Ну, кричал, вы, мол, козлы, морды пьяные, всю кукурузу порубали и так далее. Хорошо, мол, свёклы немного оставили. Недоносками обзывался. И ублюдками. И ещё – матерно, много…

– А вы что?

– Кто – мы?

– Ну, вы – все. Командированные. Городские.

– А мы что? Это их дела – один напился, другой воспитывает.

– А кто кукурузу порубал – знаешь?

– Откуда? Геннадий же уезжал куда-то. Что он там делал, мы ж не знаем.

– А ты подумай.

– Ну чего думать, если не знаем?

– Ты правда дурачок – или прикидываешься?

– Не понял.

– Говоришь, значит, красненькие-резные кончились и попёр крупный сорняк?

– Ну да.

– На пол-поля туда и пол-поля обратно?

– Да.

– А скажи, Серёжа, ты абсолютно уверен, что этот крупный-зелёный был именно сорняк? А не что-то другое?

– Ой, блин…

– И как тебя не насторожило, что культуры на поле нет, а сплошь одни сорняки?

– Да заспорили мы, увлеклись… Да и откуда мы знаем, как оно должно быть? И как эта кукуруза выглядит.

– Беда с вами. Нельзя же быть такими беспомощными! Теперь оправдывайся перед председателем…

– Ну мы же не знали! И потом, больше такого не повторится, мы уже знаем, как выглядят росточки свёклы. И кукурузы. Честное слово, ошибки больше не будет – бомба два раза в одну воронку не падает.

– Знаешь что, Серёженька, – я набрал столько яду в голос, сколько сумел, – Бомба вообще два раза не падает!

Серёжа сник – ответить было нечего. Я положил ему руку на плечо, мол, не горюй, обойдётся, и мы зашли в столовую. Кормили борщом со сметаной – богатырской порцией, громадный шницель с гречневой кашей и компот – сколько влезет. За пятьдесят копеек.

После обеда математики опять уехали на прополку с Геной и с новым, трезвым водителем. А мы с Борькой пошли искать председателя – доложить, что вентиляция работает и кукуруза скошена, а заодно просить новую работу. Разрешилось всё удачно – председатель покряхтел, раздосадованный потерей кукурузы, но мер не принял. Видимо, подобные накладки – привычная плата за использование дипломированной рабочей силы. И скорее всего, не в первый раз. Разошлись мы чуть не друзьями, он даже пообещал найти нам с Борей к утру новую работу. За отдельную плату. И до вечера мы провалялись на койках.

А вечером, после ужина (отварной картофель с сарделькой и чай, сорок одна копейка) случилась и вовсе жуть. уже стемнело, когда тишину отдыхающего барака взорвал дикий вопль Валерки Яковлева. Глаза квадратные, рубаха разорвана, в одном ботинке. Влетел и кричит – помогите, кричит, кто может, Мишку трактор убивает! Народ всполошился, побросали книжки, домино. Как убивает? Почему трактор? Валерка только махнул рукой, задыхаясь. Думать некогда – побежали. На ходу и выясняли, что стряслось. Весь рассказ получился из вопросов-ответов вразбивку, пока мы мчались к месту событий, и потому получился рваным. Чтобы не воспроизводить его, я объясню, как было дело, своими словами.

Итак, четверо математиков после ужина отправились в лоно цивилизации – в посёлок завезли новое кино. Двое вернулись сразу после фильма, ещё засветло, а Валерка и Мишка задержались – открыть местным девицам красоту рядов Фурье. Видимо, девицы были молоды и хороши собой, но непонятливы, посему объяснение затянулось. Ну а проводив девиц домой, джентльмены совсем припозднились, двинулись к себе уже ночью… С того края посёлка до нашего барака – километра четыре, из них полтора-два – по гравийке, в Кромешной темноте.

Примерно на полпути парни услышали, что им навстречу едет трактор. Несколько раз моргнули и загорелись фары. Ехал он странно, отчаянно виляя по всей ширине узенькой дороги. Пьяный что ли за рулём? Ребята, спасаясь, перепрыгнули кювет, а. трактор пронёсся рядом, по обочине – и помчался к деревне. Шум мотора постепенно смолк, и математики пошли дальше. Вот виден и поворот, где стоит заброшенный сруб, но тут позади вновь послышалось тарахтенье – из деревни ехал другой трактор. Фары быстро приближались. И что странно – этот трактор тоже вилял напропалую – от обочины до обочины. Видать, ночное движение тут, как на проспекте в городе, не заскучаешь, – решили наши учёные… и снова соскочили с дороги. А злобный трактор неожиданно вильнул, перескочил кювет и со всего хода помчался прямо на них! Ребята, как воробьи, порскнули в разные стороны, трактор пролетел между ними, обдав жаром мотора и вонью солярки. Валерку даже задело задним колесом за рукав. Через несколько метров трактор снова оказался на дороге и поехал дальше. Фары светили вперед, ярко освещая светлую дорогу, силуэт кабины в этом свете был виден как ладони. Можно было различить тонкую чёрную дугу верхней части руля. И тут ребята с ужасом осознали, что в кабине никого нет!

Трактор метрах в двухстах резко повернул налево, в сторону кладбища, и заехал в лес. Было слышно, как он крошит кусты и валит молодые деревца. Наши – хоть и математики, а всё ж не робкого десятка парни, отчаянные, бывалые. Но тут струхнули! не двигаясь с места, словно оцепенев, следили за зловещими эволюциями трактора! – А звук мотора и треск кустов то стихали, когда «белорус» сворачивал к кладбищу, то становились громче, когда свет фар – страшными, нервными рывками – метался среди чёрных стволов. Наконец, трактор потерял интерес к зарослям и снова устремился к дороге. Въехав в небольшое болотце, сбавил ход, мотор застучал натужней, сбавил обороты. Горящие зловещим огнём глаза трактора встретились с глазами наших математиков – и они поняли: это конец! Покачиваясь на кочках, словно выбирая жертву, монстр неспешно выбрался из болота… и рванул, резко прибавив скорость, к Мишке.

Будто очнувшись, оба бросились кто куда. Валерка, крикнув «за мной!» – прямо через поле к нашему жилью, ориентируясь на светящиеся вдалеке окошки, Мишка – к брошенному срубу. Вот уже спасенье рядом, уже видны в свете фар следы топора на толстых могучих брёвнах и вырезанная хулиганским ножиком неприличная надпись. Но тут Мишка споткнулся и упал. Последнее, что запомнил, оглянувшись, Валерка – лежащего на спине Мишку, закрывающего лицо руками, и надвигающуюся на него чёрную тень трактора.

* * *

…Сруб и стоящий возле него притихший трактор мы заметили издалека – тучи рассеялись, и в свете полной луны место происшествия было видно, как ладони. Мы бросились вперед. Трактор стоял, уткнувшись покатым лбом в сруб. Фары не горели. Мишку мы нашли в срубе. Он сидел на корточках, спрятав голову между колен и сверху прикрыв руками.

– Мишка, ты там живой?

– Живой.

– А цел?

– Цел.

– Ну а чего скукоженный сидишь? Вылезай!

– Не вылезу.

– Почему?

– Боюсь.

– Чего?

– Трактора. Он …живой.

– Да ладно тебе, вылезай. Он заглох давно.

– Нет. В нём что-то щёлкает и шипит.

– Да чему там щёлкать?

– Не знаю. Но мне страшно.

– Ну тогда сиди тут и бойся, а мы домой пойдём.

Пока ребята уговаривали Мишку выбраться из убежища, я подошёл к трактору. От дизеля несло жаром – ещё не остыл, потрескивал. Это Саня и слышал. Ну, думаю, тракторист хренов, ездишь пьяным, народ пугаешь, чуть учёного не задавил. Валерка, конечно, пьяного механизатора с перепугу не разглядел, но я-то материалист, в чудеса не верю. Дрыхнешь, небось, сволочь, и в ус не дуешь. Сейчас я тебе устрою Варфоломеевскую ночку, на всю жизнь запомнишь. Я распахнул дверцу и обомлел. Кабина была пуста! То есть абсолютно пуста. Но напугало меня не это. Напугал меня стальной штырь, который торчал на месте кресла. Видимо, к нему оно и крепилось когда-то. Я подёргал его рукой – привинчен накрепко, не своротишь. Штырь это мог значить только одно: тракториста не только нет – его и не было. И не могло быть. Он бы просто не смог управлять – сел бы на штырь, как на кол! А втиснуться между ним и стенками не смог бы и ребёнок. Тем более кабина оказалась завалена какими-то деревянными коробками и железяками – запчасти, что ли? Ехать на полусогнутых, согнувшись в три погибели, да по кочкам, тоже невозможно, и циркач бы не сумел. Не по силам ехать в этом тракторе живому человеку. Присмотревшись, я увидел одну рогатую кривую железку прямо под педалью газа. О как! С ней и педаль не нажмёшь. Ехать, выходит, никак не получится. Я выдернул её (крепко сидит, зараза!), повертел в руках. Железка как железка. Тяжёлая. Промасленная. Два отверстия. Похоже, от рулевого управления, тяга какая-то. Не зная зачем, я прихватил её с собой. От нечистой силы, что ли, отбиваться?

Пока я возился с трактором, Мишку ребята увели, и мне пришлось добираться домой одному. В доме вовсю кипели страсти. Мишку засыпали вопросами, как выбрался, Валерка видел, ты упал прямо перед трактором, почему сидел в срубе, почему не убегал, почему вообще не побежал вслед за Валеркой, а понесло тебя в этот чёртов сруб? Мишка отвечал однозначно, мол, не помню, не знаю, отстаньте и поминутно посматривал в окно. Видно было, что он всё ещё боится…Внятно он произнёс только одну фразу: «Он мысли читает! Предугадывает, куда я побегу, в какую сторону, и сворачивает раньше».

В конце концов, от травмированного отстали. И тут же посыпался целых ворох версий происшедшего. Помянули и полтергейст, и летающие тарелки, и Бермудский треугольник, и пермскую аномальную зону, и привидений. Кто-то вспомнил похожий случай, который якобы был в Казахстане. Дескать, там взбесившийся трактор кого-то даже покалечил, а то и задавил насмерть. Тут же всплыли и леденящие кровь подробности: мол, приезжала милиция, допрашивали механизаторов, в лупу изучали трактор, призвали Академию наук – но ничего не нашли. И ещё говорили, что несчастные случаи начались с тех пор, как тракториста, который на нём ездил, убили. То ли из ревности, то ли случайно.

Дав ребятам пофантазировать, я решил прекратить дискуссию и объяснить все «естественными причинами», чтобы не нагнетать обстановку. Вышел на середину комнаты и в знак внимания поднял руку. И тут из дальнего тёмного угла раздался знакомый голос Николая, тракториста, того самого, что с утра пытал нас про вес и массу: