Текст книги "Московский проспект. Очерки истории"

Жилой дом в стиле сталинского неоклассицизма в 1948 г. построил архитектор А. М Конарев по проекту 1938 г., разработанному им совместно с Н. Н. Лебедевым, А. Н. Сибиряковым и А. А. Юнгер.

Государственное бюджетное общеобразовательное учреждение средняя общеобразовательная школа № 507 Московского района Санкт-Петербурга создано 1 июня 1960 г. На основании решения Ленгорисполкома за № 24-1-П от 20 июня 1960 г. школе был придан статус «Школа-интернат № 40». Располагалось учреждение в двух корпусах. В 1963 г. школа-интернат № 40 была реорганизована в среднюю школу № 507, а расположилась она в основном здании по адресу: Московский пр., 169. Распоряжением Главы Администрации Московского района Санкт-Петербурга № 555-р от 16 июня 2005 г. произошла новая реорганизация, в результате которой к школе № 507 присоединили Государственное общеобразовательное учреждение – среднюю общеобразовательную школу № 540. Сегодня школа № 507 расположена в двух зданиях по адресам: Московский пр., 169, ул. Фрунзе, 22[688]688
  Материалы сайта школы: http://www.507.spb.edu.ru (обращение 6.09.2013).


[Закрыть].

На пересечении проспекта с улицей Победы и улицей Фрунзе дома образуют своеобразную шестиугольную площадь, созданную в конце 1930-х гг.[689]689
  Площадь и пересекающие ее проезды без названий (название имеет только Московское шоссе!) показаны на плане Ленинграда 1940 г., частью проектном. Реальная ситуация в этой части Московского проспекта отличается от проектной. Проезд, пересекающий площадь по диагонали, в 1954 г. получил название улицы Победы, а пересекающий под прямым углом в 1955 г. – улицы Фрунзе, площадь осталась безымянной.


[Закрыть]

В 1952–1958 гг. создана система жилых кварталов вдоль улиц Фрунзе, Победы и Бассейной между Московским проспектом и Варшавской улицей. При строительстве сразу решались задачи внутриквартальной застройки, благоустройства, создания дворов и площадей, высотных доминант, сочетания архитектуры и зеленых зон. Проект кварталов выполнен архитектором Н. Г. Сваричевским. На Московском проспекте ему принадлежат проекты домов № 167–173.

В 1970–1980-х гг. в доме жил астрофизик Николай Александрович Козырев (1908–1983).

О Николае Александровиче Козыреве написано много, есть подробная биография, есть критические статьи о его работах (и сами работы опубликованы не только в специальной, но и в общедоступной литературе[690]690
  Козырев Н. А., Насонов В.В. О некоторых свойствах времени, обнаруженных астрономическими наблюдениями // Проблемы исследования Вселенной. Вып. 9. М.; Л., 1980. С. 76–84.


[Закрыть]), есть воспоминания коллег по работе и людей, проводивших вместе с ним годы в учреждениях ГУЛАГа. К 100-летию со дня рождения Н. А. Козырева вышел сборник статей «Время и звезды»[691]691
  Время и звезды. СПб., 2008.


[Закрыть], в который включены пять статей ученого по причинной механике (теории физических свойств времени), не вошедшие в его «Избранные труды» (1991 г.), подробная биография Н. А. Козырева, научные статьи, посвященные анализу и применению идей ученого в разных областях знания, статьи, содержащие философское осмысление научных воззрений ученого, архивные материалы и воспоминания о Н. А. Козыреве. Опираясь на публикации этого сборника, мы составили этюд об астрофизике Козыреве.

Московский проспект, 171. Фото 2013 г.

Н. А. Козырев родился 20 августа 1908 г. в Санкт-Петербурге, в семье горного инженера Александра Адриановича Козырева (1874–1931), специалиста Министерства земледелия, служившего в Департаменте улучшения землеустройства и занимавшегося вопросами гидрологии Казахстана. Выходец из крестьян Самарской губ., А. А. Козырев дослужился до чина действительного статского советника, что давало ему привилегии потомственного дворянина, распространявшиеся, по действующим законам, на жену и детей. Мать Н. А. Козырева Юлия Николаевна (1882–1961) происходила из фамилии самарского купца Шихобалова. В семье Козыревых были еще трое детей: сын Алексей (1916–1989) и две дочери – Юлия (род. 1902) и Елена (род. 1907). В год рождения Николая Козыревы жили в доме № 3 во 2-й линии Васильевского острова.

По окончании средней школы в 1924 г. Николай Козырев поступил в Педагогический институт, затем, по настоянию профессоров, перешел на астрономическое отделение физико-математического факультета Ленинградского университета, который окончил в 1928 г. и вместе со своим однокашником В. А. Амбарцумяном был принят аспирантом в Главную астрономическую обсерваторию СССР в Пулкове (ГАО). Оба они, а также их ровесник Д. И. Еропкин начали работать под руководством академика А. А. Белопольского, председателя Комиссии по исследованию Солнца (КИСО).

Окончивших аспирантуру в 1931 г. В. А. Амбарцумяна и Н. А. Козырева зачислили в штат обсерватории учеными специалистами 1-го разряда. Направленность работ их руководителя отразилась на характере совместных и раздельных статей обоих молодых ученых: немалая доля их публикаций посвящена спектральным исследованиям Солнца. Но уже в них наметился самостоятельный подход к решению проблем физики Солнца с использованием «неклассических» методов. Вполне оригинальными были работы в области теоретической астрофизики. В. А. Амбарцумян и Н. А. Козырев тесно соприкасались с группой физиков-теоретиков, почти ровесников, окончивших Ленинградский университет приблизительно в те же годы и работавших в университете и Физико-техническом институте. Из этой группы вышли Г. А. Гамов, Л. Д. Ландау, М. П. Бронштейн, Д. Д. Иваненко. Оба последних неоднократно приезжали в Пулково, где проводились «вольные обсуждения» современных проблем теоретической физики и астрофизики. Это была своеобразная школа «самообразования талантов», где уже «вышедшая в люди» молодежь училась на международных образцах и не только осваивала сложнейшие теории, но и творчески перевоплощала их.

В мае 1934 г. умер академик А. А. Белопольский и председателем КИСО стал профессор Б. П. Герасимович, за год до этого назначенный директором ГАО. Этот замечательный ученый и неплохой организатор почему-то не сумел установить контакт с молодыми астрофизиками, что впоследствии привело к печальным событиям.

25 июля 1935 г. Д. И. Еропкин и Н. А. Козырев отправились на два месяца в Таджикистан для наблюдений зодиакального света. В конце сентября командировка Еропкина и Козырева была продлена до 15 ноября «в целях наиболее успешного окончания работ Таджикской экспедиции». Работы в экспедиции шли успешно: помимо намеченных наблюдений зодиакального света, ученые специалисты Пулковской обсерватории провели серию исследований ультрафиолетовой радиации Солнца и влияния на нее запыленности атмосферы в Сталинабаде и его окрестностях, предоставив важный материал медицинским учреждениям столицы Таджикистана. Для выполнения работ «по заданию Наркомздрава Тадж. ССР» Д. И. Еропкин и Н. А. Козырев были временно зачислены в штат Таджикской базы АН СССР. Об их важной и полезной деятельности писала газета «Коммунист Таджикистана» в декабре 1935 г.

Н. А. Козырев

По возвращении Еропкина и Козырева в Пулково Б. П. Герасимович собрал материал об их «инициативных действиях» в Таджикской экспедиции и направил 6 февраля 1936 г. «дело Козырева и Еропкина» на 17 листах непременному секретарю Академии наук Н. П. Горбунову с представлением незадачливых инициаторов «к отчислению от занимаемых ими должностей в ГАО». Санкция из Президиума АН СССР была получена, и в праздничный день 8 марта 1936 г. появился приказ № 47 по ГАО такого содержания: «На основании распоряжения непременного секретаря АН СССР за использование экспедиции, полностью оплаченной ГАО, для выполнения посторонних обсерватории работ и сокрытие получения на ту же экспедицию вторых средств от другого академического учреждения (Таджикская база АН СССР) ученые специалисты Еропкин Д. И. и Козырев Н. А. увольняются с сего числа из состава сотрудников ГАО».

Тогда же Б. П. Герасимович направил в народный суд дело о «незаконном получении» повторной выплаты по ранее оплаченной экспедиции. Рассмотрение дела состоялось на судебном заседании 25 мая 1936 г. Свидетельские показания против обвиняемых давал астроном В. П. Цесевич, в то время директор Сталинабадской обсерватории, однако суд отклонил свидетельства, поскольку счел Цесевича заинтересованным лицом, указав на его вину в приеме на работу пулковских сотрудников без согласия дирекции ГАО (нарушение правил о совместительстве). В защиту выступили профессор В. А. Амбарцумян и научный сотрудник Ленинградского университета А. И. Лебединский, академик В. Г. Фесенков сделал письменное заявление, что проведение второй работы нисколько не повредило выполнению первой и что «изучение только одного вопроса в условиях экспедиции явно нецелесообразно, а ценность и значение обеих работ достаточно отражены прессой». В результате суд постановил «дело производством прекратить», при этом вынес частное определение руководству обсерватории ввиду «ненормальных отношений» в коллективе ГАО. Незаконных действий со стороны Козырева и Еропкина суд не установил.

Будучи уволенным из обсерватории, Козырев не мог принять участие в экспедиции специалистов ГАО в район полосы полного солнечного затмения 19 июня 1936 г. Он участвовал в наблюдении затмения как научный сотрудник Астрономической обсерватории Ленинградского университета в составе университетской экспедиции, направлявшейся в район Красноярска.

С возвращением в Ленинград возобновились хлопоты по восстановлению Д. И. Еропкина и Н. А. Козырева на работе в Пулковской обсерватории, успешно закончившиеся в августе 1936 г. решением суда. Но странное противостояние молодых ученых и руководства ГАО продолжалось, в делах обсерватории пыталась разобраться специальная комиссия Президиума АН СССР в составе профессора Е. Б. Пашуканиса, академика С. И. Вавилова и члена-корреспондента П. М Никифорова.

Тем временем в Ленинграде начались аресты ученых, преподавателей вузов, научных работников. В числе арестованных оказались многие физики, математики, геофизики, астрономы. Одним из первых был взят под стражу член-корреспондент АН СССР директор Астрономического института Б. В. Нумеров. Ему приписали роль организатора террористической антисоветской группы среди интеллигентов. Многих других заключали в тюрьму, а затем судили «по делу Нумерова». Из справки Управления КГБ по Ленинградской области от 10 марта 1989 г., присланной по запросу ГАО, стала известна полная формулировка обвинения, предъявленного большой группе (свыше 100 человек) ленинградских ученых, арестованных во второй половине 1936 г. – первой половине 1937 г. Людей судили по подозрению в «участии в фашистской троцкистско-зиновьевской террористической организации, возникшей в 1932 г. по инициативе германских разведывательных органов и ставившей своей целью свержение Советской власти и установление на территории СССР фашистской диктатуры».

Волна арестов докатилась и до Пулкова. 31 октября 1936 г. был арестован научный консультант Пулковской обсерватории по вопросам радиофизики А. П. Константинов как участник «контрреволюционной организации». В ночь на 7 ноября совершились аресты еще четырех пулковцев: И. А. Балановского, Н. В. Комендантова, П. И. Яшнова и Н. А. Козырева. Дата операции подобрана кощунственно: к каждой годовщине Великого Октября обычно реабилитировали уголовных преступников, а на этот раз пополняли армию заключенных числом политических нереабилитируемых. Козырева арестовали на торжественном вечере 6 ноября. Очередное кощунство совершено в ночь на 5 декабря (День Сталинской Конституции): тогда арестовали Н. И. Днепровского и Д. И. Еропкина. Для чего избирались такие даты? С целью выполнить операцию менее заметно или, наоборот, громогласно провернуть «мероприятия против контрреволюции», нагнать страху на обывателей? Во всяком случае, в Пулкове аресты наделали много шума: даты их и жертвы не забыты до сих пор.

Н. В. Комендантова, занимавшего должность ученого секретаря обсерватории, сменил М. М. Мусселиус, но последнего также арестовали 10 февраля 1937 г. Должность становилась опасной. Впрочем, репрессировали не по должностному признаку. Сменивший И. А. Балановского на посту заведующего отделом астрофизики и звездной астрономии молодой профессор Е. Я. Перепелкин был арестован 11 мая 1937 г. Затем добрались и до директора. Б. П. Герасимовича арестовали 29 июня 1937 г. в поезде при возвращении из Москвы, куда он выезжал по вызову Президиума Академии наук. Одновременно с ним арестовали непременного секретаря Академии Н. П. Горбунова (которого 7 сентября 1937 г. не стало в живых).

Пулковские сотрудники, арестованные с ноября по февраль, были судимы в Ленинграде 25 мая 1937 г. выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР. Семеро (И. А. Балановский, Н. И. Днепровский, Н. В. Комендантов, П. И. Яшнов, М. М. Мусселиус, Н. А. Козырев, Д. И. Еропкин) были «признаны виновными в преступлениях» по ст. 58 УК РСФСР и стандартно приговорены каждый «к 10 годам тюремного заключения с поражением в политических правах на 5 лет, с конфискацией всего, лично ему принадлежащего имущества». Суд над каждым, поодиночке, длился по нескольку минут без предъявления обоснованного обвинения, без защиты, только с учетом собственных «признаний виновных»… под пытками. Не суд, а расправа. А. П. Константинов, судимый там же в тот же день, был приговорен к высшей мере наказания и казнен 26 мая 1937 г.

Б. П. Герасимович разделил участь Н. П. Горбунова. Судимый в Ленинграде 30 ноября 1937 г. на закрытом судебном заседании выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР, он был расстрелян в день суда. Д. И. Еропкина, М. М. Мусселиуса, Е. Я. Перепелкина расстреляли в тюрьмах после дополнительного осуждения особыми тройками «за контрреволюционную троцкистскую агитацию среди заключенных» (формулировка удивительно однообразна независимо от места осуждения, как будто она отражала установку свыше). Б. В. Нумеров расстрелян в Орловской тюрьме 13 сентября 1941 г. без суда, очевидно, в связи с нависшей угрозой оккупации г. Орла немецко-фашистскими войсками.

Как общая деталь привлекает внимание то, что на вопрос о социальном происхождении почти все арестованные сотрудники ГАО приписывали себя к дворянству, хотя подлинными выходцами из дворян были далеко не все. Имелись и другие «компрометирующие данные», например Б. П. Герасимович состоял ранее в партии эсеров, М. М. Мусселиус происходил из семьи кадрового офицера царской армии и т. п. В «шпионских связях» с заграницей можно было обвинить любого из сотрудников обсерватории, потому что каждый вел переписку с зарубежными учеными. Таким подбором создавалась «террористическая шпионская организация». Ее «разоблачение» производилось путем выколачивания на следствии «признаний виновных» и «свидетельских показаний». Никто не знал о составлении списков обреченных согласно разработанному сценарию, но каждый узнавал о «предательстве» бывшего товарища по службе. Н. А. Козырева уверили, что на него «показал» Б. В. Нумеров, который будто бы перечислил еще многих «участников шпионской организации».

Н. А. Козырев мало и неохотно рассказывал о том, как пережил годы тюремного заключения и ссылки в исправительно-трудовом лагере, но некоторые его воспоминания вошли в художественное исследование А. И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», рассказ И. С. Шкловского, а также статью А. И. Кульпина «„Докторантура“ профессора Козырева» (статья составлена на основе бесед с родными и знакомыми Козырева после его смерти) и неопубликованный биографический очерк, написанный его сыном Ф. Н. Козыревым. Сведения эти противоречивы, порой загадочны или просто непонятны: должно быть, от самого Николая Александровича они исходили по-разному, поскольку настроение рассказчика могло быть неодинаковым. Поэтому целесообразно обратиться сначала к официальной справке.

В ней сказано: «Козырев Николай Александрович… до ареста 7 ноября 1936 года старший научный сотрудник Пулковской обсерватории и ЛГУ. Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР в закрытом судебном заседании в Ленинграде 25 мая 1937 года признан виновным в преступлении, предусмотренном ст. 58 пп. 8 и 11 УК РСФСР и приговорен к 10 годам тюремного заключения с поражением в политических правах на 5 лет с конфискацией всего, лично ему принадлежащего имущества. До мая 1939 года отбывал наказание в тюрьме г. Дмитровск Орловский Курской области, а затем был этапирован через г. Красноярск в Норильские лагеря НКВД (с. Дудинка и г. Норильск). До января 1940 года работал на общих работах, а с января 1940 года по состоянию здоровья был направлен на Дудинскую мерзлотную станцию в качестве геодезиста. Весной 1940 года был расконвоирован и производил топографические съемки с. Дудинки и его окрестностей. Осенью 1940 года работал инженером-геодезистом Дудинского отделения капитального строительства, а с декабря 1940 года назначен начальником Мерзлотной станции. 25 октября 1941 года „за проведение враждебной контрреволюционной агитации среди заключенных“ арестован вторично, и 10 января 1942 года Таймырским окружным судом Красноярского края в с. Дудинка приговорен к 10 годам лишения свободы с поражением в политических правах на 5 лет. После суда Козырев Н. А. был переведен в г. Норильск и назначен на работу на металлургический комбинат инженером теплоконтроля. Весной 1943 года по состоянию здоровья был переведен на работу в Геологическое управление Норильского комбината инженером-геофизиком. До марта 1945 года работал прорабом экспедиции на Хантайском озере…».

Находившийся в том же лагере Л. Н. Гумилев (сын известного поэта Николая Гумилева, расстрелянного органами ВЧК в августе 1921 г.) предсказал Козыреву, пользуясь искусством хиромантии, что приговоренному не бывать расстрелянным. Отсутствие расстрельной команды в Дудинке вряд ли послужило причиной отсрочки исполнения нависшего приговора. Стране был нужен никель (другая никелево-рудная база на Кольском полуострове находилась в зоне военных действий), а никелевый комбинат в Норильске по-прежнему испытывал острую нужду в специалистах. По прошествии определенного срока Верховный суд СССР восстановил решение Таймырского суда относительно «вины» Козырева. Предсказание Гумилева оказалось пророческим и в других случаях смертельной опасности, нередко грозившей астроному на далеком Севере.

Справка Ленинградского УКГБ завершалась сообщением: «В августе 1944 года на имя Народного Комиссара Внутренних дел СССР поступило заявление от академика АН СССР Шайна Г. А. с ходатайством об освобождении из заключения астронома Козырева Н. А. Освобождение Козырева Н. А. и возвращение его на работу по специальности академик Шайн Г. А. мотивировал необходимостью восстановления разрушенных немцами центров астрономической науки в СССР (Пулковской, Одесской, Харьковской и Николаевской обсерваторий), в работе которых Козырев как крупный и талантливый астрофизик может оказать большую помощь.

В июне 1945 года согласно указаний Зам. Наркома Госбезопасности СССР для передопроса и изучения дела в Москву из Норильска был этапирован Козырев Н. А. При проверке было установлено, что Козырев Н. А. является талантливым научным работником, который разработал в 1934 году новую точку зрения на строение звезд с обширными атмосферами, признанную учеными, известными своими работами в СССР и за границей. Является одним из создателей теоретической астрофизики в СССР. Крупные советские ученые: академик Шайн Г. А., член-корреспондент АН СССР Амбарцумян В. А. и профессора Паренаго П. П., Воронцов-Вельяминов Б. А. и Павлов Н. Н. в своих отзывах высоко оценивают Козырева Н. А. как ученого-астронома, а его работы ставят в первый разряд.

Учитывая изложенное, а также то, что предварительным следствием в 1936–1937 году и судебным заседанием 25 мая 1937 года не было установлено и доказано участие Козырева Н. А. в антисоветской организации, а вынесенный приговор по делу Козырева состоялся по необоснованным данным, было возбуждено ходатайство перед Особым Совещанием МГБ СССР о досрочно-условном освобождении Козырева Н. А. из заключения с правом проживания в городах Ленинграде и Симеизе. 14 декабря 1946 года данное ходатайство было удовлетворено.

21 февраля 1958 года по протесту Генерального Прокурора СССР по делу Козырева Н. А. Постановлением Пленума Верховного Суда СССР № 08/119с-57 приговор Таймырского окружного суда от 10 января 1942 г. в отношении Козырева Н. А. был отменен и дело производством прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления. Козырев Николай Александрович полностью реабилитирован».

О времени, проведенном Н. А. Козыревым в застенках ГУЛАГа, в своих воспоминаниях рассказали С. Л. Щеглов, Н. Дзюбенко, Е. Херувимова-Лапина[692]692
  Щеглов С. Л. «…В бараке Козырев всегда был с тетрадочкой, испещренной формулами и цифрами» // О времени, о Норильске, о себе…: Воспоминания / Ред. – сост. Г. И. Касабова. Кн. 9. М., 2007. С. 148–177; Дзюбенко Н. «…Козырев замахнулся на само Время!» // Там же. Кн. 1. М., 2001. С. 209–224; Херувимова-Лапина Е. «И Козырев, и Гумилев читали много стихов, особенно Лев Николаевич» // Там же. Кн. 5. М., 2001. С. 146–152.


[Закрыть].

Пересмотр липового «дела Н. А. Козырева» тянулся полтора года. Большое внимание ему уделил назначенный в 1946 г. следователь Н. А. Богомолов (полный тезка Козырева). Очевидно, это он осмелился доказать, что «вынесенный приговор (25 мая 1937 г.) по делу Козырева состоялся по необоснованным данным». Весьма примечательная для бериевского периода формулировка. По существу, она призывала к пересмотру дел остальных астрономов, осужденных одновременно с Козыревым, но применена была к единичному случаю, да и в этом случае не привела к реабилитации, хотя дала многое – свободу. Как рассказывал сам Н. А. Козырев, решающим к концу пересмотра дела был вопрос следователя: «Скажите, вы верите в Бога?», на что Козырев ответил утвердительно, после чего услышал приказ: «Ступайте!». Значительно позже, уже на свободе, Козырев узнал, что его ответ следователь расценил как свидетельство правдивости всего сказанного дважды осужденным.

Н. А. Козырев был освобожден условно-досрочно в последних числах декабря 1946 г. Несколько дней он провел в Москве: московские визиты, прежде всего в Академию наук, были связаны с определением на работу и подготовкой диссертации. Г. А. Шайн, хлопотавший об освобождении Козырева, пригласил его в Крымскую астрофизическую обсерваторию, образовавшуюся за два года до описываемых событий (академик Шайн был назначен директором этой еще только зарождавшейся обсерватории).

Через три с небольшим месяца после своего освобождения Н. А. Козырев защитил докторскую диссертацию. А. И. Кульпин объясняет, что при этапировании из Дудинки в Москву Козырева «согревал пакет, зашитый в нательной рубашке», в котором «находилась законченная в черновом виде его докторская диссертация». Статью Кульпина можно назвать «невыдуманным рассказом», поскольку пакет – это не вымысел. Письменные наброски диссертации в объеме общей тетради все-таки существовали. Составил их Н. А. Козырев в Дудинке и Норильске, когда был временно расконвоирован. Затем, при повторном аресте, Козырев какими-то только ему ведомыми путями переправил эту тетрадь в Москву академику В. Г. Фесенкову, от которого получил ее при освобождении.

От набросков до окончательно оформленной диссертации – долгий путь, тем более что в набросках никак не могла быть отражена литература, вышедшая за десять лет заточения. Ее требовалось пересмотреть и сопоставить собственные мысли со взглядами, появившимися в мире на предмет исследования. Защита докторской диссертации Н. А. Козыревым состоялась в Ученом совете математико-механического факультета Ленинградского университета 10 марта 1947 г., что зафиксировано документами и сообщениями в печати. Официальными оппонентами по диссертации выступили член-корреспондент АН СССР В. А. Амбар-цумян, профессор К. Ф. Огородников и профессор А. И. Лебединский. Защита прошла успешно и была утверждена Ученым советом ЛГУ, на основании чего в 1948 г. решением Высшей аттестационной комиссии (ВАК) Н. А. Козыреву была присуждена искомая ученая степень.

Диссертация под названием «Источники звездной энергии и теория внутреннего строения звезд» опубликована в «Известиях Крымской астрофизической обсерватории АН СССР», научным сотрудником которой он состоял до середины августа 1957 г. Этот капитальный труд Н. А. Козырева положен в основу его последующих исследований в разных направлениях – астрономическом, физическом, философском.

Каждый год дважды, весной и осенью, Н. А. Козырев выезжал в Крым для астрономических наблюдений. Он написал еще ряд статей, не имеющих прямого отношения к основной линии его исследований. В их ряду следует назвать статью об атмосфере Меркурия, в которой он, опираясь на собственные наблюдения ночной стороны планеты, попытался рассчитать вероятность присутствия у Меркурия сильно разреженной водородной атмосферы, непрерывно образующейся за счет захвата частиц солнечного ветра. Другая статья, также основанная на наблюдениях, посвящена Сатурну и его кольцам, в которых им обнаружено присутствие водяного пара, появляющегося под влиянием «фотовозгонки». Этот термин Козырев ввел впервые, понимая под явлением фотовозгонки разрушение солнечным излучением кристаллической решетки льда, составляющего кольца вокруг Сатурна. Работа Козырева вызвала возражения американских астрономов Д. Койпера и Д. Крикшенка, истолковавших свои наблюдения присутствием в Сатурновых кольцах аммиачного льда, но позднее они согласились с объяснением Козырева.

В новую фазу вступили лабораторные эксперименты ученого: принимая во внимание крайнюю малость наблюдаемых эффектов, нужно было усовершенствовать аппаратуру и способы регистрации, чтобы устранить влияние наблюдателя и всевозможных помех. Изобретательство и конструирование аппаратуры – забота самого исследователя. Вначале ему помогал советами Л. А. Сухарев, в осуществлении конструкций – Д. С. Усанов. С февраля 1963 г. самым надежным помощником стал В. В. Насонов, инженер завода «Равенство», пришедший однажды в лабораторию Козырева, а затем работавший почти ежедневно (точнее, вечерами после работы, без оплаты).

Крутильные весы и мостиковые системы изменили характер астрономических наблюдений, проводившихся Н. А. Козыревым и В. В. Насоновым (как правило, Насонов сочетал свой отпуск с командировками Козырева в Крым). Изучая экраны, Козырев установил, что лучшим материалом для экранирования посторонних влияний является алюминий. Ввиду этого зеркала с алюминиевым покрытием оказались способными отражать и фокусировать «потоки времени». Открывшаяся возможность наблюдений обычным зеркальным телескопом (рефлектором) позволила обнаружить среди астрономических объектов такие, в которых особо активно протекают процессы «превращения времени в энергию»: радиоастрономически активные галактики, источники мощного рентгеновского излучения (черные дыры?), белые карлики, нейтронные звезды. Не пропускались солнечные и лунные затмения, а также связанные с ними явления на Земле, причем последние Козырев наблюдал даже без телескопа, не выходя из помещения лаборатории, где находилась регистрирующая аппаратура.

Каким был Н. А. Козырев в жизни, каковы его привычки? Высокого роста, хорошо сложенный, худощавый, подтянутый, очень коротко подстриженный, с гордо поднятой головой, он походил на военного высокого ранга в отставке, хотя в армии никогда не служил. Ходил он обычно быстро, стремительно, при встрече со знакомыми любезно раскланивался на ходу или останавливался, протягивал для пожатия руку, если не спешил. Вежлив был всегда и со всеми. У телескопа и в лаборатории отличался мягкими и ловкими движениями. Много курил. В лаборатории постоянно держал горячий чай и печенье: к этому вынуждала язвенная болезнь желудка, нажитая в заключении и ставшая для него роковой. Приезжая на наблюдения в Крымскую обсерваторию, он почти ежедневно совершал прогулки в горы и леса, окружающие пос. Научный. Уходил большей частью в одиночку: во время прогулок он размышлял. Поддерживая «спортивную форму», он каждое лето, оформив отпуск, совершал какое-нибудь путешествие: проходил на байдарке протяженный маршрут по заранее намеченной реке средней полосы России, колесил на велосипеде или мотоцикле по дорогам Ленинградской области, спускался теплоходом по Волге от Московского моря до Астрахани. Любил Киев и места русской старины, которой насыщена Ярославщина или Золотое Кольцо. В 1965 г. побывал в круизе вокруг Европы на теплоходе с короткими остановками в столичных городах, совершил туристские поездки в Болгарию, Чехословакию, Бельгию (по линии научного туризма).

Н. А. Козырев умер 27 февраля 1983 г., не дожив около полугода до своего 75-летия и похоронен на Пулковском кладбище астрономов. В июле того же года, в канун своего 55-летия, скончалась его третья жена – Римма Васильевна (урожд. Чубарова). Ее прах захоронен в той же могиле. Дети соорудили великолепный памятник родителям: массивная глыба розовато-серого гранита в виде полураскрытой книги, поставленной вертикально и глубоко перерезанной крестом, на открытых полированных страницах высечены древней вязью имена и годы жизни ушедших (арх. М. И. Бибина).

Козырев не завершил свою Теорию времени, которой он посвятил более 40 лет жизни, ему так и не удалось подкрепить ее неопровержимыми примерами. Правда, еще при его жизни американские автоматические межпланетные станции «Вояджер-1» и «Вояджер-2» при пролете сквозь систему Юпитера в 1979 г. зарегистрировали на спутнике Ио восемь действующих вулканов. Предсказание Козырева о распространенности планетного вулканизма сбылось, хотя никто не вспомнил о провидце. Но также никто не выяснил природу вулканизма малых тел. Теория Козырева объясняет эти явления вполне, и все же это не служит непосредственным доказательством ее правильности.

Из четверых сыновей Н. А. Козырева ни один не пошел по стопам отца, хотя старший приобрел специальность физика. Единственным наследником идей оставался В. В. Насонов. Он продолжал опыты после смерти учителя и оставил в машинописном виде несколько статей, посвященных исследованию активных свойств времени и их возможных приложений к биологии. Одновременно он подготавливал к сдаче в архив материалы деятельности Н. А. Козырева. Этот долг он выполнил. Работая с перенапряжением, Виктор Васильевич не выдержал огромной нагрузки и скончался 15 марта 1986 г.[693]693
  По материалам ст.: Дадаев Н.А. Николай Александрович Козырев // Время и звезды. Указ. изд. С. 3–89.


[Закрыть]