Текст книги "Останкино. Зона проклятых"

ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМИДЕСЯТОЕ

Запах жареной картошки…

Он всецело овладел его сознанием. Так, словно Кирилл не ел несколько месяцев. Эта нехитрая пища вдруг стала для него вожделенной целью, затмив собой все остальные желания и стремления. Картошка, лежавшая перед ним на небольшой простенькой тарелке, была важнее всего на свете. Ее аппетитные румяные дольки, источающие неповторимый глубокий аромат, сейчас были выше всего того, что наполняло его жизнь. Выше мучительных предательств бывших друзей. Выше побед над врагами, пустых ярких влюбленностей и осмысленной любви к той женщине, которая подарила ему небывалое счастье отцовства. Картошка была важнее даже той необъятной любви к своему единственному ребенку, ради которой он был готов перешагнуть через все заповеди на свете.

Если бы весь этот жизненный опыт был с ним в тот момент, он бы воспринял тарелку с жареной картошкой всего лишь обычном блюдом. Но…

Опыта-то с ним не было! У Кирилла Васютина, подполковника милиции в отставке и частного детектива, все теперь было впереди. Перерождение – вот что произошло с ним. Он не потерял себя, нет… Он был все тем же Васютиным, только… шестилетним!

Его жизнь вновь потекла с того самого дня, когда он сидел за массивным грубым столом, что стоял в кухне деревенского дома его дядьки, Виктора Васютина.

Родители отправили Кирилла к его дяде Виктору в деревню, справедливо полагая, что на лоне природы мальчик наберется сил и здоровья, которых так не хватало тощенькому, болезненному парнишке. Вместе со своим восьмилетним двоюродным братом Димкой будущий сыщик познавал нехитрые азы простой деревенской жизни. Ухаживал за кроткими пушистыми кроликами и визгливым поросенком, которого держали дядя Витя и тетя Света. Полол грядки налитой румяной клубники, получая в награду добрую половину урожая, да собирал нескончаемую смородину, обильно растущую на раскидистых колючих кустах, что тянулись вдоль забора, обрамляющего обширные огородные владения Васютиных.

Справившись с обязательной дневной программой сельхозработ, они с братом бегали купаться в холодной речушке, что текла недалеко от дома. Вдоволь наплескавшись в быстрой студеной воде, они, изрядно замерзшие, принимались удить рыбу. Улов их был чаще всего никудышным, а когда его не было вовсе, они направлялись в ближайший полесок в поисках редкой черники и грибов. Найденную ягоду съедали там же, а обильный урожай грибов несли тете Свете. Та, пристально осмотрев дары леса, с усмешкой говорила:

– Ну, что притащили, следопыты?

После чего безжалостно выбрасывала большую часть их добычи, приговаривая:

– Грибочки-то ваши кушать, конечно, можно… Да только один раз. Это ж поганки!

Впрочем, после теткиной ревизии несколько съедобных подберезовиков все же оставалось на кухне. Они неизменно попадали в ежевечерний суп. За ужином тетя Света обязательно говорила мужу:

– А супчик-то сегодня какой вкусный! Все потому, что детишки грибочков из леса принесли.

Тот весело щурился, поглядывая на сына и племянника и стараясь разглядеть в тарелке хоть какие-то следы подберезовиков. А не найдя таковых, покорно соглашался с женой бархатистым баритоном:

– Ну, без грибочков-то – совсем не то, что с грибочками!

В глубине души Кирилл понимал, что родственники сильно преувеличивают их с Димкой вклад в приготовление супа. Но все-таки ждал эту незаслуженную похвалу, ведь после нее суп становился и впрямь куда вкуснее.

Но в тот день, в котором оказался шестилетний подполковник в отставке, все пошло наперекосяк с самого утра. Их с братом разбудил по-осеннему унылый дождь, монотонно стучащий по кровле. В одних трусах, хмурые оттого, что сегодня погода нарушает их привычный ежедневный распорядок, они вышли на крыльцо. Синхронно поежившись и задрав коротко стриженные головы в небо, они увидели тяжелые низкие тучи, которые щедро дарили холодные крупные капли воды.

– Видать, купаться-то мы не пойдем с тобой, Кирюшка, – сказал его конопатый крепкий братишка, деловито сплюнув в кусты, совсем как отец.

– Да, видать, не пойдем, – так же серьезно согласился с ним маленький Васютин и тоже сплюнул, стараясь во всем походить на брата. И тут же с надеждой добавил: – А вдруг к обеду пройдет?

– Не-а, – категорично ответил Димка. – Еще и холодно… Купаться мамка точно не пустит.

Тем временем тетя Света, наскоро собрав детям простенький завтрак из бутербродов со сгущенкой и теплого молока, собиралась к захворавшей сестре, что жила в соседней деревне.

– Так, братцы, слушай мою команду! – сказала она, натягивая резиновые сапоги и накидывая на плечи болоньевый плащ. – Умываться, завтракать и скотину кормить. Поросям дадите из ведра, когда остынет. Кроликам – травы вчерашней. И сидите дома, никаких гулянок! А то в соплях меня потом утопите… Буду вечером. Спички не трогать!

Пообещав прилежно исполнить веленое, братья наперегонки бросились чистить зубы, чтобы скорее добраться до любимой сгущенки.

Быстро уничтожив утреннюю трапезу, они принялись коротать непривычно долгий, дождливый день. Пару часов провели за рисованием корявых машинок, несущихся куда-то во весь опор по кривой дороге, петлявшей мимо схематичных оранжевых елок. Оторвавшись от тетрадки с фломастерами, которые они постоянно делили, беззлобно щипая и пиная друг друга, вспомнили про свиней. Дружно схватив ведро четырьмя маленькими цепкими ручонками, понесли его к сараю, где проживал подрастающий хряк Борька. Вылив густое варево из кухонных отходов в корытце, братья выскочили из свинарника, ловко захлопнув крепкую дощатую дверь. Закрыв на крючок, Димка для верности подпер ее поленом, чтобы свободолюбивый Борька ненароком не вырвался в огород. Возмужавший на обильных харчах поросенок частенько устраивал форменные скандалы, надрывно визжа и тараня дверь своего жилища.

Беспокойный хряк мечтал выбраться на просторы огорода. Прильнув внимательным глазом к щели между грубых неструганых досок, из которых рукастый дядя Витя построил свинарник, хряк Борька подолгу любовался обильными всходами на васютинском огороде, мечтая о недостижимых свободе, равенстве и братстве. Когда же эмоции от увиденного переполняли его, чумазый вольтерьянец начинал бунт. Свинячья страсть к жратве не позволяла ему объявить голодовку, а потому он делал ставку на силовое решение вопроса, стараясь попросту вышибить дверь. При этом Борис так истошно вопил, словно из него делали холодец, забыв предварительно заколоть.

Когда впечатлительный городской ребенок Кирюшка впервые стал свидетелем этой свинской истерики, он побледнел, весь сжался и, стараясь удержать слезы, ринулся в туалет, где всласть нарыдался. Тогда тетя Света, отчаянно импровизируя, наплела доверчивому племяннику какую-то чушь про то, что Борька просто так играет, что ему там очень весело и что так развлекаются все поросята. При этом строго-настрого предупредила, что если Борис вырвется в огород, то дяде Вите неминуемо придется застрелить его из ружья, чтобы спасти урожай. Кое-как поверив в эту неубедительную пропаганду, Кирюшка с трудом успокоился. Но каждый раз, когда Борька затевал скандал, втайне продолжал искренне жалеть его.

Спустя пару недель шестилетний Васютин стал случайным свидетелем разговора между дядей Витей и его соседом. Из него он узнал, что старое дядькино ружье «совсем ни к черту», и что «стрелять из него страшно, того и гляди разорвет». За родного дядьку Кирюшка не беспокоился, но очень обрадовался за Бориса, которому более ничего не угрожало. И хотя несчастный Борька сидел взаперти, его шансы насладиться вожделенной свободой значительно возросли, ведь на его стороне был шестилетний человечий детеныш. Тогда, страшась собственного отважного безрассудства, Кирюшка, втайне ото всех, задумал подарить угнетенной свинье долгожданное освобождение. Но тетя Света, безвылазно торчавшая дома, была надежным гарантом Борькиного заточения.

И вот наконец-то момент наступил. Как это уже было однажды в русской истории, вчера было рано, а завтра будет поздно. Кирюшка решил действовать.

– Можно, я кроликов посмотрю? – елейным голоском попросил он у Димки, который звал его в дом, чтобы продолжить рисование.

– Да ну их, надоели уже, – ответил тот, не чуя подвоха. Махнув на братца рукой, Димка отправился к тетрадкам и фломастерам, оставив младшего Васютина у клеток с ушастыми животными, что находились рядом со свинарником.

Оставшись один, Кирюшка боязливо оглянулся. Постоял еще немного, дождался когда поросенок перестанет шумно чавкать, пожирая завтрак. Затем, оглянувшись еще раз, на ослабевших от страха, трясущихся ногах подошел к свинарнику. «Он только немножко побегает, и я его назад загоню, – успокаивал он себя, когда убирал от двери полено. – Одну минутку всего, никто и не заметит. А на огород я его не пущу», – думал Кирюшка, откидывая крючок.

Когда дверь свинарника открылась, освободитель и узник встретились взглядом. Оторопевший свиненыш застыл у корыта, не веря в свою неожиданную амнистию. Сердце маленького горожанина трепетало, переполненное чувством величия собственного подвига и смутным ощущением, твердившим, что сегодня ему очень крепко влетит.

– Боря! – шепотом сказал Кирюшка, обращаясь к ошарашенной свинье.

«Борька! Свобода!» – хотел сказать он. Да не успел…

Глухо хрюкнув, будто благодаря своего избавителя, Борька, потряхивая ушастой башкой, резвым аллюром рванул из свинарника, словно застоявшийся в стойле арабский скакун. Стремительно преодолев несколько метров, отделявшие его от огорода, он на мгновение замер напротив аккуратных грядок, которые с утра до вечера возделывала дружная семья Васютиных. Наклонив вниз и чуть набок увесистую кабанью башку, словно породистый бык на корриде, Борька ринулся вперед, с громким визгом яростно атакуя урожай. Мстил ли он за свою неминуемую погибель, что ждала его в канун новогодних праздников, или просто наслаждался столь желанной волей – неизвестно.

– Ой… – тихонько пискнул Кирюшка, в ужасе глядя на то, как свинья распоряжается дарованной свободой, задорно уничтожая ровную капустную грядку. Схватив первую подвернувшуюся палку, отважный малец бросился следом за Борькой.

– Кышь!!! Пошел!!! А ну домой! Домой!!! – что есть силы вопил маленький Васютин, прыгая перед хряком, обезумевшим от простора. Теперь они оба топтали грядки, вдвое быстрее уничтожая урожай капусты.

На звуки противостояния свиньи и маленького московского романтика из дома выскочил перепуганный Димка.

– Ты что, дурак??!! – заорал он, обращаясь не то к свинье, не то к брату. – Дядь Жень! Дядь Женя-я-я! На помощь!! – истошно заголосил старший из братьев Васютиных, призывая на подмогу соседа. – Капуста!!! – в ужасе продолжал орать он, глядя на корриду, разворачивающуюся на грядках.

Дядя Женя, грузный и вечно нетрезвый мужчина в летах, уже спешил на помощь, облаченный в одну калошу, просторные дырявые семейные трусы и старый линялый военный китель. Судя по знакам отличия, когда-то он был майором танковых войск, что сулило надежду на спасение урожая. Будь он летчиком, подводником или пехотинцем – не сдюжил бы. Здесь нужен был именно танкист.

– Ух ты, ексель-моксель! – выдохнул он, на бегу хватая лопату, после чего загнул такую витиеватую нелитературную конструкцию, что ни одна бумага не стерпит.

– На моркву! На моркву его гоните! Ее нынче до хера уродилось! – зычным басом отдал приказ танкист, врываясь во владения Васютиных.

– Кышь!!! Пошел, го-говорю! На моркву пошел!!! – заикаясь от страха, лепетал Кирюшка, размахивая палкой перед беснующимся Борисом. Ударить поросенка он не мог – боялся сделать животине больно.

Тем временем Димка, зайдя с тыла, что было сил пнул свинью ногой, отчего Борька, задорно взбрыкнув, покинул капустные угодья, переместившись на грядки с сочными побегами свеклы. Увидев подоспевшего дядю Женю, который с криком «на моркву!» и с лопатой в руках ловко перепрыгивал уцелевшие остатки капусты, оба брата приободрились.

Как только в дело вступил офицер танковых войск, вооруженный лопатой, Борька сразу понял всю серьезность положения, решив спешно отступать к забору через грядки с чесноком и луком. Тремя могучими скачками дядя Женя настиг беглеца, прижав его лопатой к ограде. Молниеносно схватив Борьку за загривок огромной пятерней, он поволок его, визжащего и брыкающегося, в свинарник. Вновь оказавшись в заточении, поросенок затих, прильнув глазом к щели в двери, будто хотел оценить масштаб ущерба.

– Да… Всыпет вам сегодня батя по первое число! – раскатисто произнес дядя Женя, весело скалясь и доставая из кармана кителя мятую пачку папирос. – Пошто ж вы, чертенята, сараюгу-то не заперли, а?

Димка прекрасно помнил, как он надежно закрыл свинарник, для верности подперев его поленом, а потому вопросительно посмотрел на Кирюшку.

– Это я… – тихонько признался тот, не глядя на танкиста.

– Эх вы, хозяева, – хохотнув, сказал дядя Женя, прикурил и направился домой, взвалив лопату на плечо и поправив трусы.

– Димка, а Димка… – пролепетал перепуганный Кирюшка. – Чего будет-то, а?

– «Чего-чего»… Дурак ты и не лечишься… вот чего. Щас мамка вернется – будет орать, потом в угол поставит… потом плакать будет и говорить, что мы ее в могилу сведем и что она на своем горбу все одна, а мы эти… дармоеды, вот.

– Так мы у нее прощения попросим. Да, Димка?

– Да че толку-то. Ну, попросим… и что? Все равно батька придет, ремня всыпит.

– Как… ремня? – испуганно переспросил Кирюшка и шумно сглотнул.

– Как? По жопе ремня, вот как… Больно, кстати. Ты зачем Борьку-то выпустил, интеллигент ты паршивый?

– Кто?

– Да ну тебя на фиг… – с досады сплюнув себе под ноги, махнул рукой Димка. И вдруг сказал, укоризненно посмотрев на брата: – Пойдем порисуем, что ли… пока мамка не пришла. А то мы с тобой фломастеров теперь долго не увидим… И машинки тоже.

Димкин прогноз оказался верным. Все было в точности так, как он и сказал. Тетя Света, увидев изуродованные грядки, орала, поставила их в угол, плакала, причитая про могилу, обзывалась дармоедами. А вот дядя Витя дома все никак не появлялся. И чем дольше его не было, тем сильнее сгущалось болезненно-тревожное ожидание обещанной порки.

До этого дня Кирюшку никогда не пороли. Он лишь с ужасом слушал рассказы других детей о том, как им «всыпали ремня». Наказание это всегда казалось ему чем-то очень страшным, и он изо всех сил верил, что с ним этого никогда не произойдет. И вот вере его пришел конец. Порки он боялся. Но больше, чем самой порки, боялся он ощущения беспомощности, ведь мальчишка не мог попросить защиты у родителей, которые были за сотни километров от него и не знали, что предстоит пережить их Кирюшке. Эти безысходность и беззащитность захлестывали его с каждой минутой все сильнее. Прокравшись в угол, обклеенный пошлыми обоями в цветочек, где он отбывал свое наказание, она душила его, сжимая горло цепкой хваткой. Чтобы избавиться, парнишка шепотом звал маму. К беззащитности присоединялось чувство жуткого одиночества. И вот они уже вместе душили Кирилла, не оставляя надежды на избавление и все глубже впечатывая его в угол, словно хотели размозжить его лицо об эти радостные розовые цветочки.

Пытка продолжалась неимоверно долго, пока тетя Света не сжалилась над мальчуганами, позвав их к столу, чтобы покормить ужином. В тот злополучный вечер она приготовила жареную картошку.

…Именно в этот момент и провалился тридцативосьмилетний Васютин, когда потерял сознание у холодильника, держа пакет с картошкой в руках.

В зрелые годы он нередко посмеивался, вспоминая занятную историю из своего детства. Теперь, снова будучи шестилетним ребенком, он заново переживал жуткие минуты. Не зная ничего о своей будущей жене и сынишке, которые пропали без вести в московском районе Останкино, мальчик искренне считал этот день самым страшным в своей жизни. Чтобы не думать о предстоящей порке, он старался раствориться в этой тарелке с картошкой, втягивая носом ее яркий аромат. Но страх и одиночество в ожидании бесконечно долгих минут наказания не отпускали его.

А когда первая слезинка сорвалась с его глаза, подсолив картошку, которая не лезла ему в горло, они с братом услышали рокот отцовского мотоцикла. Пронзительный холод обдал Васютина изнутри. Самый жуткий момент его короткой шестилетней жизни настойчиво приближался к нему вместе с шагами родного дядьки. Детская душонка неистово вибрировала, заново, как и тридцать два года назад, не выдерживая масштабов происходящего. Запаха жареной картошки он больше не чувствовал. Когда входная дверь дома отворилась и мальчик услышал дядькин голос, он вдруг закричал. Изо всех сил, пронзительно, страшно, стараясь испугать самый ужасный день в своей жизни.

Услышав свой собственный неистовый крик, маленький Васютин почувствовал, как теряет сознание…