Текст книги "Останкино. Зона проклятых"
Автор книги: Артемий Ульянов
Жанр: Детективная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЕ
И долго еще монах не мог отвести взгляда от листка, на котором было написано его рукой: «ХРАМЫ ЗАКРЫТИИ БЭДУ ЗАВУТ».
Машинально поправив орфографию фразы, он задумчиво произнес: «Храмы закрытые беду зовут».
Перед его мысленным взором замелькали черно-белые кадры хроники первой половины прошлого века. Сброшенные колокола, взорванные церкви, оклады икон и кресты, переплавленные в слитки. «Мы наш, мы новый мир построим…» Сотни и тысячи закрытых и оскверненных храмов звали тогда беду. Долго ждать не пришлось. Братоубийственная Гражданская война – позорное преступление народа против самого себя. Свобода убивать ради равенства и братства, провозглашенная в те годы как заповедь новой жизни, стала причиной масштабного духовного суицида. Уничтоженные алтари, к которым многие сотни лет русский народ нес самое сокровенное, освободили место для новой иконы – всеобщего счастья. Икона эта оказалась фальшивой, потому что была соткана не из частичек счастья миллионов людей, а из крупиц их горя. Всеобщему счастью было плевать на тех, кто внизу, и на их судьбы. Оно существовало для горстки людей, которые прятали за идеей осчастливливания народа свою маниакальную жажду власти. Их считали гениями своего времени, но основой их величия была возможность послать на бойню миллионы судеб лишь ради того, чтобы придать вес своим личным мертворожденным религиям, вроде «мирового арийского господства» или «всемирной революции».
«После эвакуации церковь Живоначальной Троицы закрыли, как и все другие объекты. Закрыли именно в тот момент, когда она там так нужна… Но что я там сегодня слышал? – думал отец Алексий, неспешно прогуливаясь вдоль белоснежных стен Свято-Данилова монастыря. – Или мне померещилось? Но майор же не слышал, и один из солдат тоже. Наверное, эту псалтырь слышит только тот, кто хочет, чтобы его там читали. А ведь храм этот многими поколениями намоленный. Видно, он имеет такую силу, что может служить и без священника».
Подумав так, монах внезапно остановился.
Еще несколько мгновений назад монах испытывал огромное чувство вины, которое росло в нем много дней подряд. Он винил себя в бессилии и неспособности выполнить свою миссию, с которой он шел в Москву. Как он мог противостоять тому, что происходило в Останкине, если по мирским законам даже не имел права там находиться? Да если бы он даже поселился в самом центре этой трагедии, для кого бы он стал духовной опорой и защитником? Для сотрудников силовых министерств? Они там по долгу службы, да и никто из них не пострадал. Кому бы он нес слово Божие в опустевшем районе? Кого бы исповедовал? Зачем он проделал весь этот путь? Чтобы безучастно смотреть на нечисть, одержавшую верх? Алексий безжалостно задавал себе эти вопросы изо дня в день. Он вышел из ворот Оптиной пустыни воином Христовым. Теперь же стал одним из тех бессильных зевак, что следили за событиями в Останкине, словно за криминальным сериалом. Он даже дьяволу перестал быть интересен. «Пока я шел – сколько раз рогатый пытался сломать меня! Прошлым в лицо тыкал, поклониться ему просил в обмен на безвинные души. И вот я у цели, а от него ни слуху ни духу. Я теперь для него не опасен», – думал отец Алексий, травясь своим бессилием, словно ядом.
Пару дней назад, поддавшись унизительной жалости к себе, он нашел трусливое оправдание.
– А что я могу сделать? Обстоятельства выше меня! – пробубнил он, в очередной раз увидев где-то список жертв. Но вспомнил апостолов, для которых даже мучительная смертная казнь не была «обстоятельством». И тут же стал себе противен.
Монах знал, что всему виной его слепота. Не мог он увидеть своего предназначения, а ведь оно было прямо перед ним. Господь не привел бы его сюда, если бы здесь не ожидал крест, который должен был лечь только на его плечи.
Шел день за днем, а он и двое его товарищей из Троице-Сергиевой лавры лишь молились об освобождении от беды и чудесном спасении всех пропавших. А ведь они могли делать это и у себя в обителях. Единственное, чем жил оптинский монах отец Алексий, так это верой в то, что он не отступится. Оставаясь вечерами наедине с собой, молился о прозрении и изучал историю Останкино.
И вот теперь… Внезапно остановившись, он задрал конопатое обветренное лицо в небо, сощурившись на яркое весеннее солнце, отражавшееся в его синих глазах крошечными огненными капельками. От такого яркого света (а может, вовсе и не поэтому) две крупные пузатые слезы скатились по его щекам в рыжую бороду. Мгновение спустя он широко улыбнулся, вздохнул и сказал очень проникновенно, вполголоса:
– Господи святый, прости меня, слепого. Слепого и тупого. Это потому, что я очень долго в армии служил. Благодарю тебя, Отче мой небесный. Я все понял. Да будет на то воля Твоя!
Трижды перекрестившись и поцеловав крест, он закинул посох на плечо и побежал к воротам Свято-Данилова монастыря. Бег этого двухметрового богатыря в монашеской рясе был таким мальчишеским и задорным, что, казалось, он вот-вот припустит вприпрыжку, напевая что-нибудь из любимого мультика. Две чопорные бабушки, сильно недовольные жизнью, проводили его чванливым осуждающим взглядом. А вот алкаш Сеня, побирающийся у монастыря, будучи с утра во хмелю, приветствовал отца Алексия, вскинув вверх сжатый кулак и выкрикнув гордое «но пасаран». «Спаси тебя Господь», – ответил ему Алексий, успев на бегу перекрестить горемыку.
Ворвавшись в гостевой корпус монастыря, который стал для трех монахов временным домом, Алексий наткнулся на своих соратников.
– Братия! – воскликнул он, тяжело дыша. Чуть перевел дух, после чего с высоты своего роста обдал их короткой емкой фразой: – Мертвые – наша паства!
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОЕ
Сознание Васютина вспыхнуло от запаха дождя, сырого дерева и новеньких резиновых сапог. Он снова провалился в детство и не знал, что произойдет с ним, десятилетним, спустя несколько минут.
Кирилл втянул носом пряный запах дождя. На территории обширного дачного поселка Морфлота пахло влажной листвой и мокрой дорожной пылью. В середине тридцатых подмосковные домики были построены для рулевых советского морского пароходства. Престижные дачи недалеко от платформы Быково перешли по наследству детям и внукам морфлотских чиновников. Зимой хилые домишки пустовали, основательно промерзая. Жизнь дачного поселка начиналась летом. Он оживал уже в начале мая, с приходом тепла. Его наполняли детские голоса и дым костров, перемешанный с запахом поспевающих шашлыков. Стайки мальчишек, связанные узами пацанского братства, перемещались с участка на участок, затевая шумные игры в благородных пиратов, храбрых солдат и покорителей космоса. Девчонки держались от них особняком и нянчили своих кукол.
Сегодня десятилетний Васютин вместе с братьями Сашкой и Валеркой Дерюгиными играл на их участке. Родители его закадычных друзей ушли в лес еще утром, а потому никто не мешал им перевоплотиться в воинственных индейцев. Завернувшись в старые цветастые покрывала, они повязали на головы широкие цветные ленты, найденные в пыльной кладовке. Засунув за них потрепанные голубиные перья, скептически оглядели друг друга. Для полного сходства с коренными жителями Северной Америки явно чего-то не хватало.
– А я знаю, знаю! – радостно вскрикнул Валерка, бросившись к мангалу, полному мокрых углей. – Взаправдашние индейцы вот как делают, – сказал он со знанием вопроса, вычерчивая углем широкие черные полосы на пухлом веснушчатом лице. Спустя пару минут все трое уже были основательно раскрашены.
– Мы индейцы из племени чунгачгуков, – важно заявил Сашка Дерюгин, глядя на себя в куцое треснувшее зеркало, висевшее над ручным умывальником в кухне.
– Нет, будем могиканцами, – решительно заявил Васютин.
– Можно и могиканцами, – согласился лопоухий тощий Сашка. Ему было уже почти одиннадцать, а потому его слово было решающим.
– Чур, я буду Зоркий Орел! – крикнул Валерка.
– А я – Свирепый Медведь, – тут же ответил Кирилл.
– Ну, а я… а я тогда, – насупившись, пробормотал Валерка, – я тогда буду – Быстрый Ветер.
Переглянувшись, они дружно рявкнули «один за всех и все за одного», ведь еще вчера они весь день были мушкетерами.
Выскочив из кухни во двор, ребятня принялась носиться по участку, издавая боевой клич и стреляя во враждебных ковбоев из воображаемых луков. Слегка притомившись, они решили, что атака завоевателей отбита.
– Мы убили пять ковбойцев, – гордо сказал Кирилл, оглядывая поле брани.
– Нет, семь, – поправил его Сашка. – Не видишь, что ли? За кустами еще двое валяются.
– Ага, семь, – поспешно согласился Васютин, гордо поправив голубиное перо, прихваченное ярко-красной лентой. Подробно обсудив свою победу, друзья решили уделить внимание мирной жизни. И отправились на охоту, вооружившись подвернувшимися палками. Ползком прокравшись за кусты смородины, они подкараулили оленя, идущего на водопой. С дикими криками выскочив из засады, индейцы вонзили свои копья в несчастное животное, обеспечив племя пропитанием. Натужно кряхтя, добытчики потащили тяжелую тушу в стан магиканцев.
– Чтобы приготовить еду, надо развести костер, – заговорщическим тоном сказал Сашка.
– Только костер понарошку, – испуганно промямлил Валерка. Трогать спички братьям Дерюгиным строжайше запрещалось. Совсем недавно запрет был нарушен, и братья получили от отца крепкую взбучку.
– Ладно, понарошку, – нехотя согласился Сашка.
– Понарошку? – разочарованно переспросил Васютин, который уже не раз разводил костер под чутким руководством родителей.
– Мы зажигать не будем, а только дров порубим, – важно произнес Сашка. И значительно добавил: – Настоящим топором, вот.
Настоящий топор! Такая перспектива заворожила маленьких могиканцев, заставив позабыть про воображаемые луки и копья. Да и что это за индейцы без топора?
– А потом мы с ним пойдем сражаться с ковбойцами! – восторженно выпалил Васютин.
– Я мигом, – бросил через плечо Сашка и бросился в дом. Минуту спустя он уже стоял перед Кириллом и Валеркой, небрежно помахивая самым настоящим оружием.
– А дай подержать, – попросил Васютин, глядя на Сашку.
– На, только смотри – осторожненько.
Массивный дачный инструмент стал переходить из рук в руки. Мальчишки по очереди принимали устрашающие позы, чувствуя себя самыми что ни на есть настоящими индейцами.
– Ну что, надо дров нарубить, – деловито сказал Сашка, отобрав у Васютина острое хозяйственное орудие.
– А ты умеешь? – боязливо спросил тот, отдавая топор.
– Да что там уметь-то? – ответил Дерюгин, высокомерно глядя на друга. – Топор острый, папка его вчера наточил. Будут сейчас дрова. Только бы не узнал никто, что мы его брали, а то такое будет…
Валерка вприпрыжку побежал к поленнице. Аккуратно взяв верхнее полено, потащил его на клумбу, где решено было разводить невзаправдашний костер из всамделишных дров.
– Смотрите и учитесь, пока я жив, – гордо сказал Сашка, забирая у брата полено. Он поставил деревяшку на землю и, слегка размахнувшись, вонзил в него отточенное лезвие. Длинная тонкая щепка отлетела к ногам Кирилла.
– Дай! Дай, я тоже! – взмолился он, перетаптываясь от нетерпения.
– Подожди, сейчас я еще отрублю. А вы костер укладывайте домиком, – гордясь собой, ответил Сашка. И замахнулся.
Когда топор взмыл вверх, на мгновение зависнув в высшей точке размаха, время вдруг стало вести себя очень странно. Во всяком случае для Кирилла. Действительность, окружавшая Сашку, застыла и потускнела. Дачный участок семьи Дерюгиных показался Васютину таким плоским и смазанным, будто был нарисован гуашью на огромной картонке. Гулкая ватная пелена поглотила все звуки и запахи, и лишь Сашка, стоявший на переднем плане картинки, был выпуклым и таким ярким, словно в него вмонтировали лампочки. Изумленно застыв с приоткрытым ртом, Васютин смотрел на эту странную картину. А когда топор стал опускаться, устремляясь к полену, Кирилл мгновенно похолодел, разом наполнившись необъяснимым ужасом. Предчувствие чего-то страшного и неотвратимого заполнило его целиком, не оставив в нем места для мыслей.
Лишь много лет спустя Васютин поймет, что в тот момент он за какую-то долю секунды просчитал ситуацию, но так и не успел этого осознать. Все произошло так быстро…
Тяжелое лезвие топора, старательно наточенное накануне Сашкиным отцом, чуть вильнуло в сторону, чутко отреагировав на дрогнувшую детскую руку. Стремительно ускоряясь, оно ринулось вниз. То, что произошло дальше, было похоже на вспышку, яркий след которой останется с Васютиным на всю жизнь. «Чвакхр», – отчетливо сказал топор, заглушая все остальные звуки во вселенной. Сначала был этот чавкающий и хрустящий звук, который будто ударил Васютина под дых, отчего стало трудно дышать. И сразу же вслед за ним – глухой «тмук» Сашкиных пальцев, упавших в траву. А потом…
Обрубки пальцев на деревяшке, удивленное и спокойное Сашкино лицо, тугой всплеск ярко-алой крови, визгливое Валеркино «ай!», прозвучавшее вслед за стуком упавшего полена… Все это слилось в единый кошмар, целиком накрывший маленького Васютина. Пару секунд спустя истошный вопль вспорол дачный участок. Схватившись за искалеченную руку, Сашка стал болезненно извиваться, приседая и выгибаясь. Кровь летела в стороны крупными продолговатыми каплями, исчезая в траве и оставаясь на бежевых Сашкиных штанах крупными пятнами.
– А-а-а-а! Мамочка, а-а-а-а! – ревел он перекошенным ртом, алеющим на сером лице.
Его крик подхватил младший брат, зажмурившийся от страха. Окаменевший Кирилл впился в происходящее немигающим взглядом. Внутри него разом разлилась тяжелая пустота.
– Помогите! – не своим голосом вскрикнул Сашка, прежде чем упасть на траву.
В следующую секунду случилось то, о чем Васютин не любил вспоминать даже наедине с собой. Медленно отвернувшись от упавшего друга, он, не в силах противостоять панике, опрометью кинулся к калитке. На мгновение в глазах у него потемнело. А когда он вновь стал осознавать происходящее, то обнаружил себя несущимся к дому. Тогда пришла и первая мысль, тупая и бесполезная. «Пальцы, пальцы, пальцы, пальцы, пальцы», – бессмысленно билась она у него в голове, отдаваясь в такт заполошному бегу. Пробежав еще метров двадцать, он увидел прохожего, идущего ему навстречу.
– Пальцы!!! – выкрикнул он в лицо встречному мужику с бидоном.
– Что?! – поначалу недоуменно спросил тот, но быстро все понял. – Где? – коротко рявкнул он. И они вместе кинулись к дачному участку Дерюгиных.
Несколько дней спустя Сашка стал знаменитостью местного масштаба. Весть о несчастном случае облетела всю округу, а о счастливом спасении Сашкиной руки даже писали в газетах. Случайный прохожий оказался врачом. И хотя он был ветеринаром, но все же догадался завернуть Сашкины пальцы в тряпку и положить в бидон, предварительно наполнив его льдом из старенького холодильника, что стоял у Дерюгиных на дачной кухне. Пальцы Сашке пришили в институте Склифосовского, да так мастерски, что полгода спустя он уже мог не спеша барабанить ими по столу.
Васютина тогда объявили чуть ли не главным героем всей этой истории. Дескать, если бы он не кинулся на помощь, остался бы Сашка инвалидом. О том, что Кирилл просто сбежал с места трагедии, так никто и не узнал. Никто, кроме Кирилла.
Но это было потом… А сейчас он мчался во весь опор прочь от друга, заливающегося кровью и умоляющего о помощи. Мчался, стараясь обогнать свой ужас, рвущий на части его нутро. «Пальцы, пальцы, пальцы, пальцы, пальцы» – билось у Васютина в голове, когда он стал проваливаться в безмолвную пустоту.
…Рывком придя в себя, Кирилл с трудом поднялся на ноги. Сердце бешено колотилось, пульс отдавался в ушах болезненными толчками. Испуганно отведя глаза от полок с товаром, Васютин медленно опустился на пол, обхватив голову руками. Почти беззвучно шевеля губами, он не то причитал, не то ругался, временами шепча полную околесицу. Только что пережив один из самых страшных дней своей жизни, он вдруг отчетливо понял, какой долгой и мучительной может стать дорога к кассам.
Через минуту Кирилл поднялся на ноги, решительно стряхнув с себя беспомощное оцепенение. «Не торопись! – приказал он себе. – До касс надо добраться без провалов в прошлое». Он с тревогой подумал о том, что ему неизвестно, как здесь движется время. Судя по часам, его не было меньше двадцати минут. Но в их показаниях он уверен не был.
– Если каждые десять метров проваливаться, до касс можно и вовсе не дойти. Где Оля с Женькой, что с ними происходит – неизвестно. Может, у них каждая минута на счету… А если попытаться бегом? – Он пристально оглядел кафельные просеки между стеллажами. – Взять правее, потом резко влево и опять левее, наискосок, – тихонько бормотал он, прикидывая оптимальный маршрут. И уже сделал пару шагов вперед, как вдруг замер, прислушиваясь.
Он всеми силами стремился уловить нечто почти неразличимое. Секунда шла за секундой, а Васютин продолжал вслушиваться в гулкую пустоту супермаркета. Так продолжалось, пока лицо его не просияло уверенностью. В тот же миг он сорвался с места и что было сил бросился в противоположную сторону от намеченного маршрута. Ряды, заваленные съедобным и несъедобным добром, мелькали по сторонам. Вкладывая в рывок все свои силы, Кирилл надеялся догнать того, чьи легкие шаги удалялись от касс.
«Вдруг ловушка?» – подумал он на бегу. И все-таки не прекращал погони. На всем ходу вылетев из узкого прохода на широкое авеню с газонокосилками, он, стараясь удержаться на ногах, сорвался в занос, словно раллийная машина. В самом конце широкого ряда с садовой мототехникой мелькнуло что-то серое. И тут же скрылось за стеллажами. Васютин бросился вдогонку, но безрезультатно. «Неужели показалось? Нет, вряд ли… Мелькнул кто-то», – думал Кирилл, тяжело дыша и согнувшись пополам. Казалось, он совершенно выдохся. На самом же деле Васютин согнулся лишь для того, чтобы не видеть ничего, кроме кафельного пола. Рисковать он больше не хотел. «Надо возвращаться на исходную точку. Оттуда – бегом к кассам. Если здесь начать башкой крутить и пытаться сориентироваться, что угодно может произойти».
Не поднимая головы, сыщик двинулся обратно. «Значит, я здесь не один. Кто бы это ни был, он физически существует, – с некоторым облегчением думал Васютин. – Стало быть, есть вероятность встретить кого-нибудь и у касс». Добравшись до того места, откуда начинался выбранный им маршрут, он украдкой оглянулся и снова побежал, стараясь набрать максимальную скорость. Быстро преодолев три поворота, краем глаза заметил указатель с надписью «к кассам». Вложив в преодоление последних метров дистанции все свои силы, Кирилл понял, что добежал.
Перед ним были высокие пластиковые ограждения, отделяющие торговый зал от касс, к которым можно было попасть через узкий проход. Оторопевший Васютин сбавил шаг, не веря своим ушам. Он отчетливо слышал гул людских голосов, доносившийся из-за ограждений. «Спасибо тебе, Господи!!!» – с чувством перекрестился он, направляясь к людям. Оглядевшись назад, приметил пути к отступлению, на ходу расстегнув кобуру. Кирилл понимал, что вместо людей у касс может быть кто или что угодно. Чуть выглянув в проход, он тут же юркнул обратно. «Вот так просто, да?» – недоверчиво подумал сыщик.
То, что он увидел, выглядело вызывающе банально.
Три стандартные кассы, точь-в-точь такие же, как в обычных московских супермаркетах. Рядом с ними – пять-семь человек самой обычной внешности. Но что-то сразу же насторожило Васютина. Вновь выглянув в проход коротким рывком, он тут же все понял: «Тележек нет, покупок на кассах не видно, а очередь стоит».
Но была и еще одна деталь, которая беспокоила его куда больше. Буквально в паре-тройке метров после касс он увидел сплошную стену, без дверей и проходов. «За кассами нет выхода. Тупик. И что это значит, а? – размышлял он, не находя ответов на свои вопросы. – Ладно, пошли», – вздохнул Васютин, сняв ТТ с предохранителя. Обстановка у касс была спокойной лишь на первый взгляд. Остановившись за пару метров до крайнего покупателя, он цепко обшарил его взглядом. Не заметив ничего необычного, сделал еще полшага вперед.
– Я просто больше не могу, не могу, – услышал он блеклый опустошенный женский голос. – Я тут такого натерпелась – и ради чего? Надо было сразу на выход. Пустое все это. А так – хоть надежда.
Голос принадлежал худощавой брюнетке в леопардовом плаще, которая стояла почти у кассы.
– Мне Аристарх клятвенно обещал, что совсем не больно, – добавила она дрогнувшим от слез голосом.
– Да-да, я тоже ему верю, – чуть подавшись к ней, просипел рыжий толстяк, стоящий позади.
Васютин, с трудом преодолевая ощущение нереальности происходящего, кашлянул и спросил:
– Вы все из Останкина, да?
Очередь разом обернулась на него.
– Да, молодой человек, – вздохнул рыжий толстяк.
– Кроме вас в магазине никого нет, что ли?
– Тихо, тихо! – шикнула на него брюнетка. – Мы вам ничего сказать не можем, иначе могут не пустить на выход.
– А где выход, где?! – спросил Васютин, почти крича.
– Да что вы в самом деле?! – огрызнулся на него мужчина средних лет в мятом спортивном костюме. – Из-за вас людей могут обратно в зал отправить. Найдите Аристарха, он вам все расскажет.
– Вы давно здесь? – нервно повысил голос Кирилл.
– Нам нельзя обращать на него внимания, – решительно сказала брюнетка, и очередь разом отвернулась от Васютина.
– Если мы с ним говорить не будем, то нас не накажут. Лично я обратно в зал не вернусь. Это уже слишком!
– Да вы что, рехнулись? Кто накажет? Давайте искать выход! Объясните мне, что это такое вокруг! – в голос кричал он в спины отвернувшимся посетителям магазина.
Вдруг за кассой появился долговязый блондин с ярко выраженным косоглазием. Он был одет в дешевую белую рубашку с красным галстуком и серые брюки.
– Молодой человек! – настойчиво двинулся к нему Васютин, отталкивая тех, кто в очереди.
– К вам подойдут, не нервничайте! – елейным тоном сказал кассир.
– Я к тебе сейчас сам подойду!!! – рявкнул Васютин, потянувшись к кобуре.
– Не подвергайте санкциям тех, кто выходит, – равнодушно ответил блондин. – Ждите, к вам подойдут.
Слово «санкции» всколыхнуло стоящих у кассы.
– Мы здесь ни при чем! Уберите этого! Он недавно подошел, мы его не знаем! – наперебой возмущалась очередь.
– Следующий, проходите, – вежливо пригласил кассир. Низкорослый кавказец в сером пальто боязливо сделал шаг вперед. Васютин замер, наблюдая.
– Становитесь на платформу, – рутинно произнес кассир и зевнул. Кавказец послушно встал на круглую металлическую подставку, закрыл лицо руками и всхлипнул. Раздался глухой щелчок, после которого гражданин в пальто обмяк и осел на крепкую матерчатую сетку, окружавшую подставку. Собравшись вокруг тела, словно авоська, она приподнялась вверх, прикрепленная за металлический трос. Проехав несколько метров за кассу, она стала опускаться в массивный квадратный люк.
– Ну вот… я же говорила – это не больно. И быстро. Аристарх так и говорил – не больно и быстро, – залепетала брюнетка в леопардовом плаще.
– Да вы что, суки! Охренели? Его ж убили… – начал было Кирилл, но осекся, решив не делать необдуманных резкостей. Он до сих пор не был уверен, что все это происходит на самом деле. В глубине души Васютин мечтал, чтобы все это оказалось иллюзией, бредом, галлюцинацией. Чем угодно, только не его новой реальностью.
И тогда Кирилл увидел его. Он появился у кассы почти незаметно. Среднего роста и возраста, самого обычного телосложения, с безликой офисной прической приличного мальчика, он был одет точно так же, как и кассир. «Бесы следят за корпоративным стилем», – мелькнуло в голове у Васютина. Вполголоса перекинувшись парой слов с парнем за кассой, он обошел ее и двинулся прямо к Васютину.
Когда между ними оставалась пара метров, Кирилл увидел лицо. На первый взгляд оно казалось таким же невыразительным, как и его хозяин. Но не прошло и секунды, как Васютин понял, что раньше он никогда не видел таких лиц. По отдельности все его черты были нормальны, разве глаза были слишком маленькими. Но все они совершенно не подходили друг другу. Впалые щеки и мясистый курносый нос, пухлые губы и острый подбородок. Лицо это выглядело так, как будто кто-то замешал винегрет из нескольких совершенно несхожих людей, и было уродливо дисгармоничным. Узкий низкий лоб наверняка ненавидел редкие брови, которые в народе называют «брови домиком». А объемные чувственные губы стеснялись маленького кургузого подбородка. Да и длинные, чуть загнутые вверх ресницы уж точно горько жалели о том, что достались таким крошечным убогим глазкам с припухшими болезненными веками.
Подойдя к Васютину, мужчина поприветствовал его легким театрально-фальшивым наклоном головы.
– Аристарх, – представился он и слега улыбнулся. Было в этой улыбке что-то отталкивающее, а именно: верхние зубы значительно меньше нижних. Повисла секундная пауза. Первым желанием Васютина было немедленно пристрелить этого уродца. «Спокойно! Нужна разведка. Веди себя, как в обычном магазине, а там видно будет», – мысленно одернул себя Васютин.
– Добрый день, – сдержанно сказал он в ответ. И добавил: – Или какое сейчас время суток…
– Будем считать, что день, так-то оно удобней. Вот говорят же люди: «Вчера день был тяжелый». И ведь не уточняют, когда он был тяжел – утром, в обед или к закату ближе, – рассудительно заметил Аристарх.
– Вы кто?
– Для вас?
– Нет, вы вообще, в целом – кто?
– Боюсь, не смогу вам ответить. И никто не сможет. Нету этого вашего «вообще» и «в целом». Слова просто, которые люди для удобства говорят.
– Я смотрю, вы человек общительный, а вот на вопросы отвечать не любите.
– Отчего же? Вы не правы. Я поспешу разубедить вас в этом. Задайте мне какой-нибудь вопрос, но разумный.
– Вы кто для вас? – спросил Кирилл, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия. Мужчина, называвший себя Аристархом, сделал жест рукой, предлагая Васютину пройти в зал.
– Не будем толкаться и мешать уставшим людям, – пояснил он. – Значит, кто я такой для меня? Извольте, вот вам ответ. Я человек заурядный, грешный. Стало быть, для меня я – центр мироздания, самое ценное, что есть в этом мире, любимый, бесценный и недооцененный, достойный лучшего, прекрасный, милый и очень привлекательный Аристарх. Разве может быть по-другому?
– А для меня?
– А вот это зависит от вас. Это мы потом поймем, сразу-то разве разберешь, кем я вам стану – соперником, соратником, врагом или другом. Одно лишь ясно – никем я для вас быть не смогу. Если подходить к вашему вопросу сугубо формально, так сказать «по-писаному», я, пожалуй, распорядитель данного заведения. – Он гордо глянул на Кирилла, коротким движением руки поправил свою ублюдочную прическу и добавил: – Веду дела-с.
– То есть вы здесь главный, да?
– Я? Помилуйте, право, сударь, Да что ж вы такое говорите?.. Главный здесь тот, кто везде главный. – Аристарх картинно задрал глаза вверх. – Исключений не бывает, Кирилл Андреевич.
– Знаете мое имя?
– А разве вы его когда-нибудь скрывали?
– Да нет, это я так… Хотите сказать, что верите в Бога?
– А что, есть такие, кто не верует? – чуть испуганно изумился Аристарх.
– Встречал, и не раз, – ответил Васютин.
– Это вы, сударь, напутали. Не любят Бога, на заповеди его плюют, противиться Его воле дерзость имеют – это есть, да. Но все они верят в Него, ведь Его присутствие очевидно.
– Есть много материалистов, которые хотят доказательств. Ну, в нашем мире. А у вас они есть?
– Мало того, милейший мой Кирилл Андреевич. И у вас они есть. Странно, что взрослому разумному человеку, который заходил в обычную дверь паршивого сарая, а попал сначала в утробу, а потом сюда, да и здесь уже умудрился совершить пару путешествий во времени, увидев себя ребенком… Странно, что ему не хватает доказательств.
– Мне они не нужны. У меня вера есть.
– Я вас очень понимаю… И сам того же придерживаюсь. Позвольте и мне полюбопытствовать. Вы обмолвились, что в вашем мире есть материалисты. У вас есть собственный мир?
– Нет. Зато у вас есть, да?
– Если бы у меня, сударь, был собственный мир… Мир… это что же, по сути? Сущее. А сущее у нас одно на всех. У живых, у мертвых, у неродившихся… Да и у тех, кто никогда и не родится.
– Ну, это все философские абстракции.
– Отчего же абстракции? Коли я вас сейчас ущипну, ведь будет больно, да и синяк останется. В чем тут абстракция?
– Аристарх, можно спросить? Только поймите меня правильно, это просто вопрос.
– К вашим услугам, Кирилл Андреевич, всегда к вашим услугам.
– А если я сейчас вам выстрелю в голову? Получается, что кровью все вокруг зальет, а вы умрете, так?
– О чем вы, милостивый государь?!.. Ничегошеньки у вас не выйдет. Хотите если, так вы попробуйте.
– Я не к тому, что хочу вас убить, нет. Я к тому, что мне кажется, что мы немного не в том мире, где я родился. Потому-то и не выйдет. В том мире я бы вас голыми руками убить смог. Разве не так?
– У вас, Кирилл Андреевич, крайне однобокий взгляд на вещи. Это свойственно решительным и сильным господам, каковым вы и являетесь. Выстрелить мне в голову вы не сможете не оттого, что в каком-то там другом мире пребываете, а оттого, что я человек опытный и немалыми умениями владею, коих у вас нет. Хотя бы в силу возраста. А мир-то тот же… да-с.
– Вы меня извините, но меня куда больше интересуют конкретные вопросы. И их у меня много. Ответите прямо?
– Если это будет в моих силах. Ведь я и сам многого не знаю.
– Раз вы распорядитель… этого места, то должны знать. Как я понимаю, здесь должны находиться несколько сот человек, которые пропали в Останкине. Так?
– Совершенно верно.
– И где же они?
– Здесь они, как вы изволите знать, – недоуменно ответил Аристарх.
– Покажите мне хотя бы одного. Их же здесь нет!
– Как же это нет? Клянусь вам – все до единого здесь. Кроме тех, кто решил нас покинуть, как Генрих Авакович, коего вы у касс видели. Лицезреть вы их не сможете, но это не значит, что их нет.
– То есть вокруг нас сейчас люди?
– И немало, хочу я заметить. Впрочем, пока я тут с вами, я их тоже не вижу.
– Давайте так, Аристарх. Чтобы я вам постоянно вопросы не задавал, просто объясните мне, как это все возможно.
– Что ж, и то верно. Скажу я вам, сударь, что здесь у нас все, как и было испокон века в людской жизни. Разве только нагляднее. У каждого в жизни свой путь, и как бы он ни пересекался с другими путями, он все равно ваш и только ваш. Вот и здесь… Каждый идет своей дорогой. А чтоб не сеять смущений, кои соблазны разные рождают, других вы не видите, не слышите и не ощущаете. У каждого свой торговый зал.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.