Текст книги "Останкино. Зона проклятых"
Автор книги: Артемий Ульянов
Жанр: Детективная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЕ
Еженедельник «Столичный обозреватель», 14 мая
По ком звонят колокола в Останкине
С самого раннего утра 11 мая на городской пульт Единой экстренной службы города Москвы хлынул поток звонков от жителей столичного микрорайона Тимирязево. В основном в службу спасения обращались жители улиц, примыкающих к Дмитровскому шоссе. Бдительные москвичи сообщали, что со стороны района Останкино, жители которого были полностью эвакуированы больше недели назад, раздается колокольный звон. Многие из звонивших были сильно испуганы и требовали рациональных объяснений. По словам очевидцев, дежурные телефонистки были не в состоянии объяснить ситуацию.
Тем временем новость с явным мистическим подтекстом стала достоянием сарафанного радио. К середине дня слух о колокольном звоне, обросший самыми нелепыми подробностями, уже обсуждался в эфире некоторых радиостанций. Журналисты и обеспокоенные жители Тимирязева обращались в приемную Святейшего Синода РПЦ, но там лишь пообещали сделать в ближайшее время официальное заявление по этому поводу. Пресс-центр Экстренного штаба стал первым официальным источником, который прояснил обстановку. Около 17 часов Экстренный штаб по каналам информационных агентств распространил заявление главы Штаба Валерия Белова. В нем говорилось, что в двух приходах РПЦ, находящихся на территории района Останкино, действительно состоялись службы, проведенные для личного состава внутренних войск, милиции, МЧС и других служб, несущих дежурство в закрытой зоне. Богослужение провели монахи Русской православной церкви, которые находились под охраной бойцов внутренних войск, как того и требует режим, установленный в эвакуированном районе. Пресса на богослужение приглашена не была. Как пояснили в Экстренном штабе, присутствие прессы требует от спецслужб немалых усилий по их охране, кроме того, процесс аккредитации занял бы слишком много времени. «Богослужения, прошедшие в храмах района Останкино, стали возможны благодаря инициативе Святейшего Синода РПЦ. Эти службы несли важное эмоциональное значение для бойцов и офицеров внутренних войск и спецподразделений. Мы бы не хотели, чтобы присутствие прессы сделало из всего этого публичный спектакль», – сказал Валерий Белов в своем интервью информационному агентству «Русский новостной телетайп». На вопрос журналистов «Столичного собеседника» о том, будут ли такие службы проходить и в дальнейшем, глава Экстренного штаба ответил, что не исключает такой возможности. В пресс-службе Святейшего Синода назвать имена монахов, проводивших богослужение, отказались, ссылаясь на то, что сами монахи просили оградить их от внимания прессы. Так выглядит история с колокольным звоном в Останкине с точки зрения официальной информации.
Однако то, что удалось узнать мне и моим коллегам из источников, близких к командованию внутренних войск, весьма сильно отличается от официальной версии. Нам стало доподлинно известно, что лишь некоторые офицеры побывали на службах, прошедших в Останкине 11 мая. Рядовые солдаты о богослужениях ничего не знали. О том, что они произойдут и будет слышен колокольный звон, предупредили только командиров подразделений. Никакой конкретной информации младшему составу не раскрывали.
А анонимный источник, близкий в Священному Синоду, рассказал нам, что правдивая информация о службах в Останкине известна лишь горстке иерархов и что среди рядовых священников она не распространяется. «Но нетрудно догадаться, что таким образом РПЦ пытается привлечь к себе внимание миллионов прихожан по всей России. Такая акция значительно повысит престиж РПЦ внутри страны и за рубежом», – говорит аноним. Но есть и другое мнение, кардинальным образом отличающееся от вышесказанного. «Я уверен, что служение в церквях на территории Останкина – это важный шаг со стороны РПЦ. Это попытка внести свою моральную лепту в дело противостояния людей и трагических загадочных явлений. Сейчас об этом думает весь наш народ и молится об избавлении от страшной напасти. А когда церковь вместе с народом – это очень важно и для церкви, и для народа», – считает культуролог и теолог, член Академии наук, профессор Генрих Аверьянов. «Для любого верующего человека ситуация ясна, как Божий день, – прокомментировал происходящее бывший монах Киево-Печерской лавры, пожелавший остаться неназванным. – Если и происходит что-то страшное и трагичное, вы обязательно идете в церковь. Так как же можно не служить Господу, как можно закрыть церкви в том месте, где бесовщина обрела такую силу, что изгнала людей из их домов? Очень странно, что РПЦ вообще допустила закрытие храмов в Останкине».
Итак, получается, что официальная власть не готова сказать правду о звоне колоколов в Останкине, предпочитая обнародовать какие-то сомнительные версии, с трудом походящие на полуправду. Да и сама Русская православная церковь хранит молчание.
Неужели официальная власть, которая провозгласила раздельное существование государства и церкви, теперь тайно уповает на силу христианских обрядов? Тем более что современная мировая наука оказалась бессильна перед Останкинским феноменом. Неужели РПЦ, эвакуированная из района по настоянию властей (как и все остальные учреждения и частные лица), вернулась туда по их просьбе? Или приказу?
Каждый ответит на этот вопрос для себя сам. Но в данной ситуации было бы разумно предполагать нечто подобное.
Виктор Чупров, специальный корреспондент «СО»
Информационное агентство «Русский новостной телетайп».
13 мая, 11.22 мск
Москва. Сегодня в 9.30 утра по московскому времени общественная правозащитная организация «Гражданское общество» провела в ЦМТ ранее анонсированную пресс-конференцию. Она была посвящена потерям среди бойцов 2-й отдельной бригады внутренних войск, несущих службу в эвакуированном районе Останкино, которые, по утверждению членов «Гражданского общества», произошли 10 мая. Ранее, 11 мая, лидер и руководитель «Гражданского общества» Андрей Шаповалов заявил в интервью телеканалу ВТВ, что обладает информацией о бесследном исчезновении пяти военнослужащих 2-й отдельной бригады ВВ, патрулировавших территорию закрытой зоны. В своем интервью он обратился к министру обороны и командующему внутренними войсками с призывом обнародовать данные о потерях, а также раскрыть обстоятельства этого происшествия. Также господин Шаповалов заявил, что «Гражданское общество» будет добиваться официального ответа от Министерства обороны через Государственную думу РФ. Сегодня в ходе пресс-конференции Андрей Шаповалов заявил собравшимся журналистам: «Мы действительно получили ответ от Министерства обороны уже на следующий день, 12 мая. В нем говорилось, что операция в закрытой зоне Останкино является операцией по обеспечению государственной безопасности, а потому любая относящаяся к ней информация может быть засекречена командованием Вооруженных сил. Проще говоря, российскому народу было отказано в праве знать правду о ситуации в столице нашей Родины». Шаповалов продемонстрировал собравшимся подлинник официального ответа Министерства обороны. Кроме того, он сам и члены президиума общественной организации «Гражданское общество» заявили, что будут добиваться раскрытия информации о потерях 2-й отдельной бригады внутренних войск, направляя в органы исполнительной власти всех уровней обращения граждан и официальные запросы депутатов ГД РФ. «В самые кратчайшие сроки “Гражданское общество” обратится в Военную прокуратуру, Генеральную прокуратуру и в Конституционный суд с требованием дать оценку правомочности действий Министерства обороны. Ситуация в районе Останкино необъяснима и непредсказуема, а потому является прямой угрозой каждому гражданину и обществу в целом. Сокрытие информации о чрезвычайных происшествиях в Останкине провоцирует рост социальной напряженности, а также может стать причиной тяжелых психологических проблем у некоторых граждан. Россияне должны иметь право знать все об угрозе, чтобы эффективно противостоять ей и иметь возможность защитить себя и свои семьи», – сказано в заявлении «Гражданского общества», которое было распространено сегодня среди журналистов.
Спустя тридцать минут после окончания пресс-конференции международная организация по защите прав человека поддержала требования «Гражданского общества», связанные с обнародованием информации о чрезвычайных происшествиях в Останкино. Ее председатель господин Бримен выступил с заявлением, в котором назвал эти требования «разумными, гуманными и патриотичными».
На данный момент государственные структуры никак не отреагировали на заявления «Гражданского общества».
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМОЕ
Кирилл остановился у секции супермаркета, из стеллажей которой призывно торчали обои самых разнообразных цветов, мастерки, валики, рулоны ковролина и образцы плитки. Одним словом, все то, из чего разумные земляне вьют свои гнезда. Увидев весь этот набор, над которым красовалась табличка «Все для ремонта», Васютин начал панически вспоминать трагические эпизоды из своей прошлой жизни, которые имели хотя бы отдаленное отношение к ремонту. А так как вспомнить ничего не удалось, приступ паники стал понемногу проходить. Но чувство беспомощности, намертво застрявшееся где-то между ребер, не желало сдавать своих позиций. Там, в прежней жизни, Кирилл испытывал его крайне редко и ненавидел всем нутром. И теперь старался гнать от себя, но несвязные, обрывочные мысли, которые настырно лезли в голову, только усиливали это ощущение. Кириллу показалось, что он сидит в зловонной земляной яме, и чем сильнее старается выбраться из нее, тем больше его засыпает комьями земли. Тогда Васютин физически почувствовал приближение отчаяния.
Пришло болезненно ясное осознание – именно сейчас решится судьба его семьи. Если он не сумеет устоять – его жена и сын обречены. Если сумеет – у них будет шанс. О себе он не беспокоился уже давно. Вернее сказать, беспокоился очень сильно и постоянно, но только как о средстве спасения Оли и Женьки. Если бы ему прямо сейчас стало известно, что их больше нет, он бы не мешкая отправился прямиком к кассам. Но после разговора с Аристархом сыщик был абсолютно уверен, что родные живы и что он пришел за ними по нужному адресу. Уверенность эта была настолько глубокой и непоколебимой, что имела полное право называться верой.
Проблема заключалась в том, что верил он только в это. Все остальное Кирилл допускал, пытался принять, сомневался, искал причины… Он не присягнул бы на Библии, что касса существует, так же как и супермаркет. Не поклялся бы в том, что снова видел Сашкины пальцы, падающие в сочную траву дачного поселка. Вокруг его единственной веры царил полный вакуум недоверия, в котором он бестолково барахтался.
Закрыв глаза, Васютин глубоко вздохнул. С выдохом он пытался выдавить из себя хаос обрывочных мыслей, клочья истеричных утопических надежд и обрывки предположений. Он понимал, что если не сможет избавиться от всего этого, если будет и дальше носить в себе, то не пройдет и суток, как отчаяние вцепится ему в горло, похоронив Женьку с Олей. Ему нужна была некая исходная точка, чистый лист, свободное чистое пространство. В центр его он воткнет свою веру в то, что Оля и Женька живы и находятся совсем рядом. Он станет тщательно и выверенно нанизывать на нее свою новую реальность, пока не увидит путь к спасению.
«Только бы не опоздать…»
«Стоп! – резко одернул себя Кирилл. – Опоздать? Откуда ты это взял? Как понял, что времени мало? Или его много? Или здесь нет времени? Часы? И все аргументы? Выбрось из головы все догадки, что попали туда до этого момента!!! Чистый лист! Вдох, выдох».
Отвернувшись от стеллажей секции «Все для ремонта», он уселся на пол, скинул куртку и майку. Куртку снова надел, а из майки скрутил светонепроницаемую повязку и повязал ее на глаза. И продолжил глубоко дышать. «Вот она – главная битва моей жизни. Здесь и сейчас. И всего-то надо – вдох, выдох», – мелькнуло у него в голове. Медленно, по микрону вытеснял из себя панику. Эта адская, неимоверно тяжелая работа требовала совместить несовместимое – собрать в единый пучок всю волю, при этом полностью изолировать логическое мышление. Только так он мог стать сильнее себя, только так мог подняться над Кириллом Васютиным, чтобы повелевать им. Малейшее нарушение концентрации было губительным. Крошечный обрывок мысли, капля внимания к своему физическому состоянию, еле заметный отголосок посторонних эмоций пинком отшвыривали его назад к отчаянию, панике и поражению.
Когда-то очень давно, лет пятнадцать назад, его учитель Миша, обрусевший рослый северный китаец, преподававший ему боевые стили ушу, рассказывал о чем-то похожем. Не вдаваясь в термины китайской философии, он попросту называл этот процесс «перезагрузкой», так как по образованию Миша был программистом. Тогда все это ограничилось увлекательной теорией и основами медитации. Сейчас же Кириллу предстояло самостоятельно освоить практику. Не справиться он не мог. На кону стояла жизнь его семьи.
Поначалу получалось из рук вон плохо. Он понимал это. И это чувство его отвлекало. Сначала появлялись эмоции. Они открывали лазейку для мыслей, которые бесцеремонно лезли туда, где должно было возникнуть свободное пространство с верой в центре. Каким-то чудом он выбрался из этого замкнутого круга, на что ему понадобилось немало времени.
Дело пошло лучше. В какой-то момент в черноте, висевшей между веками и глазными яблоками, появился большой аскетичный крест, белый, словно из раскаленного железа. Странно, но процессу крест совершенно не мешал.
И еще один огромный отрезок времени остался позади. Два часа или три – Васютин не знал. За это время Кирилл полностью перестал чувствовать свое тело. А позже процесс потек сам собой, словно вода, струящаяся с горы. Спокойствие отрешенности длилось довольно долго. И совершенно незаметно на смену ему пришла сила, позволяющая идти к цели любыми путями. Она появилась вместе с мыслями, отчего стало понятно, что процесс закончен.
Сняв с головы повязку из майки, Васютин неторопливо оглянулся, щурясь от «дневного» освещения торгового зала. За шесть часов, тридцать четыре минуты и сорок две секунды (судя по часам, столько времени он провел в медитации) Кирилл порядком отвык от света. Он вновь чувствовал свое тело, и тело это ломило. Не торопясь натягивая майку, Кирилл стал прислушиваться к себе, стараясь увидеть плоды титанической шестичасовой работы. Он делал ее наугад, по наитию. «Перезагрузка», о которой говорил китаец Миша, вполне могла не состояться. Через какие-нибудь полчаса хаос и паника вновь могли наполнить его до краев. Было бы разумно опасаться такого исхода событий, но Васютин почему-то не боялся. Он трезво осознавал угрозу, но страха не было. Была уверенность в своих силах, которая с лихвой компенсировала неуверенность во всем, что его окружало.
Чуть позже Васютин поймет, что за эти шесть с половиной часов получил куда больше, чем ожидал. Избавившись от глубинного животного страха, который поселился в нем, когда он столкнулся с невозможным и необъяснимым, Васютин вернул себе одну из своих фундаментальных и самых ценных способностей. Кирилл Андреевич всегда умел «зрить в корень». С виртуозной точностью видеть самую суть явлений, событий, закономерностей, без труда выводя за скобки разума все лишнее. Это был его универсальный инструмент, благодаря которому он стал одним из лучших сыщиков. Страх отобрал у него этот инструмент. Теперь он снова был с ним, а Васютин снова был самим собой. Но все это он поймет чуть позже…
А тогда Кирилл Андреевич стоял в центре чистого листа. Переминаясь на затекших ногах, он старался окинуть мысленным взором все, что произошло с того момента, когда он попрощался с Берроузом. Впервые за это время сознание всецело подчинялось ему, как и раньше. Мысли струились четко и слаженно, ведь страх больше не мешал им.
«Итак, я переместился в некое пространство, – думал Кирилл, стоя посреди торгового зала и упершись взглядом в белое полотно дальней стены магазина. – Переместился в физическом виде. Я из плоти. Все вокруг меня – материально. Правда, возможности у нас разные. То, что вокруг, может много чего… Например, забрать сознание, переместив его в прошлое. Да мало ли еще чего… А если это так, то… То можно теоретически допускать, что здесь вовсе не мое тело, а только сознание. Но если учесть, что тела пропавших в Останкине не были найдены, значит, я все-таки во плоти. Хотя какое это имеет значение? Понятно, что я могу взаимодействовать с этим пространством. Это главное! Ну что ж, будем взаимодействовать».
Он задумчиво почесал макушку, словно ища доказательство своей уверенности в том, что его тело с ним. «Что мне доступно? Начнем с элементарного. Первое – я могу вступать в контакт с предметами так же, как и в той, прежней реальности. Но при этом они тоже могут вступать в контакт со мной. Два провала в детство это наглядно доказывают. И это есть их главная функция. Они забирают ту энергию, которую я выбрасываю во время приступов страха, которые переживаю в момент путешествий в свои воспоминания. При этом тело мое находится здесь, в магазине, то есть во время провалов мне ничто не угрожает. Уже неплохо. Скорее всего, чтобы запустить этот механизм, необходимо соблюдение каких-то условий. Предмет должен связаться с моими воспоминаниями. Да, точно… как это сделал топор. Просто так, на ровном месте, провал, наверное, невозможен. Вывод: старательно избегаем контактов с проклятыми товарами с полок. Второе: я могу вступать в контакт с людьми… если это, конечно, люди… В общем, с некими разумными созданиями. Те, что стояли у кассы, тоже были материальны. Если это действительно так, значит, Женька и Оля тоже здесь и тоже в своих телах. Проявляются люди только у кассы, а значит, пространство неоднородно. Аристарх сказал, что у каждого свой супермаркет. Получается, что в зале что-то вроде множества коридоров. Пространство здесь как бы многослойное, а вот у касс – нет. И есть граница. Пересекая ее, люди становятся либо видны мне, либо спрятаны от меня. Вопрос – можно ли каким-то образом увидеть вход во все эти коридоры? Аристарх на это способен, это точно. Когда он моментально исчез, он просто ушел в один из них. Итак, моя цель – попасть в другие коридоры. Так я смогу найти семью. Осталось-то всего-ничего – понять, как это сделать». Он хмыкнул и вслух спросил себя:
– Как?
«Понятно, что влезть в многослойное пространство просто так невозможно. Это было бы слишком уж просто – вот так взять и попасть туда. Хотя я обязательно схожу к кассам. Еще раз взгляну на очередь, если она там есть. Надо попытаться поговорить с теми, кто в ней стоит. Вдруг это даст какую-нибудь новую пищу для анализа», – продолжал размышлять Васютин, иногда произнося некоторые фразы, словно стараясь вслушаться в ход своих мыслей.
«Как это делает Аристарх? Вот где надо искать. Он, конечно же, часть этого пространства, в отличие от меня и остальных. Как он стремительно поменялся, когда я стрелял в него! Возможно, он скроен из той же материи, что и все эти предметы на стеллажах. Необходимо вновь увидеть его. Как? Уже испытанным способом. Он ведь появился, когда я попытался дебоширить у касс. Значит, сделаю это снова, вот и все. Я же в магазине? И в магазине этом есть управляющий, который появляется, если возникают проблемы с посетителями. И кассир тоже есть, секции с товарами… То есть соблюдены правила игры, некая схема».
– Правила, значит… – тихонько пробормотал Кирилл. По его лицу скользнула тень догадки, покрытой робкими сомнениями. Раз за разом повторяя слово «правила», он будто пытался сорвать эту неуверенность, как срывают оберточный лист, укутывающий кукурузный початок.
– Да, конечно, – отчетливо сказал он вслух. И пару секунд спустя добавил: – Именно так!
ПОВЕСТВОВАНИЕ СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЕ
Васька Нетребин вынул из пачки сигарету, размял ее тугое тело грубыми короткими пальцами с обгрызанными ногтями, понюхал, словно дорогую сигару, сунул в рот и прикурил, щелкнув дешевой пластмассовой зажигалкой. Поправив «калаш», уцепившийся брезентовым ремнем за его плечо, он подошел к старшему сержанту Кольке Сенину, который был с ним сегодня в одном патруле, как и еще трое бойцов внутренних войск, патрулировавшие сегодня под его командованием.
– Ну… и что ты об этом думаешь, товарищ Сенин? – спросил он, выпуская густой табачный дым через ноздри массивного носа.
– Да тут разве есть о чем думать, товарищ капитан? Гадать только… – вздохнув, ответил высокий блондин Колька и досадливо поморщился. – Фантастика какая-то, одним словом, – добавил он.
– Эт да, согласен. Но фантастика-то с конкретными следами. Не то что с этими исчезновениями. Канули несколько сотен к чертям собачьим и – никаких улик. А тут-то вот оно что – возгорание.
– Ну, да… Я слышал, пожарные говорили, что проводка загорелась. Да им быстро рты заткнули.
– Оно и понятно. Какая, мать ее, проводка, когда все вокруг обесточено? С чего ей гореть?
– Ну, я и говорю – фантастика. И чего толку, что она со следами, если следы эти объяснить никто не может.
– Да нет, тут не проводка. Поджог это был. А значит, все-таки есть кто-то в районе.
– Так если поджог, товарищ капитан, должен был кто-то в камеру попасть. Там же все записывается круглосуточно, ночью – в инфракрасном… Почему ж на записи-то нет никого?
– Черт его знает… Но произошло-то все не случайно, иначе пожарный этот не пропал бы.
– Это скорее всего, что не случайно. А ведь раньше никто из ментов или особистов не пропадал.
– Раньше, кроме нас, тут полно народу было, а теперь только мы и остались. Выбора-то нет.
Услышав эти слова, Сенин чуть поежился. Заметив это, капитан Нетребин сказал сержанту, хлопнув его по плечу:
– Не дрейфь, Колюня. В Чечне не пропали и здесь не пропадем.
Затем они свернули со Звездного бульвара во двор, продолжая утюжить район по маршруту, вычерченному на карте. Вдалеке мелькнул другой пеший патруль, удаляющийся в глубь соседнего двора.
– Двенадцатый вызывает базу, прием, – произнес капитан, склонив голову к плечу, на котором был закреплен микрофон от рации.
– База на связи, двенадцатый. Доложите обстановку, – захрипела в ответ рация спустя пару секунд.
– База, находимся у восемнадцатого дома, корпус второй по Звездному бульвару. Все чисто. Прием.
– Вас понял, двенадцатый. Продолжайте патрулирование.
– Есть продолжать, – ответил Нетребин.
До конца их выхода из останкинской зоны оставалось чуть больше часа. Они должны смениться в 19.30, чтобы завтра вновь выйти на знакомый маршрут. Пустынные дворы района, щедро напичканные буйной майской зеленью, смотрели на них мертвыми окнами безлюдных домов. На улицах было чертовски чисто. Теплый порывистый майский ветер не гонял грязные полиэтиленовые пакеты, ведь бросать их просто некому. Без людей Останкино стало походить на огромные декорации, холодные и безжизненные. Кварталы напоминали покойников, испустивших дух и окаменевших. Жизнь утекла из них вместе с обитателями. Даже воробьи, голуби и вороны, вечные спутники городского человека, и те убрались из Останкина вслед за людьми и их объедками. Лишь бродячие кошки, изголодавшиеся и облезлые, завидев солдат, жалобно мяукали, выпрашивая пропитание.
Да и звучал район по-другому. Каждый, кто попадал сюда, сразу же замечал разницу. Симфония жилого городского массива, наполненная гулом оживленного потока машин, голосов и шагов, трелями телефонов, хлопками дверей, музыкой из окон, гвалтом детских площадок, лаем собак и щебетом птиц, уступила место другому звучанию – скрипучему, настороженному. Сварливое рычание патрульных «уазиков», тяжелые шаги пеших солдат, треск раций, наполненный обрывистыми командами и рапортами, иногда накрывал гулкий рокот вертолетов. Звуки эти однозначно заявляли: хоть район обитаем, жизни в нем нет.
Пройдя до двадцать третьего дома, патруль капитана Нетребина повернул направо, двигаясь в сторону дворов, прилегающих к улице Цандера. Трое солдат и два офицера внимательно всматривались в омертвевший район, пытаясь обнаружить следы присутствия людей или просто хоть что-нибудь необычное. Они делали этого уже не один день, но так ничего и не обнаружили.
Вчерашний пожар в обесточенном детском саду на улице Аргуновская, напротив 16-го дома, во время которого бесследно пропал боец пожарной охраны, стал единственным происшествием за все это время. Он встряхнул бдительность военных, которая порядком ослабла в монотонных патрулях. Теперь все вновь, как и в самом начале, ждали какой-то необъяснимой угрозы.
Нетребин все то время, что патрулировал вымершие улицы Останкино, не верил в то, что с ним может произойти необъяснимое. И даже в первое мгновение, когда до патруля донесся истошный женский крик вперемешку с детским плачем, капитан не верил. Замеревший от неожиданности патруль внутренних войск отчетливо услышал:
– Боже! Кто-нибудь, помогите!!! Помогите! Я с ребенком!! Умоляю, спасите нас!!! А-а-а-а!!!
Захлебывающийся от ужаса женский голос вспорол район, уже привыкший слышать лишь уверенные мужские голоса. Крик явно доносился из пятиэтажки, которая была слева от них.
Первым опомнился капитан, как и подобает настоящему командиру.
– К дому! Держаться вместе, оружие к бою! – коротко скомандовал он. Пригнувшись, все пятеро, резко побледневшие и готовые ко всему, бросились к подъезду, клацая затворами автоматов.
– Двенадцатый вызывает базу! Код два. Повторяю, код два! База, ответьте двенадцатому! – почти кричал на бегу в рацию Нетребин.
– Двенадцатый, докладывайте! – секунду спустя вырвался из рации нервный мужской голос.
– Цандера, дом семь. Слышим женский голос и детский плач. Просят о помощи. Срочно подкрепление, как поняли меня?!
– Двенадцатый, вас понял. Направляем к вам ближайший патруль и опергруппу. Приказываю занять позиции вокруг дома. В здание не входить, вести наблюдение, прием!
– Есть занять пози… – отвечал капитан, когда до них вновь донесся женский крик:
– Скорее! Спасите нас! Спасите!!! Быстрее!!! Быстрее сюда! Ребенок погибает!!! А-а-а-а, господи!!!
Плач ребенка действительно стал звучать заметно громче.
– База! База! Вызывает двенадцатый! Женщина с ребенком кричит, что они в опасности! Срочно прошу разрешения на проникновение в здание! Как поняли?
– Окружить здание до прибытия опергруппы! – настойчиво выпалил дежурный. – Это приказ! Прием!
Не успел он договорить, как из пятиэтажки вновь раздался леденящий вопль:
– Боже, а-а-а! Помогите, помогите!!! Умоляю, спасите ребенка!
Теперь вместо детского плача был слышен кошмарный визг.
– Андрюша, нет!!! Нет, господи!!! Помогите!!! – метался в стенах трехподъездной хрущевки голос, искаженный ужасом и отчаянием.
– База, ситуация критическая! Нападение на женщину с ребенком! Подкрепления нет! Срочно приказ на вход! – орал в микрофон рации Нетребин, засевший за хилым кустом напротив входа в первый подъезд. На этот раз ответ дежурного офицера задерживался.
– Сенин, Вострухин, Рябов! По моей команде заходим внутрь! Я с Вострухиным в первый, Рябов с Сениным – идете во второй, Муртазин прикрывает до прибытия подкрепления! – сдавленно прокричал капитан, не дожидаясь приказа.
Он вслушивался и всматривался в опустевший дом, безрезультатно стараясь понять, откуда исходит вопль. Было ощущение, что он звучит из всего дома разом, будто сами стены хором умоляли о помощи.
– Па-ма-ги-и-ите! Боже, умоляю, скорее!!!! Мой мальчик, а-а-а-а! – раздавался крик, больше походивший на стон агонизирующего животного.
Вдруг Нетребин понял, что детского крика он больше не слышит. «Если ребенок погибнет, я с этим не смогу жить», – пронеслось в голове у капитана, судорожно сжимавшего рацию. В ту же секунду она ожила, наполненная властным голосом первого зама командующего 2-й отдельной бригады внутренних войск:
– Капитан Нетребин, вход в здание разрешаю!
– Пошли! – скомандовал капитан, на ходу крикнув в рацию «Приказ понял, заходим». И они ворвались в подъезд под аккомпанемент истеричного женского вопля.
Лишь только Нетребин оказался в подъезде, как инстинкт самосохранения обжег его, опережая разум. Прежде чем капитан успел осознать происходящее, он уже инстинктивно разворачивался назад, к бегущему вслед за ним сержанту Вострухину. В этот момент понимание ситуации враз навалилось на него, наполнив страхом. С улицы, сквозь распахнутую дверь подъезда, доносился крик женщины. Но только в подъезде его слышно не было, а ведь окна и балконы были пусты, да и на крыше никого не было. Казалось, что теперь женщина кричит на улице неподалеку от дома. К ужасу капитана, звук вдруг стал стремительно удаляться, затухая, словно пострадавшая убегала прочь от дома, не переставая умолять о помощи. «Фантом!» – мелькнуло в голове Нетребина.
– Назад!!! – рявкнул он прямо в недоуменное лицо Вострухина.
Ближайший патруль, подоспевший к хрущевке ровно тогда, когда патруль с позывными «двенадцатый» скрылся в подъездах, вломился в здание на подмогу братьям по оружию. Вместе с опергруппой и бойцами спецназа, которые прибыли полминуты спустя, они перерыли весь дом, от подвала до самой крыши. Каждую квартиру, стояки, мусоропровод.
Ни женщины, ни ребенка, ни четырех человек из патруля капитана Нетребина они так и не обнаружили. Невредимым остался лишь младший сержант Муртазин, который так и не вошел в дом, прикрывая остальных по приказу своего командира.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.