Текст книги "Асоциальные сети"

10010

В конце февраля приехал отец Вадима, потертый африканским солнцем полноразмерный мужик килограммов на сто двадцать и оттого стесненный и стеснявшийся толпы, образовавшейся у него дома. Встретили его печеночным тортиком, любовно испеченным подругой, одевшейся по случаю так обтягивающе, что даже маленький Семен не сводил глаз с ее талии, узкой, в две ладошки обхватом, а Славик то и дело хватался за сердце в том месте, где, как он думал, оно у него находится. Отец ходил тихо и незаметно, пряча свое большое тело в какие-то пространственные карманы, умудряясь ничего не задеть, не сломать и никого не двинуть плечом. Он приобрел навык быть незаметным и невидимым для потенциального врага, спрятавшегося в саванне, и для мин, замечающих прежде всего движение, только от веса ему избавиться так и не удалось. Еще он был загорел, обесцвечен солнцем, выгорели брови и ресницы, и мог подолгу не пить, за что получил тайное прозвище «Верблюдище», произносившееся шепотом из уважения. С Вадимом они почти не разговаривали, не могли пока притереться, вспомнить друг друга, заново ощутить связующую пуповину, оставшуюся им прощальным подарком от матери. Нет, не избегали, а именно не могли найти точки соприкосновения, одну всего лишь точку хотя бы, чтобы можно было броситься, обняться и навзрыд заплакать. Отец всегда старался быть ближе к Вадиму, подсказывал, что-нибудь выспрашивал, Вадим охотно отвечал, но сквозила осторожность, вроде как у пса, забывшего запах хозяина.

Быстро со всеми заново перезнакомившись – видал-то большую часть и до отъезда – и получив достойную порцию уважения и братской любви, отец для откровений почему-то выбрал Марка, новенького и приблудного спасенного его сыном мужика. Видимо, заскорузлый штамп, говорящий о том, что чем человек старше, тем он мудрее, поборол в нем остальное. Они сели на кухне, притворив стеклянную дверь, через которую все было слышно, она как решетка в исповедальне, создает только видимость преграды, а на самом деле является неким проводником между людьми и их тайнами.

– То, с чем ты столкнулся, – по всему миру. Это я к тому, если ты думал, что единый аккаунт является локальным изобретением. Вовсе нет, привязка к нему на добровольно-обязательной основе идет во всех цивилизованных странах, и под дулом автомата – в нецивилизованных, в том числе и в России. При мне пострадали два инженера из Дании, чьи аккаунты так бурно переписывались между собой, что докатились до возрождения четвертого рейха и власти блондинов над всем остальным миром, включая чернокожую жену одного из них, которую они предложили немного превратить в общую рабыню. Обоих вызвали домой, где уволили с работы и лишили европейского гражданства. Теперь они смогут проживать где-нибудь в Азии или в той же Африке, если на вилы не поднимут, официальный приговор их по всем сетям разнесли с фотографиями, так что… Также попался один американец, слишком резво высказывавшийся за мир во всем мире, дружбу народов и союз с Великой Россией и с не менее великими Китаем и Японией. Все бы ничего, да только он был военным консультантом и нашей непосредственной охраной на территории страны, которая немного больше позволяет Штатам грабить их алмазы, чем другим. Уехал домой в связи с утратой доверия.

– А как же вы? Ваш сын-то типа как в сопротивлении, неужели ваш единый аккаунт не выдал всего этого, ваших разговоров, может, вашу переписку?

– А его у меня нет, я, как и американец, вроде как службист и находился на небольшом задании. Да, я инженер, но давным-давно совершил одну оплошность и, чтобы сохранить свободу и сына, при плохом раскладе могшего остаться одним на белом свете, пошел на уступки и договоренности. Вот и езжу по разным частям света и, кроме проектирования, подслушиваю, подсматриваю, иногда пакости причиняю. Гнусно все это и неприятно, но я всегда стараюсь себя оправдать тем, что делает сейчас Вадим. Он и в бытность студентом бодал постоянно режим и в школе шел против администрации, причем обоснованно, справедливо, а не из бычьего противопоставления себя общественности, как это зачастую бывает среди молодежи. Ну и, кроме этого, у меня есть вот что.

Он достал свой телефон, вскрыл крышку, вытащил аккумулятор и показал, что из него вынуты микрофон и динамик, а GPS-модуль переделан так, что его можно программировать и выставлять на карте нужные владельцу координаты для тех, кто захочет что-то подсмотреть и проконтролировать.

– Я – человек вне новой информационной системы, у меня нет аккаунтов в социальных сетях и не будет в ближайшее время, мне даже не дадут их завести, поскольку есть вероятность того, что через них можно будет меня отследить. Единый аккаунт – единый замысел сильных мира сего, первая и, возможно, единственная точка взаимопонимания в противостоянии террористической угрозе. Вот только террористическую угрозу, как оказалось, каждый понимает по-своему, и сейчас спецслужбы разных стран закрыли начавшийся было поток обмена данными, собирая их только для себя и обрабатывая индивидуально. К тому же серверы социальных сетей удалось разнести территориально и локализовать. Они имеют общий центр, но массив данных пользователей, их общение, фотографии и все остальное, чем они делятся в сети, скапливаются на поддоменных зонах. Иногда спецслужбы делятся информацией или выводами, помогают друг другу в острых ситуациях, но свято блюдут и собственные интересы.

– При чем здесь единый аккаунт? Если его разрабатывали вместе, то у каждого должно быть понимание его функционала и его предательской сущности. Они же могут их научить стучать друг на друга.

– Могут, да пока не могут. Поэтому всячески закрывают ему доступ на тайные территории. Он умнеет и пробирается сам, конечно, но пока еще все стороны сдерживают его натиск. Конечно, всегда можно его отключить, но пока непонятно, у кого основной рубильник; или есть несколько ключей, которые нужно повернуть одновременно, или еще что-то. В настоящее время приходится бороться на два фронта – бить своих, чтобы чужие боялись. И не давать чужим бить своих, потому что это наша прерогатива, можно унижать собственного ребенка как угодно, ставить его в угол, ремнем полосовать, не покупать подарки на Новый год, но только пусть это попробует сделать чужой – ух, получит! Так и у нас сейчас.

– Наши дальнейшие действия с точки зрения почти офицера и инженера?

– С точки зрения офицера я думаю, что нас, то есть – вас, скоро найдут и будут уничтожать всеми доступными им способами, не гнушаясь ничем. Предполагаю, что даже не будет какого-то объявления войны, вас захотят тихо или не очень тихо убрать таким образом, чтобы вам подобные или ваши последователи поняли, что шутки плохи, и самостоятельно сдались или забились в щели как мыши. Думаю, что это будет жестокая и кровавая расправа без освещения в СМИ, но при этом о ней разойдутся слухи и домыслы, с каждым днем украшаемые еще более холодящими душу подробностями. Вы же самый опасный элемент антисистемы, неуправляемый, взбунтовавший против очевидного инструмента правопорядка, не думающий как надо. Следовательно, и другие поступки государства вам могут показаться чрезмерными и лишними, например – сам аппарат управления, может быть, не в целом, а в его сегодняшнем наполнении. А это прямая угроза потерять власть, самое сладкое, что есть на белом свете. Нужно продумать пути отхода, просчитать все варианты развития событий и готовиться к самому худшему – то есть к прямой атаке. Я не настоящий офицер, это ты верно подметил, у меня нет никаких навыков ведения боя, нет преставления о тактике и стратегии, нет знаний об их вооружении и их вероятных действиях. Поэтому будем исходить из здравого смысла и элементарной логики. С точки зрения инженера я вижу только одно – нужно как можно быстрее и качественней подготовиться к тому, что я думаю, как офицер. Мы вместе исследуем окрестности, дороги, кварталы и подготовимся бежать, только это мы в силах подготовить настолько, насколько сможем.

– Но мы ведь действительно ничего не умеем, ничего не знаем и ничего практически не можем, кроме того, чтобы прятаться и стараться немного дольше продлить свое трусливое существование.

– Мы будем бороться, Марк. Пока не знаю – как, но будем.

Так как отец ни в чем не подозревался, то мог свободно ходить по городу. Он начал пропадать сутками, выстраивая первым делом систему информирования и охранных пикетов, состоявших в основном из двух девочек-ютьюберш и Семена, маленького, но емкого пацана с острым глазом и умишком, уже понимающим, что здесь что-то не так, раз его друзья и он сам оказались на обочине правового поля. Они разобрали соседние улицы и перекрёстки и внимательно на них тусили, подмечая лишние движения полицейских или скопления сероглазых. Пока было все спокойно, все как обычно, но осторожность никогда не бывает лишней, лишней может быть только смерть.

Отец поднял старых друзей, тех, с кем пришлось разорвать отношения из-за новой работы, и наладил с их помощью отличный нецифровой канал информации почти изо всех уголков страны. Дело в том, что три его одноклассника сразу после школы, провалив вступительные в университет, начали заниматься частным извозом. Сначала это были старенькие «шестерки» и таксование. Потом купили парочку грузовых «газелек» и перешли на доставку грузов малыми партиями и на квартирные переезды. Со временем все это вылилось в средней руки компанию, но у которой были филиалы в семи городах, в том числе и в столице. Большие длинные грузовики бороздили то, что в России называется дорогами, и развозили многотонные посылки между покупателями и продавцами. В общей сложности сейчас под эмблемой компании каталось порядка двухсот грузовиков, за рулем которых сидели отважные и просоленные слезами счастья «плечевых» мужики. Мужики эти трутся в конторах, трутся на базах, трутся с грузчиками, трутся в кафешках на трассе с другими такими же мужиками, трутся с гаишниками, трутся в терминалах, трутся с женами и их родственниками, трутся в барах, когда дома, трутся везде и везде что-нибудь да услышат, что-нибудь да подметят, ни одно важное слово от их уха не ускользнет, ни одна важная картинка от их глаза не ускользнет. Народ волнуется, говорят они, в Костроме целое училище прикрыли, все студенты отказались идти получать единый аккаунт, под Рязанью всю осень искали цифровых террористов, нашли да и сразу покарали – вроде как случайно ружье у егеря сработало, наповал обоих. В Омске, далеком Омске из подчинения вышел полицейский начальник, собрал банду из рядовых и пошёл громить и поджигать офисы интернет-провайдеров и мобильных операторов под лозунгом – «Дайте мне свободно дышать». Везде волнуются, от мала до велика, только ведь никто почти не знает о других местах и боязно выходить с открытом забралом.

Такие вести принес отец Вадима, а еще принес парочку карманных радиоприемников и раций, которыми пользуются дальнобойщики. Рабочих радиочастот не так уж и много, на всякие правительственные и музыкальные станции даже настраивать не стали, а вот наткнувшись на парочку радиолюбителей, вещавших на средних волнах, занесли их частоты в списочек – мало ли, потом пригодится. Рации били не больно далеко, а если отойти от трасс, то и вовсе между собой на километров десять только могли связаться. Но и это тоже подспорье, причем без всякого единого аккаунта. Сами дальнобойщики пока держались в стороне, вся эта возня их никак не затрагивала. Да, у каждого был смартфон и все прилагающееся, да они не больно говорливы и общительны, тем более в сети; что им надо – кассету с шансоном да девок горячих в пути. Да потом вернуться домой, обнять жену любимую и сына по голове потрепать, гляди-ка, как вырос за месяц, скоро и папку перерастет. Но как только что-нибудь из этого нарушится, тогда заворочаются эти богатыри, одним мизинцем крутящие огромные рулевые колеса. Когда только это будет – неизвестно.

Пока пацаны забавлялись с рациями и радио, ловя треск и обрывки матерных разговоров, отец Вадима взял Марка и Славика осматривать подъезд. Прошлись вниз и вверх, он тыкал пальцем туда, где хотел что-нибудь сделать, Славик широко открывал рот и глаза, а Марк поеживался – настолько сильными и резкими были предложения отца Вадима. На следующее утро пришли девчонки и притащили множество баллонов, канистр и всяких растворителей по списку, сделанному для них отцом Вадима. На два дня он заперся в своей квартире, предварительно выгнав оттуда сына и Марка, и экспериментировал с растворами и смесями, пытаясь получить приближенную к реальности взрывчатку, кидая на огонь газовой плиты все свои знания и приобретённые в Африке умения. Следуя простым логическим выводам – при любой атаке им отрежут путь вниз, поэтому выход, мать его, только через крышу, но таким образом, чтобы атакующие не могли за ними проследовать. Отец Вадима с помощью Марка заминировал все лестничные пролеты, ведущие вверх, вскрыл двери шахты лифта и заминировал место крепления тросов противовеса – тогда он улетит вниз, а на кабине сработают ловители – никто не умрет, например, какой-нибудь случайный сосед, но лифтом пользоваться не получится долгое время. Кроме того, на этаже ниже поставили железную решетку с сорванным и быстрым доводчиком, чтобы отсечь и разделить нападающих на два отряда, по очереди с ними проще разбираться.

Все работы проводили с десяти утра и до четырех дня, пока рабочий люд несет свою вахту за пределами квартир, в которых остаются только немощные старушки и кормящие мамочки. Для предосторожности заклеивали глазки бумажками и потом осторожно отклеивали, чтобы не возбуждать лишних подозрений. Отец Вадима расчехлил древний перфоратор, притащил уголков-пятидесяток для каркаса решетки, дрель и дюбеля. Раму сделали быстро, за полчаса, прибив уголки к стене и к пролету выше. А над самой решеткой пришлось помучиться, подгоняя ее под не совсем прямоугольную форму с вылетом дальше свободной стороны таким образом, чтобы пролезть по перилам было как можно неудобней. Доводчик и промышленные магниты сработали на пять, три раза из трех при нажатии на обычный телевизионный пульт, доработанный и улучшенный. Инфракрасный датчик для решетки сняли с телека, все равно уже не до него теперь.

Минирование пролетов проходило под лозунгом – «Притворись, что куришь» – при каждом скрипе входных дверей отец Вадима и Марк доставали сигареты и закуривали. Через два этажа в горле саднило и очень хотелось вывернуть желудок наизнанку, в глазах слезилось, словом, выглядеть стали так, что одна старушка, выглянувшая в коридор покормить ютившуюся тут с лета кошечку, вынесла им в литровой банки водицы из-под крана со словами «Нате, попьете, похмелье-то просто так не пройдет». Когда все пролеты снизу были проложены трубками с жидкостью, отец Вадима соединил их медной проволокой, вынутой из удлинителя, а к первому пролету снизу в коробке прикрепил свой телефон и пауэрбанк на 20 000 миллиампер. В телефоне отключил все возможные функции, кроме звонка, – вместе с пауэрбанком хватит на пять дней работы, потом будут заменять пауэрбанки, заранее заряженные на смену. Саму коробку испачкали побелкой и шоколадом, чтобы отвести любопытные взгляды. Дима с дагестанцами проложил альтернативный путь из квартиры отца Вадима на крышу, спустив из лифтовой по фасаду две альпинистские веревки с закрепленными на них парой жумаров и педалями. Все прошли краткий курс техники подъёма, и к субботе даже Семен смог подняться на крышу в темноте предрассветного утра за семь минут.

И снизошло спокойствие на всех. Жить стало проще и надежней, теперь все зависело от судьбы-злодейки. Конечно, никто так не думал, но они действительно сделали все, что от них зависело, и немного больше. Отец Вадима разобрал книжный шкаф, вытащил оттуда старенькие издания жизнеописаний великих полководцев от Александра Великого до Жукова и заставил прочитать каждую каждого от корки до корки, вдруг что-нибудь отложится в головах. Еще было предложение учить иностранные языки, вдруг получится пробиться за границу, но отец Вадима назвал идею бредовой, ибо никто там не ждет с распростёртыми руками тех, кто идет против единого аккаунта, он же общая разработка и нужен каждому правительству. В общем, сидели, трепались, играли в настолки, плотно и много кушали, плотно и много занимались внутриквартирным спортом. Все это расслабляло донельзя, поэтому отец Вадима с Семеном увеличили розыскную активность, тормоша дальнобойщиков и ища альтернативные способы выхода из сложившейся ситуации, когда и шагу нельзя ступить без оглядки. Он все боялся, что его позовут в еще одну командировку, и он не успеет помочь на все сто. Поэтому торопился изо всех сил, моральных и физических, Марк часто видел его, утирающего глаза, но комментировать это боялся.

Марк понял, что очень устал сидеть взаперти, стены давили как пресс и делали из него инертное ко всему пюре, еще пара недель, и он уже не захочет ничего делать и вставать с дивана, превратившись в обыкновенный среднестатистический овощ перед телевизором с соской пива. Кстати, пива тоже очень хочется, хорошего разливного, и вообще надраться как следует. Подговорив Славика, они вдвоем нажали на отца Вадима, и тот прикупил необходимого для мужской вечеринки. Однако веселья не получилось, алкоголь проваливался в черную дыру ожидания худшего и не туманил мозги, не поднимал настроения и вообще. Разошлись на спотыкающихся ногах по комнатам и легли спать. Утром с опухшими лицами и мрачными взглядами решили, что вечеринки такие не заходят, что для качественного и грамотного возлияния нужна совсем другая атмосфера и обстановка, что пить нужно там, где есть счастье, а если есть счастье, то можно совсем и не пить. Но гулять хотелось, хотелось не прятаться, хотелось кричать на улице слова, свое имя, свои мысли и не бояться, что сзади по голове прилетит резиновая дубинка.

10011

Отец Вадима приготовил плов в большой кастрюле за неимением казана, заварил в большом заварнике чай с душицей, навалил в тарелки и вазочки разных сластей, пряников, печенья, конфет, киндеров. Собрались все ближе к пяти, как Семен пришел из школы, он сейчас во вторую учится, удрал с четвертого урока. Ему же отец Вадима и дал первое слово. Семен встал в центр кухни, потом запрыгнул на подоконник и, преодолевая внезапное смущение, краснея, прокричал: «Ура!» Ребята зашушукались, отец Вадима подавил улыбку, а Марк, подавшись вперед, хрипло спросил: «Что, что?» Семен выдержал паузу как настоящий актер, а может, оттого, что сильно волновался, и начал:

– Мы не одни во Вселенной!

Славика прорвало, и он упал на пол в пароксизмах чего-то похожего на смех. Это было что-то истерическое, потому что стандартную свою громкость он превысил на несколько децибел и резал окружающим уши. Отец Вадима потрогал его за плечо, прошептал: «Ну ладно, ладно» и попросил у дагестанцев поднять его и налить ему стакан воды. Сам же снял запнувшегося Семена с подоконника.

– Друзья, Семен хотел сказать, что нашел еще одну группу, подобную нам. Они выследили его, когда он проверял заброшенные телефонные будки, где мы тоже написали про Digital Resistance в надежде на комментарии или заинтересовавшихся. Так вот, заинтересовавшиеся нашлись, они ждали кого-нибудь, прогуливаясь вокруг, и этим кем-то оказался Семен, на беду свою и на наше счастье подправивший надпись. Нам повезло, что это были не сероглазые.

– Я довел их почти до нашего двора… Заметил только у ларька на углу, под каштаном, топтались трое, один в старомодной шапочке с помпончиком. Начал петлять – они за мной. Я через сквозной подъезд у аптеки от них убежал и зашел со спины. В шапочке с товарищем остались на стреме, остальные лазили по подъезду, было видно, как включается автоматически свет на этажах. Про сквозную дверь они не в курсе, там же наш замок висит со спиленной дужкой, никто и не суется, кроме местных. Когда замерзли, пошли к остановке, я за ними, прицепился сзади к троллейбусу за лестницу и выглядывал каждый раз. Вышли они в Зареченском микрорайоне, в таунхаусах, зашли в крайний слева на улице, где столб чугунный фонарный, помните? Я рассказал Диме, и на следующий день мы уже вместе за ними следили. В шапке сопровождает почти всех, кто выходит из таунхауса, скорее всего, он у них за главного. А вот вчера мы с Димой отловили одного из них, вышел в самую ночь и пошел в круглосуточный, сигарет там купил. Мы его на выходе и прижали, я сел на корточки, Дима толкнул, тот упал.

– Когда Семен с Димой мне рассказали, я сначала не поверил – существует точно такая же группа, как наша, у них и со-став почти идентичный, только взрослых нет совсем. Все – бывшие админы паблика «Вконтакте», посвященного геймингу и японским мультфильмам, как там их – запамятовал…

– Анимэ.

– Да, точно, анимэ. Паблик их прикрыли, когда единые аккаунты двух из них начали заполнять его легкой рисованной эротикой с девочками с цветными волосами и большущими глазами. Инспекции показалось, что идет развращение малолетних, и ее не смутило, что развращали малолетних сами малолетние, причем им по шестнадцать лет, возраст, когда… Ну в общем, уже почти взрослых. Даже Семен видел покруче, да, Семен?

Семен потупился и еще раз покраснел. Славик наконец-то очухался и заявил, что если сейчас остынет плов, то он больше не сможет различать человеческую речь. Отец Вадима кивнул и пригласил к столу. Кому не досталось стула, устроились на подоконнике или стоя, держа в зубах хлеб, в одной руке тарелку, во второй – вилку и кружку с компотом, сваренным Марком из груш и абрикосов, принесенных девочками. Ели молча, погруженные в новость, которая может сильно поменять их настоящее и будущее. Правда, пока никто не мог толком для себя объяснить – как. Определённое видение было только у отца Вадима, да Марк что-то перемалывал серьезное, играя скулами. Остальные разливались во внутренних мечтах и, может быть, даже рефлексиях по счастливому детству, окончившемуся не так уж и давно.

– В общем, есть идея собраться где-нибудь в одном месте всем вместе и познакомиться. Они говорят, что знают по крайней мере еще два новообразования и смогут до них достучаться. Внутренний параноик мне шепчет, что это все может быть подставой и провокацией. Я верю в человечество, но не очень верю в людей. Предлагаю последить за ними некоторое время, последить за самими собой и делать все как можно тише. Вадим, Марк и Славик остаются дома, они в розыске, все остальные выходят в поле. Да, дагестанцы тоже дома, уж больно они приметные.

Отец Вадима и девчонки выбрали для себя зареченцев, Дима и Семен там примелькались, так что пользы от них там было мало. Менялись через восемь часов, для девчонок поставили «газельку», чтобы грелись, а отец Вадима согревался мелкими пробежками вокруг. Семен взял на себя автобусную остановку, вдруг они все-таки проскользнут, а Дима спал в «газельке» на запасе, мало ли что.

Четыре дня тишины, выходили они из таунхауса также по двое да по трое, обычно с тем, кто в шапке. Стандартные маршруты до магазина и обратно, никуда не заруливали, никуда нос не совали, тишина да гладь. Отец Вадима подметил, что на последнем этаже таунхауса никогда не загорается свет и не шелохнётся тяжелая портьера, наверное, нежилой или используется под какие-то тайные нужды. А может быть, у них нет туда доступа. На пятый день из таунхауса выбежал тот самый, которого прижали у круглосуточного, Семен подтвердил и так быстро рванул, что девчонки среагировать не успели, и пока завели «газельку» да поехали за ним, он пропал из виду. Объехали тихой сапой ближние кварталы, отец Вадима прошелся по магазинам и общественным местам – никого. Когда вернулись, девчонки доложили, что он прибежал обратно, да не один, а с новенькими, три девушки, на вид студентки или чуть постарше, может быть, лет двадцать пять. Отец Вадим ехидно прокашлялся, но девчонки заверили его, что на проституток они совсем не похожи, скорее, на гопниц каких-то, походка вразвалочку, неженственная, одежда спортивного покроя, никаких каблуков, в теплых шапках без намека на эстетику.

Стемнело, зажегся кованый фонарь, а никто из таунхауса выбираться не спешил. Отец Вадима хитро поглядывал, как бы показывая, что он был прав. Зажглись и два нижних этажа таунхауса, за занавесками мерно шныряли фигуры в замысловатом танце мотыльков, мечущихся между двух фонарей. Потом движение прекратилось, свет погас, и сразу открылась входная дверь. Отец Вадима знаком показал водителю заглушить мотор и вывел девчонок-ютьюбщиц на улицу, стараясь не хрустеть подлым, выпавшим полчаса назад снежком. Получив инструкции, девчонки юркнули в многочисленные тени домиков и пропали. Вслед за ними растворился и отец Вадима, удалившись быстрым, перекатывающимся шагом увальня.

Группа номер три – хендмейдерши и мамочки в декрете из той классической категории гремучей смеси деятельности и попрошайничества, основанного на уверенности, что все вокруг тебе всегда должны, ибо ты мать. Жизнь их до недавнего времени была завязана на онлайн-продажах всякого вязания, выпечки, рукоделия через большой и громоздкий старинный форум с таким запутанным скоплением веток, что админы давно плюнули на него рукой, поддерживая только обсуждения последних шести месяцев да возможность разговора в личных сообщениях, где и шли основные продажи. Единые аккаунты авторизовались на форуме, и инспекция внезапно озаботилась тем, что мамочки эти не платят никаких налогов со своего никудышного бизнеса. Да, копейки, но государство от этого страдать не должно, они ведь своей деятельностью если не опустошали казну, то отказывались ее пополнять. А значит – тайные вредители, враги государства, которое предоставляет им кров, защиту и покровительство. Единый аккаунт одной из админов передал в инспекцию пароль и логин доступа к хостингу форума, инспекция его заблокировала и предложила компромиссный вариант разрешения недоразумения – мамочки выплачивают фиксированную сумму, примерно равную той, что они задолжали за несколько лет работы форума, а потом подписывают договор, на основе которого будут делать ежемесячные централизованные отчисления. И тогда все вернется на круги своя. Мамочки нашли адвоката и воспротивились. Попытались наладить общение и сбыт через личные сообщения на других ресурсах, но и там их накрыли, никуда теперь не скрыться. Обозленные женщины вне зависимости от возраста – страшная сила, сметающая все на своем пути, и это – не про еду. Мягкая сила, непрерывное разрушающее воздействие, бритва, спрятанная во рту – это об обиженных женщинах, нет такой преграды, которую они бы не смогли снести.

На контакт пошли сразу, и они сами вышли на тех, в таунхау-се. Заправляла у них Римма, кругленькая, румяная и писклявая владелица трех детей, никогда и нигде не работавшая, зато в совершенстве освоившая ремесло выбивания различных пособий и льгот. У нее был талант – она изготавливала поделки из всего, что валяется вокруг нее, – сломанных игрушек, кусков бумаги, всякого хлама. Шли в ход и шишки, подобранные в лесу, желуди, палочки какие-то, обломки кирпичей, пивные крышки. Из-под ее пухленьких рук выходили настоящие произведения искусства, которые ей посоветовали продавать тем родителям, которые не в состоянии соорудить поделку для детского садика или в школы. Поделки начали приносить существенный доход, отличающийся от скудных подачек государства, и теперь, когда его у нее вдруг отобрали, она смогла прорвать уютненький кокон вымогательства и начала двигать своими коротенькими ножками, распространяя волны возмущения. Но настолько вжилась в поток впитывания разнообразных видов помощи, субсидий, дотаций, что ее вербальные навыки эволюционировали в сплошной просительный поток, и даже утвердительные предложения оканчивались вопросительным знаком.

– Я Римма, это Наташа и Вика?

– Эм…Наверное. Меня зовут Дима, это Семен.

– Ой, какой милый мальчуган? Тебе сколько лет, лет семь-восемь?

– Мне семь лет и восемь месяцев!

– Такой молодец? Будем тут разговаривать?

– Не знаю…можно пойти в «газельку» и посидеть там, там тепло и есть термосы с чаем.

– Хорошо? Девчонки, пошли попьём чайку?

Страшные подозрения, что их будет трудно остановить, чтобы вставить свое слово, было напрасным, Римма с подругами говорили строго по делу, хоть и много, не отвлекаясь на посторонние мелочи, что свойственно людям, проводящим много времени дома, изолированно от социума. Мамочки продвинулись гораздо дальше, чем группа Марка и зареченцы, – им удалось освободить костяк от единого аккаунта с помощью обычного шантажа – после того как им прикрыли коммерцию, они тупо продавали свои телефоны на запчасти и приходили гурьбой, в соплях и слезах в инспекцию требовать новые, потому что они же мамочки, а мамочкам нужно обязательно помогать. Первое время инспекция разорялась на покупки, но потом, посчитав, сколько они тратят на этих обезумевших женщин, благоразумно решили, что вреда от них не так уж много, они вряд ли смогут подорвать режим изнутри, и перестали им выдавать смартфоны, закрыв их единые аккаунты. Вроде бы вот она, долгожданная свобода, но проблемы с покупками, не говоря уж о регистрации во всяких социальных учреждениях, куда без единого аккаунта сейчас не сунешься. Поэтому они вдобавок выбили себе еще бумажных справок с удостоверениями, по которым мамочек полагалось всюду пускать и везде им помогать.

Теперь хотят вернуть все назад, без Интернета оказалось все не так просто, и даже очень непросто – не запостишь просьбу о сборе средств на зимнюю одежку, не раздашь старые игрушки и не попросишь новые. Не наедешь гневным постом на какого-нибудь чиновника, не желающего отдавать кровные пособия, не размажешь по стенке своей страницы какую-нибудь нерожавшую красотку – в общем, потерялось много удовольствия, без которого и свобода-то не очень нужна. К тому же мужика, сказала Римма, теперь как ловить, на улицах, что ли? Он же в реале пугливый, да и нас видит такими, какие мы есть. А в интернетах этих ваших можно быстренько списаться, потрахаться, залететь, родить, выгнать его и быстренько оформить алименты.

Римма внезапно для себя оказалось хваткою бабой, хозяйственной, в меру прижимистой и с тем самым, что называют бытовой мудростью. Она смогла консолидировать вокруг себя почти четыре десятка мамочек своего района и активно налаживает ячейки в других, где тоже есть активные члены, если можно так назвать, общества свидетелей декрета и рукоделия. Римма обязала опять тем же шантажом близлежащие магазины отпускать за наличку и по картам без верификации единого аккаунта предметы первой необходимости и продукты. Сделала систему заказов позиций, которые потом тоже оплачивались налом. Перед ней преклонились даже крупные сети, а некоторые повесили на своих дверях наклейки «Мамочки френдли». Единая инспекция пробовала с этим бороться, да уже поздно и против волны людей с младенцами на руках много не навоюешь. Поэтому они отпустили ситуацию и лишь вяло наблюдали за развитием. Конечно, им и в голову не приходило, что мамочки как раз могут стать одним из костяков Digital Resistance, что они смогут отвернуть свои мысли от пеленок и грудного вскармливания в сторону субъективной справедливости. Кроме того, она организовала круговорот вещей в природе – одежды, книжек, сосок, колясок. Все поделки, что ее подружки делали на продажу, теперь доработаны и усовершенствованы в более рациональном ключе и приносят реальную пользу.