Текст книги "Асоциальные сети"

1011

Вечером случилось нечто необыкновенное, Марк не верил в чудеса, но вера его основательно пошатнулась – к нему домой приехал босс. Он долго сидел и молчал на кухне, не пытаясь завязать разговор, трогал свои колени и хрустел суставами мягких, немного женственных кулаков, Марк подумал, что босс, вероятно, никого и никогда не ударил, такими руками невозможно причинить боль. Когда колени мять стало довольно-таки двусмысленным, босс поднял глаза и грустно посмотрел на Марка, у которого от такого взгляда съежилось сердце, босс слыл человеком хоть и не каменным, но сантиментов за ним наблюдать не доводилось.

– Я не смог до тебя дозвониться.

– Я потерял телефон.

– Никто из твоих коллег не знает, где ты живешь.

– А зачем им это знать?

– Ладно. Ты знаешь, что в моей компании нет террористов?

– Ну я пока не встречал. Только белобрысая из бухгалтерии подозрительна, я один раз видел, как она облизывает фантик бумажки, проверьте ее связи с ИГИЛ, пожалуйста. И чем обязан подобной чести, в последний раз вы ко мне приезжали. Сейчас вспомню… А нет, никогда не приезжали.

– Ты террорист, Марк, ты. Смотри, что мне пришло на рабочую почту с пометкой вручить, иначе я пойду как соучастник, а компанию мою отдадут под государственный присмотр. Здесь написано, что ты нарушил федеральный закон и подлежишь приводу в суд. Вернее, ты сам должен явиться во столько-то и тогда-то, в противном случае, если тебя приведут насильно, суд не будет учитывать мнение адвоката, и ты автоматически подтверждаешь свою вину.

– Это с какого хера такие правила?

– А давно ли ты был в наших судах, Марк? Я вот почти каждый квартал там борюсь то с налоговой, то с должниками, то с кредиторами, то с самим собой. Не пришел по повестке – отягчающее обстоятельств и автоматическое признание вины. Если повестка выписана подозреваемому. Как с экспертизой на алкоголь у ДПС, знаешь? Отказался дыхнуть – подписал приговор.

– Ладно, приду. За что хоть судить будут?

– Ты позавчера сделал перепост запрещенного материала, возбуждающего ненависть к социальной группе.

– Подождите, подождите. Во-первых, позавчера я вообще не выходил в сеть, я только в астрал выходил, был пьян. У меня не было телефона. Во-вторых, как они узнали? В-третьих – блин, повестка в суд через два дня? Ни хрена себе они оперативно работают. В-четвертых – почему именно вы?

– Марк, не будь ребенком. Перепост сделал твой аккаунт, который теперь, как нам доказали компетентные органы, есть отражение твоей личности, следовательно, сделал это ты или способен это сделать. То есть ты именно так и думаешь, как твой аккаунт. Вернее, он думает, как и ты. Он же впитал от тебя все-превсе. Я запутался, но ты меня понял. Так что никакого выхода физически в сеть от тебя не требуется. А я – потому что они считают меня самым близким человеком в этом городе, который несет хоть какую-то за тебя ответственность. Если ты не пойдешь в суд самостоятельно, я потащу тебя туда за шкирку.

Как ходить в суды, Марк действительно не знал, и промчался все следующее утро над выбором гардероба. Надеть костюм было морально жалко, этот официоз был как бы извинительным, а Марк себя неправым не ощущал. Тем более если его прямо из зала повезут в тюрьму, костюм пропадет. А ведь он из итальянской шерсти, очень дорогой, купленный по пьяни в московском бутике лет пять назад. Надеть свитер с горлом и джинсы казалось чем-то вроде вызова, что может быть превратно понято судьей, может быть, в душе ему сочувствующему, а тут такой наряд. Эх, сейчас бы погуглить про судебный дресс-код, да все заблочено, а телефона так и нет. Марк остановился на однотонной светлой рубашке, брюках старомодного покроя и вязаной строгой жилетке. Подумывал, что неплохо еще повязать скромный коричневый галстук, а решил, что много чести, сойдет и так. Положил в карманы зажигалку, хотя не курил, документы, повестку, заботливо распечатанную боссом на толстой глянцевой бумаге, носовой платок, хотя насморка не наблюдалось, и маленькую записную книжку, всю в пыли, попалась на глаза в книжном шкафу, пока искал паспорт. Кстати, интересно будет узнать, паспорт-то вообще все еще считается документом при отсутствии доступа к единому аккаунту, или они там выходят из подобных ситуаций.

Таксист, пойманный на перекрестке, узнав конечную точку маршрута, молчал и только изредка с любопытством поглядывал в зеркало заднего вида, пытаясь угадать, к какой категории граждан – посетителей этого учреждения Марк относится. Сам Марк был сосредоточен той отрешенностью, когда понимаешь, что от тебя сейчас ничего не зависит, и проще отдаться в руки рока, чем сто раз перемалывать внутри себя сомнения и взращивать такую уютненькую жалость к себе.

Здание суда не выглядело устрашающим, старый кирпичный дом, больше похожий на цех завода из-за своей лаконичности и безыскусности. Только размашистые флаги над входом, да темные решетки на окнах первых двух этажей, да автоматчики в скверике и внутри говорили о том, что здесь не куется ВВП, не производят утюги или что там вообще производят сейчас на заводах. Марк послушно вывернул все из карманов охраннику, записался в журнал посещений и сказал, куда и по какому делу он направляется. Его отослали на третий этаж по лестнице, там направо почти до конца, заседание начнется через десять минут. Коридоры были полны людей, мрачных и грустных, с редкими вкраплениями веселых искорок в глазах персонала, привыкшего к этому постоянно множащемуся горю обывателей, к искусственным слезам закоренелых преступников, к ничего не понимающим матерям, которым не удается осознать, что кровиночка их на самом деле ловко управляется с ножом и не менее ловко насилует девок в парках. Марк протискивался бочком, стараясь выглядеть как можно естественнее и стараясь не задеть никого, не привлечь внимания, мало ли, вдруг попадутся знакомые, совсем не хочется вдаваться в объяснения.

Судья, милый бархатистый старичок в потертой молящими взглядами подсудимых мантии, молча листал тоненькое дело. Марк хихикнул про себя, что дело об интернет-терроризме отпечатали на бумаге, это какой-то постмодернизм, может быть, даже насмешка над всем этим регламентированным цирком. Судья два раз поднимал на него глаза, потом кивком головы подозвал прокурора и адвоката, неизвестно откуда взявшегося. О нем подумать Марк не успел, да и не знал, что вообще нужен адвокат. Они там пошушукались минуты три, судья дал им почитать что-то в своей папке. Придя к какому-то результату, разбежались, как боксеры, по своим углам. Судья встал, призвал к тишине в зале, где и так был чистейший звуковой вакуум, и зачитал приговор. Марк напряженно вслушивался в этот дикий канцелярит, пытаясь уловить смысл, но единственное, что удалось понять – ему дают год условно. На это время выдают специальный телефон, государственную собственность, с которым он должен пойти в районную инспекцию и восстановить доступ к единому аккаунту, который весь год будет отслеживаться параллельно на другом устройстве, дабы Марк не совершил повторное правонарушение. А уж если совершит, то им станет известно все тот же час. И именно для этого нужен был дубликат пароля, который остался в инспекции.

Ничего страшного не произошло, Марк получил громоздкий телефон со старой системой на позапрошлогоднем Android’е, расписался в трех бумажках, улыбнулся адвокату, прокурору и судье по очереди. Улыбнулся охранникам с автоматами, улыбнулся всем, кто в коридоре, сбежал по лестнице, проскочил через рамку и вдохнул пахнущий выхлопными газами и прогорклым маслом из забегаловки в пристройке запах свободы. Бежать, бежать в инспекцию, получать доступ и ворваться в мир цифры – надо хоть посмотреть, что он перепостил, очень его это интересовало, насколько он испорчен на самом деле, единый аккаунт-то соврать не даст.

В инспекции до сих пор очереди, что они там делают – непонятно. Но люди двигались быстро, сотрудники немного автоматизировались и настроили систему обращений, скорее всего. Не на сто процентов, но стало как-то человечней, на окнах появились горшки с цветами, столик с журналами, кулер, кофейный автомат, принимающий только оплату с телефона. Хитрые, чертяки, умеют мотивировать. И мужиков с серыми глазами стало много меньше, их места заняли обычные люди, перекинутые сюда из захолустных администраций и учреждений. Люди, привыкшие сидеть целый день за письменным столом и делать бессмысленную работу без душевного начала, механически ставя печати, галочки, заполняя формы отчётности. Марк показал справку из суда и приговор, протянул свой телефон блеклой девушке без выраженных вторичных половых признаков, девушку в ней выдавали только накрашенные старческой помадой губы и покрой блузки.

Телефон, выданный в суде, долго не хотел включаться и тормозил после подгрузки системы. Девушка послушно ждала, просматривая данные единого аккаунта Марка на своем мониторе. Наконец вроде бы все заработало, она в установленном порядке восстановила доступ с сохранением пароля, поставила еще одну печать на бумажках Марка и отпустила его домой без каких-либо напутственных слов. Люди скоро совсем разучатся говорить, подумал Марк, главным органом станут пальцы, которые эволюционируют до тонких и шустрых шупальцев и смогут печатать невероятно быстро и так же быстро скроллить экран. Закачав в телефон из облака список контактов, набрал Славика и предложил отметить его освобождение. Какое освобождение, спросил Славик. Такое, ответил Марк.

Три раза протерев очки. Славик взял бумаги Марка и сосредоточенно их изучил. Потом отложил на край дивана, снял очки, посмотрел на Марк подслеповато и уважительно протянул: «Так ты теперь судимый». Чем тут гордиться, Марк не понял. На стене его аккаунта они не нашли ничего запрещенного, видимо, аккаунт уже сам удалил, повинуясь решению суда. Славик попробовал посмотреть через свой, но тоже пусто. Еще попробовали порыскать в кеше браузеров, но бесплодно, Интернет все-таки не все помнит, оказывается. Марку это не понравилось – как можно воздерживаться от рецидива, если неизвестно, что было вообще, что за перепост, какая тема, откуда, про кого? Славик сидел, подперев кулаком подбородок, Марк лазил по последним сообщениям и комментариям своего аккаунта, отмечая про себя наиболее любопытные ветки. Но там не было ничего предосудительного и необычного, и если была какая-то критика, то только местных властей, которые никому не интересны, даже самим себе. Бросив Славика допивать, Марк отправился обратно в суд и путем неимоверных уговоров раздобыл контакт его адвоката, представленного в обязательном порядке государством, как оказалось. Адвокат был не очень приветлив, сразу сказал, что это самый мягкий приговор из всех возможных, так что Марк должен его благодарить, и еще лучше – отблагодарить, если совесть есть. Марк сказал, что пришел не с рекламацией, а за информацией. Адвокат долго упирался, указывая на служебную тайну, Марк удивленно повышал голос, давя на логику – как можно выдать приговор человеку, который не знает за что? Может, там вообще не было состава преступления, может, это было какое-то актерское представление, флешмоб, хэппенинг, акционерство? Адвокат мялся и кряхтел, но в конце концов покопался в шкафу, нашел его папочку и прочитал, что Марк перепостил с какого-то зарубежного ресурса расследование по поводу церковных земель, их перехода из рук в руки, продажи и возведения жилых комплексов, причем государство с этих сделок не имеет ни копейки. И где здесь терроризм, поинтересовался Марк, здесь же наоборот забота о казне, нет? Адвокат вспыхнул, обозвал Марка политически неграмотным, недальновидным и человеком, который так и не усвоил преподнесенный ему урок. Выразил это все адвокат в одном слове – «Либераст!» и вытолкал Марка за дверь.

Славик лежал на полу и храпел, сжимая в руке пульт от невключённого телевизора, волнообразно распространяя запах этаноловых испарений. Марк тихонько потыкал его ногой, накрыл пледом, взял пульт и нажал на красную кнопку. Показывали зарубежные новости о гей-параде, счастливые обнаженные люди в перьях и обрывках одежды скакали по улицам европейских городов, размахивая бутылками с пивом и цветными плакатами про любовь. Диктор беззвучно открывал рот в страшных гримасах, оповещая зрителей о разврате и загнивании наций, которым не разрешено бесплатно собирать валежник, как на просторах Великой России. Интересно, кто им там подбирает видеоряд, видно же, что людям на кадрах хорошо, что прохожие тоже радуются, что дети бегают вокруг и едят мороженое, а не учатся стрелять из пластиковых китайских автоматов. Марк как-то имел непродолжительную беседу с одним товарищем, пришедшим к ним в офис с просьбой поддержать материально какое-то патриотическое движение, целью которого было полное ограждение родины от пагубного влияния извне. Деньги им нужны были для издания большой и умной книги о том, как правильно жить, с кем дружить и где жить.

– Геи – это отвратительно. Тыкают друг друга членами. Лесбухи тоже противные. Еще нужно бороться с силиконом в сиськах и интим-магазинами, они развращают наших детей?

– Слушайте, а у вас женщина есть?

– А что вы лезете ко мне в трусы?

Марк, понятное дело, денег не дал и вдогонку еще спросил, что делают его дети в интим-магазинах, зачем они там гуляют. Мужик шумно сплюнул через здоровенную щель между резцами и с силой хлопнул дверью. На вопрос босса, кто приходил, Марк ответил, что побирушки, и ни капли не соврал.

Пощелкав каналами, посмотрев восторженно за охотой гепарда на какую-то газель, – скорость, динамика, первобытная агрессия, исходящая из пустого желудка, – Марк ощутил, что неплохо бы перекусить. Славик каким-то десятым чувством уловил интересную мысль, сразу проснулся и сказал, что тоже не против предаться подобному греху, раз уж другие грехи не намечаются. Очень хотелось чего-то вредного, запретного, не одобряемого обществом и даже им порицаемого. Но в «Мак» нельзя. Там аппетит пропадет, встанет комком в горле, там все еще витают ее дух и нежные губы, разрывающие упругие наггетсы…

По соседству открылся грузинский ресторанчик, владел им их старый знакомый Гриша Зальцман, не совсем грузин, но покушать любил и толк в еде знал. Хотя знакомым назвать его было можно только условно, Зальцман был тем человеком, что когда-то помог Славику найти жилье, кинув ссылку на риэлтерское агентство в одном чатике. И попросив за это небольшой процент, который Славик, конечно же, так и не отдал. Данный факт подвиг их к постоянному общению, где один тонко и не очень намекал, а второй как бы не замечал подобных некорректных намеков, оскорбляющих его поэтическую натуру. Кормили тут хорошо, Гриша не экономил на ощущениях вкусовых рецепторов, за лобио можно было продать не только мать родную, но и годовую подписку на Brazzers, такое оно было совершенное. Славик занял столик справа от выхода, перед большим окном до пола, и стал разглядывать прохожих. Марк, полистав меню, выбрал пару легких салатиков, большой поднос разнообразно зажаренного мяса и айвовый компот, который нужно было есть ложкой, потому что мякоти там гораздо больше, чем жидкости. Вышел Гриша, увидел Славика и сделал кислую, как ткемали, рожу. Подошел к столику, поводил пальцем по накрахмаленной скатерти, потрогал приборы, повертел в руке бокал от вина, подозвал официанта и указав на Славика, сказал – «Вот этому чек в два раза больше сделай, дорогой. Очень важный гость». Славик широко улыбнулся, хихикнул, а Марк возмущенно стукнул ложкой по тарелке – платить-то все равно ему, Славик взял за привычку, если они куда-то вместе, кошелёк всегда расстегивает Марк, как будто он девушка на свидании, хотя Марк от него потом ничего не требовал. Официант понимающее кивнул, но счет принес нормальный, видимо, к шуткам хозяина тут уже привыкли или просто не принимали его всерьез.

Оплатить, как в инспекции, как и почти везде сейчас, можно было только с помощью PayPass, наличку не принимали, равно как и банковские карты. Марк полез за телефоном, они вместе ждали, пока он загрузится, этот динозавр, потом Марк поднес его к терминалу, и тот вдруг замигал разноцветными огоньками. Чек вылез, но странный, официант долго смотрел на него, а потом ушел советоваться с начальством. Вернулся вместе с Гришей, нахмуренным и серьезным.

– Ребята, транзакция прошла успешно, но в следующий раз я вас не пущу, простите.

– Что случилось, Гриша?

– Аккаунт, через который прошла оплата, был судим за преступление в информационном пространстве, за любые контакты с таким, пока судимость или испытательный срок не погашены, с нас теперь берут дополнительный двадцать процентов с чека на борьбу с терроризмом. Вроде как мы не должны кормить пособников, а должны кормить страну. Я, ребят, все это не одобряю. Но двадцать процентов от чека не позволяют мне чувствовать себя богатым. И не только богатым, но и в безопасности. Вдруг в следующий раз меня как соучастника с вами припрут. Славик, я прощаю тебе все, что мне должен, и проценты прощаю даже.

– Какие проценты?

– Большие. В общем, ребята, давайте я вас угощу лобио и бокалом хорошего тбилисского. А потом расстанемся навсегда?

Любио, ароматное, горячее лобио, обжигающее язык и сердце, показалось Марку совсем пресным. Не заметил он и вкуса вина, Гриша оставил им бутылку целиком и ушел к себе подсчитывать свою чистую прибыль, чистую, не то, что они теперь. Марк почувствовал, как надвигается отчаяние, как вокруг него появляется ореол изгоя, как люди прячут лица и переходят на другую сторону улицы, едва он только показывается на тротуаре, как за ним бегут дети, кричат обидные слова и кидают камнями, как девушки брезгливо вытирают платочком место в трамвае, где он только что сидел и встал, чтобы уступить, как Славик каждый раз в ответ на приглашение в гости начинает лихорадочно выдумывать причины, а потом просто перестает брать трубку и отвечать на сообщения. Марк посмотрел на Славика, жующего лобио, Славик помотал головой. Да, Славик не такой, Славик не бросит, у него же никого нет в этом городе, от безысходности останется и от тупой жадности до адреналиновых всплесков. Да нет, нет, Марк проклял себя за язвительность, Славик останется, потому что это Славик же.

Чтобы забить осиновый кол как можно глубже, Марк с Славиком прошлись по местным магазинам, купили еды, шапку Марку, у него начали мерзнуть уши, купили пленку на экран нового старого телефона Марка, а Славику купили беспроводные наушники для бега, он когда-то хотел начать бегать, и наушники были как раз таки нужны. Правда, хотел он еще года три назад, но надо же с чего-то начинать? И в каждом магазине после оплаты PayPass на них смотрели с огорчением, со злостью, один раз, один раз только – с жалостью. Марк совсем скис и расстроился, Славик отвел его домой, а сам пошел по каким-то загадочным «личным делам». Повалявшись на диване в бесплодных попытках уснуть, Марк сел на кухне с традиционным чаем на подоконнике и решил включить то, что он когда-то называл мозгами, а сейчас – кашей, разваренной до состояния пюре. Почему-то совершенно не думалось; единственное, что пришло на ум, – нужно отвязать от себя чертов аккаунт, все равно скоро ничего нигде продавать не будут. А год прожить как-то надо.

1100

Первым делом – финансы. Нужно вывести все, что есть, и все, что будет, из-под надзорного ока единого аккаунта, давно влившегося в онлайн-программы банков и бесконтактные платежи. В финансовой организации, державшей основной счет Марка, состоялся неприятный, затянутый натянутыми паузами разговор с менеджером, не хотевшим понимать, зачем клиенту столько наличности сразу, причем наличности было-то кот наплакал, Марк никогда не отличался способностью к накоплению и постоянно тратил все, что зарабатывал, на сверхъестественно появлявшиеся вещи первейшей необходимости или просто пропивал и проедал. Это ни капли его не тревожило, умереть голодной смертью, замерзая на теплотрассах, ему вряд ли было суждено, не позволили бы классность профессионала и востребованность на все более расширяющегося по узким специализациям рынке. Марк убедил менеджера, что якобы предстоящая поездка к родителям в глушь таит в себе вполне обоснованные риски попасть в затруднительные ситуации, когда провинциальные поставщики услуг и продукции будут не в состоянии принять электронные деньги, а он, в свою очередь, останется без услуг и продукции, что в крайнем случае может привести к летальному исходу. Тут Марк сделал страшные глаза, показывающие, что ответственность за преждевременную кончину его, почти молодого и почти перспективного специалиста, может, и не совсем сознательного, но все еще гражданина страны частично ляжет и на менеджера, который потом не сможет жить спокойно и в конце концов наложит на себя руки, оставив только маленький клочок бумаги, пропитанный слезами, со словами «Марк, увидимся, прости!» Менеджер проникся, позвонил кому-то из службы безопасности, и через пятнадцать минут Марк имел увесистый фирменный полиэтиленовый пакет, набитый купюрами разного достоинства. Увесистость говорила о том, что купюры малого достоинства там преобладали или пачки проложили еще и газетами, иначе откуда было взяться такому объему. Это и хорошо, разменные банкноты труднее отследить. Босс вопросу о переходе на наличный расчет неимоверно обрадовался, раздавать зарплаты в конвертах была его тайная мечта – это же сколько можно сэкономить на налогах и всяческих взносах в различные номинально попечительские органы, плодящиеся с каждым годом как кролики. Поэтому даже высказался за небольшую надбавку в качестве компенсации за неудобство и потрепал Марка по плечу.

Следующим шагом было пройтись сначала по району, а потом и по городу и набросать карту мест, где наличку принимали с удовольствием и без лишних вопросов. Здесь оказалось не все так просто, бумажные и металлические деньги в основном принимали наркоторговцы, сутенеры, продавцы краденого и торговцы сладкой ватой в парках. Еще бабушки с банками солений, ларек «Союзпечати» и частные маршрутки. Все остальные давно обзавелись терминалами и к оплате налом относились если не настороженно, то снисходительно – вроде как на первый раз прощаем, но второго раза может и не быть. Марк нашел в подвале многоэтажки маленький частный магазинчик, где продавали всякую всячину вроде бытовой химии и гвоздей. Но гвоздями особенно не наешься, поэтому нужно было найти хотя бы пару точек со съестным. Один ларек обнаружился через пару кварталов, правда, из еды там были чипсы, соленая рыбы и снеки. Весь остальной ассортимент занимала огромная по длине линейка разливного пива. Марк про себя подумал, что накрайняк пиво тоже жидкий хлеб. Одна из бабок на местном рыночке согласилась носить мясо из деревни и домашнюю сырокопчёную колбасу. Но цену задрала неслабую, мол, фермерская продукция, экологичность и все такое. Славик разыскал оптовый магазин, торговавший крупами и макаронами, где один из грузчиков согласился за пару бутылок водки отсыпать по килограмму в неделю того, чего потребуется. Теперь надо будет найти, где эту водку купить. Опять выручил Славик – тот армянин, что купил у него машину, гоняет фуры с палёным коньяком из Казахстана и не против отпускать по закупочной цене пол-ящика в месяц при условии, что Славик возьмется за наладку автомобиля, а то они с новым владельцем никак не могут подружиться, то машина ломается, то хозяин не в состоянии понять алгоритмы действия некоторых ее особенностей. Например, открывания багажника, который нужно немного прижать коленом левой ноги, а правой в это же время нежно подтолкнуть вверх, придерживая крышку двумя руками, иначе она резко отскакивает вверх. Посмотрев на демонстрационные экземпляры коньяка, переглянулись и молча договорились не дегустировать, выглядел он так опасно, что мгновенно где-то внутри начинало шевелиться древнее, обычно спящее зло под названием «изжога». И макарон с крупами у того грузчика нужно будет в первый раз взять по максимуму, а то вдруг он не доживет до следующего транша.

Оставался вопрос с одеждой и всякими домашними мелочами, впрочем, все это не очень тревожило Марка, носил вещи он аккуратно и годами, за модой не гнался, и того, что у него есть сейчас, хватит надолго, в том числе белья и носков. Коммунальные услуги будет оплачивать босс со своей карточки, удерживая списываемую сумму из зарплаты. Он же будет оплачивать мобильную связь, интернет, это в его интересах в рамках поддержания нормального рабочего процесса. Ну а все остальное – рестораны, выпивку приличную и всякие излишества теперь будет покупать Славик, а Марк ему будет отдавать наличкой, которую тот будет возвращать на свой счет. Славик немного огорчился, представляя, как Марк будет забывать отдавать потраченное, примеряя собственные поведенческие паттерны, но так как он не мог долго сосредоточиваться на одной определенной мысли, то огорчение быстро улетучилось и сменилось небольшим авантюристическим возбуждением, Славика сложившаяся ситуация забавляла и придавала остроты обыденности, в которой он был заштатным лузером. А сейчас стал лузером, которому угрожает опасность и преследование властей, и это намного круче!

Марк тоже успокоился, решив про себя, что все, что ни делается, то к лучшему, ибо лучшее познается в сравнении, а заглядывать в будущее он еще не научился. Надежда умирает последней, жалко, что все-таки умирает, но ее пролонгированная агония вселяет надежду, простите за тавтологию. Этакая рекурсия надежды, с каждым разом уменьшающейся качественно и по массе, но имеющей место быть. Проблема устойчивости психологического состояния у Марка никогда не стояла, он относился к миру вокруг точно так же, как мир к нему – не замечал, отхватывая при этом лучшие куски, что могла ему послать слепая в своей некомпетентности судьба-злодейка. Вопрос – кто из них успеет первым отхватить последний кусок от симбионта – тоже давно потерял актуальность – в девять лет смерть отца показала Марку несовершенность бытия и тот итог, который ждет всех, поэтому нет смысла беречь себя ради еще одного года или десятка лет, превращая собственную жизнь в набор скупых, экономных движений, окрашенных сплошь в серые оттенки видимого и невидимого спектра. Если уж ты появился на этой планете, то нужно жить так, как если бы смерти не существовало, это возмущает волны ненависти сущего, на которых так удобно качаться и поплевывать вокруг. Но все это не означает, что не нужно бороться за улучшение условий существования в возрасте дожития, начинающегося как раз с первого крика в роддоме, а не после шестидесяти пяти. Поэтому здравое сумасшедшее решение отвязать аккаунт совсем и потеряться из цифрового правового поля крепло в нем каждую секунду. Нужно только найти зацепку – с чего начать. Хотя Марк мнил себя неплохим специалистом в одной из сфер интернет-технологий, знаний его не хватало как в прикладном смысле, так и со стороны юридической.

Славик взял самую большую тележку и размеренным шагом подпольного миллиардера зашагал к полкам с алкоголем.

– Сисадмины, программисты и веб-дизайнеры страдают последними стадиями алкоголизма, Марк, это я тебе как постоянный клиент пивнушки говорю. Вот ты видишь понурого, исхудавшего, в рваном свитере, ноги волочатся, взгляд потухший, щетина неровная, под глазами мешки, – знай, в шести случаях из десяти это айтишник, вышедший на обед за пивком. К деградации подобный облик никакого отношения не имеет, им так проще жить среди людей, быть отверженными, падалью. Кружка пива есть рай и ад, балансирующие на длинной клавише пробела клавиатуры. Пиво прочищает и затуманивает мозги одновременно, даруя им легкость полета скрученных артрозом пальцев в попытках начертать нолем и единицей еще одни сонеты Шекспира. Если сисадмин не пьет, значит, компетенция его строго ограничивается изученной базой, он не умеет мечтать, а значит нам не пригодится.

– Не ври. В моей конторе куча айтишников, не пьющих и не курящих. И в то же время отличных спецов с мозгами.

– Марк, ты не видишь дальше своего мясистого носа. Алкоголь в данном случае многозадачен – снимает последствия излучения экранов и раздвигает ментальные створки, позволяя сисадмину заглянуть в собственный талант чуть глубже поиска новых порноресурсов. Да, у них все наоборот, напившись, они перестают думать о женщинах и мужчинах, начиная думать исключительно о работе. Еще алкоголь смывает створку несоответствия, когда он за клавиатурой царь и бог, а в обычной жизни половая тряпка. Я бывал на парочке их сходок – страшное дело, грусть и тоска в омуте непонятных слов и понятий. Славик подошел к полкам с водкой и коньяками низшей ценовой категории. Платить-то теперь ему. И стал бросать бутылки в корзину, щедро прослаивая их баночным пивом. На закуску взяли чипсов, три кило пельменей и банку огурцов, Славик авторитетно заявил, что другой закуски сисадмины попросту не приемлют, ее отвергает их измученный кремнием организм.

Приходили они по одному, робко стучась в дверь и тщательно вытирая ноги о жесткий коврик. Недоверчивые глаза, щуплые тельца, джинсы в обтяжку – никого из описанных Славиком алкашей. Сплошь все приличные молодые люди, тщательно соблюдающие некий закрытый от внешнего мира дресскод и манеры поведения. Марк со Славиком понабрали их на форумах и через знакомых, причем и там, и там приходилось очень завуалированно договариваться о встрече, затуманивая сам предмет предстоящего разговора. Здесь опять пригодился талант Славика писать так, чтобы крючок проникал внутрь грудной клетки и тащил за ребро туда, куда он скажет.

Все телефоны и гаджеты решено было оставить на кухне под большим эмалированным тазиком, мало ли, вдруг они научились подслушивать. Славик притащил стол из кухни, стулья и вывалил из пакетов припасы. Собравшиеся посмотрели недоуменно, один робкий голосок спросил чаю. Славик не стушевался, подмигнул Марку, мол, вот видишь, я же говорил, и пошел греметь бокалами и рюмками, зажигая газ и ставя на огонь кастрюлю. Огурчики и чипсы предполагалось есть из банки и пакетиков, пельмени – из большого бабушкиного блюда в центре стола, Славик заранее полил его борта майонезом и кетчупом, попытавшись ими нарисовать знак инь-ян, но плюнул и просто сделал две широкие полосы. Ребята смущались, порывались уйти, двигая неуловимо коленями в сторону двери, но Славик уже снял очки на всякий случай, и при взгляде на его фигуру в проходе желание уходить почему-то пропадало, ну или хотя бы идти не первым, а вторым, а еще лучше – третьим.