Текст книги "Асоциальные сети"

Когда пельмени сварились, и ребята выпили по паре пива, Славик разлил водки, не забыв, как следует отблагодарить и себя щедрейшей порцией. Ребята пригубили, Славик махнул, бодро хмыкнул и отправил в рот два пельменя подряд – водка оказался столь противной, что у Славика на глазах показались слезы отвращения и жалости к себе. Марк все-таки ограничился чаем и хмуро осматривал пришедших. Двое из его конторы, парни надежные, немногословные, исполнительные, не задающие много вопросов и почти всегда добивающиеся положительных результатов. Рядом с ними сидел прыщавый дядька лет тридцати пяти, с хрустом уничтожавший чипсы, перемалывая их как каток. Его Марк тоже где-то видел, но никак не мог припомнить. По правую руку от него на спинке дивана притулился парнишка в слишком коротких даже для хипстера штанах и в клетчатой рубашке. Он заметно нервничал и оглядывался на стену, как будто боялся, что она внезапно на него обрушится. Далее шел Славик, изрядно захмелевший и улыбавшийся несколько развязно. Одной рукой он обнимал банку с пивом, другой – чувака, которого привел с собой, вызвонив по пути из магазина. Хвалился, что отчаянный спец и сможет взломать Пентагон и ядерный чемоданчик. И последний, слева от Марка, покрытый ядовитой зеленой краской панк, ни разу не поднявший глаза от значительных размеров планшета. Марк глотнул разок и поднялся. Комната наполнилась ожиданием и хрустом чипсов. Марк посмотрел на прыщавого, тот икнул и отложил пачку, глядя на нее с таким сожалением, словно это было прощание с девушкой. Немного помявшись, подбирая приветственные слова, Марк начал:

– Господа и… Господа! Моя история вам известна, говорят, что подобных уже несколько тысяч, и суды набирают все больше практики. Кто-то смиренно опускает голову, кто-то забивает, кто-то, опять же, ходят слухи, выступает с протестом и даже, опять же, ходят слухи, идет в открытую борьбу. Я же хочу просто исчезнуть из внезапно оцифрованного правового поля, в котором у меня теперь только обязанности и право самостоятельно прийти в органы и сдаться. Собрал я вас как специалистов и важных людей, которые смогут мне помочь. Задача следующая – вообще отвязать от себя единый аккаунт и стать обычным невидимкой. Но только так, чтобы на меня не спустили всю полицию страны, дабы найти и показательно, перед веб-камерой наказать для устрашения. Но это задача глобальная, от вас же я хочу помощь с разработкой и поиском неких ботов или программ, которые будут незаметно контролировать единый аккаунт, держать его в рамках и отсылать в инспекцию такую информацию, какую я сам захочу, отредактированную и показывающую, что я примерный, законопослушный гражданин. Подобный бот рано или поздно понадобится всем, и вам в том числе, так почему же не заняться его созданием прямо сейчас, не дожидаясь кары земной?

Ребята загалдели, задвигались, зашумели. Первым взял слово прыщавый, и, как только он открыл рот, Марк вспомнил, где его видел. Этот дядька приходил к ним на работу устанавливать корпоративный единый аккаунт, то есть как раз работал в инспекции. Марк быстро переместился к выходу из комнаты и начал искать глазами на столе нож или вилку, чтобы не дать ему выйти. Дядька проследил за ним взглядом и вальяжно сел, закинув ногу на ногу.

– Не ссы, я давно уволился и ушел на вольные хлеба. Как раз занимаюсь консультированием вот таких вот терпил, как ты. Не прочитают инструкцию и тычут пальцами в розетки, как дети малые. Я ничего никому не скажу, да и сказать-то некому, выперли меня с позором, когда я с бабулек и инвалидов начал брать деньги в полпенсии за подключение на дому, хотя это бесплатно. Так вот, отключить единый аккаунт можно в двух случаях – либо ты труп, либо твоя деятельность связана с секретами государственной важности. Ну там разведчик, военный и все в таком роде. Мой бывший шеф пачкал руки большими деньгами и помог парочке важных людей спрятаться от всевидящего ока. Так что если у тебя завалялось где-нибудь восемь нолей, то велкам, общий язык найдете сразу. Других вариантов нет, и, возможно, и этот тоже пропадет, шеф стал нервничать в последнее время, и его могут накрыть, детей-то уже перевез в Бельгию, не знаю, успеет сам или нет. По поводу программы – мысль годная и своевременная, за разработку сесть можно, и лучше сделать это всем вместе, выписывая код по строке и корректируя его на офлайн-встречах вроде этой. Только умоляю, давайте в следующий раз без этой вот вакханалии, – махнул на храпящего Славика, – а культурно и плодотворно посидим?

Парни из конторы Марка закивали головами, что можно было определить как согласие приняться за работу; друг Славика, высвободившийся из-под его руки, встал и замер у окна, смотря куда-то вверх, а хипстер, все так же не поднимая головы, под-хватил позабытую прыщавым пачку чипсов и засунул в нее руку. Вместе с тонкими промасленными листьями картошки вытащил небольшой продолговатый предмет, на поверку оказавшийся диктофоном фирмы Panasonic, старым, на мизинчиковых батарейках и без возможности передачи информации без кабеля. Прыщавый завертелся на диване, бросился в сторону Марка, споткнулся о Славика и упал. Хипстер смачно опустил ему на голову свой планшет, сразу треснувший и засверкавший изломами пикселей. Прыщавый заверещал и замер, попискивая и испуганно оглядывая тесное кольцо работников клавиатуры. В драке такие непредсказуемые, они же никогда не дрались, поэтому на ум им могут прийти самые невероятные и отвратительные вещи, до сих пор не забыт случай, когда разъярённый сисадмин забил в глотку оппоненту шаурму в сырной лепешке, а когда тот перестал дышать, достал и съел, хорошая шаурма не должна пропадать.

Марк не знал, что делать, поэтому растормошил Славика и вкратце описал сложившуюся ситуацию. Славик вяло пнул прыщавого, поднял за шкирку и усадил на стул, связав ему руки за спиной полотенцем, которое через пять минут соскользнуло на пол. М-да, – пропел Марк, – в турпоходы ты не ходил, видимо. Прыщавый просто сидел и молчал, не пытаясь оправдываться. Испуг в глазах у него прошел, зато появился у всех остальных, никто не умел решительно действовать, и никто раньше не убивал людей, а замочить прыщавого нужно было обязательно, иначе потом замочат их как террористическую группу, подрывающую спокойствие в стране. Пока все обдумывали план дальнейших действий, Славик сел доедать остывшие пельмени и попутно набрал своего армянина. Армянин приехал через час, походил вокруг прыщавого, позаглядывал ему в карманы и зачем-то в глаза, забрал его и увез на машине. Славик проводил взглядом из окна, шепча: «Моя ласточка», потом задернул шторы и разогнал несостоявшуюся ячейку бандформирования.

Неделю Марку снился расчлененный прыщавый, кусками разлетающийся по шашлычным и подаваемый на стол в искусной сервировке из свежих овощей и украшенный веточкой укропа. Славиковский армянин деловито подбирал кусочки прыщавого на вилочку и самолично потчевал дорогих гостей, среди которых были начальник инспекции, министр внутренних дел и президент. Они ели, нахваливали и просили добавки.

В следующий понедельник, собравшись с духом. Марк отправился в инспекцию наводить мосты и справки. Для начала решил пойти официальным путем и записался на прием в отдел по связям с общественностью. Отдел состоял из миловидной барышни в глубине кабинета, спрятавшейся за очками без диоптрий, такие надевают в порнофильмах училкам, и крепыша лет сорока, который сидел как бы невзначай за столом прямо у самой двери, сосредоточенно вглядываясь в монитор большого ноутбука. Барышня внимательно выслушала Марка, кивая через каждое пятое слово, потом развернула свой монитор и дала почитать положение о едином аккаунте, обозначавшегося как «обязательный». Единый аккаунт – это не прихоть, это важный инструмент обеспечения правопорядка и сохранения спокойствия граждан, пояснила барышня, с помощью него государство теперь может отслеживать и предотвращать возможные правонарушения в самых различных сферах, от наркоторговли до бытовых преступлений. Например, на прошлой неделе в городе арестовали мужчину, постоянно избивавшего жену и детей. Найти и уличить его получилось только с помощью единого аккаунта, который, изучив его личность и став вторым «я», начал активно писать угрозы и другим женщинам, находящимся в родстве с женой преступника. Или другой пример – группа бывших заключенных мошенническим способом завладела базой персональных данных одной сотовой компании с целью рассылки по их номерам жалостливых просьб на лечение ребенка и банковской картой, куда нужно перечислять средства. Естественно, никакого малыша нет, деньги они собирались потратить на оружие, наркотики и подрыв мирного существования граждан. Единый аккаунт одного из соучастников после первых же рассылок автоматически продублировал сообщение в районную инспекцию с просьбой дать ему поблажку при аресте, если он сдаст всех остальных. Конечно, мы его отпустили, остальные получили серьезные сроки. «А вы, Марк, значит хотите снять с себя всякую ответственность, пропасть из поля зрения органов правопорядка? Знаете ли, хорошему человеку и ответственному гражданину нечего скрывать. Давайте-как посмотрим, что тут у нас. А, конечно, вы же судимы и находитесь на испытательном сроке!» Мужик при этих словах почти незаметно протянул руку и щелкнул замком двери. Марк посмотрел на него, усмехнулся и повернулся обратно к девушке. «Я всего лишь хочу жить собственной жизнью со всеми радостями ее и горестями, со всеми хорошими поступками и со всеми не очень хорошими. Но это мои поступки, мои. Не цифрового чудовища, внезапно ставшего больше, чем я сам. Вы теперь судите за то, что человек не делал, он даже может быть мертвым и валяться в канаве, а в это время его аккаунт покупает кокаин или призывает к взрывам в метро. Кого в этом случае осудят, а? Его маму, неправильно воспитавшую единицу общества, его первую учительницу, жену или может быть даже детей? Кто будет виноват в том, что аккаунт совершил глупость. И кто, кстати, определяет адекватность самого аккаунта?»

Барышня покраснела, переглянулась с крепышом и нажала кнопку на столе. Через секунд десять в дверь постучали, крепыш открыл и впустил двух молодцов не очень приятной наружности с мускулами, переливающимися под спортивными пиджаками в обтяжку. Марк нежно взяли под руки и препроводили на этаж выше, где все стены были отделаны деревом, двери двойные и обитые кожей, этакий номенклатурный шик прошлого века, с успехом пробравшийся через эпоху. Марка подвели к последней двери на этаже, упиравшейся боком в зарешеченное кованым чугуном окно. На двери висела пустая позолоченная табличка – ни должности, ни имени, вообще ничего. Двойные двери открывались бесшумно и легко, превосходно отлаженный механизм. Сразу за ними начиналась просторная приемная с кожаными икеевскими диванами, журнальным столиком и миленькой секретаршей, даже слишком миленькой, с тонкой талией и угадывающейся по изгибам маленькой попкой, при взгляде на нее хотелось чего-то животного и чувственного, а не думать про дела. У Марка стало жарко в паху и начала подрагивать левая нога. Наверняка это функционал был специально продуман HR-ом инспекции, дабы охладить пыл возмущения посетителей, чтобы кровь от головы отливала как можно дальше. Секретарша улыбнулась, показав рядок белых идеальных зубок и чуть насмешливо кивнула сторону прозрачных стеклянных раздвижных перегородок, за которыми угадывался большой дубовый письменный стол и фигура человека в кресле, опершегося локтями на столешницу. Марк видел его на фотографиях внизу, на стенде, рассказывающем о персонале. Он там так же сидел, выставив локти, и задумчиво ковырял глазами в твоей двуличной душонке, только и мечтающей совершить что-нибудь из ряда вон выходящее. Тогда он поднимется из-за стола, придет и крепкой своей рукой спасет мир от тебя.

Марка завели и оставили стоять посередине большой квадратной комнаты, в которой, кроме стола, больше и ничего не было, даже кресла. Все, кто сюда попадает, должны стоять по стойке смирно или ползать на коленях, тыкаясь носом в длинный ворс хорошего, дорогого ковра с неопределенными геометрическими рисунками, которые трудно отнести к какой-то стране или нации. Наверняка ткали его на заказ, он так же, как и секретарша, размывал сосредоточенность и вытеснял мысли на задний план, гипнотизируя и опустошая. Человек за столом встал, подошёл к Марку, посмотрел ему в глаза невыразительно, потом вернулся обратно за стол и открыл папку с документами – великое достижение цифровой эпохи. Марку стало грустно и весело одновременно, он громко кашлянул, привлекая внимание, и спросил: «А вы правда можете за большие деньги избавить меня от единого аккаунта? Сколько нужно и к каком числу собрать?» Человек, сильный, большой человек задрожал мелкой дрожью, швырнул папку на пол, подбежал к Марку и ощупал его на предмет подслушивающих устройств. Марк шепнул ему, что он тоже ему нравится, но у Марка есть девушка, и у них ничего не получится несмотря на его наглые руки. Человек вышвырнул Марка обратно к секси-секретарше, где его опять взяли под руки молодцеватые ребятки и вышвырнули на улицу. А вечером пришло уведомление от судебного исполнителя, что у Марка появилось первое предупреждение, вместе с получением пятого он отправится отбывать реальный срок в полном объеме. Марк показал средний палец сообщению и еще раз – включенной камере ноутбука, наверняка они там и сюда залезли, помнится, создатель Facebook’а закрывал эту камеру бумажкой, но Марка всегда смущало: почему эти люди не заклеивают и фронтальные камеры своих телефонов?

Бот был готов к концу месяца, и хипстер буквально принес его в раскрытых руках, на флешке. Воткнули в ноут Марка, который тут же погас и включился снова. Единственным недостатком созданной программы было то, что проверить ее работоспособность было практически невозможно. Хипстер надеялся, что бот возьмет управление в свои руки и станет держать единый аккаунт в электронной узде, но как это будет на деле, понятия тоже не имел. Программа писалась таким образом, чтобы задерживать сообщения и комментарии единого аккаунта, если они противоречат закону, а Марк пока не очень-то хотел проверять, так ли это, ведь ошибка могла привести к тому, что он окажется за решеткой. Хипстер тоже не горел желанием задействовать бота на собственном аккаунте, он еще молод и не познал женщин в полной мере, как стыдливо признался. Господи, подумал Марк, как мало нужно людям для счастья и как много они о себе после этого мнят.

1101

Дни медленно полетели, махая крыльями нарастающей мании преследования, превращающейся в обволакивающую мантию темного разума. Марку везде и всегда мерещился хвост, непрекращающаяся слежка. Он понимал, что подобное состояние крайне деструктивно и мешает ему полноценно наслаждаться своим прокисшим существованием, но ничего поделать не мог, каждый раз, когда он щипал себя за руку, пытаясь отрезвиться, в толпе мелькал мужик с серыми глазами, или Марк видел неосторожный внимательный взгляд полицейского из машины с незаглушенным мотором, припаркованной как раз по пути его следования. Приходилось постоянно сдерживать себя, чтобы не побежать без оглядки, на пределе пульса, петляя как заяц, роняя шапку и перчатки, испуганно донельзя, затравленно, холодея от пронизывающего ветра и ужаса, пугая прохожих и еще больше пугаясь их испуга, в конце концов истерично заорать и упасть, прижав колени и закрыв голову руками, типичная повадка человекообразных страусов, теряющих всякий разум и приличия при неизведанной опасности. Но Марк не такой, он же мужик, к тому же по телевизору говорили, что в полиции больше не засовывают в задницу бутылки из-под шампанского на допросах и не кидают в камеры к уголовникам, падким до мужского свежего тела, самым настоящим геям, геям по природе и призванию, да, активным, но это этого они не становятся натуралами. Однажды Марк это сказал дяде, болевшему тюремной романтикой и блатняком, переименованным сейчас в шансон, так тот чуть его не избил табуреткой в порыве благородных чувств сопереживания нелегкой судьбе сидельцев, не знающих, куда девать переизбыток гормонов и непотраченную скупую мужскую ласку.

Ему чудились глаза, глядевшие изнутри его телефона, невидимо двигаясь вслед за его пальцами по тем же полям прямых и не очень ссылок. И чудились подтянутые мужчины гуськом и слабо скрывающиеся, да и чего им прятаться-то, прятаться должен как раз Марк, должен полностью прочувствовать в себе вину, окончательно признать ее и бросить свою сознательность на плаху нового мира, в котором, может быть, мира не будет вовсе, потому что он никому не нужен. Особенно не нужен пацифистам и благотворительным организациям вроде Красного креста, на что тогда они будут жить и главное – зачем? Никто больше не примет их внутренний протест и их открытое и доброе сердце, потеря актуальности – вот что убивает сейчас почище пуль, пули выковывают героев, а не забвение. Мужчины просто ходили по его следам, отмечая про себя закономерности и повадки, отмечая наиболее часто посещаемые места, отмечая про себя наиболее частые встречи.

Славик недоверчиво слушал, пытался улыбаться, но почему-то хотелось оглянуться. Чтобы не показать свой очевидный страх, Славик смотрел в отражение в очках, пытаясь разглядеть, что там у него за спиной, и это было так забавно, что озноб у Марка уступал обычному его цинизму и скептицизму, так редко появлявшимся в последнее время. Славик предложил переехать к нему, но что это даст? Это всего лишь другой этаж, а тут нужна другая улица, другой город, другая страна, другая планета, в конце концов.

1110

Входная дверь вылетела, как в замедленном кино, задев Марка ребром и повалив на пол прихожей. Он видел все это покадрово – вот она отделяется от петель, вот она поднимается над полом и начинает двигаться плоскостью внутрь квартиры, чуть-чуть закручиваясь в его сторону, вот он спотыкается о коврик для обуви и налетает на ребро двери, бьющее его по груди и лбу, вот он лежит, наблюдая, как в квартиру забегают несколько пар серьезных мужских высоких ботинок на шнуровке, вот он начинает подниматься над полом, ощущая, как четыре руки его тащат обратно в комнату, а одна нога бьет куда-то в область почек для корректировки траектории движения. Затащив в комнату, Марка опять повалили на пол, только лицом вниз, один из обладателей ботинок сел на спину, прижав его своим немалым весом и заломил руки, связывая их на ходу пластиковым ремешком. Потом спрыгнул с него, перевернул четким пинком под ребра, схватил за волосы и посадил на диван, еще раз для убедительности въехав коленом в грудь так, что у Марка брызнули слюни из раскрывшегося автоматически рта. Два мужика заняли место у открытой двери, один вышел в коридор и начал там громко стучать в двери соседей, угрожая, что если сейчас не найдутся двое понятых, то понятых нужно будет приглашать уже в их квартиры. Понятых нашлось аж шесть человек, двенадцать презрительных и осуждающих глаз, еще час назад бывших добрыми и приветливыми, страх людской и инстинкт самосохранения опрокидывает навзничь человечность во всех ее ипостасях.

Марка ни о чем не спрашивали, только методично расшвыривали вещи из шкафов и тумбочек, перевернули все вверх дном, не распространяясь о цели поиска. Ноутбук и телефон упаковали сразу, упаковали и роутер, и электронные часы известной марки, не боящиеся практически ничего. Марк смотрел на них и думал, что там, куда его сейчас повезут, и их расколют, причем в обоих смыслах, сначала они выложат, сколько времени, а потом через циферблат из них вытащат наружу кремниевую начинку и колесики, если в таких часах есть колесики. А может, они вообще на песке работают. Мысль показалась забавной, Марк немного растянул губы, за что получил узловатой широкой ладонью в мозолях, вероятное происхождение которых вызвало еще одну неосторожную улыбку. Вытаскивали из квартиры классически, под локти, Марк решил не потакать неведомым агрессорам и вяло отпустил ноги в свободное плавание по бетонному полу этажа. В лифте его посадили на грязный, заплеванный линолеум, на первом этаже здорово протумкали по ступенькам на радость заглядывающих в открытую дверь подъезда бабулькам. «Дождались! – читалось радостное в их выцветших глазах. – Наконец-то дождались!» Еще там читалось: «А мы так и знали!» и «Теперь заживем!», у одной, самой слабенькой и оттого оттертой с первого плана в глазах было: «Вот бы матери его рассказать», да только никто не знал, слава богу атеистов, где живет его мать, и не сможет прийти туда с затаенным злорадством с кучей подробностей, так и капающих с раздвоенного классовой борьбой языка.

Автозак поражал своим огромным экстерьером и мизерностью внутреннего пространства. Не могут же быть стенки толщиной в полметра – две маленькие комнатушки, одна для узника, вторая для его охранника – все остальное зашито. И никаких окон, и вентиляционных отверстий, в дороге предлагалось дышать строго сгущающейся виной, тщательно заполняя ею лег-кие, где вина концентратом через большой круг кровообращения попадала в мозг и свивала себе там нехилое гнездышко из ставших разом ненужных извилин, зачем они теперь, все равно с этого момента думать будут за тебя. Комнатку Марка не закрыли, охранник просто уселся напротив, расстегнув кобуру, в которой виднелся странный квадратный пистолет такой формы, будто его достали из Minecraft’а. То ли Марк не внушал опасений как соперник в единоборстве, то ли считали, что бежать ему нет смысла или, может быть, некуда. Сам Марк не определился – стоит ли бороться за свою свободу или нет, нужно хотя бы узнать, что случилось и почему это случилось именно с ним.

Ехали быстро, Марка то и дело кидало из стороны в сторону и пару раз – под самую крышу, услужливо для таких случаев обитую стальным листом для лучшего осознания своего морального падения. Марк попытался было, как в фильмах, закрыть глаза и считать метры с поворотами, чтобы определиться с конечной точкой пути и потом найти дорогу назад, но через минут десять пришел к выводу, что рассыпать хлебные крошки или тянуть нить из клубка – более взвешенное решение. Охранник смотрел на него, не отводя взгляда, и, казалось, даже не мигал, Марк поиграл с ним мигалки, проиграл три раза и мысленно выписал тому большую-пребольшую криптонитовую медаль. Лицо охранника было вырезано из камня, ни одна мышца не дрогнула, и он ни разу не подпрыгнул на кочке, может, у него там винтовой штифт? Вот где природа берет столь безэмоциональных людей, интересно? Что заставляет ее рожать раз от раза организмы, не умеющие улыбаться и плакать, то есть делать все то, ради вызова чего тысячи лет потеет искусство в целом, ведь именно слезы и смех приносят в конце концов деньги. Может, деньги собирают как раз вот такие люди, они выжимают их по капле соленого раствора из глаз и выкристаллизовывают из него крупицы золота, которое потом тратится на моделирование более совершенных механизмов выжимки, от кинотриллеров и мелодраматических стишков до паяльников и утюгов с улучшенной эргономикой.

Машина остановилась, охранник встал, потянулся по-волчьи, вроде вальяжно, но угрожающе. Марк понял, почему его не пристегнули и не закрыли решетку, – с таким охранником нечего бояться, мимо него не то что мышь, бозон Хиггса не проскочит. Снег, отражающий солнечный свет, прорывающийся сквозь облака, бил в глаза, почетный караул из людей в форме стоял от двери автозака до крыльца центрального отделения инспекции. Довольно странно, что его привезли сюда, а не в полицию. И опять же никто и ничего не говорил, все сцепили тонкие мужественные губы и внимательно наблюдали, как Марк медленно идет к крыльцу, нехотя передвигая длинные ноги. Внутри его ждал уже знакомый по кабинету сероглазый, ловко взявший его под руку и немного согнувший вперед. Ноги почему-то сразу сами побежали по этажу, повернули на нужном им повороте и затащили Марка в такой же серый, как глаза ведущего, кабинет. Дядька одним незамысловатым движением бросил Марка на стул, сам обошел стол и сел вполоборота таким образом, что если нужно будет вскочить и побежать, то сделать это можно будет в одну секунду.

– Ну здравствуй, Марк.

– Вечер в хату!

– Шутить изволишь? Ну шути, шути. Почему не спрашиваешь – за что мы тебя задержали? Догадываешься? Или точно знаешь?

– А зачем спрашивать, вы ведь сейчас все равно расскажете, не знаю, правду или соврете, но это ничегошеньки не меняет, так как от меня ничего не зависит.

– Расскажу, конечно, расскажу. И от тебя ничего не зависит, это ты верно подметил. Если будешь так же сохранять разум и не паясничать, пойдешь на контакт, то отделаешься минимальным наказанием.

– Наказание определяет суд, вы то тут каким боком?

– И тут верно – да, суд. Но под влиянием предоставленных улик, тех, которые мы ему дадим, и того количества преступных действий, что ты совершил, Марк. Их ведь может быть большое количество, очень большое, например, гораздо больше, чем стоит жить.

– У нас нет смертной казни.

– Да ты у нас сегодня просто победитель программы «Умники и умницы»! Не помнишь такую программу? Ну без разницы, в общем, опять ты прав. Поэтому многие не доживают до суда, уж слишком велик груз их асоциальности, смерть, справедливая смерть спускается к ним, минуя светскую власть, коса ее остра. Кстати, знаешь ли, что на западе смерть – это мужик? Все у них не как у людей.

– Вы что же, меня пугаете? В таком случае с задачей справились, я напуган и действительно боюсь. Так что же я натворил?

– Ты перепостил материал берлинской онлайн-газеты о том, что численность внутренних войск в России уже сравнялась с численностью регулярной армии, и количество людей в погонах уже больше чиновничьего аппарата. Тем самым ты возбудил ненависть к определённой социальной прослойке, к людям, которые ночами не спят, охраняя твой покой, в том числе – и от тебя самого. Так как у тебя уже есть условный срок, который с этого момента становится реальным, то ты сам становишься рецидивистом.

– Не с этого момента, а с того момента, как скажет об этом судья.

– Да? Точно? Уверен? Посмотри вокруг, может быть, ты на свободе? Может быть, ты можешь сейчас встать и пойти погулять на белому снежку?

– А когда я опять влип-то, чего-то не припоминаю?

– Сегодня ночью.

– Оперативно работаете. Но я же спал.

– Ты спал, а твое второе «я», твое подсознание, твое настоящее лицо и дух – нет. Твой аккаунт не только перепостил этот материал, но и разослал его в мессенджере примерно сотне человек, часть из которых, те, кто поставил лайки или одобрительные смайлы, в настоящее время тоже задержаны, и скоро вы вместе очутитесь в одном прекрасном месте, где время потечет для вас очень быстро в созидательном труде на благо родины.

– То есть, если я правильно понимаю, я опять ничего не делал, а только оказался заложником вашей системы, в которой нет невиноватых, есть только не до конца расколотые?

– Не надо увиливать, единый аккаунт и есть ты, только он не врет, не прячется, а поступает так, как бы ты поступил на самом деле. Он то, что внутри твоей головы. И если ты там греешь мысль кого-нибудь убить или совершить переворот, как в твоем случае, он это напишет.

– Да не хочу я совершать никакой переворот!

– Хочешь, хочешь.

У мужика затрезвонил телефон, он порылся в просторных брюках, достал и приложил к уху. Слушал минуты полторы невидимый голос, положил телефон обратно, встал и подошёл к Марку, который тоже автоматически встал. Удивительное дело – Марк был выше почти на голову, но выглядел меньше, жальче и как-то приспущенней. Ему казалось, что на самом деле он смотрит на мужика снизу вверх, настолько он давил своими серыми глазами.

– Чтобы соблюсти законность и чистоту, мы сейчас тебя отвезем в полицию, где тебе определят следователя по твоему делу. Потусуешься там в камере пару дней, а потом мы тебя заберем обратно и хорошенько с тобой подружимся, да ведь. Марк?

Марк не кивнул, понимая, что его согласие или несогласие не имеет никакого значения и повернулся к выходу, следуя за приглашающим жестом мужика. Марк думал, что тот опять его хитро схватит под бочок, и они вместе, в связке, как профессиональная танцевальная пара, прогарцуют к выходу, но мужик пошел впереди, качая мощной спиной. Автозак, похоже, даже не глушил двигатель. Толчок в спину того же охранника помог Марку взлететь обратно в каморку и сесть на жесткую лавку, приваренную к стене и решетке. Через еще открытую дверь было видно, как сероглазый раздает какие-то указания персоналу и садится в подруливший большой, уже немодный джип с выхлопной трубой, поднятой над крышей и очень широкими колесами. Марку было плохо видно, неправильный угол, но казалось, что колеса даже под днищем трутся друг о друга.

А вот отделение полиции было знакомо, это же соседний двор. Сначала в этом здании была общественная прачечная, закрывшаяся вместе с Советским Союзом, Марк ходил туда смотреть на останки громоздких бетонных постаментов под промышленные стиральные машины неведомого образца. Он представлял себе высокие оцинкованные цилиндры, соединенные коленвалом длиной метров пятьдесят. В цилиндрах были сделаны маленькие смотровые окошки, через которые можно было наблюдать за крутящимися там простынями и цветными детскими шмотками. Из цилиндров гигантскими деревянными щипцами белье доставалось и кидалось на конвейер, движущийся к большим резиновым валикам. После валиков доставался большой утюг с ручкой, за которую могли ухватиться три человека, и прачечная наполнялась белым, непрозрачным паром.

Однако нашелся новый хозяин, сделал ремонт, продырявил стену и соорудил большие ворота, чтобы прямо внутрь могли въезжать грузовики. Так бывшая прачечная стала оптовым складом. Марк частенько видел, как соседская ребятня разгружала длинные фуры за упаковку колы или шоколадок. Делали они это быстро, особенно летом, когда глоток ледяной газировки мог сделать счастливым. Потом мужика этого расстреляли прямо перед воротами, и здание опять пустовало несколько лет, пока не появилась серьезная такая дамочка на лаковых каблучках и затянутая в полосатый костюм. Навезла сюда гипсокартону и понаделала перегородок. Прачечная превратилась в бизнес-центр, доверху набитый людишками, как банка со шпротами. Эти людишки выходили курить толпой, и от прачечной поднималось облачко освобождённого легкими от никотина дыма. Двор начал задыхаться от машин, которые парковались даже на детской площадке, участились случаи вандализма. От разбитых окон и поцарапанных бортов участковый поседел, потом полысел, потом уволился из органов. Все это разгребать пришлось другим полицейским, которые, очевидно, устав, однажды выволокли дамочку в наручниках и с растрепанной укладкой, посадили в машину, и больше ее никто не видел. Офисы тоже разогнали, и тут поселилась сама полиция. Марк даже думал, что наверняка они сами сфабриковали какое-то дело, потому что им понравилось здание; обыденность и не вызывает никакого воз-мущения, все привыкли к беспределу.