Текст книги "Опасная медицина. Кризис традиционных методов лечения"

Я собиралась раскритиковать препараты, улучшающие пищеварение, компенсирующие дефицит пищеварительных ферментов, типа мезим-форте, фестал, креон и т. д., как вдруг с удивлением обнаружила, что в «Армянском Национальном формуляре» 2006 года (по рекомендациям ВОЗ) их просто нет. Почему они «не рекомендованы», я не знаю, но что их широко применяют, знаю точно. Это любимые назначения гастроэнтерологов: «Джермук», но-шпа, омепразол, мезим.

Итак, мезим-форте: эта таблетка содержит панкреатин (из поджелудочной железы свиньи – опять свиньи!) с определенным содержанием липазы, а также амилазы и протеазы, для лучшего переваривания белков, жиров и углеводов пищи. Вместо того чтобы давать их в таком количестве и в такой форме, чтобы они легко переваривались ферментами собственной железы, мы объявили, что наша железа недостаточно их вырабатывает (а может, это мы переедаем, неправильно питаемся и тем самым вызываем ее повреждение и несостоятельность), и призываем «на помощь» панкреатин свиньи!

Больше всего в течение последних лет меня возмущало назначение этих таблеток гастроэнтерологами, но недавно я встретила назначение креона со стороны педиатров 3–6-месячным детям для облегчения переваривания искусственных смесей! Эти лекарства нередко вызывают обострение самого панкреатита и боли в животе. Но еще более важно то, что при коррекции питания и особенно при исключении приема большого количества жидкости во время еды нарушения пищеварения очень легко и быстро компенсируются при всех заболеваниях пищеварительной системы: от гастритов, бульбитов, гепатитов до эрозий и язв.

Антациды также при знании правильных принципов питания в большинстве случаев не нужны: гиперпродукция пепсина и соляной кислоты связана со смешанным питанием. При соблюдении элементарных принципов раздельного питания даже на бытовом уровне таких диспепсий, эрозивно-язвенных процессов, как правило, не бывает. Или они очень просто разрешаются при коррекции питания или применении натуральных методов терапии. А посмотрите на побочные действия антацидов. Раньше иногда я призывала на помощь (в первые 2–3 дня лечения при выраженном болевом синдроме) алмагель-А, но когда я тщательно изучила возможные побочные действия, у меня пропало желание применять его даже изредка, и я легко нашла природные «заменители», быстро и безвредно купирующие боль при гастроэнтерологической патологии.

Посмотрите на омепразол и его побочные эффекты, это диарея, запор, метеоризм, боли в животе, диспепсия, слабость, кожная сыпь, суставные и мышечные боли, анемия, лейко-, эозино-, тромбоцитопения, гематурия, протеинурия. Возможно, все это, с точки зрения медицинской статистики, встречается и нечасто. Но для научной медицины, направленной на оздоровление конкретного человека, это очень серьезная проблема: «лекарство», которое несет в себе столько болезней. Да и последствия лекарственного лечения острых заболеваний в виде самых разных хронических патологий, вплоть до онкологии, подсказывают, что побочные действия лекарственных препаратов не выдумка и не теоретическая «страховка» фармацевтической промышленности, а реальный фактор заболеваемости.

Глава 2
Найдены ли пути выхода из кризиса?

Надо признать, что все мировое сообщество, а также врачи различных областей медицинской науки осознают: современная академическая медицина не только несовершенна, но и сама тяжело больна. Об этом свидетельствует и нарастающая с каждым годом популярность альтернативной или как минимум интегративной медицины.

Сегодня еще продолжается четкое разграничение двух медицин: основной – лекарственной, или, как ее принято называть на Западе, конвенциональной, и дополнительной – альтернативной. Термин «конвенциональная» сам по себе очень интересен, он означает «по договоренности», «по конвенции», «по соглашению», то есть в определенной мере условно мы договорились называть ее медициной. Я думаю, недалеко то время, когда мы пересмотрим условия и сегодняшняя дополнительная медицина станет завтрашней основной. Во всяком случае это напрямую связано с интересами и здоровьем каждого человека, а также с будущим человечества.

Однако сегодня академическая медицина ищет выход из создавшегося положения, и основанием тому служат два заключения.

1. Не все «научные» факты, которые приводятся в статьях и исследованиях, получены в результате добросовестных поисков и исследований. А это значит, что очень часто, иногда годами, огромные массы людей по причине недобросовестности медицинской науки могут находиться в заблуждении относительно того или иного факта, того или иного препарата или метода обследования. Обычно приводится классический пример того, как разрекламированное в 1960-е годы лекарство талидомид стало причиной рождения тысяч детей с патологией развития вследствие тератогенного действия препарата.

На памяти моего поколения и другие факты: я помню повальное увлечение курантилом (персантином) в кардиологической практике, даже в ургентной терапии. Я не знаю, как умудрялись выживать наши больные, но буквально через пару лет тот же препарат в виде дипиридамоловой пробы оказался «провокационным», пробой на выявление скрытой ишемии миокарда. Я помню, как врач с большим стажем работы тогда, на обходе, мне шепотом сказала: «А мы это знали и между собой говорили, если больной перенесет курс курантила, значит, будет жить». А ведь сколько тысяч и десятков тысяч людей принимают участие в таких многолетних медицинских экспериментах для получения вначале «статистически достоверных» положительных, а затем столь же достоверных отрицательных результатов.

Помню повальное назначение мисклерона как антисклеротического препарата, а затем прошел слух о его онкогенности и негласная инструкция «не назначать».

Таким же путем апробируются и инструментальные методы обследования больных: целое десятилетие всей своей интуицией чувствую неуместность столь массовой пропаганды маммографии как скринингового (выборочного) метода, вижу панику на женских лицах при покалывании или побаливании в молочной железе. А гностической основой моего неприятия «раннего выявления» является то, что для меня абсолютно доказательно: атипичные клетки, их небольшие группки, скопления могут периодически образовываться в организме и «побеждаться» иммунной системой. С момента же выявления и проявления соответствующих эмоций у самого больного, врача и родственников вся негативная информация, связанная с онкологией, подсознательно активируется и окончательно подавляет иммунитет через механизмы психо-нейро-иммунофизиологии. И диагноз «онкология», как печать судебного решения, начинает действовать, укрепляя именно этот вариант развития поливариантной по своей природе судьбы. А потому другого варианта, кроме как страдание и смерть, через официальные механизмы «операция – облучение – химия» быть не может. Я слышала в народе много проклятий в адрес благотворительной акции маммографии (это же только обследование бесплатное, а дальше все более чем платно), разговоры о том, что много семей она разрушила, много вреда нанесла людям. И не зря интуитивно говорят люди, что это больше бизнес. А ведь как все благородно выглядит: давайте раньше выявлять, помогать. И только сейчас уважаемый академик пишет о том, что ни «поголовная диспансеризация», ни массовая маммография не оказались сколько-нибудь эффективными в плане снижения заболеваемости раком молочной железы. Да и как мог метод выявления быть эффективным в плане снижения заболеваемости, в плане хотя бы первичной профилактики? Я помню выступление американской благодетельницы – основательницы центра, которая говорила о том, что в нашей стране болеет одна из 15 женщин, а в США – одна из 7–8, то есть в два раза чаще, но прогноз означал, что уж в этом плане мы обязательно «догоним», если не «перегоним» Америку. И для меня было очевидно: конечно, это так и будет, если мы и дальше будем идти по пути American life, вернее, его худших черт: генетически измененного, ненатурального питания, ожирения и т. д. И конечно же, маммография никак не могла стать эффективным методом снижения заболеваемости. Такой успех может лежать в области здорового образа жизни, изменения питания, мышления, психологии людей, энергетики отношений мужчины и женщины, социальной и индивидуальной самооценки женщины – вот оно, поле профилактики не только рака молочной железы, но и всех других патологий женского здоровья: кист, миом, опухолей матки и яичников. А методом вторичной профилактики (после выявления), видимо, маммография тоже не стала, что уже говорит о неэффективности современной онкологической «лечебной» триады.

Таким образом, клиническая медицина со всем своим научным, диагностическим, клиническим и терапевтическим арсеналом так «разрослась», объем информации в каждой области настолько увеличился, что его стало невозможно «переворошить» каждому конкретному врачу для решения конкретной задачи. Противоречивость выводов становится основой для сомнений у специалиста, к тому же появляется все больше сведений о ненадежности, недолговечности кажущихся сегодня однозначно доказанными данных. В «Международном журнале медицинской практики», в номере, посвященном фальшивкам, опубликована информация о недостоверности, даже простой необоснованности и лжи во многих научных материалах, в том числе прошедших через отбор международных авторитетных журналов.

Canadian Institute of Health Researchпровел повторную экспертизу 48 рандомизированных (большей частью высококачественных, финансируемых правительствами) исследований и 68 публикаций в общемедицинских журналах и отметил, что «в 59 % случаев отрицательные последствия или даже вред вмешательства не описывались, статистически недостоверные данные самым простым способом „пропускались“ исследователем, а предметом сравнения нередко становились очевидно разные группы больных для получения статистически достоверных различий».

И если в некоторых статьях есть упреки в адрес врачей в связи с тем, что с накоплением опыта они все меньше и меньше доверяют новейшим достижениям медицины и особенно фармацевтики: «степень информированности врача о современных методах диагностики и лечения обратно пропорциональна числу лет после окончания медицинского института», то это не лишено оснований: опытные врачи, тем более с параллельным опытом в медицинской науке, хорошо знают цену и достоверность и научных исследований, и чистоты клинических апробаций, и преходящий блеск медицинских авторитетов, и недолговечность фармацевтических «панацей». Опытный специалист тем и отличается от молодого неопытного, что познал горечь разочарования от многих ожиданий, присущих студенту-медику или начинающему врачу, и веры во всемогущую медицину. Тем более в ту, «конвенциональную» – договорную, которую иначе можно назвать медициной ножа и таблетки.

Разве безосновательно недоверие врача (я уж не говорю о больном) к научной информации, если «ASP Journal Club» приводит результаты повторной экспертизы и тщательного отбора по качеству 6 млн научных статей (1993), опубликованных в клинических журналах: из них лишь 350 соответствовали поставленным качественным стандартам? Давайте не поленимся и выведем процент – о ужас, это составляет 0,0058 %, то есть лишь около 0,006 % публикуемой информации достоверно!

Можно ли доверять такой «науке», которой так кичится современная медицина! Уместно привести цитату из статьи крупного специалиста по медико-биологический статистике С. А. Гланца (1999): «Врачам известно множество методов диагностики и лечения, эффективность которых была „доказана“ статистическими методами и которые тем не менее канули в Лету, не выдержав испытания практикой. Вред, наносимый ошибками такого рода, очевиден. Исследователи заявляют о „статистически достоверном“ эффекте лечения, редактор помещает статью в журнал, врач, неспособный критически оценить публикацию, применяет неэффективный метод лечения. В конце этой цепи находится больной, который расплачивается за все, подвергаясь ненужному риску и не получая действительно эффективного лечения».

Давайте согласимся со специалистом и скажем наряду с прочими доводами против «доказательной медицины»: да, именно так, доказательная, якобы достоверная, научно оправданная медицина совершенно не новость. Во всяком случае наше поколение другой медицины и не знало. Д. Дж. Кук так определил ее: «ДМ – это стиль (!) клинической практики и обучения, при котором делается попытка объединить знания по патофизиологии, опыт практикующих врачей и пожелания больного с результатами клинических исследований…»

Разве курантил (персантин), применяемые в мировом масштабе клофибрат и мисклерон, печально знаменитые талидомид, дипирон (анальгин, баралгин) и все остальные клинические, диагностические, лекарственные средства, теоретические положения, приоритеты, «победно» вошедшие и «негласно» ушедшие из медицины за последние хотя бы три десятилетия моего врачебного опыта, разве все они не были основаны на патофизиологических и клинических данных? Конечно были, ведь медицинская наука уже более столетия все обосновывает методом статистической достоверности.

2. О статистической основе медицинской науки. Разумеется, каждый врач даже чисто интуитивно опирается на свой собственный статистический опыт. Я знаю, как трудно впервые назначить новый препарат, пока плохо «ощущаемый» тобой. Только после собственной апробации на определенном числе пациентов начинаешь «чувствовать» метод, препарат и пользоваться им более уверенно. И тем не менее медицина была и будет всегда работой с индивидом – с учетом всех конкретностей данного клинического случая. И здесь надо согласиться с Клодом Бернаром в том, что статистическим показателям, в том числе средним величинам, нет места в медицинской практике.

И еще давайте вспомним высказывание крупного врача и ученого Уильяма Ослера: «Медицина – это наука неопределенности и искусство вероятности».

Именно там, на грани знания, умения, достоверности и неопределенности, логики и интуиции, но только в зоне высочайших человеческих добродетелей свершается таинство врачевания.

К тому же совершенно очевидно, что для того чтобы «набрать» достаточное для статистической обработки количество материала, необходимо определенное, часто очень немалое число больных и/или десятки лет наблюдений. В течение этого времени могут пострадать сотни, тысячи людей, пока ученые-медики сделают свои правильные или полуправильные выводы. Так что признавать статистические исследования альфой и омегой медицинской науки, вероятно, неверно. Тем более что получить абсолютную чистоту исследований в силу самых различных факторов все равно не удается.

Даже в рандомизированных[12]12
  Рандомизированное контролируемое исследование – наиболее точный способ выявления причинно-следственных связей между лечением и исходом заболевания, а также определения экономической эффективности лечения. Такое исследование имеет ряд особенностей: случайное распределение пациентов по сравниваемым группам; пациенты и исследователи до завершения работы не знают, какое именно лечение проводится в каждой из сравниваемых групп (хотя проведение таких двойных слепых исследований не всегда возможно); все группы, за исключением экспериментальных, получают идентичную терапию; анализ пациентов проводят в составе групп, в которые они были распределены; анализ сфокусирован на определении степени различий результатов между сравниваемыми группами.


[Закрыть] исследованиях, объявленных золотым стандартом качества, это все равно невозможно, потому что, как написано – «к сожалению» (если, конечно, стоит об этом сожалеть), продолжает действовать человеческий фактор, вносящий субъективность и в доказательную медицину. И врач, и пациент пока не стали абсолютными роботами, лишенными чувств, совести, сочувствия. И несмотря на то, что случайной выборкой компьютер может больного, действительно нуждающегося в лекарстве, определить в группу «плацебо» и послать ему конверт с «номером» предписанного ему «нелечения», не исключается, что врач как-нибудь узнает об этом или почувствует интуитивно и параллельно что-нибудь назначит больному: не дать же ему «умереть за науку». Тщательно описав все «достоинства» двойных-тройных слепых методов, авторы в конце приводят факторы, перечеркивающие все эти достоинства: рандомизированные исследования чаще всего выполняются по заявкам фирм-изготовителей, результаты их являются «собственностью» этих фирм[13]13
  Ступаков И. Н., Самородская И. В. Доказательная медицина. М., 2006. С. 105.


[Закрыть]. Результаты таких исследований «плохо приживаются», особенно в хирургических областях. Хирурги (да и терапевты, думаю, тоже) предпочитают принимать решения на основе личного опыта, стремятся к индивидуальной, а не командной (обезличивающей врача) работе, сомневаются в получении оптимального для больных лечения, что является самым благородным импульсом в деятельности врача и т. д. Действительно, пока все звенья этой цепи не стали компьютерами, «врач – больной» в том числе, абсолютно доказательных данных получить невозможно.

Приведу еще пример из этой книги: «Результаты даже крупных исследований (таких как мега-трайлы) не совпадают, иногда даже противоречат друг другу. Так, в исследовании ELITE (оценка блокатора рецепторов лозартана у пожилых людей) продемонстрировано, что назначение лозартана больным с застойной сердечной недостаточностью вызывает более выраженное снижение смертности и частоты госпитализаций, чем назначение ингибитора АПФ каптоприла. Однако исследование ELITE II, проводившееся у таких же больных, показало полную идентичность влияния лозартана и каптоприла на смертность».

В одних журналах приведены based-evidenced – доказательные данные о целесообразности применения аспирина для профилактики рака толстой кишки, а в других – о том, что такая рекомендация не совсем обоснована, даже наоборот – безосновательна. И вновь все списывается на субъективный фактор: каким данным поверит врач и станет ли применять эту профилактическую рекомендацию. Многое здесь зависит от ряда подсознательных факторов, включая даже дизайн обложки, авторитетность, толщину, название журнала и даже шрифт, которым напечатано сообщение. Самое удивительное заключается в том, что, как бы мы ни кичились наукой и ее объективностью (что есть особенность декартовской модели науки и мышления), субъективный фактор нашего восприятия очень велик, и доля «веры» в то или иное исследование, факт или авторитет едва ли меньше, чем в религии.

3. Охватить все факторы, наносящие вред и делающие современную медицину больной, почти невозможно. Однако есть еще один грубый фактор, влияющий на объективность и рациональность, на этику и духовную высоту современной медицины. И этим фактором является всевозрастающий компонент бизнеса в медицинских технологиях, науке и фармацевтике, что обобщенно называется «засильем фармацевтических фирм». Так, нередко ими финансируются непрерывное медицинское образование, курсы усовершенствований, научные исследования и конференции. Согласно статистике, только одна фармакомпания в течение года 36 % своей прибыли потратила на маркетинг, общие расходы всех фармакологических фирм на «работу с врачами» составляют 12–15 млрд долларов ежегодно. В США в 2001 году было 90 000 дистрибьюторов лекарств, пропагандистов, «рекламных агентов», в то время как врач перед назначением каждого лекарства должен был бы семь раз отмерить, а сегодня в духе возрождающейся религиозности сказали бы «помолиться», как бы, во-первых, не нанести вреда, а во-вторых – еще и помочь. А компании работают с психикой врачей самыми изощренными методами: от примитивных подарков до спонсирования развлекательных мероприятий, выплаты значительных гонораров за «полезные» для них статьи и т. д.

Именно в силу этих трех факторов:

• специфики медицины как науки и несовершенства статистического метода как основного научного базиса современной медицины;

• роста научной информации и параллельного снижения уровня научной добросовестности;

• растущего воздействия бизнес-фактора во всех областях медицинской индустрии: науке, диагностических технологиях, хирургии и лекарственной терапии —

уже заранее можно предсказать исход тех решений, которые сегодня кажутся почти спасением и даже революцией, а именно: доказательная медицина и рациональная фармакология обречены на провал, ибо «Какая польза в напрасных законах там, где нет нравов» (Гораций) и «Любая реформа, кроме моральной, бесполезна» (Томас Карлейл). А до моральной реформы, как я понимаю, еще долог путь человека, называющего себя Homo sapiens – человек разумный. Не он, a Homo purum (человек чистый) или Homo Harmonicus (человек гармоничный) спасет и себя, и планету.

Определяя необходимость внедрения доказательной медицины (ДМ) – evidence based medicine,авторы статей и обзоров приводят такие основные доводы, как объем информации, недостаточная достоверность и добросовестность ее получения, бизнес-фактор и т. д. Фактически метод ДМ является своего рода «ситом», скринингом, просеиванием этой информации или надстройкой высококачественной экспертизы первичной медицинской научной информации с целью помощи врачу в отборе наиболее эффективных средств, медицинских технологий.

Мысль о необходимости обобщений, экспертизы первичной информации зародилась у британского гинеколога-эпидемиолога Арчи Кокрейна в 1972 году и через 20 лет превратилась в общественно значимое явление, затем и организацию – Cochrane collaboration, которая сегодня имеет центры по всему миру и, по сути, является методологическим центром ДМ: совершенствование метаанализа, составление систематизированных обзоров и их распространение.

Вроде с точки зрения логики это и неплохо для того, чтобы «перепахать» массу достоверной и не очень достоверной информации и предложить врачу клинические рекомендации – «золотой стандарт». Однако считать это «панацеей» для нашей больной медицины, революцией в медицине, как это преподносят апологеты метода, конечно же, совершенно неоправданно.

Посмотрите, однако, как об этом пишет в приветственном слове академик: «Внедрение такой стратегии, конечно, приведет к необходимости коренной перестройки во всех областях медицины, начиная с учебного процесса, кончая управлением здравоохранения. Однако, как бы ни были велики затраты, их, безусловно, можно считать доказательно оправданной необходимостью». А затраты на самом деле очень велики. Отметим, что стоимость этого высококвалифицированного экспертного труда составляет: 100 страниц таких рекомендаций – 500 000–750 000 долларов. А посмотрите национальные формуляры и ежегодные сборники по доказательной медицине: многие состоят из 500–700 страниц, затем международные издания дублируются в национальные варианты и т. д. Все это обходится человечеству в миллиарды долларов.

Думаю, делать надстройку на кривые сваи медицины не стоит. На те же средства можно было бы капитально перестроить здравоохранение: проект нашей панацеи, нашей революции в медицине будет приведен далее.

На встречах и семинарах по доказательной медицине ее представляют как нечто особенно важное, новое, от чего ожидают огромные полезные последствия. Так чем же она отличается от простого «творческого подхода к медицине»?

Давайте рассмотрим известные основополагающие, базисные шаги ДМ.

Шаг 1: сформулируйте правильный клинический вопрос.

Шаг 2: найдите самые актуальные и надежные исследования.

Шаг 3: оцените достоверность и полезность найденной информации.

Шаг 4: примените результаты в клинической практике.

Если бы не знать, что речь идет об «информации» вне врача, в научной литературе и сети Интернет, то можно было бы подумать, что эти 4 шага относятся к фазам клинического мышления врача в каждом конкретном случае. Что еще делает врач, если не формулирует задачу, находит необходимые, самые надежные исследования для ее уточнения, проводит их, затем оценивает достоверность и полезность найденной информации и, наконец, применяет эти результаты в клинической практике? Разница только в том, что он проделывает эту работу внутри себя, в собственном биокомпьютере, где слились в единый сплав знание, опыт и интуиция, что, вероятно, и есть клиническое мышление. И если у врача его нет, он и в мире информации не сумеет отыскать достоверных данных и мыслить «рационально фармакологично». И если все это делается для того, чтобы облегчить доступ врача к достоверной международной информации, то, мне кажется, что этот труд весьма малоэффективен. Врач, который умеет ею пользоваться через книги, сумеет и через кокрейновскую библиотеку[14]14
  Библиотека Кокрейна – международная некоммерческая и независимая организация, посвященная составлению обновляемых обзоров с оценкой степени достоверности различных методов лечения.


[Закрыть], а тот, кто не привык читать и мыслить, а лекарства и диагностические методы применяет сообразно рекламе или выгоде заключенной сделки, вряд ли станет штудировать стоящие миллионы долларов справочники по доказательной медицине и формуляры по рациональному использованию лекарственных средств.

Итак, метод доказательной медицины является паллиативным способом скрининга – просеивания – первичной научной медицинской информации, может хорошо применяться грамотным в любом смысле врачом, но ни в коей мере не является «рецептом» излечения, революцией в медицине. А ввиду ее крайней дороговизны к тому же может оказаться малоэффективной международной акцией, лишь еще более отвлекающей творческий научно-клинический и финансовый потенциал человечества от поисков и реализации истинно целительных методов в современной медицине.