Текст книги "Бегство от волшебника"

Глава 20

Роза сидела в гостиной и думала по очереди об Анетте, Мише и «Артемиде». Уже два дня прошло с тех пор, как Анетта исчезла, и Роза испытывала сильнейшие угрызения совести. Она пришла в дом Рейнбери, чтобы забрать Анетту, но та наотрез отказалась уходить. Ну что ж, решила тогда Роза, пусть останется еще на день. Проведет двадцать четыре часа в одиночестве и тогда, может быть, поймет, что в Кампден-Хилл-сквер все-таки лучше. Но и через двадцать четыре часа Анетта не вернулась. И тогда Роза велела брату каждый день навещать девушку. Утром третьего дня Хантер явился и обнаружил, что дом пуст: постель не расстелена, и пол в гостиной усыпан осколками гипса. Жившую в доме девушку никто не видел, ничего о ней не слышали. Роза решила обождать еще один день, а потом, если ничего не изменится, позвонить Марсии. Она понимала, что это будет не очень приятный звонок.

Что касается «Артемиды», то здесь положение как будто исправилось, хотя трудностей оставалось еще очень и очень много. Стараниями мисс Уингфилд сумма предполагаемых пожертвований возросла почти до тысячи шестисот фунтов. Правда, в реальности из всего списка вкладчиков пока раскошелились лишь двое – миссис Каррингтон-Моррис и миссис Йоловиц (дама в мантильке). После этого Роза смогла расплатиться за бумагу и за кое-что еще. Но по-прежнему оставался громадный долг за печать, а также выплаты различным лицам, которым Хантер, как честный человек, обязан был заплатить. И даже если бы вся сумма материализовалась, ее хватило бы лишь на то, чтобы справиться с первоочередными трудностями. Постоянная финансовая поддержка – вот о чем мечтала Роза, вот чего она ждала от миссис Уингфилд.

После собрания акционеров Роза дважды пыталась встретиться с миссис Уингфилд, но всякий раз мисс Фой отворяла дверь и произносила громко: «Боюсь, миссис Уингфилд не сможет вас принять: нездорова». Однако тут же пронзительным шепотом добавляла: «Здорова, вполне здорова!» – и, патетически взмахнув руками, запирала перед Розой дверь.

Относительно последних событий, связанных с «Артемидой», Роза и Хантер заключили друг с другом негласный договор – воздерживаться от взаимных упреков. Ведь сюрприз получился с обеих сторон, и теперь каждый радовался, что его не обвиняют. О судьбе журнала Роза решила пока с Хантером не говорить. Она чувствовала, что мальчик и без того настрадался.

Из задумчивости Розу вывел раздавшийся сверху шум. Брат, она знала, ушел по делам. Так кто же там может быть? Прислушавшись, она поняла, что шум доносится из комнаты Анетты. «Слава богу, – вздохнула Роза, – Анетта вернулась!» Она встала, приблизилась к лестнице и позвала. Но никто не ответил. Роза пошла наверх. По пути она вспоминала все свои благие намерения. Она не прикладывала раньше никаких усилий, чтобы разобраться в характере Анетты. И вот что из этого вышло. Ну ничего, теперь постарается наверстать упущенное, приложит все силы… Она постучала в дверь и тут же отворила.

На кровати, вытянувшись, лежал Стефан Лисевич.

Роза замерла от неожиданности. Потом медленно вошла в комнату и затворила дверь. Стефан лежал неподвижно, лишь глазами следя за ее движениями.

– Что ты здесь делаешь, Стефан? – спросила Роза. Уже прошло больше двух дней с тех пор, как она в последний раз видела братьев. После случая с Яном она почувствовала со стороны братьев некоторую холодность, но потом все пошло по-прежнему. Неожиданное появление Стефана было для нее необъяснимо… Она испугалась.

– Что случилось? – снова спросила она.

– Ничего, – сказал Стефан. – Подойди поближе, Роза.

Роза стояла, держась за дверную ручку так крепко, будто это была последняя ее связь с миром.

– Ты здоров? – поинтересовалась она.

– Здоров как бык, – ответил Стефан. – Просто лежу, отдыхаю. – Зевнув, он перевернулся на бок. Потом коротко рассмеялся. – Я знаю, ты рада меня видеть, Роза, но смотришь грустно. Почему ты смотришь так грустно?

Роза попробовала выжать из себя улыбку.

– Я испугалась, – пояснила она. И это была истинная правда.

– Я принес свой чемодан, – и Стефан указал пальцем в угол. Там и в самом деле стоял большой чемодан.

– А что в нем, Стефан? – с дрожью в голосе проговорила Роза.

– Ну что может быть у мужчины в чемодане? – пожал плечами Стефан. – Пижама, зубная щетка, полотенце, фуфайка… все как в английских учебниках! – Стефан снова рассмеялся.

– Слушай, Стефан, – прервала его Роза. – Перестань корчить из себя шута. Чего тебе здесь надо?

– Ничего не надо, я отвечаю, – произнес Стефан. – Что, ты и у Хантера спрашиваешь все время: чего тебе надо? Я живу здесь теперь. Я остаюсь здесь, в этой комнате. В моей комнате. Эта девушка, Анетта, ушла. А я пришел. Вот и все.

Розе вдруг стало ужасно холодно. Она еще сильнее сжала дверную ручку.

– Так нельзя, Стефан! – воскликнула она. – Анетта вернется. Это ее комната. А дом принадлежит Хантеру и мне. – Это было сказано странным, почти извиняющимся тоном.

– Дом большой, – перестав улыбаться, заявил Стефан. – Места хватит для всех.

– Но не для тебя, – возразила Роза. – Ты же понимаешь, что Хантер будет против. И вообще с любой точки зрения это невозможно.

– Если кто-то уйдет, – сказал Стефан, – то Хантер, а не я.

– Прекрати болтать глупости! – крикнула Роза. – Ты, наверное, спятил! А как же Ян? А мать?

– Это теперь незначительно, – ответил Стефан. Теперь он говорил тихо, почти шепотом.

– Что значит «незначительно»? – встрепенулась Роза.

– Она умерла, – прошептал Стефан. – Я выволок ее, как старый мешок. И закопал в саду.

– Ты сошел с ума, – охнула Роза.

– Она умерла, – повторил Стефан, – gaudeamus igitur.

– Я тебе не верю, – отозвалась Роза. – Где Ян?

– Ян исчез, Ян плохой человек. Он убрался. И никогда не вернется назад, никогда, – Стефан вдруг поднялся. – Теперь есть только ты.

Роза опустилась на стул. Она не знала, что думать, во что верить.

– Стефан, скажи правду, – попросила она.

– Все правда, – ответил Стефан. – Если ты не веришь, что я могу делать? Иди и посмотри на нашу комнату. Все изменилось, все исчезло. Никогда снова ты не увидишь ни Яна, ни эту старую женщину. Все ушло, говорю тебе, Роза. – Его голос все больше напоминал причитание.

– И что же ты собираешься делать? – спросила Роза.

– Сотню раз уже тебе сказал: останусь здесь. Теперь ты – и мать, и брат, и все. Я остаюсь с тобой.

– Невозможно! – всплеснула руками Роза. – И все же не понимаю. Просто не понимаю.

Стефан встал с кровати, приблизился к ней и улыбнулся.

– Вскоре все поймешь. Я и фабрику скоро брошу, – прошептал он ей почти на ухо.

– А как же ты будешь жить?

– Я буду жить с тобой, – тихим, ласковым голосом произнес Стефан. – Ты тоже бросишь фабрику, и мы будем жить на твои деньги. Ты английская леди, ты имеешь деньги, так ты мне сама говорила.

– Ошибаешься, Стефан, – холодно ответила Роза.

– Мы скоро увидим, – сообщил Стефан и рассмеялся. – Может, я и пошутил. Мы скоро увидим.

Внизу стукнула дверь.

– Это Хантер, – сказала Роза.

Стефан отошел и снова неспешно вытянулся на кровати.

– Ну, иди, – распорядился он, – и скажи Хантеру, что я теперь здесь.

Роза вышла из комнаты и начала медленно спускаться по ступенькам.

Глава 21

Хантер проснулся и взглянул на часы. Только три. Он проспал всего лишь час. И теперь ясно, что снова заснуть не удастся. Мучаясь, он переворачивался боку на бок. При этом ему казалось, что комната распадается на части. Вот-вот начнет падать на голову. А тут еще что-то пробежало по лицу. Он вскочил и брезгливо мазнул ладонью по щеке. Наверное, паук! Три часа ночи… просыпаясь в это время, неизбежно начинаешь воображать, что болен какой-то неизлечимой болезнью; да ведь так оно и есть. Жизнь – болезнь. И этот ледяной час предназначен именно для того, чтобы ее почувствовать.

Хантер уже третью ночь проводил без сна. Сотню раз за это время он слышал шаги… кто-то поднимается по лестнице к комнате сестры. Несомненно, это лишь чудится: Роза запирает на ночь дверь. И все же он вскакивал и снова и снова выбегал на площадку. Надо пойти и разбудить ее, но… нет, она лишь рассердится и прогонит его. Нечего сказать; неизвестно, что делать. Роза никак не объяснила, почему Стефан оказался в их доме. Хантер услышал от нее только одну фразу: «Потерпи, он скоро уйдет». Но Хантером накрепко овладело подозрение, что Стефан вовсе не собирается уходить. А Роза боялась, брат видел это; и как для ребенка, узнавшего, что мать боится, так и для него весь мир зашатался. И все равно, он должен что-то делать. Роза ждет… Уверенность в этом возросла в нем после того, как вчера вечером она вдруг попросила его пойти с ней вместе в Пимлико. Пустая комната – вот и все, что они там нашли; именно этого они, впрочем, и ожидали. Хантера одновременно и растрогало то, что Роза пытается найти в нем опору, и напугало: ведь это же ответственность, ужаснейшая!

С тех пор как появился Стефан, Роза перестала ходить на фабрику. Было похоже на то, что она очищает арену для какой-то грядущей ужасной битвы. «Вот только принять бой, – думал Хантер, – суждено, возможно, не ей, а мне. Зло смыкает кольцо вокруг меня», – чувствовал он, стоя в темноте на площадке и вслушиваясь. И это чувство затопило его с головой. Он вернулся к себе в комнату и включил свет. Закурил. А что сейчас делает Роза? Действительно ли она спит? Вообще, чем она сейчас занимается целые дни? Неизвестно. Уходит из дома рано утром, возвращается поздно вечером. Добивается встречи с миссис Уингфилд, но тщетно; ищет встречи с Анеттой, но тоже ничего не получается. Стало известно, что Анетта поселилась в отеле «Мейденхед». Роза без промедления отправилась туда, но не застала девушки. Обо всех этих неудачах Роза рассказывает, вот только непонятно, что она на этот счет думает.

«Заснуть бы, хоть на минуту, – вздыхал Хантер, – и тогда утром я знал бы, что делать». Его постель, смятая и перевернутая, являлась подлинным отражением бессонницы. Пытка ею – о, теперь он прекрасно понимает, что это такое! Это мучительное, лишенное пауз, перетекание из одного дня в другой! «Я болен и недееспособен», – с облегчением говорил он себе. Но надо же что-то делать – мука возвращается опять. Болен или нет – надо действовать. А хуже всего то, что он знает: именно в его руках оружие, которым можно уничтожить мучителя сестры. Он кое-что узнал, когда тогда пришел к Рейнбери! Братья Лисевичи родились к востоку от линии! Они в Англии нелегально! Как тогда объяснил Рейнбери – если об этом станет официально известно, их тут же выдворят. О, да не так уж мы и безоружны, говорил себе Хантер. Хотя оружие в руках – это еще только полдела. Знать бы, как им воспользоваться…

Хантер не принадлежал к числу людей, способных сознательно вредить ближним. Если он и становился причиной чего-то плохого, то обычно это была просто случайность, некий побочный продукт его усердных поисков выхода. Он был подобен животному, защищавшемуся не зубами, а бегством и маскировкой. А сейчас ему особенно не хотелось наносить удар. Сейчас особенно, потому что ситуация была крайне неясна; как обычно, ему оставалось лишь догадываться, о чем на самом деле думает Роза. А вдруг она права, и Стефан вскоре уйдет. К тому же сама мысль о том, чтобы пустить в ход коварство, претила Хантеру, пусть даже это оружие должно быть направлено против столь малоприятного субъекта. «Вот если бы этого Стефана можно было обвинить в каком-то несомненном преступлении, из которого наказание следовало бы автоматически, – о, тогда я готов был бы действовать», – думал Хантер. Но, с одной стороны, было неясно, какое же преступление совершил Лисевич (насколько в сложившейся ситуации виновата сама Роза – от этого вопроса Хантер просто шарахался в страхе). Если Стефана за что-то и накажут, то лишь за то, что тот родился восточнее кем-то установленной границы. А поскольку Хантер с величайшим неодобрением относился к системе, в которой личность подвергается дискриминации из-за такого случайного факта, как место рождения, постольку сама мысль о применении аргументов такого рода, даже против злейшего врага, была ему ненавистна. И к тому же если накажут Стефана, то не пострадают ли с ним совершенно невинные люди? Хантер остро чувствовал все эти препятствия. По наследству ему досталась тонкая душевная организация, но решительность, увы, нет.

Помимо этого, Хантер помнил о фотографии, по-прежнему находящейся у Кальвина Блика. После того что случилось на собрании акционеров, Хантер отправил Кальвину письмо следующего содержания: надеюсь, вы понимаете, что все произошло не по моей воле, и я рад буду встретиться с вами в любое удобное для вас время, чтобы продолжить обсуждение вопроса, ибо судьба «Артемиды», с моей точки зрения, отнюдь не решена. Хантер с отвращением вспоминал об этом письме, написанном в минуту паники и отдающем одновременно и угодничеством, и предательством Розы. Но Кальвин не ответил, так что и с этой стороны для Хантера ничего не прояснилось. Эта тревога странным образом соединялась в его сознании с болью от присутствия в доме Стефана. Получалось так, будто эти две угрозы отзывались одна в другой; он понимал: уничтожением одной другую не уничтожишь, но обе вместе создавали ощущение страшной опасности, нависшей над сестрой. А позади возвышалась фигура Миши Фокса. Все это преувеличение, успокаивал себя Хантер. Все это лишь гротескные отражения реальности. И кто знает, может, он и в самом деле в конце концов поверил бы в это, если бы не получал каждый день подтверждение, что сестра боится.

Хантер просидел на постели при включенном свете почти час. Страдальческие, беспомощные слезы тихо стекали по его щекам и капали на пижаму. Наконец он встал, выпил немного воды и сунул голову в умывальник. Больше терпеть не могу, сказал он себе. И опять вышел на площадку. Из комнаты Розы не доносилось ни звука. Он начал взбираться по ступенькам. Свет, просачивающийся из его спальни, немного освещал ступеньки, и его собственная громадная тень скользила впереди, покуда он подкрадывался к двери комнаты Стефана. Там он остановился. От волнения он очень громко дышал. Из горла вырвался звук, сдавленный и вместе с тем, как ему показалось, наполняющий тишину дома. Он взялся за ручку. Дверь оказалась незапертой. Спустя мгновение черная пустота комнаты открылась перед ним. Он замер на пороге, представляя, как отчетливо для смотрящего изнутри вырисовывается сейчас его силуэт. И когда он стоял вот так, сотрясаемый дрожью, то чувствовал себя гораздо в большей мере жертвой, нежели актером. Проснулся ли поляк? Неизвестно. Он пришел именно для того, чтобы разбудить его, – и в то же время старался ступать как можно тише, потому что… а вдруг – о, ужас! – тот уже проснулся? Тишина и мрак комнаты по-прежнему были непроницаемы. А вдруг ушел? – пронеслось в мозгу у Хантера. Он порылся в кармане пижамы в поисках спичек. Одну или две уронил на пол и только с третьей попытки зажег огонек. Протянул горящую спичку вперед, по направлению к кровати, и, прежде чем она погасла, разглядел Стефана. Тот сидел и смотрел на него.

Даже если бы перед ним предстал оживший покойник, Хантер наверняка не испугался бы больше. Он едва не бросился бежать. Из двери на нижней площадке пробивался неяркий свет, но здесь, в комнате Стефана, тьма напоминала черный бархат. Хантер отступил назад и снова чиркнул спичкой. Обнаружив, что Стефан смотрит именно на него, он подумал: может быть, видит в темноте? Спичка погасла.

– Послушай… – сказал Хантер. Ему показалось, что посреди этой темноты и молчания его голос прозвучал будто со дна колодца. Он понимал: слова – начало действия; и страх, витающий вокруг, проник к нему в сердце. – …Послушай, Стефан. Я хочу поговорить с тобой. – Он произнес это тихо, чуть ли не шепотом. И ему до отчаяния хотелось услышать голос Стефана, чтобы убедиться, что это не злой дух, а человек находится перед ним. Невольно назвав поляка по имени, он тут же подумал: это хорошо, этим я дал ему понять, что мы оба люди и поэтому не должны враждовать.

– Чего ты хочешь, являясь сюда среди ночи? – спросил Стефан чуть слышно, но с такой ненавистью, что Хантер тут же решил: наверное, он думает, что я пришел его убить. И от этой мысли Хантеру самому стало страшно.

– Я не собираюсь причинить тебе зла, – пояснил Хантер. Он понял, что солгал, но, представив себя в роли убийцы, не мог сказать иначе. – Но ты должен покинуть этот дом, – продолжил он. И зажег очередную спичку. Ему хотелось видеть лицо Стефана.

Поляк сидел выпрямившись, откинув одеяло. Похоже, он готовился защищаться. Длинная шея и белая грудь его были обнажены, и не страх читался в его глазах, а величайшая злоба.

– Почему? – задал он вопрос.

– Потому что моя сестра этого хочет! – воскликнул Хантер. Спичка погасла.

– Если твоя сестра этого хочет, она скажет, – ответил Стефан. – Это между мной и ею. А ты, мальчонка, держись подальше, не то схлопочешь.

Хантер тут же почувствовал, как что-то поднялось у него внутри… и в эту минуту не насилия со стороны Стефана он испугался, а близости слез. Он пододвинулся к кровати и, чтобы не заплакать, больно впился ногтями себе в ногу.

– Она не хочет, чтобы ты здесь находился, и говорит об этом, – с дрожью в голосе произнес Хантер. – Ты уйдешь отсюда, иначе не мне, а тебе будет плохо. – От внутреннего напряжения лицо его искривилось.

Вдруг что-то резко зашипело, и на миг стало светло. Это Стефан зажег спичку. На минуту стали видны красное от волнения лицо Хантера, его расширенные глаза и бледное, настороженное лицо поляка.

– Я хозяин в этом доме, – заявил Стефан. Он выговорил эту фразу медленно, почти надменно, и у Хантера дыхание перехватило от гнева.

– Мы… мы… мы еще посмотрим, – от негодования начав заикаться, проговорил он. – Я ставлю тебе условие. Ты меня к этому вынудил. Я в силах выдворить тебя из Англии, если захочу. Я знаю, где ты родился. Восточнее той самой линии. Тебе известно, что это значит, не так ли? Ты здесь находишься незаконно. Стоит мне только захотеть, и тебя завтра же вышвырнут из страны. Так вот, предупреждаю. Если не покинешь этот дом, я сделаю все, чтобы тебя выслали из Англии. – Он с радостью чувствовал, что гнев и ненависть придали ему храбрости. Он склонялся над поляком и выкрикивал свою речь прямо ему в ухо.

И сразу же стало тихо. Ожидая ответа, Хантер почувствовал, что в нем снова оживает страх. Стефан чиркнул спичкой, и она вспыхнула между ними, словно факел. Хантер различил взгляд поляка, прожигающий, словно он пытался сжечь соперника.

– Слушай меня теперь, – начал Стефан при свете, а продолжил уже в темноте: – Я сейчас скажу тебе правду. Если ты что-нибудь такое сделаешь, я убью тебя. – Эти слова прозвучали ужасно спокойно и взвешенно. – Я говорю это не для угрозы. Я говорю это как правду. Если ты поступаешь так, то я тебя ненавижу и убиваю. Я, может быть, не хочу этого делать, но и не сделать не могу. Так будет. Клянусь Божьей Матерью.

Хантер покачнулся в темноте. Сейчас он стоял почти вплотную к Стефану. Когда смысл слов поляка дошел до него, отчаяние овладело им.

– Нет, – крикнул он, – нет! Уходи из этого дома! Уходи!

Стефан опять зажег спичку. В желтом свете явились их лица – напряженно-злобное Стефана и сокрушенное Хантера.

– Говорю, я здесь хозяин, – прошептал Стефан, но слова его громовым раскатом отразились в мозгу у Хантера. И прежде чем спичка погасла, Стефан ухватил Хантера за волосы и так потянул назад, что у того глаза чуть не выскочили из орбит. Секунду держал так, а потом поднес к ним спичку.

Раздалось шипение, и волосы вспыхнули. Хантер пронзительно закричал и стал хлопать себя ладонями по голове. Резкая боль пронзила лоб. Едкий запах проник в ноздри. Из темноты донесся хохот Стефана. Вслепую, шатаясь, Хантер добрался до двери и, чуть не падая, сбежал по ступенькам вниз, по направлению к свету.

– Ради бога, Хантер! – донесся с нижней площадки голос Розы. – Что случилось? – Роза выбежала из своей комнаты в ночной сорочке. Все еще держась за голову, Хантер пронесся мимо нее.

– Ничего, – проговорил он. – Просто поранил голову. Не бойся, ничего.

Он направился в кухню. Роза пошла за ним и затворила за собой дверь. Хантер полез зачем-то в буфет. Минуту или две неуклюже рылся там, потом вдруг все бросил, повернулся к Розе и уткнулся лицом ей в плечо.

Глава 22

Роза не знала о «секретном оружии» Хантера и все же без труда представила, как именно развивались события прошедшей ночью. Сейчас было девять утра; Роза пила кофе, то и дело посматривая на сидящего напротив брата. Голова у него была забинтована, но повязка сползла на один глаз, как у пьяного магараджи. Таким жалким она его никогда еще не видела.

– Поешь чего-нибудь, Хантер, – сказала Роза.

Но брат лишь скорбно покачал головой.

Стефан, еще не выполнивший свою угрозу бросить работу, ранним утром удалился на фабрику. Глядя сейчас на брата, Роза чувствовала сильнейшее искушение – побежать наверх, выбросить вещи Стефана на улицу и забаррикадировать дверь. Но тут же возражала самой себе, что к такому она еще не готова. И как раз из-за Хантера не могла отважиться. Нежность к нему и чувство беспомощности переполняли ее душу. Нет, ей нужен сильный союзник. Только рядом с таким она сможет полностью отбросить жалость.

Не обратиться ли, подумала она, к Питеру Сейуарду? Но чем бы тот смог помочь? Его самого, как и Хантера, постоянно хочется от чего-то защищать, оберегать. В ее представлении Питер Сейуард был по-отцовски мудр и так же по-отцовски далек от злобы дня. Он воплощал обаяние здравого смысла и труда, благородство тех, чьи помыслы невинны, уязвимость тех, кто лишен способности презирать. Питер не смог бы постичь характер Стефана Лисевича. Более того, он не смог бы понять, какое качество в характере самой Розы оказалось созвучным натуре Стефана. И Роза вовсе не стремилась просвещать его в этом смысле. И наконец она решила: тьму может изгнать лишь тьма.

Этот довод можно было считать последним кирпичиком в выстроенной ею еще раньше системе доказательств. Стефан явился откуда-то из невероятного далека, из места, находящегося вне законов того мира, в котором жила Роза. Он не принадлежал к развитому человеческому обществу. Вот почему в столкновении с ним Хантер оказался бессилен. Дитя цивилизованного общества от такого приближения может лишь сгореть. Роза также была лишена способности накопить в себе ту особую силу, которая нужна для битвы с таким существом. Лишь родственный дух, происходящий из той же сферы темного хаоса, мог побороть его. И Роза поняла, куда ей надо пойти и с кем увидеться – с Мишей Фоксом.

Роза не удивилась неизбежности этого вывода. Ей, как и всем рационалистам, была присуща некоторая доля суеверного фатализма. В определенные моменты она чувствовала в себе готовность подчиниться давлению высшей силы. И если потом и начинала предъявлять самой себе счет за капитуляцию, то наготове уже был целый ряд аргументов, с помощью которых насилие этого духа сводилось к некой временной хвори, легко излечимой домашними средствами. Однако на этот раз дух тьмы явился к Розе не безымянным, а под именем друга. Где Миша – там все возможно, так считала Роза. Вот и сейчас, осознав необходимость отправиться к нему, Роза с готовностью объяснила это тем, что попала во власть некоего заклинания. Возможно, нечто копилось долгие годы. И вот наконец достигло высшей точки: все силы вдруг сошлись – и ее повлекло, вопреки сопротивлению, по направлению к нему. Пусть в этот момент Миша и забыл о ее существовании, все равно он продолжал притягивать ее. Ей вспомнились сказки о любовном напитке, заставляющем влюбленных одолевать моря и горы. Она поднялась из-за стола.

– Хантер, очнись! – приказала она. – Налить тебе немного бренди?

– Не хочу, – не поднимая головы, ответил Хантер.

Роза похлопала его по плечу, а потом вышла надеть пальто. Она открыла дверь на улицу. И утро встретило ее теплом и запахами земли и деревьев. Роза вдруг почувствовала прилив сил. Она осторожно закрыла дверь и пошла по тротуару. Светило солнце. Она повернула за угол. И тут что-то уловила краем глаза, что в первое мгновение показалось ей похожим на ее собственную тень. Но нет. Это была Нина. Портниха Нина. Держась шага на два позади Розы, она явно не знала, как привлечь ее внимание. Роза удивленно посмотрела на нее. Она привыкла видеть портниху исключительно в мастерской и теперь была озадачена: на свету совсем по-другому смотрелись крашеные золотистые волосы и непроницаемо черные глаза. Слишком густые румяна, волосы пора подкрашивать – на макушке уже темнеют черные пряди. Что-то Нина о своей внешности не заботится, подумала Роза. И чуть улыбнулась.

– Мисс Кип! – робко позвала Нина. – Можно с вами поговорить? На минуточку!

– Я спешу, – ответила Роза, – но пойдемте вместе, если хотите. – Обождав на обочине, она перешла на другую сторону. – Кстати, – произнесла Роза, – не приходилось ли вам в последнее время встречаться с мисс Кокейн?

– Я уже давно с ней не виделась, – отозвалась Нина. – Надеюсь, у нее все хорошо?

– И я надеюсь, – сказала Роза и повернулась, чтобы кивнуть миссис Каррингтон-Моррис, в эту минуту медленно проезжавшей мимо в «роллс-ройсе». В душе у Розы поднималась волна неудержимой радости. Меня влечет туда! – пела ее душа. Меня влечет туда! Именно пела. Ибо это был не крик отчаяния, а восторженный гимн надежде. Ей хотелось смеяться, хохотать. Они спускались к Кенсингтон-Хай-стрит.

– Она все еще живет у вас? – спросила Нина.

– Кто? А, мисс Кокейн? Да, – ответила Роза. И в эту минуту заметила мисс Фой, движущуюся с хозяйственной сумкой по противоположной стороне улицы.

– Простите, я на минуту, – произнесла Роза и бросилась через дорогу.

Волосы на голове мисс Фой стояли дыбом, пожалуй, даже решительней обычного, и улыбка при виде Розы прорезала ее морщинистое лицо.

– Как поживает миссис Уингфилд? – поинтересовалась Роза.

– Здравствует, мисс Роза, здравствует, – затараторила мисс Фой, – но эти ее капризы, признаюсь вам, невыносимы! Но вы приходите. Ей нравится, когда вы приходите. Вот вчера вы не пришли, и она была так разочаро-о-вана. Все спрашивала: когда же эта девушка придет?

– Она что же, хотела меня видеть? – удивилась Роза.

– Хотела вас видеть? – в свою очередь удивилась мисс Фой. – О дорогая, вовсе нет. Чтобы вы приходили – этого она хочет. Но и увидеть вас когда-нибудь пожелает, мисс Роза; просто наберитесь терпения. Ведь у нас, стариков, свои причуды.

Нина тоже перешла дорогу.

– Позвольте вам представить, – сказала Роза, – мисс… э-э… Нина. – Фамилию Нины Роза, как всегда, не смогла вспомнить.

– Мы встречались однажды у вас в доме. Я помню эту молодую леди, – доброжелательно произнесла мисс Фой.

– О, неужели! – воскликнула Роза. – Прекрасно! А теперь прошу извинить, мне надо идти.

Роза пошла вниз по улице, Нина последовала за ней. Хай-стрит была теперь уже недалеко. Все будет хорошо, думала Роза, все будет хорошо. Она уже видела себя, Хантера и «Артемиду» в окружении неких благотворных сил. Сама того не замечая, она принялась бежать. Нина тоже ускорила шаг.

– Извините! – опомнилась Роза. – Я отвлеклась на минуту. – И в это время они вышли на Хай-стрит. Потребовалось какое-то время, чтобы перейти дорогу.

– Как вы поживаете, Нина? – спросила Роза, когда они оказались на другой стороне. Пройдя через какую-то боковую улочку, она шла теперь по направлению к дому Миши Фокса. Но нетерпение ее было столь велико, что ей хотелось не идти, а лететь.

– У меня кое-какие трудности, – отозвалась Нина. Роза теперь шагала так быстро, что Нина, стараясь поспевать за ней, почти задыхалась.

– Жизнь есть цепь трудностей! – оживленно заметила Роза. И тут же увидала приближающуюся к ним по тротуару ту самую старушку со слуховым аппаратом, для которой так и осталось загадкой, что именно происходило на собрании акционеров. Еще за десять шагов Роза начала приветственно взмахивать рукой и продолжала все время, пока они со старушкой проходили мимо друг друга. Но старая дама Розу, очевидно, не узнала. Она недоуменно оглянулась, после чего пошла дальше, сокрушенно качая головой.

Роза рассмеялась. «Не узнала меня!» – обратилась она к Нине. Им предстояло перейти еще одну заполненную автомобилями дорогу.

– Дороги в Лондоне становятся все хуже и хуже, вам не кажется? – поинтересовалась Роза.

– Да, – ответила Нина.

Дом Миши Фокса был теперь совсем близко.

– Как вы поживаете, Нина? – снова задала вопрос Роза. – Ах да, я уже спрашивала. Надеюсь, все не так уж непоправимо? Если я могу чем-нибудь помочь…

– Да, конечно! – поспешно выдохнула Нина. – Я бы хотела попросить у вас совета!

– Никогда не бойтесь просить совета, – произнесла Роза. – Хотя стремление к полной независимости нынче в моде. Вот я как раз сейчас собираюсь попросить совета у мистера Фокса. – Они остановились посреди тротуара.

– Мистера Фокса? – недоверчиво переспросила Нина. За последние десять минут Нина на бегу видела лишь одно – рукав Розиного пальто. И вот теперь она подняла голову и обнаружила: дом Миши Фокса возвышается над ней, этаж за этажом.

– Как-нибудь в другой раз… – пробормотала Нина. – Я зайду к вам. – Она повернулась и быстро пошла прочь.

Роза с удивлением поглядела ей вслед. Потом обернулась к входной двери и, позабыв о Нине, начала подниматься по ступенькам.

Теперь, оказавшись перед дверью Мишиного дома, Роза ощутила, что восторг в ней начал меркнуть. Осталась только решимость увидеть Мишу, решимость настолько сильная, что, как ей казалось, она способна пройти сквозь стену. Она дернула дверной колокольчик. Через несколько минут слуга отворил дверь, Роза вошла в холл. Не торопясь закрывать дверь, слуга спросил ее имя и по какому делу она явилась. Розе почему-то показалось, что ее не только узнали, но и ждали ее прихода. Да, ответил слуга, мистер Фокс дома и сразу же вас примет. Дома и сразу примет, мысленно повторила Роза, и только потом поняла – это же почти невероятно!

Следуя за слугой, она прижимала руки к сердцу, словно боялась, что оно выскочит из груди. Они переходили из комнаты в комнату. В одной из них, похожей на маленькую гостиную, с книжкой в руках растянулся на канапе Кальвин Блик. Он кивнул Розе так дружески, будто она проходила здесь каждый день. Наконец они подошли к какой-то запертой двери. Слуга очень осторожно постучал, отворил и впустил Розу. Она вошла. Дверь затворилась.

Роза оказалась в обширной комнате, окна которой выходили на обе стороны. Ослепленная неожиданно ярким светом, она растерянно оглядывалась по сторонам. Потом увидела Мишу. Он стоял очень близко от нее, прислонившись к книжной полке. Роза застыла у двери.