Текст книги "Немезида"

Имя

Глава 66

Тишина!

Полнейшая тишина доставляла Марлене огромное наслаждение; к тому же она могла ее нарушить – стоило только захотеть. Марлена наклонилась, подобрала какой-то камень и бросила его в скалу. Раздался глухой стук, камень скатился на грунт и почти сразу остановился. Теперь, когда на ней было не больше одежды, чем обычно на Роторе, девочка радовалась полной свободе. От станции она сразу же пошла к ручейку, не особенно заботясь о том, чтобы замечать ориентиры.

В напутственных словах ее матери звучала безнадежная мольба:

– Марлена, пожалуйста, не забывай: ты обещала не уходить далеко.

Ты всегда должна видеть станцию.

Марлена в ответ только улыбнулась, а слова матери почти пропустила мимо ушей. Конечно, можно погулять и возле станции; а что в том плохого, если ей вдруг захочется уйти подальше? Она не собиралась заранее ограничивать себя обещаниями. Хотя мало ли что приходится обещать, лишь бы избежать очередного скандала. К тому же с ней был волновой излучатель, поэтому на станции в любое время точно знали, где она находится. Да и сама она могла определить нужное направление по приемному устройству излучателя.

Если с ней что-то и случится – упадет или чем-нибудь поранится, ее сразу найдут и отведут на станцию.

Конечно, если на тебя упадет метеорит, тут уж ничего не поделаешь. Только ведь тогда все равно, будешь ты в двух шагах или в двух километрах от станции. Метеориты – неприятная перспектива. Но если о них не думать – на Эритро все такое мирное, спокойное, красивое. На Роторе всегда было ужасно шумно: куда ни пойдешь, везде воздух дрожит и сотрясается от звуков, а мощные звуковые волны так и бьют по твоим и без того уставшим барабанным перепонкам. Должно быть, еще хуже на Земле. Там восемь миллиардов человек, триллионы животных, всякие грозы и штормы, потоки воды, которые то льют с неба, то наступают на сушу с моря. Как-то Марлена начала слушать запись, которая так и называлась – «Шумы Земли», вздрогнула и почти сразу выключила. А здесь, на Эритро, дивная тишина.

Марлена подошла к нежно журчавшему ручейку, подняла заостренный камень и бросила в воду; раздался негромкий всплеск. Звуки присутствуют на Эритро, но их так мало и все они такие негромкие, что только подчеркивают прелесть царящей на планете тишины. Марлена поставила ногу на мягкий глинистый грунт совсем рядом с потоком. Под ногой еле слышно приглушенно вздохнуло, и там остался нечеткий отпечаток ступни. Марлена нагнулась, набрала в ладони воды и выплеснула на грунт прямо перед собой. Мгновенно появились темные влажные пятна – темно-красные на розовом фоне. На то же место она налила еще немного воды, наступила правой ногой на образовавшееся темное пятно и отступила в сторону. Теперь след стал более глубоким. На дне ручья изредка попадались крупные камни. По ним Марлена перешла на другой берег и пошла чуть быстрее, широко размахивая руками и всей грудью вдыхая воздух Эритро. Конечно, она знала, что здесь кислорода немного меньше, чем на Роторе, поэтому если побежишь, то быстро устанешь. Но у нее не было желания бежать. Когда бежишь, многого не замечаешь. А она хотела видеть все! Марлена оглянулась на огромный купол станции. Пока еще его было видно очень хорошо, особенно полукруглую обсерваторию на крыше. Почему-то купол раздражал ее. Хотелось уйти далеко, так далеко, чтобы, сколько ни поворачивайся, не было бы видно ничего, кроме линии горизонта, пусть и неровной, только без этих чуждых планете рукотворных сооружений. И чтобы вообще не было никаких следов человека, только она и Эритро!

(Не сообщить ли на станцию? Не сказать ли маме, что она ненадолго уйдет подальше и ее не будет видно? Нет, сразу же начнутся возражения, уговоры. В любом случае на станции будут принимать сигнал ее излучателя и поймут, что она жива, здорова и просто гуляет. Даже если ее будут звать, то отвечать не надо. В конце концов, могут они ее оставить в покое хотя бы ненадолго?) Глаза Марлены постепенно привыкали к освещенной розовым светом Немезиды поверхности планеты. Оказывается, Эритро совсем не монотонно-розовый; что-то здесь было более светлым, что-то более темным, а иногда появлялись пурпурные и оранжевые, даже почти желтые тона. Со временем тут можно научиться видеть не меньшее богатство цветов, чем на Роторе; только здесь все цвета и оттенки были умиротворяющими, успокаивающими.

А что будет, если когда-нибудь люди расселятся по всей планете, посадят сады, построят города? Интересно, они испортят планету или нет? Может быть, уроков Земли окажется достаточно и у людей хватит разума, чтобы на этой планете пойти совсем другим путем и превратить ее в нечто такое, что было бы гораздо ближе к желаниям и стремлениям их сердец?

Каким желаниям? Вот в чем проблема. У разных людей разные желания, представления, идеи; они без конца будут спорить друг с другом и пытаться совместить несовместимое. Не лучше ли оставить Эритро таким, какой он есть?

Но тогда люди не смогут наслаждаться планетой. Правильно ли это? Что касается Марлены, то она бы не расставалась с ней никогда. Эритро согревал ее. Марлена не понимала, почему это так, но факт оставался фактом: здесь она чувствовала себя лучше, чем даже на Роторе. Может быть, это всего лишь подсознательная память о Земле? Может быть, у нее в генах заложено желание жить на огромной планете? Такое желание никак не может исполниться в крохотном искусственном поселении, кружащем в космосе. Нет, этого не может быть. Во-первых, между Землей и Эритро нет ничего общего, кроме размеров. Во-вторых, если такое желание заложено в ее генах, почему его нет у других людей? Но какое-то объяснение должно же быть. Марлена резко тряхнула головой, как будто хотела прояснить мысли, покрутилась на одном месте, рассматривая бесконечную равнину. Странно, что планета не казалась мертвой. На Роторе есть и зеленые поля, и фруктовые сады, там везде прямые линии и углы домов и всяких сооружений, а здесь, на Эритро, от горизонта до горизонта одна и та же неровная поверхность, усеянная камнями и обломками скал всех размеров и самых невероятных форм, будто разбросанных небрежной рукой неведомого гиганта, а между камней и вокруг них то там, то здесь текут ручейки и небольшие речки. И вообще ни одного живого существа, если не считать мириады крохотных, похожих на бактерии клеток, которые поглощают энергию красного света Немезиды и поддерживают постоянное содержание кислорода в атмосфере.

Немезида, как и полагается красному карлику, будет согревать Эритро еще сотни миллиардов лет, экономно расходуя свою энергию и следя за тем, чтобы все эти годы крохотные прокариоты планеты жили в тепле и не терпели никаких неудобств. Сначала потухнет освещающее Землю Солнце, потом исчезнут все другие яркие звезды, даже более молодые, чем Солнце, а Немезида по-прежнему будет светить, Эритро будет все так же крутиться вокруг Мегаса, и все те же прокариоты будут рождаться, жить и умирать.

Нет, человек не имеет права вторгаться в этот вечный, неизменяющийся мир и ломать его. Да, но ведь и Марлена не может жить одна на Эритро; ей нужны еда и люди, с которыми можно было бы общаться.

Вообще-то можно время от времени наведываться на станцию за припасами и чтобы недолго повидаться с людьми, а все остальное время лучше проводить одной на Эритро. А если за ней потянутся и другие? Как она сможет помешать им? Пусть их будет всего несколько человек, не разрушат ли они этот Эдем? Не разрушается ли он и сейчас, потому что она – только одна она – осмелилась прийти сюда?

– Нет! – громко крикнула Марлена. Вдруг ей страшно захотелось проверить, сможет ли она заставить эту непривычную атмосферу донести крик до ее ушей.

Конечно, она услышала свой голос, во на плоской равнине не было и не могло быть эха, поэтому на планете сразу воцарилась прежняя полная тишина.

Марлена еще раз обернулась. Купол станции превратился в узкую подоску на горизонте. На станцию уже можно было почти не обращать внимания, но Марлене хотелось, чтобы ее вообще не было видно, чтобы здесь были только Эритро и она.

До нее донеслось едва слышное дыхание ветра. Почему-то она догадалась, что ветер чуть-чуть усиливается. Впрочем, все равно он почти не ощущался, холоднее от него не стало, и вообще в нем не было ничего неприятного. Скорее Марлена услышала тихое «А-а-а-а…» Марлена радостно повторила: «А-а-а-а…» – и с любопытством посмотрела на небо. Синоптики сказали, что день будет ясным. Неужели на Эритро бывают неожиданные ураганы? Неужели сейчас поднимется сильный ветер и здесь станет неуютно? Неужели скоро по небу побегут тучи и пойдет дождь, и она не успеет вернуться на станцию? Нет, этого не может быть. Это такая же глупость, как и мысль о метеоритах. Конечно, на Эритро иногда идут дожди, но сейчас по темному чистому небу лениво тащились только два-три прозрачных розовых облачка; они никак не могли предвещать бурю.

– А-а-а-а, – прошептал ветер. – А-а-а-а, е-е-е-е. На этот раз звук оказался почему-то более сложным, и Марлена нахмурилась. Что бы могло издавать такой звук? Уж, конечно, не ветер сам по себе. Он мог бы завывать, если бы на его пути попадалось какое-нибудь препятствие, но здесь, сколько ни вглядывайся, не было ничего похожего.

– А-а-а-а, е-е-е-е, а-а-а-а.

Теперь совершенно отчетливо можно было различить три звука с ударением на втором. Марлена непонимающе огляделась. Откуда исходили эти звуки? Чтобы получился звук, что-то должно вибрировать, но она ничего не чувствовала, ничего не видела. Эритро казался пустым и молчаливым, он никак не мог издавать звуки.

– А-а-а-а, е-е-е-е, а-а-а-а.

Вот опять. Даже отчетливей, чем в предыдущий раз. Впечатление такое, будто звук рождался прямо в ее голове. У Марлены сжалось сердце; она вздрогнула и почувствовала, что на руках появилась гусиная кожа.

Нет, с ее головой все должно быть в полном порядке. Все!

Теперь Марлена была уверена, что звук повторится, и он повторился. Громче. Еще отчетливей. В нем неожиданно появилась какая-то уверенность, как будто он практиковался и сам чувствовал, что становится четче и четче.

Практиковался? В чем практиковался?

Непроизвольно, совершенно непроизвольно Марлена подумала, что кто-то, кто не может произносить согласные, пытается назвать ее по имени. Эта мысль оказалась будто дополнительным толчком, высвободившим энергию звука. Впрочем, может быть, дело было в том, что у Марлены обострилось воображение, но она совершенно отчетливо услышала:

– Ма-а-а, ле-е-е, на-а-а.

Автоматически, не отдавая отчета в своих действиях, Марлена закрыла уши руками и, стараясь не произносить ни одного звука, мысленно назвала себя – Марлена. Тотчас же в ответ она услышала:

– Маар-лее-наа…

Потом еще раз, очень естественно, почти правильно:

– Марлена…

Девочка недоумевающе пожала плечами. Сомнений быть не могло – это голос Оринеля, которого она не видела с того дня, когда еще на Роторе рассказала ему о своих опасениях, о том, что Земля скоро погибнет. Но он же остался на поселении! Да и Марлена теперь лишь изредка вспоминала о нем, правда, всегда с болью.

Почему же она слышала голос Оринеля там, где его не было и не могло быть? Вообще, как можно слышать человеческий голос, если здесь никого нет?

– Марлена…

Марлена не на шутку перепугалась. Конечно, это чума, та самая чума Эритро, которая не должна ее затронуть – она так была в этом уверена! Марлена бросилась к станции. Она бежала, не выбирая дороги, не замечая ничего вокруг. Она даже не знала, что кричала на бегу.

Глава 67

На станции сразу поняли, что Марлена бежит назад. Два охранника в защитных костюмах и шлемах вышли навстречу и услышали ее крик. Впрочем, крик скоро прекратился, а девочка замедлила шаг и остановилась еще задолго до того, как увидела охранников. Она без тени волнения взглянула на них и спокойно спросила:

– Что-то случилось?

Удивленные охранники не нашлись, что ответить. Один из них попытался было поддержать Марлену под локоть, но она резко отстранилась.

– Не трогайте меня, – сказала она. – Если вы так хотите, я пойду на станцию, но без вашей помощи.

Уверенно и спокойно Марлена пошла рядом с сопровождавшими.

Глава 68

Юджиния Инсигна, кусая побелевшие губы, старалась говорить по возможности спокойно.

– Что там случилось, Марлена?

– Ничего не случилось. Совершенно ничего, – ответила та, без тени волнения глядя на мать большими, темными, загадочными глазами.

– Как ничего? Ты же бежала и кричала.

– Может, и крикнула, но только один раз. Понимаешь, там было так тихо, так тихо, что я вдруг испугалась, не оглохла ли я. Знаешь, полнейшая тишина. Поэтому я топнула и побежала, просто чтобы услышать шум шагов, и крикнула…

– Просто чтобы услышать собственный крик? – с подозрением спросила Юджиния.

– Да, мама.

– И ты думаешь, я тебе поверю? Нет, Марлена, я не верю. Мы записали твой голос. Не похоже, чтобы ты хотела просто нарушить тишину. Это был крик ужаса. Что-то очень сильно напугало тебя.

– Я же сказала. Тишина. Я испугалась глухоты.

Марлена обернулась к д'Обиссон:

– Как вы думаете, доктор, может ли быть так, что человек, который привык постоянно слышать разные звуки и который вдруг не слышит ничего, ни одного звука, будет чувствовать себя лучше, если вообразит, что он что-то услышал?

Д'Обиссон с трудом заставила себя улыбнуться:

– Ты описала все слишком образно, но в общих чертах правильно.

Действительно, сенсорная депривация может приводить к галлюцинациям.

– Вот поэтому я и испугалась. А потом услышала свой крик, свои шаги и успокоилась. Спросите охранников, тех, что пришли за мной. Я их встретила совершенно спокойно и покорно пошла за ними на станцию. Спросите, дядя Зивер.

– Они говорили то же самое, – кивнул Генарр. – К тому же мы сами все видели. Ну хорошо, пусть будет так.

– Ничего хорошего, – взорвалась Юджиния, по-прежнему бледная то ли от испуга, то ли от гнева. – Марлена больше никуда не пойдет. Эксперимент окончен.

– Нет, мама, не окончен, – оскорбление возразила Марлена.

– Доктор Инсигна, эксперимент и в самом деле не окончен, – вмешалась д'Обиссон. – Она заметно повысила голос, как бы желая предотвратить разгоравшийся между дочерью и матерью спор. – Сейчас неважно, выйдет Марлена еще раз или нет. В любом случае мы должны прежде всего изучить последствия случившегося.

– Что вы хотите сказать? – требовательно спросила Юджиния.

– Я хочу сказать, что, конечно, приятно поговорить о воображаемых голосах как о результате отсутствия привычки к тишине, но ведь этот симптом можно рассматривать и как первый признак какого-то психического расстройства.

Юджиния, казалось, лишилась дара речи, а Марлена громко уточнила:

– Вы имеете в виду чуму Эритро?

– Я не имею в виду именно чуму, – ответила д'Обиссон. – Пока что у нас нет никаких доказательств, но в принципе чуму исключать нельзя. Следовательно, нам нужна еще одна твоя сканограмма. Для твоего же блага, Марлена.

– Нет, – коротко сказала Марлена.

– Не отказывайся, – продолжала д'Обиссон. – Это твоя обязанность.

У нас с тобой нет выбора. Мы должны сделать сканирование мозга. Марлена внимательно посмотрела на д'Обиссон своими глубокими темными глазами и спокойно заметила:

– Вы надеетесь, что я уже заразилась чумой. Вы даже этого хотите.

Д'Обиссон словно окаменела; резким голосом она сказала:

– Это просто смешно. Как ты осмеливаешься говорить мне такое?

Генарр, тоже внимательно наблюдавший за д'Обиссон, решил, что ему пора вмешаться:

– Рэне, относительно Марлены мы уже говорили. Если она так сказала, значит, вы каким-то образом выдали себя. Конечно, если Марлена говорит обдуманно, а не под влиянием сиюминутного раздражения или страха.

– Обдуманней некуда, – сказала Марлена. – Она же на месте усидеть не может, предвкушая радостную встречу с моей чумой.

– Так как же, Рэне, – несколько более холодно спросил Генарр. – Вы ждете встречи с чумой?

– Кажется, я понимаю, что хочет сказать девочка, – неодобрительно нахмурила брови д'Обиссон. – Уже много лет я не сталкивалась с чумой в развитой форме, а раньше, когда станция только строилась и не была достаточно оснащена, мы не располагали никакими приборами для детального изучения заболевания. Как врач я, вероятно, была бы очень рада возможности исследовать пациента, страдающего чумой, с помощью самых современных методов и приборов, чтобы попытаться узнать истинную причину болезни, найти надежные методы лечения и профилактики. Да, такое желание может быть причиной моего возбуждения, но возбуждения чисто профессионального, которое эта девочка, не имеющая никакого опыта в таких вещах и не умеющая читать мысли, принимает за радость. На самом деле все не так просто.

– Может быть, и не просто, – возразила Марлена, – но в вас нет доброты. В этом я не ошибаюсь.

– Ты ошибаешься. В любом случае сканирование нужно проделать, и мы его сделаем.

– Нет! – почти закричала Марлена. – Для этого вам придется привязать меня к сканеру или усыпить, а тогда результаты будут неверными.

– Я не хочу, чтобы мы что-то делали против ее воли, – дрожащим голосом сказала Юджиния.

– Есть нечто гораздо более важное, чем «хочу» или «не хочу», Марлена… – начала д'Обиссон, но вдруг замолчала, пошатнулась и прижала руки к животу.

– Что с вами? – удивился Генарр. Не ожидая ответа, он оставил д'Обиссон на попечении Юджинии, которая подвела ее к ближайшей кушетке и заставила лечь, повернулся к Марлене и поспешно сказал:

– Марлена, согласись на сканирование.

– Не хочу. Она обязательно скажет, что у меня чума.

– Не скажет. Я обещаю. Не скажет, если ты здорова.

– Я здорова.

– Я уверен в этом, а сканограмма просто подтвердит то, что мы и без того знаем. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.

Марлена перевела взгляд с Генарра на д'Обиссон, потом снова на Генарра.

– А я смогу вернуться на Эритро?

– Конечно. Если ты здорова, то сможешь выходить, когда захочешь. Ведь ты уверена, что не заболела чумой?

– Совершенно уверена.

– Вот сканограмма в подтвердит твою уверенность.

– Да, но она скажет, что мне нельзя выходить со станции.

– Твоя мать?

– И доктор тоже.

– Нет, они не осмелятся остановить тебя. Ну а теперь скажи всем, что ты согласна на сканирование.

– Хорошо. Пусть она готовит сканер. Рэне д'Обиссон с трудом поднялась.

Глава 69

Д'Обиссон внимательно изучала результаты компьютерной расшифровки сканограммы, а Зивер Генарр наблюдал за ее работой.

– Любопытная сканограмма, – пробормотала д'Обиссон.

– Ну это нам было известно и раньше, – сказал Генарр. – Марлена вообще необычная девушка. Важно другое – нет ли в сканограмме изменений?

– Я не вижу ни малейших изменений, – сказала д'Обиссон.

– Судя по вашему тону, вы разочарованы.

– Командор, не начинайте все сначала. Я разочарована только как врач-профессионал. Естественно, что я хотела бы изучить состояние больной.

– Как вы себя чувствуете?

– Я же вам только что сказала…

– Я имел в виду ваше самочувствие. Вчера вам вдруг стало плохо.

– Ничего удивительного. Обычный результат нервного потрясения. Мне не часто приходится выслушивать в свой адрес обвинения, будто я хочу, чтобы пациент серьезно заболел. Более того, очевидно, этим обвинениям верят!

– Так что же с вами случилось? Приступ диспепсии?

– Возможно. Во всяком случае были боли в брюшной полости. И головокружение.

– Разве, с вами такое бывало и раньше?

– Никогда! – резко ответила д'Обиссон. – Впрочем, меня также никогда не обвиняли в непрофессиональном поведении.

– Марлена слишком впечатлительна. Почему вы принимаете ее слова так близко к сердцу?

– Вы не возражаете, если мы сменим тему? В ее сканограмме нет никаких изменений. Если она была здорова несколько дней назад, значит, она здорова и сейчас.

– В таком случае вы как врач полагаете, что Марлена может продолжать исследование Эритро?

– Поскольку у нее нет никаких заметных отклонений, я не имею оснований запрещать.

– Тогда не хотите ли вы сами предложить Марлене выйти на поверхность планеты?

Д'Обиссон перешла от обороны к наступлению.

– Вам известно, что я разговаривала с комиссаром Питтом, – в голосе д'Обиссон звучал не столько вопрос, сколько констатация факта.

– Да, известно, – спокойно ответил Генарр.

– Он просил меня стать руководителем нового этапа работ по изучению чумы Эритро. Работы будут щедро ассигнованы.

– Ну что ж, это очень хорошая мысль, а вы – самая подходящая кандидатура на место руководителя работ.

– Благодарю. Однако Питт не сместил вас и не назначил меня командором станции. Следовательно, пока вы должны решать, можно позволить Марлене Фишер выходить на Эритро или нет. Мои же функции ограничиваются медицинским контролем в случае появления аномальных симптомов.

– Я намерен разрешить Марлене исследовать Эритро в любое время по ее желанию. Могу ли я заручиться вашим согласием?

– Как вам известно, в моем медицинском заключении говорится об отсутствии у девушки симптомов чумы. Поэтому я не буду возражать, но соответствующее распоряжения должны давать только вы. Если необходим письменный приказ, то он также должен быть подписан вами.

– Но вы не будете пытаться остановить меня?

– На то у меня нет оснований.