Текст книги "Красный Бубен"

Максим Чернов что-то почувствовал. Он не мог объяснить что это, но что-то внутри подсказало, что нужно развернуть самолет и лететь в другое место. Вот она, интуиция, про которую говорил полковник Иншаков. Чернов прямо-таки печенкой чувствовал, что нужно срочно лететь вот по такому-то курсу.

Он развернул самолет и полетел курсом внутреннего голоса.

И не он один почувствовал так. Григорий Дроздов, Алик Хайбулин, Петро Сухофрукт и Роман Битлоз – все летчики эскадрильи тоже почувствовали это.

Вампиры ринулись к колокольне с разной скоростью. Одни летели очень быстро. Другие немного помедленнее.

– Не бойтесь, братцы! – крикнул Абатуров. – Не даст им сила церкви до нас добраться. Не пустит она их сюда.

Не слушая Абатурова, Коновалов и Скрепкин уже стреляли в подлетающих упырей. И многие из них вспыхивали на лету и падали вниз, как подбитые утки.

Дед Семен оказался прав только частично. Двух автоматов не хватало, чтобы отбиться от летучего полчища, и многим вампирам удалось долететь до колокольни. Не сбавляя скорости, они кидались вперед и вспыхивали, проходя через защитную для людей, но смертоносную для упырей оболочку святого храма. Те из вампиров, которые летели на низкой скорости, в мгновение ока сгорали, не пройдя сквозь защиту. Но тем, которые летели быстро, все-таки удавалось проскочить через нее. Они вспыхивали и, как бутылки с зажигательной смесью, падали на пол колокольни, ударялись о колокол, обжигали людей.

Снизу доносилась адская музыка:

 
Комон бейби лайт май файер!
Комон бейби лайт май файер!
Комон бейби лайт май файер!
Фаей-ерр-р!
 

Голос Кохаузена, как будто усиленный микрофонами и динамиками, произнес:

– Наше ослепительное шоу сопровождается выступлением ансамбля адской музыки «Холодные Собаки»!

Один из горящих монстров свалил Абатурова. Одежда деда вспыхнула. Ирина подбежала к нему, ногой спихнула догорающего скелета и накинула на Абатурова куртку. Скрепкин и Коновалов стреляли. Юра Мешалкин бегал по колокольне, колом сбрасывая догорающие останки вниз, и топтал ногами пламя, не давая ему разгореться. Но силы были неравные, люди понимали, что долго не продержатся. Вампиры всё летели и летели! Сколько же их было?!.

Абатуров, морщась, поднялся на ноги. Борода и волосы на его голове обгорели, от них пахло паленой шерстью.

– Отходим! – прохрипел он. – Отходим вниз!

Но тут какой-то разогнавшийся вампир влетел на колокольню и пережег собой канат, на котором висел колокол. Колокол рухнул вниз и придавил люк. Путь к отступлению был отрезан.

Из темноты захохотал Кохаузен.

– Шоу продолжается!

– Ексель! – Абатуров всплеснул руками. – Шоу Галимуда! – И тут он вспомнил про икону, которая так и висела у него на груди, правда, теперь без серебряного оклада. Так даже лучше! — подумал дед. – Теперь сатанистам будут видны не только лица, но и руки святых! Он поднял икону перед собой и начал быстро крутиться вокруг своей оси.

Сила защитной оболочки, соединившись с силой иконы, создавала непреодолимый заслон. Теперь даже самые сверхскоростные упыри не могли пролететь сквозь нее, они ударялись об оболочку, вспыхивали и падали вниз.

Кохаузен увеличил количество атакующих и скорость их полета. Но пока дед Семен успевал крутиться, монстры не могли прорваться сквозь защиту. Голова у деда кружилась. Ноги подкашивались. Изношенный вестибулярный аппарат едва справлялся с такими нагрузками. Абатуров рухнул на пол. И тут же несколько монстров проскочили сквозь ослабевшую защиту. Мешалкин выхватил икону из дедовых рук и принял эстафету. А Скрепкин и Коновалов прикладами автоматов сбивали горящие останки вниз. Ирина тем временем пыталась откатить от люка колокол. У всех уже были сильные ожоги, но никто не обращал на них внимания.

Максим Чернов потянул штурвал вниз, самолет начал терять высоту. Что-то под правым крылом привлекло его внимание. Что-то светилось там, внизу. Максим снизился достаточно, но то место осталось уже позади, и нужно было разворачиваться. Он заложил вираж и полетел к светящейся точке.

– Мать честная! – вырвалось у Максима.

Внизу зелеными огнями было выложено какое-то странное слово:

ХАМДЭР

И тут в наушниках раздался голос:

– Чернов, это ты?!

– Я, товарищ полковник, – Максим узнал командира.

– Головка от руля! В твоих вещах мы нашли деньги, которые на прошлой неделе ты украл! Украл, сволочь, зарплату всего полка!

Чернов опешил. На прошлой неделе им не выдали зарплату, потому что, как объяснили, произошло какое-то недоразумение. Что за недоразумение никто не понял, но без денег было хреново.

– Недоразумение, из-за которого на прошлой неделе не выдали деньги всему полку заключалось в том, что их сп…ли! – продолжал Иншаков. – Мы сразу, б..дь, поняли, что это кто-то из своих, поэтому и не сказали, что деньги сперли! Я слово офицера дал, что найду гада! Мы вас специально в воздух подняли, чтобы в ваших вещах покопаться! Вот так-то! Вот и нашли что искали! Как же ты, Максим, смог у своих?!

– Товарищ полковник…

– Молчать, гнида! В военное время таких, как ты, без суда к стенке приставляли!

– Товарищ…

– Заткнись, я сказал, подонок! Тамбовский волк тебе товарищ полковник! Ты боевых своих товарищей предал! Ты опорочил честь русского солдата! Пятно посадил на всех военных летчиков! Таким, как ты, нет места в наших рядах! Посадишь самолет, сдашь оружие – и под арест! Не хочу с таким мерзавцем разговаривать! – полковник отключился.

В глазах у Максима потемнело. В голове стучало. Он не знал, что думать и что делать. Только что его обвинили в ужасном преступлении, которого он не совершал. Как же он теперь сможет отмыться от такой клеветы?! Его товарищи будут плевать ему в лицо! Никто не подаст ему руки! Родители, узнав о том, за что его выгнали из рядов, откажутся от своего сына! Он вспомнил старый фильм «Неподсуден», где вот так же, ни за что ни про что, опорочили летчика-испытателя. Его опорочил друг, которого играл артист Куравлев. И этот летчик был вынужден уйти из авиации, его бросила девушка и вышла замуж за Куравлева. Вся жизнь наперекосяк! Когда Максим смотрел фильм, он сильно переживал за главного героя, примерял ситуацию на себя и не знал, хватило бы у него мужества перенести такое…

Последнее, что увидел Максим Чернов, был стремительно наползающий крест…

– Помогите же мне кто-нибудь! – закричала Ирина. – Эта чертова штуковина весит шестнадцать тонн! – Она пнула колокол ногой и заплакала от боли и бессилия.

Юра остановился и поспешил к Ирине на помощь.

И в это мгновение все услышали нарастающий нечеловеческий рев.

Юра задрал голову и увидел, как прямо на церковь падает военный истребитель. Мешалкин должен был автоматически зажмуриться, как сделал бы на его месте каждый, но не успел – время круто изменило ход течения. Юра увидел, как самолет, летевший прямо на них, шарахнулся в сторону, как будто чья-то огромная и невидимая рука толкнула его в бок. Самолет сбил крылом крест на колокольне и упал за церковью. Раздался оглушительный взрыв.

Взрывной волной колокол опрокинуло на бок, и он придавил собой Леню Скрепкина. Леня потерял сознание.

Ирину, стоявшую перед колоколом, зашвырнуло внутрь. Если бы она повернула голову по-другому, то точно сломала бы себе шею.

Коновалова, стоявшего у самого края и стрелявшего по монстрам, сбросило вниз. Он вышиб собой деревянную ограду, перевернулся в воздухе, ударился о край крыши и упал на землю вместе с автоматом на шее.

Деда Семена выбросило следом за Мишкой. Но он каким-то чудом ухватился рукой за край разрушенной ограды и повис на ней. С трудом подтянулся и перехватил перекладину второй рукой. Перекладина прогнулась и затрещала.

Меньше всех пострадал Мешалкин. Во время взрыва он стоял так, что колокол защитил его от взрывной волны. А когда колокол начал заваливаться, Юра успел отпрыгнуть в сторону.

– Па-ма-ги-те! – услышал он голос деда Семена.

Юра подскочил к краю и увидел старика, висящего под ним. Юра нагнулся и хотел схватить Абатурова за шиворот, но не успел. Перекладина треснула и просела. Дед Семен опустился на полтора метра ниже. Доска, за которую он продолжал держаться, висела на одном гвозде.

– Господи! Спаси и сохрани! – закричал Абатуров, и от его сильного крика доска снова затрещала.

– Тише, дед! – зашипел на него Юра. – Тише виси!

Кто-то положил Мешалкину руку на плечо. Он вздрогнул и оглянулся. Сзади стояла Ирина. Вид у нее был не очень… Она морщилась и держалась рукой за голову. Будь на ее месте обычная девушка, она бы так быстро в себя не пришла. Хорошо, что у Ирины была физическая подготовка. Она уже могла действовать.

– Как ты? – спросил Юра. – У тебя всё о’кей?

– О’кей, – ответила девушка.

– Подержи меня за ноги. Я должен достать деда.

Ирина кивнула, нагнулась и крепко ухватила Юру за лодыжки. Мешалкин перегнулся вниз настолько, что смог пальцами дотянуться до руки Абатурова.

– Еще чуток опусти! – попросил он Ирину.

Ирина немного подалась вперед.

Юра уже готов был перехватить руку Абатурова, но тут конструкция, на которой висел дед, не выдержала. Доска выскочила из гвоздя и полетела вниз. Юра сделал отчаянный выпад и успел перехватить деда Семена за рукав пиджака. Рука Абатурова проскочила в рукав и выскочила из него. Деда Семена качнуло и крутануло против часовой стрелки. Он повис на одном рукаве пиджака. Руку в пиджаке вывернуло назад, и дед застонал от боли. Но все-таки он не упал. С Божьей помощью он продолжал висеть и крутиться.

Шкатулка вывалилась из кармана и полетела вниз! Она летела, переворачиваясь в воздухе, поблескивая своими полированными гранями. Она падала и падала! Она ударилась о стенку, отлетела в сторону, ударилась о козырек над крыльцом, отлетела и упала в траву в нескольких метрах от Мишки Коновалова.

– А-а-а! – закричал дед Семен. – Шкатулку упустили! – Он дернулся и сполз еще ниже.

Ирина поползла на животе к краю. Ее охватила паника. Это конец, – пронеслось у нее в голове. – Сейчас мы все трое сорвемся вниз, и если не разобьемся насмерть, то нас закусают! А если не закусают и не разобьемся, то я останусь инвалидом на всю жизнь и буду ездить на коляске! Прощай, молодость! Почему-то ей не приходило в голову, что она может просто разжать руки и выпустить Мешалкина ноги. Может, в ее голове и проскочила такая мысль, но она там не задержалась и была полубессознательно отброшена подальше. Ирина завертела головой, ища глазами, за что бы зацепиться. Вот оно! Ирина просунула кроссовку в кольцо, за которое упавший колокол крепился к потолку. Сползание прекратилось. Но вытянуть назад двух здоровых мужчин сил не было. Силы кончались. И теперь Ирина молила Бога, чтобы только продержаться подольше.

Алик Хайбулин увидел, как на земле что-то ярко вспыхнуло. Что-то взорвалось там, на земле. И сердце летчика почувствовало беду. За несколько минут до взрыва Алик слышал в наушниках, как полковник Иншаков безуспешно пытается связаться с Максимом Черновым. Алик и другие летчики тоже пытались, но Чернов молчал. И теперь Хайбулин увидел взрыв. Внутри всё похолодело. Чернов был лучшим другом Хайбулина. Все летчики крепко дружили, но с Максимом у них были особые отношения. Они вместе закончили харьковское летное училище, вместе воевали в одной из горячих точек, вместе попали в одну часть, и всегда выручали друг друга.

Хайбулин закусил губу. Неуравновешенные люди, особенно женщины, когда происходит что-то неотвратимое, начинают бессмысленно причитать, охать, говорить – что же это случилось, как же это произошло и что же теперь будет… Но Хайбулин молчал. За его молчанием скрывалась адская боль, которую способны испытывать и терпеть только самые сильные натуры.

Хайбулин надавил на штурвал, и машина плавно начала снижаться к месту взрыва.

Что-то щелкнуло в наушниках, и сквозь помехи и треск до него донесся голос полковника Иншакова:

– Хайбулин! Хайбулин!

– Да, товарищ полковник… Вижу взрыв.

– Какой, мать их, еще взрыв?!

– Не могу знать точно, но похоже… Чернов это…

– Ты что заливаешь, татарская морда?! – неожиданно рявкнул полковник. – Чернов десять минут назад вернулся на аэродром!

– Как вернулся?! – у Хайбулина отлегло от сердца. Он сразу простил полковника за татарскую морду.

– Вот так! Вернулся и всё о тебе доложил!

– Что доложил? – не понял Алик.

– А то ты не знаешь?! – усмехнулся полковник. – Насреддин Талибыч!

Если бы не гермошлем, у Алика, наверное, отвисла бы челюсть.

– Вот так-то! – продолжал полковник. – В Афгане был?! Был! Снюхался с исламистами?! Снюхался! А теперь всё то же самое, только на нашей территории!

– Чего на территории? – Алик совсем растерялся.

– Не хочешь сознаваться – не сознавайся! Мне это от тебя не надо! А кому надо – выбьют из тебя что надо! Шпион, понимаешь, херов!

– Кто шпион?!

– Ты! Мне про тебя Чернов всё доложил! Долго он тебя пас! Хоть ему и противно было с тобой, с чурбаном, возиться! Понабрали в армию чурбанов, понимаешь, и какой-то боеспособности добиться хотят! Готовься, супчик! Возвращайся, сдавай оружие и всё! Тебя уже ждут!

Хайбулин потерял контроль. Он смотрел перед собой остекленевшими, ничего не видящими глазами и давил на газ.

Леня Скрепкин с трудом открыл глаза и попытался приподняться. Он сел. Спина и затылок разламывались от боли. В голове гудело, будто он сидел внутри колокола. Колокол! Вот причина зверской боли. Леня прислонился затылком к холодному сплаву из чугуна и меди. Он приложил затылок чуть быстрее, чем было нужно, и колокол тихо отозвался, прибавив свое гудение к гудению в голове.

– Мама, – Леня обхватил голову руками. – Как же больно!

– Парни! – услышал он голос. – Парни! Я больше не могу!

Леня повернул голову и увидел Ирину, державшую кого-то за ноги. Кого она держит, Леня разглядеть не мог. Он не понимал, что происходит, – частично у него отшибло память. Но картинка, как в пазле, фрагмент за фрагментом, восстанавливалась.

Леня поднялся, шатаясь, подошел к Ирине сзади и заглянул вниз, чтобы посмотреть – что же она такое там держит. Ниже висел Мешалкин, а под ним висел дед Семен. Дед Семен висел на одном рукаве пиджака и крутился против часовой стрелки. Это напомнило Скрепкину обезьяний мост из книжки про Айболита.

– Понял, – сказал Леня, взял Ирину за подмышки и потянул на себя. Его ладони обхватили упругую грудь девушки, и Леня почувствовал неуместное возбуждение. У него даже появилась на мгновение странная мысль, что он любит Иру. Но эту мысль тут же спугнул ее крик.

– Аи! – от неожиданности Ирина разжала одну руку.

– Бля! – вскрикнул Мешалкин. Одна его нога запрокинулась набок.

– Мешалкина хватай, а не меня, козел! – закричала Ирина на Леню.

– Понял, – Скрепкин схватил Мешалкина за ногу и вытянул его до пояса на колокольню.

Ира поднялась и стала помогать Скрепкину. Она тянула за другую ногу. Еще рывок – и Мешалкин проехал подбородком по кирпичам.

– Б-б-бл-ля!

Теперь в угрожающем положении оставался один только дед.

– Еще раз взяли! – скомандовал Леня.

Юра приподнялся на колени и потянул деда за рукав.

Вслед за рукавом на поверхности появилась голова Абатурова. Леня схватил деда за подмышки и вытянул.

Абатуров тут же вскочил на ноги и шагнул назад, к краю, как будто собираясь снова повиснуть.

– Куда ты, старый?! – Скрепкин ухватил деда сзади за ремень. – Костей не соберешь!

– Шкатулка! – застонал Абатуров и попытался вырваться. – Шкатулка! Шкатулка же вывалилась!

Когда шкатулка выпала у деда из пиджака и он в первый раз закричал об этом, никто его не услышал. Мешалкину было не до того, Ирине тоже было не до того, а Скрепкину тем более было не до того. Теперь же до всех дошло.

– Бежим вниз! – заорал Мешалкин. Он подпрыгнул и исчез в люке.

За Мешалкиным прыгнула Ирина. За ней – Абатуров.

Леня Скрепкин рванул было за остальными, но тут вспомнил про автомат. Он оглянулся. Автомат лежал на полу, наполовину придавленный колоколом. Леня навалился на колокол и катнул. Его уши уловили тревожный, нарастающий гул. Что-то было в нем знакомое, но Леня не придал этому значения. Колокол откатился. Леня схватил автомат с расплющенным прикладом и кинулся за остальными. Когда он бежал по лестнице, гул перерос в яростный рев.

Дед Семен тоже слышал гул. И понял, что это. На бегу Абатурову открылось, почему, пока он болтался на пиджаке, их не атаковали монстры. Абатурову открылось, что это Кохаузен использует против людей военно-воздушные силы. Таков его, Кохаузена, стратегический план. Раз он с помощью нечистой силы не может стереть святую церковь с лица земли, он попытается стереть ее с помощью самолетов, к нечистой силе отношения почти не имеющих. Точнее, стереть руками людей, не имеющих отношения к нечисти. Это он, гад, и раньше часто проделывал! Но Бог пока отводил беду и защищал церковь.

Герман Васильевич Иншаков сидел у себя за столом в кабинете, подперев руками лоб. Он всегда был уверен в себе и контролировал ситуацию. А вот сейчас… Герман Васильевич находился в полном нокауте. Он не знал, что делать дальше. В мирное время, за год до отставки, он, полковник Иншаков, теряет два боевых самолета и двух наикласснейших пилотов. Иншаков не знал, что думать. Может быть, самолеты похитили инопланетяры с летающих блюдец НЛО? А что? Это гражданские могут верить или не верить в такие штуки, не имея о них ни малейшего понятия. Потому что для них, для гражданских, небо не составляет большую часть жизни. Небо для них – фон. А когда небо это, практически, дом, в котором ты живешь и работаешь, то начинаешь замечать в небе явления, какими бы паранормальными они не казались. В середине шестидесятых Иншаков служил на Кубе, охраняя воздушные пространства острова Свободы. И однажды он лично сам видел над океаном несколько летающих тарелок. Он уже возвращался на аэродром, когда увидел в небе НЛО. Это были огромные серебристые космические аппараты с мигающими сигнальными огнями по периметрам. Он сообщил о них на Землю, ему посоветовали попробовать пустить по ним ракету воздух-воздух. Что Герман Васильевич и сделал. Он нажал на кнопку, и ракета понеслась вперед. Иншаков увидел, как возле самого НЛО ракета развернулась и полетела назад, прямо на него. Иншаков едва успел увернуться. Ему показалось, что он даже заметил через стекло острие ракеты. Единственный раз в жизни Герман Васильевич обоссался от стресса. Но никто об этом так и не узнал…

Теперь он сидел и думал, что вполне вероятно вмешательство НЛО, которых над Тамбовской областью попадается особенно много. Или в каком-то районе Тамбовщины появилась антимагнитная дыра, засасывающая предметы из пространства и времени, типа Бермудского треугольника. Иначе почему оба самолета исчезли с радаров в никуда? Они исчезли, и больше их никто нигде не видел. С мест тоже не поступало никаких сообщений о взрывах, падениях самолетов и тому подобное…

Иншаков вытащил из стакана карандаш и переломил пополам. Один огрызок отшвырнул в угол, а другой разгрыз.

Раздался звонок.

Иншаков вздрогнул. Трубку брать не хотелось, он чувствовал неладное. Выплюнул огрызок карандаша и медленно поднес трубку к уху.

– Слушаю.

– Товарищ полковник! – услышал он встревоженный голос диспетчера. – Хайбулин исчез с радара!

У Германа Васильевича потемнело в глазах. Он ладонью похлопал себя по нагрудному карману форменной рубахи, нащупал упаковку валидола, залез в карман двумя пальцами… Успеет ли сердце дождаться, пока он копается в кармане?.. Иншаков выдавил на ладонь круглую таблетку, положил под язык. Во рту онемело, как на морозе.

Надо отзывать ребят… Что-то происходит не то… Что-то… Иншаков потянулся к трубке. Сердце бешено колотилось.

Юра выскочил на улицу и сразу увидел шкатулку. Шкатулка блеснула в темноте полированной гранью, Юра зажмурился от яркого света. За церковью полыхал самолет, и грани шкатулки ловили отблески пожарища. Мешалкин побежал к шкатулке. Он был совсем рядом, он вытянул вперед руку, он готов был схватить ее и спрятать на груди, чтобы спасти этот мир, но… оглушительный рев… Мешалкин ничего не понял… им как будто выстрелили из пушки… что-то сильно долбануло Юру по ушам, и он полетел в обратную сторону…

Иншаков передумал. Он положил трубку на место и сам пошел в диспетчерскую.

– Отдохни, сынок, – сказал он сидевшему за пультом лейтенанту. – Покури. – Герман Васильевич надел на голову наушники и включил связь. – Ребята! Всё, возвращаемся. Как поняли? Прием! – Никто не ответил. Герман Васильевич слышал только треск, помехи и шум. Ему стало нехорошо. – Прием! – повторил Иншаков. – Ребята, слышите меня?! Прием!

Сквозь помехи прорвался голос:

– Слышу, папа!

Герман Васильевич удивился. Он узнал голос Романа Битлоза, к которому относился очень хорошо. Роман располагал к себе Иншакова, он был обаятельный, способный и сообразительный. Вот бытует в армии мнение, что молдоване все тормоза. Но про Романа никто бы такого сказать не смог. Роман Битлоз был общим любимцем, балагуром, юмористом и заводилой в положительном смысле слова. Иншаков иногда поругивал его. Роман часто бегал в деревню на танцы, драл деревенских женщин, не раз получал от деревенских мужиков по морде. Но Иншаков, когда говорил Битлозу, что не может доверять штурвал человеку, которому надавали по башке, – видел в нем себя молодым. Иншаков сразу после училища служил пару лет на Украине, где вот так же, как Роман, бегал вечерами на танцы, ухаживал за девушками и получал от местных кольями и дубьем по ребрам и голове. У Иншакова было много романов, он буквально сходил с ума от южных девушек, что-то особенное было в их глазах, голосах и фигурах.

– Битлоз, ты?

– Я, папа.

– Ты что говоришь?! – полковник не понял. Что-то этот Битлоз определенно зарывался. Когда летчики называют комполка за глаза папой – это нормально. Но вот так, напрямую – непозволительная фамильярность. – Какой я тебе, на хер, папа?!

– Действительно, херовый папа, – ответил Битлоз.

– Офицер, ты что себе позволяешь?! – Иншаков покраснел от гнева.

– Не кипятитесь, Герман Васильевич! Пришло время серьезного разговора. – Последовала небольшая пауза. – Помните, Герман Васильевич, Украину? Помните, Галинку Мунтян.

Иншаков не помнил… Мало ли их тогда было, Галинок… Он и по фамилиям-то всех не знал. И тут как будто что-то вспыхнуло у него в мозгу… Прекрасное лицо с большими черными глазами… брови дугой… полные алые губы… толстая коса… расшитая узорами белая рубашка… теплые южные ночи… виноград… роса… сено… сено… сено…

– Ну что, вспомнили?

– Д-да… Эх…

– Ну, здравствуйте, папа… Сын я ваш… Так-то вот… Обрюхатили вы тогда мамку… Обрюхатили и улетели… А она, чтобы позора избежать, вышла за алконавта одного, Битлоза, который издевался над ней всю жизнь, избивал, заставлял побираться ему на бутылку… Умерла мамка… А я из дома убежал… – Иншаков вспомнил, что Роман Битлоз был из детского дома. – … А мамка мне перед смертью рассказала, кто мой отец настоящий. И я всё сделал для того, чтобы вас, папа, разыскать и отомстить вам за мамкины слезы, за смерть ее и за фамилию, которую я получил от подонка, и из-за которой меня всё детство чморили и издевались! И теперь, когда вы знаете, кто я такой, я на ваших глазах покончу жизнь самоубийством, чтобы вы это запомнили как следует и чтобы вам, папа… — Битлоз не договорил. – Естрдей, о май трабол симс со фару вей, – услышал Иншаков в наушниках, – пай лук……ту сшей, о аи белив фо естрдей…

Герман Васильевич дернулся и повалился на стол. Его сердце не выдержало.