Текст книги "До последнего звонка"

27

– Господи боже мой, сержант Уилки. Да что с вами такое?

– На меня напали, сэр. Я в порядке.

– Ну и хрень вокруг творится, а? Ну какой злобный тиран мог напасть на такую беззащитную девушку, как вы?

Ньюсон не смотрел на Наташу, но мог себе представить, каково ей такое слышать. Он переживал за нее от всей души.

– Хорошо, Ньюсон, давайте к делу, – едко сказал шеф. – Кажется, ситуация вышла из-под контроля. У нас куча нераскрытых преступлений, которые, по вашему мнению, как-то связаны. По крайней мере, одним из них очень интересуется пресса. Конечно, меня особенно волнует убийство Фарры Портер, которое вызвало панику в МИДе, на самом высоком уровне. Это налагает лично на меня большую ответственность. Я не хочу, чтобы сотрудники внешней разведки смотрели мне через плечо, и требовали результата. Более того, последнее, вчерашнее преступление к тому же отягощается вашим тесным знакомством с жертвой и одной из подозреваемых…

– Нет никакого отягощения, сэр, я…

– Не перебивайте меня, Ньюсон. Вы выскажетесь, когда я закончу, но не ранее. Итак, прежде чем отстранить вас от дела и направить патрулировать улицы, я хочу знать, нашли ли вы что-нибудь конкретное.

Ньюсон достал список и положил на стол начальника.

Уорд взглянул на него, ожидая объяснений.

– Что это такое?

– Кое-что конкретное, как вы и просили.

– В этом списке есть имя убийцы или убийц?

– Возможно, но сомневаюсь.

– Тогда объясните мне, инспектор, какой мне прок от этого чертова списка!

– Дело в том, что из этого списка становится понятно, что мы имеем дело с «судом Линча», сэр. С серийным убийцей, мотив которого – месть.

– Месть за что?

– Просто месть, сэр, не личная, а общая.

– Сроду не слышал об убийце, серийном или не серийном, у которого бы не было личных мотивов.

– Нет, сэр. Основной мотив убийцы должен быть личный, глубоко личный, но совершенные им убийства являются аналогом его личного опыта. Полагаю, он мстит в общем за личное оскорбление.

– В смысле?

– Все жертвы убийцы были тиранами в школе, сэр, – быстро вклинилась Наташа. – Каждый из них подвергал своих одноклассников ужасным пыткам. Мы абсолютно уверены, что наш убийца или убийцы запоздало мстят за то, что сделали эти люди в детстве.

– Это правда? – спросил Уорд Ньюсона. Главный никогда не умел общаться с женщинами. – Звучит довольно сомнительно.

– Да, сэр, это правда. Не думаю, что в этом могут быть сомнения.

– Какие у вас есть подтверждения этой теории?

– Маньяк убивает своих жертв, используя метод пытки, который те испробовали на других в школьном возрасте. Посмотрите на этот список. Как вы знаете, Адама Бишопа закололи до смерти циркулем. Мы обнаружили, что сорок пять лет назад он чуть не убил своего одноклассника – его зовут Уильям Коннолли, и его имя есть в этом списке, – исколов его циркулем.

На лице главы отдела Уорда впервые показался интерес.

– А как же Портер? Меня интересует в первую очередь она.

– Она погибла от кислоты, которая выбелила ее кожу, и ее волосы были выкрашены в рыжий цвет. Теперь мы точно знаем, что в конце восьмидесятых, обучаясь в частной школе, Фарра Портер превратила жизнь одной девочки в кошмар на том основании, что та была рыжая и с бледной кожей. Особенно ей нравилось измываться над той девочкой, делая вид, что она нашла ее рыжий лобковый волос на куске мыла. Единственное, что убийца оставил на месте преступления в ванной Фарры Портер, это один рыжий лобковый волос, аккуратно воткнутый в новый кусок мыла.

– Поразительно.

– В случае девушки, с которой я был знаком, сэр…

– Да, я читал отчет доктора Кларк о ее смерти. Вы хотите сказать, что в школе она засунула кому-то в рот тампон?

– Да, сэр. Этому имеется свидетельство.

– Какое? Где это свидетельство? Откуда вы, черт возьми, знаете, что все эти люди делали в школе?

– Я читал об этом в Интернете, сэр. Именно оттуда черпал эти сведения и убийца. Полагаю, он отслеживает своих жертв через интернет-сайт www. FriendsReunited.com, это такое место, где старые школьные друзья могут вновь найти друг друга и…

– Я знаю, что такое сайт www.FriendsReuni-ted.com, инспектор, не надо делать из меня идиота.

– Конечно, нет, сэр. Извините, сэр.

– А эти? – спросил Уорд, глядя на список Ньюсона. – То же самое? Со всеми разделались в соответствии с их школьными грехами?

– Несомненно, это именно так, сэр. – И Ньюсон продолжил описывать ужасные, изощренные сценарии, которые убийца использовал в случае с Нейлом Брэдшоу, Энджи Тэтум и Денисом Спенсером.

– Это просто поразительно, – сделал вывод глава отдела Уорд через некоторое время.

– Да, сэр.

– И потом, эта ваша вовлеченность.

– Это совпадение, сэр. Я просто был в одном классе с тираном и жертвой, это лишь одна строка в моем списке.

– И с обеими вы спали.

Ныосон ничего не ответил.

– Вопрос в следующем: что вы собираетесь с этим делать?

Именно на этот вопрос Ньюсону было очень трудно ответить. Он очень продвинулся в понимании дела, но по-прежнему чувствовал, что ни на шаг не приблизился к пониманию того, кто это совершил.

– Мне придется подумать, прежде чем ответить вам, сэр.

После беседы с шефом Ньюсон пригласил Наташу перекусить. Выходя из здания, они увидели Ланса с букетом цветов.

– Ты в порядке, крошка? – испуганно спросил он.

Повисла неловкая пауза. Ньюсон не знал, что делать. Он хотел немедленно арестовать его за нападение, но был абсолютно уверен, что это тот случай, когда Наташа должна была действовать самостоятельно.

– Я жду тебя с десяти часов. Думал, придется весь день прождать.

– Я работаю, Ланс.

– Ты всегда работаешь.

Ньюсон решил, что уйдет, но Ланс его остановил:

– Не волнуйся, приятель. Я ухожу. Вам ведь нужно расследовать ваши драгоценные преступления, хотя вы никогда никого не находите.

– Все не так просто.

– Да, и так каждый раз. – Ланс повернулся к Наташе и вручил ей цветы: – Вот, Таш, это тебе… Я тебя встречу сегодня, хорошо? – Он повернулся и направился к своему мотоциклу. Наташа и Ньюсон отправились к ближайшему бару.

– Ничего не говори, – сказала Наташа.

– Он тиран, Наташа.

– Я попросила ничего не говорить. Черт, ну и что мне теперь делать с букетом цветов посреди рабочего дня?

– Выброси их.

– Не говори ерунды.

– Разве это ерунда?

– Да, потому что это цветы от Ланса, а такие парни очень редко покупают букеты.

– Такие, как Ланс? И что же это за парни такие, Наташа?

– Он очень гордый, Эд, и ему трудно.

– И насколько ему было трудно, когда он ударил тебя по лицу? И, кстати о гордости, куда подевалась твоя собственная?

Они стояли перед баром.

– Слушай, Эд, я же сказала. Я не хочу говорить на эту тему, и, если ты не можешь уважать мою просьбу, я уйду. Понятно? Я уйду. Возьму больничный, и тебе придется одному ловить этого чертова убийцу.

– Хорошо, я молчу.

– Отлично.

Бар был маленький, и свободен был только один столик на двоих. Наташе пришлось положить цветы Ланса под стул.

– Итак, – сказал Ньюсон, после того как они заказали сандвичи, – что мы знаем насчет нашего убийцы?

– Он ненормальный.

– Возможно, а еще что? Мне кажется, что он сам был жертвой. Эти убийства потребовали очень тщательной подготовки и стальных нервов. Психологический мотив абсолютно конкретный. Наш маньяк – самая настоящая страдающая душа.

– Или, возможно, он отец ребенка, подвергшегося издевательствам в школе, – предположила Наташа. – Ты подумай, для отца это, наверное, самая страшная мысль: осознавать, что мучают его ребенка. Это ужасно, и ты будешь чувствовать огромную вину, что не смог остановить это. Безвыходная ситуация.

– Может быть и так, – согласился Ньюсон.

– Не думаю, что наш убийца – жертва тирана, потому что для жертвы он слишком крутой и уверен в себе.

– Крутой?

– Да, он психопат, но определенно крутой, – продолжила Наташа. – Посмотри, он убил шестерых, и мы понятия не имеем, кто он такой. Он разыграл каждый сценарий как по нотам. Он задал себе ужасно сложную задачу, но сумел воплотить ее в жизнь. Он жесткий, изобретательный, у него просто стальные нервы. Как такой человек может позволить кому-то издеваться над собой?

Ньюсон посмотрел на Наташу и на синяк у нее под глазом.

– Ты лучше других должна понимать, как сильные, храбрые, крутые люди могут стать жертвой насилия.

– Я сказала, что не хочу говорить об этом, Эд.

– Да, ты права. Извини.

– Но спасибо за комплимент.

Наташа положила ладонь на стол. Ньюсон накрыл ее руку своей и слегка сжал.

– Никакая я не крутая, Эд, – сказала она. – Тебе кажется, что ты все знаешь, но это неправда. Я просто дура.

По пути обратно в офис Ньюсон купил последний выпуск «Ивнинг стандарт». На первой полосе была новость об убийстве подростка, девочки, которая ходила в общеобразовательную школу на севере Лондона и которая покончила с собой из-за издевательств.

– Господи, везде одно и то же. Нам что, никогда из этого не вылезти? – воскликнула Наташа.

История о самоубийстве Тиффани Меллорс была особенно неприятна Ньюсону, потому что напомнила ему о Хелен Смарт. Девочка пошла в свою спальню, пока родителей не было дома, зажгла ароматические палочки, включила музыку и начала резать себе руки. Дойдя до запястий, она достигла такой степени отчаяния и нертвисти к себе, что нанесла себе смертельные порезы. Она оставила записку крупным девичьим почерком, в которой было просто сказано: «Меня погубили издевательства». Ее школа давно стояла на учете как особо проблемная с этой точки зрения, и «Стандарт» со своих страниц призывал правительство и профсоюзы учителей делать что-то, чтобы избавиться от того, что они называли «раковой опухолью школ». Статья включала Длинную цитату от имени «Кидкол». Ньюсон подумал, что ее автором могла быть Хелен.

«Школьное насилие – это раковая опухоль. Оно поедает души жертв и тиранов. Оно подрывает среду, в которой появляется, и касается всех нас. Мое сердце исходит кровью при мысли о родителях этой прекрасной молодой девушки, и я призываю всех детей, которые сталкиваются с такого рода отчаянием, поднять трубку и набрать номер «Кидкол». Мы хотим обратиться к правительству, учителям, родителям и психологам со словами: «Недостаточно просто стоять и думать, как это ужасно. Нужно взять на себя ответственность, и с этим нужно что-то делать».

Ньюсон снова вспомнил Хелен Смарт. Жертва со склонностью к мазохизму, яркая, привлекательная женщина, загнавшая себя в скорлупу ненависти к себе. Он вспомнил ужасного Келвина, шляющегося по ее квартире. Что за странный психологический эксперимент она хотела провести, пытаясь против своей воли затащить в свою постель такого мужчину? Ньюсон подумал, что, возможно, это был сексуальный эквивалент порезам на ее руках.

Улыбающееся лицо Тиффани Меллорс смотрело на него с первой полосы газеты. Цитата из «Кидкол» была права. Девочка была красивая, с широкой, сияющей улыбкой. Какие издевательства могли заставить такую девушку прервать свою жизнь в самом ее расцвете?

28

Офис «Кидкол» занимал целый этаж в небоскребе «Сентер-Пойнт». Ньюсон пришел туда, решив, что ему необходимо получше разобраться в психологии насилия и тиранов, а здесь как раз занимались этой темой.

– Взрослые тоже могут жестоко обращаться с детьми, – сказал ему консультант по телефону, – но мы занимаемся жестоким обращением одних детей с другими. Дети тоже на это способны.

Ньюсон договорился о встрече с главным консультантом, работающим на полную ставку. Войдя в офис, он вздохнул с облегчением, не увидев Хелен. Он знал, что, связавшись с «Кидкол», он рисковал столкнуться с ней, но чувствовал, что другого выхода нет. Он хотел поговорить со специалистами.

Офис состоял из телефонных кабин, где постоянно работали четыре консультанта, большой комнаты для приема посетителей и маленького кабинета президента, Дика Кросби.

– Он здесь бывает довольно часто, – сказал Генри Чамберс, как только они вошли в офис Кросби, – но когда его нет, здесь сижу я. Итак, инспектор? Как у нас принято спрашивать: чем я могу вам помочь?

– Что ж, мистер Чамберс…

– Пожалуйста, просто Генри.

– Генри. Меня интересует психология насилия.

– Вы пришли по адресу. Именно этим мы занимаемся. Насилием… Конечно, в первую очередь его предотвращением.

– Возможно, вы смогли бы мне немного рассказать…

– Вы друг Хелен Смарт, да? – Да, я…

– Я сказал ей о вас сегодня утром. Знаете, я сказал, что вы звонили и собираетесь прийти, а она сказала, что знает вас. Мир тесен, да? Все частенько говорят эту фразу, ха-ха.

– Да.

– Хелен такая милая.

– Да, конечно, полностью с вами согласен.

– Когда она пришла, организация просто преобразилась. Она потрясающе общается по телефону, говорит с детьми. К тому же она прекрасный администратор и очень, просто очень милая женщина.

– Да. Я очень хорошо ее знаю. Мы учились вместе в школе.

– Наверное, это здорово.

– Что?

– Знать ее со школы.

Ньюсону было абсолютно понятно, что Генри Чамберс по уши влюблен в Хелен. Ньюсон знал эту печальную привычку постоянно испытывать потребность говорить об объекте своей любви и петь ей дифирамбы в любом обществе, знал на собственном опыте. Интересно, тревожно подумал он, неужели Хелен тоже видит чувства Генри?

– Я пытаюсь создать портрет типичной жертвы издевательств, – сказал Ньюсон.

– Боюсь, на этот вопрос нет очевидного ответа, инспектор. Каждый случай уникален. Мы знаем, что любой может стать жертвой издевательств. Дети, которые никогда не испытывали этого на себе, переходят в другую школу и ни с того ни с сего попадают в беду. Родители часто в шоке, когда узнают, что над их ребенком глумятся. Взгляните на этот последний случай в сегодняшней газете. Девочка перерезала себе вены. Просто поразительно, но потребовалась такая жертва, чтобы этим вопросом заинтересовались.

– Да, поразительно.

– Из статьи в газете я понял, что девочка вовсе не была типичной жертвой. Она была популярна, красива, и это еще одна причина, почему этим делом заинтересовалась пресса. Печально, что мы считаем гибель ребенка более грустной, если это был красивый ребенок.

– Полагаю, все мы завязаны на красоте.

– Красота и ее оценка очень субъективны, – чопорно сказал Чамберс. – И вообще, Тиффани Меллорс страдала молча. Никто не знал о ее мучениях, никто даже не догадывался, потому что она не подходила ни под один тип потенциальных жертв.

– Но наверняка дети, которые чаще подвергаются издевкам, в чем-то схожи.

– Да, логично предположить, что это более уязвимые дети. Дети с физическими недостатками всегда под ударом. Заторможенные дети, а также очень чувствительные или слишком умные. Хелен могла бы больше вам рассказать. Вы знаете, она тоже страдала в школе. Вы об этом знали?

– Тогда – нет.

– Видите ли, зачастую это тайное преступление. Тайные жертвы, тайные мотивы, хотя в случае Хелен абсолютно очевидно, что другие девочки просто ей завидовали.

Ньюсону было абсолютно очевидно, что это просто ерунда. Кристина Копперфильд даже и не думала завидовать Хелен Смарт, она просто презирала ее и ненавидела, считая, что Хелен – задавака. Но Генри Чамберс смотрел на это дело глазами влюбленного и, естественно, видел все в абсолютно другом свете.

– Просто невозможно предсказать, кто станет следующей жертвой, – продолжил Чамберс.

За дверью послышался громкий голос. Ньюсон тут же узнал его. Уверенный, спокойный, но с тончайшей, практически незаметной развязной ноткой. Дик Кросби пришел на работу. Он вошел в офис и узнал Ньюсона до того, как Чамберс успел его представить.

– Вы что, преследуете меня, инспектор? Может быть, мне стоит начать беспокоиться?

– Вовсе нет, мистер Кросби. Вообще-то, я пришел не к вам.

– Жаль, что с вами нет вашей красавицы коллеги, не то я бы сказал, что очень рад вас видеть.

На секунду Ньюсон растерялся. Откуда этот человек может знать о Наташе? И вдруг он вспомнил, что последний раз, подойдя к Кросби за сценой на концерте, он сообщил, что находится на службе, и представил ему Кристину. Естественно, Кросби предположил, что Кристина тоже состоит на службе в полиции. Бедная Кристина. Как бы она обрадовалась, узнав, что Дик Кросби ее запомнил и первым делом упомянул о ней в разговоре.

– Я никогда не забываю лица, – добавил Кросби, – но в ее случае я помню не только лицо. Такие девушки как раз по моему вкусу.

Ньюсон хотел сказать, что Кристина погибла, закрыть эту ухмылку тяжелой завесой скорби. Но он не сделал этого. К чему?

Генри Чамберс заговорил из угла комнаты. Он встал из-за стола Кросби в тот момент, когда великий человек вошел в комнату.

– Инспектор Ньюсон расследует дело о насилии, – сказал он почти извиняющимся тоном.

– Да, – прибавил Ньюсон. – Мне интересно узнать о психологии этого предмета.

– Да, интересно, очень интересно, – задумчиво сказал Кросби, по-хозяйски направляясь к столу и элегантно усаживаясь в свое кресло. – Единственное, в чем я уверен насчет психологии насилия, это в том, что ничего о ней не знаю. Нет двух похожих тиранов, равно как двух похожих жертв.

– Именно это я и сказал, – робко вставил Чамберс. – Каждый случай уникален.

– А в вашей школе были случаи насилия? – спросил Ньюсон. – Мне запомнилась ваша речь на том благотворительном шоу в Гайд-парке. Очень прочувствованная речь.

– Полагаю, с этим сталкивался каждый, и я не исключение. Я тогда не был миллиардером, просто учеником дорогой частной школы. Мы, карьеристы, всегда были мишенями. Но, насколько вы понимаете, я с этим справился.

– Конечно, вы справились просто превосходно.

– Не ожидал увидеть вас здесь сегодня, Дик, – вмешался в разговор Чамберс.

– Я пришел из-за этого ужасного случая с Тиффани Меллорс, – сказал Кросби. – Средства массовой информации хотят комментариев, и я подумал, что должен приехать сюда и придать «Кидкол» уверенности. Нужно извлечь максимум пользы из этой трагедии. Я просмотрел файлы, но она никогда не связывалась с нами. Если бы она это сделала, то, возможно, была бы жива.

Ньюсон извинился и покинул Кросби и Генри Чамберса, намереваясь вернуться в Скотленд-Ярд. Выйдя из комнаты, он увидел, что его поджидает Хелен Смарт.

– Не хочешь выпить кофе? – спросила она.

Ньюсон не хотел никаких разговоров, но ничего не мог поделать. Это был вопрос хорошего воспитания. Он неохотно пошел с Хелен в ближайший «Старбакс», ожидая дальнейших неприятных инкриминаций или, возможно, требований заполнить ее отверстия булочками с белым шоколадом и кончить в ее диетическое латте. Но, к счастью, она была спокойна и, можно сказать, сговорчива.

– Я хотела извиниться, – сказала она, набрасываясь на огромную чашку кофе мокко с белой пеной соевого молока. – Я просто ужасно вела себя.

Она по-прежнему выглядела усталой и нездоровой, но ее волосы были чистые, а одежда опрятной, что очень контрастировало с неряшливостью, которую Ньюсон видел всего два дня назад во время допроса у нее на квартире.

– Ты написала на меня жалобу, Хелен. Ты сказала, что я тебе угрожал. Это могло для меня очень плохо закончиться.

– Я знаю, я поступила как настоящая дрянь. Как подлая сука. Но я была зла. А сейчас нет.

– И почему же ты сменила гнев на милость? Кстати, ценю, что ты извинилась.

– Ну, для начала, я стала пить прозак, но он начнет действовать не раньше чем через пару недель. А пока мне придется изо всех сил стараться, пользуясь только внутренними ресурсами.

– Значит, ты все-таки пошла к врачу?

– Да, она выписала мне таблетки и договорилась насчет консультации, а я ее ужасно боюсь. Знаешь, у меня кошмарная депрессия.

– Да, я заметил.

– Но самое главное, что я вдруг начала видеть, что причина этой депрессии – я сама. Я – моя единственная проблема и должна сама с ней бороться.

– Что случилось, Хелен? – Ньюсон уже привык к перепадам настроения Хелен и был настороже.

– Сработал своего рода будильник, который есть только у матери, – ответила она. – Это случилось сразу после вашего ухода в воскресенье. Келвин ужасно разозлился, что у меня в доме побывали копы.

– Да, я заметил. А кто такой этот Келвин?

– Я познакомилась с ним накануне вечером в клубе в Камдене.

– Понятно.

– Да, можешь не объяснять, что приводить в дом незнакомцев – плохая идея.

– Да еще таких незнакомцев, как Келвин.

– Я сделала это после шоу в Гайд-парке. После того, как увидела тебя с Кристиной.

– Значит, опять я виноват?

– Нет, именно с этим мне пришлось смириться. Нет, я все равно считаю, что с твоей стороны было просто скотством появиться там с ней и вообще…

– Послушай, извини, но…

– Это неважно, Эд. Я же сказала, мне нужно научиться признавать тот факт, что я несу ответственность за все, что со мной происходит. Я вела себя как мстительная школьница. На самом деле не просто вела себя. Я была ею. Ревнивой и злой школьницей, я была ею всю жизнь.

Ньюсон не ответил. Это была новая Хелен, кающаяся и анализирующая собственные поступки. Горечь ушла у нее из голоса. Неужели он наконец увидел ее настоящую или это был еще один параноидальный плод ее болезненного воображения? И вообще, есть ли она, настоящая Хелен? Или нет?

– Кстати, мне пришлось провериться, – проворчала она. – В клинике… ну, после того вечера, который мы провели вместе… – Она замолчала. Ни он, ни она не хотели обсуждать детали того вечера. – Я чувствовала, что должна это сделать ради тебя. Ну, то есть провериться.

– Ну да, это как запереть конюшню после того, как лошадь сбежала.

– Да, ну, в результате оказалось, что все чисто. Я сто лет ни с кем не спала до тебя.

Ньюсон сомневался насчет правдивости этих слов и еще насчет фразы «сто лет». То, что Хелен хотела чувствовать и делать, не входило в число легко подавляемых потребностей.

– Так что насчет этого будильника? Что случилось с Келвином?

– В двух словах. Он рвал и метал, что вы пришли ко мне на квартиру, он был агрессивным и вдруг достал из сумки разные причиндалы и решил уколоться. Я просила его остановиться и сказала, что мне не нужно это дерьмо в доме, но он велел мне заткнуться и продолжил готовить эту хрень, развалясь у меня на диване, без рубашки, в расстегнутых штанах, он ухмылялся, потом ширнулся, и я подумала: еб твою мать, еще один тиран, я сама пошла и нашла себе еще одного тирана.

– Кажется, неприятности тебя просто обожают, так, Хелен?

– Да, ты прав. Но мы сами создаем себе неприятности. В общем, я знала, что скоро няня приведет Карла. Еды в доме не было, зато был агрессивный обдолбанный урод, он болтался по квартире, заторчав от лошадиной дозы, и вдруг он сказал, что опять хочет со мной в постель, а я подумала, что он может меня изнасиловать, поэтому начала искать нож и все это время думала, что сама притащила этого ублюдка в свой дом. В дом Карла. Я это сделала, это был мой выбор, и я была самой охуенной дурой на свете.

– Да уж, вид Келвина мне абсолютно не понравился.

– Он мне даже по пьяни показался полным дерьмом. И я его подобрала в занюханном клубе и заплатила за такси, чтобы привезти в дом своего сына. Но, учитывая, что в воскресенье я была трезвая, в моем доме побывала полиция и не было еды, он выглядел просто охуительно мерзотно, словно дьявол, поднявшийся за мной из ада. И я выбрала его! Нет, ну как это называется?

– Не знаю. Неуважение к самой себе?

– Именно так. Я ненавижу себя и не думаю, что заслуживаю чего-нибудь лучшего.

– Кажется, это настоящий самоанализ.

– В общем, это и был тот будильник. Не беспокойся, слава богу, обошлось без эксцессов. В конце концов у Келвина закончились наркотики. У меня не было еды, почти не было денег, я не хотела трахаться с ним, и, поскольку другого ничего не оставалось, он, как и любой другой козел, просто оделся и ушел. Даже «до свиданья» не сказал, но мне, если честно, насрать. Закрыв за ним дверь, я чуть не начала орать, настолько сильное было облегчение. Но после этого, сидя и ожидая, когда вернется Карл, я могла думать только о том, что могло бы случиться, если бы вдруг он начал буйствовать, если бы Карл приехал домой и увидел бы меня избитую, изнасилованную и ограбленную. Или даже если бы Келвин просто был там, новый мамочкин тиран, он бы кололся на диване, а Карл просил бы горячий шоколад и сказку. Господи, просто невыносимо думать об этом. В общем, именно поэтому я пошла к врачу. Именно поэтому я говорю сейчас с тобой. Я должна взять себя в руки. Я слишком долго была жертвой. Двадцать лет, а может, и всю свою жизнь, и пришло время, когда с этим нужно что-то делать.

Ньюсон заметил, что Хелен сжала кулаки так, что побелели костяшки. На мгновение ее глаза засияли темным сатанинским огнем. Он видел этот взгляд несколько дней назад в глазах Роджера Джеймсона, когда они стояли вместе в коридоре «Гайд-парк Хилтон», обсуждая жестокое убийство бездомного из Нью-Йорка. Джеймсон сказал то же самое: «С этим нужно что-то делать».

Неужели Хелен что-то с этим уже сделала! Он давно отказался от этой мысли, но теперь не был так уверен. Неужели именно по этой причине она вдруг вылезла из своего темного угла? Потому что она отомстила Кристине Копперфильд? Неужели она прорвалась из круга слабости и боли, используя истекающее кровью и задыхающееся тело Кристины в качестве тарана?

– Ты понимаешь, что, выгнав Келвина, лишилась алиби?

Она посмотрела на него поверх чашки с кофе. На ее губах была пена.

– Эд, я не убивала Кристину Копперфильд.

Могла ли она это сделать? Мотив у нее точно был, она ненавидела Кристину и вынашивала эту месть двадцать лет. Но как насчет других убийств? Могло ли самоуничижение Хелен настолько изменить ее натуру, спровоцировав жесточайший психопатический рисунок поведения? Да, она работает на организацию по защите от тиранов. Ее жизнь посвящена жертвам насилия. Каждый день на работе ей приходится видеть ужасные страдания, напоминающие о ее собственном детстве.

– Эд, – повторила она странным, отрешенным голосом, – я не убивала Кристину Копперфильд. Я думала, ты это знаешь.

Ньюсон был не уверен. Неужели именно Хелен была посетителем, о котором Кристина так хотела сообщить Ньюсону? Все совпадало.

Потому что Ньюсон знал убийцу. Сколько у него было общих знакомых с Кристиной? Немного. Только бывшие одноклассники, и прежде всего – Хелен Смарт.

Ньюсон посмотрел на Хелен, маленькую, худенькую Хелен с порезанными руками и впавшими щеками. Неужели в этих руках было достаточно силы, чтобы тащить сопротивляющуюся женщину по заставленной мебелью комнате, вынуждая ее оставлять кровавые следы на всех поверхностях? Могла ли Хелен протащить тело Кристины Копперфильд через дверь в спальне и уложить на кровать? Это было возможно, но не наверняка. А как же остальные? Хелен Смарт не могла бы дотащить Адама Бишопа вверх по лестнице или вообще получить разрешение войти в его дом.

Ньюсон почувствовал, что на его руку легла рука Хелен.

– Я надеялась, что мы можем хотя бы остаться друзьями, – сказала она, тихонько стискивая его пальцы. – Может быть, тебе это не нужно, но было бы очень мило, если бы мы могли снова встретиться. – Она смотрела с призывом, широко раскрыв искренние глаза.

Ньюсон улыбнулся и убрал руку. Ее глаза скользнули вниз, разочарованные, но понимающие. Она мило улыбнулась и, снова подняв голову, сказала:

– Что ж Ты знаешь, где меня найти. Решай сам. Всем нам время от времени становится одиноко. И тебе тоже. И в тот вечер нам ведь было хорошо, пока я все не испортила, да? Ты был доволен. Я это знаю. Я видела, насколько ты был собой доволен… Потому что, господи! Инспектор Ньюсон, ты просто гигант. О да, ты можешь доставить девушке удовольствие.

Ньюсон поверить не мог в то, что вдруг почувствовал знакомое шевеление. Это было последнее ощущение, которое он мог ожидать. Хелен не в себе, она просто ненормальная. Она истерзана и уязвима. Возможно, опасность отчасти и была ее привлекательной чертой. Он знал, что ни за что на свете снова не окажется в постели с этой девушкой, но мысль, появившаяся у него в голове, была просто поразительной: Хелен Смарт знала, как понравиться мужчине, в этом сомнения не было.

Возможно, она проникла в дом Адама Бишопа? Способна ли Хелен Смарт устроить такую ловушку?

Глядя сейчас в эти глаза, Ньюсон думал, что вполне. Мужчины просто дурачки, когда дело доходит до секса, Ньюсон знал это слишком хорошо. Как мог Адам Бишоп, огромный тиран, среагировать на маленькую, лохматую Хелен, с вызывающей грудью, с личиком как у феи, появись она у него на пороге? Он бы не почувствовал опасности.

Могла ли она заманить Брэдшоу в фургон?

И привязать к стулу Спенсера?

За несколько минут Хелен Смарт заставила Ньюсона делать вещи, которые он никогда не делал раньше, до которых даже додуматься не мог. Он намеревался приготовить ужин, испечь в микроволновке форель. А она меньше чем за три минуты спровоцировала его на фистинг.

Но как же Фарра Портер? Как Хелен удалось бы прорваться в роскошную квартиру Фарры Портер в Кенсингтоне? Никак. А Энджи Тэтум? Ньюсон сомневался, что очарование Хелен Смарт подействовало бы на эту не менее крутую и такую же побитую жизнью девушку.

– Что ж, – сказала Хелен. – У тебя есть мой номер.

– Да, есть, – ответил Ньюсон.

Хелен откинулась на спинку стула.

– Значит, ищешь человека, который был жертвой тирана? – спросила она.

– Да, или кто сам был тираном. Как ты это поняла?

– Да это же очевидно, Эд, ты приходишь сюда и просишь этого идиота Генри составить портрет жертв.

– Идиота? Он тебе не нравится?

– Он просто урод.

– Мне показалось, что он в тебя влюблен.

– Все-то ты замечаешь, верно? Господи, это просто ужас. Он постоянно таращится на меня. Думает, что я не замечаю, но я всегда замечаю, как он таращится на мои ноги или пытается заглянуть в вырез платья.

Ньюсону показалось, будто она его ударила. Неужели Наташа думает о нем точно так же? Хелен словно описала его собственное поведение на работе и то, как он смотрит на Наташу.

– Он всегда отмечает, во что я одета, – продолжила Хелен, – и делает маленькие комплименты, когда мы говорим о работе. Это своего рода преследование, но, конечно, если я вдруг скажу об этом, он, возможно, расплачется или что-то в этом роде. В любом случае мне это не нужно.

Хелен очень точно описывала его собственное поведение. Неужели Наташа относится к нему так же?

– Я очень рада, что мы поговорили, – сказала Хелен.

– Да, я тоже, – ответил Ньюсон.

– Врун. Ничего ты не рад. Для тебя это просто катастрофа.

– Нет, что ты.

– Не прикидывайся идиотом, Эд. Ты вляпался в историю с ненормальной дурой, которая пырнула себя ножницами у тебя в ванной. Ни один мужчина не хочет такого, когда ищет, с кем бы перепихнуться по-быстрому. Но для меня это было катализатором. Правда в том, что причина, по которой я съехала с катушек много лет назад, вовсе не в бедной, наивной, мертвой Кристине Копперфильд. Дело во мне. Никто не способен решить мою проблему. Ты меня этому научил. – Она наклонилась вперед и поцеловала его в губы. Он почувствовал, что пена с ее верхней губы осталась на его лице.