Текст книги "Лавровый венок для смертника"

38

Уже в полицейском управлении Нэвэл вдруг опять вспомнил о некоем разжалованном следователе – германце Герберте Вольфе. Вся эта история с Согредом не волновала его, уже хотя бы потому, что не могла доставить лично ему каких-либо неприятностей.

Подполковник не знал, насколько в этом деле была замешана мисс Грей, но предчувствие подсказывало, что без этой сатанистки здесь не обошлось. Если так, то он вынужден быть признательным ей: кто бы еще столь безболезненно и основательно расчистил ему путь к креслу начальника тюрьмы, а заодно, и к чину полковника? А вот появление на Рейдере упрямца-следователя, основательно заподозрившего Грей в качестве соучастницы Тома Шеффилда… совершенно разрушало его представление о мире и спокойствии, которые должны будут установиться на острове.

– Послушайте, майор Оксен, – вызвал Нэвэл своего заместителя. – Как-то, за кружкой пива, вы похвалялись, что в Кадене – есть такой горный городишко на материке – служит ваш однокурсник по полицейской школе.

– Было такое, – признал худощавый, подтянутый майор. – Правда, теперь он уже начальник полиции.

– С каких пор?

– Около года.

– Можете считать, что вам слегка не повезло: вы станете начальником рейдерской полиции только через неделю.

Лицо майора удлинилось и покрылось подозрительной бледностью.

– Я никогда не стремился к этому, господин подполковник. Я – офицер, и привык выполнять приказы, не помышляя о том, чтобы…

– Помню, помню, что больше всего вы опасаетесь, как бы я не заподозрил вас в подсиживании. Уверяю: вам блестяще удавалось развеивать подобные подозрения. А теперь я сделаю все возможное, чтобы через неделю-другую вы действительно заняли этот кабинет. Если только мне удастся занять кабинет Согреда.

– Я так и решил, что вам удобнее будет перейти в крепость.

– Но все это не для разговоров в других кабинетах.

– Намертво, – господин подполковник.

– Тогда потрудитесь связаться с вашим другом…

– Подполковником Заргеданом.

– …И сказать ему, что с ним хочет побеседовать ваш друг, подполковник Нэвэл… Вы ничего не имеете против того, чтобы я оказался в числе ваших друзей?

– Я никогда не причислял себя к вашим друзьям, – поиграл желваками майор. Этого педанта трудно было расшевелить: в любой ситуации он оставался суровым служакой. Возможно, даже в постели, с женой. – Но всегда почитал вас, как отличного офицера полиции. Этого вполне достаточно, чтобы я имел все основания отрекомендовать вас Заргедану именно так, как вы предполагаете.

То связь не срабатывала, то Заргедана не оказывалось на месте… Однако Нэвэл не отступал и через полчаса ему все же удалось выловить главного полицейского Кадена где-то за городом, на горной дороге.

– Здесь подполковник Нэвэл, начальник полиции острова Рейдер, – представился он еще раз, хотя майор уже представил его.

– Оксен как-то рассказывал о вас, подполковник. И, что меня больше всего удивило, не жаловался. Мои бездельники плакались бы на меня, как монастырские сироты. В чем проблема, подполковник?

Прежде чем ответить, Нэвэл кивком головы приказал майору оставить его наедине с телефонным аппаратом.

– Говоря о подчиненных-жалобщиках, вы, очевидно, имели в виду, прежде всего, этого германца, лейтенанта Герберта Вольфа?

– Вольфа? – насторожился Заргедан. По тону он уловил, что Нэвэл тоже не в восторге от этого типа. – Так он уже и вам известен?!

– Просто несколько дней назад здесь, у меня в гостях, побывал генерал Лейс.

– Он совершает столь дальние рейды? – вновь вернулось к Заргедану его иронизированное настроение.

– Заместитель министра родом с Рейдера.

– Вот оно что! Не знал. Можно предположить, что вам повезло?

– И мы вспоминали об этом, как его… Вольфе. – Нэвэл умышленно выдержал паузу, давая возможность своему коллеге поинтересоваться, что из этого следует.

– И что же генерал? – уловил суть его уловки Заргедан.

– Отзывался о нем, как о самом отвратительном типе, какого только знал. Министр, кстати, того же мнения.

– А вы, подполковник?

– Прислушиваюсь к тому, что говорит мой земляк.

– Тогда в чем суть вашего звонка?

– Все еще не поняли?

– Этот бездельник жаловался заместителю министра на свою жизнь? – Нэвэл мысленно просветлел. Коллега подсказывал ход, до которого он сам не додумался. Он позвонил в Каден не для того, чтобы попросить об усмирении.

– Наконец-то вас осенило, подполковник Заргедан.

– Жаловался, значит?

– Генерал чуть было не создал комиссию по расследованию его жалобы. Но поскольку я знал, что вы – однокурсник майора Оксена… Словом, я отговорил его от этой затеи. Резонно решив, что вы сами разберетесь с этим волком.

– С шакалом, – уточнил Заргедан.

– Так разберитесь же с ним так, чтобы у него отпала охота жаловаться на службу.

– А что та адвокат, которую он пытался засадить в тюрьму?

– Вы – смышленый парень, подполковник, – сошел Нэвэл на откровенную фамильярность. – Я ожидал, что спросите об этом сразу же, как только узнаете о приезде генерала. В том-то и дело, что она прибыла сюда на вертолете вместе с Лейсом. Подробности, я думаю, вас не интересуют.

– Нет, конечно. К чему?

– Благоразумно.

– Значит, она прибыла с генералом…

– О лейтенанте Вольфе генерал завел разговор только потому, что знал: мой заместитель и вы – старые друзья.

– Вы раскручиваете меня, как уличного пройдоху на перекрестном допросе, – признал Заргедан. – Поэтому вынужден отдать вам должное.

– После чего генерал воздаст должное вам, подполковник.

– Никогда не следует забывать, что этот мир населен людьми, а не ангелами, – философски завершил их диалог Заргедан. – Особенно это ощущается здесь, в Кадене, в этом питомнике контрабандистов.

Положив трубку, Нэвэл несколько минут сидел, глядя в потолок.

«Кажется, ты начинаешь действовать, как заправский мафиози, – сказал он себе после очистительного бездумья. – А ведь до сих пор оставался одним из немногих порядочных полицейских. Честных полицейских. Похоже, что эта островная леди Эллин Грей способна втянуть тебя еще и не в такие игрища».

39

Герберт Вольф отлеживался в своей скудно меблированной комнатушке, которую он снимал в эмигрантском квартале Кадена. В этом затерянном в горах, полузабытом Богом и властями городишке он чувствовал себя, как в пожизненной ссылке. И все вокруг: обитатели нищих кварталов, местная мафия, уличные заводилы и даже полицейские, ни на день не давали ему забыть, что он изгнан из столицы. Что полицейским начальством Готсмауна и округа он нелюбим и что рассчитывать ему здесь не на что.

Вчера его вновь жесточайше избили. Подкараулили, когда поздно вечером возвращался с дежурства, сбили с ног и футболили до тех пор, пока не потерял сознание. Исходя из того, что его не покалечили и вообще избивали профессионально, да и пистолет не отобрали, Вольф определил, что этим избиением руководил кто-то из полицейских чинов. Которому не хотелось превращать его «воспитание» в громкий скандал. К тому же лицо одного из нападавших показалось ему очень знакомым. Он уже встречался с этим человеком в коридорах полицейского управления.

«Когда-то я уже видел эту рожу. Я ее видел, три пули ему в печень! – импульсивно пытался крушить кулаком мощную кирпичную стену своего лежбища. – Это все было подстроено. Все заранее спланировано. Если бы я взялся за оружие, они, наверняка, убили бы меня. Может быть, они только и ждали, чтобы я схватился за кольт. После этого меня, конечно же, обвинил бы в том, что я пустил его в ход незаконно, во время ссоры из-за ревности, или что-то в этом роде. Недостатка в лжесвидетелях не было бы».

Герберт попытался повернуться на правый бок, но резкая боль в позвоночнике вновь заставила его замереть. Все еще лежа на спине и пытаясь силой воли погасить разгорающуюся боль, он запрокинул голову и посмотрел в окно. За время, которое Вольф прожил здесь, солнце над городишком появлялось не более четырех раз. Над долиной, в которой прятался Каден, основанный когда-то давно каторжанами и ссыльными, почти всегда нависала серая пелена тумана, сквозь которую лучи солнца пробивались, как лучи далекого прожектора – сквозь пелену смога.

Более непригодного для жизни места в этой теплой солнечной стране просто невозможно было подыскать. Но у Герберта не оставалось выбора. Впрочем, какой-то выбор все же существовал. Когда в беседе с глазу на глаз генерал Лейс предложил ему: увольнение из полиции или ссылка в затерянный в горах городишко, где только недавно, в перестрелке с контрабандистами, трое полицейских было убито, Герберт конечно же вынужден был согласиться на Каден. Его понизили в чине до лейтенанта и направили сюда, без права заниматься работой в органах следствия. Но и с этим он вынужден был смириться. Хотя отлично понимал, что в столице его попросту подставили.

На самом деле, никаких связей с наркобизнесменами за ним не числилось. Показания двух задержанных где-то здесь, неподалеку от Кадена, во время перехода границы, наркокурьеров, согласно которым он якобы являлся одним из людей наркобосса и даже находился у него на ставке, были оплачены тем, что эти двое отделались минимальным сроком заключения, легким испугом.

– И все из-за этой проклятой сексоманки Эллин Грей, – вслух прохрипел Герберт. В свои тридцать два он так и не создал семьи. Одиночество часто заставляло его превращать в собеседника самого себя. – «Какого черта ты тогда вцепился в нее?! Хотя… ты ведь не мог знать, что Грей – одна из любовниц генерала Лейса. И что однажды на своей загородной вилле генерал уложил ее в постель приехавшего к нему в гости министра. И что у этой стервы в каждой столичной газетенке по любовнику. Что за нее вступится весь лесбиянский истэблишмент Готсмауна…»

Герберт ощупал пальцами ссадины, оставшиеся на его лице, и взмолился, чтобы они не превратились в шрамы. Утонченное арийское лицо – единственное, что еще заставляло его как-то поддерживать свое достоинство. Квартал был нищенским, существование его – полунищенским, а полицейская форма в гнезде контрабандистов и бывших каторжан вызывала презрение и ненависть.

«В этом горном концлагере все считают тебя подсадным. Долго ты здесь не продержишься. – Герберт потянулся за бутылкой вина, сделал несколько глотков и ощутил, что на вкус оно сладко-соленоватое. „С кровью“, – понял он. Десны все еще кровоточат. – Нет, долго тебе здесь не протянуть. Нужно что-то предпринимать».

Положение его действительно было сложным. Начальник городской полиции убедил себя, что Вольфа подослали, дабы собрать на него компромат и сковырнуть – оказывается, такой прецедент здесь уже был. Поэтому он вежливо «покусывал» его. Прочие полицейские проявляли свое неуважение к нему в еще более откровенной форме, хамили и издевались, как могли. В то же время люди из мафии подозревали, что он заслан в Каден командованием особого отряда по борьбе с наркобизнесом. А для обитателей любого квартала, в котором он мог поселиться, полицейский из столицы вообще превращался в бельмо на глазу.

Трубку Вольф поднял только потому, что решил: звонят из управления полиции.

– Выжил? – прогромыхал хриплый пропитый бас.

– С кем я говорю?

– Радуйся, что все еще способен говорить. Живуч ты, как пес.

– А ты ожидал, что сдохну? – огрызнулся Герберт, понимая, что настаивать, чтобы собеседник все же представился, нет смысла.

– Идиот, если бы мы хотели загнать тебя в могилу, мы загнали бы в нее живьем. Мы же всего лишь хотим спокойно делать свой бизнес. Убийство полицейского офицера – это пресса, требования парламентской оппозиции усилить борьбу с наркобизнесом, бригада следователей, комиссия Министерства внутренних дел…

– А ты, оказывается, газеты иногда почитываешь, – съязвил Герберт. – В высоких материях разбираешься.

– Просто мы предпочитаем иметь дело с полицейскими-самоубийцами. Если не хочешь, чтобы тебя футболили каждый вечер, истрать одну из пуль. Казна простит тебе такое расточительство. Похороны берем на себя. Это будут похороны, подобных которым Каден еще не знал.

Вольф зло выругался, швырнул трубку на рычаг и, вновь запрокинув голову, по-волчьи взвыл. Он понял, что попал в западню. Капкан защелкнулся на его горле, и весь городок теперь с наслаждением будет наблюдать, как он задыхается.

Лейтенант осознавал, что положение у него действительно безвыходное. Никакое его прошение о переводе по службе в другой город удовлетворено не будет. А если бы и перевели, то что изменится? Та же полиция и та же мафия. Если же он откажется от мундира, ему придется идти в мафиози. Наемным убийцей. Кто при нынешней безработице примет на более или менее приличную работу бывшего полицейского?!

Телефон молчал. Нет, второй раз они звонить не станут. Избить – да, избить могут еще сегодня. У них это просто. «Тебе еще повезло: у тебя есть оружие, которое можешь носить на вполне законном основании. И потом, тебя охраняет „полицейский статус неприкосновенности“, о существовании которого стараются не забывать даже отпетые уголовники. Но ведь множество других людей в этом крае не защищены ни оружием, ни статусом. Впрочем, что тебе до других?!»

Портупея висела на спинке кресла так, чтобы в любое время мог дотянуться до нее. Расстегнув кобуру, Герберт извлек пистолет и с непосредственностью подростка осмотрел его. Оружие всегда пленяло Вольфа. Оно символизировало власть над миром. И эта иллюзия послужила одной из причин, по которой он, сын фермера из глухой деревеньки на юге Фриленда, подался в полицию. Возможность законно обладать оружием и возможность властвовать.

Однако время иллюзий прошло. К власти над миром он уже не стремился, а власть над собой сконцентрировалась в свободе выбора: петля или пуля?

«А что, пожалуй, этот кретин прав: если во время загородной прогулки я истрачу казенный патрон на себя, то подобное расточительство мне простится».

40

Эллин Грей понимала, что сейчас, когда с писателем Шеффилдом было покончено, нужно как можно быстрее занимать его, как любил выражаться сам Том, «творческую нишу». Но для этого следовало легализоваться, ведь о ней, как о писательнице, пока никому ничего не известно. Адвокат Шеффилда, его личный секретарь и любовница – в этих ипостасях общество восприняло ее давно и даже успело смириться с ними, но теперь этого недостаточно. К тому же она хотела творчески монополизировать всю информацию, относящуюся не только к его литературному наследию, но и к пребыванию в тюрьме «Рейдер-Форт», к суду над ним, а также – к его восшествию на «электрический престол».

Ну а реализовывать этот сценарий она решила с помощью местной газетной «магнатки», мисс Валерии Удайт, с которой уже успела немного, буквально мельком, познакомиться.

Для начала она позвонила Удайт в редакцию газеты и попросила принять на электронной почте информацию, связанную с казнью Шеффилда.

– Перебрасывайте ее нам, – охотно согласилась на сотрудничество Валерия, – в ближайшем номере опубликуем. Однако этого мало. Что вам мешает предложить нашему изданию большую аналитическую статью об этом литературном оборотне, погубившем ради сюжетов своих произведений стольких невинных людей? И какой еще газете, кроме нашей, островной, само Небо повелело стать первопечатницей этого документального детектива?

– Предложение принимается. Тем более что судьба этого «оборотня», как вы изволили выразиться, уже освещена мною в киносценарии, работа над которым уже по существу завершена, и теперь…

– Простите, мисс Грей, – резко прервала ее Удайт. – Сценарий, могу поклясться, вы еще никому не предлагали, и даже не обещали предложить.

– Почему же с его идеей, точнее, с творческой заявкой на сценарий, уже ознакомлены режиссер и продюсер…

– То, что вы до сих пор молчали об этом, упорно не обращаясь точно с таким же предложением ко мне, – не делает вам чести.

– Просто я терпеливо выжидала, когда смогу заговорить в полный голос. То есть – да простят меня Господь и дух Шеффилда – когда будет казнен мой бывший шеф. Мотивация вам понятна?

– И вполне приемлема.

– Но сказанное мною – не для прессы.

– В чем можете не сомневаться. Однако, спрашивая, не предлагали ли вы кому-либо сценарий, я имела в виду не постановку фильма, а его публикацию.

– Сценария?!

– А что?

– Да кто теперь публикует сценарии? В былые времена – да, такой вид рекламы, а заодно – и дополнительной прибыли, существовал.

– Вы правы, сценарии публиковать теперь не принято. Но мы нарушим эту традицию, швырнем его на прилавки еще до появления картины. Ведь случай-то уникальный, имя в литературе известное. Тем более что за перо взялась личный секретарь и адвокат Шеффилда.

Они обе были до предела возбуждены и вели себя, как две заговорщицы, взломавшие сундук богатого мертвеца. Сейчас им открылось не только целое состояние, но вместе с ним и целый мир – заманчивый, неизведанный, в который они вступали союзницами. Это вдохновляло.

– Признаюсь, мне просто в голову не приходило предлагать сценарий кому бы то ни было, кроме, разумеется, режиссера и продюсера.

Удайт облегченно вздохнула: она не любила уступать никому и ни в чем.

– Можете считать, что это пришло вам в голову только что. Обещаю издать его, после публикации в газете, отдельным изданием, тиражом пятьдесят тысяч экземпляров.

– Прогореть не боитесь?

– Риск, конечно, присутствует. Но минимальный. Я бы даже сказала так: в данном случае расчет сильнее риска.

– Кажется, наметился новый коммерческо-творческий дуэт: Удайт-Грей? Или, может, я не так поняла вас?

– Все правильно! Все именно так! Когда я смогу получить рукопись сценария?

– Завтра к вечеру. После того как выставлю соответствующие условия режиссеру и продюсеру. Попытаюсь объяснить им, что публикация в прессе и появление книги – лишь подогреют интерес к фильму.

– Но издательские права на рукопись сценария остаются за мной, – голос Валерии стал еще повелительнее. – Сожалею, что не решаюсь взять на себя финансирование фильма. Тут уж не рискую. Совершенно новое для меня дело. Но что касается книг…

– Вы действительно уверены в своих финансовых возможностях, миссис Удайт?

– Настолько, что подумаю, стоит ли впредь мараться с газетенкой. Не лучше ли развернуть здесь, на Рейдере, книгоиздание? Ваши книги, книги Шеффилда с вашими предисловиями и под вашей редакцией… Не беда, что мы на острове. Со временем мы превратим его в центр литературной жизни Фриленда. В международный центр, где будут проводиться симпозиумы пен-клуба, литературоведческие конгрессы; создадим фонд развития литературы. Построим отель «Парнас» или «Богема», где в номерах, с видом на океан, будут работать писатели из многих стран, поскольку это будет престижно. Для писателей всего мира поработать, или хотя бы потусоваться, на Рейдере будет значить то же самое, что для художников – выставиться в Лувре или потусоваться на Монмартре. Постепенно весь этот островок превратится в литературно-сценарную Мекку – со своим издательством, творческим центром, а возможно, и киностудией.

– У вас безудержная фантазия, Валерия. Но признаюсь: ход мыслей мне нравится.

– Я тоже честно признаюсь, что не нашла себя ни в литературе, ни в журналистике. Ну не случилось оказаться в стае избранных. Зато издательский бизнес – это мое! Убедила? Начинаем вместе, Эллин?!

– При условии, что заключите договор на издание, по крайней мере, первых десяти моих романов.

– Ва-ших?! Я не ослышалась?

– Как не ослышались, внемля исповеди казненного Тома Шеффилда, чьи произведения в нашем с вами издательстве – «В стае избранных», а что, неплохое название! – станут появляться лишь постольку, поскольку они могут удовлетворить ностальгические порывы некоторых его бывших почитателей.

Несколько секунд Валерия взвешивала ее слова, пытаясь понять, насколько это важно для Эллин, чтобы «лишь постольку»?..

– Кажется, мне становятся понятными ваши условия, мисс Грей.

– Понятными или приемлемыми?

– И то, и другое.

– Итак, договор на издание первых десяти романов?

– Я всего лишь сказала, что мне становятся понятными и… приемлемыми – в общих чертах, естественно, – ваши условия, – заметно заколебалась Удайт. – Из этого не следует, что я сейчас же готова подписать договор. То есть в принципе… Но подумать, посоветоваться… Вы ведь – не Шеффилд. Ваше имя пока мало что говорит читателю…

– Что вы там мямлите, Валерия? Кажется, только что вы угрожали превратить Рейдер во всемирный творческий центр «Стаи избранных». Так вот, мои десять романов – первые десять! – и есть то Эльдорадо, на котором появится фундамент ваших грез.

– В течение какого времени? – все еще не очень-то уверенно поинтересовалась Удайт.

– Ну, скажем, четырех лет.

– Это нереально. Вы – не профессионалка. Навевать сюжеты романов такому мэтру, как Шеффилд, это одно, а превращать сюжеты в романы – совершенно другое.

– Очень даже реально.

– Что ж, это ваши проблемы. Если их окажется не десять, а двенадцать, то, думаю, это нас не разорит.

– Прессу и коммерческий успех я вам гарантирую.

Удайт уважительно помолчала. Она приходила в себя. Еще несколько минут назад она проснулась с мыслью о том, что на острове делать ей уже, собственно, нечего. Получив семь лет назад огромное наследство, позволяющее безбедно жить даже на проценты от акций, она умудрилась перессориться с журналистской элитой Оттавы, оставить Канаду и купить один из лучших особняков Рейдера, откуда происходил ее дед, крупный судовладелец Карл Удайт. Здесь она решила открыть свою газету, намереваясь превратить ее в самую популярную во Фриленде, чтобы затем, на волне этой популярности, скупать другие фрилендские издания.

«Газетный магнат из далекого острова Рейдер», «Океанский газетный спрут», «Владычица массмедиа Фриленда» – в таких выражениях чувств должна была встречать ее восхождение шокированная пресса не только Фриленда, но и Канады, к основным изданиям которой она тоже намерена была проявить самый пристальный интерес.

– В отличие от Шеффилда, я не буду претендовать на авторство ваших романов. К тому же уверена, что мы добьемся успеха. Завтра же я объявлю о создании «Издательского дома Валерии Удайт». Под названием «В стае избранных». Этот издательский дом будет иметь самую престижную в Западном полушарии литературную премию.

– Стоит ли ограничиваться только этим полушарием?

– Не могу же я сравнивать ее с Нобелевской, – мрачно усомнилась будущая предводительница «Стаи избранных».

– Почему столь категорично?

– Ну, знаете… – совершенно опешила Удайт. Она уже не сомневалась, что Грей не шутит.

– Странно, что до сих пор я как-то не очень обращала внимание на ваше присутствие на острове. Единственное, что бросилось в глаза, – удивительно красивая женщина, столь же сказочно богатая, но почему-то решившая обречь себя на прозябание на Рейдере.

– Я тоже покорена вашей красотой, мисс Грей, – выделила главное для себя из ее слов. – Несколько ближайших вечеров мы, очевидно, проведем вместе. Если, конечно, не возражаете. – Эллин услышала, как у Валерии перехватило дыхание. Она явно волновалась, опасаясь, что Грей может отказать ей в этом удовольствии.

– Несколько приятных – вы хотели сказать – вечеров.

– Это поможет нам лучше узнать друг друга, а заодно обсудить наши издательские дела.

– Вот именно: «заодно», – призывно улыбнулась Эллин Грей.

Повадки лесбиянки в этой скучающей брюнетке Эллин уловила сразу же, во время их первой, короткой и неприветливой встречи. Теперь же Валерия раскрывалась, не таясь. Судя по всему, она принадлежала к тем лесби-леди, для которых секс сам по себе не являлся самоцелью. Он должен был сопровождаться общими интересами, увлечениями и даже бизнесом. Что ж, это вполне соответствовало авантюристичной натуре Грей.

– Вы еще способны завершить диктовку вашей первой публикации, Эллин? – уже откровенно кокетничая, поинтересовалась Валерия.

– Компенсируя этим отказ давать интервью для вашей газеты, которым опечалила вас во время последней встречи.

– По-моему, мы отлично поняли друг друга.

– Причем поняли как раз вовремя…