Текст книги "Лавровый венок для смертника"

37

– Это вы убили лейтенанта Вольфа и старого кретина Кроушеда? Только честно.

Эллин с огромным трудом разомкнула веки и увидела перед собой Стива Коллина. Не позвонив ни по телефону, ни в дверь, он нагло ворвался в ее спальню и теперь стоял в двух шагах от нее – облаченный в черную английскую тройку и похожий на священника, явившегося отпевать ее.

– Конечно же я, кто же еще? Если вам скажут, что лейтенанта Вольфа расстреляли из автоматов двое полицейских, не верьте этому. Это я палила в него, сразу из двух автоматов. Что еще гложет вас, мой досточтимый хранитель очага?

– Стреляли, бесспорно, полицейские… По крайней мере, в Вольфа. Но по чьему замыслу?

– Не гневите Господа, а то Он решит, что Эллин Грей отбивает у него кусок библейского хлеба, которым когда-то умудрился накормить чуть ли не всю Палестину. Или, может быть, я чего-то не поняла во всей этой библейской мути?

– Даже не представляете себе, как вы страшны, Эллин. – Лицо Коллина приобрело еще более пергаментный вид, мешки под глазами стали багрово-фиолетовыми, а скулы заострились до того, что, казалось, обтягивающая их кожа вот-вот расползется в разные стороны.

«Как сильно он сдал, – подумалось Грей. – Это уже не человек, а ходячая мумия, некстати оживший мертвец».

Вспомнив, что еще недавно этот полумертвец страстно желал ее и даже умудрился каким-то образом овладеть ее телом, Эллин содрогнулась и брезгливо передернула плечами. Только привычка выслушивать человека до конца, дабы точно знать, с чем являлся к ней, заставили восходящую литературную звезду воздержаться от того, чтобы выставить Коллина из спальни и вообще из флигеля.

«…Да и рановато выставлять его, – предупредила себя Эллин. – Слишком много знает, чтобы так сразу превращать его во врага».

– О том, как страшна для вас, мистер Коллин, я поняла там, в эдемской душевой, где вы порочно соблазняли меня.

– Зачем вы упоминаете об этом? – Даже пергаментно-серое лицо Стива, оказывается, способно слегка розоветь от внутренней багровости возмущения, о чем раньше Эллин не догадывалась.

– Мне тоже казалось, что вспоминать об этих душевых стенаниях не стоит. Но ведь своим вторжением вы спровоцировали меня. Конечно, куда приятнее поговорить о моих успехах.

В двух словах Эллин выложила майору все, что узнала о победе на конкурсе, и была поражена, что на него это не произвело абсолютно никакого впечатления. Даже не поздравил ее.

– Этим-то вы и страшны, Грей, – прошелся Коллин у кровати, явно намереваясь не позволить девушке подняться, – что ради своего величия способны погубить полмира, сеять смерть везде, куда только ступаете.

– Вы меня явно перепутали с Александром Македонским. Или еще с кем-то. – Эллин отбросила одеяло, уже не стесняясь майора, поднялась с постели и, овеяв его запахами разнеженного женского тела и дорогих духов, набросила на себя халат. – Это он, монсеньор, погубил половину мира, прежде чем сумел приучить человечество с трепетом произносить свое имя. Я же, чувствуя себя в постоянной опасности, совершенно незащищенной, всего лишь пытаюсь выжить, сметая со своего пути всякого, кто путается у меня под ногами. Слышите, майор Коллин, всякого, кто путается!..

– Только вчера вечером я случайно узнал, что, по вашему настоянию, арестована леди Удайт.

– Жалеете, что не успели побывать в ее душевой?

– Прекратите!

– Она арестована в связи с убийством тюремного палача и за прочие преступления, обвинения в которых могут быть предъявлены хоть сегодня. И не стоит сомневаться, будут предъявлены. Если только не вступлюсь за нее, не спасу. Или, может, вы вступитесь и вытащите ее из камеры, великий, непорочный сос-тра-датель?

Коллин направился к выходу, но, услышав все это, остановился, буквально упершись головой в дверь, словно боялся, что не устоит.

– Согреда, Эварда, Кроушеда и Вольфа вам показалось мало? Решили убрать еще и леди Удайт?

– Если бы я решила убрать эту стерву, в списке погубленных мною вы называли бы ее первой, – проговорила Эллин, соблазнительно потягиваясь и зевая. – Об этом не задумывались?

– То есть какое-то время она вам еще понадобится…

– Послушайте, майор, если вы решили, что, вслед за Удайт, наступает ваша очередь, могу успокоить. К вам сие не относится. Вы ведь слышали, что отныне я становлюсь лауреатом самой престижной литературной премии континента и обладательницей целого состояния, поэтому зарываю томагавки и впредь занимаюсь только литературным трудом.

– Это не литературный труд, это литературное убийство, – бросил Коллин, уже пребывая по ту сторону двери.

– Однажды лейтенанта Вольфа посетили такие же мрачные мысли, царство ему небесное. Даже гибель Согреда ничему не научила его.

«А ведь он становится крайне опасным, – объявила приговор Эллин. – Но ты не решишься убрать его. Только не Коллина. Его – нет! – заклинала себя Эллин Грей. – Пусть грех вражды между нами он возьмет на себя. Как принял грех сексуальной близости. Да, и близости – тоже».

38

Еще вчера надменно гордая и вызывающе красивая, в эти минуты леди Удайт представляла собой жалкое, унизительное зрелище. Волосы растрепаны, лицо исцарапано и испохаблено двумя синяками, шея увешана кроваво-синим колье засосов…

– Чем это вы там занимались, мисс Удайт? – скабрезно поинтересовался подполковник Нэвэл, издевательски осматривая ее. Грей в это время сидела в кресле справа от стола начальника полиции и, сложив руки на груди, упоительно молчала. – насколько я помню, мои парни помещали вас в камеру предварительного следствия, а не в бордель.

– Вы – подлец, господин подполковник, – стонущим голосом, едва слышно проговорила Валерия. – Никогда бы не подумала, что имею дело с таким негодяем. А ведь мы давно знакомы с вами.

– Всякое оскорбление полицейского – еще одна статья уголовного кодекса, – торжествующе рассмеялся Нэвэл, совершенно не чувствуя себя оскорбленным, и вопросительно взглянул на сопровождавшего Валерию сержанта.

– Что там у них в камере происходило?

– Косая Берта призналась, что они всю ночь насиловали ее, – поведал тот. – Всеми доступными способами. И даже разъяснила, какими именно. Умора!

– О, это они умеют! Что поделаешь, время от времени приходится соприкасаться и с этой частью отходов рода человеческого.

– Только не мне! – возмутилась Удайт.

– Почему вы так считаете? – оскалился Нэвэл. – Мания исключительности? Сегодня же вами займется следователь. Это ему надлежит выяснить, почему вы оказались в доме Кроушеда и насколько с этим визитом связано убийство тюремного палача вашим сообщником, лейтенантом Вольфом, которого вы еще и пытались привлечь к шантажу мисс Грей. Кроме того, он выяснит, кто надоумил вас подсовывать адвокату Шеффилда «полицейские ушки»… И, наконец, оскорбление полицейского. Вы хотя бы понимаете, подозреваемая Удайт, что за вами уже тянется целый шлейф уголовных статей?! – стукнул кулаком по столу Нэвэл. – А если понимаете, то какого дьявола жеманитесь и строите из себя «подворотную невинность»?!

Удайт умолкла, и глаза ее расширились от ужаса. Она поняла, что вновь, уже в который раз, ее подводит аристократический гнев.

– Назад ее! – приказал подполковник конвоиру. – В ту же камеру! После пяти лет такого борделя ей будет о чем писать в своей газетенке. Уведите ее, сержант!

– Погодите, господин подполковник, – вдруг всхлипнула Валерия и от благородного гнева ее не осталось даже следа. – Умоляю вас: позвольте поговорить с леди Грей.

– Ах, уже с «леди Грей»! Еще вчера вы называли ее несколько иначе. Еще вчера вы подслушивали ее разговоры и собирали всевозможную грязь, чтобы эту самую «леди Грей» публично растоптать.

Эллин удивленно взглянула на Нэвэла. Гнев его казался настолько неподдельным, что она удивилась: «А ведь прекрасно играет свою роль. Неужели действительно возмущен поступками Удайт? Вряд ли. Наверняка отрабатывает шампанское всех обещанных ему ресторанов».

– Но ведь все это уже позади! – в отчаянии взмолилась Удайт, сложив окольцованные руки на груди и покаянно качая головой. – Не отправляйте меня в камеру! Позвольте поговорить с леди Грей тет-а-тет.

Нэвэл незаметно скосил глаза на Эллин, однако та сделала вид, что не замечает его замешательства.

– Леди Грей явилась сюда не для того, чтобы выслушивать ваши раскаяния. Мы вызвали ее, дабы получить письменное заявление обо всех обвинениях, которые леди намерена предъявить вам в суде. И вот оно, – похлопал ладонью по листу бумаги. – Основание. Верно, леди Грей?

Никакого письменного заявления Грей пока что подполковнику не вручала. Оно все еще покоилось в ее сумочке. Но Эллин это не смущало: не вручила, так вручит.

– Не только как пострадавшая, но и как юрист подтверждаю, господин подполковник, что, с точки зрения закона, действия ваши безукоризненны.

– Хотя это всего лишь часть совершенных вами преступлений, леди Удайт, – еще агрессивнее взбодрился Нэвэл. – Нам известно еще кое-что. Я прав, леди Грей?

– Абсолютно, – холодно подтвердила Эллин, берясь за трубку телефона. – Как звонить заместителю прокурора?

Нэвэл назвал номер домашнего телефона О’Ннолена и тут же напомнил сержанту:

– Вам ведь было сказано – в камеру ее!

Полицейский довольно бесцеремонно взял Удайт за плечо и подтолкнул к двери, но ей удалось вывернуться и метнуться к Грей.

– Эллин! Леди Грей! – истерично закричала она, хватаясь руками за край приставного столика. – Выслушайте меня! Вы ведь способны понять! Спасите же! Вы это можете! Что я должна сделать?! Стать перед вами на колени? Скажите: стать на колени?!

– Почему вы так неуверенно спрашиваете об этом? – удивилась Грей, оставляя в покое телефон. – Именно с этого, с коленопреклонения, вы и должны были начать свой визит к начальнику полиции.

Удайт оцепенела. От одной мысли при том, что придется становиться на колени перед Эллин Грей, да к тому же – в присутствии полицейских, бросило ее в холодный пот.

– Опускайтесь, Удайт, опускайтесь. Чего вам теперь опасаться? Вы уже настолько опустились, что имиджу вашему сцена сия не повредит.

– Эллин! Вы достигли всего, чего хотели. – «Ага, значит, подполковник уже сообщил ей о моей победе!» – возликовала Эллин. – Вы на вершине славы…

– Кажется, меня начинают превозносить, – все с той же напускной холодностью заметила Грей. – Обычно мне это нравится. Чего уж тут скрывать!

Подполковник молча направился к двери, увлекая за собой сержанта.

– Спасите меня, Грей! – и впрямь опустилась на колени Удайт, немало удивив этим Грей. – Еще одной такой ночи в камере с завшивленными садистками и насильницами я не перенесу. Под утро я уже пыталась покончить с собой. Но они были начеку и не позволили.

– В вашем положении петля – не самый худший выход. Уж поверьте мне.

– А я вот поздравляю вас, Эллин! Такая премия! Пресса! Слава! Какой же я была идиоткой, что так настраивала себя!

– Даже если я прощу вас, Удайт, все равно подозрение в причастности к убийству Кроушеда, связь с Вольфом…

– Вы все можете, Грей. На этом острове все зависит от вас. Особенно сейчас, когда пресса взорвется сообщениями о вашем взлете.

– Неужели вас действительно осенило, что я могу все? Кто бы мог подумать?

– Но ведь, согласитесь, победа надо мной, когда я поставлена колени, – куда приятнее всех остальных ваших побед, – горько улыбнулась Удайт. – Так будьте же великодушны. И вы убедитесь, что нет человека, преданнее меня.

– Однажды нечто подобное вы уже говорили.

– Извините, леди Грей, но раньше я говорила несколько иначе. Потому что сама тоже была иной. Теперь же перед вами совершенно другой человек.

– Они, эти стервы, так обсосали и измызгали вас, что противно смотреть, – поморщилась Грей, поднимаясь из-за стола.

Валерия тут же обхватила ее ноги и прижалась к ним, словно к статуе святой великомученицы.

– Не увлекайтесь, Удайт, – напомнила Грей об их былых лесбиянских страстях. – Поднимитесь. От вас разит таким борделем, что вдыхать тошно.

Грей освободилась от ее объятий и вернулась в кресло.

– Что теперь со мной будет? – медленно, по-старушечьи опираясь на край стола, поднималась с колен Удайт.

С ответом Грей не спешила. Взяла бутылку минералки, налила в стакан, но только себе одной, и долго, с наслаждением смаковала тепловатый, отдающий содой напиток. Лишь затем, перехватив жадный взгляд Удайт, наполнила еще один стаканчик.

– Так что же со мной теперь будет, мисс Грей?

– Если останетесь в камере, вас доведут до самоубийства. Дожить до суда попросту не позволят, – доверительно сообщила ей Эллин. – Это я вам говорю не как человек, в отношении которого вы повели себя подобно последней сволочи, а как адвокат, которому не раз приходилось иметь дело с подобными подзащитными.

– Но ведь вы не оставите меня здесь! Умоляю вас, Грей! – чуть не захлебнулась напитком Валерия.

– Только из жалости к вам.

Удайт потянулась к ней и с благодарной унизительностью сжала руку.

Сейчас она напоминала щенка, лижущего морду льва за несколько секунд до того, как будет растерзан.

39

Еще раз брезгливо взглянув на Удайт, сочинительница «сценариев бытия» молча направилась к двери. Не веря своему счастью, Удайт подалась вслед за ней. Когда они проходили между стоявшими в коридоре подполковником и сержантом, Валерия инстинктивно ухватилась за руку Грей, намереваясь не отпускать, даже если полицейские вздумают силой оторвать ее от спасительницы.

– Что я должна буду сделать для вас? – почему-то шепотом спросила Валерия, когда Грей усадила ее в машину рядом с собой. – Если нужны какие-то показания в вашу пользу… Алиби. Публикации в прессе.

– Для начала отмойтесь, отоспитесь и придите в себя. В таком виде вы для меня совершенно бесполезны.

– А потом?

– Начнете с того, что поместите в газете большое интервью с писательницей Эллин Грей по случаю присуждения ей премии.

– Премии? Ах да… еще раз поздравляю!

– Разве вы уже поздравляли?

– Извините, я была в таком состоянии.

– Разве премия – не повод для интервью?

– Еще какой!

– Тогда в чем дело? После интервью вы опубликуете мои воспоминания, затем роман. Создадите «Издательский дом „В стае избранных“», или же называйте его как хотите. Послушайте, неужели вы напрочь забыли о наших планах?

– Нет, конечно, – молвив это, Удайт подобострастно заглянула Эллин в глаза. Этот-то взгляд, куда убедительнее, нежели коленопреклонение, подтвердил, что Валерия, эта островная аристократка, действительно сломлена.

– А если не забыли, тогда в чем дело?

– Дева Мария! – взмолилась Валерия. – Неужели все прежняя жизнь вернется на круги своя?! И все, что произошло со мной, окажется погибельным сном?!

– Прекратите слюнявить, мисс Удайт. Поверьте, мне это противно.

В порыве признательности Валерия все же припала губами к ее руке. И только теперь Эллин согласилась: да, для нее, воспитанницы детского приюта, победа над столь высокородной, амбициозной леди значит намного больше победы над всеми остальными, кого она погубила или просто затоптала; и даже больше победы на конкурсе, вознесшей ее на Олимп литературной славы.

«„Депрессии прозрения и раскаяния“, уважаемый док, на сей раз не последует!» – решительно сказала она, обращаясь не столько к воображаемому доктору, сколько к самой себе.

– Не стоило бы теперь вспоминать об этом. Но все же один вопрос, из любопытства… Согласна: Герберт красивый мужик, статный, выносливый… Но что вас заставило откровенничать с ним, что заставило зайти так далеко?

– Трудно объяснить, – по-школярски опустила голову Удайт.

– Однако лучше решиться сегодня. Потом будет труднее.

– Мое признание не изменит вашего решения спасти меня?

– Не думаю.

– Вольф поведал мне одну страшную вещь: что на самом деле в свое время писатель-убийца Шеффилд был разоблачен не из-за рокового стечения обстоятельств, а потому, что вы предали его. Перенос публикации в газете был спланирован вами, сведения, попавшие в полицию от неизвестного, – ваша работа.

– И все? Этого хватило, чтобы меня возненавидеть, а Вольфа возлюбить?

– Но неужели так было на самом деле?

– Что вас поражает?

– Что в действительности роковые обстоятельства…

– Так ведь все, о чем вы говорите, для Шеффилда и было теми «роковыми обстоятельствами». Счастье его, что, погибая, он так и не узнал всех этих подробностей.

Взгляд, которым Валерия одарила Эллин Грей, таил в себе столько же ужаса, сколько и рабского восхищения.

40

Эллин еще раз внимательно ознакомилась с ксерокопиями документов, связанных с учреждением «Издательского дома „В стае избранных“», совладелицей которого – на равных с леди Удайт – она становилась. Затем с договором на издание ее первых четырех книг, деньги на которые уже переведены местной типографии со счета Валерии в одном из столичных банков (Грей трудно было бы подступиться к ним, случись с Удайт что-либо «непредвиденное»), а также с договором о публикации ее романа в газете «Посреди океана»…

Что ж, на сей раз леди Удайт строго следовала всем договоренностям. Уверовав в возможность сотрудничества со всемогущей Эллин Грей, она решила, что впредь вся карьера ее будет связана именно с этой «жрицей смерти». А еще поверила, будто они настолько связаны друг с другом обязательствами, особенно по изданию книг, что опасаться Грей уже нечего.

Ехидно улыбнувшись, Эллин сняла трубку телефона и набрала домашний номер Овелен.

– Этот кретин, Таннеси, все еще у тебя? – спросила она, дождавшись, пока путана доберется до аппарата. С тех пор, как Эллин раскрыла ее сговор с Удайт, отельная шлюха, по существу, перешла на ее содержание. Это, конечно, не мешало ей подрабатывать своим привычным ремеслом, но, в первую очередь, она все же обслуживала тех, кто по каким-то причинам нужен был Грей. Одним из таких клиентов ее и оказался телохранитель (Эллин всегда произносила это слово по частям, оголяя его подноготный смысл, «тело хранитель») Таннеси, все чаще позволявший себе отлучаться с виллы.

– Он буквально потрясен моим бюстом, леди Грей.

– Пусть он лучше потрясет своей задницей и поскорее прибудет на вертолетную площадку. Мы – подполковник Нэвел и я – будем ждать его.

– И подполковник Нэвел? – с суеверным трепетом переспросила Овелен. Полицейских она боялась, как ведьма – костра инквизиции. – А куда, позвольте спросить, вы улетаете?

– Это уже не твое дело, очаровашка ты моя. Но, если между нами, буквально через двадцать минут мы улетаем в столицу. По одному важному делу.

– …Которое конечно же меня не касается, – хмельно заверила, или, может быть, предупредила, путана. Обжегшись в истории с Вольфом, она теперь старалась держаться подальше от всевозможных интриг и служить только Грей, постепенно начиная обожествлять ее.

– Дай-ка мне на минутку самого Таннеси. – А как только мексиканец взял трубку, многозначительно произнесла: – Сегодня ваш день, телохранитель. Генерал Лейс уже ждет нас. События будут разворачиваться со всей возможной быстротой.

– Маршрут не меняется?

– И не вздумайте по этому поводу нервничать.

– Я не вздумаю нервничать по этому поводу, – безинтонационно заверил ее мексиканец.

Положив трубку, Эллин позвонила в тюрьму, майору Коллину, дабы предупредить его, что улетает на континент.

– Кстати, только что мне позвонила леди Удайт, – сообщил Коллин.

Трубка предательски доносила до собеседницы его хлипковатое, прерывистое дыхание. По всей вероятности, чувствовал он себя прескверно.

– И что же ей понадобилось от вас?

– Просила встретиться у нее на вилле. Обещает большой гонорар за небольшое интервью.

Эллин не могла признаться ему, что идея звонка, как и сама идея интервью, принадлежала ей. Валерии оставалось лишь позвонить мистеру Коллину и договориться.

– Большой гонорар? Странно, обычно его предлагают только звездам эстрады. Ну, еще ведущим актерам кино или олимпийским чемпионам. А что способны продать вы?

– Леди Удайт интересуют мои впечатления от общения с Шеффилдом. Перед казнью, естественно. Уверяет, что это будет безумно интересно.

– Это она так уверяет. А что по этому поводу думаете лично вы, майор?

– Для тех, кто никогда в жизни не бывал в тюрьме, не видел камеры смертников и не смотрел в глаза обреченному, это и в самом деле может оказаться весьма любопытным. Ведь очень немногие представляют себе, как именно казнят человека. Как его готовят к казни. Какова процедура, традиции, приметы и предрассудки… Да, приметы и предрассудки – тоже. Например, никто не позволяет себе оскорблять приговоренного к смерти. С той минуты, когда ему объявляют приговор, он как бы становится неприкасаемым.

– На это я и рассчитывала, – обронила Эллин. – Интервью и в самом деле может оказаться ошеломляющим. Тем более что у меня уже имеется диктофонная запись разговора с палачом «Рейдер-Форта». Так сказать, предсмертное интервью палача. Казнь перед казнью, или что-то в этом роде. Над заголовком еще следует подумать.

– То есть смею предположить, что идея интервью принадлежит вам, Эллин?!

Несколько мгновений Грей приходила в себя, осознавая, что проговорилась. Однако выход был найден довольно скоро.

– Мы с мисс Удайт – компаньонки. Все свои статьи, очерки, репортажи и даже книги будем выпускать после совместной обработки, – нервно затараторила она. – Да и стоит ли отвлекаться по этому поводу? Вы ведь уже дали согласие на встречу?

– В принципе, да.

– Соглашайтесь, не задумываясь. Я позабочусь о том, чтобы гонорар и впрямь оказался «презентабельным». Деньги вам понадобятся. Лечение, тем более – ваше, стоит очень дорого.

– Можно даже сказать, что оно пожирает все мои средства.

– Я имела в виду именно это, господин майор.

* * *

Спускаясь вниз, к машине, Эллин загадочно улыбалась: и на сей раз «сценарий» удавался. Кто усомнится в том, что это уже не простое везение, а что за ее «сценариями бытия» просматривается истинный талант? Что они – творения гения.

Уже ведя машину к полицейскому управлению, она мысленно представляла себе, как мексиканец подъезжает к вилле «Голубой домик», чтобы в последний раз увидеться со своей хозяйкой. В это время Валерия, по своему обыкновению, плескалась в бассейне. Несколько минут назад Эллин беседовала с ней – предупредила, что улетает, а заодно убедилась, что Удайт действительно отправляется в бассейн. Редко бывало, чтобы, поплескавшись в теплыни бассейна, Валерия отказала себе в удовольствии сексуально поразвлечься со своим телохранителем. Если только не случался какой-нибудь иной мужчина, вроде лейтенанта Вольфа, царство ему…

Так вот, захватив за пятки (план был отработан в деталях), мексиканец слегка притопит ее, затем извлечет из бассейна, введет в вену два полных шприца наркотиков и вновь аккуратно вернет в бассейн. При этом он старательно протрет пальцы Валерии и позаботится о довольно четких отпечатках на двух якобы заранее заготовленных и наполненных леди Удайт, шприцах. После этого Таннеси станет под электросушилку и, спустя несколько минут, вернется к машине в таком же безукоризненном виде, в каком незадолго до этого представал перед Удайт.

В очередной раз взглянув на часики, Эллин решила, что пора, и вновь позвонила Овелен. К счастью, та оказалась на месте, приходила в себя после усиленного секс-тренинга с уехавшим мексиканцем.

– Послушай, ну-ка поройся у себя в прикроватной тумбочке, – молвила Грей, демонстрируя крайнее неудовольствие. – Этот кретин, мексиканец, забыл у тебя свою кредитную карточку и удостоверение личности. Правда, он все еще упорно копается в бардачке машины и в дорожной сумке, но я уверена, что они выпали и валяются где-нибудь у кровати или за прикроватной тумбочкой. Так что он зря теряет время.

– Вечно они что-то теряют, безмозглые… – полусонно простонала Овелен и, не выпуская из руки трубки, свободной принялась шарить в тумбочке и за ней.

– Точно, они здесь, – все тем же сварливым голосом поведала путана, не заставив Эллин слишком долго ждать результатов поиска. – Это ж надо было умудриться! А еще охранник…

– Ладно, не ворчи, хорошо, что отыскались, а то у нас слишком мало времени. Впредь всегда следи, чтобы он уходил от тебя со всем тем, с чем является.

– Понятно, опасаетесь, что однажды ему придется уйти отсюда без того органа, ради ублажения которого явился, – отшутилась Овелен.

– Адресуй эту свою догадку леди Удайт, очаровашка ты моя.

– Ладно, ладно, шучу. Где вы находитесь?

– У полицейского управления. Сейчас отправлю Таннеси к тебе.

Прервав разговор, Грей еще раз взглянула на часы. Там, на вилле, уже все должно было завершиться. Еще через минуту-вторую, немного пропетляв по загородной дороге, Таннеси предстанет перед Овелен, которая даже не догадывается о том, что является героиней очередного «сценария» Грей, и потребует вернуть свои карточку и удостоверение. Причем с момента их разговора и до его появления в доме Овелен должно пройти не менее десяти минут, ровно столько, сколько якобы потребуется мексиканцу, чтобы преодолеть расстояние от полицейского управления до дома путаны. Эллин проверяла. То есть формируется почти идеальное алиби.