Текст книги "Лавровый венок для смертника"

29

На звонок в дверь Джон Кроушед ответил таким зычным ревом, что истрепанный годами и прибрежными стихиями коттеджик завибрировал, как приспущенный дырявый парус на девятибалльном штормовом ветру.

Он сидел за столом, привалившись спиной к стене, и смотрел на стоящую перед ним бутылку виски, как паломник – на святое чудодейственное Распятие. При этом появление Эллин он, казалось, не заметил.

– Не слишком ли вы засиделись, мистер Кроушед?

Отставной моряк встрепенулся, глянул на остановившуюся в трех шагах от него гостью и опустил на стол тяжелый, как многопудовый якорь, кулак:

– Успеется, мисс Грей. Со всем прочим – успеется, молитвы святого Пантелеймона. Не скажете ли вы мне, что это за парня мы казнили нынешним вечером?

– Речь идет о Шеффилде?

– Сомневаюсь, что о нем. Когда этот убийца убийц Шеффилд появился в тюрьме «Рейдер-Форт»?

Эллин нашла на кухонном столе рюмку, критически осмотрела ее на свет и опустилась напротив хозяина. Налив себе спиртного, она пила его маленькими глотками, после каждого из которых брезгливо морщилась и передергивала плечами.

Кроушед понимал, что она тянет время, которое понадобилось ей для того, чтобы как можно тщательнее обдумать свой ответ. Да Эллин и не скрывала, что тянет его.

– Так когда же Шеффилд появился в «Рейдер-Форте»? – ответила, наконец, но… вопросом не вопрос.

– Около месяца назад. Разве не так?

– Вполне возможно.

– Вы ведь были его адвокатом, вам это известно точнее.

– Вот что мне абсолютно точно известно, так это то, что у него был другой адвокат. Но в данном случае это мало что меняет. Что вы еще хотите добавить к сказанному, «молитвы святого Пантелеймона»? – спародировала палача.

– А то, что парня, которого мы сожгли на этом адском стуле, я видел всего лишь неделю назад, на борту «Странника морей». Понятия не имею, как его звали. Но что я видел его на судне и даже беседовал с ним, – истинная правда.

– Жаль.

– Чего вам жаль?

– Что вы слишком наблюдательны.

– Значит, я прав?

– Вы узнали его, когда брали в металлические обручи. Я заметила это.

– Так, значит, вы знали, что он… – не тот? И даже заметили, что?.. Почему же вы тогда?..

– Давно подмечено, что среди палачей не так уж часто встречаются интеллектуалы, – превратила свое лицо в сплошную циничную маску Эллин. – Но и среди них вы производите впечатление человека недалекого. Я не слишком обидела вас?

– Страшно не то, что оскорбляете, а что при этом вежливо интересуетесь, не обидели ли. Хотя, в общем-то, что вы смыслите в этой жизни?!

– Жизнь! – хмыкнула Грей. – Вся наша жизнь – всего лишь набор сценариев, по которым мы разыгрываем собственные сериалы. Причем, заметьте, каждый свои.

Кроушед возражать не стал. «Сценарий? Ну пусть так, пусть сценарий… Что от этого меняется?»

Палач вновь наполнил свою рюмку виски и припечатал бутылку донышком к столу с таким старанием, что лишь чудом она не разлетелась на мелкие стекляшки.

– Вот такие дела, молитвы святого Пантелеймона. И что же дальше?

– А что дальше?

– Здесь часто случается, что сжигают подсадных?

– Очевидно, первый случай за всю историю «Рейдер-Форта».

– И вы с мистером Согредом умудрились втравить меня в эту историю. Самым беспардонным образом – втравить…

– Ты ведь сам вызвался быть палачом, моряк, – перешла Эллин на «ты», и голос ее стал резким, с ноткой суровой безапелляционности. Женщина была уверена, что так ее слова станут более понятными для Кроушеда. – И какое тебе дело, кого именно тебе подсовывают? Не собираешься же ты сам выбирать для себя жертв, как это делал Шеффилд?

– А вы уверены, что он выбирал их, что это он был убийцей?

– Вот в этом можете не сомневаться.

– Когда во время казни брался за рубильник, тоже не сомневался. В тюрьме… При таком контроле… В присутствии представителя прокуратуры… – Прервав свою речь, палач несколько секунд нервно покачивал головой, однако переплавлять сомнения в слова ему так и не удавалось. – Во всех прочих случаях – да, жертвы интересовать меня не будет, – наконец вернулся Кроушед к той мысли, с которой пытался начать свои рассуждения. – Но эта казнь – случай особый.

– Разве? – лукаво улыбнулась Эллин. – Кто бы мог предположить, молитвы святого Пантелеймона?

– Так кто был этот парень? – не поддавался ее чарам старый моряк. Только говорите, как на исповеди перед казнью. Как вы умудрились затащить его, вначале в камеру смертников, а затем и на электрический стул? Правду, адвокат, хоть один раз в жизни – правду! Учтите, мэм, что я ведь сам дважды отсиживал срок. В том числе – и здесь, в «Рейдер-Форте».

– Даже в «Рейдер-Форте»? Любопытный поворот сюжета.

– Не уклоняйтесь от ответа, мэм.

Грей мстительно помолчала. Ей стоило огромных усилий, чтобы не сорваться и не поставить его на место. Единственное, что ее по-настоящему сдерживало, так это стремление не превращать палача в своего лютого врага. Как-никак они были соучастниками.

– Если бы ты оказался прозорливее, моряк, то смог бы догадаться, что, по крайней мере, имя этого несчастного тебе известно. И не пытайся отрицать.

– Невозможно отрицать то, в чем тебя невозможно обвинить.

– До обвинений пока что не дошло. Но имя тебе известно. Ты должен был узнать свою жертву.

Кроушед непонимающе взглянул на Эллин.

– Не рви якоря, девка. Я этого не люблю.

– Тогда я подскажу его имя, а то ведь получается, что говорим впустую. Грюн Эвард. Писатель такой – Грюн Эвард. Ну что, теперь вспомнил? Или, может, вначале опустошишь еще одну рюмку, во имя абсолютного прояснения мозгов?

– Боже-Христе! – как-то сразу же сник Кроушед. – Тот самый, которому я, по твоей просьбе, звонил в Кингстауне?

– И, представившись литератором, как бы между прочим сообщил, что начальником «Рейдер-Форта» является мистер Согред. К тому же посоветовал навестить остров Рейдер, а заодно – побывать в тюрьме, чтобы вознестись на вершины «психологического натурализма». Помнится, тебе пришлось буквально зазубривать этот термин, настолько он упорно не давался – «психологического на-тура-лизма».

– Так, значит, это был он? – покачал головой Кроушед. – Это его, бедолагу, мы сожгли на «стуле»!.. Молитвы святого Пантелеймона!

– Скорее, идиота, нежели бедолагу. Причем сожгли с вашей помощью, мистер Кроушед.

– Не рви якоря: с моей! Может, и с твоей – тоже?

– И кто, какой судья поверит, что уголовник заманивал эту жертву, не ведая, что творит, – буквально раздавливала его Грей. – Причем в качестве палача этого невинного вас использовала уже не я, вас использовал начальник тюрьмы Согред.

– Но я и в самом деле не догадывался о том, какие игры вы затеяли. В свои планы Согред меня не посвящал.

– Что вы зачастили, Кроушед: «Не знал. Не посвящали…» Зачастили, занервничали… То, что вы не догадывались, – ложь. А во всем остальном вас никто не собирается обвинять. По крайней мере, я.

– Зачем же вы посылали меня к Эварду?

– Посылала, да. Но ведь за эту услугу вам было щедро заплачено… должностью палача в тюрьме «Рейдер-Форт». Хорошо, кстати, оплачиваемой. Позволяющей вам уже через месяц снять любую квартиру в городе. Хотя бы тот же прекрасный флигель рядом с особняком начальника тюрьмы мистера Коллина.

– С каких это пор он стал начальником?

– Да, я сказала: «начальника»? Считайте, что оговорилась. Но и перед Согредом, и в «тюремном» правлении министерства внутренних дел слово замолвила за вас я. Это учитывается? – Мягко улыбнулась она и, поднявшись, направилась к стоявшей в этой же комнате широкой деревенской кровати. Присев на ее краешек, она поморщилась: скрип, который источало это матросское ложе, способен был поразить любое воображение.

– Надеюсь, что сей ужасный скрип – грехи ваших предшественников, и что в вашу бытность до меня здесь не побывала ни одна женщина.

Отставной моряк смотрел на восседавшую в его постели девицу, как на оголяющуюся Мадонну. Уж чего он никак не ожидал от Эллин Грей, так это откровенного заигрывания и еще более откровенной сексуальной провокации.

– До вас – ни одна. Но мне хотелось бы говорить не о постели.

– Знаю, вас донимают муки совести. Вы не способны ответить себе на вопрос, насколько ваша морская прогулка до островка согласуется с законами нашего Богом сотворенного Фриленда.

– А почему меня не должно это волновать? Я не собираюсь становиться клиентом моего преемника на должности палача «Рейдер-Форта».

– Если вы будете продолжать в том же духе, мне придется заподозрить вас в трусости. Это унизительно, Адмирал, – кажется, так называл вас Эвард? Кстати, он рассказал мне, что встретился на «Страннике морей» с моряком, поведавшем ему о поселке Последнее Пристанище. Я почему-то сразу догадалась, что речь идет о вас. Так вот, Адмирал-палач, голос ее стал резким и повелительным. – Вам придется перевезти на островок известного писателя Грюна Эварда. Писателя Грюна Эварда, вы поняли меня?! Которому взбрелось прокатиться ночью под парусом – что никому не возбраняется и за что он неплохо заплатил вам. Вот ответы на все возможные вопросы, которых вам, уверена, никто не собирается задавать.

– Кроме пограничников.

– В районе островка их катер появлялся в последний раз десять лет назад. Что засвидетельствовано морскими хрониками Фриленда.

«Откуда же они берутся, такие вот, отпетые, авантюристки?! – задался риторическим вопросом Кроушед. – Как Господь умудряется соединять в одних и тех же телесах неописуемую красоту и столь же неописуемую наглость?»

– Эварду действительно не мешало бы заплатить за мою бессонницу.

– Вы будете снимать флигель в усадьбе мистера Коллина, не платя ему в течение года ни цента. Такая признательность вас устраивает?

Вместо ответа Кроушед недоверчиво хмыкнул. Плата его, конечно же устраивала. Правда, она была подозрительно щедрой. Но, по крайней мере, мафия, – а Кроушед уже не сомневался, что Эллин конечно же связана с мафией, – не собирается убирать его. Он ей еще пригодится. Если не в роли моряка, то уж в роли палача точно. Палач – единственная профессия – можно даже сказать, единственный вид человеческой деятельности, – которая все еще в цене.

– Итак, в течение года я могу…

– Занимать весь двухэтажный флигель Коллина.

– Любопытно было узнать об этом.

– Вы узнаете еще немало любопытного, Адмирал, это я вам гарантирую. А что касается Эварда, то все остается в силе: вы отвезете его на остров Ричмонд. В миле от острова заглушите мотор и подойдете под парусом или на веслах. Как вам будет удобнее. Ваше дело – высадить его на Пиратской косе.

– Вы удивительно хорошо знаете окрестности Рейдера, Ричмонда и вообще все прибрежье.

– Это последнее, что вы обязаны сделать, Адмирал: высадить его на косе, – еще жестче повторила Эллин. – Дальше им займется один местный рыбак, который и переправит его на материк. Теперь-то вам все ясно?

– Абсолютно, молитвы святого Пантелеймона.

Эллин сбросила туфли и, пятясь, заползла на ложе Кроушеда. Теперь она лежала поперек кровати: ноги ее были оголены; груди, прикрытые плетеными узорами кофты, топорщились, словно головки младенцев.

«Неужели отдается мне?! – все еще не верил своему мужскому везению Адмирал. – Чушь! Стоит двинуться в ее сторону, как она завопит, бросится к двери и станет обвинять в попытке изнасиловать ее. – Все же он поднялся из-за стола и, выпрямившись во весь свой огромный рост, попытался расправить основательно увядшие плечи. – Не рви якоря! Сейчас ей нужен мужик. Любой. Обычная бесстыжесть изголодавшейся самки».

– Так вы решились на эту прогулку? – будто бы подстегнула его Эллин. – Я могу рассчитывать на вас?

– Пожалуй, решусь, – с лихостью кабачного драчуна заявил Кроушед, выходя на середину комнаты. – Он понял, что Грей имеет в виду его готовность выйти в море, но понимал и то, что в словах ее скрыт еще один, более коварный, смысл.

Он ринулся к Эллин с твердым намерением взять ее так, как не раз брал – стоя, где-нибудь в темном закутке, под пьяную руку – портовых девок.

– Единственное условие! – выбросила Грей над собой, словно белый флаг, зажатый между пальцами презерватив. – Учитывая вашу слишком уж бурную и неразборчивую половую жизнь. Все остальное – как вам заблагорассудится.

– Это и есть то единственное условие, которое я способен сейчас принять, мэм, – высокомерно согласился Адмирал-палач.

– В сонном бреду не могло прибредиться, – томно простонала девушка несколько минут спустя, – что когда-нибудь окажусь в одной постели с палачом.

– Ну и как? – хищно оскалился Кроушед. В эти минуты он готов был прощать ей любые оскорбления, унижения, шалости…

– Не в моих правилах хвалить мужчин. Однако на этот раз я бы не отказала себе даже в такой слабости, Адмирал.

– Почему ты согласилась… со мной. У тебя ведь «под юбкой» множество интеллигентных мужчин.

– Вот именно, Адмирал, интеллигентных, которые мне основательно осточертели. Захотелось изведать чего-то такого, сексуально грубого, кабацкого…

30

Выйдя из обители палача, Эллин направилась к руинам маяка. Чуть замешкавшись, Кроушед вышел вслед за ней и принялся сопровождать. Никак не отреагировав на его появление, Эллин продолжала идти, делая вид, что его попросту не существует. Тропа пролегала по краю поросшего терновником оврага, и свет луны тускло отливался в кремнистых уступах, выводивших ее на склон огромного, пирамидального холма. Едва ощутимый ветерок, прорывавшийся сюда из океана, охлаждал разогретые за день камни, и от них исходил теплый дух пещерного уюта, остывших кострищ и заморских странствий.

О том, что только что произошло в коттедже Адмирала, Эллин старалась не вспоминать. Ей нравился этот остров. Нравилось смертоубийственное завихрение авантюры, разворачивавшейся по ее воле.

Хладнокровие, с которым Грей развивала свой дьявольский план событий, основывалось на почти полном отсутствии страха перед возможным провалом и ужасом наказания; отсутствием инстинкта элементарного самосохранения, которого она, в силу каких-то странных особенностей своей психики, почти лишилась. Давно и основательно. Как уличный канатоходец, однажды и навсегда презревший страховку.

– И все же… Почему вдруг ты отдалась мне, девка? – Эллин не то чтобы не сразу расслышала вопрос Кроушеда, а попросту не сумела вырваться из потока своих впечатлений, и тот вынужден был повторить его.

– Все остальное какой-либо неясности у вас уже не вызывает?

– Все остальное, мэм, я уже способен объяснить. Или, по крайней мере, смириться со своим неведением. Поэтому не рви якоря.

– Таковым было условие.

– Условие чего?

– Все, кто причастен к этой авантюре, имели равные права на мое тело. Они могли наслаждаться близостью со мной. В этом проявилась моя невиданная щедрость. Вам ведь со мной было неплохо?

– Как со всякой другой, – грубовато обронил бывший моряк. – Когда возвращаешься из рейса изголодавшийся, как шакал, все вы предстаете королевами, со всеми ангельски хорошо. Но потом вдруг со всеми становится «никак».

– То есть хотите сказать, что и на сей раз тоже… было «никак».

– Ну, не то чтобы совсем уж… – замялся Адмирал-палач.

– Зря вы так, – без тени самолюбия возразила Грей. – Многие говорят, что берут меня с таким ощущением, будто они у меня первые и имеют дело с девственницей.

– Можете считать, что и я тоже… Почти с таким же… – согласился Адмирал, немного поколебавшись. Он не понимал, к чему клонит Эллин, и опасался, что она вновь пытается увести его в дебри каких-то своих интриг.

– Вот видите… Теперь никто не сможет упрекнуть меня ни на этом, ни на том свете. Со всеми – с друзьями и врагами своими – сексуально я оставалась одинаково щедрой. Таковы условия этой ночи.

– Интересно, кто это их выставил, эти условия?

– Условия здесь диктую только я. Но при этом сама же свято придерживаюсь их. Ничьих иных условий не приемлю.

– Значит, кроме меня, ты уже переспала с Шеффилдом, Согредом, Эвардом и Коллином?

– С Коллином – пока нет. Но вас, Адмирал, это не должно огорчать.

– Да уж… Единственное мое огорчение…

Они обогнули холм и оказались на небольшой площадке, с которой открывалась часть океанского залива. Луна услужливо высветила чернеющий где-то там, внизу, причал, который соединялся с лунной дорожкой и уводил в океанскую даль.

– Прекрасный ориентир. По этой дорожке вы сможете идти куда увереннее, нежели по стрелке компаса, – почти с детской восхищенностью молвила Эллин, стараясь разжечь в Адмирале приугасший огонь романтики. – Спускайтесь к берегу и ждите нас там. Минут через десять приведу пассажира.

– Одного не пойму: почему Эвард, точнее, человек, существующий сейчас под именем Грюна Эварда, должен уходить из острова ночью. Ведь, насколько я понял, у него есть документы, которых, к слову, ни при посадке на судно, ни при высадке на материке никто не проверяет. К чему весь этот «пиратский побег» с Рейдера?

– У вас нет ни проблеска фантазии, Адмирал. Таким людям, как вы, следует запретить выход в море даже в качестве пассажиров. Фотографии Шеффилда появлялись на страницах многих газет. А на судне обязательно присутствует полицейский наряд в штатском. В целях безопасности. Так стоит ли рисковать?

Несколько секунд Кроушед стоял напротив Эллин, не решаясь как-либо отреагировать на ее предельно простое объяснение, затем круто повернулся и, уже на ходу бросив: «Вы – страшная женщина, Грей», поспешил, почти побежал по склону, уводящему к причалу.

– Наконец-то я дождалась комплимента. В постели вы так и не удосужились изречь хотя бы что-нибудь банально-дежурное. Вроде того, что «мне так хорошо с тобой, милая».

– Когда мне предложат усадить вас на электрический стул, я сделаю это без тени сожаления… милая! – на ходу обронил Кроушед.

– В таком случае, меня испепелит не электрический ток, а ваша ненависть. Которую я восприму, как нерастраченную этой ночью страсть.

31

Им достался один из тех крепких парусно-моторных ботов, которые только и способны выдерживать океанские волны: двойной металлический корпус, глубокий киль, придающий суденышку неплохую устойчивость, высокие борта, с небольшими полуоткрытыми каютками на носу и корме, где могли укрываться рулевой и пассажир. А еще – высокая мачта с косым парусом, которую при шторме нетрудно было снять и уложить в специальные стояки.

Кроушед понимал, что времени у него в обрез, тем не менее, прежде чем взойти на суденышко, деловито осмотрел борта, опробовал крепление навесного мотора. Осмотр этот преследовал еще одну цель – обнаружить мину. Но ее не было. А привлекать к поиску прилегшего на берегу, у подножия большого валуна, Эварда он не мог.

– Будем надеяться, что бензокоптилка нас не подведет, – наконец, проворчал он, отправляя пассажира на сиденье по ту сторону мачты. К тому же я больше полагаюсь на парус и весла.

– Какой еще парус? Ветер со стороны океана, – несколько обеспокоено проговорил Шеффилд. Медлительность старого моряка уже начинала раздражать его. Том опасался, как бы в последнюю минуту их не обнаружила полиция.

– Согласен, со стороны… Но лишь до тех пор, пока мы не впрягли его в парус.

Сталкивая бот в воду, Кроушед проследил, на месте ли спасательный плотик. Еще с вечера он прикрепил его к носу и припрятал так, чтобы Эллин не заметила, иначе лишила бы его и этого шанса. Теперь, уже стоя в воде, он перерезал ножом веревку и забросил плотик на корму.

– Почему один? – недовольно спросил Шеффилд.

– Потому что второй кто-то утащил. Этот, вот, тоже приходится прятать. Не волнуйтесь, он нам не понадобится. При такой-то погоде. Ну а, в крайнем случае, выдержит и двоих.

– Поторопись, моряк, поторопись.

– Не торопи, океан этого не любит, – осадил его Кроушед. Сев на весла, он вывел бот из прикрытой высокой лесистой косой бухты и только тогда поднял парус.

Адмирал-палач сразу же взял курс на северо-восток, и Шеффилд открыл для себя, что моряк прав: ветер словно бы повернул так, чтобы подгонять их челн.

Еще несколько минут беглец напряженно всматривался в берег. Как всякому чудом спасшемуся, ему еще не верилось, что он уже на свободе, что удалось вырваться оттуда, откуда еще никому вырваться не удавалось. Тюрьма «Рейдер-Форт» знала множество мрачных легенд и леденящих кровь историй, однако ни одна из них не могла поведать о том, что кому-либо удавалось бежать из ее подземных казематов, из камеры смертников. То есть он первый, а значит, рано или поздно, станет героем одной из самых неправдоподобных легенд.

– Мне сказали, что вас зовут Грюн Эвард, – нарушил молчание Адмирал.

– Это важно?

– В том случае, если нас встретит полицейский или пограничный катер… Я же должен знать, кто у меня на борту. Мы ведь находимся в пограничных водах.

– А такая опасность существует?

– Почему опасность? Вы ведь не беглец из «Рейдер-Форта», а столичный писатель. Весьма известный. Разве не так, молитвы святого Пантелеймона?

– Все верно, моряк, все верно, – раздраженно подтвердил Шеффилд. Больше всего ему хотелось, чтобы Адмирал, – как представила его Эллин, – поскорее умолк и оставил его в покое. – Меня зовут Грюн Эвард. Писатель. Документы в порядке. Утром мне нужно быть на Ричмонде, чтобы к вечеру успеть вернуться назад, на Рейдер. С вашей и господней помощью. Возникают еще какие-то неясности?

– Их больше, чем вы себе представляете. – Адмирал незаметно взглянул на наручные часы, затем оглянулся на берег. – Однако вас они уже не касаются.

Адмирал не сомневался, что бот заминирован, и старался предугадать, когда именно должен произойти взрыв. Совершенно ясно было, что мина не часовая. Рассчитывать время при подобных акциях трудно, слишком много неожиданностей. Значит, взрыв должен произойти по радиосигналу. Но так, чтобы привлек как можно меньше внимания. То есть подальше от берегов Рейдера и не слишком близко от Пиратской косы.

Несколько раз Адмирал порывался хотя бы намекнуть пассажиру о своих подозрениях, но всякий раз отказывался от этой затеи. Будь вместе с ним Грюн Эвард, которого он хорошо запомнил по разговору на палубе «Странника морей», особых опасений не возникало бы. Но теперь Адмирал был уверен, что рядом с ним – Том Шеффилд, смертник. Человек, совершивший несколько ужасающих убийств. Чудом вырвавшись из подземелий «Рейдер-Форта», он готов на все, лишь бы избежать гибели. Старый моряк прекрасно понимал, что, даже если окажется, что никакой мины на боте нет, все равно над ним витает опасность. У пиратской косы Шеффилд наверняка попытается убить его, чтобы не оставлять свидетеля своего побега.

– Кажется, вы прибыли на остров, чтобы повидаться с приговоренным к смерти Томом Шеффилдом, своим коллегой.

– Кто сказал, что именно для этого?

– Мисс Грей. Когда я спросил ее.

– Опять эта мисс Грей! Оставаясь наедине с этой дамой, вы могли бы находить совершенно иные темы для разговора.

Берег остался довольно далеко, при свете луны уже едва вырисовывались очертания самых высоких рейдерских холмов, и Шеффилд позволил себе расслабиться. Он пересел под навес и, упершись головой в стенку полукаюты, блаженственно вытянул ноги. Все шло прекрасно. Он вновь на свободе, и впереди много дней обычной человеческой жизни. Он сделает все возможное… он ни перед чем не остановится… Способен жить в горах, в лесу, по-волчьи, на необитаемом острове… лишь бы этих дней оказалось как можно больше.

– «Другие» темы тоже появлялись, – оскорблено заявил моряк. – Но мы-то с вами говорим не о женщинах.

– Мне действительно хотелось повидаться с этим болваном, чтобы сделать репортаж для одной газетенки. Но Шеффилда успели казнить раньше, чем я сумел добиться у начальника тюрьмы разрешения на встречу.

– В вопросах службы полковник Согред всегда оставался педантом, – согласился Адмирал. – Вряд ли вы сумели бы получить такое разрешение, даже если бы казнь отсрочили.

Адмирал приподнялся, всматриваясь в едва освещенный лунным сиянием горизонт, и решил было, что самое время промолчать, чтобы не вызывать у беглеца подозрение, как вдруг Шеффилд-Эвард воинственно, вызывающе спросил:

– Не слишком ли настойчиво вас интересует моя личность?

«В матросских кубриках зреет бунт», – молвил про себя Адмирал. Но вслух добавил:

– Только из желания хоть как-то скрасить наше путешествие.

– Палачи обычно бывают менее любознательны.

– Палачи? – еще больше насторожился Адмирал.

– Что вас так удивило?

– А то, что вы, кажется, на что-то намекнули, сэр.

– Только на то, что вы являетесь палачом тюрьмы «Рейдер-Форт». Кстати, об этом я тоже узнал от все той же леди Грей. – Шеффилд почувствовал, что зря накаляет обстановку на боте, но легкомысленная дерзость слишком уж захлестнула его, чтобы он мог не поиздеваться над палачом. Тем самым, который должен был испепелить его на электрическом стуле.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы знали об этом, сэр. Вы или кто-либо другой. Тем более что в данном случае я предстаю перед вами, как моряк. Раскрыв вам эту тайну, леди Грей повела себя против правил, грубо нарушив обещание.

– Еще ни один палач мира не пожелал признаться в том, что он палач. – Шеффилд достал из дорожной сумки бутылку коньяка, которой Эллин снабдила его перед отплытием, и с наслаждением отпил из нее. Коньяк был отменным. Как он мечтал о таком глотке! Там, в камере смертников, – хотя бы об одном.

…Он спасся от казни. Переспал с самой красивой женщиной острова и теперь предоставлен сам себе, представая перед миром в образе писателя Грюна Эварда. Не так уж плохо. После еще двух-трех глотков, Шеффилду вспомнилась грудь Эллин, ее полусонное бормотание, когда покрывал поцелуями молодое, трепетно вздрагивающее под ним тело… «Истинное наслаждение любовью, – подумалось ему, – способен познать только тот, кто побывал в камере смертников. Как, впрочем, и истинное наслаждение жизнью».