Текст книги "Лавровый венок для смертника"

43

Запоздало выглянувшее солнце окаймляло лысину подполковника Заргедана багровым венком, в то время как сам он – громадный, медведеподобный – восседал в своем кресле, как на троне – величественный и неприступный.

– Я внимательно изучил ваш рапорт, лейтенант, – скрипел он тяжелым басом. – Гнуснейшее чтиво. Вы там, у себя в столице, и рапортов-то сочинять не научились.

Вольф попытался улыбнуться, однако израненное лицо его всего лишь перевоплотилось в болезненную гримасу.

– Я ведь для того и прибыл сюда, чтобы научиться.

– «Прибыл!» Ничего себе: «Прибыл»! Это из столицы – да в Каден! Как же, очень многие офицеры полиции прибывают сюда по своей воле! Для чего вас подсунули, мы еще выясним.

«Идиоты! Они до сих пор считают, что я подсадной!» – изумленно уставился он на подполковника.

– Не скажу, чтобы ваши рапортные стенания слишком уж растрогали меня. А знаете, почему? Потому что мне надоели бесконечные несчастья, которые приключаются с вами с тех пор, как вы оказались в Кадене. – Вольф молчал. Заргедан терпеть не мог, когда кто-либо осмеливался перечить ему. Подполковник был твердо убежден, что в его присутствии всем остальным остается только молчать. – Я имею в виду все ваши злосчастья – и те, которые засвидетельствованы вашими рапортами, и те, которые засвидетельствованы кровоподтеками на ваших скулах и бинтами на ребрах.

Вольф действительно чувствовал себя прескверно. До бинтов, правда, не дошло, однако двигаться старался так, чтобы как можно меньше… двигаться. Ибо каждое лишнее движение отдавало болью в ребрах, пояснице или в почках. Самое страшное, что и в почках – тоже.

– Что теперь прикажете делать: снаряжать полицейскую экспедицию в окрестные горы для поимки террористов, подстерегающих вас на всех пригородных дорогах?

– Да вы никогда и не решились бы на это, подполковник.

– Мне лучше знать, на что я способен решиться, а на что нет! – громыхнул кулаком по столу Заргедан. Однако на Вольфа это не произвело абсолютно никакого впечатления. Вся полиция Кадена считала, что подполковник – трус и паникер. При малейшей опасности у него начинают трястись поджилки, и нервничает он так, что уберечь его от истерики попросту невозможно. Как его трусливая душа уживалась и с телесной громадиной, и с полицейской формой – понять Вольфу не дано было.

– Так что, прикажете впредь рапорты о подобных происшествиях не писать?

– Кто сказал «не писать»? Я сказал «не писать»? Я вам этого не говорил. Как полицейский, вы обязаны… Впрочем, инструкцию вы, надеюсь, знаете не хуже меня. – Подполковник и сам, очевидно, не заметил, как напускной гнев его иссяк, и с этим исчезновением перед благородно-суровым с виду Вольфом опять предстал все тот же осторожный, трусоватый увалень Заргедан, каким его знал весь городишко.

– Ладно, не будем уточнять. Никаких рапортов писать не буду.

– Собственно, я вызвал вас не для этого. Вас разыскивали из Министерства внутренних дел. Оставили вот этот телефон, – швырнул на край стола листочек отрывного календаря. – Просили срочно позвонить.

– Кому? – поинтересовался Вольф, пробежав взглядом по цифрам.

– Этого не сказали. Но звонить придется на остров Рейдер. Тот самый, на котором располагается тюрьма «Рейдер-Форт».

– О тюрьме наслышан.

– О девице по имени Грей тоже, надеюсь, наслышаны?

– Вы имеете в виду Эллин Грей, адвоката писателя Тома Шеффилда?

– Именно ее. Звонок будет связан с ее делом.

– А я не желаю звонить кому бы то ни было по делу, связанному с этой сексуальной сумасбродкой. – Герберт вернул листик на стол и отступил на два шага от него.

Положив голову на правое плечо, подполковник долго, с нескрываемым любопытством, рассматривал лейтенанта, словно дощечку с добиблейской клинописью.

– Позвонить вы обязаны, лейтенант. До тех пор, пока вы служите в полиции, – и не просто в полиции, а в полиции Кадена, находящейся под моим командованием, – вы будете выполнять все, что прикажу я и прикажут свыше. Иначе – очередная засада из тех, которые на вас устраивают, покажется вам спасением. Я не слишком строг с вами, лейтенант?

– Добры и милосердны, как мать-настоятельница женского монастыря.

– Настоятельницы монастыря, как правило, садистки, в том числе и сексуальные, – поерзал в своем кресле Заргедан. – Это вам, как полицейскому, знать тоже нелишне. А еще я знаю, что на острове побывал генерал Лейс, о котором вы тоже, надеюсь, слышали. Именно после его визита на Рейдере заинтересовались вами и адвокатом Шеффилда, лишь недавно, кажется, позавчера казненного в известной вам тюрьме «Рейдер-Форт».

Шеффилд не числился среди личных врагов Вольфа, тем не менее он облегченно вздохнул.

– Первой нужно было казнить эту сумасшедшую.

– Сумасшедших у нас не казнят, в том-то и дело. Вам, как полицейскому, и это знать нелишне. Казнят, как правило, умников, которые пытаются усадить на электрический стул кого бы то ни было из сумасшедших этой страны. Вам, как полицейскому… Впрочем, мой вам совет: вы обязаны связаться с Рейдером. Немедленно. А вот давать или не давать какие-либо показания по поводу мисс Грей – это уже ваше дело.

– Так меня что, вызывают в качестве свидетеля? Или на допрос к следователю, занимающемуся делом Грей?

– В любом случае, вам лучше было бы многое забыть. Не зря же вас так усиленно пинали во всех подворотнях Кадена.

– Господин подполковник, вы не смеете говорить со мной в таком тоне.

– Это не оскорбление, это совет, – жонглировал карандашом подполковник, время от времени протыкая его острием свою ладонь. – Эта девица прибыла на остров на вертолете, вместе с генералом Лейсом. Однако подробности их пребывания на Рейдере ни вас, ни, тем более, меня не касаются. – Заргедан вопросительно взглянул на Вольфа. «Понимаешь ли ты, какую информацию выдаю тебе?» – спрашивали его глаза. – И еще один совет: используйте поездку на остров для того, чтобы никогда больше не возвращаться в Каден. Не волнуйтесь, все формальности, связанные с переводом, будут соблюдены без вашего присутствия здесь. Можете считать это самым мудрым советом, который я дал своему подчиненному за все время пребывания в полиции.

Подполковник поднялся, прошелся по кабинету и остановился напротив лейтенанта.

– Звонить извольте прямо отсюда, по моему телефону.

– Мне тоже кажется, что лучше будет, если вы станете свидетелем моего разговора с обладателем этого телефонного номера.

И все же, подняв трубку, он униженно посмотрел на подполковника, пытаясь заставить его выйти. Говорить при шефе о том деле, ради которого о нем вспомнили в Министерстве внутренних дел, Герберту казалось таким же «удобным», как если бы его заставляли заниматься любовью в присутствии всей полиции Кадена.

– Наверное, мне все же лучше позвонить из дому?

– Вы позвоните отсюда, лейтенант. После того как я выйду. А потом мы с вами обсудим, как вести себя дальше. Вам что, не нравится этот кабинет? Не доставляет удовольствия посидеть в моем кресле?

– Не кажитесь большим циником, нежели вы есть на самом деле, подполковник Заргедан. – Разрисованное кровоподтеками и мазками синяков, словно неудавшимся гримом, лицо лейтенанта показалось подполковнику до ярости свирепым. Человек этот был готов сейчас на все.

– Точно, нельзя было после таких побоев выпускать вас на патрулирование, – неожиданно спокойно молвил начальник полиции, направляясь к двери.

44

Оставшись в одиночестве, Герберт решительно подошел к креслу начальника, уселся в него и повелительно выставил на стол огромные, израненные в недавней схватке кулаки, словно ожидал увидеть перед собой кого-то, кого стоило тотчас же выставить за дверь. Несколько минут он сидел так, сосредотачиваясь и наполняясь тупой неосознанной яростью.

Вольф не желал этого звонка. Он уже сейчас ненавидел того, с кем еще только предстояло схлестнуться в телефонной дуэли; точно так же, как и того, кто только что усадил его в «начальствующее» кресло. Герберт с величайшим удовольствием пристрелил бы Заргедана вместе с сержантом Сементом, а затем взял машину и поехал отстреливать тех, кто недавно избивал его, кто унижал и измывался над ним. Он еще не представлял себе, каким образом следует истребить это воронье гнездовье, но ясно понимал, что уже созрел для того, чтобы его истребить.

«Однако ни на что дельное ты не решишься, – объявил себе Герберт гнуснейший из приговоров, которые ему как полицейскому приходилось когда-либо выслушивать в своей жизни. – Попадая в этот кабинет, в это кресло, люди превращаются в трусливых животных, опасающихся, до ужаса боящихся потерять… это кресло и этот кабинет. Впрочем, таким ты и вошел сюда, если так, справедливости ради…»

Человек, отозвавшийся на его звонок, будто на крик в пустыне, пребывал в явном подпитии. Говорил он с хмельной жеманностью гомосекса, привыкшего нравиться всем без исключения, ибо никогда не знал, кому именно в этот день понадобится в виде партнера.

– А по какому, собственно, вопросу? – поинтересовался он, когда, назвав свое имя, но не указав полицейского чина, Герберт заявил ему, что позвонил по просьбе из министерства.

– Об этом я бы хотел спросить у вас. Я верно набрал номер: триста двадцать шесть, два ноля, восемнадцать?

– Если вы по поводу сценария фильма, то этот участок Клондайка застолбили задолго до вас.

– Мне плевать на ваш сценарий и на все ваши фильмы. Мисс Эллин Грей пребывает сейчас где-то рядом? Скажите, что я из полиции. Лейтенант Вольф.

– Она принимает душ, лейтенант.

– Она не может принимать душ в это время. Позовите ее сейчас же! Услышав мое имя, она станет говорить, даже утонув в собственной ванне.

– Грозный же вы «фараон», лейтенант…

– А кто, собственно, вы?

– Кинорежиссер Джером Стоун. Слыхали когда-нибудь это имя? К слову, бывший лейтенант морской пехоты.

– Очевидно, вы проходили по какому-то из дел, связанных с наркотиками. Поскольку действительно слыхал.

Стоун зашипел, как перегревшийся, оставленный на влажной штанине утюг.

– Какие еще наркотики?! Что вы себе позволяете, лейтенант?! И вообще, что за бред? Грей нужна вам, как бывшая любовница? Так и скажите.

В эти минуты Эллин находилась в домашнем кабинете мистера Коллина. Там же пребывали подполковник Нэвэл и еще какой-то капитан, которому было поручено заниматься самоубийством Роя Согреда. Судя по всему, эти четверо совещались по поводу того, в каком свете лучше всего представить это событие перед высшими полицейскими чинами и Министерством внутренних дел. Стоуна все это раздражало. Он прибыл сюда не для того, чтобы чувствовать, что все остальные заняты черт знает чем и никому нет до него никакого дела. Когда еще случалось, чтобы он снисходил до поездки в такую глушь, дабы встретиться с автором сценария? Обычно сценаристы разыскивали его по всему Фриленду, а то и на Карибах или на Канарских островах, и ползали у его ног, как эфиопские рабы.

– Хорошо, – проговорил он голосом и тоном боевика-супермена своего последнего фильма. – Оставьте свой телефон, лейтенант. Мисс Грей побеспокоится о вас минут через десять. Если, конечно, сочтет, что беседа с вами вписывается в ее распорядок дня.

Герберт понял, что дальнейший разговор с этим типом теряет всякий смысл, покорно продиктовал номер телефона, но в последнее мгновение, буквально взмолившись, спросил:

– Простите, мистер Стоун, у вас там, на острове, что-то произошло?

– Еще как произошло.

– Что именно?

– Не уполномочен. И потом, как у вас говорят, «в интересах следствия»…

– И давно «в интересах следствия» следователь заинтересовался мисс Грей?

– Он как раз говорит с ней в эти минуты. В соседнем здании. Следователь и начальник полиции Рейдера.

– У вас это называется «принимать душ»?

– Для очень непонятливых.

– Хватит накалять страсти, мистер Стоун. Она в чем-то обвиняется?

– Мисс Грей? – пьяно рассмеялся режиссер. – Вы что, лейтенант? Кто в этой стране осмелится обвинять ее в чем-либо? Особенно сейчас. Вы видели сегодняшние газеты? Она становится звездой киносценаристики. Да и журналистики – тоже. – Стоун вдруг понял, что его обуяла страсть отмщения. Восславляя Эллин Грей, он пытался взять реванш за оскорбительное обвинение в связях с наркобизнесом, с которым он действительно давно был связан. – Это не ее допрашивают. Это она ведет здесь криминальное расследование, как личный представитель генерала Лейса. Впрочем, что вы смыслите во всем этом, лейтенант? Это у вас там, в полиции, козыряют и составляют рапорта. А настоящие дела обстряпывают на таких виллах, как вилла господина Коллина, на которой мы с Эллин сейчас отдыхаем.

– Вы – ее муж?

– Я ведь уже представился: режиссер кинопроекта, который осуществляется сейчас по сценарию мисс Грей. Точнее, режиссер большого сериала.

– То есть, я не ошибся…

– В этом невозможно ошибиться.

Последние слова позволили Стоуну с победным вызовом швырнуть трубку на рычаг и закурить дорогую сигару, коробку которых он закупил специально для поездки на Рейдер. Всякий раз, когда он попадал в провинцию, им вдруг овладевал необъяснимый аристократический снобизм. Это в столице Стоун позволял себе появляться на банкетах в тех же джинсах и свитерке, в которых метался по съемочным площадкам. А в провинцию он приезжал в смокинге, с респектабельным чемоданом и вел себя, как навестивший загородные владения английский лорд.

– Ничего, – проговорил он над уже оглохшей трубкой, – со связями Грей, ее талантом и наглостью мы заставим эту страну вздрогнуть, как при извержении вулкана.

45

Выпроводив Нэвэла и капитана Фьюча, Эллин вопросительно взглянула на совершенно подавленного, втиснувшегося в глубокое кресло Стива Коллина.

– Когда они появились, у меня было предчувствие, что капитан тут же защелкнет на моих руках наручники, – едва слышно проговорил Коллин.

– Обычное предчувствие тюремщика.

– Прощаю вам этот выпад, мисс Грей. Мы и так слишком многого не договариваем.

– Не «мы», а вы пока что не договариваете. Очень многое. Что вас беспокоит? Исчезновение Эварда?

– Больше всего я опасался, что кто-то из полицейских задаст мне именно этот вопрос: «Куда исчез еще один писатель – Грюн Эвард?» И если бы мне пришлось ответить: «Не знаю», дальнейшее мое признание в том, что именно я отвозил его ночью к причалу, уже не приобрело бы смысла и атрибутов явки с повинной.

– Этого вопроса я тоже опасаюсь, – вдруг призналась Грей, наливая себе извлеченного из холодильника апельсинового сока. – Конечно же вам пришлось бы сказать, что вы не в курсе. Но потом мне пришлось бы вносить изменения в сценарий. А всякая переработка сценария раздражает. Так что с признаниями пока потерпите. Скоро здесь должен появиться следователь из столицы. Эта изюминка исключительно для него.

– К счастью, подполковник вообще не настроен заниматься этим делом, – заметил Коллин. – Похоже, что он и появился-то у нас только для того, чтобы сдерживать не в меру ретивого капитана.

– Поскольку подполковник знает, что на столе министра лежит приказ о назначении его начальником тюрьмы «Рейдер-Форт». А уйти с должности начальника полиции ему хочется красиво, – объяснила Эллин, стоя со стаканом в руке посреди комнаты. – Поэтому, с одной стороны, самоубийство Согреда ему явно ни к чему. Но с другой – без этого самоубийства он никогда не стал бы начальником тюрьмы. Высший закон бредовых житейских противоречий.

– Вы – единственная, кого они совершенно не смущают. Бредовость заложена в вас от природы.

– Настолько, насколько она заложена во всякой женщине. Но, возможно, я – единственная, кого бредовость «бредовых житейских противоречий» по-настоящему вдохновляет. Ибо в любом из таких противоречий таятся неописуемые возможности для очередных авантюр.

Коллин осуждающе покачал головой. Это был жест учителя, разуверившегося в лучшей из своих учениц. В безобиднейшей из них.

– Нельзя же строить жизнь на авантюрах, милая моя. Это бессмысленно. Мне искренне жаль вас, Эллин, вы погубите свою жизнь.

– Нет, мистер Коллин, – романтично улыбнулась ему Грей. Какая прелестная у нее улыбка! Стиву уже в который раз показалось, что именно такой должна быть улыбка его дочери. Нет, он так до сих пор и не признался ей, что звонил доктор Вермейль. Считал, что это разрушило бы сложившиеся между ними отношения и даже оттолкнуло от него Эллин. Зато с каким нетерпением и в то же время с каким страхом ожидал он следующего звонка доктора. Моля судьбу только об одном: дать ему, Коллину, возможность дожить до этого звонка. – Можно ли считать бессмысленной преисполненную авантюрами жизнь человека, в авантюрах которого – весь смысл его жизни?!

Их авантюрно-философский диспут неожиданно был прерван появлением Стоуна.

– Звонил некий лейтенант полиции из города Кадена, – объявил режиссер голосом дворецкого. – Он страстно желает услышать вас, мисс Грей. Я, конечно, сделал все возможное, чтобы будущая беседа с вами не показалась ему слишком романтичной.

– Напрасно старались, Джером, она и так не покажется ему… Он оставил телефон?

– Да.

– Свяжите-ка меня с ним, мистер Стоун, не сочтите за труд.

Стоун удивленно взглянул на Эллин, вопрошая: «Так, что, в этом доме мною уже командуют, как слугой?!» Тем не менее покорно взялся за трубку. Связь работала на удивление четко. Вольф тоже не решался отходить от аппарата.

– Это вы, лейтенант, только что звонили на Рейдер? – спросил Стоун, однако на сей раз – голосом фельдфебеля, застигшего новобранца, возвращающегося из самоволки.

– Лично вы меня не интересуете.

– Как и вы, лейтенант. Но вы просили связать вас с мисс Грей. Пришлось оторвать ее от дел.

– Здравствуйте, лейтенант, – решительно взяла у него трубку Эллин. – Сейчас я попрошу мистера Стоуна удалиться, чтобы поговорить с вами наедине.

Стоун и Коллин покорно направились к двери. Эллин подождала, пока их шаги затихнут на первом этаже и там заработает телевизор.

– Только так, лейтенант, условимся: наш разговор может состояться лишь в том случае, если вы в нем заинтересованы.

– Пока что в нем заинтересованы вы.

– Расценим этот реверанс, как мальчишескую дерзость, не делающую вам, однако, чести. Мне прекрасно известно, что ваша жизнь в Кадене стала невыносимой. Как и полицейская служба. В министерстве вас ненавидят. В полиции не доверяют. Сослуживцы уже давно презирают вас, а мафия в любой момент готова расправиться. Ждет лишь сигнала. Только не пытайтесь лгать мне и делать хорошую мину при прескверной игре. Как видите, ваше бытие известно мне почти поминутно.

Эллин конечно же ничего такого известно не было, тем более – «поминутно». Так, в общих чертах. Однако натиск ее произвел на лейтенанта должное впечатление.

Несколько секунд он молчал, тяжело дыша в трубку.

– Чьего сигнала она ждет?

– Для вас это имеет какое-то значение? Особенно если учесть, что мы общаемся по телефону. Главное для вас – понять, что завтра же вас могут превратить в придорожную пыль или живьем закатать под асфальт. Почему вы молчите? Скажете, что это неправда?

– Нет, этого я не скажу. – Ответ стоил лейтенанту немалых усилий, однако он все еще упорствовал.

– Это похоже на благоразумие, – признала Грей. – Советую с таким же благоразумием выслушать меня дальше. Сегодня у вас появляется шанс. Только сегодня. В течение двух-трех последующих минут. Я сделаю все возможное, чтобы спасти вас, если только…

– Каким это образом вы можете спасти меня? – Эллин внимательно прислушалась к интонации, с которой были сказаны эти слова, и открыла для себя, что молвлены они без всякой спеси.

– Завтра же позвоните генералу Лейсу.

– Генерал не станет говорить со мной.

– Секретарь свяжет вас с ним немедленно. Разве что его не окажется в кабинете. Но, в принципе, он ждет вашего звонка. Вы обратитесь к нему с просьбой поручить вам расследование самоубийства – и всего, что с ним связано, – начальника тюрьмы «Рейдер-Форт» полковника Роя Согреда. Генерал скажет, что согласен. Вы тотчас же садитесь на самолет, прилетаете в столицу, а оттуда, пассажирским вертолетом – на остров Рейдер. Не забыв перед этим занести в приемную генерала письменную просьбу о «помиловании» вас, то есть, я хотела сказать, о переводе в органы следствия. Отнеситесь к этому, как к формальности, которую, однако, обязательно следует соблюсти.

– Это понятно. Вопрос заключается в другом: почему вы решили, что делом Согреда должен заняться именно я?

– Если скажу, что считаю вас самым гениальным следователем Старого и Нового Света – не верьте мне. Это будет ложью. Просто «дело Согреда» – повод, благодаря которому пытаюсь спасти вас. Нет-нет, не просто вытащить из провинциального небытия, а действительно спасти, в буквальном смысле.

– Оно, дело это, связано с высшими кругами Фриленда? С мафией?

– Вынуждена разочаровать вас. Как это ни странно выглядит в наше время, оно вообще ни с чем не связано. Даже с карточными долгами и любовницами. Мало того, я полностью в курсе всей этой истории. Повторяю, для вас это – единственный шанс спасти себя и свою карьеру. Все договорено, все улажено. Конечно, ничто не сможет помешать вам произнести свое сакраментальное «нет». Единственное условие: вы должны сказать его немедленно. Поскольку дело, как вы понимаете, не ждет. Ничего страшного: ситуацию переиграют, назначат нового следователя. Словом, единственное, чем вы будете наказаны, так это тем, что никогда больше подобных предложений делать вам уже не станут. Точно так же, как никто и никогда не станет воспринимать всерьез никакие ваши просьбы о переводе, не говоря уже о каких-либо жалобах с вашей стороны.

– Вы ведете себя, как властительница Фриленда.

– Вы же пока что ведете себя, как очень неумный человек. Улавливаете разницу в подходах к ситуации и вообще к жизни?

– Я веду себя, как подобает офицеру.

– Самое неуместное из всего, что вы способны были произнести.

Эллин слышала, как Вольф жадно сглотнул слюну. Мысленно она представила себе его слегка побледневшее у переносицы арийское лицо этого германца.

– Мне непонятно, почему о своем назначении я должен узнавать от вас.

– Иными словами, вы проигнорировали мое предложение. Тем хуже для вас.

– Да нет же! – успел воскликнуть Герберт, но все же опоздал: Эллин уже швырнула трубку и решительно поднялась из-за стола.