Текст книги "Петербургские святые. Святые, совершавшие свои подвиги в пределах современной и исторической территории Санкт-Петербургской епархии"

Мчц. Кира (Оболенская)
(† 1937), память 17 декабря

Кира Ивановна Оболенская родилась в 1889 году в семье князя Ивана Дмитриевича Оболенского. Древний род Оболенских восходит еще к князю Рюрику. В 10-летнем возрасте Киру отдали в Смольный институт благородных девиц в Санкт-Петербурге, который она окончила в 1904 году с серебряной медалью. Семья Киры жила в то время в Седлецкой губернии в Польше, где служил ее отец. После окончания института Кира Ивановна стала давать частные уроки в качестве домашней учительницы. Впоследствии учительство стало главным занятием ее жизни.

В 1906 году семья Оболенских переехала в Петербург, здесь они жили в доме № 28 по Можайской улице. Благодаря этому Кира Ивановна получила возможность широкой преподавательской деятельности. К этой работе ее побудило глубокое религиозное чувство и искреннее желание служить ближнему. Она никогда и нигде не подчеркивала своего княжеского происхождения и не требовала к себе особого отношения, оставаясь везде человеком простым и добрым.

В 1910 году Кира Ивановна стала учительницей в бесплатной школе для бедных, а также преподавала в ряде других школ города. В этих трудах застала Киру Ивановну Первая мировая война. На ее фронтах погибли два ее брата – Вадим и Борис Оболенские. Потеря любимых братьев не только отозвалась глубоким страданием в душе Киры, но и заставила по-новому осмыслить свою жизнь.

Революция внесла в жизнь Оболенских новые личные беды. В 1918 году родной брат Киры Ивановны Юрий вступил в Добровольческую армию и в 1920 году погиб в бою. В том же году другой брат Павел был арестован. Прямо из-под расстрела, раненному, ему чудом удалось бежать из ЧК и эмигрировать за границу, – он спас свою жизнь, но был навеки разлучен с семьей. В 1920 году умер отец. Заботы о семье (престарелой матери и больной сестре) легли на плечи Киры Ивановны, которая работала школьным библиотекарем.

В 1930 году Киру Ивановну арестовали, в обвинении написали: «Потенциально является идеологической базой для недокорчевания пока нашей внешней и внутренней контрреволюции». В следственном деле она называется «бывшая княжна», ей были приписаны следующие намерения: «проникать на работу в наши культурные и учебные заведения, и там взращивать в миропонимании подрастающего поколения вредную идеалистическую философию».

Других обвинений предъявлено не было. На допросе Кира Ивановна заявила: «Я не отношу себя к разряду людей, разделяющих платформу советской власти. Мои расхождения с конституцией начинаются с вопроса об отделении Церкви от государства. От единомыслия с направлением советской государственности отказываюсь. Никаких контрреволюционных группировок, организаций или отдельных лиц, активно враждебно настроенных к советской власти, я не знаю, но одновременно заявляю, что называть какие бы то ни было фамилии считаю недостойной себя, ибо знаю, что это в условиях советской действительности навлекло бы на них неприятности». Тройка при ОГПУ по Ленинградскому военному округу приговорила княжну Киру Оболенскую к 5 годам лагерей.

Мчц. Кира (Оболенская)

После вынесения приговора Киру Ивановну выслали этапом из Ленинградской тюрьмы в Белбалтлаг в городе Кемь в Архангельской области, а затем перевели в Свирьлаг в городе Лодейное Поле в Ленинградской области. В лагере она работала педагогом и медсестрой, работала много и усердно, за что была освобождена досрочно. Въезд в город ей запретили, и она поселилась за 101-м километром от Ленинграда.

В 1936 году Кира Ивановна переехала в город Боровичи, где стала преподавать иностранные языки в неполной средней школе. Кира Ивановна общалась со всеми верующими людьми, гонимыми советской властью. Здесь встретились две Петроградские мученицы, сестры Александро-Невского братства, прихожанки Феодоровского собора: княжна Кира Оболенская и Екатерина Арская. Они были поистине духовно близки друг другу, и обстоятельства их мученического подвига невероятно и удивительно схожи.

Боровичи в то время являлись местом ссылки духовенства, церковных активистов из числа мирян Ленинграда и его окрестностей. Здесь находился на поселении, после освобождения из лагеря, Ленинградский владыка архиепископ Гавриил (Воеводин) с некоторыми священниками города, лица дворянского звания, непонятно каким образом уцелевший генерал Колчаковской армии Д.Н. Кирхман и многие другие. Все эти лица вместе с духовенством Боровичей, а также и другие неугодные советской власти личности этой местности, подлежавшие, по сталинской разнарядке, уничтожению, были арестованы осенью 1937 года и объявлены единой контрреволюционной организацией.

Главную роль отвели архиепископу Гавриилу, а всего по этому делу проходило 60 человек. Все они: «Сужители культа, монахи, церковники, странствующий элемент, кулаки, торговцы, дворяне, князья, генерал Белой армии, бывший пристав» – были якобы завербованы в эту организацию архиепископом Гавриилом. Среди прочих завербованных оказались и княжна Кира Ивановна Оболенская. Ей, как и всем прочим, вменили в вину фантастические по своей сути вещи: активная борьба с советской властью и пропаганда установления фашистского строя в СССР, агитация против колхозного строительства, агитация за проведение в Верховный Совет своих единомышленников и пр. Сфальсифицированный характер всех этих чудовищных обвинений будет доказан через двадцать лет, в 1958 году.

«В деле отсутствуют объективные доказательства о том, что из числа осужденных лиц по делу была организована контрреволюционная организация и что она проводила антисоветскую агитацию. К моменту ареста привлеченных лиц органы НКВД не располагали материалами, подтверждающими наличие контрреволюционной организации. Из материалов дела видно, что привлеченные лица осуждены были незаконно», – говорится в реабилитационной части Боровичского дела. Пятьдесят одного человека сталинская диктатура расстреляла по делу № 1а/1307 без всякого состава преступления, девятерых заточила в концлагере, из них один только дожил до освобождения. Но прежде, чем власть обагрила кровью ни в чем не повинных людей, она пыталась уничтожить этих людей морально, потребовав от них под пытками собственноручных признаний никогда не совершавшихся ими поступков.

Арестованную Киру Ивановну Оболенскую подвергли первому допросу в день ареста, 21 октября 1937 года. Он носил ознакомительный характер: потребовали назвать родственников и знакомых, в числе которых прозвучало имя архиепископа Гавриила, известного арестованной с 1923 года, когда она проживала в Ленинграде. Через три с половиной недели тюремного заключения, 14 ноября, Киру Ивановну вызвали на повторный допрос, оказавшийся очной ставкой. Ибо никаких признаний, даже после трех недель камеры и методов физического воздействия, добиться от самой арестованной не удалось. На этой очной ставке следователь устроил арестованной встречу с одним из не выдержавших давления священников, согласившимся дать против нее изобличающие показания. Органы надеялись, что эти показания вчерашнего единомышленника сломят дух арестованной и убедят ее в бессмысленности «запирательства».

Священник говорил на очной ставке, что Воеводин сам поведал ему о принадлежности Оболенской к тайной контрреволюционной организации. Он также привел в качестве доказательства беседу между Воеводиным и Оболенской, подтверждающую наличие между ними политической связи.

«Показания Л. не подтверждаю. Отрицаю категорически», – ответила Кира Ивановна на предложение следователя подтвердить показания свидетеля Л. На следующий день, 15 ноября, подследственная К. Оболенская была подвергнута очередному допросу, который также явился очной ставкой. Обвиняемый И. А. уличал ее в контрреволюционном заговоре с Воеводиным, происходившем на квартире священника Н.И. Воскресенского. На это новое обвинение последовал тот же ответ арестованной: «Показания И. А. И. не подтверждаю».

В тот же день органы предприняли последнюю попытку склонить Киру Ивановну к даче ложных показаний. «Вопрос: Следователю известно, что вы состояли в контрреволюционной организации церковников и на деле проводили контрреволюционную работу. Настаиваю дать правдивые показания. Ответ: Нет, в контрреволюционной организации церковников я не состояла и работы в ней никогда не проводила».

Архиепископ Гавриил не выдержал давления органов НКВД и поставил свою подпись под сфабрикованными показаниями. Не выдержал пыток и офицер Царской армии Колчаковский генерал Кирхман, давший показания против двоих человек. Каким же образом арестованной Кире Ивановне Оболенской удалось оказаться победительницей в этом противостоянии карательной машине, безжалостно и жестоко вырезавшей духовную и культурную элиту шестой части мира? «Виновной себя не признала», – сказано в протоколе особой тройки УНКВД ЛО, приговорившей княжну К.И. Оболенскую к расстрелу. (Приговор приведен в исполнение 17 декабря 1937 года.) В этой лаконичной записке заключена тайна мученицы нашего времени.

Племянница Киры Ивановны, Кира Константиновна Литовченко, ныне здравствующая и проживающая в Петербурге, хорошо помнит Киру Ивановну и ее внезапное исчезновение в 1937 году. «Тетя Кира, – говорит она, – к нам приходила часто, когда мы жили на Сергиевской (с 1923 – ул. Чайковского. – Б. А.) улице, и они с мамой беседовали на разные темы, которые я по возрасту своему еще не могла понять. Она была теплый, добрый ласковый и уютный человек – бывают такие люди. Я помню как мы с ней сидели на балконе. Тогда еще было много церквей в округе, и начинался вечерний колокольный звон, благовест, и тетя Кира мне говорила: „Как вечером приятно это слышать"

Может быть, поэтому я и люблю вечер, сумерки, что всегда вспоминаю, как мы тогда сидели вместе, слушали. Когда тетя Кира исчезла, перестала к нам приходить, я спрашивала, где она, и мама, не желая говорить правду, сказала, что она ушла в монастырь». Ее мама не могла поведать ей в то время всю правду о земном шаре, на котором люди одержимые бесчеловечной жестокостью и облеченные властью, методично истребляют себе подобных. Причем, не только абсолютно ни в чем не повинных, но и отличающихся чертами подлинной нравственной красоты. Потому что после такой правды о мире очень могло случиться, что девочка отказалась бы в нем жить дальше. Теперь она знает правду о своей родственнице, в том числе и ту, что ее тетя, княжна Кира Ивановна Оболенская, проявившая в кровавом застенке гонителей Истины необычайную высоту духа и явившая образ святости в мире, охваченном мраком безбожия, принадлежит к числу великих женщин-христианок XX столетия.

Кира Ивановна Оболенская оказалась одной из очень немногих, кто не дал никаких показаний, никак и ни в чем не оговорил ни других, ни себя. Ей было уже за 40, но она была все та же хрупкая княжна-учительница. Измученные голодной жизнью 1920-х годов, заключением в лагере, ссыльной жизнью, новым арестом и допросами, две женщины – новомученицы Кира и Екатерина – своей праведной жизнью заслужили от Господа силы претерпеть до конца. Они не дали под пытками никаких показаний, не назвали ни одного человека, и даже не признали ни одного обвинения против себя.

Новомученица Кира прославлена в лике святых в 2003 году.

Пмчц. Мария Гатчинская
(† 1937), память 17 апреля

Лидия Александровна Лелянова родилась в Санкт-Петербурге в 1874 году в богатой петербургской купеческой семье (Забалканский пр., 101)[82]82
  Ныне Московский проспект, дом не сохранился.


[Закрыть], где купец Александр Иванович Лелянов имел сургучный завод и собственный дом при нем. Родной брат Александра Ивановича – Петр – владел большим меховым магазином на Большой Морской, принимал деятельное участие в общественной и городской жизни: несколько лет являлся гласным Петербургской думы. Купеческая династия Леляновых была в столице известной, уважаемой и богатой, ибо давно числилась по 1-й гильдии. До шестнадцати лет ее жизнь ничем не отличалась от жизни сверстниц. Счастливое детство, учеба в гимназии… И все оборвалось в одночасье!

В шестнадцать лет Лидия Александровна заболела энцефалитом, который усилился осложнением и болезнью Паркинсона.

На выпускные экзамены в женской гимназии, которую она заканчивала, Лидию привезли в инвалидной коляске. Не помогли долгие курсы лечения, в том числе и заграницей. Болезнь продолжала неумолимо отнимать у девушки телесное здравие: у нее стали сохнуть руки и ноги, все тело ссыхалось и уменьшалось в размере. По воспоминаниям современников, никакое лечение не помогало. Она перестала владеть ногами, и навсегда вынуждена была лежать, так как сидеть ей не давала постоянная страшная боль. Постепенно и руки отказали, и все тело ссохлось. Только голова и лицо оставались без всякого изменения.

Болезнь святой протекала необычно. Тяжелый недуг не приобрел тех форм, которые обычно бывают неизбежными и, кроме поражения телесного, приводит также к разрушению личности. Как отмечал первый составитель жизнеописаний многих новомучеников и исповедников Российских, в том числе, и матушки Марии, священник Михаил Польский, «оказавшись полным физическим инвалидом, (она) не только не деградировала психически. Но обнаружила совершенно необычные не свойственные таким больным черты личности и характера: она сделалась чрезвычайно кроткой, смиренной, покорной, непритязательной, сосредоточенной в себе, углубилась в постоянную молитву, без малейшего ропота перенося свое тяжкое состояние».

В двухэтажный дом (угол Багговутской ул., 41, и Соборной ул., 21)[83]83
  Гатчина, Соборный пр., 22, не сохранился.


[Закрыть], в самом центре Гатчины, неподалеку от Павловского собора, Лидию Александровну перевезли в 1909 году. В этом доме жил ее старший брат Владимир, содержавший в нем Елизаветинскую аптеку. «Брат покойной, слабенький, маленький благообразный старичок, самоотверженно за ней ухаживавший и принимавший посетителей». Он умер в 1927 году, до ареста сестры.

С 1912 года Св. Мария полностью потеряла подвижность и с постели не вставала.

В Гатчине она встречает революцию, переживает Гражданскую войну. Гатчина переходила из рук в руки – белые, красные… Сопутствующие войне репрессии, беззакония, голод…

Здесь в 1922 году, по благословению священномученика Вениамина Петроградского, Лидия была пострижена в монашество с именем Мария.

Ровно десять лет продолжалось благословенное Богом служение матери Марии. Прикованная к постели, она принимала десятки людей, среди которых были крестьяне, ремесленники, «бывшие люди», священники и даже архиереи. Слава ее святости уже при жизни распространилась далеко за пределы Гатчины и Петрограда.

Приблизительно до 1921 года о болящей праведнице знали в основном домашние и узкий крут знакомых семьи Леляновых. По словам Ольги Эдуардовны Вейерт, уроженки Гатчины и духовной дочери матушки Марии, «с 1921 года был организован кружок почитания. Организацию кружка провел протоиерей Иоанн Смолин, и он руководил им до своей смерти. Вначале кружок состоял из семи человек: Веры Ивановны Максимовой, учительницы, Марфуши Клячкиной, посудомойки в станционном буфете (они с 1927 года жили в одной квартире с матушкой и помогали ее сестре), Тани Коротковой, Марии Агус, Веры Златогорской, Евгении Никифоровны Тимофеевой из Мариенбурга (под Гатчиной)». Последняя исполняла в кружке обязанности распорядительницы.

Мчц. Мария Гатчинская

«Целью кружка было поддержание духовно-нравственного общения с больной, а также воспитание в этом духе; проведения в квартире болящей панихид, молебнов, молитвенных собраний в наше развращенное и безбожное время». Кроме перечисленных лиц и самой Вейерт, в кружок входили также Анна (Аня) Варламовна Алексеева, медсестра Зинаида Ермиловна, Анастасия Лукачева, Екатерина Ивановна, Мария Петровна Харитонова, Поля и другие, ныне известные только по именам. То были в основном двадцатилетние девушки из самой Гатчины, чуткие сердцем, сострадательные и воспитанные родителями в православной вере. Некоторые позднее и пострадали за свою веру. Раньше всех была выслана Вера Ивановна, за нею, тоже в 1932 году, последовала Ольга Эдуардовна…

Кроме них к матушке постоянно приходили другие гатчинцы из «бывших» – генерал Алексей Алексеевич Епанчин и его дочь Надежда (монахиня закрытого Нежадовского монастыря), генеральша Екатерина Ивановна Теляковская, адмиральша Пац-Помарнацкая, а также монахини из местного Покровского подворья Пятогорского монастыря, и великое множество почитателей из числа православных – «не только из городского населения, но крестьяне и приезжие из разных мест (прежде всего, Петрограда) с целью получить от нее совет, как поступить в тех или иных постигших их неудачах». При этом за утешением приезжали люди самого разного возраста, положения и образования: от необразованных работниц до университетских профессоров, от приходских батюшек до архиереев.

В марте 1927 года учитель И.М. Андреевский, ожидая приема, увидел среди многочисленных фотографий приемной комнаты два снимка. На первом был запечатлен митрополит Вениамин (Казанский) и ниже шла надпись: «Глубокочтимой страдалице матушке Марии, утешившей, среди многих скорбящих, и меня грешного». На второй – митрополит Иосиф (Петровых) с трогательным посвящением из его замечательного духовного дневника «В объятиях Отчих».

Андреевский, сам получивший утешение от матушки Марии, стал также свидетелем ее чудесного воздействия на других. «Юноша, унывающий после ареста и ссылки отца-священника, вышел от матушки с радостной улыбкой, сам решившись принять сан диакона. Молодая женщина от грусти пришла к светлой радости, также решившись на монашество. Пожилой мужчина, глубоко страдавший от смерти сына, вышел от матушки выпрямленный и ободренный. Пожилая женщина, пошедшая с плачем, вышла спокойная и твердая». И таких людей были не десятки, а многие и многие сотни: в России после Гражданской войны и красного террора было столько горя, несчастья и скорби!

В конце жизни физическое состояние матушки настолько ухудшилось, что любое прикосновение вызывало нестерпимую боль. Она даже говорила с трудом, сквозь зубы. Несмотря на это, она по-прежнему принимала тех, кто нуждался в ее молитвенной помощи и совете.

19 февраля 1932 года матушку Марию вместе с сестрой арестовали в ходе акции по «Изъятию монахов и монашек», которая проходила по всей стране. Привезенной на грузовике из Гатчины, неизлечимо больной калеке предъявили стандартное обвинение по ст. 58/10: «Участвует в нелегальных сборищах, где читается Евангелие, на которые приглашается местное население, и в беседах на религиозные темы ведет антисоветскую агитацию». Действительной причиной ареста было огромное духовное влияние матушки Марии. Она «была настолько популярна, что ее считают даже ясновидящей и предсказательницей… Слава ее святости была большая и далеко за пределами района».

Поместили Св. Марию в больницу Дома предварительного заключения[84]84
  Санкт-Петербург, ул. Шпалерная, 25.


[Закрыть], тюремные врачи поставили ей свой диагноз: больная страдает «ревматизмом и подагрой в течение двадцати лет, настолько в сильной форме, что находится в вынужденном лежачем положении на спине в течение всего времени своей болезни. В настоящее время она представляет из себя редкую уродливость, и болезнь ее в данном состоянии неизлечима». На основании этого диагноза в больнице имени 25 октября[85]85
  Санкт-Петербург, наб. р. Фонтанки, 132.


[Закрыть] куда ее, беспомощную и совершенно недвижимую привезли со Шпалерной, из Дома предварительного заключения, монахиню подвергли мучительным операциям: подрезали ей сухожилия…

Как удалось недавно документально установить, здесь монахиня Мария и скончалась 5 апреля 1932 года. За две недели до смерти, 22 марта, выездной сессией коллегии ОГПУ ей вынесли приговор: «Лишить права проживания на три года (в центральных и пограничных областях) с прикреплением к избранному месту жительства», что означало высылку в глухую провинцию. Сестре матушки – Юлии дали три года концлагеря. Различные сроки ссылки и лагеря получили также монахини из Покровского подворья, почитавшие матушку. Власти так боялись праведницы, что осудили ее, несмотря на мучительный недуг.

Передачи в больницу для арестованной монахини Марии принимали в течение месяца. А затем однажды передачи не приняли и кратко сообщили: «Умерла в госпитале».

Из Александровской больницы усопшую выдали двоюродной сестре для погребения на Смоленском кладбище, предупредив, что сделано это должно быть без огласки.

Весть о том, где похоронена праведная Мария Гатчинская, быстро разнеслась по городу и его окрестностям, и ее могила вскоре стала местом паломничества для многих православных людей. С нее брали землю, масло из неугасимой лампады, огарки свечей… Очень часто на ней служились панихиды иосифлянскими батюшками или странствующими иеромонахами из закрытых обителей. Любой богомолец, приходивший помолиться блаженной Ксении, почитал своим долгом поклониться и многострадальной Марии Гатчинской. Искреннее народное почитание праведницы Марии за истекшие восемьдесят с лишним лет не угасло, а только лишь на время померкло. За долгие годы господства официального атеизма ни в стране, ни в нашем городе верующих людей не прибавлялось. Но сейчас происходит обратное: люди ищут дорогу к храму и матушка Мария им помогает обрести Веру.

В 1981 году Св. Мария была прославлена в сонме новомучеников и исповедников Российских Русской Православной Церкви За рубежом. Спустя 25 лет такое прославление произошло и на Родине. В течение трех лет Гатчинское благочиние епархии СПб собирало и обобщало материалы, связанные с жизнью святой. Написанные в результате этой работы житие матушки Марии стало основанием для ее канонизации, которая произошла 17 июля 2006 года.

А 26 марта 2007 года на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге были обретены святые мощи мученицы Марии Гатчинской, которые затем торжественно перенесли в Гатчинский Павловский собор, где они покоятся ныне.

Большинству из нас свойственно преуменьшать свои силы. Сталкиваясь с несчастьем, с несправедливостью, с бедой, мы часто опускаем руки со словами: «А что я могу?!» Или «Что мы можем?! Мы люди маленькие!» Такое, с позволения сказать, «непротивление», такая покорность – великое искушение и неправда. Даже лишенный всего того, что мы в обыденной жизни не ценим – здоровья, способности двигаться, испытывая чудовищные физические страдания, во времена гонений и репрессий, человек, устремленный к Богу, способен сподобиться даже святости. Пример тому подвиг земной жизни матери Марии.

В самую тяжелую годину гонений на православную веру жила в России святая монахиня Мария, которая несла людям утешение в скорбях и бедах, которая помогает нам и сейчас.

Второго июля 1937 года Политбюро ЦК приняло решение о широкомасштабной операции по репрессированию, выявлению шпионов и диверсантов. По плану, утвержденному для Ленобласти, тройка УНКВД должна была осудить в течение трех месяцев: по первой категории, т. е. приговорить к расстрелу, – 4000 человек; по второй категории, т. е. к заключению в лагеря – 10 000 человек. С 5 августа 1937 года началось выполнение этого поистине дьявольского плана. Арестовывали по доносам, на основании подложных протоколов, даже по анкетным данным. По графе «социальное происхождение» мог быть арестован любой священник и монашествующий. Изощренные пытки стали нормой следствия. К декабрю 1937 года планы арестов и расстрелов были перевыполнены!

В 1937 году в Ленинграде и Ленобласти расстреляли свыше 20 000 человек, так что понадобился новый могильник для массовых захоронений. Им стала Левашовская пустошь. Ныне внешне это обычный лесопарк, только множество символических крестов, памятных камней, табличек на деревьях, которые устанавливают родственники убиенных, напоминают о трагедии. Между деревьями тянутся странные рвы – это просевшие от времени погребальные ямы, как будто морщины, состарившие землю от горя и невыплаканных слез по детям своим, замученным и невинно убиенным. Этот клочок земли представляет собой не что иное, как огромный мощевик земли Русской.

Отдельный деревянный крест на Левашовской пустоши – блаженной памяти репрессированных насельниц Горицкого Воскресенского женского монастыря. Их погрузили на шаланды, которыми чистили каналы, вывозя ил. У судна открывалось дно. На такую шаланду погрузили горских монахинь – около 50 стариц. Капитан Мережин вывел судно на Белое озеро и открыл дно… В бинокль видел, что старицы еще долго держались друг за дружку кольцом. Когда посмотрел вновь – нет их уже, потонули.