Текст книги "Звёзды примут нас"

VI

Я не сразу заметил, как ожили системы скафандра. Сначала зашуршали в наушниках помехи, потом сквозь них начали прорываться обрывки фраз – по большей части, недоумённых, а то и испуганных. Короткий взгляд на запястье – ага, датчики действуют, но вникать в их показания некогда. Ракеты продолжают взлетать над гребнем, но реже – видимо, устроители фейерверка, кто бы они ни были, извели запасы потешных огней. Так, стоп, горячку в сторону: надо остановиться и, наконец, подумать, а не продолжать этот бег двух тараканов по раскалённой сковороде…

Что я и сделал. Пьер последовал моему примеру – до него было метров десять, и он принялся размахивать обеими руками. Я постучал пальцем по правому запястью, где у «Мун хауберга» располагалась панель управления связью, француз хлопнул себя перчаткой по шлему и принялся тыкать пальцем в рукав. Почти сразу сквозь эфирную трескотню прорвалось сначала прерывистое дыхание, а потом и голос:

– Алексис, слышалль мень-я?

– Слышу, слышу… – отозвался я. – С воздухом как, порядок?

Система жизнеобеспечения моего скафандра ожила вместе с радио, и теперь я с удовольствием ощущал струйки тёплого воздуха, обтекающие тело. Сколько она не действовала – три минуты, пять? Ещё немного, и это могло бы стать проблемой.

– Хорошоь-ё вё-оздухх, порьядок. Что тьеперь делайтт?

– Если системы скафандра действуют, то и багги тоже должен заработать. Возвращайся скорее, попробуй завести и, если получится, догоняй меня.

– А ты есть… идти дальщье, уи?

– Уи. Поднимусь на гребень, может, получится связаться с куполом. А то у меня сплошной треск.

Так оно и было – из того, что удалось расслышать в дикой мешанине помех я разобрал лишь, что на «Ловелле» изрядно перепуганы и не понимают, что происходит. А значит, на помощь их рассчитывать не стоит ни нам с Дюбуа, ни тому, что продолжает подавать сигналы из-за гребня. Вот ещё две ракеты – красная и белая, взвились с трёхсекундным интервалом и рассыпались удивительно красивыми искристыми вспышками. Салют в честь Первомая – только вот, боюсь, праздником там и не пахнет…

Пьер тем временем приступил к исполнению полученного приказа – повернулся и длинными прыжками направился к багги. Как бы он не споткнулся, забеспокоился я, это ведь только кажется, что вниз по склону бежать легче, кем вверх, на самом деле, всё ровно наоборот. А если упасть – запросто можно приложиться выпуклым забралом об камень – тот самый, с повышенным содержанием анорита, вон их сколько под ногами. Нет, конечно, закалённое, особо прочное стекло не расколется, а вот микротрещина вполне возможна, и придётся тогда нашлёпывать на забрало липкую герметизирующую заплатку, после чего ни о каком продолжении поиска речи уже не будет, успеть бы доставить пострадавшего назад, на «Ловелл» до того, как потеря воздуха станет представлять реальную угрозу жизни…

– Пьер, как слышишь? Умерь пыл, осторожнее.

– Уммьерь… что? Не понимайт…

– Полегче, говорю! Незачем нестись, сломя голову!

Молчание, потом неуверенный голос в наушниках.

– Ты говорилль непонятно, Алексис. Мне надо что-то сломайт?

… вот ведь, одно слово – француз! Но я тоже хорош, забыл об элементарных правилах радиообмена…

– Дюбуа, приказываю передвигаться медленнее, шагом. Ответьте, как поняли?

– Медленно идти, уи? Понялль!..

Действительно, его ярко-белая фигурка с оранжевыми полосами катафотов, поблёскивающих на рукавах, плечах и спине, перешла с «кенгуриных скачков» на скользящий, вперевалочку, шаг. Я прикинул – до багги ему осталось метров пятьдесят.

– Отлично, действуй. Я поднимаюсь на гребень, буду ждать тебя там.

– Уи, Алексис, я есть исполняйт…

До гребня – изломанной полосы, напоминающей драконий хребет, – оставалось ещё метров двести. Я хотел, было, воспользоваться встроенным в рукав «Мун хауберга» радиодальномером, но передумал – незачем, быстрее дойду. Конечно, здесь, на поверхности Луны расстояния обманчивы, но если я и ошибся, то ненамного.

Но стоило мне подняться на зубчатую гряду и бросить в сторону каверны с «обручем» один-единственный взгляд, как я моментально забыл и о Пьере Дюбуа, и о лунном багги, и даже о намерении связаться с «Ловеллом» – забыл, и покрылся ледяным потом от того, что открылось мне там, внизу.

Удивительно, но я сразу понял, что это такое – хотя, казалось бы, где пустыня Гоби, а где Море Спокойствия? На Луне, где ж ещё ему быть – и, тем не менее, именно здесь, от зеркально-ртутного блеска в глубокой черноте каверны расползались веером огромные то ли черви, то ли пиявки я насчитал их не меньше восьми. Каждая тварь имела в длину не меньше трёх метров, и ползли они странно, рывками – замирали, сокращались, от чего кольчатые тела сильно разбухали, а потом – вытягивались, распрямлялись вперёд, истончаясь при этом чуть ли не втрое. Потом снова замирали, как бы «собирая» себя в пухлые бочонки, но уже впереди, на расстоянии в несколько метров. За существами тянулись следы, прямые, отличие от тех извилистых полосок, что оставляет, скажем, в пыли дождевой червяк. А ещё они были как бы прерывистые – эта иллюзия возникала из-за того, что через каждые несколько метров в ровной борозде просматривалось расширение – место, где гадина распухала, чтобы сделать очередной «шаг».

Этот способ передвижения был не таким уж и медлительным, как могло показаться на первый взгляд – те два червя, что ползли по следам ковылявших прочь фигурок, неумолимо настигали свои жертвы. Один из идущих буквально висел на плечах второго – ранен? Вот беглецы сделали несколько шагов, тот, что держался на ногах, споткнулся и полетел в пыль… встал, помог подняться товарищу, обернулся, чтобы посмотреть на страшных преследователей, дистанция до которых ещё сократилась и составляла теперь не больше пятнадцати шагов. Всё это я додумывал уже на бегу, молясь, чтобы не споткнуться о камень и не полететь кубарем. Жать клавиши в поисках нужной частоты мне было некогда, я не мог даже ответить диспетчеру «Ловелла», чей голос прорвался наконец через ураган помех – воздух с трудом врывался в лёгкие, и я слышал только собственное хриплое дыхание и понимал, что если отвлекусь хоть на миг – обязательно споткнусь, упаду, потеряю драгоценные секунды. И тогда гобийские твари, неизвестно откуда взявшиеся здесь, на краю Моря Спокойствия, догонят свои жертвы. Догонят – и всадят в спины змеящиеся молнии высоковольтных разрядов. Что там писал Ефремов, с какого расстояния его олгой-хорхои поражали своих жертв? Чёрт, не помню… А может, в вакууме это расстояние больше? Да как они вообще ухитряются оставаться в живых здесь, где ни одно земное создание сложнее вируса не протянет и пары минут?..

– Алексис, мон дьё! Заллезайт бистро-бистро!

Багги обогнал меня и развернулся бортом, подняв облако реголита. Пьер, видимо, успел разглядеть, что творится в кратере и теперь махал мне рукой, другой вцепившись в штурвал. Я стоял точно спиной к Солнцу у меня за спиной, золотистый светофильтр шлема опущен, защищая глаза от его слепящих лучей, так что я не мог видеть ошарашенную, напуганную гримасу напарника.

Всё-таки, Пьер Дюбуа отличный водитель, куда мне до него! Лунное багги с разгону подрезало переднего червя, и я боковым зрением успел заметить лиловую вспышку, утонувшую в пыльном облаке, поднятом при нашем лихом развороте – ага, интуиция меня не подвела, они самые есть, олгой-хорхои!

– Дьержиссь!

Я и так мёртвой хваткой левой руки вцепился в трубу ограждения – правая была занята «бластером». Хоть бы антабку какую приделали, горе-оружейники… – мелькнула мысль и улетучилась вместе с сумасшедшим рывком, от которого наша «шайтан-арба» едва не встала на два колеса. Но обошлось; машина на несколько мгновений зависла в неустойчивом равновесии, потом медленно – слишком медленно! – опустился на четыре точки. Ещё одна ветвистая молния сверкнула в пыли возле переднего правого колеса, булыжник, куда она угодила, брызнул снопом искр, по ушам ударил мгновенный всплеск помех.

– Дьержиссь, Алексис! – снова завопил Пьер и наддал. Из-под задних колёс брызнул веер реголитовой пыли, закрывший от взглядов и стену кратера, и нагонявший нас ужас. Белые фигурки приблизились, словно прыжком; ещё одно лихое торможение, я соскакиваю на грунт, сбрасываю с багажника контейнеры с образцами и мы вдвоём грузим на решётчатую платформу пострадавшего. Бок его «Мун хауберга» почернел, поверх угольной кляксы – видимо, след попадания электроразряда, – кое-как нашлёпнута заплатка, и из-под неё вырывается белёсая струйка воздуха, смешанного с влагой от дыхания. Накладываю поверх ещё один пластырь, потом третий, для пущей надёжности, и только теперь смотрю на шильдик с фамилией на груди скафандра. Тимур Бекбулатов, физик, неделю, как прибывший с Земли, состоит в группе, изучающей «звёздный обруч». Вот и изучил…

Второй, тот, что тащил Бекбулатова – американец, Майкл Стражински, известный всей Земле после первого инцидента с «обручем», когда погибли Опиньяк и Бабенко. Вот ведь судьба у человека: второй раз, на том же месте и, похоже, по тому же самому поводу. И снова жив, цел, судя по довольно бодрым репликам, которыми он обменивается с Пьером. Если так дело пойдёт, то обитатели «Ловелла» перестанут брать Майкла в напарники. Астронавты – народ по-своему суеверный, и никому не захочется приобрести славу очередного спасённого стараниями чересчур удачливого американца… если повезёт не разделить судьбу двух его предыдущих спутников.

Ладно, это всё лирика, а у нас тут дела поважнее. Судя по темпу, с которым передвигались ползучие твари, они вот-вот преодолеют пылевую завесу и вынырнут на открытое место метрах в двадцати от нас.

– Поехалль, Алексис?

Это Пьер. Он прав, надо торопиться, неизвестно, в каком состоянии Тимур. Но и оставлять дело не прояснённым тоже нельзя – если электрические гадины продолжат двигаться тем же курсом и с той же скоростью, то черед полчаса они уткнутся в крайний купол «Ловелла».

– Пьер, слышишь меня?

– Уи, командир!

– Отвези раненого на станцию – и сразу возвращайся за мной. И возьми у геологов десяток подрывных зарядов и катушку с кабелем. Скажи – всё объясним потом, а сейчас пусть просто поверят.

– Зарь-яды? Эксплози… взрывайт? Но зачьемм?

– Потом, сказал же! Исполнять!

Он развёл руками и полез в багги. Спустя пару секунд лунная тележка тронулась, на этот раз плавно, без рывков, и покатила в сторону хорошо видных отсюда куполов станции. Я проводил их взглядом и развернулся навстречу показавшимся из пылевой тучи смертоносным червякам.

Ну, здравствуйте, олгой-хорхои, ужас кочевников Внутренней Монголии. Далеко же вы забрались от песков пустыни Гоби…

Я машинально отметил, что обе гадины ползут заметно медленнее, да и движения их, все эти сокращения-вытягивания, стали судорожными, дёргаными – такими темпами они доберутся до куполов не раньше, чем через час. Может, ледяной холод и отсутствие атмосферы всё же как-то на них влияют? Ладно, с этим будем разбираться потом, когда сумеем завалить хотя бы одну тварь и утащить тушку в «Ловелл» на предмет вскрытия и изучения. А сейчас надо связаться с диспетчерской – во время нашей сумасшедшей гонки я, оказывается, отключил рацию, и теперь они там наверное, совсем с ума сходят…

Беседа с диспетчерской заняла минуты три. Я в пулемётном темпе выпалил доклад о происходящем, попросил подготовить для Пьера взрывотехнические причиндалы, особо отметив, что задерживать его не надо – как не стоит и посылать с ним подкрепление. Сами справимся, заявил я, а вы пока расспросите Стражински – мы-то прибыли на место действия с изрядным опозданием и, похоже, пропустили самое интересное.

Диспетчер сделала попытку заставить меня поговорить с начальником станции, отчего я увильнул, заявив, что опасные твари уже приближаются и времени у меня нет совсем, вот ни чуточки. На заднем плане раздались дружные охи, причём среди них я вроде разобрал голос Юльки. Прости, дорогая подруга, всё потом – а сейчас у меня действительно нет лишней секунды. С тем разговор и закончился: я бесцеремонно вырубил рацию, пообещав выйти на связь, когда что-то, наконец, определится.

Сейчас главное было определить, на какой дистанции червяки могут пускать в ход своё оружие. Один из сброшенных с багги контейнеров – кажется, упаковка от спектрографа, – валялась точно на пути одного из электрических червяков. Я с замиранием сердца вёл отсчёт сокращающейся дистанции: «двадцать… девятнадцать… восемнадцать…» – на «двенадцати» что-то мелькнуло, и от рыла твари к цели протянулся жгут скрученных молний. Искры брызнули, как от электросварки – надо полагать, большая часть пластика, из которого был изготовлена многострадальная упаковка, попросту испарилась, разбрызгав раскалённые останки вокруг. Коробку, вернее то, что от неё осталось, отбросило шагов на пять в сторону. Я ожидал, что последуют новые разряды, но нет – тварь ни на йоту не изменила курса, потеряв интерес к подстреленной таре.

Так, это уже что-то: значит, олгой-хорхои способны поражать свои жертвы на расстоянии примерно десяти-двенадцати метров. Между прочим, каким образом вообще могут делать это здесь, на Луне? Вакуум, как известно, диэлектрик, носителей заряда в нём нет. То, что происходило в кратере, можно было списать на остатки атмосферы, попавшей сюда вместе с червями через «звёздный обруч» (теперь уж нет никаких сомнений, дело именно в нём) – но не на таком же удалении? Тут любой выброс газа десять раз развеется без остатка – однако, я сам свидетель тому, что олгой-хорхоям это ни разу не помеха.

Я сделал несколько шагов, заходя червякам во фланг – удивительно, но они не обратили на меня внимания. До тварей было метров пятнадцать – достаточно, чтобы резко разорвать дистанцию, если они всё же передумают. Между прочим, я отметил, что медлительность и судорожность их движений мне не примерещились – да, и тормозят, и дёргаются в каких-то непонятных конвульсиях…

Я откинул шторку барабана и принялся набивать каморы гильзами-вспышками, выбирая красные, удвоенной мощности. Щелчок взведённого ударника, взгляд на затыльник – огонёк зелёный, оружие готово к выстрелу. Я не сомневался, что сумею попасть по мишени с такого пустякового расстояния – и, тем не менее, присел на одно колено, перехватил лазерный револьвер обеими руками и, задержав дыхание, нажал на спуск.

Ш-ших! – звука, естественно, не было, его дорисовало моё воображение. Бок олгой-хорхоя не брызнул электросваркой, подобно расстрелянному ящику из-под спектрографа, а в месте попадания вспыхнула ослепительная точка, мгновенно превратившаяся в красное, быстро тускнеющее пятно. Я напряг зрение – ничего похожего на сквозное отверстие не видно, как и какой-то реакции подстреленной твари. Ползёт себе и ползёт, разве что, дергается, погань гальваническая…

Красная лампочка пожелтела, мигнула, стала зелёной. Ещё выстрел, ещё красное пятнышко неподалёку от первого, от которого осталось едва заметная чёрная отметина. На этот раз червяк конвульсивно изогнулся – я шарахнулся назад, решив, что он-таки обнаружил меня и собирается напасть – поднял облачко реголитовой пыли, замер, и спустя минуты полторы пополз своей дорогой. За это время барабан успел остыть, и я всадил ещё один луч, целя ближе к «голове». На этот раз я решил рискнуть, и второй выстрел произвёл, когда лампочка пожелтела. И не прогадал: на этот раз конвульсии оказались куда сильнее, гадина чуть ли не свивалась кольцами, порой совершенно исчезая в облаке пыли.

Последний оставшийся в барабане патрон я всадил возле самой кромки круглой, оконтуренной шевелящимися отростками пасти диаметром с суповую тарелку, и с удовлетворением отметил, что тварь остановилась. Нет, она ещё не сдохла – дёргалась, билась в судорогах, свивалась в кольцо и наоборот, распрямлялась, нещадно хлеща удлинившимся «хвостом» по реголиту – но прежнего агрессивного пыла уже не было.

Так… подведём первоначальный итог. На то, чтобы причинить твари серьёзные неприятности, ушло все пять зарядов из барабана, но это не важно, главное – электрическая гадина уязвима, и не так уж опасна – если не терять голову и действовать хладнокровно.

Огонёк вызова на панели рации отчаянно мигал, и я, отбежав на десяток шагов назад, ткнул негнущимся пальцем в кнопку. Пора было рапортовать о результатах первой на Луне охоты на крупную дичь.

VII

– Продолжайте, Монахов. – Гречко выбил пальцами дробь по столешнице. – Вы дождались Дюбуа с Гарнье, и что предприняли потом?

Я пожал плечами.

– Да, собственно, ничего особенного. Мы осмотрели олгой-хорхоев, которые к тому моменту уже перестали двигаться и сообщили, что непосредственной опасности для станции больше нет. Нам ответили, что готовятся ещё две группы на багги; тогда я предложил мсье Гарнье остаться и дожидаться их, а сам вместе с Дюбуа отправился искать остальных червей.

– Взрывчатку, как я понимаю, вы взяли с собой?

– Да, когда выяснилось, что лазерные выстрелы не пробивают их панцири, я решил, что это будет нелишним. И оказался прав, как видите.

– Поподробнее, если можно. – попросил начальник станции. – Я понимаю, что все и так в курсе, к тому же сведения содержится в вашем отчёте, но остальным присутствующим это тоже интересно.

В кают-компании, где проходило совещание, набилось не меньше трети населения станции, да ещё с полдюжины физиономий, выражавших самое живое любопытство, торчало из люка. В углу, за креслом, в котором устроился Жан-Пьер Гарнье, старший астроном «Ловелла»)во время ЧП он работал за пределами купола, регулируя автомат-регистратор, отслеживающий солнечную активность, и первым включился в события) – я заметил Юльку. Она делала большие глаза и пыталась подавать мне какие-то знаки.

– Когда я в первый раз увидел тварей издали, то обратил внимание, что они расползались от «обруча» по разным направлениям, образующим своего рода веер с углом раскрытия… – я на миг задумался, припоминая картину, открывшуюся с гребня кратера, – с углом раскрытия около семидесяти градусов. Два крайних направлялись в сторону станции, причём один из них сменил направление, для того, чтобы преследовать Стражински и Бекбулатова…

– Это всё мы уже слышали от них самих. – перебил Гречко. – К сути, если вас не затруднит.

– Я как раз и подхожу к сути. Я запомнил направления, по которым расползались остальные, и скомандовал Дюбуа описать большую дугу так, чтобы пересечь борозды, оставленные червями в реголите. Именно так мы и поступили, насчитав в общей сложности пять следов.

– Таким образом вы установили, что всего этих созданий было семь?

– Да. Дальше я решил догнать того червя, что полз на правом фланге «веера». Для этого мы следовали параллельным курсом, в удалении пятнадцати метров от оставленного червём следа. Примерно через полкилометра мы обнаружили неподвижную тушу. Я произвёл по ней два выстрела из лазерного пистолета, но существо никак не отреагировало на попадания. Я решил, что оно уже погибло, как и два предыдущих и совсем было собрался дать команду ехать, искать следующего, но тут тварь внезапно ожила, развернулась и поползла прямо на нас.

– То есть оно отреагировало на нападение? – спросил один из селенологов, пристроившийся на диване, у стенки.

– Возможно. Это стало для нас с Дюбуа неожиданностью – да что там, мы изрядно перетрусили! Он взял старт с места и отъехал метров на пятьдесят, после чего остановился и стал наблюдать за подползающей тварью. А я тем временем уже готовил первую мину.

– Зачем? – спросил селенолог. – Ведь, как я понял, у вас была возможность убраться оттуда в любой момент, не подвергая опасности ни себя, ни вашего спутника?

– Я же не знал, куда он поползёт дальше. Может, так и будет тащиться по следам багги, пока не сдохнет, а может, повернёт к станции. Кроме того, оставались ещё четыре других, и что с ними – мы на тот момент понятия не имели. В любом случае, я уже понял, что лазерный пистолет не в состоянии всерьёз им повредить, и мне хотелось проверить иной, более радикальный способ.

– То есть взрывчатку?

– Другого не было – и, кстати, до сих пор нет, во всяком случае, на Луне. Так что, закончив возиться с миной, я выложил её на грунт на пути движения червя. После этого мы отъехали ещё на полсотни метров и принялись ждать, когда червь до неё доберётся. Мина была с радиовзрывателем, и я решил, что приведу её в действие, как только олгой-хорхой приблизится метра на два.

– Довольно умелые действия для практиканта. – селенолог покачал головой. – Если не секрет – где вы научились так ловко управляться со взрывчаткой?

– Да вот здесь, на станции. Как и пользоваться спектрографом, лазерным пистолетом и лунным багги. В школе «юных космонавтов», из которой я попал к вам на практику такого, сами понимаете, не преподают.

По помещению пронеслись весёлые смешки.

– Да, товарищи, вот такая у нас подрастает смена. – улыбнулся Гречко. – А ведь кое-кто из вас отговаривал меня приглашать школьников на станцию, убеждал… как это было: «сопляки только под ногами будут путаться и совать носы, куда не следует!» Ну и что эти товарищи скажут теперь?

Селенолог, услыхав эту, явно принадлежащую ему фразу, потупился и сделал вид, что изучает фотографии лунного пейзажа на стене.

– Хорошо, продолжим. – смилостивился Гречко. – Как я понимаю, Алексей, дальше это… хм… существо расстреляло электрическим разрядом мину?

– Это было ожидаемо, Георгий Михайлович. Помните, я рассказывал, как тот, первый червяк спалил э контейнер от спектрографа? Я предполагал, что такая же судьба постигнет и мину, но хотел посмотреть, какое воздействие окажет на тварь близкий взрыв. Конечно, воздуха на Луне нет, но некое подобие взрывной волны всё же образуется, да и разлетающиеся куски породы – там повсюду было полно мелких камней – могли ей повредить.

– Ну и как, повредили?

– Если и да, то я этого не заметил. Червь лишь ненадолго задержался, а потом снова пополз к нам. И тогда я понял, что пора, как говорят наши американские друзья, переходить к плану «Б».

Послышался смех – американцы (их трое было на совещании) оценили мою реплику. Один Стражински сидел нахохлившись, и отмалчивался – похоже, до сих пор не мог прийти в себя после недавнего приключения.

– С поворотливостью, манёвренностью у электрических червей дело неважно. – продолжил я. – Неважно даже когда они в хорошей форме, а про нашего противника этого сказать было никак нельзя. А потому я решил зайти с тыла: Пьер на большой скорости обогнул ползущего олгой-хорхоя, а я в какой-то момент сбросил за борт ещё одну мину, на этот раз – на буксире, прицепленной к кабелю. Ну а дальше всё было просто: Пьер взял круто влево, натянувшийся кабель захлестнул червя, и мне оставалось только не упустить момента, когда мину подтянет к нему вплотную.

– И вы не упустили. – усмехнулся Гречко.

– Да, пятьсот граммов скального пентолита – это немало, даже танку хватит, если правильно заложить. Червяка буквально разорвало пополам. Мы дождались, когда осядет пыль, приблизились и обнаружили, что обе половины не шевелятся. Мне оставалось связаться с диспетчерской и доложить.

– К тому моменту разведчики на втором багги уже обнаружили четырёх других червяков. – сказал из своего угла Старший механик «Ловелла», Андрей Ильич Махров. – Они тоже были неподвижны, на брошенные предметы не реагировали, и когда мы рискнули подойти поближе, то убедились, что создания мертвы. Вакуум и холод всё же их прикончили, хотя и с запозданием на час.

Старший механик не упустил возможности принять участие в загонной охоте на олгой-хорхоев. Довольно безрассудный поступок, если учесть, что ни лазерного пистолета, ни взрывчатки у него не было.

– А как вам, Алексей, пришёл в голову столь необычный маневр? – спросил начальник селенологов Пьявко. – Я имею в виду – подтащить мину к мишени, буксируя её на тросе? Признаться, я бы до такого ни за что не додумался!

Ответ на этот вопрос у меня был готов.

– Видите ли, Леонид Андреич, я раньше интересовался военно-морской историей, много читал – особенно по малоизвестному у нас периоду второй половины девятнадцатого века. Как вы, разумеется, помните, в семьдесят седьмом-семьдесят восьмом годах Россия воевала с Турцией на Балканах, и турецкий флот тогда был гораздо мощнее русского, по сути не существовавшего вовсе…

В ответ на моё дипломатичное «…как вы, разумеется, помните…» главный селенолог иронически хмыкнул. Ничего он не помнит, а может, и вовсе не знает – недостатки узкой специализации, ясное дело…

– Так вот, тогда наши моряки применяли против турецких броненосцев минные катера с шестовыми и буксируемыми минами, так называемыми «крыльчатками»; ещё раньше подобное оружие применяли американцы, во время войны Севера и Юга. Ну, с шестовыми минами всё более-менее ясно – подходили на паровом катере к борту вражеского судна, подсовывали пятиметровый шест с миной на конце и замыкали провод от батареи. А вот чтобы завести буксируемую мину, так называемую «крыльчатку» под днище, требовалось совершить примерно такой же манёвр, как мы проделали с Пьером – на скорости обогнуть корабль-мишень, зацепить его тросом, дождаться, когда мину затянет под борт и…

– …и замкнуть цепь. – закончил за меня Гречко. – Я думаю, мы все поблагодарим Алексея, как за этот исторический экскурс, так и за проявленную находчивость. Теперь, если появятся новые гости, мы хотя бы будем знать, как с ними бороться – пока не получим оружие посерьёзнее.

Слушатели зашумели. На станции все уже знали, что начальник связался с Землёй и в категорической форме потребовал «что-нибудь, чтобы отстреливать этих ползучих гадин» – и теперь заключали пари, что именно нам пришлют. Пока наибольшей популярностью пользовалась версия с обычным РПГ-7, переделанным под стрельбу в неуклюжих перчатках «Мун хауберга» – уж что-что, а противотанковая кумулятивная граната точно прошибёт панцирь инопланетной электрической твари.

– Да-да, товарищи, я понимаю, что вопрос волнует всех. – продолжал Гречко. – Но, пока это не произошло, я бы хотел услышать доклад наших медиков. О состоянии Тимура Бекбулатова они уже сообщили совещания – оно весьма тяжёлое, сильные ожоги и последствия электро– и баротравм. Но сейчас, как я надеюсь, они расскажут нам о первых результатах изучения тел наших… м-м-м… незваных гостей. Если вопросов нет – я бы попросил…

– У меня есть. – Я с удивлением увидел, как Юлька, привставшая за спинкой кресла капитана «Тихо Браге», тянет вверх ладошку, точь-в точь, как выучившая урок школьница, жаждущая ответить у доски.

– Ещё один практикант… то есть, практикантка? – Гречко посмотрел на неё с некоторым удивлением. – Травкина, если не ошибаюсь? Что у вас за вопрос?

– Не вопрос, скорее сообщение. – бесстрашно ответила Юлька. – Я уже говорила мсье Гарнье, но он не захотел слушать.

Француз при этих словах скривился, словно надкусил лимон. А ведь она его крепко достала – и я, кажется знаю, чем.

– Если вопрос относится к компетенции астрономической группы, я бы принял во внимание к мнению нашего французского коллеги. – Гречко перевёл взгляд на Гарнье. Тот пожал плечами и отвернулся. – Ладно, излагайте, что у вас там. Только, если можно, покороче, у нас мало времени.

На то, чтобы изложить теорию Леднёва Юльке понадобилось минут пять – как и просил Гречко, коротко, по существу, не отвлекаясь на второстепенные детали. Слушали все, включая скептика Гарнье и самого начальника экспедиции.

– Когда всё это случилось, я тоже находилась в диспетчерской. Это было… вы позволите? – Юлька выбралась из-за кресла француза и подошла к стенду большой листу и взяла фломастер.

– Связь с Стражински и Бекбулатовым пропала в семнадцать-тридцать по Москве. Весь эфир был забит помехами, на всех частотах сплошной треск – я как раз сидела за пультом и засекла время…

Она крупно написала цифры на приколотом к стенду листе.

– Связь восстановилась восемью минутами позже, причём первое сообщение мы получили от Монахова и Дюбуа. Дальше радиограммы пошли одна за одной, старший диспетчер переключила все радиопереговоры на себя, и мне, по сути, нечего было делать. И тогда я обратила внимание на запись в журнале: в семнадцать-двадцать девять с «Циолковского» поступило сообщение о прибытии через «батут» «Тихо Браге».

На бумагу легла ещё одна строчка цифр, дважды подчёркнутая жирными линиями.

– Я сразу вспомнила о теории Леднёва. – продолжала Юлька. Но это всё могло быть случайностью, совпадением, а потому я выбралась из диспетчерской – к тому моменту туда уже набилось много народу, от меня никакой пользы не было – и побежала к селенологам. Они установили возле «звёздного обруча» массу регистрирующей аппаратуры, и я надеялась получить от них что-то, подтверждающее мои догадки.

– И получили? – негромко спросил Гречко.

– Конечно! – Юлька торопливо закивала. – Когда я вошла, они как раз прокручивали последние записи с регистрирующих камер, пытались понять, в чём дело – вся наружная аппаратура вышла из строя из-за сильнейшего электромагнитного импульса.

– Так и есть. – подтвердил старший селенолог. – Здесь, в куполах, мы надёжно экранированы от самых сильных всплесков электромагнитного излучения, но всё, что снаружи защиты не имеет.

– Я спросила, когда аппаратура вышла из строя, и оказалось, что это произошло точно в семнадцать-двадцать девять. Тогда я поспешила в обсерваторию – ещё утром, за завтраком, кто-то из астрономов упомянул, что во время первого испытания «батута» «Гагарин» будет в зените, практически над нами, и они собирались наблюдать за этим в телескоп. В обсерватории мне подтвердили, что да, «тахионное зеркало» возникло ровно в семнадцать-двадцать девять, но когда я стала объяснять мсье Гарнье причины своего интереса, он попросту отмахнулся.

Тишина в кают-компании была такая, что можно было бы услышать пролетевшую моль, окажись она на лунной станции.

– Что ж, Травкина, это крайне любопытно. – нарушил молчание начальник станции. – Я полагаю, теперь старший астроном изменит своё мнение и внимательно вас выслушает. Не так ли, Жан-Пьер, дружище?

Все присутствующие одновременно посмотрели на француза. Тот нахохлился, и словно утонул в своём кресле, а в ответ на реплику Гречко лишь дёрнул уголком рта. Ага, не нравится, лягушатник, мстительно ухмыльнулся я.

– Вот, товарищи, какое у нас новое поколение! – Гречко широко улыбнулся девушке. – Прямо как в «Кавказской пленнице» – спортсменка, комсомолка, красавица!

Юлька смущённо зарделась.

– У вас, Травкина, есть данные наблюдений этого… Леднёва?

– Да, Георгий Михалыч. – подтвердила Юлька. После полученного комплимента от Юлькиной неуверенности не осталось и следа… – Он по моей просьбе прислал результаты замеров электромагнитных аномалий, которые счёл следами остаточной деятельности «звёздного обруча». Данные, конечно, неполны, но хотя бы есть, за что зацепиться.