Текст книги "Звёзды примут нас"

Часть третья
«Мы летим на фирменном сопле!»

I

– Что ветеринары говорят? – спросил дед. Бритька, сообразив что речь о ней, подняла морду, но вставать не стала – дотянулась до его руки и лизнула пальцы.

Мы сидели в большой комнате их с бабулей квартиры на Ленинском. Я вернулся на Землю неделю назад, проведя ещё четыре дня на «Гагарине» и отметив там своё семнадцатилетие, и только сегодня выкроил пару часов, чтобы навестить бабулю и деда. Родители сидели безвылазно в Центре Подготовки, а торчать в пустой квартире, хотя бы и в обществе собаки, мне не хотелось. Да и по бабулиной домашней кухне я, признаться, соскучился за эти полгода.

– Говорит – ничего конкретного, но есть неприятные симптомы. – ответил я на дедов вопрос. – Слабость, нелады с пищеварением, суставы задних лап. Они у этой породы вообще слабое место, а после полугода без полноценных нагрузок (всё же, что на «Гагарине», что на Луне, сила тяжести по сравнению с земной ослаблена) наметились кое-какие проблемы. В общем, в космосе ей делать больше нечего, а здесь, на Земле, в условиях нормального тяготения, должна быстро восстановиться.

– Ясно. – дед наклонился и потрепал Бритьку по загривку. Та немедленно перевернулась на спину, подставив для ласки брюхо. – Вылечим мы тебя, вылечим, не переживай… Осень, вон, на дворе, скоро утиная тяга начнётся. Поедем с Запрудню, постоим на вечерней зорьке – всё, как рукой снимет!

– Ветеринар так и сказал. Я как раз собирался попросить – пусть пока на Ленинском поживёт, ладно? Меня постоянно дома нет, родителей тоже. Даже если и возьмут её с собой в Королёв, радости мало целыми днями сидеть одной в пустой квартире и гулять по десять часа утром и вечером…

«Королёв» – это новое название подмосковного Калининграда; город переименовали всего месяц назад, вслед за «батутодромом» и городком Центра Подготовки.

– Да уж… – дед покачал головой. – Но коли ты, ты, внучек, связался с космосом – теперь дома будешь редким гостем. Как моряки дальнего плавания: если уж уходят в рейс, то не меньше, чем на полгода.

– Видимо, так. – подтвердил я. – Думал, Бритьку с собой смогу брать, хотя бы иногда – а вот видишь, не получается…

– Выходит, собаки к космосу приспособлены хуже людей. – сделал вывод дед. – Оно, конечно, понятно, нечего им там делать. Противно это собачьей природе.

Я вспомнил, как возились с Бритькой обитатели «Ловелла», с каким упоением она бегала по кольцевой дорожке с молодёжью станции «Гагарин». Как расцветали улыбками лица сидящих в кают-компании станции, когда этот клубок золотистой шерсти, веселья и доброжелательности перепрыгивал через комингс и кидался за очередной порцией вкусняшек и ласк, и не согласился с дедом. Очень даже есть, что делать – разумеется, когда медицина найдёт способ избегать таких вот неприятных последствий.

– Я слышал, для неё даже скафандр сделали, специальный? – спросил дед.

– Скорее, гермокостюм. В открытый космос или на поверхность Луны в нём выйти нельзя, а вот в случае аварийной разгерметизации самое то.

– Вон оно как… – дед посмотрел на собаку, видимо, пытаясь представить её в космическом комбинезоне и с прозрачным колпаком шлема на ушастой голове. – А сейчас он где, на «Гагарине» остался?

– Зачем? Это ж индивидуальное изделие. Забрал с собой, сейчас дома лежит. Вдруг, да пригодится однажды?

Я действительно привёз «Скворец-Гав» в Москву. Сейчас он вместе с аварийным «чемоданчиком жизнеобеспечения» и шлемом громоздился оранжевой кучей моей комнаты. Куда пристроить столь габаритные аксессуары я пока не решил – не в гараж же их сваливать, как старую отцовскую штормовку и болотные сапоги? Может, в школьный музей отнести? Что бы я ни говорил деду – Бритьке гермокостюм уже не понадобится, хватит с неё Внеземелья…

– Кстати, по телевизору говорили, что кошки чувствуют себя в космосе превосходно. – сказал дед.

– Верно. Их там уже не меньше пяти, и это только то, что я знаю: две на «Гагарине», один на «Ловелле» и ещё два на «Джемини-Хилтон». Они там вроде местной достопримечательности, туристы в восторге. Нина Ветрова – эта наша знакомая, работает там поваром и инженером-кулинаром – пишет, что у них есть особая платная услуга, вечер в каюте с котом. Больших денег, между прочим, стоит, запись ещё на земле, при приобретении билета на орбиту.

– Это-то понятно. – кивнул дед. – С котейкой дом жилым становится, тёплым, даже если этот дом в космосе. А насчёт собаки не волнуйся – поживёт у нас, не обидим.

– А бабушка как? Не будет против?

– Уговорим. Экзамены-то твои как?

– Нормально. Почти всё сдал ещё на «Гагарине», осталась физподготовка, её полагается сдавать в условиях земной силы тяжести. Ну, и ещё один…

Уточнять, что именно это за экзамен, я не стал. Дед, конечно, человек старой закалки, но не стоит лишний раз его волновать. Годы не шутка…

– А дальше? Сам-то куда теперь собираешься?

– Ты же сказал, что я связался с космосом – значит, туда мне теперь и дорога.

Дед крякнул.

– Учиться пойдёшь? Ваша космическая школа – это хорошо, конечно, но куда в таком деле без высшего образования?

– Я об этом думаю, но никак не могу решить, в чём специализироваться.

– А чего тут думать? – он удивлённо поднял брови. – Надо на инженера учиться, а уж в каком ВУЗе – решишь, время есть. Ты же на следующий год только собираешься поступать?

– Да, в этом году уже опоздал. Но беда в том, что инженером я становиться не хочу, уж извини. Не моё.

Я не покривил душой, разве что, в плане опоздания. Решись я сейчас закинуть документы в любой из столичных ВУЗов, а хоть бы и в заокеанские Массачусетский университет или тот же КалТех – возьмут, как миленькие, несмотря на то, что учебный год уже начался. Кстати, Марк Лерой уже намекал в письме (электронном, конечно, а как же!) на такой вариант. Протекцию обещал, и от своего отца персонально и от корпорации «Боинг», где тот состоит в совете директоров. Я ответил в том смысле, что признателен, обязательно подумаю. Соврал, конечно, не буду я об этом думать – мне и в наших-то вузах технического профиля делать нечего, не то, что в американских. Поймите меня правильно: не то, чтобы я не желаю иметь дело с техникой, совсем даже наоборот, но инженерное дело, физика, серьёзная математика – это не для меня.

– Хм… – дед снова крякнул и почесал затылок. – А что тогда твоё?

– Есть одна мысль. Давай потом об этом, хорошо? Надо сперва самому всё хорошенько обдумать.

– Ну, как скажешь, внучек. Ты уже точно не маленький, надо думать – значит, думай. А совет, если что, тоже не помешает, имей в виду.

– Буду иметь, спасибо, дедуль.

– Медаль-то тебе за что дали?

Значок в виде крошечной серебряной кометы, залитой синей эмалью, и с золотой звёздочкой, дед увидел на моей форменной куртке и, конечно, обратил на него внимание.

– «Знак Звездопроходца»? Ну, это не совсем медаль… не государственная награда, я имею в виду. А дали мне его за спасение Тимура Бекбулатова. Ну и вообще… по сумме заслуг.

О деталях схватки с олгой-хорхоями я деду рассказывать не стал. Нет, никакой тайным в этом не было, кое-что уже успело просочиться и в газеты, и на телевидение, но я точно знал: стоит лишь раз заговорить об этой «охоте» на инопланетных гадин – и всё, на других темах можно будет ставить крест.

Дед помолчал.

– У нас переночуешь?

– Нет, вернусь сегодня в Королёв. Послезавтра последний экзамен, лётная подготовка. Завтра надо на тренажёре полетать, медкомиссия, опять же… Я ещё в свою старую школу, которая на Водном, собирался заглянуть, но сегодня, наверное, уже не успею – уроки давно закончились, все разошлись.

– Ну, хорошо. – Дед поднялся с дивана. – За собаку не волнуйся, всё с ней будет хорошо. Да и мне польза: будем с ней бегать каждый вечер, и ей польза и мне, а то что-то я в последнее время обленился, отяжелел…

– Спасибо, дедуль. Так я пойду?

Он посмотрел на меня непривычно серьёзно.

– Ступай уже… внук!

Как же изменилась Москва! Нет, здания, улицы – всё, вроде осталось прежним, но… Я не сказал деду, что собираюсь прогуляться по городу – он наверняка предложил бы себя в спутники, а мне хотелось побыть одному. И, как выяснилось, не зря – посмотреть здесь действительно есть на что.

Космос здесь повсюду – в плакатах, в названиях новых фильмов на афишах, в заголовках газет на уличных стендах, в сувенирах, заполняющих витрины на улице Горького. На меня оглядываются, особенно молоденькие девушки – новая форма глубокого синего цвета с серебряной отделкой и маленькая комета на лацкане действуют безотказно. Люди постарше улыбаются, кивают, попадающиеся изредка офицеры и сотрудники милиции отдают честь. Кстати, военные попадаются редко – куда реже чем в Москве «тех, других» семидесятых. Тоже, между прочим, примета времени…

В кафе-мороженом «Космос» с меня не взяли денег – «презент от коллектива предприятия», о как! Заказ принесла сама директор кафе, приятная сорокалетняя дама – и объявила об этом на весь зал, назвав меня по имени и фамилии. Получается, что «презент» и прочие знаки внимания адресованы не просто форме и «Знаку Звездопроходца», а мне персонально? Приятно, хотя и неожиданно…

– Здравствуйте, Алексей! Можно попросить вас расписаться… вот здесь?

Я поднял взгляд от пломбирных, обсыпанных ореховой крошкой шариков. Две миловидные девчушки, лет шестнадцать-семнадцати в рискованных мини, с обворожительными улыбками, та, что посмелее, протягивает мне вчерашний номер «Известий». Разворачиваю газету и едва сдерживаю крепкое выражение: на второй полосе большой очерк о происшествии с «обручем» и олгой-хорхоями на «Ловелле». И на самом видном месте – моё фото, в этой самой новенькой форме. Что ж, теперь хотя бы ясно, к чему такой приём…

Девушки щебечут наперебой что-то восторженное; я достаю из нагрудного кармана ручку и, спрашиваю, как их зовут (обе мило краснеют и отвечают) и пишу «с наилучшими пожеланиями…» и размашистая подпись. Новая порция восторгов, и новоявленные поклонницы удаляются, причём та, что повыше и пофигуристее (Таня, кажется?) бросает на меня недвусмысленные взгляды. Может, и правда, задержаться в Москве на полдня, покупаться в лучах славы?

Нет, нельзя. Экзаменационный полёт действительно запланирован на послезавтра, и подготовиться к нему следует всерьёз, без дураков. За три часа неспешной прогулки по центру – это всё, что я могу себе позволить, а этим не ограничится, если я решусь на безрассудства, к которым подталкивают меня некстати разбушевавшиеся юношеские гормоны.

К счастью, больше ни у кого в кафе газеты со статьёй не нашлось. Я не спеша приканчивал подтаивающий пломбир (что бы кто не говорил, а тут он лучший в Москве, лучше даже, чем в «Детском Мире» и ГУМе!) и прокручивал в голове недавний разговор с дедом. Он ведь прав, как ни крути – из нашей группы до сих пор один я не определился с направлением дальнейшего обучения. Нет, предложений-то масса, но… не моё. А сколько ещё искать то самое «моё»? Да, время пока терпит, месяц-другой можно ещё предаваться самосозерцанию – но рано или поздно определяться придётся.

Я выскреб со дна блестящей стальной вазочки остатки подтаявшего мороженого, смешанного с вишнёвым вареньем, оставил в книжке меню три рубля (ну не люблю я халяву, никогда не любил) и, провожаемый взглядами посетителей направился к выходу. На такси отсюда до общежития, где мне выделили в полное моё распоряжение двухкомнатный номер, добираться на такси около часа, а голова уже гудит от обилия впечатлений этого дня…

Пилотаж я сдавал на чешском Л-29 «Дельфин» – помнится, давным-давно, в «том, прошлом» детстве я клеил его модельку из ГДР-овского набора, приобретённого в магазине «Лейпциг». «Дельфин» – это, конечно, не МиГ-17 УТИ, о котором мне в своё время так мечталось, но тоже вполне олдскульная птичка, первый из чешских реактивов. В управлении она проста, податлива, готова прощать начинающим пилотам даже грубые ошибки – недаром её ещё в шестидесятых выбрали в качестве основного учебно-тренировочного самолёта стран Варшавского Договора, а чешские пилоты прозвали «Дельфин» «летающая детская коляска».

При первом знакомстве с этой машиной выяснилось, что в самостоятельный полёт мы отправимся уже после всего тринадцати часов налёта с инструктором. У меня в лётной книжке числится всего восемь часов, так что и во время экзамена заднее кресло кабине не пустовало; тем не менее, я справился я привёз проходной балл, лишь самую малость не дотянув до оценки «отлично». А что до МиГов – на что мне эти атмосферные тихоходы, если на горизонте отчётливо маячат корабли, вроде заложенной недавно на орбитальной верфи «Зари»? Да-да, именно такое название будет носить первый настоящий планетолёт (увы, пока не звездолёт, но и это дело наживное) Земли, оснащённый ядерными ракетными двигателями! Не «Тахмасиб», конечно, и даже не фотонная «черепаха» «Хиус» из «Страны багровых туч» – но если прав отец, целый вечер расписывавший достоинства будущего корабля, то «Заря» сможет добираться до орбиты, скажем, Сатурна за пару недель. Если, конечно, оправдает себя другая диковина, входящая в её арсенал, «тахионные торпеды».

А мне пока стоит задуматься о том, как обеспечить себе место если не на самой «Заре», то на одном из её потомков. Появления которых, подозреваю, ждать уже недолго.

– Пойдёмте ко мне в кабинет, Монахов, побеседуем. Я собирался позвонить вам, но раз уж мы так удачно встретились – стоит ли откладывать?

С Евгением Петровичем мы столкнулись в Королёве, в административном корпусе Центре Подготовки. Я был на подъёме по случаю успешно сданного экзамена, а потому не испытал тревожного укола, увидав идущего навстречу по коридору И. О. О. Этого благодушия хватило ровно до того момента, когда дверь его кабинета затворилась за моей спиной. Но на этот раз я не намеревался отдавать инициативу.

– Удачно получилось: я как раз собирался вас разыскать, Евгений Петрович. Надо бы посоветоваться.

Удивлённый взгляд поверх отсутствующих очков.

– Вот как? Весьма неожиданно, Алексей… мнэ-э-э… Геннадьевич.

– Можно просто Алексей.

– Как вам будет угодно. Разговор, надо полагать, пойдёт о ваших планах на будущее?

– Именно.

– Что ж, в таком случае наши намерения совпали. Присаживайтесь, прошу вас…

И указал мне на кресла в углу, возле журнального столика – своего рода знак, что беседа предстоит не вполне официальная а, пожалуй, что и доверительная.

Я сел.

– Минеральная вода, сок? Могу попросить принести кофе.

Я припомнил, что по дороге к кабинету И. О. О. мы миновали кофейный автомат, точно такой же, как те, что стоят на «Гагарине». Интересно, он к нему погонит секретаршу, или та отдельно варит для босса и его посетителя? Если я правильно понимаю статус Евгения нашего Петровича в Проекте – скорее, второе.

– Воды, если можно.

На столе возникла запотевшая бутыль «Боржоми» и два высоких стакана. И. О. О. поискал глазами открывалку. Не нашёл. Тогда вытянул из кармана брюк «бабочку», лихо щёлкнул, открывая лезвие, и обушком подцепил зубчатый край крышки. Нажим – и та улетела бы в угол, не подхвати я её.

Я разлил минералку по бокалам. И. О. О. наблюдал за моими манипуляциями с весёлым интересом, потом взял запотевший стакан (вода была ледяная, видимо где-то в кабинете имелся встроенный холодильник) и сделал маленький глоток.

– Полагаю, вас не удивит то, что я внимательно следил за вашей предэкзаменационной практикой, за той её частью, что проходила на станции «Ловелл»?..

Вопрос был риторический. Я и не ответил, отхлебнув минералки.

– Вы сдали экзамены по специальным дисциплинам в общем, не хуже своих товарищей. – продолжал И. О. О. – Однако в стремлении к дальнейшему изучению инженерного дела или, скажем, планетологии замечены не были. Тем не менее, исследовательские работы на поверхности Луны, вас увлекали, подтверждением чему может служить известное вам происшествие.

И он покосился на «Знак Звездопроходца». Я по-прежнему молча пил минералку, ожидая развития темы.

– Итак, Алексей… – он со стуком поставил стакан на стол, – вынужден констатировать что вы – натура, склонная в некоторой степени к авантюризму, причём самые яркие ваши качества проявляются именно в критических ситуациях. В то же время рутинная, регулярная работа вас не привлекает. Нет-нет, вы всё делаете добросовестно, но, как бы это сказать… без огонька. Вот и со специализацией никак не можете определиться – и это при том, что все ваши друзья уже сделали свой выбор. Что вы на это скажете?

…Ясно, отмолчаться не получится. Собственно, я особо и не рассчитывал…

– Что тут сказать? Вы правы, Евгений Петрович. Разве что, насчёт авантюризма перебор, а так – всё верно. Конечно, мне и дальше хотелось бы работать вне Земли, заниматься исследованиями. Но ведь нет такой профессии – «космонавт-исследователь»? Те, кого так называют, имеют какую-то базовую специальность – астрономы, планетологи, медики, – а исследования лишь часть их работы.

– Это пока её нет. – И. О. О. усмехнулся и я на секунду представил, что вот сейчас он извлечёт неизвестно откуда большой конверт и протянет мне. – Рад вам сообщить, что именно сейчас стартует программа, в рамках которой будут готовить именно таких вот космонавтов-исследователей. Их – и вашей, если вы примете наше предложение, – задачей будет первыми прикасаться к Внеземелью. Причём не только силой мысли, но и так сказать, руками и ногами.

– Это какой-то новый ВУЗ? – осторожно спросил я. – Или, может, факультет в уже действующем?

– Беда в том, что подходящего учебного заведения попросту не существует. Ближе всего к тому, что мы задумали, военные училища, но мы не собираемся цеплять на наших курсантов погоны – хотя бы потому, то там будут обучаться и иностранцы, например, граждане Франции и США. Базовая подготовка будет пилотская, но, в отличие от лётчиков-космонавтов прежних наборов, проходить она будет по преимуществу вне земли, на космических аппаратах. Значительная часть учёбы будет проходить за пределами Земли, но некоторые специальные курсы действительно придётся проходить в профильных учебных заведениях.

– Специальные курсы? – Я плеснул себе и собеседнику ещё минералки. И. О. О. кивнул, пробормотал под нос что-то типа «премного благодарен», и сгрёб стакан, оставивший на лакированной поверхности стола мокрый кружок. – Не секрет – какие именно?

– Помилуйте, какие от вас секреты? Общетехнические, разумеется, без этого, как вы понимаете, никак не обойтись. Кроме того, методы исследований в самых разных сферах, основы планетологии, космической медицины. Нам нужны универсалы, способные не только обеспечивать работу учёных, но и планировать сложные исследовательские операции за пределами нашей планеты – с сугубо практической стороны.

Я поёжился, представив себе объём предлагаемых к усвоению знаний и навыков.

– Это… интересно.

– Не сомневаюсь. Кстати, думаю, не сильно вас удивлю, если сообщу, что профессия уже получила неофициальное название.

Я почувствовал, как сердце дало перебой и ухнуло куда-то в желудок.

– И… какое?

– Космодесантник. – Он широко улыбнулся. – Да-да, не удивляйтесь, я тоже читал эту книгу… Сергей Павлов, кажется?

Я поперхнулся «Боржомом». И. О. О. наблюдал за моей реакцией с весёлой иронией.

– Да, «Лунная радуга». – сообщил я, откашлявшись. – Первая часть, «По чёрному следу».

– По-вашему, будет и вторая? Что ж, будет ознакомиться.

Сказать, что я был потрясён – означало сильно сгладить истинное положение дел.

– Так вот, в том, что касается общепрофессиональных навыков – аналогия достаточно близкая. Но, как вы понимаете, одна специальность, даже такая – это непозволительная роскошь для будущих… хм… покорителей Космоса. Поэтому будет ещё одна. Вот список.

Он покопался во внутреннем кармане пиджака, и вместо ожидаемого конверта протянул мне сложенный вдвое лист. Я развернул.

– Мне кажется, вас может особенно заинтересовать седьмой пункт этого списка.

Я нашёл глазами нужную строчку и едва не присвистнул от удивления.

– Психолог?

– Да, мы полагаем, что эта специальность приобретёт там, – он ткнул указательным пальцем в потолок, – особое значение. И понимать её следует куда шире, чем это делалось до сих пор. Это будут специалисты по поведению отдельно взятых людей и целых коллективов вне Земли. Тем более, что некоторый опыт у вас уже имеется, не так ли?

Я кивнул. Хотя, конечно, психолог там был другой, хвостатый и лохматый.

– По сути, тем, кто изберёт эту специальность, и предстоит выработать требования к новой профессии.

…Час от часу не легче! Космодесантник-психолог – до такого даже автор «Лунной Радуги» не додумался. Впрочем, у него некоторые десантники как раз и были интуитивными психологами, превосходно разбираясь в человеческой – и не только в человеческой, – природе…

– Вы полагаете, я справлюсь?

И. О. О. пожал плечами.

– Поверьте, Алексей, я умею разбираться в людях. Кстати, тут есть ещё один момент, безусловно, положительный. Вы неплохо владеете словом, у вас бойкое перо – я знаю, о чём говорю, поскольку читал не только ваши отчёты, но и повесть, которую вы опубликовали в «Уральском Следопыте».

…он и это знает? Впрочем, чему я удивляюсь?..

– Ну, это так, не всерьёз. Просто повесть на тему альтернативной истории, и только…

– Не скромничайте. Сейчас о работе в космосе рассказывают, по сути, случайные люди, нередко имеющие весьма слабое представление о том, что они пытаются описывать. Но недалёк тот час, когда понадобятся профессионалы – подобно фронтовым корреспондентам во время войны. Мне представляется, вы сможете немалого достичь и в этой области.

– Но у меня нет ни литературного, ни журналистского образования…

– …как и подготовки психолога. В нашей будущей «Школе космодесантников» будет достаточно гибкий, индивидуальный подход к каждому… хм… курсанту. Полагаю, мы сможем спланировать ваше обучение должным образом. Если вы согласитесь, разумеется.

– Вы ведь заранее знали, что я соглашусь?

Я посмотрел И. О. О. прямо в глаза. Он ответил безмятежным взглядом.

– Скажем, я очень на это рассчитывал. У вас после экзаменов две недели отпуска, не так ли?

– Да, после этого я должен явиться…

– …сюда, в этот кабинет. – Евгений Петрович встал, я поспешно последовал его примеру. – У меня к вам будет просьба, Алексей. Прежде, чем придёте ко мне – найдите время поговорить с вашими друзьями и выясните у них вот что…