Текст книги "Звёзды примут нас"

III

– Монахов? Заходи, присаживайся.

Я отодвинул стул и сел. Кабинет у начальника станции «Ловелл» был под стать большинству здешних помещений – узкий, тесный, предельно функциональный. Возможно, когда-нибудь он и переселится в помещение попросторнее – но пока Совещания приходится проводить в столовой, и это каждый раз вызывает ворчливые комментарии главного лунного кулинара, Тамары Андреевны Долгопятько – яркой тридцативосьмилетней женщины с гулким голосом и манерами древнеримского центуриона. По слухам, остроты суждений и некоторой бесцеремонности Тамары Андреевны опасался сам Гречко и предпочитал лишний раз не вступать с ней в дискуссии – однако, манеру проводить свои «брифинги» в её хозяйстве не оставил.

Георгий Михайлович оценивающе посмотрел на меня, крякнул, выдвинул ящик и со стуком положил на стол массивный предмет. Я не сразу понял, что это такое – а когда понял, то брови полезли на лоб, демонстрируя крайнюю степень удивления.

– Э-э-э-э… я провинился настолько, что вы решили пристрелить меня без лишних разговоров? Нет, я не спорю, имеете право, но хотелось бы знать – за что?

Извлечённый из начальственного стола предмет при близком рассмотрении оказался револьвером – огромным, корявым, на редкость уродливым. В глаза сразу бросался необычайно массивный барабан под патроны, как минимум, двадцатого калибра, неудобная на вид рукоятка и отсутствие предохранительной скобы вокруг несуразно большого спускового крючка.

Начальник станции поморщился, но сделал вид, что ничего не услышал. Та-ак, а дело-то серьёзное – иначе Гречко не упустил бы случая поставить на место возомнившего о себе практиканта. У него это, кстати, неплохо получается – знающие люди рассказывали, что ещё в том, прежнем отряде космонавтов Гречко (он тогда готовился к облёту Луны на Союзе 7К-Л1 «Зонд») числился записным острословом…

– Это твоё новое задание, практикант. – сказал он. – Самостоятельное задание, прошу отметить. Вот, держи.

На стол рядом с револьвером легла внушительная пачка бумаг.

– Тебе Монахов, поручено провести испытание нового образца оружия. – заговорил он официальным тоном. – А именно: вот этого лазерного пистолета. Он ещё пока даже названия не имеет, так что цени доверие!

– Мы собрались с кем-то воевать на Луне? – осторожно спросил я. Сказать, что это было потрясением – значило сильно преуменьшить истинное положение дел.

– Ерунды не говори… – Гречко поморщился. – Распоряжение руководства Проекта. – Эта штука создана на основе нашей, советской разработки ещё конца шестидесятых годов. Тогда кому-то пришло в голову, что космонавтам на орбите недурно было бы иметь оружие, пригодное для стрельбы в невесомости. Обычный пистолет не годится – после первого же выстрела отдача заставит стрелка закувыркаться так, что второго уже не будет, разве что, себе в ногу. Потом идею забросили, а сейчас – вот, извлекли на свет и совместно с американцами слепили этого уродца.

– Но зачем? В кого тут, на Луне палить, да ещё и из лазерного оружия? К тому же, невесомости здесь нет, а вы сами только что говорили, что его делали для использования в открытом пространстве?

Гречко покосился на револьвер с неприязнью.

– Если коротко, то учёные собираются использовать подобную систему для исследования астероидов.

…вот, ещё одна новость!..

– Астероидов? Мы уже и туда собираемся лететь?

Гречко покачал головой.

– Не сейчас, но рано или поздно – наверняка полетим, причём скорее рано, чем поздно. Кое-кто считает, что лет через двадцать мы будем добывать там уйму всего полезного. Вот, скажем, в Психее, самом большом из известных металлических астероидов содержится немногим меньше двух с половиной на десять в девятнадцатой степени тонн железо-никелевой руды – а это примерно в сто тысяч раз больше запасов этого минерала в земной коре!

– Знаю, учили… – кивнул я. – Но лазерный пистолет тут при чём? Полагаете, обитатели астероида будут защищать свой железо-никелевый концентрат до последнего психеянина?

Гречко поднял глаза от бумаг и посмотрел на меня долгим взглядом – так, что мне захотелось забраться под стол.

– Что-то ты разговорчивый сегодня, Монахов. – сказал он. Напомни, когда у тебя следующее дежурство?

– Э-э-э… вчера было, Георгий Михайлович. Санблок драил.

– Отдраил?

– Конечно.

– Повторить не желаешь?

Я не ответил. Вопрос явно был риторическим.

– Так вот, о задании. – Гречко заговорил, как ни в чём не бывало. – Этот лазерный карамультук – один из узлов будущего переносного исследовательского комплекса. Исследователь, или автоматический зонд, на котором эта штука закреплена, производят выстрел, скажем, в обломок камня или скалу. Лазерный луч выжигает некоторое количество породы, образуется облачко раскалённой пыли; спектрограф по излучению анализирует его состав. Действовать такая система может только в вакууме, а камней на Луне полно. Где ж ещё её испытывать?

Я хмыкнул.

– То есть, мне просто ходить и стрелять в камни?

– Вам. Вам ходить и стрелять в камни. Пьер Дюбуа составит вам компанию. Отъезжаете от станции на полкилометра, находите подходящий булыжник, берёте с него образец – откалываете кусочек геологическим молотком и укладываете в нумерованный контейнер. Потом устанавливаете на треноге спектрограф, производите выстрел, фиксируете результат попадания, показания прибора и переходите к другому образцу. Заодно соберёте данные о химическом составе камней – мы ищем, где развернуть добычу анорита, и учёные подозревают, что именно в этих камешках его может оказаться особенно много.

…нет, ну в точности, как в «Артемиде»! – удивился я про себя. – Там, помнится, огромные автоматические машины-сборщики тоже собирали камни, которые шли потом на выплавку алюминия…

Гречко заметил мою заминку, но истолковал её по-своему.

– Что замолчал Монахов? Ещё дурацкие вопросы есть?

– Только один, Георгий Михалыч: почему это поручили мне? Я не геолог, опыта исследований не имею…

– Вот заодно и приобретёшь, надо же когда-то начинать! И, кстати: старший группы ты, по выполнении представишь отчёт – по форме.

– Ясно. – я потянулся к револьверу. – Могу забрать?

– Берите, надо же его изучить. – Гречко порылся в ящике стола и высыпал на столешницу горсть патронов в блестящих никелированных гильзах. – Это муляжи, боевые получишь перед выходом наружу. Кстати, имей в виду, стреляные гильзы по возвращении придётся сдавать по счёту, так что постарайся не потерять. Замучаешься потом бумажки писать.

– Ясно, как на армейском стрельбище. – я сгрёб длинные, толстенькие патроны в карман. – Ещё что-то?

– Загляни к геологам, они покажут, как работать со спектрографом и объяснят, как определять с виду самые интересные образцы. Короче – научишься, невелика хитрость. Первый выезд – завтра, так что времени лучше не терять.

Я кивнул и сгрёб со стола пачку бумаг. На этот раз возражений не последовало.

– Между прочим… – начальник станции посмотрел на меня с хитринкой. – Сегодня с кораблём прислали видеокассеты с новым фильмом – американский, фантастика. Так там, как мне говорили, постоянно из таких хреновин палят. Так что мой совет, не пропусти!

– Не пропущу, Георгий Михайлович. – бодро отозвался я. – О намеченной на сегодняшний вечер кинопремьере говорили уже по всей станции. – Обязательно посмотрю!

– Вот и хорошо. А сейчас – ноги в руки, и к геологам. Они ждут-не дождутся данных по содержанию анорита, покоя мне не дают…

Я сделал попытку щёлкнуть каблуками – довольно глупо при ослабленной силы тяжести – и покинул кабинет.

С полученным от начальства девайсом я решил разбираться в каюте – благо, обитаю я тут один, если не считать Бритьки, которую подобные вещи не интересуют. Разложил на столе чистую тряпицу, открыл пластиковую коробочку с инструментами, приложенную к револьверу. Кроме них, в коробке оказался пузырёк со специальной силиконовой смазкой – такую используют для обслуживания скафандров, и руководство по эксплуатации рекомендует именно её, поскольку и этому механизму предстояло работать в вакууме.

Для начала я извлёк из рукоятки увесистый брусок никель-кадмиевого аккумулятора, проверил тестером – уровень заряда девять процентов. Теперь собственно механизм… Где тут у нас схема сборки-разборки? Ага, три винта, защёлка, шомпол, ось, фиксирующая барабан… извлечь, вытряхнуть барабан на ладонь. Что-то он лёгкий, явно не из алюминия, может, титан?.. Ударно-спусковой механизм по первому ощущению скопирован с обычного нагана-самовзвода – только здесь ударник не разбивает капсюль, а замыкает цепь, подающую ток на конденсатор от аккумулятора в рукоятке. Дальше короткий импульс попадает на скрытую в гильзе вольфрамо-рениевую нить, покрытую горючей пастой. Паста, вспыхивая, поджигает собственно «заряд», состоящий из циркониевой фольги (в руководстве растолковывалось, что удельная световая энергия при её возгорании втрое выше, чем при использовании магния) и кислорода. Подожжённая фольга горит пять-десять миллисекунд при температуре около пяти тысяч градусов; Излучение от сгорающей в каморе пиротехнической смеси поглощает оптический резонатор, встроенный в ствол – в этом, собственно, и заключается процесс энергетической накачки, в результате которой возникает лазерный импульс.

Я собрал револьвер и разложил перед собой патроны-«вспышки». Они имели заглушки из синего пластика – маркировка для муляжа, – но в руководстве говорилось, что есть два типа штатных «боеприпасов». Один, с жёлтой заглушкой, позволяет получить импульс до десяти джоулей, примерно как у пули, выпущенной из мощной пневматической винтовки. Столько же, если верить руководству, было у первого образца «космического» лазерного пистолета, разработанного несколько лет назад в одном из советских КБ – отдельно указывалось, что подобный импульс не может проделать дырку в обшивке космического аппарата или в скафандре, а предназначен скорее для ослепления противника и вывода из строя оптических приборов. Ослепляющее и обжигающее действие лазерный луч сохраняет на расстоянии до двадцати метров – эдакое оружие «нелетального действия». Человеческий глаз ведь тоже оптический прибор, разве не так?

А вот другой боеприпас, с красной маркировкой уже не столь безобиден. Его «вспышка» позволяла генерировать лазерный импульс мощностью до полусотни джоулей, достаточно, чтобы с дистанции в десять метров прожечь дырку в листе алюминия толщиной в несколько миллиметров – если стрелять в вакууме, разумеется. А это уже серьёзно, это уже настоящее оружие, чтобы там не втирал мне глубокоуважаемый Георгий Михалыч о его сугубо научном назначении. Я сделал заметку в памяти: надо будет при первом же выезде на испытания прихватить с собой из эллинга для лунных багги дюралевый лист и испробовать этот лазерный самопал на чем-то поинтереснее лунных булыжников. Нет, я понимаю, что всё это вздор и стрелять тут, на Луне и не в кого и незачем – но если уж ко мне в руки попало настоящее оружие, будет непростительно не выяснить, на что оно способно…

Я несколько раз зарядил и разрядил револьвер, с удовлетворением отметив, что не ошибся, определив в нём сходство с «Наганом» – патроны в барабан приходилось вставлять по одному, и точно так же извлекать стреляные гильзы – при помощи откидного шомпола под стволом. Надо сказать, что разработчики этого вундерваффе не забыли об эргономике – все части, с которыми приходится иметь дело при стрельбе (открывающаяся шторка барабана, откидной шомпол, спусковой крючок) сделаны достаточно крупными, чтобы с ними можно было обращаться в массивных перчатках вакуум-скафандра. Их у меня под рукой не оказалось и пришлось лезть в рундук, вытаскивать перчатки от «Скворца» и повторять процедуру заряжания-разряжания уже в них. А ничего так, удобно… требует, конечно, определённого навыка, но это дело наживное. А вот не растерять стреляные гильзы в процессе извлечения их из барабана будет непросто. Пожалуй, стоит предусмотреть какой-нибудь мешочек, чтобы сбрасывать их туда – а то копайся потом в реголите, в поисках подотчётного имущества…

Кроме массы других рекомендаций, в инструкции содержалось предупреждение о том, что барабан, в каморах которого происходят вспышки, при этом сильно нагревается и ему следует давать остыть. Для «облегчённой», десятиджоулевой версии патрона это рекомендовалось делать после каждых трёх-четырёх выстрелов; что касается полновесной, боевой, мощностью в пятьдесят джоулей, то тут интервал между отдельными выстрелами должен составлять не меньше полуминуты – в вакууме, разумеется, когда избыточное тепло покидает объект только в виде излучения. Не слишком-то впечатляющая скорострельность, ну да лиха беда начало: раз уж оружейники взялись разрабатывать стволы для «звёздных войн» – наверняка что-нибудь придумают, и очень скоро. Просто так, из чисто научного интереса – реальных задач для лазерного оружия в космосе не просматривается (и хорошо, что так!), но пусть лежит, авось, когда-нибудь и пригодится. Хотя бы для того, чтобы зондировать химический состав лунных булыжников, как красочно описал начальник лунной станции «Ловелл» лётчик-космонавт СССР Георгий Гречко.

Да! Да!! ДА!!! Я таки дождался!

Обещанный фильм – не что иное, как «Звёздные войны», только что вышедшие в прокат сначала в Штатах, а потом, с двухнедельным отставанием и в СССР. Событие состоится как раз сегодня – и одновременно фильм имеем возможность увидеть и мы, обитатели станции «Ловелл». Надо сказать, особого ажиотажа по этому поводу не наблюдается (я не в счёт), поскольку никто толком не представляет, что им предстоит увидеть. Хотя… помнится, американская критика в «той, другой» реальности приняла фильм без особого восторга, а кое-кто даже отказывался признавать его сколько-нибудь заметным событием в кинофантастике.

Я помню ту, первую, оригинальную трилогию, чуть ли не покадрово. А потому, когда по экрану поползли вдаль стартовые строки (фильм шёл с оригинальным английским звуком и русскими субтитрами, видимо, учитывая интернациональное население «Ловелла») начинающиеся с «Давным-давно, в далёкой-далёкой Галактике…» я затаил дыхание, и на протяжении всех двух часов часов ожидал что вот, сейчас что-то начнутся расхождения с известным мне вариантом.

И – не дождался. Может, память выдавала желаемое за действительное, но ни единого различия я так и не обнаружил – не то, что с «Одиссеей 2010-го года», которую мы смотрели в Артеке. Мало того, что тот фильм вышел на экраны гораздо раньше, чем в моём варианте истории, так он ещё и по содержанию имел мало общего с памятным мне вариантом…

Если я ожидал бурных аплодисментов, переходящих в овации – то зря. Фильм, безусловно, понравился, кому больше, кому меньше. Молодёжь «Ловелла» и все без исключения американцы восхищены, тогда как наши, те, кто посолиднее, строили кислые мины и обсуждали режиссёрские ляпы: да, снято красиво, но какая это научная фантастика? Так, детская сказочка о принце, принцессе и Кащее Бессмертном в антураже космической оперы. И куда ей до нашей, советской «Планеты бурь», вышедшей пятнадцать лет назад – один робот там чего стоит, куда убедительнее пылесоса на колёсиках R2-D2 или полированной позолоченной куклы C-3PO! И вообще, не зря тот фильм до сих пор, по мнению многих, остаётся непревзойдённым шедевром научно-фантастического жанра – и никаким клоунам со светящимися мечами с этого пьедестала его не подвинуть…

После сеанса в столовой появилась коробка с открытками: на лицевой стороне картинка с премьерной афиши, на обратной – логотипы станции «Ловелл» и киностудии Lucasfilm. С десяток таких открыток нас, всех, кто присутствовал в зале, попросили подписать – после чего начальник станции спрятал их в особый конверт, запечатал и заверил своей подписью. По его словам сделано это было по просьбе киностудии, видимо с рекламными целями. Вот уж в чём не сомневаюсь, старина Джордж Лукас своего не упустит!

Каждому из зрителей досталось по открытке, и мы стали наперебой обмениваться подписями. Я набрался наглости и подкатился прямиком к Гречко – он удивлённо хмыкнул, однако автограф поставил. Представляю, сколько будут стоить такая открытка на аукционе лет, скажем, через тридцать…

Юлька от фильма в восторге. Мы, наверное, полчаса бродили по коридорам станции, обмениваясь впечатлениями от просмотра – то есть, это она взахлёб перебирала понравившиеся эпизоды, восхищалась работой операторов, спецэффектами и неукротимой фантазией режиссёра и автора сценария. Я же изо всех сил сдерживал себя, чтобы не начать пересказывать и об истории «далёкой-далёкой Галактики», и происхождении ордена рыцарей-джедаев, и о том, кто такой галактический злодей Дарт Вейдер и куда пропал Оби Ван Кеноби. Хотя, мог бы и не стараться: следующий эпизод, «Империя наносит ответный удар» должен выйти в прокат лишь спустя года три, а до тех пор много воды утечёт, и мои откровения забудутся.

От героев «Звёздных войн» мы понемногу перешли к тому, как обсудим киноновинку на Земле, после окончания практики, вместе с нашими из группы «3-А». Я выбрал момент и произнёс с самой драматической интонацией, на которую был способен: «Да пребудет с тобой Сила, Люк!» И заявил, что теперь в любой школе Союза эта фраза будет теперь звучать по всякому поводу – от пожелания написать контрольную по алгебре хотя бы на тройку, до предложения подтянуться на турнике, или вымыть пол в классе во время дежурства.

Юлька рассмеялась – чудесный у неё всё же смех: мягкий, негромкий, от которого у меня в груди что-то сладко замирает, – и упомянула, между прочим, о письме, которое она на днях получила от нашего бывшего артековского вожатого. Я был, разумеется, в курсе, что Дима Ветров работает сейчас на строительстве «Лагранжа», и даже слышал от кого-то об испытаниях, выпавших на его долю. Но чем конкретно он занят сейчас, не знал, и рассказ Юльки о поисках «звёздного обруча» стал для меня сюрпризом. На неё сильно подействовало то, что искать инопланетный артефакт будут в том самом месте, где она и предлагала ещё год назад, и теперь она решила, что неплохо было бы поделиться этими мыслями с учёным здесь, на «Ловелле». Что ж, логично: мы все живём в ожидании, когда, возобновится, наконец, программа исследований лунного «обруча» – так может, идеи астрофизика Леднёва придутся им ко двору? «Батут» на окололунной станции «Звезда КЭЦ», если верить ежедневно получаемым сводкам о состоянии дел на важнейших объектах Внеземелья, уже завершён и вот-вот начнёт работать. А раз так – то, возможно, и в том «обруче», что и сейчас торчит, покосившись, из грунта в каверне, недалеко от станции «Ловелл», это как-то отзовётся? Во всяком случае, рассуждала моя собеседница, если здешние астрофизики узнают у Леднёва, на каких частотах он искал остаточное излучение «обруча» и сами проведут аналогичный поиск – вреда от этого точно не будет. А вот в случае успеха…

Что будет в случае успеха – она не рискнула даже предположить. Покрутив эту идею и так, и эдак, я согласился: да, пожалуй, затея имеет смысл, и лучше сделать это, не откладывая. Тем более, что Юлька припомнила разговор в диспетчерской станции: кто-то из инженеров-эксплуатационщиков радовался, что с запуском «батута» грузы на «Ловелл» пойдут сплошным потоком, и ждать этого недолго – день, может два. А значит, тянуть нельзя, исследователям «обруча» наверняка понадобится сколько-то времени, чтобы связаться с «Лагранжем», уточнить технические детали и самим подготовиться соответствующим образом. Ну а дальше… как говорил один французский император, главное ввязаться в сражение, а там видно будет. Ну, хорошо, может, это легенда, и ничего подобного Наполеон на самом деле не говорил, но в нашем случае, цитатка подходит как нельзя лучше. Наука, она такая: отрицательный результат – тоже результат, даже когда речь идёт об изучении загадочного инопланетного артефакта, уже успевшего забрать жизни двух человек.

IV

На конце серебристой палочки, вспух пузырь – вспух, разросся до двух метров в диаметре и начал медленно вращаться. С пятидесяти метров, отделяющих «краб» от астрофизика с его зондом, Дима видел, что на полупрозрачных боках пузыря, подобно полоскам на арбузе, отсвечивают полосы из металлизированной плёнки. Они с одной стороны, являются своего рода силовым каркасом пузыря, удерживающего тонкую плёнку, готовую лопнуть под внутренним, пусть и небольшим давлением, с другой – играют роль отражателей радиолокационных импульсов, благодаря чему зонд можно обнаруживать на очень большой дистанции. С третьей же – это часть антенны, позволяющей улавливать следы электромагнитных всплесков, за которыми и охотится с таким старанием астрофизик Леднёв. Вон он, висит на конце длинной, усаженной пластинками катафотов страховочной стропы – поднял руку, давая знать, что всё в порядке. Потом потянулся к другому концу палочки, на которой, словно гигантский леденец, висит шар-зонд, и принялся что-то делать. «Проверяет работу передатчика» – понял Дима и скосил глаз на приборную панель. Так и есть: одна из четырёх лампочек загорелась зелёным светом. Порядок, действует, можно переходить к следующему.

В наушниках зашипело:

– Я «Второй», готово.

– Я «Первый», принял. – отозвался Дима. – Сигнал есть, можете возвращаться. «Третий», как слышно?

– «Третий» в канале. – ответил другой голос. Дима повернул голову внутри большого круглого шлема «Пустельги» – вон он, Вася Гонтарев на своём «крабе», в ста метрах от него. Инструкции не допускают на этот счёт толкований: при удалении на малых буксировщиках более, чем на полтора километра от станции следует брать с собой сопровождающего. Вот Вася и болтается в пустоте, наблюдая за действиями «эскортируемых» и связываясь время от времени с диспетчерской «Лагранжа» – просто так, от нечего делать, чтобы не оставаться один на один с заполненной звёздами пропастью. Слышимость здесь отличная, до станции всего двенадцать километров, и даже всплески помех, исходящие от лохматого шарика солнца, не в состоянии этому помешать.

Леднёв выстрелил струйками газа – они были видны как крошечные белёсые чёрточки, возникающие по бокам «холодильника», к которому пристёгнута его «Пустельга». Медленно отплыл от зонда, перекувырнулся, выровнял своё положение и дал тягу. «Девять… восемь… семь…» – привычно отсчитывал Дима. На счёт «три» подлетающий астрофизик плюнул тормозными струйками; фал автоматически сматывался на большой никелированный барабан, закреплённый на раме буксира. Лёгкий толчок, от которого звёздный купол пришёл в движение – Леднёв встретился с «крабом», и теперь пытается подтянуться на руках, нашаривая ногами небольшую, полметра на полметра, площадку. Нашарил, поймал пристяжные ремни, закрепил их у себя на поясе, поднял руку – «готово!»

Дима заученными движениями прекратил вращение «краба» и развернул буксир в сторону «Лагранжа». С расстояния в пятнадцать километров станция выглядела как яркое тройное пятнышко. Одно рядом с другим, словно копеечная монетка возле пятака; и ещё одно, как бы размытое, больше первого но меньше второго, эдакая ослепительно сверкающая трёхкопеечная монета. Если навести на пятнышки закреплённый на выдвижной штанге монокуляр, приспособленный к тому, чтобы пользоваться им в гермошлеме, то первое превратится в незаконченный бублик станции «Лагранж»; во втором, же, «копеечном» легко различаются состыкованные «Тесла» и «Эндевор». Третье, висящее немного в стороне и, вроде, никак с двумя другими не связанное – это огромная параболическая антенна. Её доставили на Тесле, собрали, установили на конце пятидесятиметровой фермы, и теперь через огромную сетчатую чашу идёт вся связь с Землёй.

– «Третий», приготовиться! Три… два… один – старт!

Мягкий, едва ощутимый сквозь панцирь «Пустельги» толчок в спину – «краб» дал тягу. Дима принялся орудовать джойстиками, удерживая буксир на курсе – с такой разбалансировкой нагрузки делать это не очень-то легко. Вообще-то, это было работой автопилота – теоретически несложное устройство на основе гироскопа должно было справляться с подобными мелочами. Но подвесы гироскопов изнашивались с пугающей быстротой, что приводило к спонтанным и непредсказуемым «дёрганьям», особенно неприятным, когда приходилось работать вблизи переплетений ферм и прочих массивных конструкций. Запасных деталей очень быстро не осталось; на просьбы прислать с Земли ещё французы отвечали что да, конечно, вот доведут до ума новый образец с усиленным подвесом и тогда, тогда… Дело закончилось тем, что Дима, следуя примеру других пилотов буксировщиков, попросту отключал автопилот, доверяя исключительно своему мастерству и реакции.

Он двинул левой рукой, и локоть упёрся в бок «пустельги» Леднёва. Он, как и было условлено, не стал отстёгиваться от громоздкого маневрового блока и закреплять его на раме «краба», а стоял, повернувшись к ложементу лицом, держась обеими руками за трубы рамы – и мешал движениям левой руки, управляющей корректировкой по горизонтальной оси. Увы, приходится терпеть; этот зонд лишь первый из четырёх, которые предстоит установить, и возится каждый раз, отстыковывая блок движков от рамы, пристёгиваться к нему, а по возвращении повторять процесс в обратном порядке – трата сил, времени и воздуха из баллонов. А потому, такая уж судьба у астрофизика Леднёва: лететь в космической пустоте спиной вперёд, уткнувшись стеклом скафандра в спинку своего ложемента.

Цифры на радиодальномере, отсчитывающие дистанцию до «Лагранжа», замедлились и замерли. Десять километров, тютелька в тютельку.

– Третий, тормози. Приехали.

– Принято, первый. Действуйте, я за вами слежу.

Взгляд влево – Леднёв всё так же торчит на площадке, и «холодильник» на его спине закрывает изрядный кусок небесной сферы. Хотя, там и смотреть-то не на что – кажется, созвездие Девы… а может, Водолея? Дима был не особенно силён в астрономии.

– Второй!

– Слышу, первый.

– Станция Хацепетовка, поезд дальше не пойдёт. Пассажирам покинуть вагон!

– Понял, начинаю работать.

Дима расслабил – только расслабил, не отпустил совсем, – ладони на джойстиках и принялся наблюдать, как астрофизик медленно отплывает прочь от «краба» – в руке у него шест с утолщениями на обеих концах, готовый к установке зонд. Вот он разворачивается к Диме спиной, плюётся чуть ли не в забрало шлема струйками газа и уплывает прочь, сматывая с барабана широкую, отсвечивающую катафотами ленту фала.

Дима поглядел на часы, закреплённые на правом запястье скафандра. Минут десять ещё можно не дёргаться.

Аппетита не было. От слова совсем – по забавному выражению Лёшки Монахова, которое Дима подцепил у него ещё в Артеке и с тех пор нет-нет, да употреблял к удивлению собеседников. Сейчас рядом никого не было, но есть не хотелось ни чуточки – и это несмотря на пять часов, проведённых в открытом космосе. На этот раз Дима не пилотировал «Краб», а ползал по внутреннему кольцу «Лагранжа» прихватывая сваркой только что установленную дугообразную секцию. Напротив него монтажники уже начали крепить сверхпроводящие сегменты «батута» – строительство отставало от графика, и все, включая и самого Диму, старались, как могли.

Из шлюза он выполз на полусогнутых, если, конечно, так можно сказать о том, кто часами болтается в невесомости – забрался в пластиковый мешок душевой кабины и не меньше десяти минут наслаждался чередованием горячих и холодных струй. Хоть с водой на станции нет недостатка – её присылают с земли, в грузовых контейнерах, в виде полутораметровых брусков льда. Извлечённые бруски помещают в специальный бункер с решётками-теплообменниками – инженеры, проектировавшие «Лагранж», решили таким образом избавляться хотя бы от части паразитного тепла, уходящего на растапливание льда. А «серые стоки» – вода из системы канализации – закачивались в здоровенные алюминиевые баки, куда тоже были подведены теплообменные решётки. Там вода превращалась в пар, который небольшими порциями рассеивался в пространстве. Недавно, как слышал Дима, инженеры-эксплуатационники потребовали отказаться от этой системы – попав наружу, водяной пар превращался в облако микроскопических ледяных кристалликов, и оседал инеем на решетках антенн, линзах оптических приборов и чувствительных элементах датчиков, откуда его приходилось регулярно удалять. Это была обязанность дежурных по станции, и отвертеться от неё старались всеми правдами и неправдами.

Дима повертел в пальцах большой пластиковый тюбик с надписью «Борщ украинский». С того момента, как он покинул «Гагарин», приходится довольствоваться вот такой, с позволения сказать, кормёжкой – в тюбиках, банках, герметических упаковках, исключающих образование капель и крошек. Он вспомнил деликатесы, которыми потчевала его молодая жена – да, было времечко… И никуда не денешься – пока не запустят вращение (а это случится не раньше, чем через два месяца) станционное меню изменений не претерпит. К тому времени Дима надеялся уже оказаться на Земле – «батут» должен заработать через месяц, может, быстрее и его фамилия значилась в списке тех, кто отправляется на Землю первыми.

А значит, всего через месяц, если, конечно, ничего не стрясётся, он обнимет Нину! И не в сновидениях (весьма, далёких от того, чтобы назваться приличными), а вживую, вот этими руками. И – никаких орбитальных отелей с видом на Землю! Спасибо, конечно, её начальству, но о такой перспективе даже думать не хочется. Не то, чтобы космос Диме надоел, но… отпуск есть отпуск, и его надо провести под голубым небом, ощущая под ногами, желательно, босыми, твёрдую, тёплую, слегка влажную после дождя землю. А космические виды… он ещё успеет на них наглядеться.

Дима, наконец, решился – открутил крышку тюбика, нажал, понюхал, а потом лизнул выползшую червяком густую, тёмно-красную пасту. А ничего, вкусно и борщом пахнет почти по-настоящему. Помнится, Нина говорила, что специально заказала некоторое количество «борща украинского» для ресторана в своём «Джемини-Хилтон». Невесомости там нет, зато пасту можно выдавливать из тюбика на крошечный ломтик поджаренного чёрного хлеба, посыпать тёртым чесноком, зеленью и стружками мороженого сала, и в таком виде подавать как изысканную закуску-канапе к крепкому алкоголю. Новинка пользуется среди гостей орбитального отеля бешеной популярностью, и некоторые земные рестораны уже связывались с Ниной, суля большие деньги за рецепт.

На то, чтобы расправиться с двумя третями тюбика ушло минут пять. Добить – или отправить в мусорный бак? Дима в задумчивости покрутил на руке персональный браслет. Вообще-то на «Лагранже» он ни к чему, диспетчерская станции ещё не заработала, и хитрое устройство не подключено к сети. Но – привычка есть привычка, к тому же эта штука заменяет и наручные часы, и переговорное устройство.