Текст книги "Звёзды примут нас"

Эпилог

На дворе апрель, двенадцатое число – красный день здешнего календаря, День Космонавтики, уже четвёртый в моей попаданченской ипостаси. Я в Москве – что за прошедшие три месяца случалось ох, как нечасто. И. О. О. не шутил, когда предупреждал, что придётся поднапрячься, готовясь к полёту, и на это уйдёт всё оставшееся время, до минуты…

Экипаж «Зари» сформирован – собственно, никаких особых усилий для этого прилагать не потребовалось, все уже были в курсе и ожидали на низком старте. Круг снова замкнулся – мы живём в Королёве, в Центре подготовки, в знакомом общежитии разве что, двухкомнатные, роскошные по здешним меркам номера у нас индивидуальные, а не по одному на двоих. Это атрибут нового статуса – как и шеврон с надписью «Заря» на груди, и почтительные взгляды, которыми провожают нас новички-«юниоры». Здесь их хватает – новый набор, в числе которого мы с удовольствием увидели наших старых знакомых «каравелловцев». Кстати, Серёжка Лестев тоже здесь – тот мальчишка, что восхищался присланными Шарлем шпагами, а потом расспрашивал меня от учёбе в «Школе космонавтов». К сожалению, мы не можем уделить им достаточно времени на правах старших, более опытных товарищей – надеюсь, ребята поймут и не обидятся за невнимание. Оно, честное слово, не имеет ничего общего со снобизмом или высокомерием – наши дни расписаны по минутам, у каждого свой, индивидуальный график обучения, плюс работа в команде, отработка действий на тренажёре-симуляторе нового планетолёта, плюс полёты на орбиту, где спешно достраивается «Заря», плюс… Сколько там часов в земных сутках, двадцать четыре? Мало, выпишите двойной комплект!

Но отдыхать всё-таки надо, хотя бы изредка – от пропитанной энергией и энтузиазмом атмосферы Центра Подготовки, от коллег с их разговорами о работе, учёбе, даже, иногда от друзей. И потому сегодня я здесь – рано утром на отцовской «Ладе» рванул, не сказав никому ни слова, в Москву, заехал к бабуле с дедулей, переоделся, чтобы не привлекать внимания яркими нашивками, и по знакомому, сотни раз хоженому маршруту отправился на Ленинские горы. Я не стал садиться на двадцать восьмой троллейбус, который он и отвёз бы нас прямо ко входу в дворцовский парк. Вместо этого пересёк Ленинский проспект, дворами дошёл до метро «Университет» и дальше, мимо нового цирка, мимо достраивающегося здания Детского Музыкального театра добрался до цели своего путешествия.

Мы вошли в парк со стороны Университетского проспекта – Бритька оживилась, оказавшись в знакомых местах, и принялась носиться, словно она всё ещё десятимесячный щенок, а не взрослая, солидная собака – а я неторопливым прогулочным шагом направился к главной аллее, что тянется от памятника Мальчишу-Кибальчишу до главного входа.

Народу здесь хватало, и взрослых и детей. Со стороны большой площадки перед главным корпусом доносятся голоса и музыка – оркестр вовсю наяривает «Заправлены в планшеты космические карты…» Мы обогнули всю эту праздничную суету по большой дуге, выбрали на аллее скамейку – ту самую, между прочим, на которой всё началось три года назад! – и я сел, разом отгородившись от шума и суеты незримой стеной. Бритька, даром, что хвостатая бестолочь, не пыталась скакать по газонам и выкапывать из оплывших сугробов и неопрятных куч прошлогодней листвы какие-нибудь коряги, а улеглась у моих ног и провожала взглядом стайки ребят, пробегающих мимо. Музыка вдали стихла, вместо неё раздался бодрый начальственный голос, прерываемый аплодисментами – ну понятно, официальная часть торжества в разгаре. Хорошо, что никто не знает, что я здесь, и предусмотрительно избавился от форменной куртки со «Знаком Звездопроходца» на груди – а то, к гадалке не ходи, изловили бы, вытащили на трибуну, заставили сказать что-нибудь прочувствованное, полагающееся к такой дате, а это последнее, что мне сейчас требуется.

…Тьма, пустота, ощущение беззвучного падения в трубе с невидимыми ледяными стенами – и я снова здесь, на скамейке, вокруг серенький апрельский денёк… но почему кисти моих рук мои снова выглядят так, словно принадлежат немолодому, мягко говоря, мужчине, разменявшему седьмой десяток? Потом страшный укол в сердце, в точности такой, от которого всё закончилось в «том, другом» две тысячи двадцать третьем и началось в «этом» тысяча девятьсот семьдесят пятом.

Единственное, что я успел сделать – это обмереть, покрывшись с ног до головы липким потом. Что, назад? Или… всё это было потрясающим по правдоподобию и длительности видением, мороком, накрывшим меня в последние мгновения жизни, и теперь – всё, приехали, туши свет? Гранёная ледяная игла, вроде бы, выскочила из сердца, но сил нет не то, чтобы шевельнуть пальцем, но даже перевести взгляд с высящегося вдали корпуса гостиницы «Орлёнок» или поискать глазами хотя бы собаку – она тоже перепугана, вылизывает стремительно холодеющую кисть. Нож с насаженным на кончик квадратиком бородинского хлеба и ломтика сала выскальзывает из сделавшихся вдруг бессильными пальцев и падает на асфальт. Глухая, ватная тишина – ни шума проезжающих по улице машин, ни ребячьего гвалта, ни даже Бритькиного скулежа. Что, уже всё? Поигрались некие неведомые, но явно нечеловеческие (а то и бесчеловечные) силы с дурачком, всерьёз вообразившим, что получил второй шанс, что вот он, счастливый билет в новое, небывалое… Позабавились, посмеялись, обсудили его, дурачка, метания и душевные порывы – и забросили, потеряв в одночасье к нему всякий интерес к надоевшей игрушке…

Отпустило меня так же внезапно, как и накрыло – вместе с нахлынувшей волной звуков. Бритька и правда, подскуливает, пытаясь снизу вверх заглянуть мне в лицо: «ты что это удумал, хозяин, а ну приходи в себя!..» Оркестр вовсю старается, выводя что-то бравурное, и за музыкой совершенно не слышна речь очередного официального лица, выбравшегося на трибуну к микрофону. Смех, весёлые крики, кто-то подхватывает песню, и вот уже вся площадь, заглушая и оркестр, и начальственный мегафон выводит: «Давайте-ка ребята закурим перед стартом…» – уже во второй раз с тех пор, как мы устроились тут, на скамейке. Они и в третий споют и в четвёртый, долго ли умеючи?

Руки снова обрели подвижность и прежний облик – крепких рук семнадцатилетнего хорошо тренированного парня. Но я на всякий случай наклоняюсь и рассматриваю асфальт под ногами – нет ни оброненной канапешки, ни «бабочки». И то верно, откуда ей тут взяться, ведь я забыл свой верный ножик на «Резолюшне» – не до памятных сувениров тогда было, хотя бы и принесённых из будущего.

Что это было, а? Не видение, не морок, не галлюцинация – отчего-то я совершенно точно это знаю. Это было реально, так же реально, как противная ноющая боль в сломанном ногте указательного пальца правой руки, который я зашиб на вчерашней тренировке. Значит – напоминание, предупреждение? О чём? Спросить бы И. О. О., вот кто знает наверняка…

Нет уж. Обойдусь. Как-нибудь – обойдусь. Я встал и в обход веселящейся толпы направился в сторону Университетского проспекта, к выходу из парка. Больше я не вернусь на эту скамейку, пообещал я себе – и не потому что решил вот так, сразу, вдруг, отбросить воспоминания о «той, другой» жизни. Это не получится сделать при всём желании, да и не получится, а вот от приступов рефлексии, которые нет-нет, да накатывают на меня, загоняя в ностальгическую депрессию (свойственную, как выяснилось, трепетной натуре попаданца) избавиться, в самом деле, не помешает. Не тот этот багаж, который стоит тащить с собой в новую жизнь. Нет больше ни послезнания, ни предвидения… нет, да, по сути, и не было. А то, что есть и будет – предстоит создать своим умом, своими руками и ещё чем-то, чему не сразу и название-то подберёшь. Но это не страшно, можно обойтись без названия, главное – перестать жить прежним опытом, сравнивать случившееся и неслучившееся, отыскивать следы «того, другого» прошлого в настоящем и, тем более, в будущем. Оно ведь может этого и не простить…

Оркестр за спиной умолк. Захрипели динамики, и из них полилась мелодия «Москвы-Кассиопеи». Я обернулся – собравшиеся перед дворцом положили руку друг другу на плечи и стали раскачиваться рядами, в такт, в точности, как артековцы у своих отрядных костров, или ребята из «Каравеллы» в прощальном песенном круге. Мне на краткий миг захотелось присоединиться к этому удивительному – нет, не хору, а созвучию сердец, внезапно возникшему на месте шумной площади.

Но я сдержался, конечно. Повернулся и пошёл, не оборачиваясь, а в спину мне плыло, звучало, резонировало струнами попаданческой души:

 
…Я возьму этот большой мир,
Каждый день, каждый его час.
Если что-то я забуду
Вряд ли звёзды примут нас…
 

Я ничего не забуду, обещаю. А звёзды… они нас примут. И меня, и тех, кто полетит вместе со мной. А если нам суждено остаться лежать где-нибудь на обочине этой дороги – звёзды примут тех, кто пойдёт следом.

Теперь я это точно знаю.

Москва, май-июнь 2023 г.