Текст книги "Слова сияния"

21
Пепел

 
Посредники – форма для мира, так говорили.
Форма для наставлений и утешенья.
Но боги, присвоив ее, все изменили.
Принесла эта форма лишь ложь и разрушенья.
 

Из «Песни перебора» слушателей, строфа 33

Шаллан закрыла глаза Блата, не глядя на рваную рану на его животе, на кровавые внутренности. Вокруг нее караванщики искали среди руин лагеря полезные вещи. Люди стонали, но кое-какие стоны прерывались, когда Ватах одного за другим казнил бандитов.

Шаллан его не остановила. Он выполнял свой долг с мрачным видом и, проходя мимо, даже не смотрел на нее. «Думает, что мог с легкостью оказаться на месте этих бандитов со всеми своими людьми, – подумала веденка, опять взглянув на Блата, чье мертвое лицо освещали костры. – Что отделяет героев от злодеев? Одна речь в ночи?»

Блат был не единственным павшим в сражении; Ватах потерял семерых солдат. Они убили в два с лишним раза больше бандитов. Девушка поднялась, ощущая неимоверную усталость, как вдруг заметила, что из-за пазухи Блата что-то выглядывает. Она наклонилась и открыла куртку.

Там во внутреннем кармане лежал рисунок – портрет Блата. Тот самый, на котором наемник был изображен таким, каким его вообразила Шаллан. Солдатом в опрятной военной форме, со взглядом, устремленным вперед, а не себе под ноги. Героем.

Когда он успел забрать это из ее блокнота? Шаллан взяла листок и сложила его, разгладив складки.

– Я была не права, – прошептала она. – Блат, ты был отличным выбором для начала моей коллекции. Сражайся хорошо за Всемогущего, пока спишь, храбрец.

Девушка встала и окинула лагерь взглядом. Несколько паршунов стащили трупы к погребальным кострам. Вмешательство Шаллан спасло торговцев, но они все равно понесли тяжелые потери. Она не считала, но цена победы казалась высокой. Десятки мертвецов, включая большинство охранников, – и среди них был ириали, которого она повстречала минувшим вечером.

Шаллан так вымоталась, что ей хотелось заползти в свой фургон, свернуться калачиком и уснуть. Вместо этого она отправилась искать главных караванщиков.

Изможденная, в пятнах крови разведчица, которую они встретили накануне, стояла возле походного стола и разговаривала с пожилым бородатым мужчиной в войлочной шапке. У него были голубые глаза. Просматривая список, который ему принесла женщина, он запустил пальцы в бороду.

Оба взглянули на Шаллан. Разведчица положила руку на меч; мужчина продолжил поглаживать бороду. Поблизости караванщики перебирали содержимое фургона, который перевернулся и рассыпал тюки с тканью.

– И вот идет наша спасительница, – сказал незнакомец. – Светлость, даже сами ветра не смогли бы воспеть ваше величие или воздать вам должное за чудесное прибытие в нужный момент.

Шаллан не ощущала величия. Она ощущала себя усталой, больной и грязной. Ее босые ноги, спрятанные под подолом платья, опять начали болеть, и она растратила нужный для светоплетения буресвет. Ее платье выглядело почти что нищенским, а волосы – хоть и заплетенные в косу – были в полном беспорядке.

– Вы хозяин каравана? – спросила Шаллан.

– Меня зовут Макоб, – ответил он с необычным акцентом. Не тайленец, не алети. – Вы уже встречались с моей помощницей Тин. – Бородач кивком указал на женщину. – Она возглавляет наших охранников. Как ее солдаты, так и мои товары после ночных встреч… понесли потери.

Тин скрестила руки на груди. Она по-прежнему была в своем желтовато-коричневом плаще, и в свете сфер Макоба Шаллан видела, что тот сшит из хорошей кожи. Что следовало думать о женщине, одетой как солдат и с мечом на поясе?

– Я передала Макобу ваше предложение, – сказала Тин. – Которое вы сделали раньше, на холме.

Макоб рассмеялся, хоть смех и казался неуместным в их обстоятельствах.

– «Предложение» – так она это называет. Моя помощница убеждена, что эта угроза была настоящей. Наемники явно работают на вас. Мы тут обсуждали, какие могут быть ваши намерения по поводу каравана.

– Наемники раньше на меня не работали, – объяснила Шаллан, – но работают теперь. Пришлось их немного подтолкнуть к принятию решения.

Тин вскинула бровь.

– Сильно же вы их подтолкнули, светлость…

– Шаллан Давар. Я прошу у вас того же, о чем просила Тин. Сопроводите меня к Расколотым равнинам.

– Но ведь ваши солдаты могут это сделать, – заметил Макоб. – Наша помощь вам не требуется.

«Вы нужны, чтобы мои „солдаты“ помнили о том, на что они способны», – подумала Шаллан. Чутье подсказывало, что чем больше напоминаний о нормальной жизни будет у дезертиров, тем лучше для нее.

– Они солдаты, – проговорила веденка. – У них нет ни малейшего понятия о том, как обеспечить светлоглазой даме надлежащий комфорт. А вот у вас имеются удобные фургоны и товаров в изобилии. Если вы еще не поняли по моему непритязательному виду, я отчаянно нуждаюсь в минимальных удобствах. Мне бы не хотелось прибыть на Расколотые равнины похожей на бродяжку.

– Ее солдаты нам и впрямь пригодятся, – согласилась Тин. – От моего отряда осталась горстка.

Она опять изучила Шаллан – на этот раз в ее взгляде сквозило любопытство, и был этот взгляд отнюдь не враждебным.

– Мы заключим соглашение, – произнес Макоб, широко улыбаясь и протягивая руку Шаллан через стол. – В благодарность за спасение моей жизни я позабочусь о том, чтобы у вас появилась новая одежда и отличная еда на все время нашего общего путешествия. Вы и ваши люди обеспечите нашу безопасность на остатке пути, а потом мы расстанемся, полностью выплатив друг другу долги.

– Согласна. – Шаллан приняла его руку. – Я позволю вам присоединить ваш караван к моему.

Он поколебался:

– К вашему.

– Да.

– То есть, я так понял, он будет под вашим управлением?

– А вы ждали чего-то другого?

Он вздохнул, но все же пожал ей руку:

– Нет, видимо, не ждал. – Он отпустил ее руку, потом махнул в сторону двоих мужчин, стоявших поодаль от фургонов. Твлакв и Тэг. – А с этими что делать?

– Они мои, – бросила Шаллан. – Я разберусь с ними.

– Только пусть они держатся в хвосте каравана, если вы позволите, – сказал Макоб, сморщив нос. – Грязные делишки. Я бы не хотел, чтобы от нашего каравана несло их товаром. Как бы там ни было, вам лучше собрать своих людей. Скоро начнется Великая буря. Мы потеряли фургоны – у нас нет лишнего места.

Шаллан оставила их и направилась через долину, стараясь не обращать внимания на мешавшиеся в воздухе запахи крови и копоти. Кто-то вышел из тьмы и догнал ее. Озаренный куда более ярким светом Ватах выглядел не менее грозно.

– Ну? – спросила его Шаллан.

– Я потерял нескольких людей, – без выражения ответил он.

– Они погибли, сражаясь за правое дело. Семьи выживших благословят их за жертву.

Ватах схватил ее за руку и вынудил остановиться. Хватка у него была крепкая до боли.

– Ты выглядишь не так, как раньше, – прошипел он. Шаллан и не замечала, насколько дезертир выше ростом. – Неужто глаза подвели меня? Во тьме я видел королеву. Теперь вижу ребенка.

– Возможно, ты видел то, что хотел видеть. – Шаллан залилась румянцем и попыталась – безуспешно – высвободить руку.

Ватах наклонился к ней. Его дыхание пахло не очень-то сладко.

– Мои люди делали вещи и похуже, – шепнул он, махнув другой рукой в сторону погребальных костров. – В этой глуши мы грабили и убивали. Думаешь, одна ночь все искупила? Думаешь, одна ночь покончит с ночными кошмарами?

Шаллан ощутила пустоту в желудке.

– Если мы пойдем с тобой на Расколотые равнины, мы трупы, – прошипел Ватах. – Нас повесят в тот же момент, как мы вернемся.

– Мое слово…

– Твое слово ничего не значит, женщина! – крикнул воин и крепче сжал хватку.

– Отпусти ее, – приказал Узор у него за спиной.

Ватах крутанулся, озираясь, но рядом с ними никого не было. Когда дезертир повернулся, Шаллан увидела спрена у него на спине.

– Кто это сказал? – требовательно спросил Ватах.

– Я ничего не слышала. – Шаллан умудрилась проговорить это спокойно.

– Отпусти ее, – повторил Узор.

Ватах опять оглянулся, потом снова посмотрел на Шаллан, которая ответила ему безмятежным взглядом. Она даже сумела улыбнуться.

Мужчина отпустил ее запястье, вытер ладонь о штаны и отошел. Узор соскользнул по его спине и ноге на землю и шмыгнул к Шаллан.

– Он станет проблемой, – сказала Шаллан, потирая руку в том месте, где Ватах ее схватил.

– Это фигура речи? – спросил Узор.

– Нет. Я именно так и думаю.

– Любопытно. – Узор наблюдал за тем, как Ватах уходит. – Потому что я думаю, что он уже ею стал.

– Точно.

Она пошла к Твлакву, который сидел на своем месте в передней части фургона, скрестив руки перед собой. Он улыбнулся, увидев Шаллан, но в этот раз улыбка казалась особенно вымученной.

– Итак, – заговорил он с напускной беспечностью, – вы в этом участвовали с самого начала?

– В чем? – спросила Шаллан, взмахом руки прогоняя Тэга, чтобы поговорить с Твлаквом наедине.

– В плане Блата.

– Прошу, поясни.

– Очевидно, что он был в сговоре с дезертирами. Той первой ночью, когда Блат прибежал в лагерь и сообщил о них, он с ними встретился и пообещал помочь захватить нас, если его возьмут в долю. Потому вас обоих и не убили немедленно, когда вы отправились с ними поговорить.

– О-о? Если так, почему Блат вернулся и предупредил нас той ночью? Почему он бросился бежать вместе с нами, а не просто позволил своим «приятелям» убить нас без промедления?

– Возможно, он встретился лишь с некоторыми, – предположил Твлакв. – Да, они разожгли ночью костры на холме, чтобы мы поверили, будто их много, а потом его приятели собрали большую компанию… И… – Он поколебался. – Вот буря! В этом нет никакого смысла. Но как, почему? Мы должны были погибнуть.

– Нас уберег Всемогущий.

– Ваш Всемогущий – нелепица.

– Тебе стоит на это надеяться, – заметила Шаллан, направляясь к задней части стоявшего рядом фургона Тэга. – Потому что если нет, то людей вроде тебя ожидает Преисподняя.

Она осмотрела клетку. Внутри ютились пять рабов в грязных лохмотьях. Каждый был сам по себе, казался невероятно одиноким, хотя фургон был очень тесным.

– Теперь они мои, – заявила Шаллан Твлакву.

– Что? – Он вскочил. – Вы…

– Я спасла твою жизнь, жирный коротышка, – оборвала его веденка. – Ты отдашь мне рабов в уплату за это. Ты должен мне за то, что мои солдаты спасли тебя и твою никчемную шкуру.

– Это грабеж.

– Это справедливость. Если не согласен, подай жалобу королю на Расколотых равнинах, когда мы прибудем.

– Я не поеду на равнины! – крикнул Твлакв, брызгая слюной. – Пусть теперь вас другие везут… светлость. Я направлюсь на юг, как и собирался в самом начале.

– Тогда поедешь без них, – сказала Шаллан и открыла замок клетки своим ключом – тем самым, который он дал ей, чтобы она могла закрываться в своем фургоне. – Ты отдашь мне их рабские грамоты. И да поможет тебе Буреотец, если с ними что-то не так. Я отлично разбираюсь в подделках.

Девушка ни разу не видела рабскую грамоту и не смогла бы отличить настоящую от фальшивой. Это ее не тревожило. Она была уставшей, расстроенной и хотела, чтобы эта ночь поскорее закончилась.

Один за другим пятеро рабов нерешительно выбрались из фургона. Они были заросшие и полуголые. Ее путешествие с Твлаквом не отличалось особым комфортом, но было роскошным по сравнению с тем, что перенесли эти мужчины. Кое-кто поглядывал во тьму, словно в нетерпении.

– Можете сбежать, если желаете, – произнесла Шаллан, смягчив тон. – Я не стану за вами охотиться. Но мне нужны слуги, и я буду вам хорошо платить. Шесть огнемарок в неделю, если вы согласитесь отдавать пять из них в уплату рабского долга. Если не согласитесь, то одну.

Один из них склонил голову набок.

– Так ведь нам в любом случае достанется одна марка? Разве в этом есть смысл?

– Еще какой! – сказала Шаллан и повернулась к Твлакву, который в тревоге замер на краю сиденья. – У тебя три фургона, но только два погонщика. Ты продашь мне третий фургон?

Чулл ей не требовался – у Макоба были лишние, поскольку часть его фургонов сгорела.

– Продать фургон? Ха! Отчего бы просто не украсть его у меня?

– Твлакв, хватит выделываться. Тебе нужны мои деньги или нет?

– Пять сапфировых броумов, – рявкнул он. – И не торгуйся – это грабительская цена.

Она не знала, так ли это на самом деле, но могла себе это позволить. Сфер у нее было достаточно, хоть бо́льшая часть и потускнела.

– Паршунов не отдам, – заявил Твлакв.

– Оставь их себе.

Придется поговорить со старшим караванщиком по поводу обуви и одежды для слуг.

Она пошла прочь, намереваясь отыскать чулла среди лишних зверей Макоба, и миновала караванщиков, собравшихся у одного из погребальных костров. Люди Ватаха бросили в огонь последний труп – кого-то своего – и отступили, вытирая лбы.

Темноглазая караванщица подошла к бывшему дезертиру – одноглазому коротышке, который заговорил во время речи Шаллан, – и протянула ему лист бумаги. Тот взял лист, поскреб бороду и продемонстрировал остальным. Это была молитва, состоявшая из знакомых глифов, но не тех, что обозначали скорбь, как предполагала Шаллан. Это была благодарственная молитва.

Бывшие дезертиры собрались у костра, разглядывая молитву. Потом повернулись и посмотрели на караванщиков, словно впервые их увидели. Два десятка людей стояли молча в ночной тиши; у кого-то были слезы на щеках, кто-то держал за руку ребенка. Шаллан до этого не замечала детей, но не удивилась им. Торговцы проводили жизнь в пути, и семьи странствовали вместе с ними.

Девушка остановилась перед караванщиками, большей частью скрытыми тьмой. Дезертиры, похоже, не знали, как следует вести себя в окружении созвездия благодарных глаз и блестящих слез. Наконец они зажгли молитву. Шаллан склонила голову, как и они, как и все, кто наблюдал за происходящим.

Когда она ушла, бывшие дезертиры стояли, выпрямив спины, и смотрели, как пепел молитвы поднимается к Всемогущему.

22
Огни среди бури

 
Говорят, что буреформа
Ураганы, ливни приносила.
Страшись ее силы, страшись ее силы.
Пусть приход стихий дарует ночь, угодную богам,
Спрены цвета крови вдруг начнут гулянья.
Страшись окончанья, страшись окончанья.
 

Из «Песни ветров» слушателей, строфа 4

Каладин наблюдал за оконными ставнями, которые то и дело вздрагивали.

Первое затишье. Да, где-то далеко буря продолжала выть, ветер задувал через какую-то расщелину, однако поблизости все оставалось спокойно.

Вдруг все содрогнулось. Ставень яростно задребезжал в оконной раме. Он трясся и трясся, сквозь щели просачивалась вода. Там, в темном хаосе Великой бури, скрывалось нечто. Оно билось и колотилось в окно, желая проникнуть внутрь.

На улице полыхнуло, капли воды заблестели. Еще вспышка.

Потом снаружи все залило светом – ровным, точно сияние сфер, с красноватым оттенком. По какой-то непонятной Каладину причине ему на ум пришел образ чьих-то глаз. Зачарованный, он протянул руку к щеколде, чтобы открыть окно и посмотреть, что там.

– Этот ставень давно пора отремонтировать, – раздраженно заметил король Элокар.

Свет погас. Дребезжание утихло. Каладин моргнул и опустил руку.

– Кто-нибудь, напомните мне, чтобы я попросил Накаля заняться им, – сказал Элокар, не переставая расхаживать мимо своей кушетки. – Ставень не должен протекать. Это королевский дворец, а не деревенская таверна!

– Мы позаботимся о том, чтобы его отремонтировали, – ответил Адолин.

Он сидел в кресле у камина и листал книгу, заполненную рисунками. В соседнем кресле устроился его брат, сложив руки на коленях. Наверное, у него все тело болело после тренировок, но он не подавал вида. Ренарин достал из кармана маленькую коробочку и вертел ее в руках: открывал, поворачивал, тер стенки и закрывал крышку со щелчком. Он повторял это снова и снова.

При этом его глаза, казалось, смотрели в пустоту. Похоже, он часто так делал.

Элокар продолжал ходить из угла в угол. Идрин – глава королевской гвардии – стоял неподалеку, выпрямив спину, устремив перед собой взгляд зеленых глаз. Темнокожий для алети – возможно, в его жилах текла доля азирской крови, – он носил окладистую бороду.

Люди из Четвертого моста дежурили вместе с его людьми, как и предложил Далинар, и пока что Каладин был под впечатлением от этого человека и его подчиненных. Однако, когда звучали горны, призывавшие отправляться в вылазку на плато, Идрин поворачивался на звук и на его лице читалась тоска. Он хотел сражаться. После предательства Садеаса многие солдаты в лагере словно ждали шанса доказать, что армия Далинара по-прежнему сильна.

Снаружи грохот не затихал. Странно не мерзнуть во время Великой бури – в казарме всегда было прохладно. Эта комната хорошо обогревалась, хотя и не огнем. Вместо пламени в камине лежал рубин размером с кулак Каладина. Такого самосвета хватило бы для того, чтобы кормить весь его родной город на протяжении нескольких недель.

Капитан отошел от окна и неторопливо направился к камину под предлогом осмотра самосвета. На самом деле он хотел подглядеть, что за фолио листает Адолин. Многие мужчины отказывались даже смотреть на книги, считая их противоречащими самой идее мужественности. Принца это как будто не заботило. Любопытно.

Приближаясь к камину, Каладин прошел мимо двери в расположенную рядом комнату, куда удалились в преддверии бури Далинар и Навани. Он хотел отправить с ними охранника. Те отказались.

«По крайней мере, в комнату можно попасть лишь через эту дверь, – подумал юноша. – Там даже окон нет». Если и на этот раз появятся слова на стене, он будет уверен в том, что дело не в посторонних.

Каладин наклонился, изучая рубин в очаге. Самосвет был заключен в проволочный каркас и излучал такое сильное тепло, что на его лице выступил пот. Вот же буря! Рубин такой огромный, что, будучи заряженным, должен был ослепить смотрящего. Но капитан прозревал его до самого центра и видел, как внутри движется буресвет.

Люди считали, что свечение самосветов ровное и спокойное, но таким оно лишь казалось по сравнению с мерцающим пламенем свечей. Заглянув в сердце камня, можно увидеть, как там вихрится светящийся хаос, подобный разыгравшейся буре. Внутри было неспокойно. Он мог в этом поклясться шквалом и бризом.

– Полагаю, ты раньше не видел обогревающих фабриалей? – спросил Ренарин.

Каладин посмотрел на принца-очкарика. Юноша был в мундире алетийского великого лорда, как и Адолин. Вообще-то, они, похоже, никакой иной одежды и не носили – не считая, разумеется, осколочных доспехов.

– Нет, не видел, – признался Каладин.

– Новая технология, – объяснил Ренарин, продолжая играть с металлической коробочкой. – Этот тетушка сделала сама. Стоит моргнуть, как выясняется, что мир каким-то образом изменился.

Каладин хмыкнул. «Мне знакомо это чувство». Часть его жаждала вобрать в себя буресвет из этого камня. Глупый поступок. Света будет столько, что он запылает, как праздничный костер. Он опустил руки и неспешно прошел мимо кресла Адолина.

Рисунки в его книге изображали мужчин в превосходных нарядах. Картинки были весьма хороши, и лица прорисованы так же тщательно, как и одежда.

– Мода? – изумился Каладин. Он не собирался говорить вслух, но это вышло само собой. – Вы подыскиваете себе новую одежду, пока идет Великая буря?

Адолин захлопнул книгу.

– Но вы же носите только мундиры, – растерянно договорил Каладин.

– Ну вот зачем ты здесь, мостовичок? – резко спросил Адолин. – Во время Великой бури точно никто не попытается нас убить – это была бы глупость из глупостей.

– Из-за того, что вы так считаете, – сказал Каладин, – я и должен быть здесь. Разве можно придумать более подходящее время для попытки убийства? Ветер заглушит крики, а помощь придет с опозданием, потому что все попрятались, чтобы переждать бурю. Сдается мне, в такие моменты его величество больше всего нуждается в охранниках.

Король перестал ходить из угла в угол и прислушался.

– Звучит разумно. Почему никто никогда не задумывался об этом?

Он посмотрел на Идрина, который сохранял невозмутимый вид.

Адолин вздохнул.

– Ты бы мог хоть меня с Ренарином в это не впутывать, – негромко проворчал он Каладину.

– Светлорд, вас легче защищать, когда вы все вместе, – напомнил капитан, удаляясь. – Кроме того, вы можете защищать друг друга.

Далинар в любом случае собирался провести всю Великую бурю с Навани. Каладин снова вернулся к окну, прислушиваясь к бушевавшей снаружи стихии. Неужели во время той Великой бури он и правда видел то, что запомнил? Лицо – огромное, как небо? Самого Буреотца?

«Так ведь я действительно божество, – сказала Сил. – Совсем малюсенькое».

В конце концов стихия успокоилась, и Каладин открыл окно. В черном небе сияла Номон, озаряя несколько призрачных облаков. Буря разыгралась через пару часов после наступления ночи, но мало кому удавалось спать, пока она шла. Каладин ненавидел, когда Великие бури случались так поздно; на следующий день он частенько чувствовал себя измотанным.

Открылась дверь в соседнюю комнату, и вышел Далинар, а за ним – Навани. Статная женщина несла большую тетрадь. Каладин, разумеется, слышал о припадках великого князя, которые случались во время бурь. Мнения его людей по этому поводу разделились. Одни считали, что Далинар боится Великих бурь и от ужаса у него начинаются конвульсии. Другие шептались, мол, с возрастом Черный Шип постепенно утрачивал разум.

Каладину было чрезвычайно интересно, в чем же дело. Его собственная судьба и судьбы его людей зависели от здоровья этого человека.

– Числа, сэр? – спросил Каладин, заглядывая в комнату, чтобы осмотреть стены.

– Нет, – ответил Далинар.

– Иногда они появляются в скором времени после бури, – заметил Каладин. – В холле снаружи стоят мои люди. Я бы предпочел, чтобы все задержались здесь еще на некоторое время.

Далинар кивнул:

– Как пожелаешь, солдат.

Каладин проверил выход. За дверью стояли на страже несколько человек из Четвертого моста и из королевской гвардии. Юноша кивнул Лейтену, потом жестом указал им следить за балконом. Каладин точно знал, что поймает призрака, который царапал эти числа. Если, конечно, тот вообще существовал.

Ренарин и Адолин подошли к отцу.

– Что-нибудь новое? – негромко спросил Ренарин.

– Нет, – ответил Далинар. – Это видение уже приходило ко мне. Но они накатывают не в том порядке, как в прошлый раз, и кое-что новое есть, так что, возможно, нам еще предстоят открытия… – Глянув на Каладина, он осекся и сменил тему. – Что ж, раз уж мы тут собрались, похоже, я могу узнать новости. Адолин, когда можно ждать новых дуэлей?

– Я пытаюсь. – Юноша скривился. – Думал, поражение Салинора вызовет у остальных желание попытать счастья, но вместо этого они воздерживаются от поединков.

– Это проблема, – заметила Навани. – Разве ты не твердил, что все хотят с тобой сразиться на дуэли?

– Так и было! – воскликнул Адолин. – По крайней мере, пока я не мог участвовать в дуэлях. Теперь, стоит мне предложить поединок, они переминаются с ноги на ногу и отводят глаза.

– Ты пытался вызвать кого-нибудь из лагеря Садеаса? – нетерпеливо спросил король.

– Нет, но, кроме него, там только один осколочник – Амарам.

Каладина пробрал озноб.

– Нет, с ним ты сражаться не станешь, – сказал Далинар с коротким смешком. Великий князь сел на кушетку, и светлость Навани устроилась рядом, с нежностью положив руку на его колено. – Мы должны попытаться перетянуть его на нашу сторону. Я говорил с великим лордом Амарамом…

– Думаешь, тебе это удастся? – уточнил король.

– А такое вообще возможно? – изумился Каладин.

Светлоглазые повернулись к нему. Навани моргнула, словно впервые заметив его.

– Да, возможно, – признался Далинар. – Бо́льшая часть территории, за которой надзирает Амарам, останется у Садеаса, но свои личные земли он может присоединить к моему княжеству вместе со своими осколками. Обычно для такого требуется обмен землей с княжеством, граничащим с тем, к которому желает примкнуть великий лорд.

– Такого не случалось уже больше десяти лет! – Адолин покачал головой.

– Я работаю над этим, – пробурчал Далинар. – Но Амарам… он желает вместо этого объединить меня и Садеаса. Он думает, мы можем помириться.

Адолин фыркнул:

– После того как Садеас нас предал, все шансы на такое бурей унесло.

– Возможно, это случилось даже раньше, – сказал Далинар. – Просто я не понимал. Адолин, есть ли кто-то еще, кому ты мог бы бросить вызов?

– Я попытаюсь с Таланором, – прикинул юноша, – а потом – с Калишором.

– Ни тот ни другой не являются полными осколочниками, – заметила Навани, нахмурившись. – У первого – только клинок, у второго – только доспех.

– Все полные осколочники отказались. – Адолин пожал плечами. – Эти двое нетерпеливы, желают славы. Один из них может согласиться там, где не согласились остальные.

Каладин скрестил руки на груди и прислонился к стене.

– Если вы одержите победу, это окончательно отпугнет прочих от дуэлей, верно?

– Никаких «если»! – Адолин нахмурился, увидев расслабленную позу Каладина. – Отец добьется от них согласия на поединок.

– Но когда-нибудь это закончится, так? – допытывался капитан. – В конце концов другие великие князья поймут, что происходит. Они не позволят втягивать себя в новые стычки. Возможно, это уже случилось. Потому они и отказываются.

– Кто-то согласится. – Адолин встал. – А когда я начну побеждать, другие увидят во мне настоящий вызов. Они захотят проверить себя.

Каладину такой расчет показался неоправданным.

– Капитан Каладин прав, – сказал Далинар.

Адолин повернулся к отцу.

– Нет необходимости сражаться с каждым осколочником в лагере, – мягко проговорил князь. – Мы должны сузить свою атаку и выбирать для тебя дуэли, которые приведут к нашей главной цели.

– Какой именно? – спросил Адолин.

– Подорвать позиции Садеаса. – В голосе Далинара слышался намек на сожаление. – Убить его на дуэли, если придется. Все в лагере знают, какие стороны участвуют в этой борьбе за власть. Ничего не получится, если мы будем применять ко всем одинаковые наказания. Мы должны продемонстрировать преимущества доверия тем, кто остался между враждующими и не решил, к кому присоединиться. Сотрудничество во время вылазок на плато. Помощь осколочников из другого лагеря. Мы покажем им, что означает быть частью настоящего королевства.

Все притихли. Король отвернулся, качая головой. Он не верил – по крайней мере, не до конца – в то, чего желал добиться Далинар.

Каладин ощутил раздражение. С чего бы это? Далинар с ним согласился. Покопавшись в себе, он понял, что, скорее всего, по-прежнему теряет самообладание, стоит кому-то упомянуть Амарама.

Имени этого человека достаточно, чтобы вывести Каладина из себя. Что-то должно случиться, что-то должно измениться теперь, когда в военных лагерях появился такой убийца. Юноша был в этом убежден. А все при этом вели себя как обычно. Он был разочарован и с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на кого-нибудь.

Надо что-то с этим сделать.

– Полагаю, мы достаточно долго ждали? – поинтересовался у отца Адолин. – Я могу идти?

Далинар со вздохом кивнул. Его старший сын распахнул дверь и вышел; Ренарин последовал за братом не столь решительным шагом, волоча за собой осколочный клинок в защитных ножнах, с которым еще не до конца был связан узами. Когда они миновали группу охранников, помещенных Каладином снаружи, Шрам и трое других отделились от нее и последовали за принцами.

Каладин подошел к двери и быстро подсчитал оставшихся. Всего четверо.

– Моаш, – сказал он, заметив, как тот зевает. – Сколько ты уже на дежурстве сегодня?

Мостовик пожал плечами:

– Одна смена с охраной светледи Навани. Одна смена с королевской гвардией.

«Я заставляю их слишком много работать, – подумал Каладин. – Буреотец, мне не хватает людей. Даже с учетом тех выживших Кобальтовых гвардейцев, которых Далинар собирается мне передать».

– Ступай в казарму и выспись, – приказал он. – Ты тоже, Бисиг. Я видел тебя на дежурстве этим утром.

– А ты? – спросил Моаш.

– Я в порядке.

Буресвет помогал ему сохранять бодрость. Впрочем, использовать буресвет таким образом было опасно – он вынуждал действовать, делал более импульсивным. Каладину не очень-то нравилось то, что с ним делал буресвет не в битве.

Моаш вскинул бровь:

– Кэл, ты должен быть, по меньшей мере, таким же уставшим, как я.

– Я скоро тоже пойду отдыхать, – пообещал Каладин. – Но тебе это необходимо. Не отдохнешь – сделаешься небрежным.

Моаш пожал плечами.

– Мне нужно выдерживать две смены. По крайней мере, если ты хочешь, чтобы я не только дежурил как все, но и набирался опыта у королевской гвардии.

Каладин поджал губы. Это и впрямь важно. Моаш должен научиться мыслить как телохранитель, и не было лучшего способа сделать это, чем служить в уже сработавшемся отряде.

– Моя смена с королевской гвардией почти закончилась, – заметил Моаш. – Потом я пойду отдыхать.

– Отлично. Держи Лейтена при себе. Натам, ты и Март будете охранять светлость Навани. Я вернусь с Далинаром в лагерь и выставлю охрану у его дверей.

– Потом отправишься спать? – уточнил Моаш.

Остальные посмотрели на Каладина. Они тоже были обеспокоены.

– Да, конечно. – Юноша опять повернулся к комнате, где Далинар помогал Навани подняться. Он захочет проводить ее до дверей, как случалось почти каждый вечер.

Каладин поколебался мгновение, потом подошел к великому князю:

– Сэр, я должен с вами кое о чем поговорить.

– Это может подождать, пока я освобожусь? – спросил Далинар.

– Да, сэр, – сказал Каладин. – Я подожду у главного входа во дворец, а потом буду охранять вас по пути обратно в лагерь.

Далинар увел Навани; за ними направились двое охранников-мостовиков. Каладин в одиночестве брел по коридору, на ходу размышляя. Слуги уже побывали здесь и открыли окна – через одно из них туманным вихрем внеслась Сил. Хихикая, несколько раз облетела вокруг него и покинула коридор через другое окно. Во время Великой бури она всегда становилась больше похожей на спрена.

Воздух был влажным и свежим. Весь мир казался чистым после Великой бури, словно сама природа как следует его выдраила.

Он достиг главного входа во дворец, где стояли на страже два королевских гвардейца. Каладин кивнул им и получил в ответ безупречное военное приветствие; потом взял в сторожке сферный фонарь и наполнил его собственными сферами.

С дворцового порога Каладин видел все десять военных лагерей. Как обычно, после бури повсюду блистали свежезаряженные сферы, чьи самосветы полыхали от заточенных внутри осколков минувшей стихии.

Каладин думал о том, что собирался сказать Далинару. Он несколько раз мысленно повторил нужные слова, но все-таки оказался не готов, когда великий князь наконец-то вышел из дворцовых дверей. Позади них отсалютовал Натам, передавая Далинара на попечение Каладина, а потом убежал назад, чтобы присоединиться к Марту у покоев светлости Навани.