Текст книги "Слова сияния"

Великий князь начал спускаться по тропе, что зигзагами шла вниз по склону, направляясь к конюшням у его подножия. Каладин догнал его. Далинар, судя по виду, был погружен в глубокие раздумья.

«Он так ничего и не объяснил по поводу своих приступов во время Великих бурь, – подумал Каладин. – Разве ему не следует что-то сказать?»

Они раньше обсуждали видения. Что же видел Далинар – или думал, что видел?

– Итак, солдат, – заговорил великий князь Холин, пока они шли. – О чем ты хотел со мной побеседовать?

Каладин сделал глубокий вдох:

– Год назад я был солдатом в армии Амарама.

– Так вот где ты выучился. Я должен был догадаться. Амарам – единственный генерал в княжестве Садеаса, по-настоящему наделенный способностями к руководству.

– Сэр, – выдавил Каладин, останавливаясь на ступеньках, – он предал меня и моих людей.

Далинар замер и посмотрел на него:

– Полагаю, Амарам принял неудачное решение в бою? Никто не безупречен, солдат. Если он послал твой отряд туда, где было плохо, я не думаю, что это было намеренно.

«Нужен решительный рывок, – приказал себе Каладин, заметив Сил, которая сидела на гребне сланцекорника, неподалеку справа. Она кивнула ему. – Он должен знать».

Просто…

Юноша никогда никому не рассказывал эту историю целиком. Даже Камню, Тефту и остальным.

– Все было не так, сэр. – Каладин в свете сфер посмотрел Далинару прямо в глаза. – Я знаю, откуда у Амарама осколочный клинок. Я там был. Я убил осколочника, которому он принадлежал.

– Это не может быть правдой, – медленно произнес Далинар. – Случись так, ты бы получил и доспех, и клинок.

– Амарам забрал их себе, а потом перебил всех, кто знал правду. Всех, кроме одного солдата, – его убивать не стал, а заклеймил как раба и продал. Совесть не позволила.

Великий князь молчал. Склон холма позади него был совершенно черным, освещенным лишь звездами. В кармане Далинара сияло несколько сфер, просвечивая сквозь ткань мундира.

– Амарам – один из лучших людей, которых я знаю, – наконец проговорил он. – Он безупречно честен. Я ни разу не видел, чтобы он хотя бы воспользовался случайным преимуществом над противником во время дуэли, даже в тех случаях, когда подобное было бы допустимо.

Каладин не ответил. Когда-то он тоже в это верил.

– У тебя есть доказательства? – спросил Далинар. – Ты понимаешь, что я не могу в таком вопросе положиться на слово одного человека.

– Точнее, слово одного темноглазого, – бросил Каладин, стиснув зубы.

– Проблема не в цвете твоих глаз, – возразил Далинар, – но в серьезности твоего обвинения. Слова, произнесенные тобой, опасны. У тебя есть хоть одно доказательство, солдат?

– Есть и другие свидетели того, как он забрал осколки. Люди из его личной гвардии, которые убивали по его приказу. И еще бурестраж. Средних лет, с острым лицом. У него была борода, как у ревнителя. – Каладин помедлил. – Они все были соучастниками, но, возможно…

Далинар тихонько вздохнул в ночи:

– Ты говорил кому-то еще о том, в чем обвиняешь его?

– Нет.

– Продолжай держать язык за зубами. Я выясню все у Амарама. Спасибо, что посвятил меня в эту историю.

– Сэр! – Каладин шагнул к Далинару. – Если вы действительно верите в справедливость, то…

– Парень, хватит на сегодня, – перебил Далинар спокойно и резко. – Ты высказался, а теперь молчи, если не можешь предложить мне что-то другое в качестве доказательства.

Каладин подавил мгновенную вспышку гнева. Это было нелегко.

– Я оценил твой вклад в наш разговор о дуэлях моего сына, – сменил тему Далинар. – Это, по-моему, уже второй раз, когда ты добавил что-то важное к нашим совещаниям.

– Спасибо, сэр.

– Но, солдат, ты идешь по лезвию бритвы. С одной стороны, ты полезен; с другой – твое отношение ко мне и моим близким граничит с неповиновением. Ты состоишь из одних колючек. Я не обращаю на это внимания, потому что знаю, что с тобой сделали, и вижу в тебе солдата. Человека, которого я нанял для этой работы.

Каладин стиснул зубы и кивнул:

– Да, сэр.

– Хорошо. А теперь беги вперед.

– Сэр, но я должен сопровождать…

– Думаю, я вернусь во дворец, – сказал Далинар. – Непохоже, что сегодня мне удастся заснуть, так что лучше буду досаждать вдовствующей королеве своими мыслями. Ее стражи последят и за мной. Я возьму одного с собой, когда отправлюсь в наш лагерь.

Каладин тяжело вздохнул и отдал честь. «Ну и ладно», – подумал он, продолжив путь по темной сырой тропе. А когда подошел к подножию холма, Далинар все еще стоял на прежнем месте и казался лишь тенью. Великий князь, похоже, погрузился в раздумья.

Каладин повернулся и пошел к лагерю Далинара. Подлетела Сил и опустилась на его плечо.

– Видишь, – заговорила она. – Он услышал.

– Сил, ерунда это все.

– Что? Но ведь он же сказал…

– Я вывалил ему то, что он не хотел услышать, – перебил Каладин. – Даже если он захочет в этом разобраться, найдет множество причин пренебречь тем, что узнал от меня. В конце концов все сведется к моему слову против слова Амарама. Буреотец! Не надо было мне вообще затевать этот разговор.

– Так ты выкинешь это из головы?

– Клянусь бурей – нет! Я сам добьюсь справедливости.

– Ох!.. – Сил присела на его плечо.

Они шли долго и наконец приблизились к военному лагерю.

– Каладин, ты не неболом, – наконец произнесла Сил. – Ты не должен быть таким.

– Кто-кто? – переспросил он, перешагивая через копошившихся во тьме кремлецов. Те во множестве выбирались наружу после бури, когда растения раскрывались, чтобы как следует напиться воды. – Так назывался один из орденов?

Он кое-что о них все же знал. Все знали – благодаря легендам.

– Да, – мягко проговорила Сил. – Я переживаю за тебя. Думала, все изменится к лучшему, когда ты освободишься от мостов.

– Все действительно изменилось к лучшему. Никого из моих людей не убили с того дня, как мы освободились.

– Но ты… – Она как будто не могла подобрать нужных слов. – Я думала, ты станешь таким же, как был когда-то. Я помню человека на поле боя… Человека, который сражался…

– Сил, тот человек умер. – Каладин махнул дозорным. Его снова окружили свет и суета; посыльные бегали по делам, паршуны чинили здания, поврежденные бурей. – Пока я был мостовиком, мне приходилось заботиться лишь о своем отряде. Теперь все по-другому. Мне придется стать кем-то другим. Я просто еще не понял кем.

Когда он достиг казармы Четвертого моста, Камень разливал вечернюю похлебку. Гораздо позже обычного, но у многих нынче было странное расписание дежурств. Хотя они могли есть не только похлебку, но все же настаивали, чтобы на ужин готовили именно ее. Капитан с благодарностью принял миску, кивнул Бисигу, который болтал с товарищами о том, как же им не хватает вылазок с мостом. Каладин привил им уважение к мосту – такое же, какое солдат испытывал к своему копью.

Похлебка. Мосты. Они с такой нежностью говорили о вещах, что некогда были символами их рабства. Каладин начал есть, но остановился, заметив бритого и мускулистого новичка, который прислонился к камню возле костра.

– Я тебя знаю? – спросил он.

У незнакомца была смуглая кожа, как у алети, но черты лица совершенно иные. Гердазиец?

– О, это всего лишь Пуньо, – отозвался сидевший неподалеку Лопен. – Он мой кузен.

– У тебя был кузен на мостах? – удивился Каладин.

– Не-а. Он просто услышал, как моя мать сказала, что нам нужны еще стражники, и пришел помочь. Я достал ему форму и все прочее.

Новичок Пуньо улыбнулся и поднял ложку.

– Четвертый мост, – сказал он с отчетливым гердазийским акцентом.

– Ты солдат? – уточнил Каладин.

– Да, – отозвался Пуньо. – Армия светлорда Ройона. Не проблема. Я теперь присягнул Холину вместо него, да. Ради моего кузена. – Он приветливо улыбнулся.

– Нельзя просто так взять и бросить свое войско, – возразил Каладин, потирая лоб. – Это называется «дезертирство».

– Не для нас, – заявил Лопен. – Мы гердазийцы – нас все равно друг от друга никто не отличит…

– Да, – согласился Пуньо. – Я ухожу раз в год, чтобы вернуться домой. Когда возвращаюсь, меня уже не помнят. – Он пожал плечами. – Теперь я пришел сюда.

Каладин вздохнул, но гердазиец выглядел так, словно умел обращаться с копьем, а ему и впрямь требовались люди.

– Ладно. Только притворись, что ты был мостовиком с самого начала, хорошо?

– Четвертый мост! – с воодушевлением отозвался Пуньо.

Каладин прошел мимо него и отыскал свое привычное место у костра, чтобы расслабиться и подумать. Но у него ничего не получилось, потому что кто-то присел рядом. Человек с мраморной кожей и в форме Четвертого моста.

– Шен? – спросил Каладин.

– Сэр.

Паршун пристально вглядывался в него.

– Ты что-то хотел?

– Я действительно из Четвертого моста?

– Ну конечно.

– Где мое копье?

Каладин посмотрел Шену в глаза:

– А как ты думаешь?

– Думаю, я не из Четвертого моста, – сказал паршун, обдумывая каждое слово. – Я раб Четвертого моста.

Его заявление было для Каладина все равно что удар под дых. За все время он не слышал от Шена и десяти слов – и теперь это?!

Слова причиняли боль, как ни крути. Вот перед ним был человек, который, в отличие от остальных, не имел права уйти и отправиться на все четыре стороны. Далинар освободил всех мостовиков, но не паршуна – тому предстояло остаться рабом, куда бы он ни пошел и что бы ни сделал.

Что мог ответить ему Каладин? Вот буря!..

– Я ценю твою помощь во время мародерского дежурства в ущельях. Знаю, тебе временами было трудно смотреть на то, что мы там делали.

Шен сидел на корточках, слушал и ждал. Он уставился на капитана непроницаемыми, совершенно черными глазами.

– Я попросту не в силах вооружить паршуна, – объяснил Каладин. – Светлоглазые и нас-то приняли с трудом. Только подумай, какая буря случится, если я дам копье тебе.

Шен кивнул; на его лице не отразилось и тени эмоций. Он встал:

– Значит, я раб.

И ушел.

Каладин стукнулся затылком о камень и уставился в небо. Буря бы побрала этого паршуна! По сравнению с сородичами он жил хорошо. Свободы у него было побольше, это точно.

«А ты был этим доволен? – спросил его внутренний голос. – Ты был счастлив оказаться рабом, с которым хорошо обращались? Или ты пытался бежать, силой пробиться на свободу?»

Ну что за бардак!..

Продолжая об этом думать, он принялся за похлебку и успел съесть две ложки, прежде чем Натам – один из тех, кто остался стеречь обитателей дворца, – вбежал в лагерь, весь потный, взъерошенный и раскрасневшийся от бега.

– Король! – пропыхтел он. – Убийца!

23
Убийца

 
Ночеформа грядущее предскажет,
По теням прочтет, твой разум взбудоражит.
Когда боги ушли, ночеформа шептала.
День настанет – новая буря придет.
День настанет – прежний мир пропадет.
День настанет – тропа всех прочь уведет,
слышит все ночеформа.
 

Из «Песни тайн» слушателей, строфа 17

С королем все было в порядке.

Каладин стоял, упираясь рукой в дверной косяк и еле дыша после пробежки обратно к дворцу. Внутри Элокар, Далинар, Навани и оба сына великого князя галдели одновременно. Никто не умер. Никто не умер.

«Буреотец! – подумал он, вваливаясь в комнату. – На мгновение я почувствовал то же самое, что и на плато, когда мои люди бежали навстречу паршенди».

Он едва знал этих людей, но они были под его защитой. Юноша и не думал, что стремление всех защищать может распространиться на светлоглазых.

– Что ж, по крайней мере, он примчался сюда со всех ног, – бросил король, отмахиваясь от женщины, которая пыталась забинтовать порез у него на лбу. – Видишь, Идрин? Так выглядит по-настоящему хороший телохранитель. Готов поспорить, он бы такого не допустил.

Капитан королевской гвардии с красным лицом застыл возле двери, затем отвернулся и выбрался в коридор. Каладин в замешательстве схватился за голову. Такие заявления от короля уж точно не могли помочь его людям поладить с солдатами Далинара.

В комнате толпилось полным-полно стражников, слуг и членов Четвертого моста с растерянным или смущенным видом. Натам был среди них – он дежурил вместе с королевскими гвардейцами, – как и Моаш.

– Моаш! – позвал капитан. – Тебе полагалось быть в лагере и спать.

– Как и тебе.

Каладин хмыкнул и, поспешно приблизившись, негромко спросил:

– Ты был здесь, когда это случилось?

– Только ушел, – сказал Моаш. – Мое дежурство с королевской гвардией завершилось. Я услышал вопли и прибежал обратно так быстро, как смог. – Он кивком указал на открытую балконную дверь. – Погляди-ка, что там.

Они вышли на балкон, который представлял собой каменный выступ вокруг верхних покоев дворца – террасу, высеченную в самой скале. С высоты балкона открывался прекрасный вид на военные лагеря и равнины за ними. Каладин увидел нескольких королевских гвардейцев, которые при свете сферных фонарей изучали ограждение балкона. Часть железных перил вывернулась и повисла над пропастью.

– Насколько мы можем судить, – пояснил Моаш, указывая рукой, – король пришел сюда, чтобы поразмыслить, как он обычно делает.

Каладин кивнул, следуя за Моашем. Каменный пол был все еще влажным от дождя во время Великой бури. Они достигли места, где перила были сломаны, и несколько гвардейцев расступились, пропуская их. Каладин заглянул за край. Перед ним была пропасть в добрую сотню футов, ее дно усеивали скалы. Сил спустилась туда, описывая ленивые светящиеся круги.

– Преисподняя, Каладин! – вскричал Моаш, хватая его за руку. – Ты нарочно меня пугаешь?

«Интересно, пережил бы я такое падение?»

Он однажды упал с куда меньшей высоты, наполненный буресветом, и приземлился без проблем. Юноша отступил ради спокойствия Моаша; на самом деле высота манила его еще до обретения особых способностей. Быть так высоко означало обрести свободу. Только он один и ветер.

Каладин присел, разглядывая те места, где опоры железных перил были вставлены в отверстия в камне и закреплены строительным раствором.

– Крепления перил не выдержали? – спросил он, поковырявшись пальцем в отверстии. На пальце осталась цементная пыль.

– Ага, – подтвердил Моаш, и несколько королевских гвардейцев закивали.

– Может, просто ошибка зодчих, – предположил Каладин.

– Капитан, – заговорил один из стражников, – я тут был, когда все случилось, охранял его на балконе. Они просто выпали. Почти без звука. Я стоял здесь, смотрел на равнины, как вдруг его величество повис над пропастью, матерясь, как караванщик. – Стражник покраснел. – Сэр.

Каладин встал, изучая металлическую конструкцию. Итак, король облокотился на эту часть перил, и она поддалась, поскольку крепления в нижней части ослабли. Повезло, что одна опора держалась крепко, и перила не отвалились совсем. Король схватился за них и провисел достаточно долго, чтобы его спасли.

Этого не должно было случиться. Перила выглядели так, словно их сначала соорудили из дерева и веревок, а потом преобразовали в железо. Каладин потряс другую часть и обнаружил, что она держится необычайно крепко. Даже если несколько опор вышли из пазов, перила не могли развалиться – ведь для этого должны были разрушиться их металлические части.

Он сдвинулся вправо, изучая сами разломы. Два металлических прута были разрезаны в местах соединений, гладко и чисто.

Ведущий в покои короля дверной проем потемнел – на балкон вышел Далинар Холин.

– Выйдите, – приказал он Моашу и гвардейцам. – Закройте дверь. Я желаю поговорить с капитаном Каладином.

Они подчинились, хотя Моаш ушел неохотно. Далинар приблизился к Каладину, когда закрылись окна и двери, обеспечив им уединение. Несмотря на возраст, великий князь выглядел внушительно: он был широкоплеч и сложен как кирпичная стена.

– Сэр, – начал Каладин, – я должен был…

– Это не твоя вина. Король не был под твоей опекой. Даже окажись так, я не стал бы тебя упрекать – и Идрина тоже не упрекну. Я не рассчитывал, что телохранители будут проверять, крепко ли построен дворец.

– Да, сэр.

Далинар присел, изучая крепления.

– Ты предпочитаешь брать на себя ответственность за все, верно? Похвальное качество для офицера. – Великий князь встал и посмотрел на то место, где перила были рассечены. – Твоя оценка случившегося?

– Безусловно, кто-то расковырял раствор, – доложил Каладин, – и испортил перила.

Далинар кивнул:

– Согласен. Это было преднамеренное покушение на жизнь короля.

– Вместе с тем… сэр…

– Да?

– Кто бы это ни устроил, он полный идиот.

В свете фонаря Далинар посмотрел на него, вскинув бровь.

– Каким образом можно было предугадать, где король облокотится о перила? – продолжил Каладин. – И облокотится ли вообще? В ловушку с легкостью мог попасться кто-то другой, и тогда несостоявшиеся убийцы выдали бы себя, ничего не добившись. В общем-то, именно это и произошло. Король выжил, а мы знаем о них.

– Мы ждали убийц. И не только из-за случая с королевским доспехом. Половина наделенных властью людей в лагерях, скорее всего, обдумывает ту или иную попытку убийства, так что покушение на жизнь Элокара не говорит нам так много, как тебе хотелось бы думать. Что касается того, почему именно в этом месте: король всегда сюда приходит и стоит, облокотившись о перила и глядя на Расколотые равнины. Любой, кто это подметил, знал, где устроить ловушку.

– Но, сэр, – возразил Каладин, – все слишком сложно. Если у заговорщиков есть доступ в личные покои короля, отчего бы не спрятать внутри убийцу? Или прибегнуть к яду?

– Яд, скорее всего, не сработал бы, как и это, – сказал Далинар, махнув рукой в сторону перил. – Еду и питье короля пробуют. Что до притаившегося убийцы, так ведь он мог напороться на стражников. – Князь встал. – Но я согласен – бунтовщики достигли бы бо́льших результатов. То, что они не прибегли к традиционным методам, о чем-то нам говорит. Если предположить, что это те же люди, которые поместили в королевский доспех испорченные самосветы, то мы видим, что они предпочитают избегать прямых столкновений. Убийцы не дураки, а…

– Трусы, – понял Каладин. – Заговорщики хотят, чтобы убийство выглядело как несчастный случай. Им не хватает смелости. Они прождали так долго, чтобы все подозрения утихли.

– Да. – Далинар поднялся с обеспокоенным видом.

– На этот раз, однако, они сделали большую ошибку.

– Какую?

Каладин подошел к рассеченной части перил, которую осматривал ранее, и, присев, потер гладкий срез.

– Что режет железо так чисто?

Далинар наклонился, изучая срез, потом достал сферу, чтобы посветить себе, и хмыкнул:

– Полагаю, это должно быть похоже на разошедшийся стык.

– И оно похоже?

– Нет. Это сделали осколочным клинком.

– Думаю, круг подозреваемых сужается.

Далинар кивнул:

– Никому не говори. Скроем, что заметили следы осколочного клинка, и, возможно, опередим их. Глупо притворяться, будто мы считаем это несчастным случаем, но мы не обязаны раскрывать все детали.

– Да, сэр.

– Король настаивает, чтобы я назначил тебя ответственным за его охрану, – сказал Далинар. – Видимо, придется ускорить воплощение наших планов в жизнь.

– Я не готов, – возразил Каладин. – Мои люди и так едва успевают выполнять все обязанности, которые на них возложены.

– Знаю, – мягко произнес Далинар. Он казался неуверенным. – Ты ведь понимаешь, что это сделал кто-то из своих.

Каладин похолодел.

– Кто имеет доступ в личные покои короля? Кто-то из слуг. Или из охранников. У гвардейцев, скорее всего, был доступ и к его доспеху. – Далинар смотрел на Каладина, его лицо освещала сфера в руке. Сильное лицо, с носом, который был когда-то сломан. Суровое. Настоящее. – Я уже не знаю, кому теперь можно верить. Каладин Благословенный Бурей, тебе можно верить?

– Да. Я клянусь, да.

Далинар кивнул:

– Я освобожу Идрина от этой должности и дам ему подразделение в своем войске. Это утихомирит короля, но я позабочусь о том, чтобы Идрин понял – его не наказывают. Подозреваю, новый пост ему в любом случае понравится больше.

– Да, сэр.

– Я попрошу у него лучших людей, – продолжил Далинар, – и отдам под твое командование. Используй их так редко, как только сможешь. Необходимо, чтобы в итоге короля охраняли только люди из мостовых расчетов – те, которым ты доверяешь, не связанные с политической игрой в военных лагерях. Выбирай осторожно. Я не хочу заменить вероятных предателей на бывших воров, которых можно с легкостью купить.

– Да, сэр. – Каладин почувствовал, как на его плечи ложится тяжелое бремя.

Далинар выпрямился:

– Я не знаю, что еще можно сделать. Человек должен доверять своим собственным охранникам.

Он направился обратно к двери в комнату. Тон его голоса казался глубоко обеспокоенным.

– Сэр? – позвал Каладин. – Вы же не такого покушения ждали?

– Верно. – Далинар сжал дверную ручку. – Я согласен с твоей оценкой. Это плод усилий человека, который не вполне осознает, что делает. Учитывая изощренность замысла, я даже удивлен, что у них почти получилось. – Он устремил на Каладина пристальный взгляд. – Если Садеас решит нанести удар – или, и того хуже, появится убийца, отнявший жизнь моего брата, – мы так легко не отделаемся. Буря еще не началась.

Он распахнул дверь, и послышались жалобы короля, до того момента приглушенные. Элокар гневался: никто не воспринимал всерьез угрозы его жизни, никто к нему не прислушивался, а ведь нужно разобраться с теми штуками, которые он видел в зеркале за своей спиной, что бы это ни значило! Его тирада напоминала нытье избалованного ребенка.

Каладин посмотрел на искривленные перила и вообразил, как король на них болтается. У Элокара имелись веские причины быть не в духе. Но разве королю пристало вести себя таким образом? Разве его Призвание не требовало, чтобы он держал себя в руках в трудную минуту? Каладин понял, что не может представить себе ситуацию, в которой подобный шум поднял бы Далинар.

«Твоя работа не в том, чтобы судить, – напомнил он себе, а потом махнул Сил и ушел с балкона. – Твоя работа в том, чтобы защищать этих людей».

Так или иначе.